Текст книги "Слава для Бога (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Орон сидел у изголовья импровизированной из еловых веток кровати, с бледным и недвижимым, укутанным в шкуры и покрывала, Богумиром.

Кряхтели на ветру сонные деревья, постонывая, словно жалуясь на непогоду. Внезапно заморосил мелкий дождь.

– Вот же напасть. Погода хуже не придумаешь. Рановато вроде еще дождику, еще бы седмицы две и потерпеть мог. – Передернулся ознобом ворон. – Чего ему неймется торопыге. – Он сунул голову под крыло, пытаясь согреться и уснуть.

– Как тут у вас дела? – Раздался в темноте тихий шепот.

– Тара? – Вскинулся от неожиданности Орон.

– Не кричи, люд разбудишь. – Улыбнулась ему богиня леса. – Вы в моих владениях, вот и зашла посмотреть, что там с моим племянником?

– Плохо все. – Нахохлился ворон. – Умереть ему, да в небытие раствориться, Навьи не дают, но и подняться не дано, из-за любови своей. Смертным стал парень, умереть был должен давно, только по воле богов еще и дышит. Тупик. Ни туда, ни сюда.

– Скверно. – Задумалась богиня. – Слышала я, что есть возможность поднять человека, ежели еще одеревенеть тело не успело. Но не нравится мне тот ритуал.

– Говори. – Встрепенулся Орон.

– На крови он человеческой замешан. Одной искрой умирающей души, другую поднять.

– Человека в жертву принести? – Округлил глаза ворон. – Это какому же такому богу такое по нраву?

– Не богу. – Отвернулась Тара и вздохнула. – Самому безвременью вселенной.

– Хорошая мысль. – Из темноты вышла закутанная в черный плащ девушка. – Я даже знаю кого.

– Тебя только тут не хватало, Инглия. – Нахохлился ворон. – Не рады здесь тебе, уходи.

– Мне твоя радость без надобности. – Усмехнулась богиня солнечного луча. – Я на своего жениха посмотреть пришла.

– Он не твой. – Огрызнулся ворон.

– Это не тебе решать. – Инглия подошла ближе и склонилась над Богумиром. – Вот же до чего довели тебя эти заигрывания со смертными. Любви захотелось? Вот и лежишь тут теперь, бледный да жалкий. Ну да ничего, я придумаю, как тебя поднять, а заодно и соперницу изничтожить. Потерпи еще немного, я постараюсь побыстрее обернуться.

– Не дури. – Коснулась ее руки Тара. – Никогда он не будет твоим. Любит он. Смертную любит, да так, что жизнь отдал.

– Вот я и посмотрю, готова ли она, ради него, так же свою отдать. – Зловеще засмеялась Инглия засверкав в глазах огнем, и исчезла.

– Славуню спасать надо! – Вскинулась богиня леса.

– Там Лель, он не допустит плохого. Он хоть и ветренный парень, в мечтах своих заблудившийся, но в обиду девушку не даст. Верю я ему.

– Надеюсь ты прав. – Нахмурилась Тара. – Правда я богу любви не доверяю. Не серьезный он. Ну да что уж теперь поделаешь.

***

Слава сидела за столом, и смотрела на мерцающую свечу. Лель предлагал ей пойти поспать, убеждая, что это просто необходимо, впереди тяжелый день, и нужны силы. Но как тут уснешь?

Бог любви сидел рядом, смотрел на нее и молчал. Упрямая девчонка ни в какую не хотела его слушаться. Ну не силой же тащить ее в кровать?

Полночь. Не его время, он больше любит вечер, когда солнышко заходит, и мир накрывается таинственным полумраком романтики. Время заката, нарождающейся луны, свиданий и любви. Его время. Он улыбнулся, предавшись мечтам.

– Сидите? – Из дальнего угла шагнула темная фигура. – Сидите, а Богумир в это время умирает. – Она вытянула указательный палец в грудь обернувшейся Славуне. – Из-за тебя умирает. Что смотришь. Любит он тебя, а ты пользуешься. Надеялась с его помощью жить послаще, горб выправить, да шрам на роже расправить? Все думали, что ты к нему страстью пылаешь. Дурачки, я-то тебя сразу раскусила. Подлая ты и меркантильная.

– Зачем ты так. – Лель встал между девушками, заслонив Славу от гостии. – Она действительно его любит, я же вижу.

– Любит? – Ехидно рассмеялась богиня солнечного света. – Что в том толку? А вот на что она готова ради любви? Готова жизнь отдать, так как ради нее Богумир?

– Готова! – Сверкнула глазами Славуня. – Я, ради него и душу отдам.

– Вот и докажи. – Рявкнула Инглия. – Его к жизни вернуть может только человеческое жертвоприношение.

– Не дури. – Остановил приготовившуюся поклясться Славуню Лель. – Она тебя провоцирует. Подумай, сможет ли Богумир без тебя жить? Не делай глупостей. – Он резко развернулся. – Умерь свою злобу, ты же богиня рода света, тебе положено людям добро нести и любовь, а ты что творишь? Нет ведь в тебе никаких чувств к Богумиру, только уязвленное самолюбие бурлит. Остановись. Одумайся. Другого найди себе жениха, ты ведь девушка красивая, дочь самого бога солнца, тебе любой будет рад.

– И ты? – Стрельнула глазами Инглия.

– Почему бы и нет, давай вместе посидим, подумаем, что принесет нам такой брак хорошего, а что плохого. Может и выйдет что из этой затеи. Ты одна, да я один. Оба людям добро нести созданы. Шансы есть.

– Шансы. – Задумалась Инглия, заинтересованно рассматривая Леля. – Может и есть, да только ей. – Она ткнула пальцем в грудь, поморщившуюся от боли Славуню. – Я Богумира не отдам. Не дождется. Ну так что? Готова жизнь ради любви отдать? – Шагнула она, вплотную приблизившись и заглянув в глаза девушке.

– Да. – Ответила та. – Но отдать жизнь, ради того, чтобы убить любимого не готова. Уходи.

Глава 15 Любить и верить

Ужас. Нравится это вам, или не нравится, но он существует, и каждый из нас когда-то сталкивался с ним. Он не спрашивает разрешения, он приходит, когда пожелает, и душа при его появлении, мгновенно стукнув сбившимся сердцем, подает, куда-то очень глубоко вниз, оставив после себя лишь липкое от пота тело, и нервную дрожь.

Вот пришел он и к Славе, заявился во сне. Навалился всей своей жуткой мощью на девичью душу, но не вышло у пакостника ничего. Выручил ее и разбудил негромкий стук в дверь. Что снилось? Уж и не вспомнить. Только пелена расплывчатых теней в еще не полностью проснувшейся памяти. Так бывает. Просыпаешься от собственного крика, покрытый липким потом, и не ничего уже и не помнишь, да и не понимаешь. Только знаешь, что снилось что-то до дрожи жуткое, но что?.. Да только то, что приходило к тебе что-то этакое, что не дает дышать, затормаживает движения, делая тело ватным, то, что наваливается на грудь, неторопливой злобной тварью, которую прогнать из сна и памяти может только пробуждение. Слава богам, разум отказывается запоминать такое, иначе он может не выдержать испытания и померкнуть.

Когда улетел Орон, она за разговорами с Лелем, так и не заметила, как уснула. Прямо сидя за столом, уронила голову на сложенные руки, глаза затуманились усталостью, и сами собой закрылись, вот и пришли они, ночные находники – кошмары. Спасибо незнакомцу, вовремя постучавшему в дверь. Но кто же пришел к ней спозаранку?

За окном только начинало сереть раннее утро. Даже хулиган петух еще не пропел свое: «Кукареку». Свеча давно погасла, догорела до дна плошки, на которой стояла, оставив после себя слезу застывшего воска, и погрузив комнату в полумрак. Леля не было, видимо скрылся, почувствовав приход нежданного гостя, но он где-то рядом, она это чувствует. Слава вздохнула, и поднялась с табурета:

– Проходи, гость дорогой. – Крикнула она. (Двери в те времена не закрывались, случаи воровства были на столько редки, что их вспоминали как забавные байки). – Никто не вошел. Девушка вздохнула и пошла открывать.

За порогом переминался с ноги на ногу Храб. Грязный с дороги. Усталые, красные с недосыпа глаза смотрят в сторону. Он все пытается что-то сказать, но не может решиться, морщит лоб, тяжело вздыхает, но у него не получается донести страшную весть, никак не находятся нужные слова. Тяжело сказать человеку, который ждет то, что тот уже не дождется, того кого ждал. Не любят у нас вестников, приносящих боль, почему-то считая их виновниками свалившихся бед.

– Проходи. – Славуня сделала шаг назад, пропуская гостя в дом.

– Тут такое дело. – Храб вошел, остановился на входе, словно споткнувшись о порог, и опустил глаза в пол. – Нехорошая у меня весть, Слава. – Он сглотнул. – Ты бы присела.

– Я все знаю. – Вздохнула девушка. – А также знаю, что он жив, остальное не важно.

– Откуда? – Храб, не смотря на неловкое положение гонца беды, даже удивился. – Я первый из похода вернулся. Меня твой тятька послал предупредить. Не мог меня никто опередить.

– Мог. – Девушка подошла к столу и села. – Орон рассказал. – Проходи, не стой идолом деревянным. Присядь.

– Орон? Но его же не было с нами? Но он же оставался с тобой. Как он мог узнать? – Парень все так же стоял в нерешительности на пороге.

– Поверь, он многое знает. Да пройди ты наконец, не выстужай дом. – Девушка кивнула на лавку. – Присядь, да рассказывай, что там тятька повелел? И как с Богумиром такое случится могло. Знаю только, ранен он тяжко, да что бездвижен да бесчувственен.

Храб наконец решился и вошел в дом. Сел на табурет, напротив девушки, и рассказал, как все произошло с ее женихом.

– Комнату свою Богумиру велел приготовить воевода, у него попросторнее да посветлее, а сам на его место перейдет. – Как будто поставив точку в конце рассказа, закончил он.

– Нет. Богумир в моей спаленке выздоравливать будет, под моим приглядом и заботой. – Упрямо мотнула головой Слава

– Как так? Вы же не женаты. – Удивленно вскинул глаза гость. – Как-то это... – Он задумчиво почесал затылок, но не нашел слов, чтобы дальше выразить свою мысль.

– А вот так. – Улыбнулась девушка. – Он жених мой, и со мной рядом будет.

– Сплетни поползут. Охают тебя. – Храб не знал, что и сказать. С одной стороны неправильно такое, а с другой...

– Что мне до сплетен? Они душу рвут тому, кто вину за собой чувствует. Мне до них дела нет. – Зло выкрикнула девушка, но осеклась, и ее глаза наполнились слезами. – Когда его привезут?

– К полудню должны. – Гость встал. – Еще воевода велел передать, что бы ты не переживала, все наладится, поднимется Богумир, ему волхв обещал, время только надо, да уход. Пойду я. Устал вусмерть. Ночь не спал. Всю дорогу в седле, без продыху. С ног валюсь. Не обессудь. Еще обмыться надо... – Он махнул рукой, словно хотел еще что-то сказать, но передумал, быстро развернулся, и хлопнув дверью ушел.

Слава осталась одна. Надо приготовиться к встрече. Обед сварить, батька голодный приедет, баньку стопить, усталость парком прогнать, да помыться мужикам с дороги. Много забот еще впереди, а времени до полудня не так и много осталось. Но все потом, а пока...

Девушка поднялась в спальню. Там уже стояло рядышком две аккуратно застеленные кровати. Она подошла к одной из них, и погладила дрогнувшей рукой тугую подушку:

– Жду тебя родной. Все у нас хорошо будет. – Беззвучно прошептали губы, и одинокая слеза скатилась по щеке. – Я это точно знаю...

***

Солнце давно поднялось к полудню, и безуспешно пыталось пробиться сквозь свинцовые тучи, затянувшее небо, едва разгоняя сумрак густого тумана, опустившегося еще с ночи на столицу.

Шел мелкий, нудный дождь, холодом затекая под доспехи недовольных, морщащихся воинов. Рать входила в сырой город, и тот, ни смотря на непогоду, ликовал, приветствуя возвращение своих защитников, недоуменно разглядывая хмурые лица. Но грусть не то чувство, которое на долго поселится в душах.

Близкие люди, их счастливые улыбки, объятья жен, сестер и матерей, скупые приветствия отцов, плохо скрывающих свою радость и гордость, колокольчики детского смеха, все это быстро растопит лед в душе. Совсем немного времени, и вот уже неприятности остались в прошлом, а счастье светится в глазах. Все, что было забыто, и быльем поросло. Их ждали, и они вернулись живыми, так что же грустить.

Одинокие сани, прямо от ворот, свернули в сторону от основного войска, и поскользили прямо по грязным весенним, с примесью снежной крошки лужам, скрипя полозьями, к дому воеводы. Возницей сидел сам Перв. Князь дозволил ему, в этот день не исполнять обязанностей, а заняться собственными делами. Встретиться с жителями, и донести им радостную весть о великой победе может он и сам, а вот привести дочери скорбный груз лучше отцу.

Сидящие по обе стороны от Богумира сопровождающие ратники соскочили у крыльца, в мокрый снег, не дожидаясь остановки. Не смотря на ком в душе, воевода улыбнулся.

Родной дом. Сколько всего видели эти стены. Здесь он был счастлив со своей Хавроньей, и здесь же закрыл ей глаза. Отсюда сбежал с маленькой Славуней, пытаясь скрыться от терзающей душу боли утраты, спрятаться от потери, но вновь вернулся через много лет в надежде на счастье, теперь уже дочери. Здесь мечтал нянчить в будущем внуков, и отсюда, в окружении близких, уйти в конце пути дорогой предков к Калиновому мосту, но вновь беда постучалась в дверь.

– Да стой же ты, холера. – Хлопнули брызгами дождя и натянулись поводья. – Приехали ужо. – Сани качнулись и встали. – Перв обернулся к воинам. – Погодите чуток, дочку предупрежу, и тогда занесем. – Он спрыгнул в мокрый снег, и ловко вбежав по ступеням, толкнул дверь. – Мы дома, Славушка. Встречай. – Но тут же осекся, едва не присев от неожиданности.

Мелькнувшей тенью, взъерошив волосы на непокрытой голове воеводы, в дом неожиданно влетела огромная черная птица, и сделав почетный круг по комнате, каркнув и зацокав острыми коготками, на крышку стола опустился Орон.

– И где мой каравай? – Склоненная голова с выпученными недоумением глазами, выразила всю глубину возмущения пернатого. – Ну что за люди? Никому верить нельзя, ничего оставить нельзя. Даже дома сопрут.

– Куда же ты грязными лапами. – Рявкнул Перв подхватив из угла веник, размахнулся и резко запустил его в наглую птицу. Но не попал.

– Подумаешь, чистюля какой. – Ловко увернулся Орон. – Ворон птица священная, такое обращение с ней непотребно. Ей особый подход нужон. Обходительный. – Возмущенно прокаркал, но все же слетел со стола и опустился на лавку.

– Веди себя прилично, блохастый, тогда никто трогать и не будет. – Глядя на происходящее ни смог не улыбнуться Перв.

– На себя посмотри... Обувку не стряхнул, грязь в дом занес, полы испачкал, а мыть кому?.. Я не согласный. Вот всегда так у вас людей, в своем глазу бревна не видите, а в чужом соринку разглядеть готовы. – Каркнул, как ни в чем не бывало ворон, и принялся чистить перья.

– Папка! – По лестнице из спальни сбежала Славуня и повисла на шее отца.

– Доченька. – Прижал тот ее к груди, погладил и поцеловал волосы. – Как ты тут одна?

– Где он? – Она не ответила на вопрос, словно не слышала, и отстранилась. Ни капли слез в глазах, только грусть. С этого момента плакать нельзя. Надо быть сильной. Всю волю в кулак. Верить. Только вера поможет, и еще ждать, как бы это не было трудно. Раскиснуть значит сдаться, тогда конец. Она будет рядом, примет и переживет все вместе со своим Богумиром.

– Тут. – Опустил глаза Перв. – Сейчас вои занесут... – Он вздохнул. – Ты приготовила мою комнату?

– Нет. Богумира положат у меня. – В глазах решительность и упрямство, и ни капли сомнения в голосе.

Отец сразу все понял. Спорить с дочерью бессмысленно. Она приняла решение, и уже не отступит.

Он кивнул и вышел из дома. С улицы раздался его голос. Что говорит воевода, за закрытыми дверями не разобрать, но и так понятно, что распоряжается.

– Правильно. – Неожиданно каркнул ворон. – Только так и ни как иначе. – Любовь, вера да упрямство победит любую напасть.

Слава ему не ответила. Зачем сейчас слова.

***

Из всех проявлений природы, весна занимает особое место. После долгой стужи приходит наконец долгожданное тепло. Возвращаются сбежавшие от морозов птицы, наполняя мир щебетом возрождения. Зеленеют легкой дымкой проклевывающейся травы и распускающейся листвы луга и лес. Облака зацветающей вишни в жужжании пчел на фоне голубого, бездонного неба наполняют мир. Первые, еще робкие цветы, радуют нежностью глаз, а теплый, все еще влажный, наполненный ароматами пробуждения ветер, ласкает кожу и гладит волосы. Время зарождения любви, и рождения жизни.

Слава редко выходила из дома, все время проводя рядом с женихом. Дни шли за днями, но ничего не менялось. Он все так же лежал бледный, как полотно, и не шевелился. Она частенько припадала ухом к его груди, и слушала как бьется очень редко и тихо, словно боясь разбудить своего хозяина сердце. Дыханье вообще не было, но частенько посещавший их волхв – Сирко, сказал, что парень дышит, и в доказательство поднес к его приоткрытым губам отполированный нож, на котором тут же проступили капельки остатков следов дыхания.

– Рана вроде затянулась, и жизнь в парне есть, это видно. Должен был бы давно прийти в себя, но от чего-то не поднимается, словно его держит на кромке что-то. Ума не приложу, в чем дело. – Мотал головой угрюмый Сирко. – Напои его вот этим. – Он отвязал от пояса маленькую деревянную флягу, и протянул Славуне. – Вчера полночи по болту лазил, травку нужную собирал, потом варил в полутьмах, до самого рассвета, она, видишь ли ты, травка эта, только в полночь силу свою чудодейственную набирает, при молодой луне. Едва не утоп в топях. Ты пяток раз Богумира напои. Если в себя не придет через день, то тогда уж я бессилен, тогда только боги парня поднять смогут. Молись, девочка и верь.

Снадобье не помогло. Богумир все так же лежал, едва дыша, и все так же редко билось его сердце. Черные нити отчаяния начали потихоньку оплетать душу девушки, сдавливая сердце.

Перв, так тот давно махнул на все это лечение рукой:

– Душа из него ушла. Не поднимется он уже никогда. Тело без души, оно как, то свежеспиленное дерево, с виду сок вроде и есть, а вот жизни уже нет. Жаль пацана. Геройский был. – Он посмотрел в мокрые от слез глаза Славуни. – Ничего не поделаешь, дочка. Судьбу надо принимать такой, какой ее нам боги дают. Парня мы не бросим. Совесть не позволит, и люд столичный не простит.

– Любовь не позволит. – Слава вытерла глаза и посмотрела на отца так, что тот понял, она ни за что не отступится. – Если ему и суждено будет умереть, то и я жить не буду, уйду следом.

– Не дури дочка. Ты что удумала? Жизнь нам богами дадена. Самой себя лишать ее, это грех великий, такое не прощается. – Округлил глаза ужасом воевода.

– Богумир бог! – Зло выкрикнула Слава. – Он ради меня отказался от бессмертия. На все пошел, ради любви ко мне. И я пойду, а он, там на кромке, встретит, и не даст моей душе во грехе погибнуть.

– Как же так, доченька? – Вздрогнул, обхватил ее за плечи Перв, и припал губами ко лбу. – Не пугай меня родная. У тебя жар, вон как щечки разгорелись. Какой он бог?.. Он найденыш. Не уж то ты в те сказки, что он рассказывал поверила. Ты посиди тут немного, я за волхвом сбегаю, он травки какие-нибудь даст, ты выпьешь, и все пройдет. То рассудок у тебя с горя помутился. Ты только не удумай чего, пока меня нет, я быстро. – Он отстранился, готовый вот-вот выскочить из комнаты.

– Сядь отец. – Голос дочери прозвучал жестким приказом, и отец непроизвольно повиновался, присев на краешек кровати Богумира. – Орон! – Девушка позвала птицу, приоткрыв дверь. – Лети сюда, немедленно. Надо поговорить.

***

– Вот оно как... Перв отправил дочь на рынок. Не то, что бы в доме закончились продукты, нет, всего было в достатке. Надо было дочери погулять, подышать воздухом весенним, с людьми поговорить, чуток душой воспрянуть. Довела себя кровинушка. Бледная стала, похудела так, что кости гремят. Не дело это. Ей силы нужны, а ни что не придает сил так, как чистый, весенний воздух. – Все одно не верю. Птицу можно и выдрессировать, видал я как скоморохи медведей танцевать заставляют, а ворон посмышленее будет. Нет, не верю. Виданное ли это дело, чтобы бог, средь людей жил. Привиделось это все дочке. Приснилось.

Воевода сидел на табурете у изголовья Богумира, и не отрываясь смотрел на бездвижное тело:

– Что же ты не встаешь парень? На себя наплевать, так хоть девку бы пожалел. Извелась ведь вся, измаялась. Не спит ни ест, сидит около тебя, как привидение. Вот-вот рассудком оскудеет.

– Не встанет он. – Голос прозвучал из-за спины на столько неожиданно, что воевода подпрыгнул и резко развернулся, готовый вступить в бой. Сзади стоял высокий, крепкий седой старик, и хмуро смотрел, морща лоб, мимо него на Богумира. Он опирался на голубой посох. Воздух в комнате сгустился запахом озона. – Я голову сломал, как ему помочь, но все без толку. Только один способ есть, но я на него пойти не могу, да и Богумир не примет такого исцеления.

– Ты кто? – Пришел в себя воевода. – Как тут оказался? – Странный посетитель, ни пойми как вошедший в спальню, внушал страх, но одновременно уважение, и трепет. Что-то в нем было такое, чего воевода не мог понять. Что-то неземное, не человеческое.

– Я-то? – Гость перевел взгляд с Богумира на Перва, и тот вздрогнул. На него посмотрели жесткие, мудрые, с искрами молний в зрачках глаза. – Дед я его. Перун.

– Громовержец? – Воевода едва удержался на ногах. – Так значит права была дочка, и ворон тот действительно не дрессированный, а истинный. А я-то дурак все сомневался. Значит Богумир во истину бог?

– Хватит причитать. Сядь. – Рявкнул Перун. – Внук он мне, а значит бог. Навестить его пришел, думал тут Славуня, а тут ты оказался. – Но все к лучшему.

– Погулять я ее отправил. – Почему-то смутился Перв. – Надо ей воздухом подышать, извелась совсем девка.

Перун согласно кивнул, и присел на край кровати:

– Ты только не пугайся, сейчас здесь еще мать его появится, да отец. Почему-то от вида невестки моей, люди в обморок падают. И чего в ней страшного?.. Как по мне, так красавица. Но до их появления, время у нас еще есть. Так что покаяться хочу. Виновато наше семейство перед тобой, и дочерью твоей. Сильно виновато. Не знаю, простишь ли.

В уродстве Славуни, мой внук повинен. Утащил он у меня как-то осколок посоха, поразвлечься ему приспичило, поглядеть, на страх, да суету людскую. – Он горько вздохнул. – Швырнул молнию, да промахнулся, в идол попал, вот и поломало обломками твою дочь.

Я старый дурак помочь ей мог, но не стал, решил внука наказать, отправив его к тебе на перевоспитание. – Он вновь вздохнул. – Кто же знал, что у них такая любовь приключится, а любовь человеческая для бога – это смерть.

Ты не сомневайся, я бы вылечил твою дочурку, но чуть по позже. Обязательно бы вылечил. Волхва нужного подослал, с нужной молитвой да заговором, и все бы наладилось. Только поначалу свою проблему решить хотел. – Он вздохнул в третий раз. – Вот и решил так, что теперь и не знаю, как быть.

Перв не ответил, и отвернулся. Противоположные чувства бушевали в его груди. С одной стороны злость, на того, у которого он просил помощи, и надеялся, и который слышал, но молчал, с другой жалость к убитому горем старику, пусть и богу, которого пожирало отчаяние.

– И что ты сейчас, от меня хочешь? – Тихо спросил воевода, не поворачивая головы.

– От тебя? Сейчас? – Пожал плечами, словно не понимая вопроса Перун. – От тебя ничего. Просто покаяться хотел, ты должен знать правду. Простишь, буду рад, проклянешь, пойму. Время, оно все на свои места расставит. Сейчас же, только внуку хочу помочь, и ничего более, а вот как, не знаю.

***

Слава шла по рынку, рассматривая разложенный на прилавках товар, но не видела его. Все мысли девушки были в другом месте.

Она могла помочь жениху. Надо лишь провести ритуал, и она была готова к этому. Что стоит ее жизнь, без Богумира? Ничего. Она готова ее отдать, лишь бы он поднялся. Но и он ведь такой же, он тоже не станет без нее жить. Вот если бы он все забыл... Забыл ее. Забыл, что было...

– Помоги. – Дрожащая ладонь коснулась плеча Славы, вернув ее в реальность. – Прошу. Помоги...

– Что? – Не поняла девушка, и обернулась.

Перед ней стояла маленькая, горбатенькая, старушка, с залитым слезами лицом, в темно-зеленом, в желтый горошек платочке, в облинявшей овчинной безрукавке, поверх затасканного серого сарафана и стоптанных, сырых валенках.

– Молю. О тебе не зря народ молвит, что мудра ты не по годам. К князю с жалобой идти не хочу, боюсь, лют он на суд да расправу, покарает моего внучка, а ты сможешь все решить мирно. Уговорами. Поставь мальчонку на путь истинный, образумь, не дай свершиться страшному. На колени встану, ноги целовать буду.

– Да что ты бабушка? С ума сошла? – Не дала ей упасть Слава. – Расскажи потолковее, что произошло, я может, что и присоветую.

– Не совет нужен мне. Разговор нужен. Посовестись внучка моего надо. Со свету ведь меня сводит. Житья не дает. Сил ужо терпеть нет. Пойдем милая, я провожу, тут недалече.

– Не могу, жених у меня сильно болен. Нужна я ему. – Славуня не знала, что делать, и идти нельзя, и не пойти невозможно. Стояла, не решаясь, как поступить.

– Мы быстро, милая. Тут рядышком. Верста всего до моей избы, она в ельнике, на отшибе стоит. Ведунья я, меня люди боятся, вот рядом с деревней селится и не дозволяют. Но ты-то девушка мудрая, понимаешь, что все страхи их пустые. Вреда от меня нет. – Потянула она настойчиво за руку. – А я тебе медку лесного. Ароматный медок, как слеза. Сама взварчику попьешь, да жениха напоишь...

– Только если быстро. – Сдалась наконец девушка. – Поговорим и я тут же назад. А медок, это лишнее. Не за плату я помогаю.

Как вышла Славуня за ворота города, люди видели, а вот зачем и с кем, рассказать уже не могли, словно им память стерли. Морок навели.