Текст книги "А ты придешь к тому дереву? (СИ)"
Автор книги: dandelionpower
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
========== Глава 1. Солдат и ворон ======
Городок Санкт-Петер
1707 год
«Лучше опустить голову…»
Так говорил себе Эйдан, пробираясь сквозь толпу. Люди расступались, но в спину ему неслись оскорбления и ругань, летели плевки. Он не хотел их видеть. И с радостью не слышал бы, но у него не было выбора.
– Это он! Еще один мужеложец! Порочная тварь! Гори в аду вместе со своей шлюхой!
Жестокие, грубые слова оседали в сознании подобно кусочкам льда, которым покрылось его страдающее сердце.
Затылок и ребра пронзило острой болью. Горожане начали швырять в него булыжники. Первым порывом было просто остановиться, опуститься на землю, и пусть разъяренная толпа забьет его камнями до смерти. Ему нечего было терять. Он уже был мертв. Но он пока не мог так поступить. Оставалось кое-что, что он должен был сделать. Очень важное. Он должен был увидеть Дина, своего Дина. Увидеть еще раз, пока не стало слишком поздно. Ради этого он готов был извиняться, просить, умолять. Был готов, на что угодно. Это не изменило бы предначертанного – ничто не в силах было это изменить, – но он не мог оставить Дина одного. Только не сегодня. Он знал, что должен быть сильным, сильным за них обоих, хотя сейчас он чувствовал себя жалким и раздавленным.
В него швырнули еще несколько камней, и, взглянув в лицо ненависти своих земляков, Эйдан бросился бежать, расталкивая тех, кто попадался на пути. Чей-то кулак врезался ему в висок; ослепленный болью мужчина споткнулся, но удержался на ногах и не остановился. Он должен был добраться до противоположной стороны рыночной площади прежде, чем его убьют. Толпу обуяло безумие. Его хватали за одежду, чьи-то пальцы впивались в кожу.
«Вы думаете, что ненавидите меня, – мелькнула шальная мысль. – Вы не знаете, что такое ненависть. Вы никогда не сможете ненавидеть меня сильнее, чем я ненавижу вас».
Наконец, он смог добраться до двери тюрьмы. С радостью (на которую еще было способно его сердце) он увидел, кто стоит на карауле. Мистер Мактавиш был одним из тех, кого Эйдан мог бы назвать другом, хотя он уже не знал, остались ли у него вообще друзья в этом городе. На лице Грэма отразилась лишь глубокая печаль, когда он заметил Эйдана, и это в некоторой степени успокоило юношу, ведь с того момента, как Дин попал за решетку, он видел на лицах окружающих лишь отвращение и злобу.
Эйдан остановился напротив высокого шотландца, и люди перестали бросаться на него. Никто в деревне не был настолько глуп, чтобы связываться с кузнецом, недавно превратившимся в тюремщика.
– Иди домой, Тернер, – проворчал Мактавиш. – Тебе здесь не место.
– Я хочу увидеть его.
– Убирайся. Придя сюда, ты только делаешь себе хуже.
– Мне плевать на то, что думают люди. Я хочу увидеть его.
– Мне запрещено пускать кого-либо внутрь. Даже его матушку.
– Я ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ ЕГО!!! – закричал Эйдан, чувствуя как глаза начинает щипать от подступающих слез. – ТЫ ВПУСТИШЬ МЕНЯ ВНУТРЬ ИЛИ КЛЯНУСЬ, Я…
Охранник схватил его за грудки и встряхнул достаточно сильно, чтобы заставить замолчать, но все же не желая причинять боль:
– Нет, парень, я не могу. И ты знаешь это. Уходи отсюда.
Тогда Эйдан сжал челюсти и зашептал так, чтобы только Грэм мог его услышать:
– Послушай, мне наплевать, что думают люди. Мне наплевать, что они бьют меня или швыряют в меня камни. Мне наплевать на себя и на мою проклятую репутацию. Завтра утром моего лучшего друга казнят, – из измученных карих глаз брызнули слезы гнева и отчаянья, которые он сдерживал последние недели. – Завтра Дин будет мертв, – голос Эйдана сорвался на последнем слове, он судорожно сглотнул, прежде чем продолжить. – И в свои последние часы он будет один, совершенно один. Слышишь меня? Никто не заслуживает того, чтобы быть одному перед смертью. Даже убийца. Если ты хоть немного уважаешь его или меня, если в тебе есть хоть немного сострадания, которому учит нас Господь, ты пропустишь меня внутрь, Грэм.
Лицо Грэма оставалось непроницаемым, но Эйдану показалось, что он услышал тихий вздох, прорвавшийся меж плотно сжатых губ. Кузнец отпустил камзол Эйдана и подтолкнул его прочь.
– У меня четкий приказ, – громко произнес он, холодно взглянув на доведенного до отчаянья молодого мужчину. – Никому не позволено видеть заключенного. Ты можешь лишь помолиться за его душу. И за свою собственную.
– Ха-ха! И молись получше, Тернер! Убийцам и мужеложцам дорога в ад! – прокричал кто-то из толпы.
В бессильной ярости Эйдан сжал кулаки. Все были против него. Он понимал, что не сможет переубедить шотландца, и уже собрался уйти, когда Грэм окликнул его.
– Постой! Если пойдешь в церковь… – Мактавиш порылся в кармане своей формы, достал клочок бумаги и угольный карандаш, а затем написал несколько слов и протянул записку Эйдану. – Отдай это преподобному Блэкхоку и, возможно, он позволит тебе помолиться в церкви до завтрашнего утра.
– Не думаю, что он позволит подстилке убийцы войти в церковь, – крикнула женщина из толпы. – Тем более подстилке убийцы своего сына!
Другие люди поддержали это заявление выкриками и смехом.
– Мне нечего делать рядом с преподобным Блэкхоком. И даже с самим Господом, – рыкнул Эйдан. – Я должен быть с Дином.
Мактавиш покачал головой, и Эйдан понял, что это безнадежно. Он сунул записку в карман и побрел прочь.
– Все правильно, Мактавиш! Вы совершили благое дело, не позволив ему вновь прелюбодействовать с убийцей. В этом городе и так уже слишком много согрешили, – какой-то старичок подошел поздравить тюремщика.
– Оставьте парнишку в покое и займитесь своими делами! – Эйдан услышал, как Мактавиш закричал на горожан.
Несколько человек вновь толкнули юношу, бросая ему в лицо оскорбления, однако он предпочел сделать вид, что не замечает их.
Спустя два часа он лежал на сеновале в сарае своих родителей, невидящим взглядом скользя по деревянному потолку. Конечно, он не пошел в церковь. Чтобы там не написал Мактавиш в записке, преподобный Блэкхок был не из тех, кто легко прощает. Впрочем, мысли Эйдана занимали отнюдь не утренние события. Он думал лишь о Дине. Только он царил безраздельно в его мыслях и сердце. Даже сюда, в этот сарай, Эйдан пришел за воспоминаниями. Сейчас это место, значимое для них обоих, было для него единственной возможностью стать ближе к Дину. Он мог бы еще пойти к их дереву – старому дубу на поляне, где они устраивали тайные встречи, – но то место теперь было проклято. И он пришел сюда. На сеновал, где они впервые занимались любовью. Эйдану было шестнадцать, а Дину – девятнадцать. Это было двенадцать лет назад.
Дин вернулся в деревню ранним утром. Последние два года он провел в военной академии. Эйдан не видел друга с тех самых пор, как тот уехал. Все вокруг гордились капралом Дином О’Горманом и, особенно, его отец, считавший, что наконец-то его сын сделал что-то достойное в жизни. Достойное по его разумению естественно, ведь Эйдан знал, что Дин решился на военную карьеру только ради отца. Дин был творческой личностью и очень одаренной. Эйдан видел все его рисунки, эскизы и поэмы. Он был единственным, с кем Дин делился своими работами. Дин знал, что семья не примет то, кем он хотел стать. На это был способен только Эйдан – его самый лучший друг.
Вернувшийся из военной академии Дин уже был мужчиной – широкоплечий и с небольшой аккуратной бородкой. Увидев его в первый раз, Эйдан испугался. Захочет ли мужественный военный продолжать дружить с тощим, растрепанным, вздорным мальчишкой? Впервые Эйдан взглянул на друга по-новому. Неизведанные мысли завладели его разумом, непознанные доселе ощущения смутили душу, когда он впервые увидел Дина, такого красивого в военной форме, когда тот шел ему навстречу, раскрывая дружеские объятия. Больше всего в тот момент Эйдану хотелось продлить это мгновение – прижаться к крепкой груди, прикоснуться к коже под строгой формой, почувствовать, какая она на ощупь.
Эти мысли немало испугали его, ведь на проповедях пастор неоднократно говорил, что лишь женатая пара, мужчина и женщина, могут вступать в такие отношения. Но стоило Дину улыбнуться, и страх быть отвергнутым исчез без следа.
– А ты вырос за то время, пока меня не было, – оценил Дин, отступив, чтобы лучше рассмотреть друга. – Мы теперь одного роста!
Продолжая тепло улыбаться, он вновь приблизился и шепнул на ухо:
– Ты стал настоящим мужчиной, Эйдан.
Мужчиной Эйдан себя не чувствовал – уж точно не рядом с мужественным молодым солдатом, – но это тихое замечание заставило его покраснеть, а по телу прокатилась волна сладких теплых ощущений.
Той ночью они лежали на чердаке старого сарая, расстелив поверх сена старые одеяла.
– Ты получил все мои письма? – спросил Дин.
– Да, конечно! Поначалу мне их читала матушка, но затем мне надоело, и я попросил мистера Армитэджа, торговца книгами, научить меня читать, так что уже через три месяца я читал их сам.
– Ты научился читать за три месяца? – Дин внимательно взглянул на друга.
– Да! А что?
– Весьма впечатляет, Эйдан! Знаешь что? Ты – смышленый молодой ворон.
– Ворон? Ты хочешь меня обидеть? Это же отвратительные создания. Они питаются мертвечиной!
– Это не оскорбление. Вороны – очень мудрые и умные птицы. И я думаю, что они прекрасны. Их черные перья сияют на солнце так же, как твои волосы. В форте, где я жил, их было много. Они напоминали мне о тебе… такие же темные, умные… и шумные.
Возмутившись последнему замечанию, Эйдан схватил одно из одеял и бросил в Дина, а затем они оба рассмеялись. Несколько минут прошло в веселой возне, когда она кидали друг в друга пучки сена. Эйдан был безгранично рад, что их дружба не пострадала от нескольких лет разлуки.
Наконец успокоившись, он вздохнул.
– Но я научился читать, но пока еще не умею писать. Именно поэтому я посылал тебе рисунки, – сказал он другу. – Я не настолько хорош, как ты думаешь.
– Не беспокойся. Мне нравится, как ты рисуешь. Особенно, наше дерево – старый дуб, у которого мы играли детьми. Я храню все твои письма во внутреннем кармане формы. И поверь, с каждым разом ты рисуешь все лучше и лучше.
Наступила тишина. Дин погрузился в свои мысли, рассеяно глядя в потолок, так что у Эйдана появилась возможность внимательнее рассмотреть его лицо. Ему казалось, что он видит друга в первый раз, ведь он так изменился.
Эйдан никогда не замечал, какие у Дина губы. Естественно, он знал, что они есть, ведь это само собой разумеется. Но он никогда не присматривался к ним, не вглядывался как сейчас. Губы Дина были розовыми, тонкими и четко очерченными. Они казались очень мягкими. Невольно Эйдан начал представлять, какие они на ощупь, каково это было бы – прикоснуться к ним своими губами. От этих образов по его телу прокатилась сладкая дрожь.
Дин все еще смотрел вверх. Его длинные светлые ресницы трепетали, и их Эйдан, оказывается, тоже раньше не замечал. Юноше захотелось узнать, думал ли друг о нем когда-нибудь в том же ключе.
Будто почувствовав его мысли, Дин вдруг повернул голову и спросил:
– Эйдан, ты часто обо мне думал, пока меня не было рядом?
Эйдану очень нравилось, как звучит его имя, когда его произносит Дин своим низким, совсем взрослым голосом. Он кивнул, не отводя взгляд:
– Да. Каждый день.
– Я тоже. Я так по тебе скучал, – прошептал Дин, и Эйдан улыбнулся.
Повисло молчание, прежде чем Дин глубоко вздохнул и заговорил вновь.
– А ночами ты обо мне вспоминал? – спросил он, заметно волнуясь.
– Каждую ночь, – мягко ответил брюнет.
И как-то вдруг оказалось, что рука Дина легла ему на шею, а губы Дина накрыли его собственные. И они действительно были очень мягкими, но это было лишь малая часть ощущений.
В мыслях вихрем пронеслись слова проповеди пастора о целомудрии, воздержании и таинстве брака. Но как происходящее могло быть грехом, если это было настолько правильно? Для них двоих это было логичным завершением истории, ведь они с Дином были предназначены друг другу. Вся их жизнь вела к этому моменту. Они всегда любили друг друга, но теперь они выросли, и их любовь тоже стала взрослой... и никто не должен был о ней знать.
Поцелуй прервался, и они отстранились друг от друга, переводя дыхание, ловя взгляды, пытаясь разгадать чувства. Эйдан запустил руки в золотые кудри Дина, любуясь его ясными голубыми глазами. С нежностью провел по короткой светлой бороде.
– Ты такой красивый... – пробормотал он с легкой завистью. – Мне никогда с тобой не сравниться.
Дин приподнялся и ласково поцеловал его в лоб, а затем обнял крепче.
– Не говори так. Ты прекрасен. Я забыл, как дышать, когда увидел тебя этим утром. Ты стал взрослее. Когда я уезжал, ты был так молод. Слишком молод.
– Ты уже тогда хотел меня поцеловать? – спросил юноша с неподдельным интересом.
– Да, и это была одна из причин, по которой я согласился записаться в армию. Я хотел, чтобы ты вырос вдали от меня. Чтобы у тебя была возможность сделать выбор.
– Но я сделал свой выбор. Для меня всегда существовал только ты, даже когда я этого не осознавал.
– Знаю.
– И у меня никогда не возникало желания поцеловать кого-то другого.
– И это знаю. У меня тоже. Я люблю тебя, Эйдан, – и Дин зарылся лицом в волосы юноши, негромко посапывая.
Эйдан улыбнулся. Это был самый счастливый день в его жизни. Его лучший и самый близкий друг, единственный человек, знающий о нем все, прекрасный художник, которым он восхищался с детства, его герой хотел быть его возлюбленным. «Возможно, именно это и называется найти свою половинку», – подумал он. Он был настолько счастлив, что ни на миг не задумался о том, что так относиться к мужчине неправильно.
– Я хочу быть твоим возлюбленным, Дин, – решительно ответил Эйдан.
Дин запустил пальцы в рассыпавшиеся темные локоны и взглянул на прекрасного юношу, льнущего к нему:
– Для меня это честь, Эйдан.
Им не надо было озвучивать то, что эти отношения должны оставаться в секрете. Это было ясно без слов. Они были влюблены, но они не были глупцами.
Поцелуи становились все более страстными. Их губы, языки и руки изучали друг друга. После очередного, особенно жаркого поцелуя, Дин взглянул прямо в глаза своего юного возлюбленного и проговорил хриплым от сдерживаемого желания голосом:
– Хочешь стать моим, любовь моя?
Эйдан взволнованно сглотнул, но затем кивнул. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать истинное значение этого вопроса. Все его инстинкты кричали о том, что именно этого он и хочет.
– Я твой, – ответил он торжественным, но слегка дрожащим голосом.
И тогда Дин принялся раздевать его – медленно, осторожно и не отводя взгляда. Он старался заметить малейший признак недовольства или беспокойства, ведь меньше всего он хотел вынуждать Эйдана делать что-то против воли, но в карих глазах светились лишь любовь, желание и благоговение.
Когда Дин избавился от собственной одежды, Эйдан задержал дыхание и прикусил нижнюю губу. Два года назад они в последний раз вместе купались в пруду около ячменного поля Тернеров, но с тех пор светловолосый солдат стал старше, крепче и мужественнее. Эйдану невыносимо захотелось прикоснуться к его телу – одновременно знакомому и незнакомому.
Дин опустился на сено, увлекая Эйдана за собой, и они в унисон застонали от удовольствия, когда их горячая обнаженная и покрытая испариной кожа соприкоснулась. Блондин осторожно коснулся лица возлюбленного, отводя от глаз темные локоны, провел рукой по подбородку, лаская большим пальцем мягкие губы. По телу Эйдана прошла дрожь предвкушения. Он доверял Дину больше, чем кому бы то ни было. У них обоих не было опыта в подобных вещах, и для старшего важнее всего было то, чтобы его юный любовник этой ночью испытал лишь наслаждение. Они оба были неуверенны, неуклюжи и немного застенчивы, но все это не имело значения. Их тела тесно сплелись в едином порыве. Кожа соприкасалась с кожей. Они, наконец, были вместе, и этого уже было достаточно, чтобы волна наслаждения накрыла их с головой.
Пролетели часы. Голова Дина лежала на животе Эйдана, и юноша с любовью перебирал светлые локоны. Они оба были сонными, утомленными и счастливыми.
– Ты ведь больше не уедешь? Без меня? – внезапно спросил Эйдан, вдруг подумав, что Дин может вскоре вернуться в свой форт.
Дин поднял голову, взглянув прямо в карие глаза Эйдана.
– Никогда, – поклялся он.
Эйдан знал, что это правда. На следующий же день Дин отправил прощение об отставке в свою часть, вызвав тем самым неудовольствие и недоумение со стороны своих родственников.
Двенадцать лет спустя Эйдан лежал на том же самом месте, вспоминая ту, первую, ночь со смесью нежности и отчаянья.
Стоило закрыть глаза, и он видел лицо Дина, глаза Дина, улыбку Дина, его руки, когда тот рисовал, пальцы, измазанные чернилами или испачканные углем. Он мог поклясться, что чувствует его запах – смесь ароматов свежескошенной травы, на которой Дин любил лежать под их деревом, восковых свечей, которые он зажигал, когда писал поэмы до поздней ночи, масляных красок и пряного мускусного привкуса их любви. Происходящее было слишком несправедливо. Эйдан не мог смириться с тем, что скоро все закончится. С тем, что скоро он потеряет своего возлюбленного навсегда.
Он не мог принять это. Он каменел от страха, в его крови кипела ярость, неконтролируемая ненависть, направленная против тех, кто жил в этом городе. Они были слишком глупы, чтобы не лезть в чужие жизни. И эти люди собирались убить его возлюбленного… завтра утром… завтра утром… ЗАВТРА УТРОМ.
Кулак Эйдана впечатался в деревянную поверхность. Он наносил удар за ударом, крича словно безумный, пока из израненных кулаков не хлынула кровь. Тогда он сжался в комок, подтянув колени к подбородку, и позволил слезам течь по щекам, а спустя примерно час его сморил сон.
Проснувшись, Эйдан с ужасом обнаружил, что солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последняя ночь Дина вступала в свои права.
====== Глава 2. Под покровом тени ======
Городок Санкт-Петер
1707 год
Проснувшись, Эйдан с ужасом обнаружил, что солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последняя ночь Дина вступала в свои права.
Он вышел из сарая, когда над горизонтом все еще был заметен тонкий отблеск закатного золота, но по небу уже плыла луна, одним своим видом напоминая, что идут последние часы жизни Дина, а Эйдан бессилен как-то на это повлиять.
Он нашел масляную лампу и зажег ее с помощью огнива. Опуская его обратно в карман своего длинного темно-синего плаща, он нащупал записку Мактавиша. Надо же, он почти забыл о ее существовании. Достав клочок бумаги, Эйдан задумался, а не сжечь ли его сразу в пламени лампы, но что-то удержало его руку. Вместо этого он развернул записку и прочел.
Встретимся в полночь у черного хода в тюрьму. Приходи один. Тебя никто не должен видеть.
Сердце Эйдана замерло, а потом сорвалось в галоп. Мактавиш передумал? Узнать это можно было лишь одним способом: придя в полночь на место встречи. Но до этого момента было еще несколько часов.
По дороге через сад Эйдан направился к дому своих родителей. В окнах еще горел свет, так что он остановился и дождался, пока отец и мать уснут, и лишь после этого зашел в дом. Последняя встреча с родителями закончилась криками, слезами, оскорблениями и разбитой посудой. Он не хотел повторять этот опыт. Тернеры не поняли упрямства, с которым их сын искал общества убийцы. По их мнению, он должен был раскаяться в своих ненормальных пристрастиях и попытаться восстановить репутацию. Очистить свое имя было бы сложно, но все ж Эйдан мог это сделать. К их разочарованию, сын не только не испытывал раскаяния, а, наоборот, подчеркивал свою связь с человеком, обвиненном в самом страшном из преступлений. Между ним и родителями пролегла пропасть, преодолеть которую, вероятно, можно было бы спустя очень много времени, но Эйдан в это практически не верил.
Примерно через час он вошел в родной дом через незапертую заднюю дверь. Он не скрывал своего присутствия. Родители и так наверняка знали, что он пришел. После того, как Дин попал в тюрьму, он привык возвращаться домой после того, как они ложились спать, и уходить до рассвета. Вот и теперь он быстро собрал необходимые вещи, сложил их в кожаную суму, которую принес из сарая, а затем покинул дом тем же путем, каким и пришел.
Вскоре Эйдан шагал по улице к рыночной площади. Каждый раз, заслышав чьи-то шаги, он нырял в густую тень домов и пережидал опасность. В последние дни он стал слишком популярным в самом плохом смысле этого слова. Куда бы он не пошел, находились те, кто выкрикивал оскорбления в его адрес или распускал руки, а в настоящий момент обстоятельства требовали, чтобы никто его не видел. Впрочем, улица была пустынна. Даже бродячие собаки куда-то исчезли.
Город казался слишком спокойным. Обычно пара-тройка пьяных идиотов обиталась около таверны, распевая похабные песни, цепляясь друг друга в тщетных попытках добраться домой. Но сегодня и там не было ни души. «Они все спят… Надеются, отдохнуть и набраться сил до рассвета, чтобы не пропустить зрелище», – с горечью подумал Эйдан. В Санкт-Петере не было публичных казней вот уже 40 лет. В маленьком городке развлечения были редкостью, так что казнь Дина обещала стать именно тем представлением, которое никто не пожелает пропустить. Все жители придут, чтобы посмотреть, как умирает любовь его жизни. Эйдан знал это. Они все будут там, кроме, разве что мистера и миссис О’Горман…
С этими мыслями Эйдан добрался до площади и скрылся под навесом около церкви, откуда можно было видеть часы на башне ратуши. Вокруг не было ни души, но он оставался тих и недвижим, пока ноги и спина не начали ныть.
Молодого человека сотрясала дрожь. Холод и воспоминания, страх и чувство вины навалились на него тяжким грузом. Это была его ошибка. Из-за него Дин попал в тюрьму и сейчас доживает свои последние часы. Он не должен был убегать, не должен был слушать Дина. Он должен был остаться с ним. Если бы арестовали их обоих, Эйдан, по крайней мере, сейчас был бы рядом с любимым. Возможно, они могли бы разговаривать, могли бы поддержать друг друга. Холод и необходимость оставаться неподвижным воскрешали воспоминания, которых он старался избегать на протяжении последних недель. Они были наполнены криками и кровью. Там был Дин в окровавленном плаще и с ножом в руке. Там звучал его злой и резкий голос: «УБИРАЙСЯ К ЧЕРТУ, ЭЙДАН!!!»
События того ужасного дня замелькали перед глазами, а ведь он так старался их забыть…
Этим утром путь Эйдана лежал в таверну. Ему предстояло от лица своей семьи провести переговоры о приобретении участка земли, так что он шел по улице, спрятав руки в карманы и тихо насвистывая веселый мотивчик. Стояла прекрасная погода, сделка обещала быть несложной и быстрой. Эйдан даже и представить не мог, что всего через четыре часа он лишится всего.
Услышав, как кто-то окликает его по имени, он обернулся и тут же расплылся в улыбке. На душе стало тепло, когда он увидел, что его нагоняет Дин.
– Куда это ты собрался с утра пораньше? – подначил его друг вместо приветствия. – Никак планируешь свидание с милашкой Сьюзан?
Улыбка Эйдана стала еще шире. Они часто подкалывали друг друга по поводу воображаемых свиданий. Мужчины в их возрасте – 28 и 31 год, соответственно, – совсем не встречающиеся с девушками могли бы вызвать подозрения, так что они рассказывали родным, что присматриваются к местным прелестницам, временами действительно дарили цветы понравившимся девицам, приглашали их на прогулки – всегда в сопровождении сестер или кузин в качестве компаньонок. Впрочем, дальше невинных променадов дело никогда не заходило. Многие местные девушки мечтали о ярком Эйдане Тернере или элегантном Дине О’Гормане. Они цеплялись за шансы привлечь их внимание, но все оставались ни с чем. Мужчины всегда были безукоризненно вежливы, милы и добры с дамами, однако их сердца уже были заняты.
– Нет, на самом деле у меня встреча со старым мистером Гертсби, – ответил Эйдан. – Мы с отцом хотим купить ржаное поле на той стороне реки.
– Империя Тернеров разрастается, как я посмотрю, – с гордостью отметил Дин, а затем спросил намного тише. – Ты придешь к тому дереву? Я собираюсь закончить пару эскизов, и был бы рад твоей компании. И мне не терпится вновь заключить тебя в объятия.
Эйдан взглянул на возлюбленного. В лучах утреннего сентябрьского солнца Дин был прекрасен. На его лице блуждала многообещающая улыбка, а синева глаз могла бы посрамить небосвод. Эйдан хотел бы поцеловать его прямо сейчас, но это было невозможно. Они всегда были очень осторожны, так что брюнет осмелился лишь коснуться руки Дина, легко пожимая пальцы и чувствуя ответное движение, сопровождающееся нежным выразительным взглядом.
И тут они услышали чей-то смех в отдалении, и Дин резко отдернул руку, будто обжегшись. Вдруг их кто-то увидел? Эйдан не знал.
– Увидимся позже! – Дин нервно оглянулся, и они разошлись в разные стороны.
Эйдан тряхнул головой, отгоняя беспокойство, и направился в «Старого гуся». В это время дня городская таверна была почти пустынна – лишь пара завсегдатаев торчали по углам. Хозяйка заведения Катрин налила ему пинту своего лучшего эля, и молодой мужчина занял столик и начал медленно потягивать напиток. Он прождал около двух с половиной часов, но, к его удивлению, Гертсби так и не появился. Наконец, Эйдан расплатился и уже собрался отправиться восвояси, когда заметил трех парней, идущих к нему с таким видом, будто им принадлежит весь мир. Брюнет тихо зарычал, когда узнал в одном из них Тимоти Блэкхока – придурка и забияку, считающего себя шерифом Санкт-Петера, хотя никто не наделял его такими полномочиями. Как всегда его сопровождали достойные спутники – братья Бейкеры, Джон и Уильям. Младшему из них не исполнилось еще и семнадцати.
– Ты чего здесь забыл, Тернер? – спросил Блэкхок; все в нем, от интонации до манеры держаться, было угрожающим.
– Я здесь по делу, – кратко ответил Эйдан, стараясь сохранять спокойствие.
– И твое дело не моего ума дело? А мне вот, допустим интересно, с чего это кто-то может захотеть торговать с таким малаком, как ты…
Оскорбление обожгло как удар хлыста. «Малаками» называли женоподобных мужчин, которые, как правило, одевались в женскую одежду и рыскали по злачным местам в поисках плотских утех. Эйдан никогда не относил себя к такому типу, и подобная характеристика сильно его задела.
– О чем это ты? – огрызнулся он, стараясь сдержать ярость.
– Думаешь, мы не знаем, чем вы с О’Горманом занимаетесь, оставаясь наедине?
Эйдану понадобилась вся его выдержка, чтобы не выказать страха, удушающей волной накрывшего все его существо:
– У тебя нет доказательств этих слов, так что тащи свою задницу куда подальше!
Трое мужчин расхохотались.
– Ты заплатишь за это, крошка, – бросил Блэкхок, прежде чем уйти.
Эйдан понял, что ему надо немедленно найти Дина и предупредить. На протяжении 12 лет они скрывали свои отношения, что в таком маленьком городе как Санкт-Петер было сродни чуду. Конечно, некоторые люди, в первую очередь родители, вероятно, догадывались о том, что происходит, но это никогда не озвучивалось. Ведь поднимать эту тему было равносильно признанию того, что это действительно возможно. Никто не хотел привлекать излишнего внимания, ведь это могло стоить репутации.
Но рано или поздно тайное должно было стать явным… «Только не сегодня! Пожалуйста, только не сегодня!» – молился про себя Эйдан, спешно направляясь к их дереву. Дин, конечно же, уже должен был быть там.
Их старый дуб стоял посередине небольшой луговины на другой стороне леса. Со всех сторон его окружала болотистая земле, непригодная для земледелия. Никто не ходил туда, так что для двух мужчин, желающих побыть наедине, это было идеальное место.
Но сейчас Дина там не было, и Эйдан ощутил приступ паники. Что же делать? Он присел на траву, прислонившись спиной к стволу дерева. Ему показалось, что он провел так целую вечность, по привычке нервно заламывая пальцы. Когда шуршание травы возвестило о чьем-то приближении, молодой человек не сдержал вздоха облегчения и вскочил на ноги, чтобы броситься на встречу возлюбленному… И замер. Это был не Дин.
– Так вот, где вы прячетесь, чтобы грешить против самой природы? А где О’Горман? Неужто ты тут совсем один, Тернер? Он себе нашел другую игрушку?
Блэкхок и его спутники приближались, смеясь и бросаясь колкими репликами. Они окружили его, будто волки загнанную лань. Прежде, чем Эйдан успел опомниться, Блэкхок перехватил его запястья и впечатал спиной в ствол дерева.
– Я научу тебя уважать законы божьи, – злобно прошептал он ему на ухо.
В нос Эйдану ударил запах перегара, и он отвернулся.
– Кто дал тебе право судить о законах божьих, мерзкий ублюдок, – прорычал он.
Вместо ответа Блэкхок ударил его по лицу:
– Знаешь, что с такими тварями как ты делают в Лондоне? Их подвергают публичной порке, а иногда и вешают… Но я сегодня милосерден, Тернер. Я избавлю тебя от унижения. Крепко держи его, Джон! – приказал он старшему Бейкеру.
Эйдан дернулся, пытаясь вырваться, и тогда Бейкер ударил его кулаком по лицу, так сильно, что мужчина на несколько секунд потерял сознание. Нападающие вновь прижали его к стволу дерева. Пока Бейкеры держали его за руки, Блэкхок вытащил охотничий нож и разрезал рубашку Эйдана, оставив на груди пленника несколько неглубоких ран. Брюнет зашипел от резкой боли и вновь попытался вывернуться из стальной хватки.
– Отлично, а теперь разверните его. Помоги брату, Уилл! – приказал Блэкхок младшему Бейкеру, который заметно нервничал из-за происходящего.
Братья прижали Эйдана грудью к дереву, а руки растянули вокруг ствола. Он слышал, как их предводитель шуршит в ветвях, что-то разыскивая. Когда же он понял, что именно, брюнету стало по-настоящему страшно. Блэкхок подбирал хорошую гибкую ветвь, чтобы высечь его!
– Все не так плохо, Тернер, – коротко засмеялся Джон Бейкер. – Готов побиться об заклад, тебе понравится боль. Тебе ведь нравится, когда О’Горман имеет тебя в задницу?
Эйдан попытался прикинуть свои шансы на побег. Несомненно, слабейшим в этой троице был Уильям Бейкер. С нервным и бледным парнишкой было бы проще всего драться. Под правой ногой он нащупал камень, идеально подходивший на роль импровизированного оружия.
Первый удар по обнаженной спине оказался настолько болезненным, что Эйдан закричал. Это отвлекло его мучителей, и тогда он резко дернув руку, вырвав ее из захвата Уильяма, и быстро подхватил камень с земли. Их было трое на одного, но противники недооценили силу и ловкость Эйдана. Он ударил Джона камнем в лицо, с мрачным удовлетворением услышав хруст сломанного носа. Мужчина отпустил его руку и отступил, ослепленный болью и хлынувшей из раны кровью. Эйдан рванулся прочь, но тут младший из братьев схватил его за талию и повалил на землю. Опомнившийся Блэкхок бросился к ним, и Эйдан понял, что если он сейчас же не вырвется, то ему уже ничто не поможет. В отчаянии он со всей силы опустил камень на голову парнишки, но было уже слишком поздно. Блэкхок рухнул на него сверху. Его руки сжали шею Эйдана, перекрывая доступ кислороду.
