Текст книги "Слава для Бога (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 25 Решение Рода

Перед кроватью бесчувственного Богумира собрались все. В гнетущей тишине слышалось только рыдание стоящей на коленях, и уронившей голову на грудь сына Морены. Слава беззвучно плакала в объятиях угрюмого отца, и Перв не зная, как утешить дочь, только и мог, что монотонно гладить ее по спине. Даждьбог хмуро смотрел мокрыми глазами в окно, а рядом с ним стоял и отрешенно рассматривал растерянную, не находящую себе места Верну, Перун.

– Я все правильно сделала, и сам Род явил знак, что поможет. – Бывшая кикимора бегала взглядом по собравшимся, пытаясь заглянуть каждому в глаза, и заламывала руки в отчаянии. – Не понимаю, что не так? Все должно было получится, а Богумир словно и не пил зелья этого проклятого, не один мускул на лице не дрогнул.

– Сынок. – Полный боли, глухой голос Морены, словно ответил лекарке на незаданный вопрос. – Что же ты такого натворил, что высший не хочет возвращать тебя нам. Как бы знать, забрала бы твой грех на себя, пусть меня карает.

– Должен быть способ... – Задумчиво шептал Перун, но его слова небыли обращены к кому бы-то ни было, он разговаривал сам с собой.

– Одну историю тут вспомнил. – Из темного угла нерешительно мявкнул и вышел Филька.

– Лучше помолчи сейчас. – Повернулся к нему Даждьбог, и ожег взглядом. – Твои шутки не к месту. Видишь? Не вышло у нас ничего.

– Какие такие шутки. – Обиделся домовой. – Серьезен я, помочь хочу.

– Вот и помолчи, не встревай. – Рявкнул на него Перун. – Это лучшая помощь. И без тебя тошно.

– Я все правильно сделала. – Не останавливаясь бубнила Верна. – И Перунов цвет вспыхнул, как положено, и осел туманом в зелье, и пиявки свежие, голодные, и жар цвет... – Она села на лавку и опустил голову. – Может все потому, что он не совсем человек? Душа-то у него божья осталась, только тело да смертушка людскими стали. Может в том дело? – Она вздохнула и замолчала.

– Скажи, что хотел, Филенька. – Славуня оторвалась от груди отца, и повернула заплаканное лицо к домовому. – А вы. – Она прожгла взглядом пытающихся возразить Перуна и Даждьбога. – Послушайте. Сейчас любой совет к месту. Филька может балабол да наглец, но не дурак, может что дельное и присоветует.

– Ладно. – Махнул снисходительно рукой Перун. – Говори уж, послушаем. От брехни твоей вреда особого не будет.

– Вот так бы сразу. – Огрызнулся недовольно Филька. – Помочь хочу, а вы гнать меня надумали, а ведь моя история с вашей схожа. – Он важно, со значением поднял указательный палец вверх. – Бабка моя, не к ночи ее вспоминать, здорова была аки мужик-молотобоец, да и дурой еще несусветной на весь свет славилась, ее, когда боги создавали, в голову вместо ума, мякины натолкали. Так вот, когда мой батька у нее народился, она как только его на руки, от повитухи Зорьки-кривой приняла, так к груди и прижала, новорожденного молочком поить, да только так сдавила, от любви немереной, что удавила вусмерть мальца. Удивилась опосля: «Чего это он не причмокивает, да сосок губами не дергает», – глядь, а он уж синий. Не было бы меня пожалуй, на этом свете, коли бы не бабкина дурость. Разозлилась она, и ведь не на себя глупую, а на сына, за то, что любовь ее материнскую пережить не смог. Взревела, что тот бык перед случкой, да как врежет кулаком, да прямо в грудь батьки моего, туда, где сердце. Потом руками всплеснула, одумалась, что не гоже так-то с покойным сынком поступать, заревела белугой, и ну в губы целовать. Дите неразумное возьми, да оживи. Чудно вроде, а все так и было, мне сама повитуха, Зорька-кривая рассказывала. Лучшего видака не отыщешь.

Вот я и думаю, может Перун осчастливит внука божественным кулаком, а Славуня поцелует суженного в губы, ей-то можно, она невеста. Чего смотрите? – Он недовольно оглянулся. Хуже-то все одно не будет, а прок может и выйти.

– Глупость какая-то. – Даждьбог вновь повернулся к окну. – На ходу сказки придумываешь. Виданное ли дело, чтоб мать дитя удавила в объятьях, да потом еще его кулаком, да в губы целовать.

– Чего вру-то? – Обиделся Филька. – Бабку вы просто мою не знаете. Познакомились бы, так сразу бы и поверили, она еще и не на такое способна. Одно слово: «Дура моя старушка».

– Есть в твоих словах что-то дельное. Слышал я, что есть такой способ покойника, недавно усопшего, к жизни вернуть. – Задумался Перун.

– Он не покойник. – Подняла заплаканное лицо Морена. – Он живой.

– Живой, живой, кто спорит. – Махнул на нее рукой глава пантеона, и задумчиво посмотрел на свой посох. – Только не кулаком надо. Душа у парня действительно не человечья, такую просто рукой к жизни не возвернешь. Знаю я что нужно делать. Ну-ка, отойди от сына черная богиня, а ты Слава придвинься поближе. Как только я ему в сердце ударю, так тут же в уста целуй суженого, а про себя, у Рода здравия Богумиру проси. Молитесь все немедля...

***

Он плавал в каком-то зеленом тумане, не осознавая себя. Непонятно, что он такое? Тела нет, чувств тоже никаких нет. Сплошная пустота. Эфемерное существо, полностью лишенное желаний и воли, даже испугаться не получится, не умеет он ни пугаться, ни радоваться, ничего не умеет, да и нет его вовсе. Просто плавает что-то в чем-то, что и описать не получится, слов таких не существует в природе. Только что-то тихонечко колет в том месте, где когда-то было сердце, наверно вспоминает кто-то, но он не обращает на это никакого внимания, не умеет он внимание обращать.

И тут неожиданно все изменилось. Туманное ничто, расползлось кляксой, и материализовалось в зеленую лужайку, под голубым небом с двумя огромными светилами, жарко греющими появившееся из небытия тело обнаженного молодого парня.

Тот недоуменно себя осмотрел, погладил бледную до синевы кожу, ощупал атрофированные, дряблые мышцы на руках, потом на ногах, вздрогнул и начал водить глазами по сторонам, пытаясь хоть что-то понять.

– Что это? – Прозвучал его наполненный страхом голос. – Где я? Кто я? Что происходит?

– Поговорить хочу. – Неожиданно зазвучал из неоткуда густой бас. Посмотреть на тебя. Достоин ли? Вот и создал образ того тела, что бесчувственным в Яви лежит.

– Ничего не понимаю. Кто ты? Какого тела? – Парень затравленно огляделся, пытаясь найти собеседника.

– Я тот, кто решает, как с тобой поступить дальше? – Усмехнулся голос. – Я тот, кто создал этот мир, и правила в нем, которые ты нарушил.

– Я не мог ничего нарушить, потому что я ничто. Меня нет. – Удивился Богумир.

– Ошибаешься. Ты просто не помнишь прошлого, и не осознаешь себя живым. Ты был погружен в поток безвременья, пока я не приму решение, как поступить. Твои родные думали, что это навьи, стараниями Морены, не дают твоей сущности растворится в небытие, но это не так, ты жив лишь потому, что на то была моя воля. Сейчас я верну тебе возможность вспомнить, и осознать себя, вот тогда мы и поговорим.

Два солнца резко бросились друг другу на встречу, громыхнули разъяренной грозой, и вспыхнули, соединившись залившим пространство светом, ослепив Богумира. Тот вздрогнул от хлынувших в него, в этот момент воспоминаний, и поежился, словно от озноба.

– Теперь ты наконец понял, кто я такой? – Прозвучал усмешкой голос.

– Да великий. – Склонил голову Богумир. – Я знаю кто ты, и готов принять приговор, и достойную преступлений кару. Твое слово истина, бессмертный создатель сущего, и отец всех богов – Род.

– Хорошо. – В голосе из неоткуда прозвучали нотки удовлетворения. – Тогда слушай:

Я ранее склонялся к мысли убить тебя. Не вздрагивай, я еще не все сказал. Убить это было бы просто и даже, в твоей ситуации, исключительно правильно, ты, своим поведением заслужил этого как никто другой: Пренебрежение к людям, дающих тебе молитвами и требами божественную силу, потом глупейшая выходка с порушенным идолом Перуна, и безучастие к пострадавшей от недостойной небожителя шалости бедной девушке, ставшей калекой, затем еще и бегство с места где подлость свершил. Еще, в последствии, нарушение моего закона о невозможности человеческой любви между смертной, и богом. Ты умудрился попрать все мои правила, что я подарил этому миру. Такое не может остаться без последствий. Ты преступник.

Но я медлил. Видел, как страдает твоя мать, видел, как не находит себе места отец, видел, как твой дед винит себя в том, чего не совершал, и наконец я видел искреннюю любовь к тебе, искалеченной твоими же руками девушки. Вот им я верил, а тебе нет.

Всем своим прошлым поведением, ты доказывал, что можешь любить и заботится только о самом себе, тебе всегда было наплевать на других, на их чувства и боль. В твою любовь к Славуне я не верил, думал, что ты, как обычно, любишь не ее, а себя в ней. Но я ошибся. Теперь вижу, что ты искренен в чувствах. Мне верится, но ты изменился, а значит достоин вернуться к жизни.

Но все же не это послужило причиной моего прощения. – Голос задумался и не на долго замолчал, а когда вновь заговорил, то в нем зазвучала нежность. —

– Та девушка, твоя невеста, она просила меня за тебя... Она не задумываясь отдавала свою жизнь, за возвращение твоей, и в то же время молила, что бы ты забыл о ней при пробуждении. Она верит в то, что без нее ты не сможешь дальше существовать, и найдешь способ умереть. Удивительно, но я смотрю в твой разум, как в открытую книгу, и вижу, что так оно и есть. Ее мольба была на столько искренней, что это лилось слезами прямо из души, и достигало моих ушей, отдаваясь в сердце болью, вот что значит истинная любовь, недоступная многим. Я пожалел ее, и решил вернуть тебя в мир, но не просто так, а с одним условием.

Нарушено пространство бытия, и из другого, созданного мной в виде эксперимента мира, в ваш протек созданный моей прихотью ужас. Не думал я что такое может произойти, но на земле скопилось, в последнее время, слишком много злобы, и она прорвала в конце концов пространство, открыв путь.

Брешь я уже заштопал, но назад вернуть прорвавшихся тварей не могу. Нагадят они много, пока передохнут, а сами по себе они не помрут, бессмертны пакостники, их сталью убивать надо. Много кровушки прольется от их зубов. Твоя задача уничтожить тварей. В том и будет послушание, плата за оставленную мной жизнь.

– Я готов, великий, все исполню. Спасибо, что не убил ради меня мою Славуню. Я действительно ее очень люблю.

– Теперь верю. – И из объединённого из двух в одно солнца показалась огромная сверкающая длань. Она вытянулась, быстро приблизилась к Богумиру, и коснулась лба – Иди. И сделай то, что я велел, а также осчастливь смертную, она достойна этого, а я в том помогу. Есть у меня на вашу пару планы на будущее, но о том говорить еще рано. Сгинь. – Голос оглушил парня, и мир дрогнув на миг тьмой, тут же ударил светом в глаза.

***

Истеричный, полный боли крик Морены: «Нет!», склонившееся над Богумиром лицо Славуни, и взмах полыхнувшего молнией посоха Перуна, слились в едином действии.

Электрический разряд ударил в грудь парня, дугой выгнув тело, девушка тут же припала к губам любимого в долгом поцелуе, и Богумир открыл глаза. Глубокий вздох, вместе со стоном вырвался из его горла:

– Слава. Любая моя. – Глаза распахнулись, и он ответил на поцелуй, прижав ее к груди.

– Ну хватит. – Запрыгнул на кровать домовой. – Намилуетесь еще. – Он подбоченился и с сарказмом посмотрел на подбежавшего к кровати Даждьбога. – Что я говорил? А ты сказки. Слушать мудрых советов надобно...

Договорить Филька не успел, а лишь хлопнул губами и осекся. Ладонь Перуна бесцеремонно смахнула его на пол.

– Охолонись. – Рявкнул на него бог, и тут же склонился над внуком. – Как ты?

– Сынок! Живой! – Упала на грудь сына Морена.

– Неблагодарные. – Пробубнил домовой и посмотрел на таращившегося на происходящее Светозара. – Пойдем друже в подвал, капусткой с горя похрустим. От этих. – Он мотнул головой в сторону кровати: «Спасибо не дождешься».

– Погоди, интересно же. – Взлетел Светлячок. – Не каждый день увидишь, как боги из небытия возвращаются.

– Так-то да. – Задумчиво посмотрел на друга Филька. – Но обидно мне. Сначала брехуном обзывают, а потом с кровати, как мусор какой скидывают... Ладно. – Махнул он рукой. – Уговорил языкастый. Остаюсь, и в правду интересно посмотреть, что далее будет.

– Со мной Род разговаривал. – Поднялся на кровати и сел Богумир. Условие у него. Не просто так он жизнь вернул. Напасть, на Явь налетевшую, извести мне надо. – Он посмотрел на свои худые руки. – Но как быть не знаю? Обессилел я за время болезни, едва на ноги встать смогу, как тут мечем владеть, а дело срочное.

– Не переживай, то поправимо. Родня-то у тебя не простая. Боги мы, или кто? – Рассмеялся Перун. – Да и должок у меня перед твоей невестой и ее отцом, а долг платежом красен. Совместим два деяния в одно. Вернем силу и здоровье обоим сразу. Готовьтесь к таинству. Завтра на зорьке ранней, по туманцу утреннему, в реку войдете. Там все и свершится.

***

Ратмир сидел и задумчиво смотрел в огонь. Костер тихо потрескивал, пуская в темное, ночное небо робкие искры, которые взлетая сливались с россыпью мерцающих звезд. Полная, бледная луна нависала над лесом, как угрюмое предупреждение о грозящей беде. Он знал откуда это поганое чувство, и вся стая знала, она сейчас собралась за его спиной и тоже смотрела в огонь. Их больше сотни, его братьев, таких же оборотней, как и он. Сидят и ждут его решения.

Упырей все больше и больше, и судя по их действиям они собираются в ближайшее время напасть на самую большую деревню в округе. Напиться крови, и обратить в себе подобных такое количество смертных, о котором только мечтать, такая удача для кровососов. Они не упустят шанс.

С каждым разом их становится все больше и больше. Вот уже в опасности деревня, а потом что? Город? Столица? На что осмелятся, куда заведет их жажда крови?

Ратмир перекинулся в волка, поднял морду и посмотрел на луну. Глаза его сверкнули тоской и затуманились. Жуткий вой, полный боли и надежды одинокого охотника, прокатился по макушкам сосен и растворился в темной глубине неба, и стая тут же поддержала вожака.

Они сидели, задрав морды и выли жуткую молитву в ту сторону, где по их поверьям, после смерти, обитают души братьев, туда, куда и они скоро уйдут. Там тот рай, о котором мечтает каждый оборотень, и ради того, чтобы попасть туда, никто и никогда из них не предаст и не пойдет на подлость, ведь оступившимся нет места среди звезд.

– Я не вовремя? – Из темноты в круг света костра ступила Девана.

Волк замолчал и повернулся к ней, склонил в поклоне голову и перекинулся в человека.

– Рад тебя видеть богиня. Мы поем песнь смерти. Завтра, к ночи, многим из нас, если не всем, предстоит уйти дорогой отцов. Мы поем, чтобы предки накрывали пиршественные столы, и встречали достойных потомков, до конца выполнивших долг.

– С чего такие похоронные настроения? – Богиня встала перед костром на одно колено, положила рядом с собой искрящийся звездами лук, и вытянула руки. – Обожаю живой огонь. – Дрогнули ее губы улыбкой. – В Прави такого нет.

– Я не был в Прави. – Ответил, не поднимая головы оборотень. – Мне не с чем сравнивать. А что на счет настроения... – Ратмир поморщился. – Так с чего ему быть приподнятым. Упырей в три, а то и в четыре раза больше, чем нас. Они быстры, ловки и не испытывают страха. Прирожденные убийцы. Нам не выстоять. Мы выполним свой долг до конца, встанем на пути нашествия, будем до последнего оборонять деревню, но шансов победить у нас нет. Это конец стаи, и людей, которых мы защищаем.

Вы боги не посмеете вмешаться. Вам Родом запрещено на прямую влезать в дела Яви. Нужны еще воины, равные по силе нам и упырям, но таких среди смертных нет. Мы обречены к встрече с предками.

– Среди смертных нет. – Кивнула Девана. – Но среди духов и очеловеченных богов есть. – Она улыбнулась. – Как тебе на счет лиха? Достойный боец?

– Да. – Улыбнулся в ответ Ратмир. – Сильный и ловкий. Глуповат немного, не дала ему в свое время кикимора повзрослеть, но там особо думать и не надо. Его дубина пригодится в сече. – Он кивнул и снова просмурнел. – Но он один. Это не на много увеличит наши шансы. – Оборотень поднял полные надежд глаза. – А что ты там сказала о очеловеченном боге?

– Богумир, мой племянник, он поведет вас. – Девана посмотрела на оборотня.

– Но он же лишен божественных сил? – Округлил глаза тот. – Чем нам поможет обычный человек, да еще измотанный болезнью?

– Поможет, не сомневайся. Завтра утром Перун вернет ему все, что забрал когда-то, и восстановит здоровье.

– Это другое дело. – Рассмеялся Ратмир, и повернулся. – Радуйтесь братья! – Рявкнул он в ожидающие его слов искры глаз в ночи. – Завтра нас в бой поведет бог, внук Перуна.

Стая взвыла радостью, и затявкала жутким смехом.

– Отдыхать всем, завтра трудный день. – Величественно махнул рукой оборотень. – Вечером собираемся тут же и порвем упырей.

Глава 26 Исцеление

Правь светилась счастьем, но нам, простым смертным никогда не увидеть этого чуда. Счастье здесь не просто чувствовалось, оно было материально. Его можно потрогать руками, как трогает долгожданный подарок на день рождения нетерпеливый ребенок, как плюшевого мишку тискает влюбленная в него девочка. Его можно было даже понюхать, и от запаха ванили, фиалок и лаванды душа взлетала в небеса неописуемого восторга. Его можно было послушать, и насладится веселой трелью арфы, флейты и праздничных колокольчиков, радостными переливами услаждающих слух.

Жаль, но эти ощущения не доступны людям. Нам, простым смертным, можно только поверить на слово рассказывающим о подобном богам. Поверить и позавидовать, тому, кто чувствует всю эту благодать на себе.

Перун сидел на троне, с хрустальным кубком нектара в руках, смотрел на весело болтающих о чем-то Леля и Даждьбога. Громовержец улыбался. Было от чего радоваться главе пантеона. Ошибку свою, с отправкой Богумира в Явь он исправил, ну или почти исправил. Внук вернулся к жизни, вновь став бессмертным, и это главное. Конечно, бессмертие это не на долго, и после свадьбы со Славой, он вновь потеряет это великое благо богов, но дед теперь знает, как все исправить. Он понял, что надо делать, и ему кажется, что сам Род одобряет его решение.

Еще греет богу душу осознание того, что он тогда все сделал правильно. Другим стал парень после всех тех испытаний, что свалились ему на голову. Конечно и родне его приключения добавили седины в голову, но оно того стоило. Теперь его внук будет истинным богом, внимательным, суровым и отзывчивым к чужой боли, а не бесполезным прожигателем бесконечной, бессмысленной жизни.

Перун повернул голову. Рядом, на резном табурете сидела, опустив плечи, и сгорбившись, как древняя старуха Морена. Невеселая улыбка блуждала по ее губам, а в глазах томилась тревога. Она перебирала в руках нить черного жемчуга, и смотрела куда-то вперед и в пустоту, видимо думала о чем-то таком, что ее и радовало, и тревожило одновременно.

– Что с тобой, дочка? – Перун протянул руку и коснулся плеча задумчивой богини. Та от неожиданности вздрогнула, и повернула голову. – Что тебя тревожит? Отвлекись от тяжких дум, все уже закончилось. Богумир жив, и сегодня с рассветом вновь обретет здоровье, и божественную мощь. Улыбнись, тебе не идет хмурится, ты становишься старше лет на триста.

– Да ну вас, батюшка. – Улыбнулась Морена, и махнула на свекра рукой в черной перчатке. – В моем возрасте выглядеть старше, или моложе хоть на триста, хоть на пятьсот лет, не имеет никакого значения. Никто такой мелочи даже не заметит. – Она нахмурилась. – Сын меня беспокоит. Он, конечно, вернулся, и это не может не радовать материнское сердце, но все еще далеко не закончилось. Упыри сильны, и мало того, они пришли из не известного нам мира. Кто знает, какими возможностями они обладают? На сколько сильны? Справится с ними мальчик? Ведь он, по большому счету один будет в той сече, нам, богам, не помочь ему, мы связаны законами Рода, не позволяющими напрямую вмешиваться в мир Яви.

– Ну вот что-ты себе выдумываешь. – Теперь очередь хмурится передалась свекру. – Не один он. С ним стая оборотней с Ратмиром во главе, да еще и лихо, то же не слабый боец. Да и сам он не пацаненок малолетний, неразумный, сколько веков уже постигает науки Прави, а также с ним сила и память всех наших богов. Мечем молнии он управляется превосходно, я сам его тому обучал, это тебе не человеческая железка, раз махнешь, и сотне татей-находников голова с плеч. Все будет хорошо. Побьют они упырей. Не сомневайся дочка. Ты лучше подумай, что своей невестке на свадьбу подаришь. – Он громко рассмеялся, и Морена, посмотрев на него непроизвольно улыбнулась.

– К жизни возвращать научу, того, кто по недомыслию, или случаем, к Калиновому мосту не вовремя пошел. Слава, хоть и не богиня, но подобное умение ей понравится. Она подобного достойна. – Уверенно произнесла мать Богумира подтвердив свое решение кивком.

– Это точно. – Загадочно улыбнулся Перун. – Ей такой навык в дальнейшем, надобен будет, жизнь у нее только начинается, и будет длинная, ты уж мне поверь. Много она свершит на пути достойного, идя рука об руку с моим внуком. Прекрасен будет тот долгий и славный путь. – Он внезапно рассмеялся. – Эх! И чего я в свое время себе земную девку не присмотрел, да не женился не глядя. Какие-то вы все богини неестественные, все вам выгоду подавай, все умысел какой-то в сердце.

– Ах ты старый развратник! – Раздался за спиной бога женский голос. – Земных тебе подавай? Жена значит уже не устраивает? – Грохотом в темечко бога врезалась раздвоенная молния.

– Ну что ты Додола, как можно, я же просто пошутил. – Рассмеялся и обернулся Перун. – Ты никак вернулась. Давненько тебя не было, как там, в гостях в иномирной Прави? Или как там ее местные называют? Здорова ли Афина? Как там мой названный брат Зевс? У нас в твое отсутствие тут много чего произошло.

В белоснежном, расшитом мечущимися молниями сарафане, в высоком искрящимся серебром кокошнике, из-под которого до тонкой талии спускалась толстая русая коса, с улыбкой на пухлых губах и в голубых глазах, стояла гордая женщина.

– Шутник. – Перуница подошла и села на подлокотник трона. – За шутки про девок и по морде от меня получить можно, но да хватит об этом. Знаю я о ваших бедах, свалившихся на головы твоей глупостью. Это надо же было додуматься, бога, как простого смертного в Явь отправить. Думать ты совсем разучился, муженек. Кстати. Как там у наших молодых, все готово к обряду?

– Да. – Кивнул Перун. – русалки ждут, тройка моя запряжена. Скоро и выдвигаться можно.

– Ну тогда, Род нам в помощь. С тобой поеду, с обрядом помогу, да на избранницу своего внука гляну. – Улыбнулась Додола, более известная нам как Перуница и жена самого Перуна. Она поднялась, гордо расправив плечи. – В путь.

***

– Чего случилось-то? – Невысокий босой мужичек лысый, с всклоченной бородой, в драной холщовой рубахе и стойким запахом перегара, с любопытством заглядывал в глаза собравшихся у терема воеводы людей, дергая тех за рукав. – Чего собрались-то? Али умер кто?

– Тьфу на тебя. Беду накликаешь. Живы все. – Дородная баба, выше на голову любопытствующего, не отрывая взгляда от крыльца, махнула на него рукой. – Люди говорят, что сегодня нам бог явится. Вернее, не явится, а возродится. – Поправилась она. – Богумир, наш спаситель, внуком самого Перуна оказался. Во каки дела.

– Брехня. Боги они в Прави, чего им тут делать? – Хмыкнул недоверчиво мужичек. – Навыдумывают баек, а потом носятся с ними, как с торбой, народ волнуют.

– Вот чего пристал? За что сама купила, за то тебе и продаю, ничего не придумала. Если не веришь, так чего тут толкаешься, иди отсюда. – Она развернула его и толкнула в спину.

– Не толкусь, а любопытствую. – Мужик и не собирался уходить. Он буркнул ругательство, оскалив недовольно зубы, и отошел от раздраженной бабы, но тут же пристал с расспросами к коренастому кузнецу. – Как думаешь? Правда то, али нет, что наш Богумир бог?

Резкий выдох толпы, не дал кузнецу ответить любопытному мужику.

– Идут! – Заволновался столичный люд.

На пороге воеводского терема показался исхудавший, до такой степени, что дунь ветер – упадет, Богумир, одетый в черную рубаху, вышитую замысловатым узором серебряных рун, черные штаны, заправленные в начищенные, черные юфтевые сапоги без каблуков, с серебряными шпорами. Он сделал шаг и покачнулся, если бы не держащая его под руку Слава, то непременно бы рухнул на землю.

В белоснежном сарафане, отороченном золотом, в таком же белоснежном платке, скрывающим под собой уложенную в прическу косу, в белых сапожках с немного загнутыми вверх носами, она сжала локоть своего спутника, и не дала тому упасть. Богумир с благодарностью посмотрел на нее и улыбнулся:

– Что бы я без тебя делал, Славушка. – Едва слышно произнесли его губы.

– Горя бы не знал. – Ответила ему улыбкой девушка. – Жил бы себе припеваючи в своей Прави, меня бы не знал, и в ус не дул.

– Нет. – Мотнул головой Богумир. – То не жизнь была, жизнь вон она. – Кивнул он в сторону толпы. – Вот где истинна. Вот только ответь мне, кто им всем разболтал обо мне?

– Не знаю. – Пожала плечами Слава. – Но думаю, что без нашей вездесущей занозы, домового, тут не обошлось. Но это и к лучшему, хватит тебе хоронится, никто уже больше тебя во лжи не обвинит. Верят все в твое божественное происхождение, даже идола дубового резать начали.

– И то правда, хотя идола рано еще. Погоди чуток, дай я люду столичному слово молвлю. Раз уж пришли любопытные, то пусть помогают. – Он отстранился от Славы и сделал шаг вперед. Поднял руку, привлекая внимание и потеряв равновесие вновь едва не упал, но справившись с накатившей слабостью поклонился толпе, которая мгновенно стихла.

– Здравия вам, люд честной.

– И тебе, батюшка выздоровления. – Загомонила толпа, но вновь стихла, подчинившись поднятой руке.

– Греет мне душу ваше неравнодушие. Спасибо вам за это. – Продолжил говорить Богумир. – Просить хочу о помощи. Идемте на берег реки вместе с нами, там, во время таинства, помолитесь, попросите создателя всего сущего, властителя нашего, Рода, за меня и невесту мою. Молитва ваша ему в радость будет, ибо нет для бога ничего слаще, чем вера в него. – Богумир покачнулся, теряя сознание, но тут же Слава подхватила его под руку, а с другой стороны, помог вышедший следом за ними Перв. – Идемте. – Едва слышно прошептал Богумир, не будем терять время, у нас его немного осталось.

– Истину глаголешь, боже. – Рухнул от куда-то сверху на его плечо Орон, от чего Богумир поморщился.

– Какой же ты тяжелый. – Вздохнул он. – Вот тебя-то чего с нами понесло?

–Эээ.... Не скажи. Мы теперича с тобой одной судьбой повязаны, где тебя вспомнят, там и меня помянут, ну а где меня, то уж куда деваться, и ты присоседишься. – Каркнул довольно ворон. – Ну чего встали-то, зенки повылупили? Пошли гадость с тел смывать, больно уж на вас, красивых посмотреть охота.

– Копья в небо! – На дороге, в легком мареве утреннего тумана, показался строй воинов в начищенных до блеска кольчугах, с князем во главе, рядом с которым важно вышагивал волхв.

Едва приблизившись к крыльцу воеводского терема, сквозь расступившуюся толпу, они поклонились Богумиру в ноги коснувшись пальцами земли:

– Дозволь батюшка, сопроводить тебя с невестой, до места. То честь для нас великая. Не часто богам с небес сошедшим служить доводится.

– Ох зря вы это все затеяли. Не к чему мне вся эта торжественность. Но раз пришли, то не гнать же, идемте. Лишние голоса в молитве не помешают. – Вздохнул Богумир. – В силу войду, будет ваше княжество под моей защитой. Клянусь в том.

– А Перун появится, а Морена? – Загомонили вопросами возбужденные люди.

– Вам ненасытным одного бога мало? – Громко ответил кто-то любопытным горожанам, вопросом на вопрос, голосом очень похожим на Филькин. – Все вам зрелищ подавай...

***

Туман неровным покрывалом стелился по ровной как зеркало поверхности реки. Солнце едва показало оранжевый край над горизонтом, когда торжественная процессия подошла к берегу.

Две фигуры, мужская – черная, и женская – белая, с парящим над ними вороном, отделились от общей людской массы и под вздох восхищенной толпы пошли, прямо по воде, как по дороге. Легкая рябь разбегаясь от их ног, беспокоила утренний туман, который недовольно разлетаясь в разные стороны, указывал мерцающей солнечной дорожкой путь, по которому влюбленным предстояло пройти. Всего несколько шагов и они остановились:

– Семаргл Сварожич! Велик Огнебожич!

Спали Боль-хворобу, очисти утробу,

у чада людины, у всякой тварины, устара и млада,

Ты, Божья услада. Огнём очищая, мощь Душ отворяя,

спаси чадо Бога, да сгинет хвороба. Тебя прославляю,

к себе призываю, и ныне и присно и от Круга до Круга!

Тако бысть, тако еси, тако буди!

Стоял, подняв руки к восходящему солнцу, и пел молитву Богумир. Слава завороженно смотрела то на своего жениха, то на затвердевшую в камень под ногами воду, и тихонечко подпевала, а на берегу, в это время неистовствовала кланяясь, и молясь толпа горожан.

Внук Перуна сжал невесте зажатые в ладони пальцы, и улыбнулся:

– Ничего не бойся родная, все будет хорошо. Что бы вновь родится, надо умереть, таково правило, и нам надо ему следовать. Только так можно исправить то, что я натворил своей глупостью. Мне больно от того, что тебе придется все это испытать, но я с тобой, и что бы не случилось, мы справимся.

Слава не ответила, а лишь посмотрела в глаза и улыбнулась. Столько добра, и столько веры было в этой улыбке, что сердце Богумира бешено заколотилось. Он сделал над собой усилие, пытаясь успокоить забушевавший в душе пожар, и сделал следующий шаг. Она уверено пошла рядом.

Вода в этот момент забурлила, и раздался веселый смех, словно сама река обрадовалась долгожданным гостям.

– Это русалки. – Прошептал Богумир, не бойся они нам помогут.

Слава лишь завороженно кивнула, ей было страшно и любопытно одновременно, и еще она понимала, что только так можно вновь стать той, прежней Славуней, стройной и пригожей. Она все сделает, так как надо. Ее жених бог, и он достоин иметь красивую жену, а не ту уродину, какая она теперь. От утренней реки веет холодом, и наверно потому непроизвольно дрожат руки. Но это не страх, это только холод.

– Не волнуйся, сжал ей ладонь Богумир, почувствовав волнение. Я рядом.

– И я недалече буду. – Каркнул довольный собой, крутящийся над головами Орон.

Они вышли на середину и остановились.

– Сейчас будет больно. – Богумир взял ее за плечи, развернул, и прижал к себе. – Но так надо, не испытав боли не обновиться. Надо потерпеть.

Слава кивнула, готовая ко всему рядом с любимым.