Текст книги "А ты придешь к тому дереву? (СИ)"
Автор книги: dandelionpower
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Она и остается моей любимой…
Мистер Армитэдж взял со стола полупустой чайник и переставил к очагу. Он опустился на колени и поворошил угли кочергой. Эйдан молча следил за его действиями. Мужчина добавил в очаг дров и закрепил чайник, собираясь приготовить чай.
– Вы ее так и не продадите? – наконец спросил юноша, взяв книгу и открыв наобум.
– Нет, она хранится здесь для тебя, – ответил Армитэдж, возвращаясь в свое кресло. – Прошу, почитай немного.
Ответа не последовало. Брюнет вновь погрузился в свои мысли.
– Эйдан, прошу… – вновь настойчиво позвал Ричард, стремясь отвлечь его от ожидания.
Эйдан вздохнул, но кивнул.
– Да кто же он? – спросил рыцарь.
– Король Артур, – отвечал Мерлин.
Тут захотел рыцарь зарубить Артура из страха перед гневом его и взмахнул мечом. Но Мерлин тогда навел на него чары, и тот упал на землю в глубоком сне. А Мерлин поднял короля Артура, сам сел на рыцарева коня, и поехали они прочь.
– Увы! – говорил Артур. – Что сделал ты…
Вдруг Эйдан остановился на полуслове и вскочил, будто олень, услышавший выстрел. Книга выскользнула из его рук и упала на стол. Мистер Армитэдж тоже поднялся, не понимая, на что так отреагировал бывший ученик.
– Что это было? Что происходит? – срывающимся голосом спросил Эйдан.
Сейчас он напоминал комок оголенных нервов. Книготорговец внимательно прислушался. Теперь и он услышал крики на улице. Издалека донесся колокольный звон. Подойдя к окну, Ричард распахнул его. В комнате моментально запахло дымом. Увидев на небе оранжевые отблески, они уже не сомневались в том, что происходит.
– Где-то пожар! Я должен идти, вдруг там нужна помощь! – воскликнул Армитэдж, хватая ведро. – Ты останешься?
– Нет… Нет, я тоже пойду, – решил Эйдан, накидывая на плечи плащ; оставаться наедине с мрачными мыслями было невыносимо.
Они вместе вышли из магазина и поспешили по темной улице настолько быстро, как позволяла хромота Армитэджа. По мере того, как они приближались к рыночной площади, а крики становились громче и запах дыма – сильнее, в душе Эйдана зародилось страшное предчувствие. Он тревожно оглянулся на учителя, и даже темнота не помешала ему увидеть на лице Ричарда отражение своих мыслей.
– Нет, нет, нет, нет… – бормотал Эйдан, как будто это могло что-то изменить.
Наконец, они вышли на главную улицу, которая вела точно к центру города, и вскоре оказались на рыночной площади вместе с еще несколькими горожанами. Сердце Эйдана оборвалось.
– Матерь божья! – выдохнул Армитэдж, закрыв лицо руками и тряся головой, не желая верить в то, что видел.
Эйдан замер, не в силах пошевелиться, и лишь смотрел на здание тюрьмы, пылающее в ночи как факел. Из-за дыма было сложно разглядеть, что именно там происходит – только пламя ревело во тьме. Крыша здания уже обвалилась. С первого взгляда было ясно, что, кто бы не находился внутри, у него не было шансов на спасение. Тюрьма была уничтожена, так что жители сейчас отчаянно пытались не позволить пламени перекинуться на соседние здания.
Книготорговец беспомощно взмахнул рукой в тщетной попытке задержать Эйдана, когда юноша, выкрикнув имя возлюбленного, бросился прямо в огонь. Сейчас он не думал о собственной безопасности. Важно было лишь спасти любимого или погибнуть, пытаясь это сделать.
Продолжая звать Дина, он подбежал почти вплотную к огню, кашляя и закрывая лицо рукавом рубахи. Его кожу опалило жаром, а дым разъел глаза, мешая видеть, но он упрямо пытался добраться до двери в здание.
Внезапно, чьи-то руки обхватили его талию и оттащили от огня. Эйдан дернулся, но его спаситель был определенно сильнее. Его волокли прочь, несмотря на крики и попытки сопротивляться, и отпустили лишь на другом конце рыночной площади, где он мог, наконец, вдохнуть воздух без дыма. Юношу скрутил приступ кашля, обожженные легкие горели, а из воспаленных от дыма глаз брызнули слезы отчаяния и бессилия.
Чьи-то руки по-прежнему удерживали его поперек груди, предупреждая попытки броситься обратно в огонь.
– Я должен… должен… Я должен вытащить его оттуда, – попытался крикнуть он между приступами кашля.
– Слишком поздно, приятель, – проговорил Мактавиш, продолжая держать его. – Слишком поздно. Мне жаль.
– ПОЧЕМУ??!! – взвыл Эйдан, изворачиваясь в крепкой хватке и вцепляясь в рубаху кузнеца. – ПОЧЕМУ ТЫ ЕГО ОТТУДА НЕ ВЫТАЩИЛ?!!! Ты был с ним там. Почему ты тогда еще жив?
– Я пытался, клянусь, – воскликнул тюремщик, перехватывая запястья Эйдана. – Но, когда я понял, что происходит, когда почувствовал запах дыма, было уже поздно. Когда я добрался до камеры, там было уже все в дыму. Я ничего не видел. И там повсюду было пламя, я обжег себе руку, просто схватившись за ручку двери, – он продемонстрировал обожженную ладонь. – Мне жаль, Эйдан. Я знаю, что он был твоим лучшим другом, но я не мог рисковать жизнью и бросать детей сиротами, спасая того, кто все равно приговорен. Ты же понимаешь?
Эйдан поник, признавая правоту этих слов. Так или иначе Дин бы все равно в итоге был бы мертв.
– Поверь на слово, была бы моя воля, я ни за что не позволил бы ему сгореть заживо. Но у того, кто не хочет жить, все равно нет надежды, – добавил шотландец, отпуская юношу.
Эйдан уже собирался спросить, что это значит, когда из-за завесы дыма вынырнули трое мужчин. Они окликнули Мактавиша, и Эйдан быстро отошел в сторону, скрываясь из вида, но при этом оставаясь в пределах слышимости. Двоих он не знал, а вот третьим был никто иной, как преподобный Блэкхок.
– Надеюсь, у тебя есть объяснение случившемуся, Мактавиш! – рявкнул пастор.
– Как вы можете объяснить причины того, что произошло? – более спокойно, но не менее властно спросил один из незнакомцев.
По его одежде и манере держаться Эйдан предположил, что это может быть судебный пристав, присланный присутствовать на казни Дина. Это был грузный мужчина в белом парике и с густыми черными бровями. Судя по всему, его спутник был палачом. Он стоял к Эйдану спиной, так что юноша не видел его лица.
– Заключенный сидел в камере под замком, а я большую часть ночи провел в кладовой… – начал Мактавиш.
– Вы разговаривали с заключенным? – спросил пристав.
– Один раз, когда принес ему последнюю трапезу.
– Он сказал вам что-нибудь?
– Поблагодарил и спросил, сколько осталось до рассвета, сэр. Больше ничего.
– И сколько было времени?
– Три часа ночи.
– Вам не показалось это подозрительным?
– Нет, сэр. Думаю, на его месте я задал бы тот же вопрос, если бы знал, что срок моей жизни исчисляется часами, – пожал плечами шотландец.
– И что было дальше? – вклинился в разговор пастор.
– Я прибрался в кладовой, закончил дела примерно к пяти утра, а дальше вышел на улицу и караулил у двери, как вы приказывали в письме, – ответил тюремщик, глядя на пристава. – Примерно через полчаса я почувствовал запах дыма. Сначала я решил, что, должно быть, кто-то поблизости затопил камин, поскольку ночка выдалась прохладная. Но вскоре понял, что дым сочится из-под двери. Когда я вломился внутрь, кладовая уже вся была в дыму. Я бросился к камере – даже обжег себе ладонь о ручку двери, когда попытался ее открыть, – но там уже было невероятно жарко. Я ничего не смог разглядеть. Я попытался проникнуть внутрь, но почти сразу понял, что в этом случае погибну, а у заключенного шансов спастись не было вовсе.
– Вы уверены, что он не мог сбежать? – прищурился Блэкхок.
– Я проверил замок на двери после того, как отнес ему ужин, сэр, – кивнул шотландец.
– Вы слышали крики или просьбы о помощи? – спросил пристав.
– Нет.
– Если позволите, пристав, я отмечу, что это обычное дело, – вмешался палач. – Время от времени заключенные совершают самоубийство. Страх и отчаяние толкают их на это.
Эйдан вздрогнул и непроизвольно тряхнул головой. Это было невозможно. Дин должен был встретить смерть достойно. Да, при их последней встрече он признался, что боится, но подобная трусость все равно была не в его характере.
– У него была возможность устроить пожар? – продолжил пристав.
– Да, сэр. Пол камеры был усыпан соломой, а также там стояла масляная лампа.
– Думаю, мы можем с чистой совестью признать, что О’Горман совершил самоубийство, – подвел итог палач.
Судебный пристав и тюремщик согласно кивнули, однако пастор выглядел неудовлетворенным.
– Как только огонь успокоится, мы осмотрим камеру на предмет останков. И если мы ничего не найдем… вы пожалеете об этом, Мактавиш, – пригрозил он, прежде чем отойти вместе со своими спутниками.
Эйдан остался один, безразлично наблюдая за тем, как начинается рассвет. У него больше не было сил кричать или плакать. Юноша чувствовал себя опустошенным и усталым. Вот все и кончилось – боль, страдания, отрицание. Дина больше нет. Но произошедшее казалось настолько невозможным, что Эйдан не мог заставить себя поверить. Нужно просто подождать, твердил он себе, и тогда кто-нибудь обязательно подойдет, положит руку на плечо и тихо скажет, что с Дином все в порядке, что он ждет в безопасном месте. И тогда он придет туда, поднимет возлюбленного на руки и отнесет обратно домой, укутает в одеяло и заставит выспаться, чтобы отдохнуть ото всех этих ужасов. Он будет сидеть рядом и гладить волосы Дина, пока тот будет спать. Да, именно так он и сделает, как только кто-то придет и скажет, где же его найти. Эйдан оглянулся. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько потерянным. Он стоял и ждал, но никто не приходил.
Потом он заметил мистера Армитэджа, молчаливого и печального. Мужчина встретил взгляд своего бывшего ученика и вздрогнул – ореховые глаза Эйдана, всегда такие живые и яркие несмотря на свой темный цвет, сейчас казались мертвыми. Последняя искра надежды, которая еще теплилась в нем, угасла.
Эйдан снял плащ, передал его учителю и закатал рукава рубахи. Так и не сказав ни слова, он нашел лопату и отправился помогать другим горожанам. Он слышал, как люди за его спиной шепчутся о том, что смерть Дина на его совести, ведь они были любовниками. Они искали козла отпущения, но Эйдану было все равно, даже если бы они решили забить его камнями до смерти. Больше ничего не имело смысла. Он помогал рыть траншею, отделяющую огонь от других построек, раз за разом яростно вбивая лопату в землю, пока не выбился из сил.
Через два часа после рассвета, небо заволокло тучами и начался дождь. Многие горожане вздохнули с облегчением. Эйдан продолжал рыть, хоть это было уже бессмысленно, ведь дождь вернее расправился бы с огнем, но он не мог остановиться, как будто копал собственную могилу. Ему необходимо было что-то делать. У него больше не было цели. Никто больше не ждал его. Ему некуда было идти. Под осенним дождем он быстро замерз, но будто не чувствовал этого.
К полудню огонь погас. Тюрьма была сложена из камня, и дерева там было не много. К счастью, пламя не перекинулось на соседние постройки.
Эйдан выбрался на поверхность. Его темные кудри слиплись от дождя и пота, а лицо и руки покрывала грязь и сажа. Армитэдж накинул на его плечи плащ.
– Нам стоит пойти ко мне домой. Тебе нужно принять горячую ванну, – мягко предложил он. – Здесь больше нечего делать.
– Нет, – твердо ответил Эйдан. – Я должен его увидеть.
– Эйдан… – книготорговец не сразу понял, о ком говорит юноша, а, догадавшись, вздохнул. – Я не думаю, что… – он попытался подобрать слова, но все равно не смог смягчить смысл. – Я не думаю, что от его тела что-то осталось…
Но Эйдан его не слышал. Он во все глаза смотрел на противоположную сторону площади, где стоял мужчина в коричневом плаще и женщина с длинными темными кудрями с легкой сединой. Женщина напряженно вцепилась в накинутую на плечи серую шаль, а мужчина нервно крутил в руках шляпу. Эйдану показалось, что он не видел их целую вечность. Они выглядели почти чужими людьми. Мистер и миссис Тернер – его родители.
Мистер Армитэдж шумно вздохнул, проследив взгляд юноши. Они пока сына не заметили, а он не решил, хочет встречаться с ними или нет. Додумать эту мысль он не успел, так как на площадь влетела карета, которую Эйдан немедленно узнал. Он принадлежала О’Горманам.
Кучер остановил лошадей рядом с Эйданом и Ричардом, так что им пришлось отскочить, чтобы не попасть под плеснувшую из-под колес грязь.
Первой из кареты вышла леди О’Горман, и Эйдан буквально не поверил своим глазам. Он никогда ранее не видел ее настолько усталой, бледной и… некрасивой. Мать Дина всегда отличалась приятной внешностью, но скорбь и боль уничтожили ее красоту. Она определенно очень много плакала, хоть и пыталась скрыть это косметикой и пудрой. Она была одета в черное платье, и Эйдану вдруг стало интересно, надела ли она траур сейчас или сразу, как Дина арестовали.
Женщина сделала несколько шагов к сгоревшей тюрьме, и люди стали собираться вокруг, перешептываясь.
Эйдан взглянул на карету. Там внутри был кто-то еще – он слышал женский плач. Кучер открыл вторую дверцу и помог выйти Мэгги – старой нянечке Дина. Она неуклюже выбралась и остановилась. Ее руки дрожали, а лицо была наполовину закрыто платком, с помощью которого она пыталась сдержать всхлипы.
– Мисс Маргарет… – прошептал Эйдан.
Он был очень привязан к старой экономке О’Горманов и ему было больно видеть ее в таком состоянии.
Увидев выжженную пустошь перед собой, она замерла в ужасе. Кажется, именно в этот момент она осознала произошедшее – то, что Дин больше не вернется домой, не поцелует ее в щеку перед сном, не посмешит шуткой и не похвалит ее стряпню. Больше никогда.
Из ее горла вырвался вскрик отчаяния и боли:
– Нет!!! Нет, мой малыш!!! НЕТ!!!!
Она попыталась броситься к останкам тюрьмы, но запуталась в подоле длинного платья и упала на мокрую землю. Не раздумывая, Эйдан бросился к ней, чтобы помочь. Пожилая женщина подняла на него взгляд и, узнав, крепко обняла, утыкаясь лицом в его влажный плащ:
– Ох, мистер Эйдан, это так ужасно… он… они… – она вновь расплакалась. – Он же был таким милым и добрым… это же ошибка… Он не мог убить тех мужчин. Мой бедный господин, он был так молод… Мой мальчик, мой малыш…
– Я знаю, знаю… – Эйдан ласково погладил ее по волосам, не представляя, что еще сказать.
Он поднял голову и огляделся, понимая, что в этот момент все на площади смотрят на него, в том числе его собственные родители. На лицах мистера и миссис Тернер застыло удивление.
– Мэгги! Отойди от этого человека! У нас с ним больше нет никаких отношений, я запрещаю тебе находиться в его компании, – распорядилась леди О’Горман. – Хадлоу, уведи ее обратно в карету, если ее не держат ноги, – приказала она кучеру, и тот осторожно, но уверено забрал женщину из рук Эйдана.
Леди О’Горман одарила его взглядом, полным презрения и ненависти. Она резко отвернулась, но тут заметила в толпе его родителей.
– Это все ваша вина! – воскликнула она, указывая на них трясущимся от ярости пальцем. – Я правильно воспитывала сына. Он таким не был. Он не был убийцей и на других мужчин не заглядывался. Это ваш сын соблазнил его как настоящий демон, которым он и является. Он никогда бы не ввязался в эти отвратительные вещи по собственной воле. Если бы вы только лучше воспитывали своего ребенка. Если бы вы привили ему добродетель и праведность. Если бы вы вырастили его достойным. Так нет же! Он преступник и извращенец. Смерть моего сына на его совести!
Мистер Тернер выслушал эту отповедь, не отводя взгляд.
– Вы ошибаетесь, – наконец, громко, так чтобы все слышали, объявил он, бросив на Эйдана неприязненный взгляд. – У меня нет сына.
Миссис Тернер во время этой сцены так и не подняла взгляд от земли, пока муж не обнял ее за плечи, уводя прочь. Кажется, леди О’Горман удовлетворилась произошедшим и направилась к руинам тюрьмы.
Эйдан почувствовал, как ему на плечо легла рука мистера Армитэджа.
– Не слушай их, Эйдан, – шепнул книготорговец. – Не повторяй моих ошибок. Это не была твоя вина. Дин решил так самостоятельно. Он любил тебя, и ты никогда не принуждал его к этому.
– Если бы меня не было, он был бы жив, – проговорил в ответ Эйдан.
– И, вероятно, его жизнь была пуста и уныла, и он терзался мыслями о том, почему будто половины его души не хватает.
– Этого мы никогда не узнаем… – покачал головой брюнет.
Единственным его желанием сейчас было увидеть Дина. Именно поэтому он тоже направился к тюрьме. Там уже стояли судебный пристав, палач, Мактавиш и преподобный Блэкхок. Они собирались, наконец, пробраться внутрь.
– Я требую отдать останки моего сына, – обратилась леди О’Горман к приставу.
– Как только мы их обнаружим, – заверил он ее, а затем обернулся к Эйдану и ткнул пальцем к его сторону. – Эй ты! Похоже, ты достаточно силен, нам нужен кто-то, кто разберет обломки.
– Вы не можете просить его! – воскликнул пастор. – Он… он слишком хорошо знал убийцу. Его тут вообще не должно быть.
– Это маленький город, тут все хорошо знали О’Гормана, – пожал плечами пристав. – Не учите меня делать мою работу, Блэкхок!
Пастор скрипнул зубами и ожег юношу взглядом. Свою злость он спустил на Мактавиша, угрожая тому, пока Эйдан разбирал завал:
– Молись, чтобы в камере оказались кости. Ты знаешь, что ждет пособника убийства и поджигателя.
Эйдан мог поклясться, что пастор говорит это специально громко, чтобы он мог услышать, намекая на то, что произошедшее было результатом сговора между ними. Внезапно, он понял, что действительно надеется найти хоть что-нибудь. Дин в любом случае был обречен, и Эйдану не хотелось, чтобы пострадал еще и Мактавиш. Он был хорошим человеком, он позволил им с Дином увидеться в последний раз. В последний раз обнять друг друга. За это Эйдан был ему бесконечно благодарен.
Когда Эйдан, наконец, добрался до места, где должна была находиться камера, он увидел, что там мало что уцелело. И, хотя он считал, что хуже быть уже не может, его желудок скрутило, а к горлу подступила тошнота, когда он заметил останки грудной клетки и что-то, напоминающее руку. Остальные кости были раздроблены упавшей потолочной балкой.
Кажется, на некоторое время он впал в ступор, забыв, что должен позвать остальных. В этом остывшем аду время будто остановилось, даже дождь прекратился. Лишь ветер носился меж обугленных остовов, поднимая в воздух белый пепел, оседающий на темных кудрях Эйдана как хлопья первого снега.
Осознать правду до сих пор было невозможно. Как от его возлюбленного могло остаться только это? Это было настолько нелепо, что Эйдану захотелось рассмеяться. Где же нежная светлая кожа, созданная для ласк? Где смеющиеся голубые глаза? Прекрасные золотистые волосы? Как все это могло превратиться в несколько костей, покрытых пеплом? И все же Эйдан не мог отвести взгляд. Он устало вытер лоб измазанным в саже рукавом рубахи, пытаясь примирить себя с реальностью. «Что еще я ожидал увидеть, в самом деле?» – спросил он себя. Умом он понимал, что все так и должно быть, но сердце отказывалось верить. Дин вовсе не должен был умирать, и уж тем более – не таким образом.
Конечно, повешенный выглядел бы не лучше, но Эйдан надеялся, что после казни, когда Дина снимут с дерева, уберут веревку и уложат в гроб, ему позволят побыть с ним хотя бы несколько мгновений наедине. Он хотел бы сложить его руки на груди, как для молитвы, и в последний раз пожать холодные пальцы. Он бы поцеловал его лоб и пожелал бы сладкого сна до того момента, пока они вновь не будут вместе. И он бы плакал, не таясь, омывая спокойное лицо возлюбленного своими слезами.
А теперь? Не осталось ничего, что он мог бы оплакивать. Судьба лишила его даже этого. Как теперь можно было попрощаться с любимым? Он не знал.
Очнувшись, он позвал пристава. Палач собрал все кости в деревянный ящик. Преподобный Блэкхок выглядел расстроенным тем, что так все обернулось. Впрочем, он получил, что хотел, – убийца его сына окончил жизнь в настоящем аду.
– Да будет так, – пробормотал он с отвращением. – О’Горман предпочел оставаться грешником до конца.
Эйдан неприязненно взглянул на него, но промолчал. Ему хотелось броситься на него с кулаками, защищая возлюбленного, но Дину его защита уже не была нужна.
Когда они выбрались из руин тюрьмы, пристав передал коробку леди О’Горман. Она приняла ее в молчании.
– Уверен, вы в курсе, что, коль скоро ваш сын совершил самоубийство, его погребение на территории церковного кладбища становится невозможным, – обратился к ней Блэкхок.
Эйдан сжал кулаки, с трудом сдерживаясь.
– Я прекрасно осведомлена об этом, преподобный, – высокомерно ответила женщина, игнорируя его издевательски-вежливый тон. – Мой сын упокоится на нашей земле.
Не говоря больше ни слова, она отвернулась и пошла к карете, прижимая коробку к груди. Эйдану стало невольно жаль эту женщину, которой предстояло похоронить своего третьего – и последнего – сына, ведь два старших брата Дина умерли во младенчестве. В один день сразу две семьи в Санкт-Петере лишились наследников.
Эйдан до сих пор не мог поверить, что Дин совершил самоубийство. Зачем? Конечно, он боялся, как и любой на его месте. Но он не был настолько трусом.
А затем Эйдан вспомнил последнее, что сказал ему Дин, когда они прощались: «Не приходи. Я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким». И внезапно случившееся обрело смысл. Чтобы Эйдан не смог увидеть его казнь, Дин убил себя. Так или иначе, он нашел способ сдержать данное много лет назад обещание: «Обещаю, это будет последней казнью, которую ты увидишь в жизни».
Но было еще кое-что, что не вписывалось в схему. Как Дин смог устроить пожар? Безусловно, в комнате была масляная лампа, и юноша отлично ее помнил, но он также помнил, что она находилась не внутри камеры, а снаружи. Заключенный не мог до нее добраться. Эйдан прекрасно понимал, почему Мактавиш не упомянул об этом – эта мелочь разрушала его теорию. Шотландец, вероятно, солгал, предполагая, что это Эйдан оставил Дину что-то, чтобы разжечь огонь. Только вот Эйдан ему ничего не оставлял…
Хотя… огниво…
Перед уходом из амбара родителей Эйдан зажег масляную лампу, чтобы прочитать записку Мактавиша. Огниво он положил в карман плаща… в этом же плаще он приходил к Дину, и он же был на нем сейчас. Юноша быстро запустил руку в карман… но там было пусто.
Вероятно, Дин вытащил огниво перед тем, как они занимались любовью. Или после этого. Зародилась ли эта идея у него в тот момент, когда он нашел вещицу? Или же он планировал это давно, но приход Эйдана дал ему возможность воплотить идею? Дьявол на последнем рисунке, дракон изрыгающий пламя – было ли это предупреждением?
Эйдан с усилием потер виски. Вероятно, он этого уже никогда не узнает.
Мистер Армитэдж осторожно положил руку ему на плечо.
– Пойдем, Эйдан, тут больше нечего делать, – тихо проговорил он.
Юноша позволил себя увести. Сил сопротивляться больше не было.
Когда они вновь оказались на кухне дома книготорговца, Армитэдж растопил очаг и поставил на огонь большой котел с водой, чтобы приготовить Эйдану ванну. Юноша так и стоял посредине комнаты в мокрой грязной одежде, невидящим взглядом уткнувшись в пол. Когда спустя полчаса вода нагрелась, он так и не сдвинулся ни на дюйм. Ричард вздохнул и начал стягивать с него одежду.
– Эйдан? – негромко позвал он, поняв, что бывший ученик не в состоянии справиться сам. – Тебе помочь помыться?
Юноша поднял невидящий взгляд.
– Ты не можешь оставаться в этой одежде, – продолжил мужчина.
Эйдан не ответил. Его мертвые глаза смотрели будто сквозь учителя.
– Я знаю, что это тяжело, друг…
Эйдан невесело усмехнулся: «тяжело» было слишком явным преуменьшением.
– Это ужасно, – поправился Армитэдж. – Но тебе все еще необходимо есть, дышать, заботиться о себе. Ты должен жить дальше. Ведь именно этого хотел бы Дин, – ему стало немного стыдно за то, что он пытался заставить Эйдана хоть что-то сделать, используя память о его возлюбленном.
– Вы не знали его, – огрызнулся Эйдан, но Ричард не обратил на это внимание.
– Я знаю, что он любил тебя, – продолжил он твердо. – Мне этого достаточно для понимания, что он хотел бы, чтобы ты заботился о себе. Но раз ты не в состоянии сделать этого сам, я тебе помогу.
Больше не церемонясь, он снял с Эйдана влажную одежду и заставил сесть в круглую деревянную лохань в центре комнаты. Брюнет подчинился, слишком раздавленный произошедшим, чтобы спорить или стесняться собственной наготы. Он сел, обхватив колени руками, – слабый и беззащитный, как новорожденный младенец. Книготорговец перетащил котел поближе и начал аккуратно обмывать его горячей водой, но, несмотря на это, юноша все равно дрожал. Он никак не мог согреться, ведь этот холод шел от его сердца. Уткнувшись головой в колени, он сотрясался в беззвучных рыданиях, и его слезы стекали вниз, смешиваясь с водой.
Закончив отмывать волосы Эйдана, Ричард заставил его встать и завернул в одеяло. Он хотел бы сказать что-то, чтобы утешить своего бывшего ученика, но не мог подобрать слов. Тогда он просто ласково погладил его по щеке, а затем обхватил второй рукой, привлекая в объятия. Эйдан вновь подчинился, как безвольная кукла. Его голова тяжело легла на плечо Армитэджа.
– Я сочувствую твой потере, мой друг, – прошептал Ричард ему на ухо. – Не позволяй никому думать, что твоя боль слабее, чем она есть, или твоя утрата не так важна, если вы с мистером О’Горманом были просто любовниками, а не супругами. Ты стал вдовцом, Эйдан. Вы любили друг друга всю жизнь, и у тебя есть полное право скорбеть.
– Спасибо… – выдохнул Эйдан.
Книготорговец взял его за плечи и отступил на шаг:
– Он заставил меня поклясться на «Божественной комедии» Данте, что я позабочусь о тебе. И я сдержу обещание.
Эйдан невольно улыбнулся:
– Он заставил вас поклясться на вашей любимой книге? – это было так похоже на Дина, на умного, целеустремленного Дина.
Ричард кивнул и тоже улыбнулся:
– А теперь тебе надо поесть и отдохнуть.
Но, несмотря на терпеливую настойчивость Армитэджа, Эйдан отказался есть и, после долгих уговоров, согласился лишь выпить немного воды. Это было большее, на что он был способен.
Он также отказался занять кровать хозяина и устроился на ковре около очага. Учитель присел на колени рядом с ним, укутал в теплое одеяло и гладил по голове, пока юноша не закрыл глаза. Но стоило книготорговцу уйти, оставив Эйдана в одиночестве, как он вновь открыл глаза, бездумно следя за отблесками огня в камине. Эйдана Тернера больше не существовало – от него осталась лишь пустая оболочка, наполненная болью. Как бы он хотел ненавидеть их всех – преподобного Блэкхока, леди О’Горман, своих родителей, Дина за то, что он убил себя и бросил его, даже самого Господа Бога… но он был слишком слаб для этого. Все, что он хотел сейчас, это уснуть и больше не просыпаться.
Эйдан не знал, заснул он или нет. Это было больше похоже на воспоминание, чем на сон. Впрочем, воспоминанием это не могло быть – он был слишком мал тогда. Просто одно из тех событий, о которых рассказывают годы спустя, а воображение само выстраивает картину произошедшего.
Кудрявый темноволосый малыш сидел на коврике на кухне О’Горманов. Сидел и ревел во все горло. Светловолосый мальчишка лишь немногим постарше испуганно смотрел на него, прячась за юбку нянечки.
– Няня? Почему он плачет? – озадаченно посмотрел он на женщину ясными голубыми глазами.
– Не знаю, сладкий.
– Может быть ему скучно? – предположил малыш.
Маленький Дин бросился в свою комнату и притащил любимую игрушку – коня на палочке с яркой красной гривой. Он вернулся на кухню и положил его перед малышом, но тот не успокоился. Тогда блондин притащил еще одну игрушку, и вскоре перед темноволосым плаксой выросла уже целая гора, но он так и продолжал реветь, размазывая слезы по покрасневшему личику.
– Не помогает, – растерянно обратился Дин в нянечке.
– Попробуй с ним поговорить, – предложила женщина, отвлекаясь от замешивания теста для хлеба.
Блондин кивнул, отодвинул игрушки и сел на коврик напротив малыша, который посмотрел на него сквозь слезы, всхлипывая и сопя. Дин оглянулся на нянечку через плечо.
– Но я не знаю, как его зовут, – извиняющимся тоном проговорил он.
– Миссис Тернер сказала, что его зовут Эйдан, – усмехнулась женщина, с доброй улыбкой глянув на детей.
Дин обернулся к малышу и осторожно взял его за ручку.
– Привет, Эйдан, – улыбнулся он.
Эйдан вздрогнул и распахнул глаза.
– Прости, не хотел тебя будить, – виновато проговорил Армитэдж, ставя на стол тарелку с виноградом.
Юноша закашлялся. Его горло пересохло, а на губах застыла соль – видимо он опять плакал во сне.
– Я ходил в город, пока ты спал, – рассказывал Ричард, наблюдая, как Эйдан встает и перемещается в одно из кресел. – Встретил одного из слуг О’Горманов и узнал новости из поместья.
– Какие? – хрипло спросил Эйдан; было такое чувство, что он не разговаривал уже лет десять.
– Расскажу, когда поешь, – распорядился Армитэдж, передавая ему миску с кашей и ложку.
– Мне не настолько интересно… – хмыкнул юноша, который от вида еды вновь почувствовал тошноту.
Ричард подтолкнул миску поближе к нему, но брюнет отрицательно покачал головой. Книготорговец огорченно вздохнул. Дин дал ему задачу позаботиться о своем возлюбленном, но это было весьма сложно, ведь Эйдан, определенно, не хотел больше жить. Оставалось только надеяться, что время залечит его разбитое сердце.
– Пожалуйста, Эйдан, – попросил Ричард.
И юноша сдался, сунув ложку каши в рот и с трудом проглотив. Его желудок тут же взбунтовался, и он отодвинул тарелку.
– Я узнал, что они собираются похоронить Дина на западном холме за поместьем, – все же рассказал книготорговец, оценив его попытку. – Церемония состоится в полдень. Вероятно, ты должен был об этом узнать.
– Зачем? Вряд ли меня подпустят близко…
– Близко, нет. Но ты можешь посмотреть издалека. Если хочешь, я схожу с тобой. Возможно, тебе станет проще, если ты сможешь попрощаться с любимым.
– Возможно… – прошептал Эйдан.
Он знал, что книготорговец прав. Он нуждался в этом. Часть его души все еще отказывалась принимать смерть Дина до того, как он увидит похороны своими глазами. Это было больно, но необходимо.
– А когда похороны закончатся, мы обсудим твое будущее, – продолжил книготорговец, поставив на стол кружку с водой.
– Какое будущее? – спросил Эйдан перед тем, как сделать глоток.
Он опустил взгляд на жидкость в кружке. Это все было так глупо – пить, есть, спать, дышать… Зачем? До этого момента он делал все эти мелочи, не задумываясь. Они поддерживали его жизнь, чтобы он мог работать на ферме, чтобы мог дождаться следующей встречи с Дином. Но больше его никто не ждал.
– Которое тебе предстоит построить, – с нажимом ответил мужчина.
– А если я этого не хочу? – откликнулся Эйдан, отводя взгляд.
– Боюсь, у тебя нет выбора, – возразил Ричард, скрещивая руки на груди.
