Текст книги "Проклятые сны (СИ)"

Автор книги: Blitz-22

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Белль стояла посреди черной комнаты без окон и дверей. То, что эта была все-таки комната можно было сказать наверняка, так как воцарившийся здесь вековой мрак нарушало слабое мерцание маленьких блуждающих огоньков. Панический страх охватил девушку. Она сделала несколько неуверенных шагов и позвала:

– Румпель!

Тишина….

– Румпельштильцхен! – крикнула Белль так громко, как только могла, – Румпельштильцхен!

– Румпельштильцхен… – глухо отозвался один из огоньков и подлетел к Белль близко-близко, – Румпельштильцхен… Румпельштильцхен….

Огонек прошел сквозь Белль, на мгновение объял жаром все ее тело, а потом заискрился и полетел куда-то в сторону, вправо от нее.

– Стой! Подожди! Я не понимаю… Помоги мне! – кинулась она за огоньком.

Огонек тем временем врезался в стену и та вспыхнула, заставив Белль отшатнуться и закрыть лицо руками. В стене образовался проем, вход в темный туннель. Огонек застыл в воздухе и вновь глухо позвал:

– Румпельштильцхен… Румпель… Штильцхен…

– Веди! – приказала Белль и шагнула в туннель.

Казалось за огоньком она шла целую вечность, но возможно, что все легко укладывалось в очень маленький отрезок времени: в час, в минуту или даже секунду. Существовало ли время в этом странном мире? Существовал ли сам этот мир? Существовала ли Белль когда-нибудь? Была она жива или уже распрощалась с жизнью?

Грустные мысли разорвал огонек, который резко повис в воздухе и, вспыхнув, исчез. Белль подпрыгнула на месте от неожиданности, потом подалась вперед и уперлась ладонями в стену, кажется деревянную… Немного теплая, сухая, гладкая поверхность. Она провела правой рукой вверх, потом вниз и наткнулась на кое-что, что немного прибодрило ее. Дверная ручка!

– Это дверь! Так… Хорошо… Все будет хорошо… – успокаивала она себя, – Что бы там не было, оно лучше тьмы.

Резким движением Белль дернула дверь на себя.

========== Глава 1. Мать ==========

Белль оказалась в белом тумане. Вокруг раздавался шепот тысячи голосов, большинство из которых снова и снова повторяло имя «Румпельштильцхен». Белль закрыла глаза и попыталась сосредоточится на образе мужа.

И тут туман рассеялся. Белль обнаружила себя возле покосившейся ветхой лачуги с огородом, худо огороженном какими-то гнилыми палками, с которых свисали засохшие цветы, бывшие вестники любви и жизни.

К дому подошел человек, немного напоминающий походкой, телосложением и лицом Румпеля.

– Питер Пэн! – осенило Белль.

Она помахала рукой. Мужчина остался безучастным. Потом позвала. Ответа снова не последовало. Он просто стоял и смотрел отстраненно и потерянно.

Покачиваясь Пэн максимально сократил расстояние между собой и дверью лачуги, распахнул дверь и вошел внутрь. Белль поспешно проскочила следом.

Внутреннее пространство лачуги была настолько маленьким, что мерцающего света одной догорающей свечи было достаточно для освещения. У дальней стены стояла старая кровать, на которой лежала очень худая женщина. Ее волосы были спутаны, лицо было влажным от пота, руки безвольно свисали по бокам. Она не дышала. Помимо нее в комнате находились еще две женщины, намного старше. Одна из них стояла спиной к Пэну и Белль, другая, приземистая,тощая, с усталым грустным лицом, скрестив длинные пальцы на груди, обратилась к Пэну:

– Малкольм… Ты немного опоздал.

– Она… Она мертва? – спросил Малкольм.

И глаз его брызнули слезы,которые он поспешно утер рукавом.

– Эванна…– вхлипывая выдавил Пэн, приблизившись к жене, – Эванна… Как же так! Я… Я не знаю, что делать… Эванна…

Он затряс безжизненное тело, потом упал на грудь к жене и зарыдал.

– Эванна…

Белль осознала,что тоже плачет, издавая при этом соответствующие звуки, но присутствующие ее не замечали. Белль, незримый путник мира воспоминаний, снова усомнилась в своем существовании.

Женщина, заговорившая с Малкольмом в самом начале, положила руку ему на плечо и вкрадчиво произнесла:

– Ребенок выжил.

Малкольм поднял голову и посмотрел на нее,потом посмотрел на другую женщину, до этих пор совершенно беспристрастную. Она повернулась и показала сверток, который держала на руках все это время.

Белль судорожно выдохнула и изумленно уставилась на сверток, пытаясь разглядеть среди серо-белого тряпья ребенка. Пытаясь разглядеть Румпеля.

Малкольм вскочил, полностью ошарашенный.

– Мне сказали,что Эванна заболела…Что она просто заболела! А не то, что ее болезнь… Это! – он ткнул дрожащим пальцем в сверток.

– Так и есть, – сказала первая женщина, – Она умерла от лихорадки. И была беременна.

– Нам удалось ускорить роды и спасти мальчика, – сказала вторая, – Но он очень слаб.

– Возможно не проживет и дня.

– Или умрет через неделю.

– Или все же выживет, если достанет сил.

Малкольм сел на край кровати и уставился отсутствующим взглядом в Белль,точнее в стену за ее спиной. Первая женщина погладила его по спине и сказала:

– Я организую похороны. Мы организуем.

Переглянулась со второй и качнула головой в сторону выхода.

Вторая положила ребенка в безразличные руки новоиспеченного отца и вместе с первой двинулась к двери.

– Как его зовут? – спросил Малкольм.

– Румпельштильцхен, – отозвалась первая.

В этот момент пол уплыл из под ног Белль, и лачуга, Малкольм, женщины, безмолвный младенец, пришедший в этот мир через смерть и боль ради боли и смерти, исчезли в белом тумане.

========== Глава 2. Мальчик ==========

На этот раз Белль блуждала в тумане всего мгновение. Не успев переварить предыдущие данные девушка стала свидетелем другого события. Теперь она оказалась на улице, вымощенной грубыми кривыми булыжниками.

Было темно. Камни блестели от дождя и сотен дождевых червей, извивающихся по всей длине булыжной мили.

Напротив Белль расположилась таверна с совершенно невзрачной вывеской «У Ганса». Белль поняла, что таверна ей не нужна, так как человек, свидетелем жизни которого она сейчас являлась, сидел возле дверей питейного заведения.

Румпелю было на вид лет пять или шесть. Одет он был бедно, не по погоде: короткие штанишки, башмаки, требующие каши, рубашенка из мешковины и плащик, напоминающий половую тряпку. Мальчик бросал мелкие камешки в особенно жирного и длинного червяка, не замечая ни темноты, наполненной страшными и странными звуками, ни холода, забирающегося под это подобие одежды и терзающего маленькое тщедушное тельце.

Румпель поднял голову в верх и долгим внимательным взглядом вперился в одно из окон здания, которой Белль подпирала своей спиной. Любопытство заставило ее пересечь улицу и заглянуть в окно вместе с ним.

За окном была семья. Родители, дети. Все сидели за столом, разговаривали за ужином. Румпеля мучил то ли голод, то ли одиночество, то ли все вместе. Он тяжко вздохнул, подул на ладошки и потер их, отчаянно желая согреть. Белль стала очень грустно на душе, сил стоять не было и она села рядом с мальчишкой на грязный тротуар. Некоторое время они сидели бок о бок, погруженные каждый в свои мрачные мысли, не в силах спастись от них в милой беседе друг с другом.

Вдруг дверь таверны с треском отворилась, заставив Белль и Румпеля отскочить и отойти подальше в сторону. Два пьяных мужчины, похожие на разбойников, вытаскивали третьего на улицу.

– Мошенник! Трус! – приговаривали они.

Они бросили безвольную жертву посреди улицы и стали бить ее ногами.

– Ублюдок! Мразь! Получай!

В избитом, сжавшимся, истекающем кровью человеке Белль безошибочно узнала Малкольма. Румпель рванул к отцу. На секунду позабыв об особенностях путешественника по миру воспоминаний Белль попыталась мальчика перехватить, но руки ее прошли насквозь, без всякого эффекта.

– Отпустите его! Не бейте! – прозвенел детский голос, – Оставьте! Прошу!

– Уйди, мальчик! Пока тебе не перепало! – один из мужчин сильно толкнул Румпеля, и тот опрокинулся на спину.

Тем временем избиение продолжалось, избивающие смеялись. Порыв гнева обернулся издевательством над поверженным. Мальчик же снова подскочил, уже решительнее.

– Хватит!– заорал он, – Довольно! Отпустите!

Новый толчок, новые каменные объятия.

Румпель запыхтел от бешенства, подлетел опять и вцепился зубами одного из мучителей своего отца. На месте укуса выступила кровь.

– Крысеныш мелкий! Он меня укусил! – завопил мужчина.

Его приятель замахнулся было на пацаненка, но передумал, поправил свою куртку и буркнул:

– Пойдем!

– Но он укусил меня!

– Ты хочешь драться с малолеткой? Он скоро сам отыщет свою смерть. Или подохнет от голода! С таким-то отцом!

Укушенный хмыкнул и скрылся вместе с другом в таверне. Румпель опустился на колено возле отца,откинул волосы, погладил по лицу.

– Пап, ты как? Пап?

– Нормально, Румпель, нормально… – прохрипел Малкольм и поднялся, – Чего ты здесь?

– Ты сказал мне ждать.

– Да? Ладно.

Малкольм прихрамывая зашагал вниз по улице, увлекая сына за собой. Белль неуверенно последовала за ними, но воспоминание резко оборвалось, выбросив ее в белую пустоту.

========== Глава 3. Детство кончилось ==========

Белый туман снова обволакивал Белль. В этот раз он немного поредел, и вместо белой пустоты глазам девушки стали доступны вещи, предметы, которые, как оказалось, всегда окружали ее. Лавка Голда ломилась от обилия артефактов, наделенных магией. Не все из них всегда обладали магическими свойствами: некоторые приобрели их в результате исключительных обстоятельств, событий, в центре которых оказывались их владельцы.

Как же это относится к Белль?

А вот как. Белль споткнулась о куклу. Тряпичную куклу в синем камзоле, безликую и потрепанную. Она взяла куклу в руки и рассеянно повертела. Она была уверенна, что видела ее в лавке Голда, но не в Сторибруке. В царстве Аида.

– Что она значит? – рассеянно прошептала Белль, – Покажи мне.

Туман наполнился красками и Белль перенеслась в новое воспоминание.

Она попала в широкую комнату, в которой и тут и там стояли прялки. Из других предметов мебели можно было увидеть пару узких кроватей, стол и несколько стульев. На столе лежала кукла, которую Белль нашла в тумане, только выглядела она новее и была совсем чистой. Недалеко от стола стояла небольшая самопрялка, за которой расположился Румпель, тот же маленький мальчик, который защитил пьяного Малкольма в предыдущем видении. Ловкие маленькие ручки накручивали кудель на веретено и крутили колесо. Рядом две женщины внимательно следили за каждым его движением. Белль сразу узнала их, ведь именно они шесть или семь лет назад помогли юному прядильщику увидеть свет.

– Румпель! Такой юный и такой ловкий. Придет время ион будет прясть. Для королей и королев, – прощебетала одна из них, та, что была со светлыми волосами, которая в прошлом первая заговорила с Малкольмом.

– Я думал у меня нет талантов, – улыбнулся Румпель.

Было заметно, насколько приятна и удивительна для него была похвала.

– Чушь! – буркнула вторая женщина, высокая и статная, с более темными волосами и более свежим лицом.

– Это непросто талант. Это дар! – поддержала ее первая, – Любой бы взял тебя в подмастерья.

– Если мне станут платить, то тогда мы с отцом не пропадем, – задумчиво произнес мальчик.

– Румпель, тут твой дар бесполезен, так как все знают,что твой отец плут, – возразила вторая

– И трус, – кивнула первая.

– Если хочешь жить счастливо – отправляйся туда, где о нем никто не слышал.

– Один? – удивился Румпель с нотками отчаяния в голосе, – Без него?

Светловолосая женщина порылась в карманах своего передника и извлекла оттуда маленький овальный предмет, который Белль безошибочно идентифицировала как волшебный боб.

– Этот боб откроет портал, который унесет тебя далеко – далеко отсюда, – женщина протянула боб Румпелю.

– Он может унести тебя в иные миры. Начнется новая жизнь, – продолжила темноволосая, – Но только для тебя. Не для отца.

– Но он вернется за мной, как найдет работу! – безапелляционно заявил Румпель.

– Не вернется. Он в таверне. – сказала темноволосая.

– Зачем ему работа?! – риторически воскликнула другая.

– Зачем ему ответственность?!

– Отец для тебя – вечная обуза, Румпельштильцхен.

Румпельштильцхен задумчиво покрутил боб в своих маленьких пальцах и опустил в карман штанов.

Комната растворилась. Белль перенеслась в другое место – таверну, оказалась внутри, прямо у мальчика за спиной.

В дальнем темном углу,за маленьким засаленным столом Малкольм разбрасывал перед парой моряков мятые игральные карты. Его сын обреченно вздохнул и неспешно двинулся между выпивающими людьми по направлению к нему. Белль не отставала. Она поняла, что пытается никого не задеть, хотя может, подобно призраку проходить сквозь них.

– Это правда. Ты здесь, – разочарованно сказал Румпель отцу.

– Да вот. Решил отдохнуть. Сбил ноги в кровь, пока бродил по дорогам, – подмигнул Малкольм, привыкший, что сын верит каждому его слову.

Румпель резко развернулся и пошел прочь, на улицу. Белль следом. Малкольм также не заставил себя ждать.

– Румпель, погоди! – окликнул он

– Ты сказал, что работу найдешь!

– Меня никто не нанимает!

– Потому что не верят! – уверенно сказал Румпельштильцхен.

Малкольм близко-близко подошел к сыну, доверительно заглянул ему в глаз и, указывая пальцем на сердце мальчика, спросил:

– А ты? Ты мне веришь?

– Пытаюсь… – Румпель опустил голову, но потом взглянул на отца в ответ, – Что если мы перенесемся туда, где никто нас не знает? Заживем по-новому?

– Как?

– Смотри, – Румпель достал боб и показал отцу.

– Где ты его взял? Знаешь, сколько он стоит?

Белль скептически скривилась от этих слов. Она бы не смогла подобрать слов, которые смогли бы отразить всю степень омерзительности Малкольма. При этом он выглядел достаточно жалким, глупым, одержимым наживой, инфантильным дураком.

– Нет! – Румпель шарахнулся от Малкольма, – Он мой и ты его не продашь, не проиграешь.

– Румпель, ты не знаешь..

– Я знаю одно: этот боб унесет нас далеко-далеко. Начнем новую жизнь…

– С чистого листа… – лицо Малкольма озарилось мыслью.

– Да. Я верю тебе, – уверенно сказал Румпель.

Зная конец этой истории, Белль прониклась состраданием к мальчику, чьи чувства веры и любви будут скоро растоптаны этим корыстным жутким мужчиной. Да, Румпельштильцхен явно никогда не был и не будет кем-то вроде него, а общая картина многое, очень многое объясняла. Например, неверие, которое муж всегда проявлял по отношению ко всем вокруг, включая ее. Тем временем диалог отца с сыном продолжался.

– Так куда мы? – спросил Малкольм.

– У тебя есть заветное место?

– Думай, думай, думай…

Малкольм принялся ходить из стороны в сторону, щелкая себя пальцами по лбу и вискам.

– Думай, думай, думай… Думай о хорошем… О да…

– Что? – нетерпеливо спросил Румпель.

Малкольм остановился и вкрадчиво заговорил:

– В детстве отец продал меня кузницу в подмастерья. Простояв весь день на ногах у горна я отходил ко сну и внушал сам себе: думай о хорошем. И во сне я переносился на чудесный остров, где все невозможное становится возможным.

– И как он назывался?

– Нетландия.

– Тогда нам туда, – Румпель протянул отцу волшебный боб.

Малкольм бросил боб на дорогу и открылся портал, подсвеченный зеленым магическим светом. Такой же, в котором года полтора назад скрылся «Веселый Роджер».

– Я не уверен, что он существует, – усмехнулся Малкольм и взял сына за руку.

Штильцхены скрылись в портале. Улица скрылась в белом тумане, Белль перенесло в новое видение.

На этот раз это был лес. Непривычно густой. У Белль зарябило в глазах от оттенков зеленого. Перед ней стояло высокое громадное дерево, под которым сидел Румпель, сжимал к руках куклу и задумчиво смотрел в пустоту. Вдруг откуда-то сверху упал ботинок. Румпельштильцхен вскочил, присмотрелся к ботинку и глядя в верх несколько раз громко крикну:

– Папа! Папа! Папа!

Кукла теснее прижалась к груди, слезы покатились по детским щекам. Совсем отчаявшись и испугавшись Румпель присел и разрыдался.

Малкольм показался спустя некоторое время.

– Что стряслось, Румпель?

– Я боялся, что ты погиб, – утер слезы Румпель.

– Все хорошо, хорошо!

– Ты достал пыльцу?

– Нет, – Малкольм сокрушенно покачал головой, – Ты был прав. Люди не летают. Нетландия, она для детей. Взрослым тут не место.

– Тогда мы найдем другое место. Главное, что мы вместе.

Оптимизм, прозвучавший в его голосе, заставил Белль печально улыбнуться, но, несомненно, она его не разделяла, прекрасно зная что должно сейчас произойти.

– Все не так просто, – сказал Малькольм, понизив голос, – В любом краю я примусь за старое. Мне никогда не стать путным отцом. Я безволен.

– Я не понимаю…

– Я могу остаться здесь. И летать. Так же, как в старые времена.

– Как это возможно? – недоумевающе спросил Румпель.

Белль увидела, как за спиной Румпеля, черная и страшная, возникла тень Пэна.

– Избавившись от единственного препятствия, – жестко ответил сыну Малкольм, – Тебя.

Тень вцепилась в Румпельштильцхена, Румпельштильцхен в отца.

– Чудовище! Помоги! – закричал он.

– Он – мой друг! – резко выпалил Малкольм, – Это единственный выход для меня. У детей детей не бывает. Смирись. Без меня тебе будет лучше…

Малкольм разжал пальцы Румпеля, позволяя своему другу унести своего ребенка прочь. Тряпичная кукла, которую тот сжимал в руке упала на землю, под ноги Белль и возрожденному, обновленному, юному Малкольму, далее прославившемуся как Питер Пэн. На этом воспоминание оборвалось.

========== Глава 4. Прялка и смерть ==========

Увиденное произвело на Белль сильнейшее впечатление. Глаза щипало от слез, одно веко болезненно дергалось, да и сама она едва могла дышать. Хорошо, что руки ее были холодны, как лед: она немного успокаивалась, когда прижимала их к разгоряченному лицу.

Хватит. С нее хватит. Под аккомпанемент собственного сердца она медленно передвигалась в тумане, стараясь ничего ненароком не задеть. Испуганное лицо маленького Румпеля, уносимого тенью Пэна, застряло в ее сознании, и что-то подсказывало ей, что это еще не самый страшный эпизод в его жизни.

Однако, ничего не может длится бесконечно, а то, чего мы всеми силами стараемся избежать, как правило случается наверняка. Белль опрокинула прялку. Маленькую ветхую самопрялку, которую она видела в доме тех старых дев, ту, за которой Румпельштильцхен начал свое обучение прядильному мастерству. Машинально, забыв о своем непоколебимом решении, она поставила прялку на место, если таковое имелось у вещей в этой туманной бесконечности, и перенеслась в новое видение.

Это был опять дом старых прях. За окном шел снег, но внутри кажется было тепло. Скрипела прялка. За ней сидел Румпель, но уже не тот мальчик, которого Белль наблюдала прежде, а старше. Двенадцать – тринадцать лет. Черты лица четче оформились, волосы отросли и были длиннее, чем у Голда. Одет он был очень просто, по-крестьянски.

Румпельштильцхен не поднимал головы, не отрывал от работы глаз, беззвучно шевелил губами, будто что-то считал или проговаривал про себя текст, который никак нельзя забывать. Его воспитательницы, которые, если честно, немного пугали Белль, находились здесь же. Одна следила за едой в печи, вторая что-то шила.

– Не ленись прясть, хорошо оденешься. Моя мама всегда так говорила, – сказала та, что шила, – Не ленись прясть, хорошо оденешься. Ты согласен, Румпель?

– Отстань от мальчика, – улыбнулась другая, – Он не любитель отрываться от работы. Качество весьма достойное.

– Весьма похвальное. Как там ужин?

– Почти готов. Эту зиму мы легко перезимуем.

– Главное выживем. И то хорошо. Спрос есть, работы много, – швея перекусила нитку, отложила свою работу в сторонку и подошла к Румпелю.

– Отдохни, дружок, – ласково проворковала онаи приобняла ребенка, – Довольно. Ты и так много сделал.

Румпель устало улыбнулся, потер глаза кулачками и вместе со старой женщиной подошел к столу. Белль пошла за ними и плюхнулась на скамью рядом с Румпелем.

– А вот и ужин! – провозгласила кухарка, достала из печи пирог и поставила на край стола.

Другая вытащила из шкафа три глиняные миски грубой работы и поставила их на стол, рядом с пирогом, который кухарка уже успела разрезать пополам. Она положила в одну из мисок целую половину и протянула Румпелю.

– Вот. Ешь.

– Не много? – изумился Румпель, – А как же вы?

– Добрый мальчик! – сказала та, что доставала тарелки, – Не волнуйся: нам хватит. Мы уже старые, а ты только растешь. К тому же без тебя мы бы не смогли себе и это позволить.

Румпель открыл было рот для возражения, но другая его перебила.

– Не спорь! Роуз права! Ешь!

– Спасибо, – улыбнулся Румпель и откусил большой кусок от пирога.

«Возможно не все так плохо», – подумалось Белль.

На этом картинка сменилась.

В новом видении, в новом своем сне Белль очутилась посреди зеленой долины, освещенной светом солнца, горевшем высоко-высоко, на самой вершине лазурной тверди. Белль пожалела, что не может ощутить тепло этого дня, не может почувствовать дуновение ветра, запах травы… Все-таки это путешествие, она была уверенна, будет самым странным опытом в ее жизни, в том случае, если она, конечно, еще жива. Однако оставалось загадкой, почему она не проваливается сквозь землю или может сидеть на лавке, например… Может каким-то образом она все же может повлиять на мнимую реальность, заложником которой является? Так. Надо определить почему она здесь. И где Румпель?

Единственными живыми существами в этой части долины были овцы. Голов 20, не больше. Они медленно бродили, жевали траву, иногда лениво блеяли. Вскоре Белль рассмотрела собаку пастушьей породы, которая лежала на животе, вытянув перед собой лохматые лапы и наблюдала за овцами.

Вдалеке, на горизонте клубился дымок. Там кривой линией смешных бедных домиков растянулась деревушка. Со стороны деревушки к этому маленькому стаду шел юноша. Белль не могла рассмотреть его лицо, но и без этого она знала, кто он. Сделав еще шагов двадцать он остановился, сунул два пальца в рот и три раза свистнул: один раз – долго и тягуче, вторые – быстро и резко. Собака вскочила и принялась бегать вокруг овец по кругу, оглушительно гавкая. Это продолжалось пока все стадо не сомкнуло ряды и само не образовало огромный пушистый круг, вернее даже шар. Румпель тем временем уже был близко.

– Адалуолф, сюда! – крикнул он и пес послушно затрусил к хозяину.

– Адалуолф? Тебе очень обидно за свое имя, не правда ли? – прокомментировала Белль, – Не слишком для собаки? Хотя подходит… Оно вроде означает «благородный волк»…Или.. Зачем я с тобой разговариваю?

Румпель чесал пса за ухом и печально улыбался. Потом свистнул еще несколько раз, заставляя пса занять нужную позицию по отношению к стаду и погнать его в сторону деревни, домой. Сам пастух пошел с краю, наравне с теми овцами, что замыкали процессию.

Белль зашагала рядом с ним, вглядываясь в его еще молодое прекрасное лицо.

Румпель кашлянул и запел чистым и ясным голосом:

Братцы, будем веселей,

Раз весна сияет,

Нежный свет ее лучей

Землю освещает.

Поскорей вяжи венки,

Ведь могилы глубоки,

Медлить не желают.

Медлить не желают…

Голос его сорвался. Он рассеянно повторил две последние строчки и напряженно вздохнул.

– Не станет скоро нашей Роуз, милый Адалуолф… Ничем не помочь…Ничем, – сокрушенно сказал Румпельштильцхен скорее в пустоту, чем собаке, которая бодро бежала с другого края.

Белль жутко захотелось его обнять, как-то ободрить. Как же ужасно живется привидениям! Ходишь во времени и пространстве неприкаянный и потерянный не имея возможности удовлетворить ни одной своей потребности.

Тем временем путь подходил к концу, овцы вереницей пошли по пыльной деревенской дороге, возглавляемые гордым Адалуолфом. Юный Румпель шел позади них, отзываясь на приветствия односельчан с грубыми озабоченными лицами.

Домик Румпеля, с прилегающими к нему садом и загоном находился не очень далеко от самого края деревни. Обогнув стадо, Румпель отворил ворота, ведущие в загон, и свистнул три раза, коротко и громко, приказывая псу загнать стадо внутрь.

Адалуолф быстро управился с работой, получил скромное вознаграждение и расстался с хозяином у входа в дом.

Внутри Белль увидела двух женщин. Одна из них лежала в постели и была ей знакома, вторую она видела впервые. Вероятно она была либо сиделкой, либо местной знахаркой, либо подругой больной Роуз. Когда Румпельштильцхен и Белль зашли в дом, она поднялась со стула на встречу ему и сказала:

– Мне очень жаль, Румпельштильцхен, – вздохнула она, – Роуз скончалась.

Румпель спрятал лицо в ладонях, стараясь не заплакать.

– Давно?

– Нет. Где-то около часа назад. Она не просыпалась, – женщина погладила его по руке.

– Сколько я должен? – подавленным голосом спросил Румпель.

– Ты ничего мне не должен. Прибереги деньги для духовника и могильщиков, Румпельштильцхен. Я оставлю вас.

Женщина прошла мимо, сочувственно сжав его плечо напоследок и покинула помещение.

Белль прикрыла глаза и прижалась спиной к стене, морально готовясь стать свидетелем его скорби. Румпель неспешно подошел к постели усопшей, сел на стул возле и прижался губами к ее руке.

– Прощай, моя дорогая, – прошептал он, дав волю слезам, убирая седые пряди с мертвого пожелтевшего лица, – Прощай, Роуз. Я не знаю, как бы я выжил без вас, и кем бы я был. Я верю, что ты сейчас со своей сестрой в краю, где солнце всегда теплое и яркое, где не увядает трава, где нет зимы, голода, страха, тьмы и смерти… Мне так жаль…Спасибо тебе..Спасибо.

Румпель всхлипнул, с силой вдохнул воздух несколько раз и медленно выдохнул, расправив плечи.

Снаружи раздался лай и рычание пса. Румпель вскочил и выбежал на улицу. Белль следом.

Адалуолф рычал и лаял на гигантскую, воистину гигантскую, черную крысу, которая стояла в агрессивной стойке у стенки загона, готовая в любую минуту дать отпор превосходящему в силе врагу.

– Отойди! – приказал Румпель, схватил с земли камень и замахнулся на крысу.

Однако, в последний момент рука его дрогнула и опустилась. Вместо камня он взял палку, ударил несколько раз рядом с крысой, пока та не рванула с места и не убежала прочь.

– Хватит смерти на сегодня. Хватит… – будто оправдывался он, – Хватит…

Голос его зазвучал слабо, так как видение на этом обрывалось, унося прочь женщину, которая однажды станет самым близким человеком в его жизни.

========== Глава 5. Мила ==========

Когда Белль снова оказалась в тумане, то хотела лишь одного: вернуться обратно. Вернуться обратно к Румпелю, к настоящему, живому.

– Поскорее бы… – прошептала она и несколько раз кивнула, как бы давая одобрение собственным мыслями чувствам, – Если я, конечно, вообще жива. А это место не мой персональный ад.

Но всем, что оставалось ей, были эти видения-сновидения, и она собиралась нырнуть в следующее как можно скорее. Однако ничего не попадалось на ее пути: ни вещей, ни подсказок, ни огоньков, как в той темной комнате. Полное зеро.

– Да что же это! – крикнула она с досадой и всплеснула руками, а потом сумела разглядеть на полу маленький кусочек угля.

– Уголь? Серьезно?

Медленно склонившись, она подобрала уголек с земли, подкинула на ладошке и сжала пальцами, а затем покинула белый туман.

Вокруг Белль возникли стены таверны, громоздкие дубовые столы, звон кружек, смех и разговоры постояльцев и местных пьяниц. Но это была не та темная крысиная нора, в которой обычно промышлял Малкольм, а что-то более уютное и чистое, похожее на таверну гномов, в которой Белль провела много, очень много часов, после того, как Румпель прогнал ее из своего замка.

Белль внимательно оглядела толпу, но Румпеля не приметила. Впрочем это совершенно ничего не означало. Он мог подойти позднее или просто затеряться среди присутствующих. Рассеянно размахивая руками и хлопая ладонями, когда те встречались в воздухе, Белль прошла вглубь зала и села рядом с одной юной особой. Про себя Белль отметила, что ее соседка была очень красива. Высокая, стройная, осанистая жгучая брюнетка. Её профилю могли бы позавидовать многие придворные дамы. Также у нее были очень красивые руки, тонкие, чистые, белые, как молоко, как свежевыпавший снег, с длинными изящными пальцами, вертевшими в данный момент полупустую кружку пива. Белль невольно залюбовалась этими простыми и ловкими движениями. Почему-то ей подумалось, что пялиться на незнакомого человека, даже если он или она этого не замечают, ужасно неприлично, и бросила взгляд в сторону, поверх кружки. И увидела Румпеля.

Он был чуть старше того пастушка с собакой, но все же еще очень молод. Под носом и на подбородке была какая-то нелепая растительность. Или Белль она лишь с непривычки казалась нелепой?

Румпель задумчиво почесывал щеку и смотрел в окно на сгущающиеся краски наступившей ночи.

Что-то резко звякнуло. То подпрыгнула кружка ее прекрасной соседки. На ее стол облокотился огромный уродливый мужчина. Моряк, судя по одеянию.

– Ты красивая, – сказал он соседке Белль.

Белль согласилась с утверждением.

– А ты – нет! – ответила девушка, бесстрашно глядя ему в глаза.

– Ты мне нравишься и сегодня пойдешь со мной! – самоуверенно оплевал девушку моряк и придвинул красную пьяную рожу ближе к ее прекрасному лицу.

Тут кто-то врезался в самого моряка и окатил его содержимым своей кружки.

– Мне ужасно жаль! – раздался из-за спины громилы голос Румпеля, – Думаю, мы сможем это как-то уладить…

Белль бросила взгляд в дальний угол, где Румпель до этого сидел, уже предполагая, что ничего кроме опустевшего места тем не увидит.

«Ну, класс! Теперь я буду наблюдать, как его избивают», – подумала Белль, готовясь к очередному душераздирающему зрелищу, которое, надо признать, она была не в силах выдержать.

Однако опасения не оправдались. Румпель обошел мужчину и встал сбоку от него, прямо напротив Белль.

– Все в порядке? Мир? – он протянул моряку руку для рукопожатия.

– НЕ МИР! – рявкнул тот, схватил со стола кружку девушки и кинул ее на пол. Глиняные черепки разлетелись повсюду, множество людей обрызгало пивом. Румпель ловко успел отскочить в сторону. Публика почтительно затаила дыхание в предвкушении драки, а точнее расправы моряка над пареньком, который помешал устроению его вечера.

Разъяренный, словно дикий кабан, мужчина грозно двинулся на Румпеля, который в последнюю минуту перед ударом, сделал то, что сделал бы любой разумный человек на его месте – постарался удрать.

Румпель уклонился от удара, который точно бы уложил его на месте, отпрыгнул в сторону и оказался за спиной моряка.

– Не желаешь уйти отсюда? – спросил Румпель девушку, недвусмысленно кивнув головой в сторону двери.

Та незамедлительно выразила свое согласие и протянула свою руку к галантно предложенной руке. Румпель и девушка нырнули в толпу зевак, которые все еще надеялись на драку, а моряк пытался последовать за ними, но ему немного мешали те, кого он сумел также задеть своей несдержанностью. Так или иначе, но новые противники, дезориентация от количества выпитого и вспыльчивый нрав оставили его в таверне, а Румпель и его спутница вышли на улицу. А с ними и Белль.