Текст книги "Проклятые сны (СИ)"

Автор книги: Blitz-22

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Спасибо за помощь, – улыбнулась девушка.

– Что ты?! Я правда случайно его сшиб!– сказал Румпель

– Неправда!

– Правда!

– Нет!

– Да!

– Нет!

– Нет!

– Что?

– Что что? – Румпель попытался изобразить искреннее изумление, но не выдержал и улыбнулся.

– Как тебя зовут? – спросила девушка с ответной улыбкой.

– Румпельштильцхен.

– Как-как?

– Просто Румпелем зови.

– Хорошо, Румпель. Еще раз спасибо.

– Прекрати,– отмахнулся Румпельштильцхен, – А ты кем будешь?

– Мила! – рассмеялась девушка.

– Мила?– переспросил Румпель

– Мила? – переспросила Белль во все глаза глядя на девушку, словно впервые ее увидела.

– Мила,– кивнула девушка.

– Куда ты сейчас, Мила? – он произнес ее имя особенно отчетливо, как-будто хотел прочувствовать каждые слог, каждый звук.

Она махнула рукой направо.

– А.. -протянул Румпель, – Так мы соседи, в некотором роде. Я, в общем, тоже там живу.

– Может быть… ты мог бы проводить меня? – предложила Мила.

– Конечно. Пойдем.

Он стремительно зашагал в указанную сторону. Мила догнала его и взяла под руку. От ее прикосновения Румпель вздрогнул, но потом, подавив смущение, накрыл второй рукой ее руку.

Белль перенеслась в следующее воспоминание. Она очутилась в лесу. Днем. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, освещая маленькую полянку, посреди которой, на старом пне сидела Мила. В руках она держала дощечку, и кусочком угля что-то на ней старательно выводила. Белль приблизилась и заглянула. Мила рисовала какую-то хищную птицу, но судя по ее напряженному взгляду, сосредоточенному лицу, рисунок ее не устраивал.

На поляне показался Румпель. Он уверенно ее пересек и присел на пень рядом с Милой.

– Здравствуй, Мила.

– Здравствуй, – отозвалась Мила, как и прежде не отрывая глаз от рисунка.

– Мне кажется, клюв у клушницы не такой, – Румпель ткнул пальцем в голову птицы, – Либо это ворона, и не такое здесь все.

– Знаю, – Мила поморщилась, – Умный самый?

– Нет, – улыбнулся он, подставил лицо солнечным лучам и потянулся всем телом, как ленивый сытый кот.

Мила кинула дощечку на землю, тоже потянулась, а потом резко повернулась и пихнула Румпеля в бок.

– Может пройдемся?

– Пройдемся, – весело поддержал инициативу Румпель.

Белль тоже обрадовалась такой приятной перспективе, но компания ее, конечно, слегка смущала.

Некоторое время Мила и Румпельштильцхен шли в полной тишине, держась за руки и иногда рассеянно шаркая ногами.

– Я… заходил давеча к тебе домой… – начал Румпель из далека

– Не пойму зачем, – усмехнулась Мила, – Ты знал, что сегодня отец на весь день отпустит меня. Или ты…

– Или я хотел поговорить с ним.

Белль встала, как вкопанная.

Затем, как вкопанная, встала Мила и высвободила свою руку из сжимавшей ее руки Румпеля.

– И о чем вы говорили? – спросила Мила, одновременно довольно и недоверчиво, опустив подбородок как можно ниже к груди, и вздернув брови.

– Думаю, ты и так знаешь, – Румпель сжал ее руки в своих, – Я просил твоей руки и он дал мне согласие. Мы даже обсудили некоторые… детали.

– Ты заплатил выкуп, одним словом, – уточнила Мила некоторые детали.

– Да. И я хочу знать, согласна ли ты стать моей женой?

– По существу, если ты все уже обговорил с моим отцом, то мое мнение роли не играет, – улыбнулась Мила

– И все же я спрашиваю именно тебя. Потому что твое мнение значит не меньше, чем мое мнение и мнение твоего отца, а может даже больше, – спокойно пояснил Румпель, а потом доверительно глядя ей в глаза, сказал, – Я люблю тебя.

Мила закрыла глаза и засмеялась, будто все это происходило не с ней, а с кем-то другим.

Белль, тем временем, проводила параллели. Не могла не проводить. Он смотрел на Милу также, как и тогда, когда делал предложение ей. Тот же взгляд, та же улыбка, те же ужимки. Другие слова, но все таки та же безотказная комбинация. Она знала, как ответит Мила и почему она так ответит. Сейчас, здесь на мгновение проявился ее Румпельштильцхен, ее мистер Голд – мастер уговоров и манипуляций. На самом деле Белль не считала, что Голд играл с ней, делая ей предложение, но сейчас она была слишком зла на него, потому что он тот, кто он есть, и на себя потому что не могла его не любить. И еще, конечно, она ревновала. Страшно ревновала. Ревновала, прекрасно зная, что ничем хорошим это не закончится.

Тем временем Мила обняла своего будущего мужа и сказала:

– Да, я выйду за тебя. И я тоже тебя люблю.

И секунды не прошло, как они решили скрепить помолвку поцелуем. Очень долгим поцелуем. Очень долгим.

Если бы Белль могла как-то влиять на реальность, то непременно бы вклинилась между ними, раскидала бы их в стороны и сказала «Хватит».

– Я, конечно, ужасно тут радуюсь за вас, но на свадьбу не пойду, – сказала Белль вслух, – Эй! Где этот чертов туман, когда он так нужен! Или огонек какой…

Румпель и Мила тем временем невозмутимо продолжали целоваться.

Наконец молитвы Белль были услышаны и ее унесло прочь, но…не в туман.

– Да вы издеваетесь! – воскликнула Белль, когда оказалась в следующем ведении.

То была маленькая деревенская церковь, скромно убранная. По середине небогатый алтарь. В метрах пяти от него начинались ряды лавок и заканчивались они у самого входа. В день свадьбы Румпельштильцхена и Милы большинство мест пустовала. Да и всего присутствовало двенадцать человек, включая жениха, невесту, священника и служку. Белль нашла себе место на самом последнем ряду и под монотонное латинское бормотание священника принялась рассматривать гостей. Четыре женщины и четверо мужчин. Одна из пар была пожилой, вероятно родители Милы. У женщины было уставшее, измученное, но счастливое лицо. Мужчина смотрел серьезно, но тоже не без некоторой доли удовольствия. Трое мужчин, вероятно, были братьями Милы. Белль видела некоторое сходство. А девушки, вероятно, ее подругами, так как их одежда сильно отличалась от платья той же матери Милы, а головы были непокрыты. Со стороны Румпельштильцхена конечно же никого не было.

Белль подумала, что раз уж она все равно здесь, то игнорировать церемонию и ее главных виновников просто напросто глупо. Сначала она рассмотрела Милу. Оценивающе рассмотрела. Рассмотрела и ее длинные черные, как уголь волосы, и бархатную молочно-белую кожу, и ее прекрасный профиль. Темные синие глаза, густые брови, прямой красивый нос, идеальная линия губ. Черт! Она была прекрасна. Скромное белое платье, начинающееся у самого горла и спадающее до щиколоток не могло спрятать совершенных линий ее тела.

И рядом, не менее молодой и прекрасный стоял он. В честь дивного события Румпель кажется знатно раскошелился. Черные штаны, черная куртка, белоснежная рубашка, завязанная на груди черными лентами. Лицо было свежим, чисто выбритым и …счастливым. Священник завершил церемонию, все встали и степенно вышли из церкви. В руках у гостей Белль приметила мешочки, вероятно с рисом. Белль вышла вместе со всеми и встала слева от входа. Слева также стояли три подружки Милы. Молодожены вышли из церкви и конечно же были осыпаны рисом с ног до головы. Румпель и Мила смеялись, но потом стали немного серьезнее. К ним подошел служка и протянул бокал вина жениху. Вероятно, какая-то традиции, которая была не сильно известна во владениях ее отца. Румпель выпил половину и протянул жене. Мила покрутила бокал в руке, решая как распорядиться содержимым, потом осушила до дна и разбила. Лицо Румпеля светилось от счастья, но все же оно сильно отличалось от его лица в день их с Белль свадьбы. На нее, на Белль, он все же смотрел по другому, будто там тогда никого кроме нее и не было, будто она была всем, чего он желал в своей жизни. Белль успокоилась и улыбнулась, искренне радуясь этому проблеску света в его печальной жизни, радуясь вместе с ним. Все же, пусть и не совсем реальный, но один гость сегодня был и с его стороны.

Воспоминание оборвалось.

========== Глава 6. Повестка ==========

Вновь Белль блуждала в белом тумане, который кажется становился все реже и реже. Если раньше Белль с трудом могла разглядеть свои собственные ноги, то теперь ей было видно все на расстоянии метра. Надо признать это сильно облегчало поиск предметов, которые, словно своеобразные порталы, носили ее по памяти Румпеля. И вот она отыскала сразу два предмета: свиток пергамента и шаль, которая Белль была прекрасно знакома. Шаль Бэйлфайера, которую Голд сделал своим талисманом. С нежностью Белль сжала ее в руках, прижала к щеке и тихо заплакала по Бэю и по навсегда разбитому сердцу Румпельштильцхена.

Некоторое время спустя Белль накинула шаль себе на плечи и подобрала маленький свиток. Совсем маленький, содержащий в себе немного информации, но зато какой. Эта была повестка. Лицо Белль сделалось очень серьезным, но прежде чем она сама успела как-то отреагировать, туман рассеялся и уступил место торговой площади в каком-то маленьком городке.

Посередине, на грубо сколоченном, деревянном помосте, стоял глашатай и призывал людей вступить в ряды армии герцога, дабы «защитить род людской от чудовищ мерзких». Впрочем, пропаганда была лишь дополнением к его основной роли, а роль эта заключалась в выдаче повесток призванным в ряды бойцов против воли. Белль стояла достаточно далеко от помоста и толпившихся около него мужчин. Рядом с ней стоял довольно молодой человек и рассматривал свою, уже полученную повестку. Похоже, что читать он не умел.

– Румпельштильцхен, – выкрикнул глашатай.

Белль повернула голову в его сторону. Бочком, осторожно пробираясь через толпу, Румпель подошел к помосту и взял протянутый ему свиток.

– Готлиб! – тем временем выкрикнул глашатай имя из следующей повестки.

– «Ему бы ознакомиться с алфавитом», – подумалось Белль. Наверное от напряжения и раздражения, которую у нее вызывала вся эта ситуация. Впрочем причины были глубоко личными и совершенно неуместными.

Румпель тем временем выбрался из толпы и уверенно шел по направлению к ней. Все казалось настолько реальным и естественным, что на минуту у нее даже замерло сердце: Быть может он видит меня? Но естественно это был бред, самообман, невысказанное желание. Румпель подошел к мужчине, не умеющему читать..

– Страшно? – спросил у него Румпельштильцхен.

– Не совсем ясно, – нахмурился парень, – Что тут написано?

– Там написано твое имя, потом приказ собраться завтра на этой же площади и имя герцога Пограничья со всеми прилагающимися к нему титулами, – пояснил Румпель.

– Ясно… И да. Страшно, – сказал парень, – А тебе нет?

– До дрожи! – уверил Румпель, – Но для себя я вижу некоторые возможности, на которые и надеяться не смел.

– Какие такие возможности? Умереть быстро или умереть медленно?

Они оба рассмеялись, а затем Румпель, с улыбкой, но уже несколько печальной, сказал:

– Ты явно не из моей деревни.

Воспоминание сменилось.

Белль оказалась в доме прях. Теперь в доме Румпеля и Милы. Здесь все поменялось. Не было лавок, только стулья. Другой стол, дешевле. Но вот всякая мелкая утварь была явно лучше и аккуратнее, чем у старух. Стены украшали рисунки, появились какие-то странные безделицы. Мила сидела за столом и трудилась над той самой шалью, блаженно чему-то улыбаясь. Белль села напротив нее, пытаясь определить как много времени прошло со дня свадьбы. Лицо не давало ответов. У нее даже руки не загрубели, только кончики пальцев казались тверже.

Дверь отворилась и в дом, как ураган ворвался Румпель. Уверенный, с идиотской улыбкой во весь рот.

– Мила! Мила!

– Да! Почти управилась! – отозвалась Мила

– Ай, да умница!

– Есть на кого равняться.

Последнее произнесено было немного кокетливо, но явно ей претило. Природно было несвойственно. Только грубая прямота. Мила слегка приподнялась для краткого приветственного поцелуя, которым одарил ее супруг, и подозрительно уставилась на него, отходящего в сторону с перекошенным от едва сдерживаемой радости лицом.

– Ты сегодня рано…

– Мила! С ткацким делом покончено. Я иду на войну.

– Воевать с ограми? – Миле стало как-то совсем не весело.

Белль тоже, так как Румпель вне всяческих сомнений нашел самый странный повод для радости из всех. Ну не был он похож на человека, который готов ринуться в бой и убивать, убивать, убивать врагов без оглядки. Ну, во всяком случае, пока. Мрачный муж Белль совмещал в своем образе множество противоречивых качеств.

– Завтра боевая подготовка, – эти слова он чуть ли не пропел.

– Постой! Румпель! Но война – это страшно. Люди о таком врать не станут.

– Знаю, милая, знаю, – Румпель наконец сел, рядом с женой, и взял ее за руки, – Сказать по правде самому страшно. Но это то, чего я ждал всегда. Всю свою жизнь. Пойми! Невыносимо когда тебя меряют грехами твоего отца.

– То, что все знают его как труса не значит, что и ты такой же, – возразила Мила, грустно и ласково глядя ему в глаза.

– Я бы к ней прислушалась, – прокомментировала Белль.

– Это понятно нам с тобой, но не другим, – последовало ответное возражение, – Я пойду воевать и смою с себя клеймо отцовского позора.

– Что же. Ступай! – смиренно согласилась Мила и добавила поучительным тоном, – Будь храбрым! Стань героем!

Белль прыснула со смеху. Она конечно не сомневалась, что Румпель способен на героизм, но в данных обстоятельствах, все,что он мог сделать – погибнуть наравне с остальными без особых заслуг. Героизм все же означал для них с Милой очень разные вещи.

– Как я тебя люблю! – нежно проговорил Румпель и ближе пододвинулся к жене.

– Как я тебя люблю! – передразнила Белль, и невесело рассмеялась.

– И я тебя, – сказала Мила, – А когда возвратишься…

– Я тебя засыплю упреками и убегу с Киллианом, бросив собственного ребенка, – вставила Белль.

– … Ко мне, то заживем так, как всегда хотели, как всегда мечтали…

– Счастливой семьей,– закончил предложение Румпель и прижался лбом к голове Милы.

Воспоминание сменилось.

Теперь Белль оказалась в солдатском лагере. На дворе была зима. В этот раз она стояла как раз рядом с Румпелем, облаченным в легкую солдатскую кольчугу и длинный темный плащ.

– Солдат! – крикнул человек, старше по званию

– Я? – изумленно спросил Румпель, как-будто рядом был кто-то еще

– Стереги ту клеть! – суровый военный указал на прямоугольный предмет, покрытый сверху куском мешковины, лежавший в видавшей виды повозке.

– А что в ней? – спросил Румпель, ткнув пальцем в сторону клетки.

Белль ожидала, что его сейчас отчитают за излишнее любопытство, но этого не произошло. Ей и самой стало очень интересно, что в ней.

– Пленник, – ответил военный, – Поможет победить в битве с ограми. Аккуратнее. Тварь изворотливая.

Белль не сомневалась в искренности предупреждения, но ей все же казалось, что тот,кто способен огров одолеть будет нуждаться в большем пространстве. А в эту так называемую клеть мог поместиться разве что ребенок.

– Слушаюсь и повинуюсь, – сказал Румпель и отправился выполнять поручение.

Какое-то время он и Белль прибывали в полной тишине. Периодически Румпель сжимал рукоятку своего меча. Вдруг раздался голос, жуткий, свистящий, потусторонний, и дважды позвал Румпеля. Голос исходил от клетки.

Румпель резко обернулся, подошел вплотную и поднял покрывало.

– Да ты ребенок! – удивленно воскликнул Румпель.

Белль посмотрела на пленника. Это был совсем не простой ребенок. Точнее была. Рыжеволосая девочка, лишенная глаз. Кажется рожденная без них, но откуда же тогда взялись длинные уродливые шрамы во все лицо?

– Пить…-прошелестела она и указала на ведро с водой, – я не пила много дней…

– Откуда ты знаешь меня? – проигнорировал просьбу Румпельштильцхен.

– Я – провидица. Все вижу. Все знаю.

– Нет, нет, нет, нет. Я не верю. Ты просто подслушала..

– Логично, – кивнула Белль.

– Румпельштильцхен – сын жалкого труса, взращенный старухами, который страшится повторить путь отца. Это я тоже подслушала? Повторю: я провидица. Все вижу: что было, что будет.

– Ты видишь будущее? – Румпель инстинктивно ударил себя указательным пальцем по лбу и ткнул им в сторону провидицы. В его голосе прозвучал неподдельный интерес.

– Да. Включая твое.

– Нет, нет, нет, – он активно замотал головой, – Я не жалую темную магию.

Белль всплеснула руками и закатила глаза.

– Даже если дело касается твоей жены? Милы?– многозначительно произнесла девочка.

– Что с ней? Она здорова? – испугался Румпель.

Провидица плотно прижалась к деревянным прутьям клетки:

– Дай мне воды.

Подавив остатки сомнений, Румпель зачерпнул ковшом воды и подал ей.

– Держи. Утоли жажду, ведьма, и поведай, что с моей женой.

– У нее дитя под сердцем.

– Бывает же, – скучающим тоном отметила Белль.

– Я стану отцом, – не веря, улыбаясь среагировал Румпель.

– Жена подарит тебе сына. Но в завтрашнем бою отца своего он утратит.

– Я погибну? Нет, нет, нет. Ты должна научить меня, как этого избежать!

– Никак, – отрезала ведьма.

– Не будет больше тебе воды!

Румпель отобрал черпак и кинул в ведро.

– Однажды ты мне снова поможешь, – сказала провидица, сделав акцент на слове «снова», давая понять, что первая их сделка уже состоялась.

– Врешь! Мила не беременна! Ты это сказала ради воды! А теперь внушаешь мне мысли о побеге!

– Уже внушила, – вздохнула Белль, – Кто угодно бы сбежал после такого предсказания.

Лицо Румпеля в этот момент выражало крайнюю степень отчаяния.

– Вот увидишь, – продолжала провидица, – Завтра у вас будет бой. Вы сядете на коров и ты поймешь: я тебе не лгала.

– Коров?! – зло процедил Румпель, – А кто будет на катапультах? Молочницы?! Довольно с меня этой лжи!

– От судьбы никому не уйти. У тебя будет сын, но его постигнет доля безотцовщины, – отпустила провидица свое последнее бесстрастное замечание.

Белль задумалась над глубоким смыслом этих слов. Так или иначе, но своего отца Нил потерял, не взирая на все усилия, которые прилагал Румпель, чтобы только быть с ним.

Обреченный и совершенно разбитый, Румпель накрыл клетку покрывалом.

Воспоминание сменилось.

Белль на сей раз переместилась лишь во времени. Все тот же лагерь, но только ночью. Тишину нарушали новые звуки – крики и стоны раненных людей. Одного из них, в котором Белль опознала паренька с повесткой, не умеющего читать, как раз пронесли мимо Румпеля и другого солдата.

– Везет ему, – казал солдат.

– Везет? Да он же весь искалеченный! – возмутился Румпель.

Белль прикрыла глаза, и покачала головой. Она ощущала всю иронию происходящего.

Военный, который прежде давал Румпелю поручение созвал солдат. Все, включая Румпеля сгрудились и приготовились слушать.

– Прибыл обоз от герцога, – провозгласил он, – Завтра верхом поедем.

– А на чем? – спросил Румпельштильцхен.

Вопрос конечно же многим показался глупым, но Белль-то знала причину.

– Как на чем? На лошадях, ясно дело, – ответил командир, – Так что все берем по «корове» и седлаем лошадей.

– Что-что берем? – пискнул Румпель

– «Коровы». Лучшие седла из телячьей кожи. Мы их так называем.

Солдат, мечтающий стать калекой, пихнул Румпеля в бок и сказал:

– Пойдем! А то лучшие разберут!

– Да-да, – голос Румпеля дрожал, – Я сейчас…

Оставив без внимания палатку со снаряжением, Румпель пошел к палатке кузнеца, возле которой на повозке все еще стояла проклятая клетка. Не поднимая покрывала, он отчаянно и быстро зашептал:

– Значит, все правда? У меня будет сын? И я погибну? Отвечай же!

Он резко сдернул покрывала. Клетка была пуста.

В порыве бешенства он принялся колотить по клетке кулаками, а потом испуганно заплакал. Тут его взгляд упал на громадный тяжеленный молот. Его вид вернул Румпелю самообладание.

Белль знала, что должно произойти и не хотела быть свидетелем6: это было слишком тяжело. Но как бы тяжко не приходилось ей, ему было в этот час в сотни раз хуже.

Румпель взял молот и сломал себе ногу. Кроме Белль никто не заметил, как он, содрогаясь и крича от боли упал на землю, как затем он с усилием сжался в комок, подавляя эти самые судороги и крики, и как он устало затих, прижавшись к холодной земле.

========== Глава 7. Бэй ==========

Лицо Белль исказила боль. Она опустилась на колени и попыталась дотянуться своей призрачной рукой до Румпеля, скрючившегося от боли. Казалось вот-вот дотянется, еще немного…но у мира грез свои причуды. Белль снова оказалась в тумане. Белль растеряно смотрела по сторонам, сделав несколько оборотов вокруг собственной оси, а потом, поежившись, сильнее закуталась в шаль Бэя и переместилось в деревню Румпеля.

Кажется прошло несколько дней после негероического героизма Румпельштильцхена в военном лагере. Он Лицо Белль исказила боль. Она опустилась на колени и попыталась дотянуться своей призрачной рукой до Румпеля, скрючившегося от боли. Казалось вот-вот дотянется, еще немного…но у мира грез свои причуды. Белль снова оказалась в тумане. Белль растеряно смотрела по сторонам, сделав несколько оборотов вокруг собственной оси, а потом, поежившись, сильнее закуталась в шаль Бэя и переместилось в деревню Румпеля.

Кажется прошло несколько дней после негероического героизма Румпельштильцхена в военном лагере. Он возвращался домой. Белль шла рядом, стараясь его не обгонять, что было очень непросто.

Они вошли в дом и увидели Милу с младенцем на руках. Младенец спал, завернутый в ту самую шаль.

– Мила! – окликнул Румпель жену.

– Нил.. – прошептала Белль.

– Румпель? – изумилась Мила

– Как назвала?

– Бэйлфайер, – ответила Мила с вполне искренней и светлой улыбкой.

– Сильное имя! – одобрил Румпель, после чего ноги подвели его, заставив пасть на пол.

Инстинктивно Белль бросилась на помощь, но, естественно, ничего сделать не смогла.

Мила изменилась в лице, бросила на мужа взгляд глубочайшего презрения.

– Хоть что-то. Раз уж ему придется стыдиться отца.

– Что..Что ты говоришь?

– Румпель, эта правда?

– Что ты покалечился сам. Лишь бы в бой не иди. Чтобы вернуться домой.

– Кто тебе это сказал? – в голосе Румпеля Белль отчетливо услышала угрожающие нотки.

– Все говорят! Слухи быстро сюда долетают! Румпель, ты сам это сделал?!, – она так раскричалась, что страшно стало бы любому, а не только униженному калеке, прошедшему много миль в одиночку, наедине с собственной болью.

Белль сочувственно смотрела на Румпеля, а тот ошарашенно смотрел на жену, которая продолжала кричать:

– Сам изувечил ногу? Сам?

Румпель поежился, спрятал лицо от Милы, а потом резко поднял голову и жестко, отчетливо процедил:

– Да. Провидица сказала, что я погибну в бою.

Мила едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Струсил только послушав какую-то провидицу?!

– Да ее бы любой послушал… – отметила Белль.

– Она знала обо мне все! Я сбежал , чтобы вернуться к тебе и к… Бэйлфайеру! – бросился в отчаянные объяснения Румпельштильцхен.

– Ты вернулся потому что струсил!

– Нет.

– И стал тем, кем тебя считали! Трусом! – продолжала кричать Мила, и кричала казалось еще громче.

– Прекрати!, – крикнула Белль на Милу.

– Молчи! – крикнул Румпель и вскочил на ноги, напрочь забыв о своей боли, чем страшно порадовал свою вторую жену, но никак не удивил первую.

Милу было не унять.

– Трусом, как твой отец! Трус!

– Я не такой как он. Отец бросил меня! Я же всегда буду с сыном. Это все ради него! Все ради сына! Чтобы он избежал моей участи. Чтобы не рос без отца!

Все это он сказал без тени сомнения. И все сказанное было правдой. Белль всегда верила, что с этой войны его погнал не банальный страх смерти, хотя и он тоже, но искреннее стремление обеспечить Бэю лучшую жизнь. Но в силу своих внутренних демонов, а также под влиянием этой «чуткой» женщины Румпельштильцхен окончательно и бесповоротно уверовал в свою трусость. Белль хотелось верить, что ее Румпель все же сумел сбросить этот ненужный балласт.

– Никакой ты не трус, Румпель! – сказала Белль.

– Ему выпала участь хуже жизни без отца! – тем временем продолжала орать Мила, – Вырасти сыном труса!

– Лучше уж отец-трус, чем отец-мертвец, – ввернула Белль, негодующе качая головой.

– Что мне было делать?

– Достойно сражаться, Румпель! Погибнуть героем!

Белль ожидала чего-то подобного от Милы, но не думала, что это будет так жестоко. Погибнуть героем-дело, конечно, похвальное, но говорить живому человеку,что он должен был умереть, особенно когда он не видел в своей смерти смысла – это было выше всякого понимания. За их общую богатую историю Белль не раз причиняла Румпелю боль. Она читала это по его глазам. И часто в этих ситуациях она не видела иного решения, не видела альтернативы, и все равно сомневалась, но никогда, даже в самые жуткие моменты их жизни она не желала ему смерти. Напротив, его жизнь

она всегда пыталась спасти, сберечь то, что можно было собрать и надеяться, что мертвое может восстать из пепла. Мила же не просто кидалась словами. Она реально желала ему смерти. Она хотела уважения к себе и своей жизни, которое, увы и ах, не мог ей дать супруг со славой труса.

– Не говори так… -жалобно, со слезами на глазах молил о пощаде Румпель, – Не говори так. Не говори.

Мила наконец замолчала. Молча она подошла к нему, молча отдала ему ребенка, молча взяла ведро для воды и так же, молча, удалилась.

Румпель пришел в себя, успокоился и нежно посмотрел на своего ребенка. Белль с нежностью смотрела на них обоих. Так или иначе, но она их любила.

– Все хорошо, Бэй, – улыбался Румпеля, в то время, как Бэй своей маленькой ручкой схватил отца за кончик носа, – Все хорошо. Папа вернулся. И клянусь…он никогда тебя не бросит.

Белль обреченно вздохнула, а видение, тем временем, сменилось.

И снова лес. Тот же, в котором Румпель когда-то сделал предложение Миле. Только нынче было позднее лето, а не ранняя весна. На деревьях начали желтеть листья – первые вестники осени. Судя по серому крестьянскому одеянию Румпельштильцхена, на улице было не очень тепло. Он сидел на камне и радостно улыбался, глядя как маленький Бэйлфайер бегает с сачком за стрекозами. Ни одной, однако, он пока не поймал.

– Ты их только пугаешь, Бэй! – рассмеялся Румпель, – Смотри, какая большая!

Он указал мальчику на огромную стрекозу, которая зависла в воздухе на своих громадных перламутровых крыльях.

– Осторожно…Не спугни….

Предупреждение отца явно цели не достигло. Бэй варварски накинулся на насекомое со своим щадящим оружием и промахнулся.

За спиной увлеченной зрелищем Белль захрустели ветки. Он обернулась и увидела Милу с охапкой хвороста, недовольную и злую.

Румпель бросился за ней, приказав жестом Бэю следовать за ним.

– Мила! Мила! Постой! Ты надорвешься. Позволь мне помочь! Я же сказал, что сделаю!

– Однако до сих пор не сделал! – возразила Мила, свалила ветки в кучу и отряхнулась.

– Я охотился с Бэем на стрекоз.

– И он защищал тебя от особенно крупных? – она презрительно усмехнулась.

– Я знаю, что нога тормозит меня. Но я могу лучше, – бросился в оправдания Румпель, – Я могу измениться.

Этот спор заставил забыть родителей о Бэйлфайре, который, подобно любому пятилетнему мальчику, не мог долго оставаться на одном месте и потому в одиночестве ушел. Белль,которую не радовала перспектива очередного семейного скандала ушла вслед за мальчиком.

В поле зрения Бэя попала змея.

– Ты никогда не изменишься, Румпель, – звучал издалека голос Милы

– Я могу. Я могу стать тем, кто тебе нужен…

Бэй наклонился, чтобы рассмотреть змею.

– Нет, нет, нет! – забеспокоилась Белль, – Отойди, Бэй!

Но было поздно. Змея стремительно атаковала, вцепилась Бэю в руку и сжалась в шипящий комок. Бэй закричал и заплакал от боли, а потом завалился на бок и затих, прижимая раненую руку к груди.

– Бэй! Бэй! – что есть мочи кричал Румпельштильцхен.

Не смотря на покалеченную ногу, он первым прибежал к месту трагедии и схватил сына.

– Сынок, что случилось?

Мила бежала следом, взглянула на мальчика,а потом заметила змею. Среагировала она молниеносно: схватила камень и им прихлопнула рептилию, грубо и кардинально.

Тем временем Румпель обнаружил место укуса и отчаянно посмотрел на жену. На несколько мгновений он полностью утратил способность мыслить и говорить.

Как, собственно, и Белль. Видение оборвалось.

И здравствуй, старая добрая таверна.

Румпель сидел за столом и затравленно этот самый стол рассматривал. Немного помешкав, Белль присоединилась, глядя на несчастного несчастными сочувствующими глазами.

Позже присоединилась и Мила. В руках у нее был кусок ткани с завернутым в нее продолговатым предметом. Белль была готова биться о заклад, что там нож.

Мила бросила предмет на стол, развернула ткань и подтвердила догадку Белль.

– Зачем нужен нож?!, – риторически, недоумевая воскликнула Белль и фыркнула.

Она догадалась,что это был все тот же день трагедии. И нож,

признаться, сложно было увязать с отравленным мальчиком.

Румпель посмотрел на нож словно тот тоже был аспидом.

– О Боже, Румпель, это всего лишь нож, а не стрекоза! – зловеще прошипела Мила., – – – – Бояться здесь нечего!

– Я боюсь, потому что мой сын умирает, – прошипел в ответ Румпель, – Он должен быть с нами, а не с сельской нянькой!

– Я потратила последние деньги на этот нож не для того чтобы резать им жаркое на поминках нашего сына! – Мила была беспощадна, – Бэю осталось жить всего пару часов. Давай потратим их, делая что-то, что поможет ему. Что-то храброе. Хоть раз.

Белль напрягли ее слова. Едва ли это перешептывание в таверне и нож вязались с планированием чего-то храброго.

Отчаянно, переступая через самое себя, Мила схватила Румпеля и поцеловала его в губы. Он явно отвык от этого, иначе удивление с его стороны было бы меньше. Мила подталкивала его на какой-то страшный,ужасный поступок и называла это…храбростью? Белль сложила руки перед собой, положила на них голову, тоскливо наблюдая за происходящим.

– А теперь иди. Идешь? – спросила Мила.

Румпель обреченно закивал в знак согласия. Потом сжал в руке нож, поднялся и заковылял к выходу из таверны. Белль встала, чтобы отправится следом, но видение резко оборвалась.

Белль находилась теперь, судя по общему антуражу и полкам с различными баночками и скляночками, в лавке травника. Сам хозяин спал на узкой койке в углу комнатушки. Все это до странности походило на лавку Голда. Но вот где же он сам?

Румпель не заставил себя долго ждать. Тихо, осторожно, как вор он пробрался внутрь первым делом кинулся копошиться в зельях, в поисках чего-то определенного. Вероятно он раньше уже бывал тут.

– Кто здесь? – травник пробудился, чем напугал и Румпеля, и следившую за ним Белль., – Это ты! Не двигайся! Я могу тебя прикончить одним заклинанием!

Лицо неизвестного мага покрывали татуировки рун и иных странных символов.

– Мне не нужно заклинание! У меня есть нож!, – прорычал Румпель, выхватил оружие и навис над магом, но руки его дрожали.

Белль была уверенна: Румпель его не убьет. К счастью или сожалению маг ее уверенность разделял.

– Так сделай это. Убей меня, – спокойно сказал он.