Текст книги "(не)алые паруса (СИ)"

Автор книги: belka28

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Ну что, Эгль, будем искать гарпун?

Старик мягко взял её за руку, заглянул в глаза, в его взгляде она прочла вопрос и тревогу.

– Ты ещё не отказалась от этой затеи? – немного горестно проговорил он.

– И не откажусь! – заявила Ассоль. – Пока «серые осьминоги» в Каперне, у нас должна быть защита. Кто знает, вдруг ещё кому-то из их компании вздумается нанести мне визит. Я не сомневаюсь в твоей мужественности, Эгль, и что ты непременно встанешь на мою защиту, но… Я видела, как он движется. Это нечеловеческие скорость и сила. Мой бедный Лонгрен даже пикнуть не успел.

Эгль тяжело вздохнул, его доброе лицо закрывала сейчас завеса печали.

– Я всегда по мере сил старался беречь тебя, дитя, от грязи и злобы этого мира. Чтобы у мира был шанс. Потому что если в мире нет ничего чистого и прекрасного – мир обречён. Но… тьма опередила меня. И поселила в твоём нежном сердце страх. Мне лишь остаётся надеяться, что судьба сполна воздаст тому, – Эгль сжал кулак и потряс им в воздухе, грозя неведомо кому, – кто посмел сделать такое с моей Ассоль.

Но она мотнула головой.

– Нет же, не надо. Куда уж хуже – день за днём жить с такой темнотой внутри. Таких, как он, невзгоды и несчастья обозлят ещё больше. Пусть уж лучше в его жизни появится маяк, который укажет путь, высветит всё тёмное и неприглядное, чтобы он сам, увидев то, ужаснулся и постарался избавиться от таких черт.

Эгль обнял Ассоль:

– Как же ты добра. Пока я жив, я не позволю никому осквернить тебя, погасить твой свет.

– Спасибо, Эгль, – отозвалась Ассоль, глаза её щипало, а сердце заходилось в любви и благодарности. – Но гарпун мы всё-таки найдём.

Нашли и даже приладили таким образом, чтобы, если какой-то непрошеный гость вздумает явиться на маяк и, ничего не подозревая, распахнёт дверь, рыболовная снасть вонзилась бы ему прямо в живот. Сами же они будут ходить через заднюю дверь, о которой известно только им и Лонгрену, но тот спит и путешествовать пока не собирается.

Покончив с домашними делами, Эгль и Ассоль поспешили к общественным: он – открывать библиотеку, куда, впрочем, почти никто не ходил, она – выполнять поручение «серого осьминога».

И Каперна сегодня поразила Ассоль. Обычно шумная, полная той деловитой суеты, которая обычно свойственна приморским портовым поселениям, нынче Каперна была тиха. Редкие прохожие старались как можно быстрее пробежать мимо и скрыться в домах. Рабочие в доках таскали тюки, перебрасываясь тихими ругательствами. И даже завсегдатаи таверн сидели с постными и серьёзными лицами, молча опустошая бокалы.

По улицам щупальцами спрута расползался страх.

Лишь в заведении, что держал Хин Меннерс-младший, и куда Ассоль всегда заходила с большой опаской, обычно, чтобы уговорить подгулявшего Лонгрена идти домой, оказалось несколько пьянчуг, живо обсуждавших последние новости.

Сейчас за прилавком стояла жена Хина Милдрет и поэтому Ассоль отважилась и заказала чаю. Поставив чайник и чашку на поднос, она отнесла свой заказ к самому дальнему столику. Отсюда девушка почти не привлекала к себе внимание, но при этом отлично слышала, о чём говорят другие.

А разговор был занятный.

– Ей-ей, – твердил один пьяница, щуплый, щербатый, с нечесаными засаленными волосами цвета соломы, – пусть в моей жизни будут одни мели и рифы, если то сделали не «серые осьминоги»!

– Да нет же, – басил другой, громадный и рыжий, – «осьминоги» явились позже, когда бедняжка уже была мертвее мёртвого.

– Дурень же ты, Пит, «осьминоги» всё и обставили так, будто то не они, а кто-то ещё. Я там был и видел всё. Ту несчастью так переломало и перекрутило, будто её под килем протянули. И в глазах пустота. Всем известно – такое после «осьминогов» и остаётся. А ведь какой красоткой была. Жалко!

От этих откровений Ассоль бросило в дрожь. Неужели она сама была так близко к гибели? Ведь именно так, как рассказывал этот пьяница, и описал ей вчера Эгль жертв «серых осьминогов». Но… сам… «осьминог» говорил о каких-то гуингарах. Что они опасны. И что в Каперне завёлся один такой. Как же понимать? Кто же хуже? Может быть, несчастная погибшая девушка – плата, которую берут «осьминоги» с селений за свои услуги? Если так, тогда над Каперной ещё ни раз взовьётся плач. Значит, нужно скорее искать гуингара. И пусть эти «осьминоги» быстрее убираются восвояси. Она будет стараться! Опрашивать, узнавать, совать нос везде. Только бы поскорее избавить Каперну от присутствия этих ужасных… головоногих моллюсков.

«Осьминог» сказал: гуингар может быть кем угодно? А значит…

Ей вдруг показалось, что лицо одного из пьяниц расплывается, и под ним проступают зубастые челюсти, а конечности удлиняются, превращаясь в ложноножки.

К горлу подкатила тошнота.

Она перевела взгляд на Милдерт, и картина повторилась.

Ассоль почувствовала, как цепенеет от страха. Даже руки, сжимавшие чашку с чаем, так и застыли. А сама она будто приросла к стулу.

Казалось, монстры сейчас окружат её, кинутся и устроят себе пир. Вон и чья-то тяжёлая лапа… уже легла на плечо.

Ассоль вскрикнула, шарахнулась в сторону, расплескивая чай.

Хин Меннерс-младший осклабился во весь рот.

– Эй, принцесска, – ехидно проговорил он, – совсем там уже умом тронулась на сказочках своего Эгля. От людей прыгаешь.

Ассоль перевела дух, чуть расслабила ворот платья и сказала:

– А, это всего лишь ты, Хин…

Трактирщик гоготнул:

– Ну да, как видишь, не принц под алыми парусами…

– Хорошо, – ей было не до препирательств, хотелось поскорее на воздух, к солнцу из затхлого полумрака питейного заведения. – Дай пройти, я тороплюсь.

– Ой, не ври, ты сюда явно не за своим папашей приходила. Так же? – Хин вопросительно поднял кустистые рыжие брови. – Чай вон заказала, ждала чего-то. Милдрет мне сказала, что ты странная сегодня, вот и пришёл сам проверить. Да нет, вроде та же, полоумная Ассоль, парусиновая принцесса.

– Хин, – спокойно произнесла она, но отступая при этом к стене, – разве твой трактир открыт не для всех? Или я не заплатила за заказ?

Меннерс-младший упорно надвигался на неё:

– Ты мне зубы-то не заговаривай, я вас, Лонгренов, насквозь вижу. И как никто знаю, что финансы твоего папаши совсем плохи. Так что говори прямо: пришла денег просить? – Меннерс подошёл к ней вплотную и навис. – А я дам, я нежадный, не то, что мой отец. Но, принцесска, плату потребую ту же, что и он с твоей непутёвой мамаши, – трактирщик беззастенчиво положил свою огромную, покрытую густыми рыжими волосами лапищу на грудь девушки и сжал ту сквозь тонкую ткань платья. Ассоль пискнула, залепила наглецу пощёчину, и пока тот ругался и грозил ей, потирая щёку, вывернулась и, задыхаясь, захлёбываясь возмущением и обидой, выскочила на улицу.

Ассоль не могла понять, что случилось. Почему раньше она была словно невидимкой, а как только ей исполнилось восемьнадцать, на неё началась едва ли не охота – сначала старейшина со своим неуместным сватовством, потом «серый осьминог», теперь Хин… Что происходит?

Она мчалась, не разбирая дороги, растирая по лицу злые слёзы.

И даже не сразу поняла, что изменилось на улицах Каперны и что кричат ей вслед прохожие.

Но когда чуть пришла в себя, заметила, что чуть не все жители от мало до велика устремились в порт, привлечённые невиданным зрелищем. Отсюда, с окраинной улицы, заканчивавшиеся обрывом, весь порт был виден, как на ладони. И сейчас к причалу шёл корабль. Громада его парусов в лучах закатного солнца отливала пурпуром и кумачом.

Ассоль остолбенела. Она отлично понимала – это лишь иллюзия, оптический обман зрения, просто, прощаясь, закат решил плеснуть краски на первые попавшиеся паруса, но упрямое сердце ликовало и сбивалось с ритма.

Он пришёл! Её корабль! Её принц приехал за ней! Судьба всё же решила наградить её за ожидание и веру, загладить вину за то, что заставила пережить в последние часы.

Ассоль вытерла слёзы – негоже показываться суженому зарёванной – и со всех ног пустилась в порт. Когда она, запыхавшись и хватаясь за бок, всё-таки достигла цели, капитан чудесного судна уже сошёл на берег, и недоумённо осматривал сейчас толпу, вышедшую ему навстречу.

А Ассоль во все глаза глядела только на него. И был он именно таким, как являлся во снах – высокий атлет с симпатичным открытым лицом и глазами цвета самой чистейшей морской бирюзы.

– Совершенно такой, – прошептала она, закрывая лицо руками, улыбаясь и заливаясь краской.

В душе у неё счастливо мурлыкал рыжий котёнок.

========== Глава 6. Твои мои сны ==========

Они прошли через Незримый коридор, чтобы сразу оказаться рядом с «оболочкой». Выйти из воздуха пред очами редких зевак, сея тем самым страх и смятение. Люди до дрожи боятся непонятного. Немногочисленная группка любопытствующих исчезала моментально, как только за спинами «серых осьминогов» перестало дрожать пространство.

Они остались один на один с жертвой.

– Вперёд, пропустите меня вперёд! Я должен всё осмотреть! – скомандовал Циммер, протиснулся между Грэем и его спутниками и замер.

Несколько мгновений он стоял неподвижно, будто внезапно превратился в соляной столп, а потом – полные плечи опустились, затряслись, саквояж выпал из ослабевших пальцев, рассыпая по брусчатке флакончики и бутыли с зельями. А маг-покровитель рухнул на колени и сбивчиво затянул:

– Клэр… нет… не может… быть… Клэр!.. Почему?

И кинулся к ней, сгребая в охапку, лихорадочно целуя застывшее и уже холодное лицо, и завыл в голос:

– Душечка моя! Клэр… любимая… Почемуууууууууууу…

Это «у» всверливалось в мозг, проникало до самых недр души, и Грэя потихоньку накрывала паника. Он готов был также рухнуть и завыть: «Нет!» Потому его просто ломало, корёжило, сминало неподъёмным грузом вины.

Я захотел, чтобы она не вернулась. Накликал беду.

Сознание металось, Грэя обливало холодным потом, колотило, как в лихорадке.

А тут ещё Циммер, идиот, подполз, обнял колени, посмотрел снизу через пелену слёз.

– Найди его, Грэй, – умолял он, и рот его расплывался в рёве. – Найди эту тварь. Приведи ко мне! Я зубами рвать буду. В клочья!

Грэй опустился рядом, обхватил друга за плечи, похлопал по спине и горько сказал:

– Ты не успеешь…

Циммер упрямо мотнул головой:

– Я стихийник! Я обрушу на него все громы и молнии! Все бураны и смерчи!

Но Грэй был неумолим, как заевшая граммофонная пластинка:

– Ты не успеешь…

Он не стал говорить сейчас Циммеру, что ему самому и ему подобным требуются годы упорных тренировок, чтобы хотя бы примерно сравниться с гуингаром по быстроте и скорости реакций. А вот силы так и остаются неравными. Поэтому прямое столкновение один на один гуингара с «серым осьминогом» вело к неминуемой гибели последнего.

Поэтому Грэй просто покрепче обнял друга и заверил его:

– Я отомщу за Клэр.

Циммер заплакал тонко и надрывно, беспомощный, слабый, не могущий даже поквитаться со своим обидчиком.

Грэй обернулся к верзилам, что сейчас застыли изваяниями за их спинами.

– Очень аккуратно грузите эту леди на носилки. Мы возвращаемся.

Самому же предстояло тащить Циммера – в таком состоянии тот едва ли мог поставить Незримый коридор. Грэю пришлось призвать на помощь весь свой контроль и самообладание, чтобы просто вспомнить формулу призыва – от переживаний за друга, разъедающей вины и медленно закрадывающегося страха – что если опоздаю вновь? что если не успею сам? – мутнело в голове.

Они материализовались в той самой розово-золотой гостиной с ангелочками. Грэй усадил Циммера в кресло, плеснул в бокал виски и протянул другу:

– Пей!

Тот молча подчинился, осушил залпом, уронил бокал на пол, закрыл глаза руками и вновь зарыдал.

Грэй не находил себе места и не знал, с чего начать. Подсказал Циммер, вскинув на него неожиданно сухой, но болезненно-блестящий взгляд:

– Нужно распорядиться… похороны… достойно… мою Клэр… пышечка, ыыы… – бормотание прерывалось всхлипами и воем. – Почему она? Почему? Два месяца… только два месяца!..

Грэй похлопал его по плечу:

– Спокойно, дружище, я распоряжусь. Устрою всё в лучшем виде, не волнуйся.

Он искренне хотел подбодрить, но выходило не очень, так как у самого на душе скребли кошки.

– И, – он горестно вздохнул, – мне жаль, что приходится это говорить, но тебе нужно собраться и обследовать Клэр. Гуингар и так на несколько шагов впереди нас. Надо собрать всю информацию, какая есть. Сможешь?

Циммер кивнул.

– А тебе… – по-прежнему прерывисто продолжил он, – надо переодеться.

И Грэй только теперь вспомнил, что на нём всё ещё серебряно-чёрная форма «серого осьминога»

– Да, не мешало бы… – и даже оглянулся в поисках шкафа, где можно разжиться одеждой.

– Сейчас, я могу… силы ещё есть… – Циммер пробубнил заклинание, сделал несколько пасов руками, и Грэй тотчас облачился в простой и удобный костюм горожанина, делавший его яркую привлекательную внешность блёклой и непримечательной.

Грэй коротко поблагодарил друга и, окликнув своих подчинённых, отправился в управу и другие учреждения хлопотать о захоронении Клэр Циммер.

Он ненавидел приносить дурные вести – да и кто же любит? – но предстояла ещё встреча с родителями Клэр. И она оказалась тем ещё испытанием. Безутешная родня в прямом и переносном смысле спустила на вестника всех собак. Кроме того, они во всём обвинили Циммера: мол, не выйди их дочь за этого прохвоста, была бы жива. И, конечно же, досталось и Грэю, раз уж он представлял интересы друга. Идти на похороны родные наотрез отказались.

К обеду, всё же, со всеми приготовлениями было покончено, и состоялась скромная церемония, во время которой Циммера пришлось держать всем троим «серым осьминогам», поскольку он норовил кинуться в могилу за женой.

К вечеру маг набрался так, что едва стоял на ногах, но Грэй был бы последним, кто стал бы осуждать его за это. Сейчас Циммер, ругаясь и плача, швырял с балкона ангелочков, и злорадно хохотал, когда те разлетались на мелкие осколки.

– Так вам и надо! – орал он вдогонку очередному ангелу. – Пернатые недоумки! Не уберегли мою пышечку! А она вам верила!

То был момент, когда человеку необходимо остаться один на один со своим отчаянием, и Грэй деликатно удалился.

Ему предстояло многое обдумать и привести в порядок собственное душевное состояние, где со вчерашней ночи царили беспорядок и полный раздрай.

Закутавшись в шерстяной плащ и став и вовсе неприметным, он бродил по опустевшим и очень тихим улицам Каперны.

Тишина угнетала. Казалось, тварь, по чью тёмную душу он явился сюда, уже прошлась по окрестностям, оставив после себя только смерть и пустоглазые «оболочки». От таких ассоциаций холодели руки, а по позвоночнику сбегали ледяные капли.

Я не позволю. Больше не оступлюсь!

Грэю было необходимо убедить себя, что он сможет. Потому что уверенность таяла со стремительностью льдины под ярким солнцем, а воспоминания о допущенной однажды и ставшей роковой ошибке наоборот набирали силу и крепли.

Он не заметил, как добрался до окраинной улицы. И только тут обратил внимание на жителей Каперны, бегущих в порт. Последовав за ними, он просто окаменел, когда понял, что именно вызвало такой ажиотаж. Корабль, чьи паруса в отсветах заката казались пурпурными и будто сияли.

Грэя будто облили ледяной водой в морозный день. Ирония судьбы теперь стала слишком уж жестокой. Она у него на глазах, отнимала у одних и щедро давала другим, обходя стороной его самого. Ненужного, неуместного, всегда лишнего и в чужом горе и в чужой радости.

Тяжко вздохнув, Грэй понуро побрёл прочь, чтобы не завидовать чьему-то счастью и не сглазить ещё и его.

Тропинка вывела в небольшой лесок, что расстелился пушистым зелёным ковром между Лиссом и Каперной. Здесь царил ласковый полумрак, позлащенный последними солнечными отблесками, в котором все предметы казались округлыми и уютными.

Грэй опустился на поваленный ствол, прикрыл глаза, желая отдохнуть, когда услышал тихие горестные всхлипы.

Он выглянул из-за деревьев на полянку, откуда и доносился плач, и увидел Ассоль. Она лежала на подушке опавшей листвы, свернувшись клубочком, и безутешно рыдала.

Она здесь? Плачет? В чём дело? Разве ей не следует уже быть куда-нибудь по пути в сказочную страну в объятиях своего отважного капитана?

Первым порывом Грэя было кинуться к ней, обнять, утешить, расспросить, что случилось? Неужели капитан того чудо-корабля оказался таким бессердечным гадом, что посмел обидеть его маленькую нереиду? Как мог этот мерзавец не исполнить её мечту! Такую дивную и восхитительную?

Грэй даже сделал шаг, чтобы подойти к Ассоль, но вовремя осадил себя: если ей сейчас несладко, он будет последним человеком, кого она захочет видеть.

И Грэй замер на своём наблюдательном посту, боясь даже пошевелиться или вздохнуть лишний раз.

Ассоль же, вволю наплакавшись, подложила крохотную ладошку под щёчку и, несколько раз скорбно вздохнув, заснула.

Дождавшись, когда сон окончательно захватит девушку в свой сладостный плен, Грэй, наконец, покинул укрытие. Он умел двигаться бесшумно, так что ни одна ветка не хрустела под ногой. Почти скользить над поверхностью.

Так, тихонько подойдя, он опустился рядом на колени и с замиранием сердца посмотрел на девушку. Она была сейчас так безмятежна, так прекрасна и так беззащитна, что у него даже защемило внутри от трепетной нежности.

Ассоль была самой невинностью в буквальном смысле этого слова. Не только физически, но и душевно, но и самими своими помыслами – чистыми, детскими, открытыми для сказки и чуда.

Её необходимо беречь и защищать, чтобы тьма и грязь этого мира ни в коем случае не запятнали и не сломили столь нежнейший цветок.

И от себя защищать тоже.

Ты не посмеешь! Никогда! Слышишь! Не допущу! – пригрозил он монстру, что урчал и ворочался внутри, требуя насыщения.

Скорее исполнить миссию и убраться отсюда, подальше, во мрак, холод, в бездну, где ему самое место. И навсегда забыть сладостный запах мечты.

Ассоль тихо вздрагивала, и Грэй, беззвучно выругавшись, снял плащ и укутал её, приговаривая:

– Что же ты, моя маленькая глупая нереида, улеглась прямо на землю? Так и простыть недолго, дурочка.

Не просыпаясь, девушка потянула плащ на себя, и завернулась в него, как в кокон, к радости Грэя.

Он осторожно коснулся кончиками пальцев шёлка её волос. Пробежался по колечкам, погладил локоны.

Бросил взгляд на нежный, приоткрытый во сне ротик. Её губы были тёмно-розовыми и по-детски припухшими. И Грэй решил, что по вкусу, они, должно быть, напоминают спелую малину. Но проверить – так ли это? – он не осмелился.

Ресницы у Ассоль столь пушистые и длинные, что, кажется, лежат на щеках.

В чертах лица девушки царила та неправильность, которая, сочетаясь, даёт нечто гармоничное и прелестное.

Грэй не мог отвести взгляд от милой трогательной картины спящей девушки.

Всё-таки судьба оказалась благосклонной к нему сегодня и подарила эти чудесные мгновения.

– Спи, моя сладкая нереида. И пусть принцы, которые тебя снятся, никогда не заставляют тебя плакать.

Он уселся рядом, с твёрдым намерением охранять сон девушки. Стремительно темнело, и опасность в лице разных хищников, в том числе и двуногих, становилась всё более реальной. Всякое может случиться со столь хрупким созданием, неосмотрительно прикорнувшим в лесу.

Наконец, последний луч нырнул в мягкую постель ночи, похолодало, и, Ассоль завозилась, просыпаясь.

Грэй успел отскочить в своё укрытие прежде, чем веера-ресницы взметнулись вверх и синие глаза доверчиво распахнулись.

Она наивно и прелестно потёрла их кулачком, потом, обнаружив плащ, улыбнулась, краснея – Грэй отлично видел в темноте, поэтому от него не укрылось милое смущение девушки. Она взяла грубую ткань и прижала её к щеке, заставив Грэя завидовать вещи и ревновать к ней.

Потом поднялась, заоглядывалсь и поспешила домой.

К счастью, отсюда до её маяка было совсем недалеко, и луна светила достаточно ярко. Но Грэй всё равно счёл нужным следовать за Ассоль до тех пор, пока она не стала взбираться по каменистой дорожке, ведущей прямо к двери скромного жилища.

Напоследок обласкав хрупкую фигурку взглядом, Грэй повернул к Каперне, почти счастливый и умиротворённый, впервые за долгое время.

В его душе тоже зажёгся маяк, он звал и манил, и указывал путь в обычно кромешных ледяных потёмках души. И Грэй уверенно ровнял по нему курс своего корабля.

Теперь он точно знал, что следует сделать, и это придавало сил.

========== Глава 7. В тихих водах ==========

Старейшина барабанил пухлыми пальцами по дубовой столешнице. Он был напряжён и взвинчен, потому что очень не любил, когда судьба переигрывает его. А нынче – переиграла, притом неожиданнейшим образом. Смилостивилась, паршивка, над гадкой девчонкой. Этой маленькой мерзавкой, которая осмелилась дать от ворот поворот ему – ЕМУ! – старейшине Каперны!

Как тут сохранять спокойствие?

Хин Меннерс, расположившийся в кресле по другую сторону стола, наоборот выглядел расслабленным и бесцеремонно раскачивал предмет мебели, поставив его на задние ножки и упершись руками в ребро столешницы. На его губах играла препротивная улыбка.

– Так вы полагаете, мой друг, выгорит? – спросил, наконец, старейшина. Груз тишины стал для него неподъёмным. В те минуты, когда в кабинете царило молчание, часы тикали особенно гулко, и каждый удар отдавался глубоко в сердце, до краёв наполняя его неизъяснимой тревогой. А тревожиться попусту старейшина не любил.

Меннерс лишь возмущённо хмыкнул:

– Вы ещё и сомневаетесь, милейший! Безусловно, выгорит, или не быть мне Меннерсом – плутом и лиходеем в седьмом поколенье!

Старейшина заёрзал на стуле.

– Так-то оно так, мой друг, но девица эта явно не так проста, как кажется сперва. Я думал, что после встречи с «моллюском» от неё рожки да ножки останутся. Ан нет, смотри ж, бегает живёхонькая!

– Ещё и дерётся! – добавил Меннерс, и для пущего эффекта тронул щёку, хотя там давным-давно и следа не осталось от лёгкой пощёчины Ассоль.

– Видите! – перегнувшись через стол, старейшина зашептал лихорадочно и таинственно: – Сдаётся мне, что наша Ассоль самая настоящая ведьма!

Меннерс рассмеялся ему в лицо.

– А вот заодно и проверим, из какого теста сейчас лепят ведьмочек, – сказал он. – И если Ассоль действительно окажется колдовкой – вам лишь на руку, уважаемый старейшина. Народ в Каперне расслабился и распустился, власти не боится, а свящённый костёр – ведь билль о нём всё ещё в силе? – старейшина кивнул. – Так вот, – продолжил Меннерс, – священный костёр знатно подогреет их верноподданнические чувства, разожжёт любовь к родным пенатам. Ведь вы, получится, вон какую угрозу от Каперны отведёте!

Заманчиво! Ой как заманчиво звучали речи плута Меннерса. Да-да, священный костёр был бы виден далеко. С самого Двора, поди бы, заметили! И ему бы зачлось, непременно зачлось. Верно ведь Меннерс говорит: давненько о Каперне не слышно. Затихла, залегла на дно, преет в собственном соку. Скучная, обыденная.

Нет, убийство жены мага-покровителя конечно добавило перцу сплетням, как и корабль с красными парусами, что вошёл намедни в порт, но и этого надолго не хватило. Посудачили обыватели и вновь расползлись в свои тихие мирки, по уютным домам. Гуингар – угроза далёкая и непонятная. А вот ведьма! Да ещё и в лице той, к кому привыкли, которую считали чудной, но ничуть неопасной. О, этого хватит надолго, на несколько поколений вперёд!

– И всё-таки, – вздохнув, проговорил старейшина, скорее итожа свои мысли, а не отвечая Меннерсу, – священный костёр побережём на крайний случай.

– План «Б»? – подмигнул трактирщик.

– Да, а пока что задействуем план «А» – схватить, надругаться, деморализовать. И тут явлюсь я – защитник и избавитель. Тогда уже ей некуда будет деваться, она сама падёт к моим ногам, умоляя спасти её. И, конечно же, потом не откажется и под венец пойти. Кому ещё она, порченная, нужна будет! Уж точно не принцам своим заморским!

И старейшина захохотал, отчего его обширный живот заходил волнами, словно желе.

Меннерс тихо пробормотал:

– Вот уж воистину «седина в бороду, бес в ребро», – но подобострастно подхихикнул. Отсмеявшись, вытер слёзы (они всегда набегали у него, если так самозабвенно хохотал) и проговорил:

– Ну раз уж мы таки пришли к общему знаменателю, то пора бы и денежную составляющую обсудить, – он сделал движение, будто шуршит купюрами. – Аванс, например.

– Аааа…– протянул старейшина и осёкся, поскольку из-за двери донеслись голоса: спорили его секретарь и некто, чей голос невозможно было спутать ни с чьим другим.

Секретарь упирался:

– Господин, я вынужден вам отказать. Старейшина очень занят. Просил не беспокоить.

Некто мягко, но упрямо гнул свою линию:

– Я уверен, для меня у него точно найдётся минутка и не одна.

Секретарь держал оборону:

– Нет же, господин, он действительно очень-очень занят. Не то, что минутки, и полсекунды нет.

– А вот я точно знаю, – продолжал упрямиться некто, – что если вы правильно доложите обо мне, то время найдётся.

И, должно быть, положил на стол визитку – старейшина слышал, как завозился и заохал секретарь.

– Скорее-скорее! – замахал старейшина на Меннерса. – Через чёрный ход! Вон туда!

Меннерс однако приостановился в дверях:

– А…?

– А!.. Будет! Разберёмся! Пришлю человека! Да уходите вы, наконец!

Меннерс покидал кабинет старейшины крайне неохотно, видно было, что его просто изглодало любопытство: кто же тот пришелец, что заставил начальственного мужа так вертеться? Но благоразумие всё же взяло над трактирщиком верх – так ведь и без денег можно остаться! – и он прикрыл за собой дверь, спешно уходя.

Едва только закрылась «чёрная» дверь, как распахнулась парадная. И старейшина буквально вжался в стол, желая провалиться сквозь землю, как случалось с ним каждый раз при появлении этого человека.

Сначала старейшина даже не узнал его, поскольку с прежним – ночным – визитёром, навестившим его третьего дня, сегодняшнего посетителя роднил только высокий рост. Костюм простого горожанина, широкополая шляпа, плащ из грубой серой шерсти – пройди такой человек по улице, не оглянёшься и не запомнишь. Но гость снял головной убор и скинул плащ, так сделался куда узнаваемее – цепкий взгляд и столь бесстрастное выражение лица – как у каменной статуи, подумалось старейшине – могли принадлежать только главе «Серых осьминогов» Артуру Грэю.

– Ох, сударь, – засуетился старейшина, – снова я держу вас в дверях. Проходите. Располагайтесь.

Грэй не заставил просить себя дважды и опустился в кресло, где недавно сидел Меннерс. Сел и тут же хмыкнул, недобро сощурившись.

– Ваш секретарь не врал, у вас действительно был посетитель. Кресло ещё хранит тепло.

– Был-был, милорд. Я велел ему уйти через чёрный ход, чтобы он своим недостойным видом не оскорблял ваш светлейший взор.

Старейшина истекал концентрированным елеем.

– Вот как, – протянул Грэй. – Похвальная забота о моём… взоре.

Старейшина расплылся в подобострастной улыбке:

– Стараемся угодить-с, – проговорил он.

– И всё-таки, кто это был? – Грэй откинулся на спинку и сложил ладони домиком на уровне губ. Лишь глаза, зелёные, как морская бездна, внимательно и выжидающе смотрели на старейшину.

Тот заёрзал, хотел взвыть, но сдержался.

Этот… этот моллюск… умеет душу вывернуть одни взглядом.

– Просители. Нищие. Всё ходят и ходят, клянчат и клянчат. Я отказал. Послал искать работы в доках. Нечего баловать и приучать к дармовщине. А-то ж ведь на шею сядут и не слезут.

– Полностью с вами согласен, – кивнул Грэй. – Сам дармоедов не люблю. А ещё лгунов и проходимцев всех мастей. Профессиональное, знаете ли. Так и хочется взять за жабры и вытащить на чистую воду.

Старейшина судорожно сглотнул, но тут Грэй милостиво махнул рукой:

– Ну, вас-то, уважаемый, это нисколечко не касается. Ваша репутация и преданность короне известны далеко за пределами Каперны.

От такой похвалы из уст самого старшего принца старейшина готов был взмыть к облакам, размахивая руками, как крыльями. Его мозг отказывался воспринимать сарказм, которым полнились слова Грэя.

– И я готов заверять вас в ней столько раз на дню, сколько потребуется, милорд, – заверил старейшина.

– Это хорошо, потому что мне очень нужна ваша помощь, – сказал Грэй, и старейшину едва не раздуло от гордости: сам глава «серых осьминогов» просит помочь ему!

– Я весь в вашем распоряжении, – старейшина поклонился, едва не ударившись лбом о столешницу.

Грэй, однако, пренебрежительно хмыкнул:

– Попредержите рвение для реальных дел.

– Как будет угодно вашему высочеству, – пролепетал старейшина.

– Я уже говорил, что мне угодно без «высочеств» и «милордов», но если вы по-другому затрудняетесь, то пусть уж будет. Итак. Слушайте меня внимательно, эта информация в буквальном смысле может сохранить жизнь вам и вверенному вам селению.

Старейшина кивнул, давая понять, что проникся важностью момента.

Грэй продолжил:

– Гуингару нужны эмоции. Чем они ярче, колоритнее, пышнее, тем он активнее. Выползает и жрёт-жрёт-жрёт, так, что теряет бдительность, становится слабым и вялым, полусонным. И вот тогда его легко взять. Но если, как сейчас, люди таятся и прячутся, говорят полушепотом, закрывают окна-двери, затаивается и он. И готов сидеть в своём укрытии столько, сколько нужно. А чем дольше он будет сидеть в укрытии, тем больше невинных женщин погибнет – голодный и злой, он компенсирует свою «диету» выпивая маленькие женские радости. Прекрасный пол, как вам известно, куда более эмоциональный. Вот и пасётся гуингар на этом «эмоциональном поле». Но такая пища скудна, и он становится всё злее, поглощая больше и больше.

Старейшина мотнул головой: такую информацию не просто принять, а там более переварить и уложить в голове.

– И что же может его накормить, этого гуингара? Что даст те самые яркие эмоции да ещё и в таком количестве?

Грэй повёл рукой:

– Действо, праздник, мероприятие. Чем больше людей и чем им веселее – тем лучше.

– Бррр… – встряхнулся старейшина, – кажется, я запутался. Вы же говорили, что эта тварь умеет маскироваться, может быть кем угодно. Как же тогда вы найдёте её в толпе? Не всё ли это равно, что искать иголку в стоге сена?

– Вовсе нет, – возразил Грэй. – Как я уже и сказал, от массы эмоций он хмелеет, и, как любой пьяный, теряет бдительность. Почти не маскируется, ибо сыт и доволен. А в таком состоянии он хочет лишь залечь в спячку и переваривать. А значит, появляется больше шансов не только выявить его, но и поймать. Почти голыми руками.

Происходящее не радовало старейшину. Его должность в Каперне была выборной и срок на посту уже почти истекал. А старейшине очень хотелось, чтобы годы его правления остались в памяти жителей временем стабильности и благополучия. А появление в Каперне гуингара, а особенно – «серых осьминогов» никак не вписывалось в продуманную схему. Поэтому, чем быстрее «моллюски» покинут его родную деревню, тем скорее жизнь вернётся в привычное русло сонной обыденности.