Текст книги "А ты придешь к тому дереву? (СИ)"
Автор книги: dandelionpower
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Эйдан уже раскрыл рот, чтобы возразить, но передумал. Ему нечего было сказать.
Вчерашний дождь сменился туманом. Улицы Санкт-Петера затянуло белой призрачной дымкой. Эйдан поправил треуголку и отправился вниз по улице Истборо, будто Летучий голландец, рассекающий волны таинственного океана. Неохотно, но мистер Армитэдж все же отпустил его на похороны Дина в одиночестве.
Выйдя за пределы города, Эйдан срезал путь по тропинке через фруктовые сады Эванса. Похолодало, и тонкие ветви яблонь были похожи на длинные черные пальцы, силящиеся разорвать туман.
Прежде он бессчетное число раз ходил этим путем к дому О’Горманов. Обычно это сулило радость, и на сердце всегда становилось легче, когда он шел тут, ведь это означало, что скоро он увидит улыбку возлюбленного, и, при удачном стечении обстоятельств, сможет украсть поцелуй или побыть в крепких объятиях. Но сегодня каждый шаг по этой дороге давался тяжело. Эйдан всеми силами старался не думать, что ждет его в конце пути. Больше всего ему хотелось заглянуть в тот уголок души, где хранились светлые воспоминания о прошлом. Безуспешно. Разжечь в его сердце искру радости сейчас было также сложно, как развести костер в грозу.
К счастью, туман скрывал его от посторонних глаз. Заметив на склоне холма шесть темных силуэтов, он прильнул к стволу ближайшего дерева, чтобы его не увидели. Он узнал мисс Маргарет и миссис О’Горман, а также трех слуг из поместья. Последний – помощник конюха Оливер – рыл могилу. Лорда О’Гормана по близости не было.
Издалека Эйдан наблюдал как леди О’Горман встает на колени и опускает коробку в получившуюся яму. Юноша сглотнул и вцепился в жесткую кору дерева, вновь чувствуя на щеках слезы, когда бедняжка Мэгги подошла ближе и положила в могилу коня на палочке – любимую игрушку Дина. Она произнесла несколько слов, наверняка наполненных теплом и любовью, хоть Эйдан и не мог их услышать, а затем разрыдалась и отошла.
Леди О’Горман попросила слуг прочитать молитву за ее сына, и они трижды повторили «Отче наш» и трижды «Аве Мария». Эйдан сложил руки, повторяя слова вслед за ними. Молитва не смогла исполнить его желание, но она могла дать Дину шанс избежать ада, и им нельзя было пренебрегать.
Когда отзвучали последние слова молитв и растаяли в тумане, один за другим участники скорбной церемонии потянулись к дому. Леди О’Горман увела Маргарет, и у могилы остался только конюший. Рыжеволосый подросток как раз взялся за лопату, когда Эйдан подошел к нему.
– Привет, Оливер… – негромко поздоровался он, стараясь не напугать парнишку.
– О, мистер Тернер, – неуверенно откликнулся мальчишка. – Госпоже не понравится, что вы здесь.
– Я знаю, – вздохнул Эйдан.
– Но я был уверен, что вы придете. Он же был вашим другом, – добавил Оливер, и Эйдан кивнул. – Знаете, он ведь никогда меня не бил. Ни разу. Он был хорошим господином.
– Так и было, – шепотом ответил брюнет, неотрывно глядя на коробку на дне ямы.
Дин всегда был тихим и вежливым, кроме случаев, когда необходимо было защитить тех, кого он любил. В эти редкие моменты он становился настоящим львом. Для всех он был спокойным и великодушным, но с Эйданом он был страстным любовником и верным защитником.
– В городе говорят, что он стал убийцей, потому что спал с мужчинами, – заметил Оливер, и Эйдан вздрогнул, но решил дать мальчишке возможность выговориться. – Кое-кто спрашивал меня, не принуждал ли он меня к этому. Я мог солгать, но не стал. Господин ни разу меня и пальцем не тронул. Никогда не был несправедлив. Он был добрым. Однажды он даже купил мне новую одежду, а временами давал лошадь, чтобы я мог съездить в Веймур к матушке.
Эйдан кивнул, и тогда мальчишка заговорит тише:
– Не говорите никому, но я думаю так – если мистер О’Горман кого-то убил, значит они того заслуживали!
Во взгляде парнишки светилось столько восхищения своим ушедшим господином, что Эйдан не устоял и улыбнулся ему, пожав плечо в знак согласия.
– Я могу?... – Оливер указал лопатой на яму.
– Еще минуту, – попросил Эйдан.
Он поднял горсть земли, подошел к могиле и высыпал ее на крышку коробки. Он видел раньше, что так поступают на похоронах. Наверное, так нужно было сделать, но ни облегчения, ни понимания это ему не принесло.
Отступив в сторону, он наблюдал, как парнишка засыпает останки Дина, как исчезает крышка ящика, а затем и игрушечная лошадка.
– Мне пора возвращаться, – вздохнул Оливер, устанавливая на могиле простой деревянный крест.
– Я побуду тут еще немного, – откликнулся Эйдан.
– Мне приказали охранять это место до заката, но вряд ли кто-то позарится на кости.
– Скорее всего, – согласился брюнет. – Он больше не представляет интереса.
Иногда люди пытались украсть прядь волос или клочок одежды повещенных преступников. Если бы Дина казнили, на похороны бы собрался весь город. Самоубийцы же никому не были нужны.
Рыжеволосый парнишка на прощание помахал Эйдану и ушел, оставив юношу на холме, где его единственной компанией был крест. Брюнет преклонил колени и прочел эпитафию.
Дин Ланс О’Горман VI – 1676-1707 – умер в возрасте 31 года и 11 месяцев
Эйдан опустился во влажную траву и лег около могилы. И тут же услышал тихий хруст, вспомнив о записке все еще лежащей в кармане. Последнее письмо Дина. У него не было сил прочитать его вновь. Там же лежал конверт с рисунками Эйдана. Теми самыми, на которых Дин поставил красные крестики под большим корнем старого дуба. Достав один из рисунков, юноша долго изучал его, пытаясь понять смысл послания.
– Что же ты пытался сказать мне, любимый? – прошептал он, касаясь губами шершавой бумаги.
Ответа, конечно же, не последовало, так что он сложил лист обратно в конверт и убрал его. Он так и остался лежать на земле, разглядывая белое небо, чувствуя, как боль и страдания наполняют каждую клеточку его тела, и ожидая, когда смерть придет забрать его душу.
Он пытался вспомнить запах Дина, но не смог. Память уже подводила его. Внезапно, он прочистил горло и громко произнес:
– Я не могу заставить себя поверить, что ты здесь, в этой земле, – обратился он к возлюбленному. – Я знаю, тебя здесь нет. Но я не знаю, где ты, так что только надеюсь, что ты услышишь меня, где бы ты ни был, – он сам удивился тому, как уверенно прозвучал его голос. – Я был очень зол на тебя. Зол на то, что ты оставляешь меня одного. Я знаю, что это было несправедливо. Ты спас меня, потому что любишь. Я просто хочу, чтобы ты знал. Я больше не злюсь. Я никогда не мог долго на тебя злиться. Помнишь, что ты мне говорил, когда я был моложе и обижался? Ты говорил: “Ну и ладно, ты всегда знаешь, где меня найти, когда захочешь, чтобы я тебя обнял”. Ты слишком хорошо меня знал. Знал, что я не смогу долго злиться. И даже теперь, когда ты больше не можешь прикоснуться ко мне, я не могу заставить себя тебя ненавидеть.
Он замолчал, вслушиваясь в тишину и гадая, может ли Дин действительно его услышать. Глубоко вздохнув, он продолжил, и его голос вновь начал дрожать:
– Знаешь… Знаешь, от чего больнее всего? Не то того, что ты умер – это бы так или иначе произошло когда-нибудь. Больнее всего то, что я… – остаток предложения застрял у него в горле, а глаза вновь наполнились слезами. – То, что меня не было рядом.
Эйдан закрыл глаза, и из-под длинных ресниц вновь потекли слезы.
А затем начался дождь. Но юноша продолжал лежать под холодной ноябрьской моросью на могиле возлюбленного, пропитываясь этим холодом до самых костей с каким-то мрачным обреченным удовольствием. Что сказал бы Дин, если бы он был рядом? Вероятно, попросил бы спеть.
Любовь, как роза, роза красная,
Цветет в моем саду.
Любовь моя – как песенка,
С которой в путь иду.
Его голос ослаб и скорее походил на рыдания, чем пение. Когда-то он напевал эту песенку, соблазняя возлюбленного.
Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.
Голос изменил ему, и он замолчал. До этого момента он не осознавал истинного значения этих строк. Да, Дин был его прекрасным цветком, и та любовь, что жила в сердце Эйдана, не исчезла с его смертью. Он продолжала жить, терзая его невыносимой болью потери. Так зачем было петь сейчас, где никто не может услышать этих слов, кроме равнодушного неба и пропитанной слезами травы?
– Приятная песня, – раздался голос над головой Эйдана, и юноша открыл глаза. – Тебе не стоит долго находиться под дождем, – продолжил мистер Армитэдж, протягивая руку. – Пойдем назад в магазин.
Когда Эйдан встал, книготорговец стряхнул грязь с его плаща, и потянул за собой к городу.
– Послезавтра ты уедешь из Санкт-Петера, – сообщил книготорговец, когда они пришли домой, и Эйдан поменял промокшую одежду на свежую и выпил чашку горячего чая. – Тебе стоит на некоторое время исчезнуть из города.
– Куда уеду? – спросил юноша, плотнее закутываясь в теплое одеяло.
– Поживешь в доме моей сестры Дианы. Он все еще живет в моем родном городе. Она была замужем за бристольцем, но теперь овдовела. Детей у нее нет, так что она будет рада мужчине, который сможет помочь по дому и в саду, – объяснил Ричард, наливая ему еще чая. – Я напишу тебе сопроводительное письмо. Моя сестра очень добрая и милая. Ты ей будешь как сын.
Эйдан поднял голову и внимательно посмотрел на бывшего учителя.
– Спасибо вам… за все, – тихо проговорил он.
– На здоровье, – кивнул мужчина. – Это я должен тебя благодарить. Твоя радость, открытость и ваша с Дином любовь залечили глубокую рану в моей душе. Это меньшее, что я могу сделать.
Эйдан встал из-за стола и потер лоб внутренней стороной запястья. Он чувствовал себя истощенным. Положив руку на плечо книготорговца, он заставил себя улыбнуться:
– Спокойной ночи, Ричард.
– Спокойной ночи, Эйдан, – ответил мужчина, на мгновение нежно коснувшись его шеи.
Когда он выходил из комнаты и оглянулся на мгновение, то увидел, что Эйдан вновь сидит на полу перед очагом, глядя на огонь. Он и подумать не мог, что видит Эйдана Тернера в последний раз.
Проснувшись за час до рассвета, он обнаружил, что дом пуст, а в центре стола лежит «Смерть Артура». Открыв книгу на первой странице, он нашел записку.
Я не могу жить без него. Просто не могу. Простите меня. Прошу, не считайте себя виноватым. Это только мое решение. Прощайте, друг.
Э. Тернер
====== Глава 7. Последний полет ворона ======
Санкт-Петер,
Ноябрь 1707 года
Эйдану было стыдно. Ему вовсе нечем было гордиться, а особенно тем, что он собирался сделать. И даже не по тому, что это было грехом – их достаточно накопилось на его счету за короткую жизнь. Вряд ли еще один изменил бы что-то в глазах Господа. Ему было стыдно за то, как он попрощался со своим бывшим учителем и другом. За эту короткую записку из нескольких слов, которую он оставил вложенной в «Смерть Артура». У него не было выбора. Да, мистер Армитэдж хотел преподнести книгу ему в подарок, но там, куда собирался Эйдан, книги ему уже не понадобятся. Даже любимые. Впрочем, он забрал фолио Дина и, покидая книжный магазин за полтора часа до рассвета, крепко прижимал кожаную папку к груди.
48 часами ранее
Дин стоял, не в силах пошевелиться, и с трудом сдерживал дрожь, наблюдая, как его возлюбленный выходит из комнаты в сопровождении Мактавиша.
Вновь он остался один в холодной тюремной камере.
Он вытер слезы и лег на кучу соломы. Кажется, последний раз он плакал в незапамятные времена. Вероятно, это было в поместье Эдкинсов, когда ему был 21 год. Тогда он заснул в слезах, вспоминая взгляд Эйдана. Взгляд человека, которого предали. Дину не хватило сил защитить возлюбленного, но он был рад, что тот хотя бы не видит его в слезах. Он не стыдился проявления эмоций, но не хотел выглядеть слабым перед любимым. Он знал, что его внутренняя сила – это то, что, в числе прочего, любит в нем Эйдан. То, чем он восхищается. И Дин не мог его разочаровать.
Но сегодня, впервые за долгие годы, Дин позволил слабости взять верх. Не должен был, но не смог сдержаться. И все ж он оплакивал не собственную участь. Он оплакивал Эйдана. Больше всего он боялся, что любимый совершит нечто непоправимое в попытке воссоединиться с ним.
«Вероятно, я не должен был так его опекать. Относиться к нему, будто он птенец, выпавший из гнезда, – с сожалением думал он, и тут же понимал, что не смог бы устоять; Эйдана хотелось защищать всей душой. – Наверное, я должен был любить его как-то по-другому. Не так, будто он хрупкая фарфоровая статуэтка. Я должен был сделать его сильнее. Но теперь уже поздно. Я слишком избаловал его».
И вот жизненный путь Дина дошел до той точки, где он был вынужден подвергнуть своего вороненка ужасу публичной казни. Если бы у него только был способ избежать этого…
Он чувствовал себя виноватым. В этой ужасной пьесе ему досталась самая простая роль. Представляя себе перспективу увидеть бездыханное тело возлюбленного, он чувствовал невероятное отчаяние. А ведь теперь Эйдану придется столкнуться с этой болью. Безусловно, участь Дина была незавидной, но быть повешенным все равно было в сотни раз проще, чем наблюдать, как вешают твоего возлюбленного. Дину становилось почти физически больно, когда он думал об этом. Он прожил хорошую жизнь. У него были лошади и эскизы. Его вырастила и воспитала самая любящая и добрая нянечка в Англии – при воспоминании о Мэгги сердце Дина забилось быстрее. У него было беззаботное детство и лучший друг, о котором только можно мечтать. Лучший друг, который с годами превратился в самого умного и привлекательного мужчину в стране. Лучший друг, отказавшийся от всех возможностей учебы и семейной жизни, чтобы стать для него единственным. Дин невольно улыбнулся. Судьба действительно была добра к нему.
Блондин закрыл глаза. Его тело все еще помнило то, как они занимались любовью. Он до сих пор чувствовал, где его касались пальцы Эйдана, где они впивались в его кожу. Терпкий запах Эйдана все еще витал в воздухе. Он хотел бы сохранить его и умереть с памятью о страсти возлюбленного. Он умер бы без раскаяния в грехе, о котором так и не смог заставить себя пожалеть. Жаль, что у него не осталось лоскутка одежды Эйдана – он бы сейчас зарылся в него лицом. Этот запах всегда поддерживал и успокаивал. Для Дина он являлся неотъемлемым атрибутом любви, привязанности, счастья. Всего того, в чем он так нуждался сейчас. Мужчина вздохнул, и по его лицу вновь покатились непрошенные слезы.
Когда тишину прорезал звук открывающейся двери, он поднял голову. В комнату зашел Мактавиш с миской еды в руках. Блондин встал, наблюдая, как шотландец возится с замком. Когда дверь открылась, он принял угощение из рук тюремщика, и Мактавиш запер за собой дверь.
Мужчины посмотрели друг на друга.
– Благодарю, – произнес Дин. – Но я не голоден.
С этими словами он поставил миску на пол, не притронувшись к еде.
Шотландец скептично хмыкнул и окинул его внимательным взглядом. Дин невольно почувствовал себя маленьким и беззащитным.
– Сколько времени? – спросил он, чтобы нарушить молчание.
– Примерно три с половиной часа после полуночи, – ответил Мактавиш непроницаемым голосом.
Дин вновь поблагодарил его, но шотландец не ушел из камеры, а наоборот взял стоящее поблизости ведро, перевернул его и сел, продолжая рассматривать заключенного.
– Ты действительно хладнокровно убил трех человек? – наконец, спросил он. – То, что говорят о тебе, правда? То, что ты делишь постель с молодым Тернером?
Дин нахмурился, но промолчал.
– Приятель, лучше расскажи все и будь честен, – предложил тюремщик. – Я не просто хочу узнать правду. Я хочу услышать ее именно от тебя.
Погода по-прежнему была промозглой и холодной. Спящий в такое время город заволокло тонкой дымкой тумана. Эйдан прошел по улице, но затем остановился и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на книжную лавку. Очертания здания терялись в темноте, но он и так помнил все до последней мелочи, особенно вывеску, на которой зелеными и золотыми буквами была выведена надпись «Книжная лавка Армитэджа» и изображен барсук, держащий в лапах открытую книгу. Несмотря на подавленное состояние, Эйдан тепло улыбнулся. А ведь сейчас он прощался не только с той жизнь, которая у него была, но и с той, которая могла бы быть. Вероятно, он провел бы несколько месяцев или лет у сестры мистера Армитэджа, а затем вернулся бы в Санкт-Петер, когда все улеглось. Вероятно, он мог бы стать совладельцем магазина вместе с Ричардом, а потом, со временем, они бы даже стали любовниками – он пошел бы на это, стремясь залечить раны, нанесенные потерей Дина. Он бы привык к такой жизни и даже, наверное, научился бы ей радоваться, научился бы получать удовольствие от иллюзии, что его душа не умерла вместе с возлюбленным. Да, вероятно, все это было возможно. Но Эйдан выбрал другой путь.
Он не мог отделаться от ощущения дежа вю, вновь идя той же дорогой, какой шел вчера на похороны возлюбленного. Добравшись до западного холма, он не стал останавливаться у могилы Дина. Это было бессмысленно, ведь он твердо верил, что его любовь сейчас совсем в другом месте и ждет его. Вместо этого он направился прямиком к конюшне О’Горманов. Он знал, как попасть внутрь так, чтобы не разбудить слуг. Сейчас это было принципиально важно.
Пробравшись внутрь как вор, он прокрался мимо стойл, пока не услышал знакомое фырканье: Джаспер – гнедой жеребец Дина – приветствовал старого знакомого. Эйдан подошел ближе и погладил его по морде.
– Тихо, тихо, друг, – успокаивающе прошептал он, а затем добавил, проводя ладонью по лоснящейся темной гриве. – Скучаешь по хозяину? Знаешь ведь, что он не вернется?
Жеребец прикрыл глаза и прижался головой к ладони юноши, шумно дыша.
– Как насчет последней прогулки? – предложил Эйдан и оглянулся, почти сразу заметив то, что искал: крепкую длинную веревку.
Он взял моток, прихватил уздечку и осторожно положил фолио Дина на землю, чтобы аккуратно взнуздать коня, создавая при этом как можно меньше шума. Закончив, он перекинул моток веревки через плечо и вновь поднял папку. Открыв створку стойла и, используя ее в качестве подножки, он вскочил Джасперу на спину, не тратя время на то, чтобы искать седло – Дин давно уже научил его обходиться без упряжи. Осталось только ударить жеребца пятками, и вот они уже резво покинули конюшню, больше не заботясь о том, чтобы таиться. Сжав коленками бока Джаспера, Эйдан пустил его в галоп, быстро добравшись до другой стороны холма. Здесь он чуть придержал лошадь и повернул на восточную дорогу. Именно по ней он планировал добраться до своей цели – того самого дерева. Когда пришла пора сворачивать в лес, Эйдан спешился и пошел рядом с жеребцом, ведя его под уздцы. Вокруг было пугающе тихо. Ни птичья трель, ни крик животного, ни даже дуновение ветерка не нарушали предрассветного молчания. Недвижный замерший лес был окутан туманом, сквозь который еле пробивались лучи восходящего солнца.
Эйдан привязал коня на окраине опушки и повесил моток веревки на ветку ближайшего дерева, чтобы воспользоваться ими, как только понадобится. Его план был прост и незатейлив: залезть на спину коня, перекинуть веревку через ветку старого дерева, привязать, накинуть петлю на шею, а потом стегнуть лошадь. Джаспер бросится прочь, и Эйдана будут ждать всего несколько тяжких минут, прежде чем он воссоединится с возлюбленным по ту сторону этой несправедливой жизни. Он не знал, на что похож ад, но это было и неважно – лишь бы у него был шанс вновь найти Дина. Однако перед этим он должен был узнать смысл тайного послания. Узнать, что означают маленькие крестики на его рисунках.
С того места, где он находился, он не видел дуба. Туман все еще оставался слишком густым. Почесав Джаспера промеж ушей, он забрал рисунки и направился к дереву.
Вскоре старый дуб проступил из дымки перед ним, будто корабль-призрак, и Эйдан понял, что не был здесь с тех пор, как произошло убийство. Застарелый страх когтями сжал его сердце, и он на мгновение приостановился, чтобы справиться с ним и взять себя в руки.
Долго искать не пришлось. Большой приметный корень был все на том же месте. Судя по расположению крестиков на рисунках, Дин спрятал что-то под ним. Юноша опустился на колени и начал разгребать влажную почву руками. Это было несложно – земля была рыхлой, здесь явно недавно копали. Наконец, он наткнулся на что-то твердое и вскоре извлек на свет жестяную коробку. Судя по ее внешнему виду, она провела в земле несколько недель – Эйдан заметил на металле приметы начинающейся ржавчины. Его сердце забилось быстрее, когда он приоткрыл крышку.
На дне коробки лежали четыре небольших мешочка. Эйдан достал их и услышал тихое звяканье. Еще перед тем, как посмотреть внутрь, он понял, что это деньги. И, действительно, секрет оказался всего лишь еще одной попыткой Дина позаботиться о нем. Невольно Эйдан почувствовал разочарование. Зачем ему сейчас деньги? Они не были ему нужны. Ему нужен был Дин.
Вздохнув, он опустил коробку обратно в яму, положил рядом папку и присыпал все землей. Похоронив таким образом рисунки Дина, он почувствовал странное успокоение – в конце концов часть его души упокоится здесь, в том месте, которое они оба любили. Почтенный старый дуб будет хранить их секрет меж своих корней вечно.
Эйдан медленно поднялся и оглянулся на сумрачный лес. Лишенные листвы ветви деревьев были окутаны клубами тумана. Атмосфера была даже слишком подходящей. Прекрасный день, чтобы расстаться с жизнью.
– Подожди еще немного, любимый, скоро я буду с тобой, – прошептал он чуть слышно.
Сейчас он сожалел только об одном, что не попросил в своей последней записке мистеру Армитэджу о том, чтобы его похоронили рядом с возлюбленным. Это было единственным, что он хотел бы для своего тела. Оно существовало, чтобы радовать Дина и доставлять ему удовольствие, но скоро это будет лишь пустая мертвая оболочка.
Наконец, он вернулся туда, где оставил лошадь. Несмотря на ситуацию, он чувствовал удивительное спокойствие и уверенность, но стоило войти под сень деревьев, как что-то неуловимо изменилось. Сначала он не понял, что именно, но все же замер и тревожно оглянулся вокруг. Когда же он дошел до места, где должен был ждать Джаспер, Эйдана захлестнула паника.
Лошади не было. И веревки тоже.
Юноша оглянулся. Он был здесь не один. Кто-то проследил за ним. Кто-то украл лошадь и мог сорвать весь его план. Эйдан не мог позволить кому-то вставать между ним и единственной возможностью вновь воссоединиться с любимым. Несколько минут он так и простоял на одном месте, слепо глядя на ветку, к которой был привязан конь. Кто мог проследить за ним? Его мысли метались как перепуганные птицы в клетке.
Из ступора его вывел звук шагов и тяжелое дыхание лошади. Он не успел оглянуться, когда тишину разорвал сердитый голос:
– И что ты собирался делать с этой веревкой, Эйдан Тернер?
Внезапно, от лица Эйдана отхлынула кровь, он побледнел и рухнул на колени в прелую листву. Было такое чувство, что его ударила молния. Он знал этот голос. Безусловно, знал. Он звучал так естественно и в то же время невероятно. Этого не могло быть, ведь этот голос уже затих навеки!
Эйдан спрятал лицо в ладонях. Его била крупная дрожь, с которой он не мог справиться. Впрочем, он все же услышал, как кто-то спрыгнул с лошади совсем рядом, но не смог заставить себя поднять голову. Это был всего лишь морок. Он просто сходил с ума. Накатывающая паника сжала его горло спазмом, и он даже дышал с трудом. Шаги приблизились, и кто-то тоже опустился на землю рядом с ним.
Когда чьи-то руки обхватили его запястья, он испуганно вскрикнул, как лиса, попавшая в капкан.
– Нет, нет, нет, нет! – запричитал Эйдан, тряся головой и отчаянно жмурясь, когда тот, кто был рядом, заставил его убрать руки от лица.
Теплые ладони нежно, но уверенно обхватили его щеки. Он знал эти прикосновения – мягкие, нежные и так ужасающе знакомые. Он узнал бы их из тысячи. Но это было невозможно! Эти руки обратились в пепел, уже похороненный под толщей земли.
– НЕТ!!! – закричал он, пытаясь вырваться, оттолкнуть от себя порождение сна, который захватил его в крепкие сети.
Это было слишком больно. Каждое прикосновение было подобно зазубренному кинжалу, пробивающему сердце. Он не мог позволить себе поверить. Но руки были слишком сильными. Они не отпускали, и ослабевший от страха и удивления Эйдан начал сдаваться.
– Эйдан… прошу, Эйдан… открой глаза, – увещевал голос.
Но юноша пока не мог заставить себя сделать это. Он дрожал, будто новорожденный ягненок.
Внезапно, что-то мягкое и теплое коснулось его губ. Эйдан вздрогнул – кто-то целовал его. Почти неосознанно, но растаял от нехитрой ласки – это был самый сладкий, самый невероятный поцелуй в его жизни. Это было похоже на глоток воды после сорока дней засухи. Он умирал от жажды, но этот поцелуй был подобен живительной влаге...
Поцелуй прервался, и Эйдан, наконец, открыл глаза.
Первое, что он увидел, был взволнованный взгляд светло-голубых глаз. И тут же на него обрушилась истерика, ведь ошибки больше быть не могло. На коленях рядом с ним стоял Дин. Это руки Дина до сих пор касались его лица. И это именно Дин только что его целовал.
– ТЫ ЖЕ УМЕР!!! – срывающимся голосом воскликнул он с невольным упреком.
– Мне жаль, – откликнулся Дин, тоже больше не сдерживая слез вины и облегчения.
– ТЫ БЫЛ МЕРТВ И ГОВОРИШЬ, ЧТО ТЕБЕ ЖАЛЬ?!! – заорал брюнет, хватая Дина за ворот потертой куртки.
– Прошу, перестань кричать, – попросил Дин. – Если меня кто-нибудь найдет, я действительно умру, а вместе со мной пострадают люди, благодаря которым все поверили в мою смерть.
Эйдану потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Несколько минут он просто тяжело дышал, вздрагивая от шока и злости, но не отводя от Дина взгляда широко раскрытых глаз. Наконец, он нашел в себе силы встать, и блондин последовал его примеру.
– Дин, – охрипшим от боли и переживаний голосом позвал он, притягивая возлюбленного за одежду ближе к себе.
Этот жест не был нежным – он был резким и отчаянным. Он уже смирился с тем, что никогда больше не произнесет это имя. Эйдан злился… и ему было страшно, невероятно страшно, что его возлюбленный – лишь иллюзия, что вскоре он проснется перед камином в доме мистера Армитэджа, опустошенный и разбитый…
Дин протянул руку и нежно погладил его по щеке, так осторожно, будто боялся повредить или спровоцировать еще одну истерику. Он сглотнул, сам с трудом сдерживая слезы.
– Я здесь, любовь моя, – прошептал он. – Я в безопасности. Успокойся, все прошло.
Эйдан прислушался к себе и понял, что его сердце, которое он считал мертвым, вновь бьется, причем настолько быстро, что он даже испугался, как бы оно не проломило ребра и не улетело в лес, как испуганная птица. Дина было слишком много, он не знал, куда смотреть. Ясные голубые глаза, в которых отражался острый ум и чистая душа, лучистые морщинки в уголках глаз, мужественный подбородок с привлекательной складкой в центре, прямой нос, золотые локоны, сильные руки, очаровательные уши, складки на лбу… Перед ним был Дин. Живой Дин.
Эйдан обхватил его руками, заключая в объятия; от счастья ощущения возлюбленного рядом с собой можно было умереть на месте. Он с силой сжал загривок блондина, привлекая того в порывистый резкий поцелуй. Он впивался с мягкие губы с отчаянием обреченного, и Дин отвечал с не меньшей энергией, требовательно исследуя рот брюнета языком, утверждая свое право на то, что и так принадлежало ему. Он застонал, когда Эйдан приподнял его над землей, сокращая расстояние между ними до минимума. Они хотели, чтобы этот поцелуй длился вечно. Это была не просто ласка – это было нечто большее. Поцелуй вновь разжигал огонь в их телах и душах, и закалившаяся в этом пламени связь между ними стала сильнее, чем когда бы то ни было. Лишь одного не хваталось Эйдану – возможности одновременно целовать Дина и видеть его глаза.
Когда они, наконец, отстранились друг от друга, Эйдан вновь поставил возлюбленного на землю, тем не менее не разжимая объятий. Он все еще боялся, что Дин исчезнет без следа. Впрочем, и блондин вцепился в его плащ также крепко.
– Но как? – наконец, спросил Эйдан, прижимаясь щекой к шее Дина и тяжело дыша. – Как ты смог избежать огня? Я видел, как похоронили твои останки. Я был там. Это невозможно. Прошу, скажи, что ты действительно здесь. Я не могу потерять тебя вновь.
50 часами ранее
– Тебе придется все рассказать, О’Горман. Я должен знать, что случилось под деревом, – настойчиво повторил Мактавиш.
Дин нахмурился, но промолчал.
– Почему ты не хочешь поговорить? Терять тебе уже нечего, – заметил шотландец.
– Есть, и много чего, – возразил Дин, по-прежнему сохраняя спокойствие.
– Что?
– Вы достаточно умны, чтобы понять, – отрезал Дин.
Он не хотел разговаривать. Эта беседа будила смутные дурные предчувствия. Он не думал, что Мактавиш способен на грубость или жестокость, и все ж блондин предпочел бы провести последние часы жизни в одиночестве, погрузившись в воспоминания о счастливых моментах прошлого, а не выслушивать лекции от тюремщика.
– Из-за молодого Тернера, ведь так? – спросил мужчина.
Дин кивнул и отвел взгляд, понимая, что в покое его не оставят. И Мактавиш не замедлил задать следующий вопрос – не менее прямой, чем предыдущие:
– То, что говорят в городе, правда? Что ты спишь с ним и другими мужчинами?
– Зачем вам это? – подозрительно покосился на него Дин; над Эйданом все еще висела опасность, если он признается в их связи, слухи превратятся в факты.
– Я не собираюсь трепаться. Но мне нужно знать правду, – чуть смягчившись, уверил его кузнец.
– Зачем? Чтобы не чувствовать угрызений совести, когда завтра посадите меня в повозку и отправите на эшафот? – горько усмехнулся Дин.
– Я хочу узнать правду, – повторил Мактавиш. – Мне важно знать, чья кровь будет на моих руках: справедливо осужденного или невиновного. Завтра я стану свидетелем твоей смерти, Дин, но не думаю, что это принесет мне радость…
Дин вздохнул и кивнул. Он взял небольшую деревянную скамейку, которая была в его камере, поставил около решетки и сел.
– Тогда, вероятно, вам принесет облегчение то, что я действительно виновен… – тихо проговорил он, задумчиво проводя рукой по коротким светлым волосам.
Его собеседник внимательно взглянул на него, но ничего не сказал, ожидая продолжения.
– Впрочем, виновен я только в одном: в своей любви к Эйдану. Но слухи лгут. Я никогда не делил постели с кем-то другим. Эйдан для меня единственный, и свое согласие он дал добровольно. Я никогда не принуждал его к чему-либо, – Дин поднял голову и встретил чужой взгляд. – Но учтите, кто бы ни спросил меня об этом, я буду все отрицать. Я солгу, не задумываясь. Скажу, что насиловал его, что превратил его жизнь в ад, что он никогда бы не пошел на подобное по своей воле. И даже под пытками мои слова останутся неизменными.
