Текст книги "А ты придешь к тому дереву? (СИ)"
Автор книги: dandelionpower
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– А что же тогда?
– Боль. Я боюсь, что они будут убивать меня медленно. Я боюсь впасть в панику и того, что мне придется долго страдать. Я надеюсь, что все произойдет быстро, – выдохнул Дин дрожащим голосом.
До этого момента Эйдан считал, что его сердце уже разбито, и ему не может стать больнее. Он ошибался. Но вот его всегда сильный, всегда уверенный возлюбленный на его глазах превратился в дрожащий сгусток страха, и это было превыше его сил… Но он смог справиться с собой, ведь сейчас Дин нуждался в нем гораздо сильнее, чем когда бы то ни было. Он был похож на кролика, попавшего в руки охотника и понимающего, что убежать уже не удастся. Эйдан молчал. Что он на самом деле мог сказать? Поэтому он просто начал тихо укачивать любимого, заключив в кольцо своих рук. Вероятно, если бы кто-то попытался отнять у него Дина в этот момент, он бы оскалился и зарычал как раненный зверь.
Минуты проходили в молчании, и Дин, наконец, успокоился. Внезапно, он вцепился холодными пальцами в предплечье Эйдана, привлекая внимание.
– Спой мне, – попросил он.
У Эйдана был красивый голос и прекрасная память, так что Дин всегда любил слушать его пение.
– Что мне спеть?
– Мою любимую… песню об Ирландии.
– «Путь назад»…
– Да, ее. Я всегда хотел увидеть океан с берегов Ирландии, откуда вели свой род мои предки, – мечтательно прошептал Дин.
Эйдан провел ладонью по его волосам, как матушка, собирающаяся спеть колыбельную своему больному ребенку, глубоко вздохнул и запел:
Плачет прибой – зовет за тобой – домой.
Море волной – зовет за тобой – домой.
Его бархатный низкий голос отражался от холодных каменных стен, и, казалось, что все вокруг застыло, вслушиваясь в слова старой песни.
В ночь в канун Рождества
Вместе с морем у скал
Твой голос вел песнь эту.
И взгляд обещал,
Как магнитом манил
Прочь от яркого света.
Он продолжал петь, и стены тюрьмы вдруг исчезли, уступая место воспоминаниям.
Свежий снег скрипел под ногами, на безоблачном небе сияло солнце, и все вокруг было сверкающе-белым. И на фоне этой белизны особенно резко выделялся ярко-красный шерстяной шарф Дина, украшенный изящными золотыми пуговицами. Двое мальчишек собирали ветки, чтобы построить шалаш под их деревом. Было воскресение, и Эйдану не надо было помогать родителям на ферме, так что его отпустили поиграть в лесу. По правде говоря, Эйдан завидовал. Он тоже хотел, чтобы у него был такой шарф, ведь с ним его одежда стала бы похожа на униформу оловянных солдатиков Дина. Вообще у Дина было много игрушек и красивая одежда, ведь его семья была богатой. Семилетний Эйдан завидовал лучшему другу, но любил его намного сильнее. Недаром они прошлым летом решили, что будут друзьями вечно. Дин всегда позволял Эйдану играть со своими игрушками, но это все равно отличалось от того, чтобы иметь собственные.
Когда шалаш был готов, они покрыли его лапником с болота, залезли внутрь и решили пообедать хлебом, который Эйдан прихватил с фермы. Темноволосый кудрявый парнишка поежился, и его друг тут же спросил:
– Ты замерз?
– Немного, – ответил Эйдан, который не хотел показаться слабым. – Все нормально.
Без малейших колебаний старший мальчишка стащил с себя красный шарф и обмотал его вокруг шеи младшего:
– Держи, а то простудишься.
Эйдан лишился дара речи от удивления.
– Спасибо, Дин, – наконец смущенно пролепетал он, гладя теплую материю пальцами.
Остаток дня они провели в лесу. Эйдан был охотником, а Дин – его верной гончей, и они часы напролет носились между деревьями за воображаемыми оленями и лисами. Уже в сумерках они попрощались и разошлись по домам. Ни один из мальчишек так и не вспомнил, что красный шарф остался обмотанным вокруг шеи Эйдана.
– Где ты его взял? – спросила его матушка, стоило ребенку пересечь порог.
Эйдан честно рассказал о произошедшем, и мать отругала его, ведь приносить домой чужие вещи было запрещено.
– Мы немедленно пойдем к ним, и ты извинишься перед миссис О’Горман, – распорядилась она.
– Да, матушка… – вздохнул Эйдан, честно не понимая, что он сделал не так, ведь он просто забылся; взрослые зачастую поступали так нечестно.
Но, как только ни собрались в дорогу, в дверь постучали. Это была миссис О’Горман с сыном. Мать Эйдана чуть ли не на колени перед ней упала, лишь бы та приняла ее извинения. Она и сына заставила просить прощения. Сняв с сына шарф, она вернула его Дину. Пока матери разговаривали, Дин ухватил Эйдана за руку и утащил его в угол, где Тернеры держали скот зимой. Поглаживая мягкую шерсть животных, Дин, наконец, сказал:
– Знаешь, мне все равно, что шарф остался у тебя, тем более он тебе так идет. Но матушка разозлилась.
– Моя тоже, – вздохнул Эйдан.
– Шарф мне вернули, но я могу дать тебе кое-что взамен… – Дин бросил настороженный взгляд в сторону женщин и, убедившись, что они заняты, запустил руку в карман и передал в ладонь друга одного из своих оловянных солдатиков.
– Ты не можешь отдать мне его, это же полковник Блэйк! – глаза Эйдана широко распахнулись.
Они назвали этого солдатика в честь Роберта Блэйка – отца-основателя Королевского флота. Во время их игр Блэйк никогда не терпел поражений.
– Могу, – возразил Дин. – И он теперь твой. Просто постарайся его не сломать. И не показывай маме.
– А как же твоя матушка? – поинтересовался Эйдан.
– Я скажу, что потерял его.
Темноволосый мальчик восхищенно взглянул на солдатика в своей руке. Это был лучший подарок за всю его жизнь. Он быстро спрятал игрушку в карман, а потом обнял Дина и поцеловал в щеку. Блондин покраснел как помидор, но расплылся в улыбке. Матерям пришлось оттаскивать их друг от друга, чтобы увести Дина домой, поскольку Эйдан вцепился в него как белка в свой последний орешек.
Эйдан никогда не говорил другу, насколько сильно он хотел иметь свои игрушки. Или о том, что он завидовал красному шарфу…. Он никогда не говорил этого вслух, но все равно Дин как-то узнал… Он всегда знал, что происходит с Эйданом. К сожалению, три года спустя оловянный солдатик потерялся в лесу. Эйдан очень грустил из-за этого, но все равно проявление любви и заботы Дина было важнее. Эти воспоминания он пронес через всю жизнь.
Стихла музыка вдруг,
Танец страсти угас.
Мы сбежали с тобой к морю.
Но ветер швырнул
Брызги соли в лицо,
Суля только горе.
Я понял тогда – ты должен уйти...
Голос Эйдана сорвался. Он задрожал, пытаясь найти взгляд Дина, надеясь, что возлюбленный сможет унять его боль, как он это делал обычно.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – проговорил он.
Дин открыл глаза и нежно улыбнулся ему.
– Пожалуйста, Эйдан, не останавливайся, – попросил он, и брюнет вздохнул и кивнул.
Я понял тогда – ты должен уйти.
Этот мир не для нас – параллельны пути.
Отпускаю тебя в бесконечную тьму,
Но скажи – почему?
И на наших глазах
Море вспенилось вдруг.
Разыгралась стихия.
Вновь стою я один.
Только крик в вышине –
Поют твои крылья.
Теплая и влажная июльская ночь. Ни облачка на бархатном бескрайнем небе. Только звезды мерцают яркими искрами меж ветвей старого дуба. Тишину нарушает лишь завораживающий хор лягушек и ночных насекомых. Эйдану было 23, и он лежал на спине, закинув руки за голову. Дин был рядом. Они оба были обнажены, и блондин упоенно покрывал поцелуями прекрасное тело любовника.
– Это просто потрясающе! – выдохнул Эйдан.
– Рад, что тебе нравится, – откликнулся Дин, на мгновение прервавшись между двумя поцелуями.
Юноша фыркнул:
– Я не о тебе говорю, а о небе над нами. Ты должен посмотреть!
Дин отвлекся от своего занятия и поднял голову, смертельно серьезно взглянув в лицо возлюбленного. Эйдан широко улыбнулся, отметив, что глаза Дина остаются голубыми даже в темноте.
– Я правильно понимаю, что мои попытки возбудить тебя заранее обречены на провал? – спросил блондин.
– Боюсь, что пока да. Лучше посмотри со мной на небо!
– Я не хочу смотреть на небо, – поморщился Дин. – Я хочу тебя.
– …ну, пожалуйста. Ты не знаешь, от чего отказываешься, – взмолился Эйдан.
Дин недовольно засопел, но сдался. Он упал на одеяло рядом с брюнетом, и повернулся к нему спиной. Эйдан знал, что его упрямый возлюбленный обиделся, но это его никогда не останавливало. Он обнял Дина и оставил на его обнаженном плече несколько легких поцелуев.
Эйдан лежал так достаточно долго, любуясь звездами и слушая тихое дыхание Дина. Для него это было лучшее место на земле и лучший момент времени. Над головой было небо, рядом – теплый и нежный возлюбленный.
Примерно час спустя он зарылся лицом в светлые волосы и прошептал:
– Если ты еще хочешь меня, то я готов.
Ответа не последовало. Эйдан приподнял голову, чтобы взглянуть на Дина, и с улыбкой отметил, что тот спит. Тогда он осторожно подтянул одеяло, накрывая их обоих, выбрал из волос блондина несколько травинок и нежно поцеловал его в висок, а затем заснул и сам.
Проснулся он несколькими часами позже от требовательных страстных поцелуев, покрывающих его живот и бедра. Звезды уже исчезли, и на востоке занималась заря, окрашивая небо в розовые тона.
– Доброе утро, – сонно пробормотал он и лениво потянулся, наслаждаясь ласками.
Дин потерся носом о дорожку темных волос, спускающуюся от груди Эйдана, и с улыбкой поднял голову:
– Помнится, ты сказал, что готов стать моим. Так что я решил не ждать, пока ты проснешься сам.
– Так ты просто притворялся спящим, паршивец! – рассмеялся Эйдан.
В предрассветных сумерках глаза Дина казались зелеными, как листья папоротника. Растрепанные волосы, лукавая улыбка и озорной взгляд делали его похожим на фавна – похотливое создание из римской мифологии. Эйдан читал о них в одной из книг мистера Армитэджа, и они всегда его интересовали. Фавны выглядели как люди с козлиными ногами, так что, когда Дин подтянулся, чтобы украсть его поцелуй, Эйдан не удержался и провел ладонью по его бедру, радуясь, что у возлюбленного красивые человеческие ноги.
В то утро он отдавался Дину дважды.
Ты улетал, плача имя мое,
Руки-крылья раскрыв над соленой водой.
Пути назад нет – море нежит волну,
Но скажи – почему?
Плачет прибой – зовет за тобой – домой.
Море волной – зовет за тобой – домой.
Эйдан повторил последние строчки дважды и замолчал. Дин полностью расслабился в его объятиях. Его глаза были закрыты, и он выглядел настолько безмятежно, что Эйдан понял, что неосторожным движением может легко разрушить атмосферу спокойствия, созданную песней. Он не хотел вновь видеть в голубых глазах страх. Бросив взгляд в маленькое тюремное оконце, он понял, что не сможет так определить время, но что-то подсказывало ему, что отпущенные им три часа на исходе.
Эйдан наклонился и поцеловал Дина в кончик носа. Блондин медленно открыл глаза, будто бы приходят в себя после транса.
– Я думаю, нам стоит одеться, любимый, – прошептал брюнет.
Одевались они в молчании. Оба чувствовали, что ужасный момент, когда нужно будет сказать друг другу последнее «прощай» неумолимо приближается. Оба неосознанно верили, что, пока эти слова не будут произнесены, еще можно будет что-то изменить.
Приведя в порядок одежду, они сели прямо на пол, прижавшись спинами к холодной стене. Они просто сидели рядом в тишине несколько минут, слепо смотря прямо перед собой. Три часа – настолько неизмеримо короткий срок, чтобы рассказать о любви всей жизни. Не существует универсального способа объяснить такие вещи, не существует правильного прощания, когда ты всего лишь человек. Когда ты в отчаянии. Внезапно, Эйдан понял, что больше не в состоянии это выдержать. Он порывисто схватил руку Дина, быстро и уверенно поцеловал тыльную сторону и переплел пальцы, вцепившись в них почти до боли, чувствуя, как Дин отвечает с той же силой…
А потом они услышали стук, и дверь приоткрылась.
– Эйдан, мне жаль, но тебе пора, – раздался голос Грэма. – У вас есть еще несколько минут, но затем тебе придется уйти.
Дверь вновь закрылась. Они поднялись на ноги, и Дин коснулся ладонью затылка Эйдана, заставляя того наклонить голову, а затем прижался своим лбом к его.
– Послушай меня, – заговорил он. – Уезжай из этого жалкого города. Найди себе новое место для жизни. Женись. Если у тебя родится сын, то можешь назвать его Дином. Он будет носить мое имя, но красоту и жизнелюбие он унаследует от тебя. Я буду с тобой всю твою жизнь – в твоем сыне. Ты сможешь найти счастье, ведь я прошу тебя. Ведь я тебя люблю.
– Ты так любишь командовать, Дин О’Горман, – мягко усмехнулся Эйдан.
– Я знаю… – Дин печально улыбнулся. – Мне повезло, что ты любил меня, несмотря на все мои недостатки.
– Я люблю тебя вместе с твоими недостатками, – нежно ответил брюнет.
Тогда он почувствовал, что наступил момент их последнего поцелуя. Он склонил голову и прижался к губам Дина, стараясь лаской выразить всю свою любовь, нежность и заботу. Дин откликнулся немедленно. Поцелуй стал глубже и чувственнее. Для Эйдана он был похож на дикую землянику, которую они собирали детьми. А еще в нем смешались вкус земли и леса, солнечных лучей и тепла на коже, вкус самого Дина – непонятный, но такой знакомый, единственный, успокаивающий и родной… И скоро – слишком скоро – все закончилось, и они отстранились друг от друга.
Дин провел рукой по темным кудрям.
– Эйдан… завтра… прошу, не приходи, – попросил он.
– Почему?
– Это будет ужасно… Я не хочу, чтобы ты это видел… Не хочу, чтобы видел меня… униженным, изуродованным. Я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким.
– Тернер, пора, – в комнату вошел Мактавиш.
Эйдан привлек возлюбленного в объятия.
– Все будет хорошо… все будет хорошо… – зашептал он.
Отстранившись и в последний раз взглянув в лицо возлюбленного, он заметил одинокую слезинку, скатившуюся по щеке Дина. Больше не заботясь о том, что Грэм смотрит, ведь терять ему больше было нечего, Эйдан вновь склонился и прижался губами к щеке блондина, собирая влагу. Так он и покинул камеру, унося на губах обжигающе-соленый привкус единственной слезинки Дина, которую он видел за всю свою жизнь. Уходя, он не оглянулся, чувствуя, что просто этого не выдержит.
Шагая прочь по темному коридору, он сожалел лишь об одном: что последние его слова любимому были очевидной ложью.
====== Глава 4. Дракон и веревка ======
Эйдан видел казнь всего раз в жизни – в Вудхилле, когда ему было девятнадцать. А еще именно тогда он окончательно понял, что им с Дином никогда не суждено быть вместе полностью. Все, абсолютно все, было против них. Эта любовь была запретна, а у их истории просто не могло быть счастливого конца.
Дин должен был отправиться в Вудхилл по желанию родителей. Там жили его дальние родственники, чья 17-летняя дочь созрела для замужества, и О’Горманы решили, что она может стать достойной парой их единственному сыну. Дин, безусловно, был не в восторге от этой идеи, но не мог разочаровать семью.
– Я так понимаю, тебе надо постоянно меня видеть, чтобы не забыть, кого ты действительно любишь, когда ты встретишь очаровательную юную мисс Эдкинс? – рассмеялся Эйдан, когда Дин позвал его с собой.
– Я просто хочу, чтобы ты поехал со мной… – фыркнул в ответ Дин.
И, конечно, Эйдан согласился – хотя бы потому, что путешествуя в экипаже О’Горманов, они могли часы напролет целоваться, скрытые тяжелыми занавесками от посторонних глаз.
Когда они прибыли в поместье Эдкинсов в Вудхилле и прошли в дом, первый вопрос, который они услышали, был о том, зачем Дин взял с собой слугу, ведь у принимающей стороны было достаточно лакеев, чтобы обеспечить комфортное пребывание. Поначалу юноши даже не поняли, о чем речь. Лишь спустя несколько мгновений Дин оглянулся на своего возлюбленного и сообразил, что лорд Эдкинс принял Эйдана за одного из работников. Брюнет вздрогнул и опустил взгляд на свою одежду: он специально надел лучшую рубаху и темно-коричневый плащ, а новая черная треуголка так вообще стоила ему целое состояние. Он даже собрал волосы в низкий хвост и перевязал его темно-зеленой лентой, подаренной Дином на прошлое Рождество… Но факт оставался фактом – он все равно выглядел как деревенщина.
– Сэр, это мой друг Эйдан Тернер, – объяснил Дин. – Он из небогатой семьи, но прекрасно воспитан, образован, читает древнегреческие трагедии…
– А вы весельчак, юный мистер О’Горман, – рассмеялся лорд Эдкинс, встряхнув Дина за плечо. – Уверен, моя дочь оценит ваше чувство юмора, – он взмахнул рукой, подзывая служанку. – Сьюзи, покажи мистеру О’Горману его покои.
– Прошу за мной, сэр, – юная темноволосая горничная присела в реверансе перед Дином и подняла его сумку.
Мистер Эдкинс же подхватил сумку, которую Эйдан тоже поставил на пол, и довольно грубо сунул обратно ему в руки, рыкнув:
– Вход в конюшню с заднего двора.
Поднимаясь по лестнице вслед за служанкой, Дин лишь раз обернулся, бросив на друга виноватый взгляд, и исчез на втором этаже.
И Эйдан отправился на конюшни. От пережитого унижения сердце сжималось в груди. До этого момента он никогда не отдавал себе отчета в том, насколько различно социальное положение у него и его возлюбленного. Он никогда не понимал, что Дин, на самом деле, принадлежит к совершенно другому миру. Дома все было по-другому. О’Горманы были единственной благородной семьей в Санкт-Петере, так что они волей-неволей общались с другими жителями города. Матушки Дина и Эйдана были подругами, и их сыновья дружили с детства.
Когда Эйдан и Дин были вдвоем, они тем более были равны во всем. Более того, Дин всегда умел внушить возлюбленному, что тот уникален. С ним Эйдан чувствовал себя единственным и любимым. Старший ни разу не использовал свои деньги, имя или влияние, чтобы давить на него. Теперь же все изменилось. В этом – настоящем – мире, где оказался сейчас Эйдан, благородные английские лорды не водили дружбу с бедными фермерами.
Эйдан прождал на конюшнях до заката, рассказывая о своей печали и злости лошадям мистера Эдкинса. В присутствии животных ему всегда становилось лучше. Вечером один из слуг принес ему воду, яблоки и хлеб, но Эйдан не чувствовал голода, так что к еде не притронулся. Он был зол на Дина, считая, что тот должен был вступиться за него перед мистером Эдкинсом или хотя бы не сразу уступать, позволяя вышвырнуть его из дома как попрошайку.
Наконец , он нашел какое-то грязное одеяло и, завернувшись в него, попытался уснуть, ведь делать все равно было нечего. Внезапно, он услышал смех и разговор с улицы. Беседовали двое мужчин, и Эйдан решил пойти и посмотреть, кто это.
– Привет, дружище! Ты чего тут делаешь? Ты кто вообще? – грубовато, но дружелюбно поприветствовал его крупный мужчина средних лет.
– Меня зовут Эйдан Тернер. Я лучший друг Дина О’Гормана, – немного смутившись ответил юноша.
– Ну конечно! – незнакомец рассмеялся так же, как мистер Эдкинс несколькими часами ранее. – А я тогда герцог Норфолкский!
Очевидно, мужчина ему не поверил, и Эйдан нахмурился. Он не видел в ситуации ничего смешного. Незнакомец фыркнул и, схватив руку брюнета, крепко ее пожал.
– Ладно тебе, не строй такое лицо, Тернер! Меня вот зовут Беннер, и я тут садовник, а вот этот тощий придурок… – он махнул рукой в сторону своего товарища. – Мой ученик Элвин.
Несмотря на общую грубоватость слов, в голосе садовника прозвучали нотки привязанности, и Элвин вяло отмахнулся, кивнув Эйдану.
– И сегодня, – продолжил Беннер. – Праздничная ночь. У нас есть выпивка, и ты, юный Тернер, кем бы ты там не был, – он приобнял юношу за плечо. – Лезешь с нами на крышу конюшни, где мы будем ее пить.
Эйдан решил не спорить. Тогда Беннер указал на лестницу, и они полезли.
– А почему на крыше? – не выдержал юноша.
– Увидишь, – фыркнул садовник.
Стоило Эйдану добраться до цели, он моментально понял, почему Беннер назвал эту ночь праздничной, и зачем они сюда залезли. Оказалось, что с крыши конюшни открывался отличный вид на бальную залу поместья Эдкинсов, чьи огромные окна выходили в сад.
Это было прекрасное зрелище. В зале собралось множество людей – мужчины в великолепных одеждах и женщины в роскошных платьях, украшенных лентами, тесьмой и цветами из шелка. На цепях под потолком висели самые большие канделябры, которые Эйдану доводилось видеть в жизни. Хрустальные подвески на них сияли, как осколки льда солнечным морозным утром.
Он опустился на крышу, и Беннер протянул ему бутылку:
– Будешь ром, приятель?
– Нет, спасибо, – вежливо отказался Эйдан. – Что-то не хочется.
Кудрявый юноша сосредоточил свое внимание на людях в зале, пытаясь найти среди них Дина. Стояла теплая августовская ночь, и он сразу услышал, как в заиграла музыка. Переливы клавесина и скрипок неслись сквозь открытые окна.
– Началось, – прокомментировал Элвин, прикладываясь к бутылке.
Двери бальной залы распахнулись. Эйдан увидел Дина, и его сердце пропустило удар. Блондин был одет в новый камзол, которого Эйдан прежде не видел – темно-синий с золотым шитьем и медными пуговицами. Он побрился и выглядел просто потрясающе… и он улыбался девушке, которая держала его под руку и вошла в зал вместе с ним. Аманда Эдкинс – рыжеволосая красавица с молочной кожей и длинными роскошными локонами, уложенными в сложную прическу.
– Мисс Эдкинс, – услужливо проинформировал Беннер. – Красотка, правда?
Эйдан не ответил – только зубами скрипнул.
– Маленький дьяволенок с ангельской внешностью, помяни мое слово, – добавил садовник. – Я слышал, она спит и видит стать женой юного мистера О’Гормана. Даром, что только познакомилась.
Эйдан со свистом втянул воздух сквозь зубы и сжал кулаки. Этот светловолосый красавец принадлежал ему!
– Она своего не упустит, – не замечая его реакции, продолжил Беннер. – Лорд Эдкинс очень богат, так что О’Горманы обрадуются такой партии.
Тут Эйдан буквально вырвал бутылку рома из руки Элвина.
– Я передумал, – буркнул он, сделал большой глоток и тут же закашлялся.
– Тише, приятель, – Беннер забрал бутылку из его руки и постучал парнишку по спине, пока тот не восстановил дыхание. – Крепковато для тебя?
Эйдан молча мотнул головой. Он привык к другому алкоголю, это же был настоящий жидкий огонь, такой же жгучий, как его ревность, который моментально растекся по венам, даря неизведанные ранее ощущения. Он вновь сосредоточился на происходящем в бальной зале Эдкинсов.
Дин и мисс Эдкинс мило болтали, улыбаясь друг другу, и Эйдану для ненависти было достаточно уже того, что она стоит достаточно близко, чтобы видеть ямочки на щеках блондина. Он лишь надеялся, что маленькая ведьма достаточно умна и понимает, что сейчас рядом с ней самый привлекательный и прекрасный человек в мире.
Внезапно, Дин поклонился спутнице, взял ее руку и вывел в центр. Эйдан задержал дыхание, когда заиграла музыка, и они начали танцевать. Красивая пара грациозно кружилась по залу, и Эйдан понял, что ему нужно немедленно еще выпить. Он потянулся к бутылке и сделал глоток, надеясь, что алкоголь сделает его зрение более расплывчатым, и он не сможет видеть то, что происходит, так ясно. Но отвернуться от того, как его возлюбленный обнимает кого-то другого, он не мог.
– Так и хочется поцеловать… – мечтательно вздохнул Элвин, следя за движениями мисс Эдкинс.
– Между нами говоря, приятель, – фыркнул садовник. – Она, конечно, красотка, но, готов биться об заклад, после ее первой брачной ночи простыни останутся белоснежными как облака, на которых святые греют свои задницы.
– Ты это о чем? – заинтересовался Эйдан.
– О том, приятель, что, клянусь могилой матушки, это малышка – уже не девственница.
Дин собирается жениться на шлюхе. Так подумал Эйдан, хотя кто он такой, чтобы судить ее? Они с Дином тоже далеко не девственники, а пред глазами Всевышнего их грех гораздо серьезнее.
Юноша сделал еще глоток из бутылки, когда музыка начала затихать, и танцоры поклонились друг другу. Дин приобнял мисс Эдкинс и увел в тихий уголок, где они могли спокойно поговорить. «Если Дин женится, я буду вынужден жить своей жизнью? – задумался Эйдан. – Все, что мне останется, вот так смотреть за ним из-за грани, которую я никогда не смогу пересечь».
Это было невыносимо. Эйдан попрощался со своими спутниками и спустился с крыши. Он вернулся на конюшню, закутался в одеяла, пахнущие лошадиным потом, и попытался уснуть, но стоило ему закрыть глаза, как перед мысленным взором он вновь увидел Дина с его очаровательной спутницей, кружащихся по паркету, и от этого его начало мутить.
К середине ночи он провалился в болезненную дрему, из которой его вырвал металлический звон рухнувших инструментов и негромкая ругань. Он сел, вглядываясь в темноту, когда его ушей коснулся тихий взволнованный зов:
– Эйдан? Эйдан, ты здесь?
– Да, я здесь, Дин, – юноша вздохнул. – Только вот тебе тут не место.
Дин быстро добрался до него, схватил за одежду и заставил подняться.
– Иди за мной, – приказал он, потянув к выходу из конюшни.
Эйдан подчинился, и они шли в молчании пока не добрались до тихого уголка между кустов в саду Эдкинсов, где никто не мог их увидеть.
– Прости меня, Эйдан, – прошептал Дин. – Я не должен был привозить тебя сюда. Если бы я только знал, как они к тебе отнесутся… Тебе ведь принесли поесть, как я просил? Тебе есть, где спать? Я могу найти одеяла.
Эйдан не отвечал, спокойно и сдержанно глядя на возлюбленного.
– Эйдан? Все в порядке? – удивился Дин.
Брюнет проигнорировал вопрос и процедил сквозь зубы:
– Она тебе понравилась?
– Кто? – Дин озадаченно нахмурился.
– Аманда Эдкинс.
– Да, она вполне… милая, – честно ответил блондин; он внимательно вгляделся в лицо друга, а затем удивленно выгнул бровь. – Ты ревнуешь?
Эйдан вновь не ответил. Глупый вопрос, конечно, он ревнует!
– Ты бы хотел заняться с ней любовью? – спросил он, уже не пытаясь скрывать истинных чувств.
– Нет, конечно! – тряхнул головой Дин. – Если я и женюсь, то она появится в моей спальне только для того, чтобы зачать наследника. Не более. Заниматься любовью я могу только с тобой.
Он протянул руку, чтобы ласково коснуться щеки возлюбленного, но Эйдан оттолкнул его от себя.
– Ты на ней женишься? – зло бросил он.
– Я не знаю.
– Ты не знаешь? – Эйдан насмешливо рассмеялся.
– Не устраивай сцену, – предупредил его Дин. – Я не хочу жениться, но, думаешь, у меня есть выбор?
Наступила тишина. Несколько долгих минут Дин смотрел на Эйдана, а Эйдан разглядывал носки своих сапог.
– Эйдан… – наконец, не выдержал блондин. – Я люблю тебя, и ты это знаешь. Не усложняй… – он обхватил лицо возлюбленного ладонями и попытался поцеловать, но юноша отвернулся. – Любимый… прошу. Я попытаюсь выкрутиться. Попытаюсь разобраться. Обещаю.
– Попытаешься так же, как пытался защитить меня сегодня от оскорблений этого заносчивого лорда?
Дин вздрогнул и побеждено прижался лбом к его плечу, и в этот раз Эйдан не стал его отталкивать. Когда он поднял голову и вновь заглянул в глаза возлюбленного, юноша понял, что страдает в этой ситуации далеко не только он один.
– А что бы ты сделал на моем месте? Это не я отправил тебя на конюшни. Это было нечестно по отношению к тебе, и я очень зол на этого идиота. Мне всегда было наплевать, что ты родился среди сена, а не с золотой ложкой во рту. Ты все для меня, Эйдан. Самое дорогое, что у меня есть, – Дин тряхнул головой и вздохнул. – Я всегда знал, что рано или поздно, так или иначе, судьба нас разделит, и это причинит тебе боль, – он отвел взгляд, будто рассматривая что-то в темноте сада. – Я не должен был соблазнять тебя, Эйдан.
– Я позволил себя соблазнить вполне добровольно, – мягко возразил брюнет.
Его злость испарилась сама собой. Он обнял Дина, привлекая к себе, и тот прижался щекой к его плечу.
– Прости меня, – Эйдан поцеловал его в макушку. – Я не должен был так говорить.
– Не вини себя. У тебя были все основания для злости.
– Да, я разозлился, но я все еще люблю тебя. Почему, ты думаешь, я так ревную? Почему я чуть с ума не сошел, когда увидел, как ты обнимаешь ее, улыбаешься, танцуешь с ней перед всеми этими людьми?
– Так ты видел… – Дин вздрогнул и пристыжено отвернулся.
– Да, видел.
– Я делал это, потому что от меня этого ждали. Но когда я смотрел в ее карие глаза, я думал не о ней, – Дин провел ладонями по спине Эйдана. – Когда я танцевал с ней, то не ее тело представлял в своих руках…
Эйдан прерывисто выдохнул, когда Дин внезапно сжал его ягодицы, прижимая любовника к себе.
– И чье же тело ты представлял? – игриво спросил юноша, хоть и прекрасно знал ответ, но все равно хотел его еще раз услышать.
– Твое, любовь моя… Только ты пробуждаешь во мне желание.
Он поднял голову и подарил возлюбленному страстный и чувственный поцелуй. Перехватив ладонь Эйдана, Дин опустил ее на свой пах, чтобы юноша мог сам оценить степень его возбуждения.
– Позволь мне показать… – Дин вновь мимолетно коснулся его губ своими. – Насколько сильно я люблю тебя и твое прекрасное тело.
– Прямо сейчас? – неуверенно переспросил Эйдан.
– Именно, – кивнул блондин. – Я хочу воздать должное своей единственной настоящей любви.
Дин уверенно расстегнул рубашку возлюбленного, и по телу Эйдана разлилось тепло гораздо более приятное, чем жар ревности. Это ощущение становилось все ярче, по мере того, как губы Дина скользили по его коже.
– Уверен, что оно того стоит? – выдохнул он, чувствуя как Дин опускается все ниже.
– Да, если только ты не будешь шуметь, – блондин встал перед ним на колени и поцеловал возбужденную плоть, пока еще скрытую тканью штанов, вызвав тихий стон наслаждения.
– Я… постараюсь… – Эйдан всхлипнул и закусил нижнюю губу, подавляя стон, когда Дин высвободил его окрепший член и начал покрывать легкими дразнящими поцелуями.
Юноша прикрыл глаза и вцепился в листья живой изгороди за своей спиной, чтобы не застонать в голос от наслаждения. Он чувствовал каждое касание горячих губ Дина, но не осмеливался сам посмотреть вниз, понимая, что одного взгляда на то, что делал возлюбленный, будет достаточно, чтобы он окончательно перестал себя контролировать. Дин же в свою очередь внимательно наблюдал за любовником, стараясь по его реакции понять, что ему нравится больше. И вот особенно чувственное касание языка Дина бросило Эйдана почти на вершину наслаждения, и он, не сдержавшись, простонал имя возлюбленного чуть громче, чем следовало.
Дин отстранился, и Эйдан разочарованно выдохнул. Он распахнул глаза и виновато посмотрел на любовника. Дин же быстро поднялся и жарко поцеловал искусанные губы, одновременно вновь проводя ладонью по его пояснице и сжимая упругую ягодицу. Юноша вновь застонал.
– Кажется, мне придется самому позаботиться о тишине, – усмехнулся блондин.
Он подтолкнул любовника к живой изгороди. Рука, так и покоящаяся на ягодице брюнета, обвела его бедро, коснулась паха и вновь легла на возбужденную плоть. Эйдан приоткрыл рот, не в силах сдерживать стон, и тут Дин ладонью правой руки накрыл его губы.
