Текст книги "В чужой коже (СИ)"

Автор книги: crazyhead

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Поза, выражающая готовность слушать. Интересно, в какой это момент для меня стал важным сей весьма неприятный тип? Вот, уже стряхиваю нафталин со своих скудных познаний в психологии общения, для того, чтобы выудить из несносного мужлана причину его дурного настроения…

– Делов полно, некогда мне с ней лясы точить. Ния там, за стеной, живет, а я – здеся.

– Ага. А ты так занят, так занят, что аж ночевать не приходишь? – ехидно уточнил я и, чтобы смягчить свои слова, быстро сунул в руки нахмурившегося мужчины жбан с местным вариантом пива.

Воевода посудину цапнул, хлебнул и, утерев роскошные усы, пояснил свою жизненную позицию:

– Чем меньше мы с Нией видимся, тем она целее. Норов-то у ней… ого-го! Да и я… вот и… давно уж так…

Содержательно, чего уж тут скажешь! Насколько я понимаю, у них раздельное проживание по обоюдному согласию, так как вместе не уживаются. Нда. Не хотел бы я так жить. Наверное, я максималист, но мне было бы просто тупо жалко тратить отмеренное мне судьбой время на абсолютно бесперспективные отношения. Ну, то есть, если уже решил создавать семью, необходимо отыскать того, с кем действительно комфортно, чтобы крылья за спиной! Я бы так и сделал, вот ей-ей, но у меня все как-то само нашлось, да еще и почти без моего согласия сочеталось со мной браком, впрочем, результатом я доволен, а это – главное!

– Так, понятно. Но это у вас – уже давно. А сейчас-то чего стряслось?

– Дура, – припечатал Роибин и снова приложился к пиву с явным намерением выхлебать все.

– Это я уже слышал. Конкретнее.

Воевода молча цедил пиво и вообще сделал вид, что он здесь один. Стоит себе, лесом любуется.

– Интересно, а много ли женщин с именем Ния? Мне вот, например, совершенно нечем себя занять, пойду-ка я, проверю! Женщины любят поговорить, заодно и побеседую с кем-то… более заинтересованным в общении, чем некоторые!

– Ну, иди-иди! Потом не жалуйся! Вцепится в тебя как клещ! – зло пробурчал воевода и отвернулся.

Я еще минуты две посверлил взглядом его широкую спину и решил, что придется приводить идиотский план в действие. К моему облегчению, когда я уже повернулся, чтобы уйти, меня остановила широкая ладонь Роибина.

– Вы с ней – одного поля ягоды! Не можете, чтоб не по-вашему было! – воин помолчал, кидая на меня злые взгляды, но руку не убирал, наконец, насмотревшись, упрямец продолжил, – Ния замучила: «Поди, предложи Саеда(15) прилетанцам!», а нахрена он кому нужен?

– В смысле «предложи»? – удивился я.

– А! – махнул рукой воевода, – единственный ребенок, и тот кривенький… она думает, что вы пришли с неба и потому подобны богам, сможете исцелить больное тело. И заберете с собой на звезды, там лучше…

Мужчина поморщился, отводя глаза и заливая неловкость пивом. Неудивительно, что он молчал. Роибин такой человек, что не будет просить, даже за сына. И жену его понять можно – выстраданное, любимое дитя, с мужем отношения, судя по всему, совсем плохи, вот и сосредоточилась на сыне, а тут появляется шанс… или даже не так: быть может, она твердо уверена во всемогуществе инопланетян, а муж упирается, конечно, женщина не отступится. Будет давить до победного. И никакие аргументы не помогут.

– Хм… даже не знаю, что сказать… я ведь и сам не знаю, на что способна медицина анрострумов, – я немного растерялся.

Вопрос-то все же оказался задан, хоть и завуалировано: в состоянии ли мы помочь сыну Роибина. И теперь оба испытывали неловкость: воевода, потому что раскололся и все выглядит так, будто он-таки просит, я – потому что фиг знает, как в этой ситуации помочь, и поймет ли Роибин мои объяснения. Захочет ли понять.

– Пока мы оторваны от благ цивилизации, даже не могу предположить, возможно ли это… – осторожно произнес я, Роибин медленно кивнул, сосредоточенно рассматривая тару в своих руках, – у меня на планете медицина отнюдь не всемогуща. Люди умирают от разнообразных болезней. Что-то лечится, что-то – нет. Анрострумы гораздо более развиты, чем мы, но и у них есть свои неизлечимые болячки. Кто знает, подходят ли их методы для людей. Не подумай, пожалуйста, что мне все равно, или я ищу предлог, но сейчас из всех высоких технологий мне доступна только возможность понимать чужую речь. Надеюсь, ты догадываешься, что вашего языка я не знаю и только благодаря случайно оказавшемуся у меня прибору имею возможность изъясняться.

– Я так и знал. Не стоило об этом говорить! – глухо произнес мужчина, сжимая челюсти так, что выступили желваки.

– Роибин…

– Могущественный Тор, ты знаешь мое имя! – перебил воевода, растянув губы в ехидной улыбке и, видимо, собираясь перевести разговор в привычное для нас обоих русло подколок.

Но я не позволил этого – ведь именно сейчас наконец-то проявляется его истинная сущность. Внезапно я увидел не грозного, немного занудного воеводу, а настоящего Роибина: уставшего, несчастного мужика. Князь ценит воеводу как преданного служаку, но дружбы между ними нет. С воинами он сам держит дистанцию. С теткой-завхозом, или как там ее – на ножах, с остальными приближенными к правителю – по-разному, но ни с кем – нет теплых, приятельских отношений и в итоге Роибин – среди людей, но абсолютно одинок. В изоляции, никому не нужный и не интересный. А ведь он сильный, самодостаточный, умный, честный…

– Конечно, я знаю твое имя! Послушай… я не могу ничего обещать, но с Велором поговорю…

Вот так и получилось, что с нами отправился Саед. Роибин остался за главного, Бохлейл доверял в должной степени только своему воеводе. Ния рвалась с нами, ее сын был ограничен в подвижности и женщина настаивала на том, что за ним необходим присмотр. Князь оглядел растрепанную, решительно настроенную бабень и покачал головой.

Мне она тоже не очень понравилась – слишком крикливая, нервная, дерганная.

Растить ребенка-калеку – очень тяжело морально, тем более в этом мире, где сделать его жизнь хотя бы сносной, может только чудо. Саеду на вид можно было дать лет тринадцать-четырнадцать, оказалось – восемнадцать, просто изломанное тело было худым и плохо росло. Столько лет поднимать мальчика – в ужасных условиях, безо всякой надежды на улучшение, продолжать растить, несмотря на окружающих, которые твердят, что все усилия – лишь зря потраченное время и при каждой встрече считают нужным покачать головой и посоветовать завести другого ребенка…

Я очень хорошо все это представляю – у меня на лестничной площадке был сосед с ДЦП. При этом диагнозе часто страдает не только тело, но и умственное развитие, и тетя Маша с ним намучилась. Муж ушел, когда ребенок немного подрос и все стало только ухудшаться, точнее – все явственнее становилось отличие Дани от других детей. Мужчина просто не смог вынести всего этого: каждый день смотреть на сына, понимая, что у него нет будущего, общаться с женой, воодушевленно рассказывающей об успехах и маленьких победах. Это происходило на моих глазах, я частенько забегал в гости к тете Маше, иногда оставался ненадолго с Данькой. Мне было жаль эту сильную женщину, всю себя посвятившую вытягиванию сына на приемлемый уровень, его социализации. Она не сдавалась и верила, что ее сын сможет выучиться, пусть даже и в коррекционной школе, найдет работу по способностям и сможет быть счастливым.

В этом и было ее отличие от мужа. Тот считал Даню дефективным. Позором. Чуть ли не личной неудачей, пятном, портящим жизнь. Он морщился, когда смотрел на него и неоднократно заговаривал о другом, нормальном, ребенке. Тетя Маша от него отмахивалась, гримас не замечала и все свое время тратила на ребенка. Не могу сказать, что она не занималась хозяйством или запустила себя, нет. У них в доме было прибрано, ужин сготовлен, а сама тетя Маша так и вообще еще была очень даже ничего. Однако, для ее мужа этого было недостаточно. Закономерным итогом стал его уход из семьи и вообще исчезновение из их жизни. Ни разу не слышал, чтобы впоследствии он зашел к сыну или хотя бы позвонил.

Даньку тетя Маша вытянула. Ну, насколько это было возможно. Работа гардеробщиком – не предел мечтаний, прямо скажем, но на жизнь хватает. Раньше она иногда забегала ко мне выпить чайку, и знаете, что ее больше всего угнетало? Когда знакомые на улице сочувственно качали головами: «Загубила ты, Машка, свою жизнь…»

– Вот зачем мне это говорить? Какое им вообще дело! Моя же жизнь! Ненавижу таких пустопорожних доброхотов!

Все эти воспоминания мигом пронеслись у меня перед глазами и я, улучив момент, когда Бохлейл отошел в сторону от остальных, спросил:

– А почему Вы не хотите брать с собой Нию?

– Вздорная и глупая, – отрезал князь.

– Мне кажется, Вы несправедливы. Ей приходится нелегко.

– Не спорю, Ние несладко. Но ты совсем не знаешь эту женщину, поверь мне – без ее присутствия всем будет проще, даже Саеду.

Пришлось положиться на авторитетное мнение князя. Надеюсь, беспокоясь за сына, она не съест бедного Роибина!

(14) Роибин – малиновка (ирл. имя)

(15) Саед – счастливый (афр)

***

Дорога через перевал оказалась вовсе не такой тяжелой, как я опасался. По грязи, конечно, она стала бы труднопреодолимой, но посуху идти было вполне сносно. Никаких особых навыков скалолазания, слава Серпу, не потребовалось, только в двух местах пришлось вести коней в поводу.

Мы продвигались достаточно медленно, особых причин спешить не было, так что Илай успел полазать по камням на привале, поймать нечто похожее на ящерицу, напугать этой тварью Отино, который опасался животных, и торжественно преподнести свой трофей нам с Велором.

– Вот, вы бы тоже могли кого-нибудь поймать!

Мы с анрострумом переглянулись и уверили парня, что среди нас он один такой талантливый. Мы же – бездари.

– Понятно. Лень! – догадался неко и снова упрыгал, а мы синхронно вытянулись на валуне и прищурились на солнышко. Двигаться совсем не хотелось. Желалось дышать воздухом, напоенным ароматом весны, и ничего не делать. Но наша жизнь сурова и вскоре нам пришлось отковырять свои седалища от облюбованного гладкого камушка и отправляться дальше.

На подступах к небесному дому произошла закавыка – по пути находилась деревенька, жители которой обратились к нашему отряду за помощью. Земля эта принадлежала другому правителю, и Бохлейл совершенно не был обязан решать чужие проблемы, но как откажешь? Замок далеко, дорога займет время, а подмога требуется немедленно.

Так что несколько дней мы с супругами провели во вполне комфортабельном доме. Там были скамейки для спанья и румяная бабень, приносившая нам хавчик. Мы с Велором прошлись по деревне, местные разглядывали нас с не меньшим любопытством, чем мы – их.

Иногда чужое внимание немного раздражало – чувствуешь себя как зверюшка в зоопарке. Но с нами всегда вели себя вежливо, не проявляли ни малейшей агрессии, горшечник даже согласился научить меня работать с глиной. Ну, так – по верхам. И все равно было увлекательно, Илай и Велор тоже ко мне присоединились. В общем, мы себя заняли.

А потом снова отправились в путь.

Маяк, или «небесный дом», как его тут называют, оказался настроен только на пришельцев.

Слейпы уперлись в невидимую преграду, потом жутко искаженный голос потребовал идентификации и дальше с ним разговаривал Велор.

Поле потрескивало и давало искривление того, что за ним, через некоторое время у меня закружилась голова. Я потер глаза и стал смотреть немного в сторону. Очевидно, пришельцы давненько не подновляли оборудование. Компьютер никак не мог взять в толк к каким видам мы относимся, несмотря на то, что анрострум четко их назвал. Кажется, базы данных были невероятно старыми, а сам комп барахлил.

Дурацкая железка не хотела нас пропускать, раз за разом уверяя Велора, что мы – представители фауны планеты и повторяя: «в доступе отказано». Пришлось пойти длинным путем, подняв протоколы по идентификации объектов. Когда анрострум указал, что, согласно пункту 34, фауна не может вступить в речевое общение, поле мигнуло, затрещало сильнее, а потом почти не различимый из-за шумов голос проскрежетал: «Требуется перезагрузка». И более ни на какие слова не откликался. Наверное, приступил к перелопачиванию самого себя.

– Придется разбить лагерь, – вздохнул Велор и потопал докладываться Бохлейлу, я с ним, как переводчик.

Правитель не сильно огорчился задержке. Ему сообщили, что недалеко от маяка наблюдается сторожка, явно жилая и Бохлейл решил, что нам будет удобнее переночевать там. Отряд расположился у мерцающей преграды, а мы: я, Велор, Илай, Отино, Камо и Бохлейл, захватив двух добрых молодцев, потрусили к дому.

Избушка произвела на меня впечатление. Достаточно большая, рядом – какие-то амбары, или это для скотины? Не знаю. Построена из потемневших от времени, но все еще крепких (во всяком случае на вид), бревен. Оконца просто микроскопические.

Хозяином оказался невысокий бородатый мужичок. Князя он не признал, а сам Бохлейл об этом ни словом не обмолвился, но в избу радушный человек нас пригласил, даже, вроде, обрадовался. Пока князь договаривался с домовладельцем на предмет ночевки, я размышлял. Вот, дядька правителя не узнал. Интересно, а откуда он вообще мог бы знать его в лицо? Телека нет, газет с фотками – тоже.

Может, по регалиям каким-нибудь? Одежде?

Бохлейл был одет почти так же, как остальные воины, может, чуть получше ткань. Но никаких украшений, позументов, каменьев, цепей. Камо сказал, что не все так одеваются. Да мы и сами видели. Когда… хм… придавили случайно.

Мужик держался почтительно, но с достоинством. Не лебезил. И все время улыбался. Денег, что ли, хочет?

Сначала мне показалось, что строение – слишком низкое, но потом, когда мы спустились на несколько ступенек вниз, стало понятно, что это – полуземлянка. Я всегда думал, что землянка должна быть вровень с… землей. Поверхностью, вот. Холмик такой с дверкой. Поэтому меня привели в недоумение двускатная крыша и несколько венцов над поверхностью. Надо же, какая познавательная поездочка получилась!

Внутри был грубый стол, сколоченный из почти необработанных жердей. По обе стороны от него – две таким же образом сработанных скамьи. Гостеприимный хозяин тут же выставил на стол местный аналог пива, посетовал, что, так как живет один, всей посуды – только кружка, да котелок и предупредил, что еду еще надо приготовить.

– Обождать надоть… не думал не гадал, что гостьюшки пожалуют. Старику-то немного требуется.

Предусмотрительный Бохлейл вручил мужику две тушки, добытые отрядом по дороге, довольный дед помчался их потрошить. Внешний вид «гостьюшек» никакого шока у аборигена не вызвал, только легкое любопытство. Косяками, что ль, здесь такие ходят, или все дело в притуплении самой способности живо реагировать на окружающий мир, которое наступило с возрастом?

Алкоголь, коего уже изрядно плескалось внутри, настраивал на философский лад. Эх, мне бы гитару сюда… Илай прижался ко мне с одного боку, Велор – с другого. Они часто так делали: анроструму все еще требовался физический контакт, Илай же любил, когда я его почесывал и поглаживал. Велор тоже частенько проводил пальцами по шерстке Илая, но я готов был наглаживать коточеловека часами, чем последний был весьма доволен. Я был расслаблен и спокоен, а вот Илай что-то ерзал, все ему не сиделось.

– Чего локтями толкаешься?

– Знаешь… может, это и глупость… но что-то мне этот сапиенс не нравится. От него мерзко пахнет. Ты не подумай, у тебя – запах приятный, остальные, с кем я знаком, пахнут лучше или хуже, но от сморщенного сапиенса несет так, что у меня шерсть дыбом. Тревожно.

– Ну, может быть… не знаю… болеет? Это же не всегда видно…

– У меня не настолько тонкий нюх, чтобы учуять нечто подобное, – покачал головой неко и прижался ко мне сильнее.

Я порасспрашивал его еще немного, но ничего конкретного так и не добился.

Мне старичок понравился: веселый, он безостановочно травил нам байки про эти места, смеялся, а под конец и вовсе сделал загадочное лицо и предложил показать «диковину». Бохлейл скривился, Камо почесал голову и сказал, что все интересное уже имел счастье лицезреть, его рука втихаря поглаживала коленку князя, и я догадался, что парень подразумевал. Да еще и правитель покраснел. Мне было лень, я вежливо назвал это «усталостью», Илай нервничал и молча цеплялся за меня, а Велор, кажись, придремал.

Деда отсутствие энтузиазма с нашей стороны не обескуражило. Он прищурился и виртуозно надавил на жалость. Типа он такой старый, одинокий, переговорить не с кем, красоты родного края смотреть отказываются…

Бохлейл поморщился еще раз, но решил, что хозяина надо уважить. Хотя, кажется, свою роль сыграл также жаркий шепот Камо о том, что в избе уединиться не получится, а среди деревьев можно затеряться, чтобы по-быстренькому… измененный инопланетным переводчиком слух улавливал даже очень тихие разговоры, и мне частенько перепадало узнать тайны других людей, но, в большинстве случаев, мне не было до них никакого дела.

Мы отлепились от скамьи и вывалились в вечернюю прохладу. Я, зевая, тащился за отвратительно бодрым старичком, ежась от ночной свежести и спотыкаясь о лесные корни, на лес опустились сумерки, видимость была уже не ахти. За мою руку испуганно цеплялся Илай, Велор тащился позади. Отино жался поближе к анроструму и иногда хватался за его предплечья, чтобы не упасть. Камо и Бохлейл незаметно растворились в тенях. Я прекрасно понимал, куда и зачем они делись, потому никак не прокомментировал, остальные не обратили внимания.

Внезапно тишину леса разорвал вопль. Даже не знаю, кто бы мог так мерзко кричать! Хотя… как-то раз я слышал голос зайца – никогда не думал, что они издают такие звуки!(16) так что… может быть, это что-то маленькое и безобидное? Скажем, ночная птица…

Мы как раз шли по достаточно редкому подлеску и двухметровые тени в количестве трех штук невозможно было не заметить. Илай зашипел, Велор, кажется, проснулся: сзади раздалось дробное пощелкивание клешней. Отино встал, как вкопанный. На краю сознания мелькнула мысль: «Хорошо, что хоть князь с Камо избегут печальной участи быть сожранными непонятно кем!»

Существа, преграждающие нам путь, были высокого роста, обросшие длинной шерстью, никаких подробностей строения разглядеть мне не удавалось, как ни старался: ни рук-ног, ни органов чувств – сплошная темная масса волос.

Дедок кинулся к черным существам со всех ног, издавая странные пощелкивания. Мы замерли, я лихорадочно обдумывал ситуацию: вырисовывалось два варианта.

Первый: твари не опасные. Именно их и собирался показать мужичок, он с ними ладит.

Второй: твари опасные, вел мужик нас совсем к другой достопримечательности, сейчас он пытается их отвлечь. Хотя, нет… тут же есть еще разные возможности… усилием воли я прервал процесс построения версий. Это все не слишком важно. Самое главное вот что: ситуация может быть смертельно опасной, а может и не быть. В первом случае надо бежать, во втором – нет необходимости. Лучше быть смешным, чем мертвым, следовательно – а не свалить ли нам поскорее?

Человеческая мысль – удивительно быстрая штука. Все эти размышления прокрутились в моей голове еще до того, как дедок добился от существ реакции на свои пощелкивания. Сжав покрепче мгновенно ставшую вялой ладонь Илая, я развернулся на сто восемьдесят и припустил в обратную сторону. Велор проделал аналогичную операцию с рукой Отино, шерстяные горы ему не понравились, как и мне, так что старт мы взяли с хорошей скоростью.

– Артем, мне кажется нужно двигаться в сторону лагеря… ну, того, где остальные остались! – пропыхтел Велор на ходу.

– Отличная идея, вот только я совершенно не ориентируюсь – это, блядь, куда?! – прохрипел я свой ответ, дергая замешкавшегося Илая.

– Ой, а я могу показать! Я знаю! – внезапно подал голос нек.

Ну, в том, что коточеловек в изрядной степени кот, я уже убедился: магическое воздействие шуршащих предметов (только в моих руках, или руках Велора, на шуршащего Камо он не реагирует, проверяли), страсть к почесыванию ушей, мурлыканье, охота на мелких зверюшек и пичуг… почему бы ему еще и не ориентироваться в пространстве? Я, вот, слышал, что коты в состоянии найти хозяев, даже пройдя много десятков километров. Может, и Илай имеет врожденное чувство направления? Так что мы в два голоса гаркнули: «Веди!» и Илай понесся впереди, указывая путь.

Мы бежали, Отино тихонько хныкал, Илай подвывал, но – вот ведь, молодец – мчал впереди, я намеренно приотстал, хотя и мог обогнать – если уж твари нападут, пусть на меня. У меня хоть нож есть. Еще тот самый, спертый у пиратов. Я его вынул и привел в боевую готовность. Конечно, у Велора кожа гораздо прочнее моей, да еще и клешни… ни разу не видел их в действии, но читал, что они – довольно опасное оружие. Однако, я опасался, что анрострум промедлит и это будет дорого стоить. Пусть уж лучше я. В этот самый миг, пока мы бежали, спотыкаясь о корни, неловко уходя от столкновения со стволами деревьев, рискуя в любой момент подвернуть ногу в неприметной ямке или полететь кубарем, запнувшись о кочку, я четко понял, что мне будет проще самому изуродоваться, получить повреждения: быть укушенным или еще что, чем увидеть кровь на теле Велора или Илая.

Позади нас слышался шум и треск ломаемых сучьев, я осмелился оглянуться: крупных созданий не было видно, зато где-то там, достаточно далеко, мелькали какие-то белые пятна. Непонятно. Разглядеть хорошенько в плотном сумраке, да еще в лесу, не представлялось возможным.

Первые метры мы бежали, подгоняемые страхом, потом адреналин схлынул, оставляя нас задыхаться от быстроты бега. Ноги потяжелели, я буквально насиловал мышцы, заставляя их двигаться. Ну, не спринтеры мы! И даже не спортсмены…

Продираясь по лесу вслед за мутным светлым пятном, обозначающим Отино, я горько сожалел о том, что так и не удосужился хоть немного подтянуть физику. Ну, ведь всю зиму дурью маялся! Что стоило какие-нибудь пробежечки с утра замутить? Ведь, как умные люди говорят: не умеешь драться, учись бегать!

– Илай, далеко еще? – вместо слов получились не слишком внятные хрипы, но нек, обладающий тонким слухом, меня понял.

– Еще столько же… – тихо пробурчал он, я застонал про себя.

Нет, ну я же не смогу! Минуты текли, я бежал, легкие скручивало, в попытке глотнуть побольше кислорода, я раскрывал рот и судорожно втягивал в себя воздух. Ноги поднимались с ощутимым трудом, меня поддерживала мысль, что остальные-то бегут, значит, и я не имею права прекращать движение. О том, что Илай может все-таки заплутать, старался не думать.

Когда мы, полуживые от непривычных физнагрузок, вывалились из леса под удивленные взгляды отряда, я несколько мгновений просто глотал воздух, согнувшись и уперев руки в колени. Потом, вспомнив, что только я один способен к коммуникации с местными, заставил себя вытолкнуть пару фраз коротко, но емко описывающих ситуацию. Бывалые бойцы сразу ощетинились оружием, нас затолкали в середину, где ко мне и приступил командир с более подробными расспросами.

В первую очередь его, понятное дело, интересовало, куда мы дели князя. Пока объяснял ситуевину, успел весь холодным потом облиться раз десять, воин смотрел на меня подозрительно и холодно и, кажется, считал, что мы с пришельцами прикопали князя с Камо где-то под кустом. Ну, или отвлекли с помощью них внимание тварей, кинув людей в пасть зверью. Мне его взгляд очень не нравился. Надеюсь, правитель найдется и с ним все в порядке, а то, чую, никуда мы не улетим – здесь прибьют.

Впрочем, минут через пять светскую беседу, плавно перешедшую в допрос, пришлось прекратить, потому, что показались наши преследователи. Наконец, мы смогли их рассмотреть. Непонятно, куда делись огромные горы? Нашим глазам предстали небольшие, примерно со среднюю собаку, звери. Шкура имела черный окрас, волос длинный, морда – белая, что выглядело жутковато, особенно в сочетании с отливающими красным глазами. Морда вытянутая, лапки – короткие, по обе стороны головы – большие круглые уши. Похоже на мышь из мультика. Только здоровущую. И злую.

Существ было достаточно много, они выскочили на открытое пространство и притормозили, увидев большое скопление людей. Однако, колебались создания недолго, издав уже слышанный мной дикий звук, звери бросились вперед…

Конечно, не слишком многочисленным зверям не удалось схарчить хорошо вооруженных воинов. Нападали создания неумело: надо бы по двое-трое, но они прыгали вразнобой, что давало людям возможность расправиться с тварями поодиночке. Для нас, заключенных в кольцо, опасности практически не было. Конечно, все равно было страшно. Плоть, рассекаемая мечами, жутко чавкала, животные выли, скулили, рычали, люди подбадривали себя криками и матюгались, когда острые зубы впивались в тело. Воин, стоящий передо мной поскользнулся, что немудрено, ибо земля под ногами намокла от крови, упал, одна из тварей молниеносно кинулась ему на грудь, целя в горло. Все произошло так быстро, что мужчина просто не успевал поднять меч, да и бить из положения лежа весьма затруднительно. Это было совсем рядом со мной, но у меня не было даже палки, не то что меча. Пришлось использовать ноги. Вложив в удар все свое раздражение от внезапно переставшего быть томным вечера, я выиграл для мужика пару секунд, которых хватило, чтобы стоящий рядом товарищ обратил внимание на бедственное положение коллеги и одним ударом тяжеленного меча перерубил твари хребет. Сзади предсказуемо ойкнули и начали давиться – Отино плохо переносил вид крови.

Когда все, наконец, закончилось, тошнило всех, даже нашего бравого неко-охотника. Животные пахли премерзко, к тому же вскрытая брюшная полость и выглядела и обонялась отвратительно. Пришлось быстренько сворачивать лагерь и переносить его в сторону от места побоища. Командир отправил людей прочесывать лес в поисках князя, хотя ночью надежды было мало – темно же, следов не видно.

Несмотря на одержанную победу, настроение у нас было подавленное: неизвестно, что с правителем, многие воины оказались искусаны и исцарапаны, на нас кидали не самые дружелюбные взгляды.

– Мне кажется, именно этими зверьми пахло от сапиенса, помнишь, я говорил? – пробормотал Илай.

– Думаешь, он специально нас к ним привел? – меня передернуло: мысль неприятная.

– Ну, он же рассказывал, как здорово жить в лесу, какие животные дружелюбные, что он их кормит…

Потратив некоторое время на то, чтобы отделаться от ледяных мурашек, я вынужден был признать, что это вполне может быть. Вспомнилась песенка КиШа(17). Дед живет в страшной глуши, так и с катушек съехать недолго.

Всю ночь мы продремали в положении полусидя. Спать не позволяла тревога за потеряшек и, что уж греха таить, за собственную безопасность. То, что аборигены поверят, будто мы не виноваты в гибели правителя, было маловероятно. Вокруг нас уже образовался некий вакуум: открытой неприязни не выказывали, но чувствовалось, что это не за горами.

Илай, как всегда в опасной ситуации, искал утешения в моих объятиях, Велор сел так, чтобы соприкасаться со мной как можно большей поверхностью. В смысле хладнокровия анрострум мог дать мне сто очков вперед, зато от нервных нагрузок ему тут же становилось плохо, вот он и пихал свои клешни мне под рубаху. Отино сел недалеко от Илая, и, немного повозившись, задремал, облокотившись на нека.

К нашему счастью, Камо и Бохлейл объявились к утру. Отряд нашел их сидящими на дереве, снизу караулило не менее пяти мышей-переростков. На вопрос командира, почему их не было с нами, князь невозмутимо сообщил, что они отошли «поискать грибы». Очевидно, что для грибов – время года неподходящее. Воин вопросительно выпучил глаза, Камо развязно ухмыльнулся и приобнял правителя за талию, тот незамедлительно отзеркалил жест, умостив ладонь гораздо ниже того места, которое предписывают приличия. Глаза командира выпучились еще немного, а затем, видимо, до него доперло. Мужик крякнул, нахмурился и с каменной рожей отправился проверять покусанных.

Наскоро позавтракав, мы с Велором отправились ругаться с глючным компом. Сегодня дело пошло веселее. Железяка отчиталась об обновлении баз данных, в связи с чем анрострум был-таки ей опознан как разумный, нуждающийся в помощи. Но нас вредная ржавая железка все равно считала фауной, и пропустила за барьер только Велора.

Некоторое время мы промаялись у искрящего поля. Я нервничал: а вдруг там… ну, скажем, андроиды и тоже все как один сумасшедшие? Примут моего анрострума за пыль и того… дезинтегрируют.

Или еще одна система безопасности? Нашинкует беднягу лазерными лучами на ровные квадратики, как в каком-то фильме, и поминай как звали…

Я уже успел придумать штук семь неблагоприятных сценариев с летальным исходом и почти довел себя до истерики, когда появился целый и невредимый Велор.

Первым делом я его радостно потормошил, а потом анрострум рассказал новости. Спасательная операция на другую планету – это вам не баран начхал. Затратно. Поэтому Велору пришлось довольно долго убеждать оператора, что платежеспособен.

– А чего, если чебурахнулся, вот так же, как мы, а денег – нет? До скончания века здесь кукуй? – удивился я.

– Не совсем. Можно обратиться в представительство своего вида или объединения планет. Только это будет долго. Волокита. Проще проплатить! – дернул плечом анрострум и обвил меня клешнями.

– А что с Саедом? – заволновался я, все-таки ответственный за жизнь этого молодого человека.

– Ну, мы довольно долго подтверждали мою личность, когда же пришел ответ, я просто нанял небольшой кораблик. Он нас и заберет с планеты. Парня возьмем с собой, покажем специалистам, а там уж посмотрим…

Вот так и получилось, что около маяка этого дефективного нам еще неделю пришлось прокантоваться.

Бохлейл сказал, что вместе с нами подождет, а то еще схарчит кто ненароком. А пока, чтобы не было скучно, выяснит – что это вообще такое было с этим мужиком и дикими животными?

Радушный хозяин, вопреки здравому смыслу, оказался дома. Он даже не запирался: да, животные ему знакомы, он с ними «дружит» и изучает. Дедок страшно возмутился тому, что воины князя нашинковали тварей.

– Они же ред-ки-е! – втолковывал он Бохлейлу расстроенно, – человеков-то расплодилось полным-полно, а этих – мало!

Кажется, исходя из его логики мы должны были позволить себя съесть… мужичок явно был совершенным психом – он даже не понимал, что сделал что-то плохое. Как минимум – незаконное. Охотно отвечал на вопросы, ничего не скрывая. Как мы только днем ранее не заметили, что он ненормален? Заодно прояснилось, почему сначала звери выглядели, как шерстяные холмы. Оказалось, что это они так в засаде сидят. Прячут приметные белые морды. Мужичок очень этой придумкой восхищался. Однако, энтузиазм не слишком юного натуралиста не был понят в верхах. Проще говоря, мужику отсекли голову. Это было несколько шокирующе. Еще ни разу не видел, чтобы Бохлейл кого-нибудь казнил. Но пытаться оспаривать решение правителя я все же не стал: на совести полоумного отшельника не одна жизнь. И если его не остановить – будет еще. В современном «гуманном» обществе таких принято запирать в дурдомах. И лечить. Вроде, все правильно: человек ведь болен? С другой стороны… а если такой «бедный больной человек» сбежит? Понятное же дело, что убивать он не перестанет! Вот и получается: казнить не этично, а оставить жизнь – подвергнуть опасности граждан. Ну, Бохлейл здесь вообще никакой проблемы не видит: психическая болезнь – не повод избежать ответственности. Я, конечно, предпочел на торжественном отрубании не присутствовать. А вот Камо с удовольствием проконтролировал.