Текст книги "(не)алые паруса (СИ)"

Автор книги: belka28

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Легенда разрушена ==========

Мечты разбитой и разрушенной куски

Нежданно и негаданно упали…

Ты был единственным, что было у меня -

Тебя забрали.

Держа себя в руках, стараясь не упасть,

Стою у края тонкого обрыва:

Ошеломляющий удар довел меня

До грани срыва.

Разочарованная высь упала вниз,

И крик летит в чернеющие дали:

Ты был единственным, что было у меня -

Тебя забрали.

Из интернета (с)

***

Они вошли в акваторию Каперны ночью. С поднятыми парусами. Скользили по воде, будто с берега их зацепили тросом и теперь спешно сматывали лебёдку. Пришвартовались в Бухте Острого мыса, которую уже много лет обходили стороной все здравомыслящие моряки. Бесшумно сошли на землю и растворились во тьме, будто были её частью.

Их никто не видел, кроме притаившейся за завесой густых туч луны да одинокой девушки в башенке маяка.

Самый высокий, замыкавший шествие, на мгновение остановился и посмотрел на маяк. Вернее, туда, где за парапетом угадывались очертания хрупкой фигурки. Глаза незнакомца, как раз попавшего в полосу света, падавшего с маяка, полыхнули в ночи зловещим фосфорическим отблеском. Девушке показалось, будто она услышала презрительный смешок, прежде чем вслед за товарищами, ночной гость нырнул в непроглядный мрак.

========== Глава 1. Ночной гость ==========

Когда заколотили в дверь, старейшина трижды выругался самыми грязными словами, какие только знал, спустил ноги в мягкие комнатные тапки, поправил ночной колпак, зажёг огарок свечи и, всё ещё костеря ночных пришельцев на чём свет стоит, пошёл открывать.

– Кого принесла нелёгкая в такой час? – недовольно буркнул он, приоткрыв дверь на длину цепочки.

В образовавшуюся щель тут же просунулась рука в чёрной перчатке и ткнула ему под нос свиток.

Старейшина поднёс огарок поближе, едва не опаляя бумагу, и пробубнил под нос: «Подателю сего оказывать…» Чем дальше он читал, тем шире округлялись его и без того круглые, как плошки, глаза, а во взгляде всё явственнее проступали страх и раболепие.

Наконец он, спешно откидывая все цепочки и щеколды, распахнул дверь и, беспрестанно кланяясь, проговорил:

– Простите, великодушно простите меня, милостивый государь, что заставил ждать. Староват уже, слуг будить не стал, а сам медлителен. Не обессудьте.

Голос его был полон самого сладчайшего елея. Сейчас старейшина был готов под ноги стелиться своему позднему визитёру.

Он отступил в комнату, давая тому проход и поднимая как можно выше огарок свечи. Неровный свет выхватил тёмную фигуру в проёме двери. Незнакомец касался головой высокой притолоки, а за спиной его струился чёрный, черней даже самой ночи, плащ, будто осыпанный острой пыльцой. На правом плече, скрепляя складки, красовалась серебряная эмблема в виде осьминога, хищно взметнувшего щупальца и злобного сверкавшего зелёными бусинами глаз.

Плащ из кожи звёздного ската и осьминог на правом плече могли означать только одно – этой ночью к старейшине пожаловал сам глава королевского сыскного подразделения «Серые осьминоги». А стало быть, в Каперну пришла большая беда.

По-бабьи запричитав и отступив ещё на шаг, старейшина зашёлся в тихом вое, умоляя того, кто стоял на пороге, простить и помиловать неизвестно за что, а может, за всё сразу.

Гость переступил через порог и вошёл. Щёлкнул пальцами, и комнату залил призрачный зеленоватый свет, словно солнечные лучи пробивались сквозь толщу воды.

В неровных отблесках стало заметно, что визитёр ещё довольно молод, наверное, ему было лет тридцать или около того, а черты его лица отличаются правильностью, утончённостью и запредельной холодностью. Сам же он, несмотря на высокий рост и ширину плеч, был изящен и лёгок. А та вежливая властность, с которой он велел «прекратить ритуал чинопочитания», говорила о том, что человек этот находится на самой верхушке иерархической лестницы и привык к беспрекословному подчинению.

Однако старейшина умудрился поклониться ещё три раза, пока предлагал гостю расположиться в кресле и суетливо разжигал камин.

Тот вальяжно уселся, стянул с узкой ладони чёрную перчатку, под которой блеснуло кольцо всё с тем же осьминогом, и, закинув ноги в запылённых сапогах на низенький столик, и потребовал:

– Принесите-ка чего-нибудь выпить. Желательно покрепче. И пошевеливайтесь там, у нас будет длинный и не совсем приятный разговор.

– Сей же час, ваше высо…

Гость небрежно взмахнул рукой:

– Никаких «высо…» и прочих громких титулов. Просто Артур Грэй, капитан галиота «Секрет», – холодно прервал он новый прилив раболепия у старейшины. Тот послушно кивнул и убежал в кладовую, откуда скоро явился с огромной запылённой бутылью и двумя медными кубками.

Первый кубок, наполненный едва ли не до краёв, он протянул Грэю, во второй плеснул буквально чуть-чуть и поставил его возле себя.

– Знатный ром, капитан Грэй. Мне, в моём возрасте, уже нельзя. Да и врач не рекомендует.

Грэй осушил свою порцию залпом, словно то была ключевая вода, а не выдержанный ром, которым, как утверждали продавшие его плуты, можно было разжечь камин.

Старейшина намеревался повторить подвиг гостя, но с первого же глотка, обжегшего горло, закашлялся, а из глаз его брызнули слёзы.

Грэй, глядя на это, лишь злорадно хмыкнул и процедил:

– Что-то вы совсем своего доктора не слушаете, любезный. Так и до могилы недалеко.

И в завершение тирады столь дружелюбно оскалился, что у старейшины зашевелились волосы на затылке.

Он и так едва сдерживался, чтобы не юркнуть за шкаф или не нырнуть под диван, потому что стройную фигуру Грэя, словно призрачная аура, окружали полупрозрачные щупальца. А оскал, подобный тому, что недавно продемонстрировал капитан, и вовсе пугал до икоты. Особенно вкупе с упоминанием могилы из уст «серого осьминога».

Однако Грэй очень быстро перешёл на серьёзный тон, хотя и не лишённый ехидных ноток:

– Как вы поняли, любезнейший, я здесь по делу государственной важности.

– Ну, разумеется, ваше высо… милород… капитан Грэй. Разве ж вы можете явиться по-другому поводу.

Если только не сам морской дьявол прислал вас по мою голову, очень хотелось добавить ему, но, поразмыслив, старейшина благоразумно сдержался.

– Мне отрадно знать, что вы это понимаете, – продолжал между тем Грэй, явственно наслаждаясь эффектом от своих слов и жестов. – Значит, до той поры, пока мы с подчинёнными не выясним, кто или что приманило гуингара в эту богом забытую дыру, мы будем получать всяческие содействие и помощь с вашей стороны?

– Вне всякого сомнения, – верноподданнически подтвердил старейшина. – Более того, если кто-то попробует только чинить вам какие-либо препятствия или же искажать передаваемую вам информацию, я сам лично накажу наглеца.

Грэй презрительно хмыкнул:

– Я бы хотел посмотреть на этого кретина лично, перед тем как… – пояснять он не стал, по мёртвенной бледности, залившей лицо старейшины, было ясно, что излишних подробностей он не переживёт. – И да, не смейте раскрывать моё инкогнито до тех пор, пока всё не будет кончено.

– Конечно, конечно же… Не пикну!

– … но, – продолжил Грэй, игнорируя истерично-фанатичные заявления старейшины, – пустите слух, что «серые осьминоги» в городе. Пусть тварь повертится, как плотва на сковородке. Понервничает. Явит себя. А до того времени мы проверим, чья маскировка лучше – его или наша.

Грэй попросил ещё рому, снова осушил залпом и как бы невзначай заметил:

– Был ещё один человек, кто видел, как судно без опознавательных знаков входит в заброшенную бухту. Тот, кто следит у вас за огнём на маяке.

Старейшина с облегчением махнул рукой:

– Вот уж кого не стоит опасаться, так это наших обитателей маяка. Там живёт лишь нищий старик-смотритель, бывший рыбак, и его чокнутая дочурка. Даже если хляби небесные разверзнуться и господь в величие своём сойдёт на землю, а они станут тому единственными свидетелями, им всё равно никто не поверит. В городе у нас народ благоразумный, обходит маяк стороной… Как и отца с дочкой.

Грэй обхватил тонкими пальцами подбородок и уставился в огонь, размышляя о чём-то своём…

– С чего вы взяли, что та девушка чокнутая? – спросил он, и старейшина уловил недовольство, скрытое в том вопросе.

– А станет нормальная девица восемнадцати лет отроду прозябать на полуразвалившем маяке с пьянчугой-отцом? И зажигать по ночам, когда все нормальные и благовоспитанные девы её возраста спокойно спят, путеводный огонь?

– А между тем именно свет того самого маяка помог нам не потеряться во мгле нынешней ночи и успешно стать на якорь в не самой благоприятной бухте, – как бы между прочим вставил Грэй.

– Вы говорите так, будто благодарны ей? – удивился старейшина.

– Так и есть, – просто ответил капитан, и, к вящему изумлению старейшины, голос его при этом потеплел, а взгляд, устремлённый в огонь, подёрнулся поволокой мечтательности.

Старейшина даже святых мысленно помянул на всякий случай: и привидится же такое – мечтательный «серый осьминог»? И чтобы окончательно развеять морок и вернуть на красивое лицо Грэя привычное скучающе-циничное выражение, он сказал:

– Вовсе не о вас заботилась эта дурочка Ассоль. Просто наш библиотекарь, старый Эгль, сам выжил из ума и девчонку с пути истинного сбил, пока её непутёвый папаша обнимался со стаканом в каждой портовой таверне.

– О чём вы? – непонимающе произнёс Грэй, и потёр кольцо с осьминогом, обнимающее его безымянный палец. – Как старый библиотекарь мог сбить с пути истинного юную девушку?

– Очень просто, – решительно заявил старейшина. – Он сам уже в старческую глупость впал и начал в сказки верить. И девчонку испортил. Мыслимо ли дело – с десяти лет всё подсовывал ей книжки разные? Ребёнку! Девице! Немудрено, что бедняжка умом тронулась. Столько просиживать над глупыми небылицами. Но самое дурное и опасное, что Ассоль тоже со временем стала в них верить…

– Что же в том опасного? – лениво заметил Грэй. – Ну, верят в небылицы и пусть их. Другим-то какая беда?

– Заразно! – многозначительно подняв вверх палец, веско произнёс старейшина. – А как другие девы подражать начнут? Эта Ассоль знаете что выдумала?

Грэй пожал плечами: откуда, мол, могу знать?

– Не сама выдумала, опять же в книжке одной вредной прочла. Что якобы жила-была когда-то на свете девушка, которой предсказали, что за ней явится настоящий принц на корабле с алыми парусами. Вы только вдумайтесь, какая нелепость – алыми?! И вот, дескать, стала девушка ждать – в любую погоду, в зной и стужу…

– И что же? – теперь в зелёных глазах Грэя плескался неподдельный интерес.

– В смысле?

– Дождалась та девушка своего принца?

– Книжная-то? – Грэй кивнул. – Та конечно. Только вот наша Ассоль вздумала ей подражать. Тоже, видите ли, вбила себе в голову, что и за ней принц под красным парусом явится. Только кому она нужна – ненормальная бесприданница да и собой ни рожи, ни кожи. И как тростинка. В чём душа теплится? Ну так вот – каждый день, в любую погоду лезет она на этот свой маяк, а то приплывёт её капитан Грэй, а она… Ой?

– Что случилось? – с наигранным сочувствием спросил Грэй.

– Я не сообщил вам…– старейшина замялся, не зная как правильно преподнести такому серьёзному и важному человеку такую нелепость: – словом… она с чего-то взяла, что её суженого будут звать Грэем. Артуром Грэем. Говорит, ей так чайки сказали…

– Грэем, значит, – проговорил тот, поднимаясь. – Любопытно и притом весьма.

И не попрощавшись, направился к двери.

– Куда же вы? – кинулся следом старейшина. – Глубокая ночь на дворе, да и буря будет.

– Конечно, будет, – с какой-то странной радостью сказал Грэй. – Такая буря, какой прежде здесь и не видывали. Я её уже чую.

Он потянул воздух, будто действительно чувствовал в затхлом воздухе гостиной озоновые нотки зарождающего грозы.

– А я… – он приоткрыл дверь и подставил лицо ночному ветру, тот охотно подхватил золотистый вихор над высоким чистым лбом капитана и взметнул его озорным завитком, – … навестить эту вашу Ассоль. А то мне тоже кое-что чайки рассказывали.

И, взмахнув мерцающим плащом, ночной визитёр скрылся в темноте.

А старейшина противно хихикнул ему вслед:

– Ну что, Ассоль, дождалась своего Грэя? Теперь не жалуйся. Будешь знать, как носом от порядочных женихов воротить.

На последних словах он даже чуть втянул живот, поправил колпак, съезжающий с лысины, и, преисполненный злорадного веселья, отправился досматривать прерванные Грэем сны.

========== Глава 2. Кораблекрушение мечты ==========

Запах…

Грэй даже прикрыл глаза, чтобы погрузиться в него полностью, раствориться, слиться с ним. Таким сладостным, желанным, дурманящим.

Его заметно повело, как никогда не было от самого крепкого алкоголя. А тут – ударило в голову, та пошла кругом, и доблестному капитану пришлось даже схватиться за дверной косяк…

Пахло чайной розой, свежими яблоками и мёдом. Запах чистоты, домашнего уюта, тихих семейных радостей.

Три нежно-розовые розы стояли в обыкновенной банке. Но и в ней они выглядели более чем изыскано.

Грэй подошёл к столу, снял перчатку и тронул атласные бутоны кончиками пальцев. Несколько лепестков упало на старенькую скатерть, добавляя общей картине миловидности и незатейливой красоты.

Рядом в вазочке лежал пяток румяных яблок и покоилась плошка с медовыми сотами. Словно угощение для случайного путника, который забредёт на свет маяка.

Кстати, он, свет, тёплый и мягкий, лился сверху, ласкал и обнимал. В железной печурке потрескивали дрова, а плед, брошенный в старенькое, с порванной обшивкой, кресло, будто приглашал присесть, укутаться и забыть о тяготах и невзгодах, отдаться тишине, мечтательной полудрёме и дурманящим запахам.

На какой-то миг сердце Грэя тронула чёрная лапа зависти. В роскоши замковых палат, где прошло его детство, в холоде и чопорности университетских коридоров, и уж тем более потом, в бесконечных странствиях по морям и океанам, ему всегда не хватало одного – обычного человеческого тепла, ласковых ладошек на плечах и места, где ждут, где не гасят свет и выставляют на стол нехитрые угощения. Где всегда искренне улыбаются и по-настоящему рады возвращению и каждой минуте, проведённой вместе. Он мог выложить все те несметные богатства, которые успел скопить за свою жизнь, но даже их не хватило бы, чтобы купить подобную малость. Здесь, в крохотной комнатке, обставленной видавшей виды мебелью с линялыми занавесками и потёртой скатертью, Грэй вдруг остро ощутил, как сильно замёрз, выстыл изнутри, словно брошенный дом. Сердце, заключенное в айсберги вечного одиночества, давно покрылось толстой коркой льда. Но там, под коркой, кипела и зрела настоянная, глубоководная и страшная в своей разрушительности злоба. На весь мир, лишивший его того, что доступно даже нищему смотрителю маяка. Меряться этой злостью он мог только с бушующим морем. Они оба умели злиться, разрушая привычное и ценное для кого-то, чтобы успокаиваясь, отступая, возвращаясь в берега, утаскивать в свою тёмную пучину осколки чужого счастья, в тщетной попытке хоть ненадолго согреваться в тех искорках, что ещё теплились в них.

Буря зрела на море и в душе Грэя. И он точно знал, на кого готов обрушить девятый вал своих обиды, злости и зависти. На девушку, что застыла на ступеньках лестницы.

Старейшина сказал, что дочь смотрителя маяка дурнушка, но та, что явилась сейчас взору капитана Грэя, была… мечтой. Невысокая, тоненькая, как тростинка, в ореоле светло-русых волос, в которых путались серебро лунного света и медь отблесков свечного пламени. В огромных синих, как небесная лазурь в погожий день, глазах плескались неудовольствие и вопрос. Она была одета в простенькое светлое ситцевое платье чуть ниже колен, а узкие покатые плечи обнимала цветастая шаль, с большой серой заплаткой посередине. Кожа девушки была белой и такой нежной, что лепестки роз, наверное, казались рядом с ней шершавыми и грубыми.

Сладостное видение, золотая грёза, прекрасная нереида.

С первой секунды, как взгляд коснулся пленительных очертаний тонкой девичьей фигуры, Грэй почувствовал, как его заледеневшее сердце заколотилось, ладони вспотели, а голову наполнил гул, как при приближении шторма. Он уже давным-давно разучился мечтать. Как там сказал старейшина: мечты опасны! О да, кому, как ни Грэю было это знать. Губительны, разрушительны и очень болезненны. Поэтому Грэй не мечтал и не запоминал имена женщин, которые согревали иногда его постель. Кому нужно знать, как зовут портовых шлюх или лицемерных аристократок, выставляющих напоказ своё благочестие, но при этом норовивших прыгнуть в койку каждому более-менее симпатичному капитану?

Но одно имя он запомнил – его принёс ветер, потом подхватили чайки, а им – вторили волны, что ластились к борту галиота «Секрет».

Ассоль…

Нежное, звонкое, волшебное.

Оно могло принадлежать только самому необыкновенному созданию.

То имя вернуло глупую привычку мечтать, грезить, ждать несбыточного и – что совсем уж никуда не шло – верить в чудо.

Ассоль – произнесла и старушка, что купила своей нарядной внучке большую книгу сказок, на обложке которой, он отлично запомнил, был нарисован корабль с алыми парусами и силуэт девушки, вглядывающейся в морскую гладь. Так звали героиню одной из тех сказок.

Грэй тогда ещё подумал, что эта Ассоль наверное одна из глупых сказочных принцесс, что так нравятся девчушкам в шёлковых платьях. Но… не вязалось имя с образом принцессы. А уж он-то их перевидал. Нет, принцессам подходили пафосные вычурные имена. Ассоль же шло скромной домашней девочке, верящей в чудеса и умеющей создавать чудо самыми своим появлением, звуками чарующего голоса, теплом своего большого и нежного сердца. Он купил ту книгу и прочёл ту сказку. Прочёл и тотчас же возненавидел. За то, что там всё заканчивалось хорошо, за то, что тамошний капитан Грэй увозил в закат свою Ассоль на белом корабле под алыми парусами, за то, что та Ассоль дождалась и сразу узнала, за то, что он сам – холодный, расчетливый, рациональный – начал мечтать о невозможном: любви, взаимопонимании, семье…

Но те мечты лишь сильнее травили, мучили, злили…

Так что прав старейшина, стократ прав.

Поток его размышлений прервала девушка. Она спустилась вниз, поставила свечу на стол, поворошила дрова в печке и спросила – голос у неё, кстати, был именно такой, как он себе и представлял – чарующий и мягкий:

– Кто вы и что здесь делаете?

Она стояла совсем рядом, благоухала розами и мёдом, дразнила шёлком волос, зябко куталась в старенькую шаль.

Такая нереальная… такая живая… такая нужная ему…

– А кого вы желали увидеть? – спросил он. – Ведь для кого-то вы приготовили этот лёгкий ужин?

Он указал на стол.

Девушка почему-то смутилась, будто тот, кого она ждала, был достоин куда более роскошных яств, но у неё больше ничего не было. И она очень переживала по этому поводу.

Девушка накрыла маленькой ладошкой одно яблоко, перекатила его с места на место и оставила в покое.

– Да, – тихо ответила она и снова начала кутаться в шаль, – несколько часов назад в Бухту Острого мыса вошёл корабль. И я… мне подумалось, что может кому-то из матросов захочется перекусить или погреться… Вот… и оставила…

Грэй шагнул к ней, девушка попятилась, вжалась в стену, бросила на него снизу вверх испуганный взгляд.

Грэй упёрся рукой в стену, на уровне виска девушки, где завивалась в колечко тонкая золотистая прядка, снова втянул дурманящий аромат, окружавший юную смотрительницу маяка, и произнёс, даже не пытаясь убрать из голоса ехидные нотки:

– Очень неосмотрительно с вашей стороны, моя нереида, – он приподнял за подбородок её личико, позволил себе утонуть в огромных глазах, провёл по нежной щеке согнутым пальцем, – вы ведь не знаете, что то были за люди. Они явились ночью, как воры или разбойники…

– Откуда мне знать, что вы не вор и не разбойник? – она вынырнула из-под его руки, и сейчас смотрела строго и недовольно. – Вы является непрошенным ниоткуда, трогаете меня, зовёте «моей»… А я не ваша.

– О да, это существенное упущение с моей стороны, но поправимое, – он очертил рукой контуры её соблазнительного тонкого молодого тела. Почти касаясь, но всё же оставляя воздух под ладонью. – Вот именно об этом я и говорю, – продолжил он: – неосмотрительно. И бестактно, к тому же. Сначала вы зажигаете свет, разводите огонь, оставляете еду на столе, а потом возмущаетесь, что на вашу наживку клюнула не та рыба…

– Ах вот как?! – щёки девушки вспыхнули, глаза потемнели, как небо перед грозой. – Значит, вы считаете это наживкой, приманкой.

– А разве нет? – он по-хозяйски обнял изящный стройный стан. Девушка снова вывернулась и ударила по дерзкой руке. Грэй лишь усмехнулся: с таким же успехом она могла бы колотить камень. – Знаете, – продолжил он, с удовольствием наблюдая, как девушка то краснеет, то бледнеет от его слов, – я всего несколько часов в Каперне, но и мне уже известно, что вы – опытная рыбачка. Запрудили всю здешнюю акваторию своими сетями, всё ловите принцев на сказочных кораблях… Ловись-ловись, принц, большой да маленький, хотя мне и самый завалящий сойдёт, лишь бы красное любил … – он постарался спародировать нежный голосок девушки, у него неплохо получилось. Да яд, которым сочились его слова, возымел действие – в глазах смотрительницы маяка задрожали слёзы.

– Да кто вы такой, – в сердцах сказала она, сжимая маленькие кулачки, – чтобы являться в мой дом, хватать меня, говорить мне все эти гадкие вещи?!

Её буквально трясло от гнева, и Грэй наслаждался полученным эффектом – то была его маленькая месть за несбыточные и горькие мечты, что поселила в нём эта девушка одним звуком своего удивительного имени. Да, отыгрываться на ней малодушно, но Грэю сейчас было не до высоких душевных порывов, потому что голова плыла, сердце колотилось, а глаза застила чёрная тина злости. Любому матросу, забреди он на маяк, тут были бы рады. Предлагали бы чаю на травах с мёдом и яблоками, усаживали бы к огню, щебетали бы вокруг и кутали в плед. Но появился он – и что же? Радушная хозяйка на глазах превращается в злобную фурию. И ей, такой великодушной, уже всё равно, что он возможно голоден, замёрз и устал.

Поэтому, собрав всю свою язвительность, Грэй произнёс, картинно раскланявшись:

– Ах да, я забыл представиться. Артур Грэй, капитан галиота «Секрет», того самого, что пришвартовался в Бухте Острого мыса…

– Нет! – почти испуганно прошептала девушка, шарахаясь от него, как от чумного. – Вы не можете быть Грэем с «Секрета». Это очередная ваша злая шутка.

Он самодовольно ухмыльнулся и полез в карман, извлекая оттуда гербовую бумагу:

– Разве я похож на шутника? – спросил он, протягивая ей документ. – Но если не верите, убедитесь сами. При условии, что вы, конечно, умеете читать.

Девушка рассержено фыркнула, выхватила у него свиток и, поднесся тот к свече, забегала глазами по строчкам. По мере чтения личико её грустнело, в конце она и вовсе выронила бумагу, бывшую дорожным паспортом Грэя, рухнула на колени и горько заплакала.

Он запаниковал, куда девались злость и бравада. Ему вовсе не хотелось, чтобы она отреагировала вот так, чтобы в мгновение ока превратилась из гордой обиженной красавицы в сломанную безвольную куклу…

Это вовсе не доставляло удовольствия. Но самое паршивое было в том, что он не знал, как утешить её.

Он никогда прежде не видел такую глубокую печаль и такую сильную боль, как те, что исказили сейчас прелестное лицо юной смотрительницы маяка.

Он опустился рядом, протянул, было, руку, чтобы… – тронуть за плечо? обнять? – но тут же отдёрнул. Он только что разрушил её мечту, может быть, отнял сам смысл жизни, потушил огонь, которым полнилось её сердце, что он может предложить ей взамен?

Только неприглядную правду.

– Ну извините, – сказал он, чуть умерив язвительность, – что оказался не тем Грэем, что…

Он осекся на полуслове, потому что к горлу приставили нож:

– Мерзавец! – проговорил кто-то у него за спиной. – Как ты смеешь обижать мою девочку, мою Ассоль, мою…

Дальше Грэй действовал на инстинктах, когда натренированный годами организм срабатывает прежде, чем приходит осознание того, что именно делаешь. Разоружить пьяного старика, вывернуть ему руку, впечатать в пол – оказалось делом пары секунд и нескольких несложных приёмов. Лишь когда его ладони сомкнулись на шее пьяницы, а пальцы удлинились, превращаясь в чёрные щупальца и поднимая того, хрипящего, дёргающегося вверх, а за спиной раздался душераздирающий крик:

– Отец! Неееет! – Грэй пришёл в себя и понял, что натворил. Старик перестал биться, и лицо его теперь наливалось мёртвенной синевой. Тогда он отпустил смотрителя маяка, и тот кулем шлёпнулся на пол, а сам же Грэй метнулся к двери, где прижался пылающим лбом к косяку, чтобы хоть как-то унять пожар, взметнувшийся в душе.

Ассоль со слезами и воплем бросилась к отцу, упала рядом с его телом на колени, как подкошенная, а потом стала оспыпать поцелуями его лицо.

– Папа! Папочка! – в отчаянии скулила девушка.

Вскочила, набрала воды, плеснула на старика, должно быть, стараясь привести в чувство. Потом приложила ухо к груди смотрителя, и, наверное, уловив сердечный ритм, слегка успокоилась. Однако, продолжала плакать, по-прежнему горячо целуя отца. Время от времени она прерывалась, чтобы бросить в Грэя чем-нибудь злобным:

– Вы…вы чудовище… вы… вы…гад… Что вы с ним сделали?

Похоже, в её чистой головке, забитой красивыми сказками, не было места для злых и нехороших слов. Поэтому, осекаясь, она продолжала рыдать, и каждый её всхлип действовал на Грэя, как удар хлыста.

Ещё немного, и он сам растает, растечётся, раскинет, а этого никак нельзя допускать. Поэтому Грэей прекратил бодаться с косяком, резко обернулся и зло проговорил:

– Всё, хватит, иначе вы затопите своими слезами всю Каперну.

Девушка всхлипнула ещё раз, подняла голову и бросила на него испепеляющий взгляд, полный ненависти и презрения.

Грэй, между тем, продолжал с напускным цинизмом:

– Как видите, ваш горе-папаша не умер. Он поспит немного, до того времени, пока я со своей миссией буду находиться здесь. Для его же блага. А то неизвестно что и где может ляпнуть по пьяни. А если вы будете послушной и сделаете всё, как я скажу, то и вовсе приведу его в чувство пораньше. А станете упрямиться, родителю придётся отдыхать подольше. Ну что, какие ваши действия?

Накрыв старика пледом прямо на полу, поскольку сдвинуть довольно крупного мужчину хрупкая девушка просто не могла, Ассоль шумно перевела дыхание, поднялась и, всё ещё гневно глядя на Грэя, холодно проговорила:

– Уходите и не смейте здесь больше появляться.

– О, – ехидно протянул он, – я смотрю, вам уже похорошело, раз появился приказной тон и командирские нотки. Но осмелюсь вас разочаровать уже в какой раз за сегодняшний вечер, моя нереида, распоряжаюсь здесь я, и уступать штурвал вам не собираюсь. Поэтому уйду, лишь после того, как вы выслушаете мои требования и пообещаете выполнить всё в точности.

– Требования? Вот как!

Он цинично хмыкнул и смерил её взглядом:

– А вы думали, я сказочки вам пришёл рассказывать. Я, знаете ли, не по этой части.

– Определённо, – в тон ему отозвалась Ассоль. – Так чего вы хотите?

– Беспрекословного подчинения и понимания важности того, что я намерен вам поручить.

Ассоль кивнула, села в кресло, зябко закуталась в шаль и холодно сказала:

– Я слушаю вас, капитан Грэй, и постараюсь не разочаровать.

– Так-то лучше, – Грэй опёрся о стену, прикрыл глаза и завёл руки за спину. Так было незаметно, что у него дрожат пальцы. – Вы знаете, кто такие «Серые осьминоги»?

– Служба королевского сыска.

– Верно, – отозвался он. – И кого же они ищут?

Ассоль пожала плечами.

– Точно сказать не могу, но полагаю, что не беглых преступников и контрабандистов. И даже не самых опасных пиратов. Кого-то гораздо хуже.

– Умница! – искренне похвалил Грэй. – Признаться, я был куда худшего мнения о ваших умственных способностях. А вы – неплохо соображаете, для необразованной деревенщины, нужно отдать вам должное. Да, они ищут тех, кто куда хуже всех преступников и контрабандистов вместе взятых. Гуингаров. Слышали что-нибудь об этих тварях?

– Нет, – честно призналась Ассоль.

– О них мало кто вообще слышал. Но, тем не менее, они существуют. И в достаточном количестве. Хотя и одной такой дряни хватит, чтобы за неделю уничтожить селение размером с Каперну. До того, как жители вообще поймут, кто их убивает. Если вообще поймут. То есть, если успеют.

– Как же вы тогда их ловите?

– По-разному, – ответил Грэй. – Всё зависит от типа гуингара и его возраста.

– Так какого именно вы собираетесь поймать на сей раз и причём тут я?

– В том-то и дело, что мы не знаем, кто он.

– Что это значит?

– Гуингары отлично мимикрируют и копируют облик людей. Достаточно им лишь коснуться проходящего мимо человека. Поэтому сейчас гуингар может быть кем угодно – вами, вашим отцом, старейшиной, библиотекарем.

– А вами он быть не может?

Грэй поймал шпильку и хмыкнул:

– Мимо, хотя попытка была неплохой. «Серых осьминогов» они не копируют.

– Почему?

Грэй неопределённо мотнул головой.

– Причина неизвестна, но ходят слухи, что брезгуют.

– Вот как, значит, даже монстры вами брезгуют.

– Да, – спокойно ответил Грэй, хотя последняя колкость задела его куда сильнее, чем он хотел показать, – мы не самые приятные ребята.

Ассоль довольно улыбнулась, и Грэй подумал, что никогда бы не предположил в ней злорадства. Но, похоже, он многого не знает о маленькой смотрительнице маяка. Да и он сделал за это время всё, чтобы полностью заслужить такую реакцию.

– И всё же, как вы намерены его ловить?

– Будем осматривать каждый прибывший за последние три дня корабль, опрашивать каждого постояльца в гостиницах и тавернах Каперны. И ждать. Рано или поздно он явит себя.

– И какова же моя миссия в этом действе? – серьёзно и по-деловому спросила Ассоль. Грэю показалось, что она сейчас достанет блокнот и карандаш и начнёт подробно конспектировать.

– Та же что и у всех на первичном этапе – смотреть, слушать. И деревенская дурочка, помешанная на сказках, лучшая для того маскировка. Никто не удивится её любопытству и наивным расспросам. К тому же, вы можете сказать, что ваш отец подцепил неизвестную хворь, и вы ищите средство, чтобы его вылечить.

Законичв тираду, он бросил взгляд на старика, который уже безмятежно спал и даже плямкал во сне.

Грэй снова почувствовал зависть: безмятежный сон – роскошь, которая будет недоступна ему в ближайшее время. Впрочем, с той поры, как ему начала еженощно сниться Ассоль, его сон и так был далёк от безмятежности. Особенно, если учитывать содержание тех снов, вспоминая которое наутро, он краснел и прятал глаза от собственной слишком проницательной команды.