Текст книги "Несмотря ни на что (СИ)"

Автор книги: BeautifulFiction

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Он сделает все возможное, чтобы тот осознал истину: именно здесь его место.

========== Глава 7 ==========

Если бы Джона попросили описать Шерлока, ухаживающего за больным, то он, пожалуй, вряд ли справился бы с подобной задачей, так как был твердо убежден – тот моментально забудет о человеке, порученном его заботам, погрузившись с головой в очередной эксперимент, книгу или размышления – не со зла, просто потому что таков Шерлок. Он даже не допускал вариант, что друг сосредоточит на нем все внимание, на которое только способен его пугающий интеллект: честь, которой обычно удостаивалось разве что крайне загадочное убийство.

Он ожидал, что теперь, когда маятник качнулся в другую сторону, Шерлок бросится в иную крайность – от равнодушия к гиперопеке, – однако тот не приставал к нему с вопросами, не ходил по пятам, не суетился и не навязывался. Он просто наблюдал, отмечая, что конкретно требуется Джону – помощь, еда, хочет он побыть один или нуждается в компании – и реагировал соответственно.

Именно поэтому сейчас в камине радостно потрескивал огонь, а они оба расположились на диване. Джон в пижаме, с наброшенным на плечи пледом, сидел у подлокотника; многочисленные подушки поддерживали его в удобном положении, так что если не совершать резких движений, то можно было легко забыть о сломанных ребрах.

Шерлок с книгой устроился рядом, скрестив ноги по-турецки. В итоге острое колено лежало на здоровом бедре Джона, и стоило кому-то из них пошевелиться, как они обязательно соприкасались руками.

Час назад, когда началась очередная серия бондианы, он увлеченно читал, но в какой-то момент мерцающий экран привлек его внимание, и теперь он озадаченно хмурясь, следил за напряженной и, скорее всего, совершенно нереалистичной сценой погони, пытаясь понять логику происходящего.

А Джон, напротив, позабыв о фильме, неотрывно смотрел на друга, наблюдая за игрой теней и света на его лице и в который раз прокручивая в голове преследовавшие его все последние дни мысли.

С того момента, как в больничном коридоре прозвучали неловкие извинения, прошло пять дней. Слова Шерлока оказались для Джона полной неожиданностью – в конце концов, тот терпеть не мог признавать свою вину, – но они подарили надежду. Ему хотелось верить, что этот разговор, ничего кардинально не изменивший, был первым шагом на пути к примирению.

Однако прошли первые сутки, большую часть которых Джон провел в постели, а все оставалось по-прежнему. Они словно застыли на некой границе, неспособные двинуться в ту или иную сторону. Их диалоги крутились вокруг повседневных забот и малозначительных мелочей, никогда не касаясь того, что было, или же что их ждет впереди, как будто существовало лишь здесь-и-сейчас, где оба проживали один час за другим, прекрасно отдавая себя отчет об остающихся без ответа вопросах, но предпочитая игнорировать их существование.

Не единожды Джон пытался собраться с духом и начать этот разговор, но язык всякий раз примерзал к нёбу. Ему казалось, он стоит на краю, одновременно отчаянно желая узнать, что там, внизу, и боясь сделать шаг. Этот странный нейтралитет был мучительно неуютен, и Джон весь извелся, ожидая что хрупкий мир вот-вот рассыплется в прах.

Единственным его утешением в сложившейся ситуации было наблюдение, сделанное на второй день, когда боль немного отступила, голова перестала гудеть и пульсировать, и он, вместо того, чтобы вновь и вновь мысленно прокручивать все, что они обходили молчанием, решил сосредоточиться на поступках друга. И то, что он увидел, отчасти развеяло опасения.

Джон даже не предполагал, что Шерлок способен на такое чуткое внимание. Он не подавлял его заботой, но и не выполнял механически обязанности сиделки. Быть может, изначально в основе его действий и лежало желание извиниться, не повторяясь вслух, однако существует огромная разница между дотошным, но равнодушным вниманием за исполнением рекомендаций врачей, чтобы он поскорее пошел на поправку, и предоставлением множества вроде бы не важных для выздоровления, но дарящих ощущение комфорта и уюта мелочей. Шерлок следил, чтобы он вовремя принял лекарства, был сыт, в тепле и не испытывал недостатка в общении – и нисколько этим не тяготился. Он не пытался заслужить этим одобрение, просто делал то, что считал нужным, давая понять все без слов.

Более того, он сумел найти компромиссное решение, позволившее не оставлять Джона одного, не поступаясь при этом требованиями ржавеющего от скуки разума. Большинство экспериментов проводилось не в лаборатории Бартса, а на кухне, а с заглянувшего проведать их Лестрейда детектив безапелляционно потребовал материалы по нераскрытым делам, способные дать пищу неутомимому интеллекту.

В результате в квартире воцарилась атмосфера умиротворенной размеренности, которой, как обнаружил Джон, ему страшно не хватало. Все эти месяцы после возвращения Шерлок казался закрытой книгой, безразличным к участию Джона в его жизни. Теперь друг активно интересовался его мнением, обсуждая с ним свои мысли по любому поводу, будь то расследование или какие-то бытовые мелочи.

И потом – прикосновения.

Они входили в их жизнь постепенно, начинаясь с малого – вроде бы случайные контакты, когда Шерлок передавал ему чай или помогал устроиться удобней, но даже мимолетное касание пальцев отзывалось в нервах жарким покалыванием. А затем стало очевидно, что возведенные и столь тщательно оберегаемые обоими границы личного пространства стираются все сильнее. Шерлок, не задумываясь, садился рядом, Джон без колебаний мог положить ладонь ему на локоть или плечо, подергать за рукав или взять за запястье, чтобы привлечь внимание.

Не прошло и нескольких часов с момента, как он впервые за долгое время отважился на это, как Шерлок ответил тем же и теперь, не стесняясь, порывисто хватал его за здоровую руку в минуту озарения или мягко отодвигал с дороги, взяв за бедра. А у Джона всякий раз перехватывало дыхание, и тело наполнял низкий гул, словно Шерлок был магнитом, к которому притягивало все железо в его крови.

Разумеется, в этом не было ничего нового. Подобное уже происходило между ними, как раз перед тем как Мориарти разыграл финальный акт своей жестокой пьесы. Джон помнил, как вибрировал насыщенный электричеством, словно перед грозой, воздух, покалывание вдоль затылка и жаркий торопливый стук пульса в ушах, когда Шерлок встречался с ним глазами и не спешил отводить взгляд.

Джон считал, что разлука и злость уничтожили их взаимное влечение, оставив лишь горечь и пустоту, но оказалось, что оно лишь впало в анабиоз и только теперь, получив второй шанс в наблюдавших когда-то его зарождение стенах дома на Бейкер-стрит, вновь пустило ростки.

Но мимолетные прикосновения и случайно перехваченные взгляды не способны решить их проблему. Если он действительно хочет, чтобы достигнутое ими зыбкое перемирие стало шагом к возрождению дружбы или даже к чему-то большему, то рано или поздно кому-то из них придется начать неприятный разговор. Без этого фундамента любые отношения окажутся обреченными на провал: все рухнет вмиг как карточный домик, а Джон совсем не был уверен, что они выдержат такое испытание еще раз.

В груди назревала шаткая решимость. Он осторожно пошевелился, бросив делать вид, что увлечен происходящим на экране, и нашарил пульт. Шерлок недоуменно моргнул, когда погас телевизор, а затем повернул голову.

– Что случилось? – Цепкий взгляд обежал Джона с головы до ног, убеждаясь, что все в порядке. – Мне казалось, ты с интересом смотрел.

– А мне казалось, ты с интересом читал, – Джон, кивнул на его колени, радуясь, что здесь, по крайней мере, все вернулось на круги своя, и друг, обычно в штыки воспринимавший чужие подколки, понимает, что он просто добродушно поддразнивает.

Шерлок провел по развороту длинными пальцами, захлопнул книгу и дернул плечом.

– Отвлекся, когда обнаружил, что весь сюжет целиком построен на изначально неверных предпосылках, – пояснил он со слабой улыбкой, и Джон лишь широко ухмыльнулся в ответ.

– А мне показалось, что ты сейчас свалишься с дивана в желании узнать, что же дальше, – заметил он и не смог сдержать смех, несмотря на тут же занывшие ребра, когда Шерлок демонстративно расслабленно откинулся назад, вытащив из-под себя одну ногу.

Но утомленно-надменное выражение быстро исчезло с его лица, сменившись обеспокоенным, и Джон неловко поерзал, не зная, как продолжить. Теоретически ему хотелось, чтобы итогом их разговора стал возврат к прежней дружбе – на большее он не смел надеяться, но даже здесь не был уверен, с чего начать.

Любые вопросы казались глупыми и запоздалыми, а его желание узнать, через что довелось пройти другу в своих скитаниях, тот наверняка сочтет бессмысленным после долгих месяцев упрямого молчания. И тот факт, что речь шла о Шерлоке, все только осложнял. Кому угодно другому Джон прямо высказал бы все без опаски, но слабое подобие былой общности, зародившееся в последние дни, пусть и не являлось пределом мечтаний, казалось слишком драгоценным, чтобы им рисковать.

Он уже готов был вновь трусливо отступить, когда Шерлок наклонился вперед и легко прикоснулся к его здоровой руке. Джон застыл, не отрывая взгляда от скользнувших вдоль тыльной стороны кисти узких пальцев, а затем повернул ладонь, перехватил их и крепко сжал.

Возможно, он переоценивал значение этого простого жеста, но для него тот стал безмолвным подтверждением, что не он один желает сохранить существовавшее между ними, и знание, что они оба стремятся к одному и тому же, придало уверенности.

– Я должен был спросить. – Голос прозвучал хрипло, он сглотнул и кашлянул, прежде чем продолжить. Вероятно, не самое лучшее начало, но слова прозвучали словно сами собой, минуя разум, идя откуда-то изнутри, из самой глубины сердца. – Когда ты вернулся, я должен был спросить, что тебе пришлось испытать… поговорить и выслушать, а не… – Он попытался пожать плечами и тут же пожалел об этом, поскольку от неловкого движения заныли ребра.

Шерлок прищурился и склонил на бок голову. В лице его ничто не дрогнуло – похоже, он намеренно сохранял безучастное выражение, – но пальцы, обхватившие ладонь Джона, сжались крепче, успокаивая и ободряя.

– То, что я сделал, причинило тебе куда большую боль, чем я предполагал. Если бы я знал заранее…

– Не говори, что поступил бы иначе, – оборвал его Джон и прикусил губу, кляня себя за несдержанность. Не хватало еще, чтобы Шерлок вновь замолчал, спрятавшись в своей скорлупе, но выслушивать такую ложь он был не в состоянии. – Окажись ты сейчас на той крыше, ты поступил бы точно так же.

– Да. В тот момент у меня уже не оставалось выбора, – даже не пытаясь смягчить свой ответ, признался тот, и у Джона потяжелело на душе. – Но и выжидать так долго, пока наклюнутся очередные зацепки, я тоже не стал бы. Я знал, что ты в безопасности, и не то чтобы был доволен, как развиваются события, но смирился. Моя миссия ни при каких раскладах не могла быть короткой, но если бы я предполагал, насколько сильно все это на тебя повлияет, сделал бы все возможное, чтобы не держать тебя в неведении дольше необходимого минимума.

В горле встал комок, Джон нахмурился.

– И насколько быстрее ты смог бы вернуться?

Шерлок помолчал, прикидывая что-то в уме.

– Шесть недель? – он пожал плечами. – Быть может, восемь. Трудно сказать наверняка.

Джон прикусил губу, на мгновение позволив себе задуматься о том, «как могло бы быть». Предложение Мэри он сделал где-то за месяц до возвращения друга. А если бы тот объявился раньше? Сидели бы они здесь за этим тяжелым разговором, или все обернулось бы совершенно иначе?

– Но ведь и риск тогда возрастал? – спросил он. – Когда спешишь, легко совершить ошибку, а то и вовсе подставиться под удар. – От одной только мысли о Шерлоке, умирающем в какой-нибудь богом забытой дыре, где никто не может прийти к нему на помощь, сжался желудок. Джон тряхнул головой, прогоняя накатившую дурноту. – А значит хорошо, что ты не торопился, потому что иначе мог не вернуться вообще.

Заметив на лице Шерлока тень молчаливого согласия, Джон провел языком по губам, всматриваясь в знакомые черты.

– Ты и без того был на волосок от гибели, я ведь прав? Как минимум один раз ты не знал, выберешься живым или нет.

– С чего ты так решил? – в голосе Шерлока звучало искреннее любопытство, но он не спешил отрицать догадку.

– Иногда это буквально написано у тебя на лице. – В гостиной было тепло, но по коже все равно пробежал озноб. – Я делал вид, что не замечаю, но я ведь не слепой.

Шерлок вздохнул, закрыв глаза, словно вспоминая что-то, и Джон невольно подался вперед, не обращая внимания на боль, заворочавшуюся в сломанной руке и намекавшую, что кончается действие анальгетиков. Плечи их соприкоснулись, плед с шорохом свалился на сиденье.

– Расскажешь? – тихо спросил он, стиснув длинные пальцы. – Да, знаю, мне нужно было сразу по твоем возвращении попытаться понять, что заставило тебя так поступить, а не делать вид, что мне все равно, но если ты все еще хочешь об этом поговорить, то я здесь. И я слушаю.

Джон боялся, что Шерлок вот-вот замкнется в себе, не желая продолжать этот тяжелый разговор. От проявления чувств ему всегда делалось неуютно, а Джон сейчас, не стесняясь, открывал перед ним свое сердце, весь воплощение искренности и неравнодушия. Он уже приготовился к отказу, но Шерлок, помолчав, наконец, начал говорить – сперва нерешительно, потом все уверенней и тверже. Джон, казалось, забыл, как дышать, полностью поглощенный рассказом.

Невозможно было слушать и не пытаться проводить параллели между их жизнями за месяцы разлуки. Путь Шерлока отмечали оставшиеся позади километры, пройденные границы, аресты, успешно выполненные пункты плана; дни Джона были неотличимы один от другого, пронизанные горечью утраты. Он съехал с Бейкер-стрит, Шерлок – отбыл в Венецию. Две тягостных недели, когда он пытался взять себя в руки и наконец вернуться к работе, друг провел в заснеженной Праге. Добровольно взваленная на себя миссия гнала его через весь свет, а Джон даже не выезжал из Лондона, словно привязанный к этому городу и черному надгробию с надписью «Шерлок Холмс».

Казалось, что те месяцы Шерлок существовал в какой-то альтернативной реальности, и сердце мучительно сжималось, желая, чтобы все могло сложиться по-другому, чтобы они на пару, плечом к плечу шли сквозь одни на двоих испытания, а не бились в одиночку, вдали друг от друга, каждый со своей долей.

– В первую очередь я постарался уничтожить саму основу сети Мориарти. Без источника постоянного финансирования она начала распадаться, между группировками начали вспыхивать конфликты, ослабляя их еще больше, любое понятие о лояльности исчезло, упростив мою задачу по выслеживанию тех, кто нес ответственность за исполнение последних распоряжений Мориарти, но продвижение вперед все равно было куда медленнее, чем мне хотелось бы. Одного я нагнал в Бангладеш, где пришлось провести почти неделю. – Он скривил губы и сморщился. – Трудно сохранять ясный разум, когда тебя выворачивает каждые пару часов.

– О господи, Шерлок, как будто ты не знаешь, что там ни в коем случае нельзя пить сырую воду, – заметил Джон.

– Возможно, я подхватил что-то еще по дороге. Из-за болезни я ослаб, чего-то не учел, и меня схватили. – Словно очнувшись, Шерлок закатил глаза, раздражаясь тогдашней ошибке. – Мне повезло в одном: меня не узнали. Краска для волос, цветные контактные линзы, пара других, менее очевидных, изменений во внешности – этого хватило. К тому же я распустил слух, что работаю на одну из конкурирующих банд, так что меня пощадили в надежде выудить информацию о соперниках, а не пристрелили на месте.

Джон нахмурился, заметив, как машинально сжалась и разжалась левая рука, словно отгоняя фантомную боль.

– То, что тебя оставили в живых, не значит, что ты остался невредимым. – Он потянул упавшее покрывало, накидывая его на плечи Шерлока и заключая их обоих в уютный теплый кокон. – Там, в морозильнике, я вспомнил твои слова, сказанные как-то после возвращения. Что самое слабое звено в любой ситуации – люди. Что если оказался в плену, нужно только дождаться, пока похитители уверятся, что все под контролем, потеряют осторожность, и тогда действовать. Ты тогда подразумевал именно эту передрягу в Бангладеш?

Воспоминания явно были не из приятных, но Шерлок спокойно кивнул.

– Я оказался совершенно не готов. До того момента я даже не осознавал, насколько привык полагаться на других: Майкрофта, Лестрейда, и главное – на тебя, и действовал так, словно по-прежнему нахожусь в Лондоне. Опрометью несся по следу, не задумываясь о рисках.

– Но прикрыть тебя было некому. – По коже снова пробежал неприятный озноб. Для него самого жизнь после Падения превратилась в череду тусклых и серых дней, где превалирующим чувством стала горечь утраты, но рядом оставались друзья, готовые прийти на помощь, хочет он того или нет. А Шерлоку не на кого было рассчитывать, единственной поддержкой ему служило знание, что чем дальше он продвигается в уничтожении сети Мориарти, тем ближе возвращение.

– Эта история меня сильно задержала. К сожалению, в той ситуации я мог лишь запастись терпением и ждать. В итоге на пятый день один из моих тюремщиков допустил ошибку. Я сбежал, вывел эту банду из игры и двинулся дальше. И с тех пор действовал по такой же схеме.

Заметив шок на его лице, Шерлок поспешно уточнил:

– Нет, не попадался в плен. Внедрялся в те группировки, которые, как я подозревал, были непосредственно связаны со снайперами Мориарти, и разрушал их изнутри. Но от меня требовалась максимальная осторожность. Если бы я стал повторяться или допустил, чтобы между несколькими разрозненными случаями провели параллели, те трое поняли бы, что охота ведется на них. А тогда… – не договорив, он отвел взгляд и невидяще уставился на пляшущее в очаге пламя.

– Они бы выполнили приказ: застрелили миссис Хадсон, Грега и меня, – закончил за него Джон с глубоким вздохом. – А значит, все было бы напрасно.

Легкий кивок заставил качнуться темные завитки надо лбом.

– Как только с ними и теми, к кому теоретически могло перейти невыполненное задание, было покончено, я вернулся. – Подняв голову, он встретился с Джоном глазами, привычно наблюдая за калейдоскопом чувств и воспоминаний на его лице.

Увы, возвращение Шерлока сохранилось в памяти нечетко. Картины наползали одна на другую, расплывчатые и нечеткие, словно увиденное во сне: смешение ярких пятен в бурном океане душераздирающих эмоций, где искры неверия в чудо и благодарности терялись в неудержимом потоке ярости и обиды.

Каким же идиотом он себя чувствовал тогда. Выставленным на всеобщее посмешище дураком, за чей счет Шерлок отлично повеселился. Джон понимал, что это не так, но даже сейчас во рту появился мерзкий привкус, и он слегка отодвинулся.

– Ну, в твой трюк все поверили. По крайне мере те, кто с самого начала не был в курсе.

Мысли его перескочили на Молли, неожиданно оказавшуюся верной хранительницей порученной ей тайны. К своему стыду, он злился и на нее тоже, видевшую его мучения и не проронившую ни слова. Джон с горечью говорил себе, что причиной тому ее чувства к Шерлоку: тот попросил хранить молчание, и она послушалась, с радостью готовая ему угодить.

Оглядываясь назад, он осознавал, что у Молли были совсем другие причины для подобного поведения. Она и сама это доказала, когда через пару месяцев после чудесного воскрешения буквально приперла его к стенке. Голос ее подрагивал, на мягком дружелюбном лице отражалось раскаяние, но в словах звенела твердая уверенность в собственной правоте.

«Я не собираюсь защищать его перед тобой, но он спасал жизни. Твою жизнь. Если бы не он, у тебя бы не было ни Мэри, ничего. Тебя самого не было бы. Я знаю, что ты злишься, любой бы злился на твоем месте, но пойми, он никогда не скажет, что жалеет о сделанном. Как он может жалеть о том, что ты жив?»

Он развернулся и ушел, ничего не говоря, цепляясь за собственную обиду, потому что все остальные чувства подводили. В глубине души он знал, что Молли права, но даже теперь к мысли о том, что ему на самом деле следует быть благодарным Шерлоку, несмотря на выбранный им образ действий, примешивались раздражение и неприятие.

Он покачал головой и облизал губы, признаваясь сам себе, что это – путь в тупик, а не к примирению. Если продолжить лелеять причиненную Шерлоком боль, та никогда не исцелится, а она и без того уже достаточно отравила их отношения. Да, Шерлок обманул его, инсценировав самоубийство, но в их текущей ситуации Джон виноват не меньше.

–После твоего возвращения я считал тебя бессердечным подлецом, – тихо признался он. – Я тебя ненавидел.

Шерлок потер бровь и машинально, механически улыбнулся, отчего у Джона защемило сердце: неубедительная маска, неспособная скрыть таящуюся под ней горечь.

– Я подозревал, что так и будет, даже ждал этого, – признался он. – Иногда, во время своего… путешествия, я позволял себе надеяться на более теплый прием, но… – Плечи его поникли, и он не стал продолжать. – Я был готов к тому, что ты больше никогда не захочешь меня видеть. Лучше уж ненависть, чем полное равнодушие.

Джона затопило раскаяние. Придвинувшись обратно, он неуклюже схватил Шерлока за рукав, проклиная сковывающий движения гипс, и осторожно потянул, побуждая повернуться к себе.

– Прости меня, – произнес он. – Не за то, что злился – мне кажется, на это у меня было право, – а за то, что так долго лелеял эту злость. За то, что цеплялся за нее изо всех сил, вместо того, чтобы попытаться оставить в прошлом. – Он превратил свою обиду в оружие, клинок, который постоянно оттачивал и пускал в ход против Шерлока. И даже когда они вновь начали сближаться, он время от времени вновь расковыривал начинавшую потихоньку затягиваться душевную рану.

Шерлок сглотнул, и на лице его впервые с начала разговора проступило беспокойство. Джону знакомо было это выражение – прочертившая лоб озадаченная морщинка, прикушенная губа: Шерлок хотел о чем-то спросить.

– В чем дело?

– Я не виню тебя за то, как ты отреагировал на мое возвращение, – признал друг. – Это было понятно, хотя и шло вразрез с моими желаниями, но постепенно наши отношения стали улучшаться. И как бы ни раздражал меня факт наличия в твоей жизни Мэри, я видел, что тебе с ней хорошо. Она помогла нам обрести новую почву под ногами, найти точки соприкосновения. Мне казалось, все идет на лад, а затем…

– А затем я разорвал помолвку. – Сердце бухнуло в груди тяжелым молотом. Он догадывался, какой вопрос будет следующим и отчаянно пытался придумать ответ, который не выдаст слишком много. Чистая правда грозила раскрыть таимое в самой глубине и выходящее далеко за рамки дружбы, а любые другие объяснения – обман, которого Шерлок не заслуживал.

– Можешь сказать мне, почему?

Можно было отделаться простым «нет», притвориться уставшим и свернуть разговор, но почему-то подобная мысль казалась трусостью и предательством. Хотелось отложить все на потом, дать им обоим время свыкнуться со вновь обретенным равновесием, прежде чем позволить себе анализировать преследовавшее его навязчивое желание. Но наступит ли хоть когда-то этот правильный момент, когда Джон сможет с легким сердцем раскрыть свою душу, в надежде обрести больше?

Сглотнув, он отмел в сторону любые колебания. Сейчас все было просто: честность в обмен на честность. Шерлок открыто признал, что сожалеет о том, как все сложилось, но не о своих действиях в принципе, хотя, казалось бы, мог и солгать хотя бы из вежливости. И разве не должен был Джон отплатить ему той же откровенностью, чем бы она ни обернулась для него самого?

– Если бы я не вернулся, ты бы женился на ней?

Здесь ответ был прост и понятен. Вытянув ладонь из пальцев Шерлока, Джон потер подбородок и кивнул.

– Наверное, но сомневаюсь, что это сделало бы меня счастливым. Довольным – возможно. Из нас бы получилась неплохая пара, но ей нужно было больше, чем я мог бы дать, и уж точно она заслуживала лучшего, чем потратить жизнь на мужа, для которого никогда не стала бы самым важным человеком.

Выпустив рукав друга, он неловко положил на колени сломанную руку и принялся ковырять гипс. Рассуждая логически, сейчас было совершенно не время для подобных откровений, но признание жгло грудь, грызло мозг и рвалось наружу.

– Я разорвал помолвку, потому что после твоего возвращения понял, что Мэри всегда будет для меня на втором месте, а поступать так несправедливо. Ни с кем.

Джон уставился в пол. Нервы мелко вибрировали, словно предчувствуя реакцию Шерлока, который вот-вот спокойно и рационально объяснит, что не может ответить ему взаимностью. Он был настолько убежден именно в этом исходе, что прикосновение к пальцам застало врасплох.

Подняв глаза, он столкнулся с совершенно незнакомым выражением на лице друга: не холодная замкнутость, которую он боялся увидеть, а открытость и любопытство. Тревога, смешанная с испугом и неуверенностью. В трепещущих отблесках пламени серебристая радужка отливала золотым, но даже обманчивое освещение не могло скрыть напряженного внимания в направленном на него пытливом взгляде.

Джон попытался унять бешено колотящееся сердце и дышать ровней, борясь со схлестнувшимися в груди надеждой и страхом. То, что отказ пока не прозвучал, совершенно не означало, что его не будет.

– Я… – начал и тут же запнулся друг, хмурясь и глядя куда-то мимо него. Он держал обе руки Джона в своих, крепко, но осторожно, помня о переломе. – Я никогда не был мастером разбираться в человеческих чувствах и их подоплеке, – посмотрев Джону в лицо, хрипло признался он, показавшись вдруг страшно юным. – Скажи прямо, чего ты хочешь.

За этим тихим требованием стояли эмоции столь явные и ощутимые, что у Джона перехватило дыхание. Он и раньше подозревал, что в натуре Шерлока таится многое, скрытое от посторонних глаз, но увидеть эти силу и страсть воочию, когда тот словно снял всю свою броню, оказалось прекрасно и в то же время пугающе. Под явственно прозвучавшей в его словах надеждой скрывалась мольба. Этот разговор – взаимные извинения, тягостные воспоминания о прошлом – дался Шерлоку нелегко. Наверняка он, открыв перед Джоном свою душу, чувствовал себя уязвимым. И потому просил раскрыть все карты. Однозначного и недвусмысленного ответа.

Вот он, поворотный момент. Можно отступить, заявив, что он просто желает былой дружбы и ничего более. Или же прямо сейчас, в этом странном мгновении на краю, где он терял сразу и все, и ничего, Джон мог рискнуть и сделать шаг вперед.

Решение пришло само, без раздумий, рожденное неутолимым стремлением, тлеющим под кожей. Они уже сидели совсем близко, наклонившись друг к другу и держась за руки. Оставалось лишь подчиниться той силе, что тянула его к Шерлоку, и податься вперед еще самую малость.

Джон чуть помедлил, давая возможность отстраниться, если тот пожелает, но не увидел в его лице ни замешательства, ни неприятия. Были лишь затопившие радужку зрачки и пристальное, всепоглощающее внимание, как будто Шерлок столкнулся с чем-то невообразимым и захватывающим, никогда до этого не встречавшимся на его пути.

Глаза закрылись сами собой, и, чувствуя, как неистово колотится сердце, Джон чуть наклонил голову и прижался к губам Шерлока в осторожном, целомудренном поцелуе. Каждая до единой мышца в теле вибрировала, как натянутая струна, отдаваясь болью в поврежденных костях, но Джон отмахнулся от нее, сосредоточившись на ином: мягкий рот, сперва неуступчивый и плотно сжатый, а затем податливый, гладкая кожа и крепче обхватившие его руки пальцы.

Губы покалывало, когда он неохотно отстранился.

– Вот чего я хочу, – произнес он севшим голосом, кашлянул и ссутулился. Ему казалось, он только что пробежал марафон, от кипевшего в жилах адреналина ощутимо потряхивало. Он ждал, а Шерлок смотрел на него с ошеломленным видом, как будто внезапно завис его никогда не останавливающийся разум. В любой другой, не столь решающий момент, Джон чувствовал бы себя польщенным, но сейчас он жаждал ответа. Чтобы Шерлок разделил его желание большего, чем просто дружба, или дал уже от ворот поворот – хоть что-то.

Темные ресницы дрогнули, лоб прочертила озадаченная морщинка. Джон практически видел, как один за другим громоздятся в этой голове вопросы в отчаянной попытке проанализировать случившееся с точки зрения чистого интеллекта. Безнадежная затея. Есть вещи, не поддающиеся логике, и это – одна из них.

С каждой секундой в груди нарастало напряжение и беспокойство, но страхам его не суждена была долгая жизнь. Джон увидел, как взгляд напротив вспыхнул уверенностью, пришедшей на смену ошеломлению, когда Шерлок отмел прочь все сомнения. Серебристые глаза внимательно скользнули по его лицу. Он понятия не имел, что Шерлок там разглядел, но оно явно в чем-то его убедило, поскольку мгновением позже тот без колебаний возвратил его несмелый, спрашивающий поцелуй.

Язык пробежался по его сомкнутым губам, посылая жаркий разряд вдоль позвоночника, и Джон втянул воздух, застонав от накатившего хмельного облегчения. Руки сами собой стиснулись на вороте рубашки, не помешал даже неуклюжий гипс; он притянул Шерлока к себе, стукнувшись носами и ловя его дыхание, прежде чем прикусить пухлую нижнюю губу и скользнуть внутрь.

Зубы клацнули, столкнувшись, но Джону не было до этого дела, он был слишком поглощен другими ощущениями – ловкий язык и ласковое тепло рта Шерлока – чтобы обратить на это внимание. В каждом прерывистом вдохе и неожиданно вырвавшемся звуке они пытались сказать друг другу то, что до этого не могли выразить в сбивчивых, путаных словах.

Им довелось пройти через нелегкие времена, полные опустошающей скорби, горечи предательства и испепеляющей ярости, но они справились и, несмотря ни на что, смогли оставить их позади. И теперь они оба стремились к одному: не поставить на дружбе крест, а бережно взрастить на ее месте нечто большее.

Джон с трудом сдержал недовольный стон, когда Шерлок оторвался от его губ и уткнулся лбом в плечо. А в следующую секунду жаркий рот приник к коже над пульсом и заскользил вдоль челюсти.

Выпустив ворот рубашки, он зарылся пальцами в массу темных завитков, подставляя шею под горячие поцелуи. Внутри нарастало возбуждение, усиливаемое легчайшим, почти призрачным ощущением, что все это происходит не взаправду и ему лишь чудится, что он наконец обрел то, чего так долго желал.

Вздрогнув от укуса, он, забывшись, невольно дернулся, и сломанные ребра тут же напомнили о себе. Стон наслаждения превратился в болезненный вскрик, и Джон выругался, кляня ублюдков, лишивших его шанса безоглядно наслаждаться этим моментом.