Текст книги "Помрачение сознания (СИ)"
Автор книги: Creatress
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Deja vu
Мы молчим всю дорогу до дома Питера и Гила. Вернее, я молчу. Питер время от времени отпускает какие-то фразы, по счастью, не требуя, чтобы я отвечал. Нас заносит на повороте, колеса идут юзом, и Питер с трудом выравнивает машину.
– Хоть цепи надевай на колеса, – говорит он, когда мы пробуксовываем в снегу. – Как будто я вожу машину не по Нью-Йорку, а по Сибири.
Я молча смотрю в окно. Снова и снова вижу перед собой лицо Брайана, когда я сказал ему… то, что сказал.
Наконец мы приезжаем, Питер пропускает меня внутрь, усаживает на кухне и греет на водяной бане воск. Я возражаю, что этого не нужно, но он лишь недовольно морщится.
– Джастин, твои руки – это твой хлеб.
Я послушно опускаю кисти в коричневую теплую массу.
Питер молча убирает беспорядок.
– Странные праздники в этом году, – тихо говорит Питер, как будто бы про себя.
– Да, – соглашаюсь я, хотя, скорее всего, мы разные вещи имеем в виду.
– Ты не можешь простить его?
Он не год, конечно, имеет в виду.
– Могу, – отвечаю я практически спокойно, – может быть, мне этого даже хочется. Но я не знаю, нужно ли мне прощать его.
– Когда мне было двадцать, и я был максималистом, – замечает в ответ Питер, – то считал, что ничего нельзя прощать. Когда мне стало тридцать, и я приобрел некоторый опыт в отношениях, то решил, что любимому человеку можно простить все. Теперь, когда мне исполнилось сорок – я знаю, что есть вещи, которые нельзя простить. И иногда эти вещи могут казаться незаметными, незначащими для окружающих, но для тебя быть решающими. Это предательство… и им может оказаться и слово, и взгляд, и жест.
– И его нельзя прощать?
Он пожимает плечами.
– Поступок не меняет человека. Это тот человек, которого ты знал, оказался способен на такой поступок.
– Люди не меняются, – соглашаюсь я задумчиво, – но он изменился…
– Если ты сейчас намекаешь, что он не человек, то это уже слегка перебор, – замечает Питер. – Запусти охотничью собаку в любой ночной клуб, и ты спугнешь десяток таких «брайанов» самого разнообразного пола, возраста и ориентации.
Возможно, это не совсем так, но у меня сил нет возражать.
– Я не могу решить, что мне делать, – наконец, признаю я. – Моя любовь в семнадцать была намного бесстрашнее, чем сейчас.
– Так и должно быть, Джастин. Появляется опыт, появляется рассудительность... Один пугает тем, что уже происходило, вторая – тем, что может произойти. Есть многое, на что легче решиться в семнадцать лет. С другой стороны, мой отец говорит, что в его возрасте он может не бояться уже ничего… Это приносит свободу.
– Сколько ему?
– Семьдесят пять будет в январе, – улыбается Питер.
– То есть мне попросить, чтобы Брайан вернулся лет через пятьдесят? – уточняю я и тоже не могу сдержать улыбку. – А что ты думаешь, Питер? О нас?
– Я? – он поднимает голову. – Я думаю, он совершил преступление, приучая семнадцатилетнего мальчика к мысли о том, что секс без любви – это нормально. Я думаю, это кармическое наказание. Я думаю, это инопланетяне. Какая вообще разница, что я думаю, Джастин? На самом деле, в жизни все меняется. Время течет сквозь пальцы вместе с хорошим, вместе с плохим. Когда я встретился с Гилом – на улицах Парижа можно было по полной получить, просто держась с парнем за руку. Сейчас все не так – зато теперь, когда я приезжаю домой, в Булонском лесу мне бывать уже страшно.
– Сколько вам было, когда вы встретились? – интересуюсь я, радуясь, что могу спросить хоть о чем-то, не касающемся меня и Брайана.
– Мне двадцать три, Гилу – двадцать пять.
Если я ничего не путаю, они отпраздновали двадцатилетие года два назад. Они живут вместе, они работают только вместе, вместе выставляются… Я бы рехнулся, если бы прожил так с Брайаном двадцать лет. Если бы, конечно, мы не поубивали бы друг друга еще раньше.
– А где Гилберт? – кстати спрашиваю я, вспомнив, что не видел его на свадьбе.
Питер морщится.
– В Париже. Аэропорт опять не принимает. Это наш первый новый год порознь.
– Вы всегда счастливы вместе?
– Довольно часто. Во всяком случае, нам никогда не хотелось разойтись. Хотя иногда мне хочется схватить его за шиворот и бить камерой по голове. Но я справляюсь с собой. Во-первых, объектив – штука дорогая, а во-вторых, Гил сильнее меня.
– Мне кажется, все должно быть проще… – признаюсь я. – Не так, как у нас.
– Просто? – переспрашивает Питер. – Просто не бывает никогда. Если вы созданы друг для друга, на вас выльется столько же дерьма, сколько и на всех остальных. Только вы это выдержите. Вот и вся разница.
Созданы ли мы друг для друга?
Ну, если считать по количеству дерьма – то наш союз просто благословлен на небесах, не иначе.
Питер вздыхает, помогает мне отскрести сливово-красный воск от рук и выкидывает его.
– Он того стоит? – вдруг спрашивает Питер.
– Не знаю, – обреченно качаю я головой. – А как это понять?
Он пожимает плечами.
– Кто-то считает, что если ты задаешься таким вопросом, значит уже определенно стоит. А кто-то говорит, что раз ты не уверен – значит, нет. Думаю, это индивидуально.
– Мне не хочется причинять ему боль…
Питер с грохотом захлопывает ящик.
– Джастин, ты должен решить, что делать для себя! Реши, что ты хочешь и надейся, что вы сможете стать счастливыми… вместе или нет. Забудь о нем и выбирай сам. Эгоистично.
– Не могу, – возражаю я, – он мне, знаешь ли, не чужой все-таки.
Более чем.
Питер качает головой.
– Ты ничем не причинишь ему сейчас такой боли, как своими постоянными колебаниями.
Колебания… Интересно, если с утра мы замечательно занимаемся любовью на всех горизонтальных поверхностях, а вечером я заявляю, что не желаю его даже видеть – это можно считать колебаниями?
Я катаю между пальцами крупинки воска и не отвечаю. Питер тоже больше не заговаривает, стелет мне в гостевой и оставляет наедине со своими мыслями.
И вот так, почти в отчаянии, на чужой кровати и безо всякого представления, что мне делать с нашими жизнями, я встречаю новый год.
Jamais vu
Я морщусь, когда слышу, как щелкает замок. В глубине души у меня было не слишком отважное желание уехать, не встречаясь с Джастином.
Солнышко заходит в комнату, как раз когда я складываю рубашку. За окном еще не светает, у меня включена одна лампа над его мольбертом.
– Что ты делаешь? – спрашивает Джастин, не то всерьез, не то машинально.
– Складываю вещи, – отвечаю я минимально язвительно. Ну, насколько могу.
– Зачем?
– Ты знаешь, люди считают, что в сложенном состоянии одежда меньше мнется при перевозке и не так много места занимает.
– Брайан…
Я швыряю рубашку в открытый чемодан и сажусь на диван, не глядя на Джастина.
– Я возвращаюсь в Питтсбург.
– Почему?
– Почему?..
Потому что все это не имеет смысла, потому что у меня нет сил продолжать попытки. Потому что мне следовало догадаться раньше, что я не смогу переступать через собственную гордость раз за разом.
– Я так не могу, – говорю я вслух. – Все эти бесконечные метания… И я не могу больше выносить такие переходы от какой-то надежды до осознания, что мы с тобой в полном дерьме…
Конечно, если глянуть со стороны, он выносил такое состояние много лет, а меня хватило на несколько дней. Что и требовалось доказать. Джастин опускается рядом со мной.
Я чувствую его взгляд на себе и продолжаю:
– Не с тобой… это… чересчур сильно… и надежда, и… В общем, я тебя больше не побеспокою, не волнуйся… Бл@дь, какую неубедительную чушь я болтаю! – восклицаю я, досадуя на собственные скачущие мысли, которые никак не облекаются в слова, падаю навзничь на диван и глядя в потолок сообщаю:
– Я улетаю в Питсбург.
Джастин ложится рядом, с силой тянет меня, заставляя перевернуться на бок и посмотреть на него, и твердо заявляет:
– Нет.
Deja vu
У него непонимающий взгляд, и только в глубине где-то я вижу надежду. Впрочем, не исключено, что это просто отражение моей собственной. Боже, я так надеюсь, что в этот раз… Боже, ну пожалуйста…
– Нет? – Брайан вкидывает брови в своей манере.
– Нет, – повторяю я, стараясь, чтобы в моем голосе была уверенность, которой я и близко не ощущаю. – Попроси меня еще раз.
Вот теперь я уверен, что в его взгляде плеснула надежда. Я прометался несколько часов на кровати у Питера, прежде чем пришел сюда. Я принял свое решение, взглянув на Брайана. Как и когда-то, мне хватает одного взгляда на него, чтобы решиться.
– Прости меня, – выговаривает Брайан, не отводя от меня глаз.
– Простил.
Он выдыхает, отводит взгляд и тянет меня ближе, но я не даюсь, тыкая ему в грудь все той же бархатной коробочкой, подобранной по дороге с тумбочки.
– И я хочу назад свое кольцо.
– Да… конечно…
Прежде чем он что-то сделает, я ловлю его руку и одеваю кольцо ему на палец, и целую костяшки. Брайан кривовато улыбается. Как будто я не знаю, сколько сил он сейчас тратит, чтобы владеть собой.
Он накидывает на нас покрывало, и я поудобнее устраиваюсь рядом с ним, уткнувшись носом в грудь. Брайан поглаживает меня по голове, перебирая волосы. По шее бегут щекотные мурашки, собираясь в теплую тяжесть, но я слишком вымотан сейчас, да и Брайан выглядит утомленным, под глазами лежат глубокие тени. Похоже, эта новогодняя ночь измучила и его.
– Где ты хочешь свадьбу? – вдруг тихо спрашивает Брайан. – Здесь или в Питсбурге?
– Да мне все равно где, главное с кем. Только у большинства из этой компании начинаются панические приступы, стоит им отъехать миль на тридцать от Нью-Йорка…
– Можно продублировать церемонию.
Я улыбаюсь в его блейзер. Брайан все в своем репертуаре.
Мы просто дремлем рядом друг с другом, пока за окном поднимаются мутно-желтые зимние рассветные сумерки.
Говорят, ты проживешь год так, как провел новогоднюю ночь.
Но мне плевать на приметы.
Зато новогоднее утро я встречаю именно так, как собираюсь провести этот год, да и всю оставшуюся жизнь тоже – в объятиях Брайана.
Jamais vu
Он сопит рядом, а я тоже потихоньку начинаю засыпать после встрясок этой ночи и этого утра.
Я очень рассчитываю, что это был последний переход к надежде.
В любом случае я собираюсь окольцевать этого мелкого засранца, как только представится случай.
В конце концов, я все еще получаю все, что хочу. А его я определенно хочу.
Я не знаю на самом деле, почему мы вместе. Я хочу сказать, большинство людей не понимают, как меня угораздило связаться с мальчишкой абсолютно без опыта, но определенно с норовом, амбициями и планами на меня и мою свободу. С другой стороны, люди, как правило, не понимают, как Джастин может терпеть парня, который на двенадцать лет старше его и всеми способами неоднократно доказывал, что класть он хотел и на Джастина, и на его чувства. Так что, в целом, я считаю, что смело могу наплевать на то, что считают о нас другие. Обычно я так и делаю.
Что до Джастина, то хотя в это трудно поверить, но его, похоже, это все волнует еще меньше чем меня.
Если Солнышко что-то вобьет себе в белобрысую голову, то это безнадежно. Я знаю по себе.
Нам обоим представлялось немало шансов облажаться друг с другом, и обычно мы их не упускали. Особенно я – в конце концов, я не просто так создал себе славу человека, который использует все шансы на полную катушку.
Строго говоря, я вообще с ходу не могу вспомнить, сделал ли хоть что-то правильное за все эти годы. Хотя, конечно, что-то определенно сделал, иначе мы не валялись бы сейчас на этом диване в обнимку и полусне. Раз мы все-таки оказались вместе, значит, что-то определенно было сделано правильно, потому что в бескорыстные подарки, в том числе от судьбы, я не верю.
С другой стороны… за все это время я узнал – Джастин буквально впихнул в меня это знание, как ложку сладкой и холодной манной каши, каково это – не «держать марку» и не «делать лицо». И что это возможно. Возможно, на какое-то время расслабиться, побыть уязвимым, позволить кому-то тебя подержать и очень многое другое, которое я забыл так давно, что как будто и не знал никогда, а может… может, и вправду не знал…
Но, не знаю уж, удача ли это, но рядом с ним я не теряю себя. Он вытаскивает из меня чувства, которые я любил прятать и был хорош в этом, но они – мои. Правильнее сказать, что с Джастином я становлюсь еще больше самим собой, чем обычно, как бы странно это ни звучало.
У меня по-прежнему аллергия на романтику, даже сильнее чем на сахар. Я не могу сострадать на словах – все высказанные сочувствия мне кажутся насквозь фальшивыми. Я хреново умею поддержать или утешить. Меня физически тошнит, когда надо вести Разговоры О Чувствах. Может, поэтому я предпочитаю постель – там все чувства можно объяснить без разговоров.
И не думаю, что когда-нибудь смогу сформулировать и высказать Джастину, что я к нему чувствую и насколько сильно.
Но у меня есть шанс попытаться показать ему это. И я собираюсь воспользоваться этим шансом. На полную катушку.
Гиперметаморфоз
– Я ненадолго, – сообщаю Бену, когда он паркует машину.
– Ну конечно, – отзывается мой муж весьма скептически.
– Я серьезно. Только отдам Брайану пакет и…
– А я пока как раз успею зайти в банк договориться о кредите, обналичить чек и еще сходить в парикмахерскую, – улыбается Бен и быстро целует меня, когда мы выбираемся из машины на промозглый весенний ветер.
Поднявшись на лифте, я уже поднимаю руку, чтобы позвонить, как вдруг отчетливо слышу голос Джастина с черной лестницы, хотя и не могу разобрать слов. Я выхожу на площадку, смотрю вниз и вижу Джастина, разговаривающего с двумя парнями, на вид его ровесниками.
– …но это просто… – продолжает его собеседник какую-то начатую фразу. – Ты действительно женишься?.. На Брайане Кинни? На том самом Брайане Кинни?
– А сколько ты знаешь Брайанов Кинни, Уилл? – лениво уточняет второй – высокий шатен.
– Очевидно, двоих, – парирует тот, кто говорил до этого. – Одного – Короля Вавилона, и второго, на котором женится Джас. Приятель, – поворачивается он к Джастину, – я понимаю: все любят пешие прогулки, но никто и никогда не покупает общественные парки только ради того, чтобы в них гулять. Разве я не прав, Джо?
– Прав, – отвечает шатен. – И Джастин тоже прав, так что заткнись – потому что ты понятия не имеешь о браке.
– Не было возможности, – усмехается Уилл. – В любом случае, отец хочет, чтобы моим мужем стал юрист.
– Какой юрист? – уточняет Джастин.
– Желательно не уголовного, а гражданского права. Нет никакого юриста. Папа еще никого не подобрал.
– Так ты придешь на свадьбу? – возвращается Джастин к прежней теме.
– Черт возьми, да! Я такого не пропущу. Брайан Кинни женат… все питсбургские хастлеры могут брать с него пример.
– Уилл…
– Джас, можно подарить то, чего нет в списке? Я присмотрю отличный электронный микроскоп. Если с его помощью сможешь найти на мистере Кинни местечко, куда удастся поставить клеймо…
– Просто заткнись, – обрывает его Джастин, но безо всякой злости в голосе.
– С другой стороны, можно вспомнить анекдот о мыле…
Но тут я не выдерживаю. Строго говоря, я не подслушиваю – им достаточно поднять головы, чтобы меня увидеть, но я прекрасно понимаю, что услышал чересчур много из того, чему Джастин не был бы рад.
– Эй! – окликаю я его и спускаюсь на пролет ниже.
Джастин поднимает голову и улыбается.
– Майкл! Ты от Брайана?
– Нет, я как раз собирался зайти… – ляпаю я и тут же мысленно даю себе оплеуху.
Черт, когда же я врать-то нормально научусь?
Можно было просто сказать: «Привет, Джастин, последние пять минут я слушал твой личный разговор. Интересно было, кстати».
Джастин все еще улыбается, но глаза его сужаются. Он, несомненно, все понял правильно.
Приятели Джастина прощаются и уходят, а мы поднимаемся к квартире.
– Это у них я жил… тогда, – вдруг говорит Джастин, как будто должен что-то объяснять. – Уилл – нормальный парень… только много болтает.
– Они знакомы с Брайаном? – тихо спрашиваю я, и он пожимает плечами, звоня в дверь.
– На сколько я знаю, нет.
Я понимаю по его тону, что он думает, что да.
Брайан открывает дверь, удерживая плечом телефон, здоровается со мной беглой улыбкой, целует Джастина, не прекращая своего телефонного разговора.
Мальчишка просачивается в лофт и уходит куда-то за ширму, где условно обособленна его «мастерская».
Наконец, Брайан рычит что-то в трубку и нажимает отбой с преувеличенной энергией.
– Привет, – запоздало говорит он мне. – Они, бл@дь, с ума меня сведут.
Я отвечаю ему неопределенной улыбкой.
Энтузиазм Брайана в данном случае направленный на его собственную свадьбу, заразителен, но слегка утомляет.
Думаю, где-то глубоко в душе он остался все тем же мальчишкой из католической семьи, где свадьба считалась главным праздником всей жизни. И теперь Брайан все же получил в свои руки эту заветную игрушку, хотя никто на это уже не надеялся, и собирается как следует позабавиться. И у меня отчетливое впечатление, что Джастин хотел бы слегка сократить число гостей. Возможно, уменьшить на пару сотен человек.
С другой стороны, по-своему у Брайана нет выбора – тот, кто не будет приглашен, просто не поверит в это событие.
Услышанный разговор никак не идет у меня из головы…
– Какой костюм тебе больше нравится?
Я тыкаю буквально в первую попавшуюся страницу каталога. Брайану не нужны советы, он просто пользуется этим приемом, чтобы показать, что сам выбрал.
– Майки, я не хочу выглядеть так, как будто мне семьдесят и я не трахался последние тридцать лет. Как выглядит этот?
Я смотрю на костюм темно-стального цвета на развороте.
– Выглядит так, что ты его купишь сейчас, а расплачиваться будешь до семидесяти лет.
Брайан делает вид, что думает.
– Подходит.
Я кладу руку ему на плечо и слегка поглаживаю.
– Вообще, как ты?
Теперь он и вправду задумывается на мгновенье.
– Ты знаешь… нормально. То есть Джастин все ждет, когда я запаникую и сорвусь… и я тоже жду… но ничего подобного нет. Думаю, до репетиционного обеда все точно будет в порядке – у меня просто нет времени на эту хрень.
Я почти уверен, что дело не в этом и уже собираюсь сообщить ему об этом, когда снова звонит телефон и Брайан хватает трубку жестом слишком раздраженным, чтобы быть искренним.
Я тихо отхожу за ширму. Джастин куда-то делся, и я просто смотрю разложенные на столе рисунки. На самом верху лежит рисунок сепией на бледно-коричневой бумаге, изображающий молодого мужчину. Лица не видно, оно сливается с мягкими тенями, но поворот головы, изгиб шеи это все настолько брайановское, что я только улыбаюсь.
– Это просто вчерашний набросок, – сообщает подошедший Джастин у меня из-за спины.
– Ты надеешься устроиться между Питсбургом и Нью-Йорком… опять? – задаю я вопрос, который давно вертится у меня на языке.
– Я думаю, что все как-то устроится, – после паузы отвечает Джастин и добавляет. – Есть разные места, где можно жить… и где можно рисовать тоже.
Он выглядит спокойным, счастливым и уверенным. Как, впрочем, и Брайан.
Мне понадобилось нереально много времени (и Бен), чтобы понять, что никогда и ни при каких обстоятельствах мы с Брайаном не могли бы быть парой. Не говоря уже о том, что с его характером он раскатал бы меня паровым катком, я не мог бы чувствовать себя спокойным, счастливым и уверенным рядом с ним, не зная, как устроится наша жизнь территориально. Думая, каждый ли гей этого города может поделиться со мной подробностями того, каков мой муж в постели. Вынося весь темперамент Брайана в каждодневной жизни, притом, что для Мистера-Чертового-Кинни день потерян зря, если за сутки не удалось сделать что-нибудь, потрясшее всех и вся. Ну, и еще сотня всяких причин.
Возможно, я был не прав. Возможно, они не такая ужасная пара.
Джастин рассказывает что-то о рисунках, когда вдруг замолкает и прислушивается.
Голос Брайана явно свидетельствует, что раздражение его уже далеко не притворное.
– Бл@дь, что?.. Что?.. Говорите… Бл@дь, я не понимаю! Джастин!
Тот терпеливо и слегка насмешливо улыбается и идет на крик.
– Если бы ты был голландцем и сказал бы «geel», – объясняет быстро Брайан, – то какой цвет это бы был?
Джастин задумывается на мгновение.
– Желтый?
Брайан кивает, поднося трубку к уху снова.
– Вот поэтому я на тебе и женюсь, – сообщает он и возвращается к разговору.
Джастин кладет ладонь ему на плечо, и Брайан не глядя накрывает ее своей.
Я сомневаюсь, что они когда-нибудь обсуждали, насколько Джастин заботится о Брайане. Или насколько Брайан боится того самого Джастина потерять. И это притом, что Брайан на моей памяти ничего не боялся. Они вообще не слишком похожи на пару, которая разговаривает.
Но глядя на их переплетенные пальцы, я понимаю, что они это все знают. Представления не имею как. Возможно, они общаются телепатически. Возможно, в этом все дело.
В любом случае, глядя на покровительственно-нежные объятия Джастина, я понимаю, что оставляю Брайана под надежной защитой, кладу пакет на стол и, не прощаясь, смываюсь.
На улице пошел холодный весенний дождь, и я, не смотря по сторонам, перебегаю дорогу к Бену, стоящему у машины, (и зонтику), за что, конечно, сейчас получу свою порцию упреков.
Сегодня еще один замечательный день.
Финиш
