Текст книги "ВТОРОЙ УРОК - Сидерис- (СИ"

Автор книги: bark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

====== Глава 5 Одиночество ======

Погруженный в собственные проблемы, Кир с головой окунулся в работу. К удивлению преподавателей, он все же сумел заменить все металлические части и обшивку внутренностей ЛА в срок, не сообщая, конечно, о своих ночных вылазках технического характера.

Затем, с помощью четверокурсника – благо, и от него была польза, кроме постоянных упаднических речей – Кир смог поместить двигатель в «кокон», отлитый в 3D, создавая второй контур двигателя. Подняв тумблер на старт, Кир услышал рев обновлённого «сердца» и невольно заулыбался, впервые с тех пор, как Санара покинула академию. Вот рычаг под его правой рукой – немного вперед, и шум турбины усиливается, заглушая мир вокруг, погружая в толщу морской воды, где не существует ничего, только его зверь. И он, Кир, в его недрах, разделяющий вибрацию и силу. Упоительный восторг от собственного творения захлестнул Кира, требуя немедленно опробовать монстра в действии. Кир коснулся приборной панели, и светло-зеленые линии в мгновенье разбили поле на множество квадратиков. В ЛА не предполагалось ветровое стекло – машина летела по приборам, отображающим пространство в электронном формате. В глаза бросилась небольшая кнопка слева внизу – она горела красным. По телу Кира прошла мелкая дрожь только при мысли, как он ударит по этой кнопке перед самым финишем, врубив форсажную камеру, которую, к сожалению, удастся использовать только раз, поэтому до настоящего состязания придется потерпеть. Он предполагал, что уже повысил скорость до шестьсот пятидесяти километров в час, но одно дело теория, хотелось подтверждения на практике. И была еще одна проблема – топливо. Фризийцу удалось добиться меньшего уровня очистки и повысить скорость сгорания, не навредив при этом двигателю. Приборы демонстрировали ожидаемые показатели – особая смесь расходовалась быстрее, нежели предполагал Кир – благо, внушительные объемы бака это позволяли. «Еще пару недель», – пообещал себе Кир и неохотным движением щелкнул тумблер вниз, давя острое нетерпение разогнать ЛА на всю катушку. У других ребят дела спорились не хуже – их машины гордо сияли новыми пластинами фюзеляжей и обтекаемыми лопастями винтов, сгрудившись в тесной парадной и ожидая, когда их попросят на выход. Все подростки суетились, смеялись, часто спорили, чей ЛА полетит быстрее – и абсолютно не замечали Кира. Ему же очень часто хотелось поучаствовать в разговорах о конструкторских решениях, которые выбирали ребята, поделиться своим прогрессом в работе и услышать мнение помимо преподавательского. Но, увы, жизнь словно исключила его из списка приглашенных, скромно попросив подождать в стороне, где он свободно мог наблюдать за развлекающимися гостями, ловя обрывки разговоров и оценивая бриллианты махин из далека. Это раздражало. Ведь даже если бы у него сейчас появилась возможность сойтись с теми, кто учился в стенах Прайма, он пересчитал бы этих людей на пальцах одной руки. Те, кто не стали врагами, превратились в пустые оболочки наблюдателей, планомерно занимавших пространство и не имеющих к жизни Кира никакого отношения. Звонким щелчком пальцев его мысли и реальность словно поменялись местами, перекинувшись приоритетами. Теперь происходящее наяву виделось сном, медленно тянувшимся перед глазами, словно повинная тех часов, что организм должен был провести в забытьи, восстанавливая потерянную энергию и готовясь выполнять естественные функции в будущем. Мысли же приобрели острую терзающую важность, лелеемые и оберегаемые, они ластились к Киру наивными любящими питомцами, раскрашивая унылое существование и даруя толику смысла этому полубестолковому фарсу, разыгрывающемуся вокруг. Кир явно ощущал отчуждение, ставшее после происшествия с Санарой и Азулом из прозрачной пленки бетонной стеной. Каких только сплетен не распускали праймовцы – все это парню приходилось слышать урывками до занятий, пока класс ожидал профессора или за общим столом, где он теперь обедал в одиночестве. Он чувствовал себя живущим в иллюзорном мире, над которым витал словно призрак; единственное, что его возвращало в действительность, это челнок и редкие разговоры с Гвиником и Джулианом, во время которых на них презрительно косились остальные. Но парочке неразлучных друзей это спускали – те уже не раз показали себя в драках и мелких разборках, чтобы у кого-то хватило глупости соваться к ним с претензиями. Однако в те минуты, когда они пересекали порог реальности Кира, их словно тоже вычеркивали из настоящего момента, позволяя раствориться на несколько минут в параллельном пространстве выброшенного изгоя. Видя это, Кир сводил общение с ребятами до минимума – ему не хотелось стать причиной еще чьих-либо проблем. Достаточно было и того, что за дружбу с ним поплатилась Санара. Единственное, от чего Кир не смог отказаться, это разговоры с Раймахом. Тот ни разу не ответил ему отказом в помощи с чертежами и охотно делился мнением по поводу идей Кира. Иногда, после долгого молчания, Кир даже обращался к нему за разъяснениями к домашке, хотя и сам все отлично понимал, преследуя единственную цель – не забыть, как общаются люди. А всё его вина… Кир с ненавистью глянул поверх прохода на желтый челнок в самой середине.  Там, как ни в чем не бывало, крутился Азул, с ключом в руке, в пропитанной потом майке и растрепавшимся хвостом светлых волос. Расплывшиеся синяки под глазами поблекли, превратившись в легкие тени, правда, на носу была заметна небольшая горбинка, которая вряд ли исчезнет сама собой. И всего-то, а Кир теперь должен раздражаться всякий раз, думая о том, в какие еще неприятности могла вляпаться Санара в новой школе. А что так оно и было, у него не возникало ни малейшего сомнения. Азул с тихой злобой смотрел на то, как фризиец облизывает свой ЛА – как будто это ему поможет! Автоматически коснулся носа, нащупывая небольшое уплотнение, и жгучая ярость снова разлилась по венам. Сжал крепче кусок холодного металла в руке, пытаясь совладать с ураганом в душе. Это жалкое ничтожество посмело оставить на нем след… ничего, врачи всё исправят, как только он окажется на Имрахе. Азул тихо и глубоко выдохнул, обещая, что он найдет момент когда никто – ни директор Прайма, ни сам Император не сможет этого выскочку защитить, и тогда… Парень гневно сплюнул под ноги и растер пятно, словно принося клятву на этом самом месте уничтожить фризийца. Две недели до пробного заезда пронеслись на одном дыхании, захватив второкурсников в плен металлических силков и не выпуская никого из ангара дольше, чем было необходимо. Ребята плохо спали, их глаза светились нездоровым блеском в предвкушении долгожданного момента, когда им наконец-то представится возможность испытать свои игрушки. За неделю до пробного полета они должны были продемонстрировать стандартный набор фигур: взлет, набор скорости, поворот влево-вправо, маневрирование носом вверх-вниз, если позволяли технические характеристики, и посадка. Каждый тихо замирал в предвкушении, что именно ему повезет выиграть тестовую гонку. Ажиотаж подогревался тем фактом, что кроме профессора Аксипитера, никто не знал приблизительную скорость ЛА соперников после модификации, и почти никто не спешил делиться информацией, полагая что конкурент может рискнуть и попытаться увеличить мощность собственного челнока. Или просто никому не хотелось слышать о том, что у конкурента более высоки ожидаемые результаты. О Кире и его внушительном по размерам, а значит, и весу, ЛА вовсе никто не вспоминал, пока он не выкатил свой свифт на испытательную площадку для функционального зачета. Отгородившись стеной спокойствия, Кир уверенно щелкнул маленький рычажок пуска, как делал это уже множество раз за последнее время. Летающий монстр глухо заревел, сообщая «хозяину», что он полон сил и готов выполнить любой приказ. – Так, детка, посмотрим что ты умеешь. Кир попытался наладить контакт с железным товарищем; он был готов поклясться, что тот его слышит, когда челнок без ощутимых усилий оторвался от жесткого покрытия и начал плавно скользить по гладкой поверхности испытательного поля. Кир добавил скорости, и вытянутая сфера ЛА, чуть наклонясь вперед, неспешно набирала обороты, несясь быстрее. Такой угол наклона Кир ожидал и учел при монтаже остальных изменений. Маленький корабль парил в метре от земли, гулко шумя и демонстрируя пилоту совершенство инженерной конструкции – не зря Кир до мозолей провозился с чертовыми заклепками и принтерными частями.  – А теперь посмотрим насколько ты ловкий. Долетев до конца площадки, Кир принял вправо под тупым углом. ЛА как послушный пес отвечал на малейшие изменения рулевой установки, представлявшей пару изогнутых половинок находящихся по левую и правую руку Кира. Здорово, что не забыл про гидравлику – похвалил сам себя юный инженер, и на следующем повороте развернул свифт под прямым углом. Ему показалось, что машину еле заметно занесло, но учитывая размеры и вес – это лучшее, на что приходилось рассчитывать. Резанув еще один круг на скорости около восьмидесяти километров – больше не позволяли эксплуатационные характеристики поля, Кир бросил взгляд на таймер. Пятнадцать минут полета. Бак – почти одна восьмая, – да, даже испытательный полет требовал много топлива, но с этим ничего не поделать. Кир направил ЛА к входу в ангар, который изображался ровным прямоугольником на мониторной голограмме, и, зависнув лишь на мгновение, мягко приземлился на исходной точке, отключил приборы и заглушил двигатель.  – Неплохо, – отметил профессор, который лично следил за сегодняшним тестом. Посмотрел на Кира, хитро прищурившись, чуть растягивая губы, спросил: – Мы можем надеяться? Кир только дернул плечами, улыбнувшись в ответ. Он был жутко доволен своим челноком и сейчас понимал, что это стоило и времени и усилий. Неизвестно, покажет ли Кир максимальную скорость, на которую намекнул профессор, но шанс удивить всех, очевидно, был достижим. Создать из металлической коробки уникальную модель было, наверное, так же приятно, как древним богам ваять человека из глины. Свифт превратился в гордую машину, в которую хотелось без конца тыкать пальцем и говорить – это я сделал, это моя идея, времени ушло море… Единственное, что немного омрачало радость созидания, это то, что ему абсолютно некому было об этом кричать…  И, впадая в привычную за последнее время отрешённость, он не заметил завистливых и злых взглядов конкурентов, окружавших его со всех сторон, неожиданно прозревших и вспомнивших о наглом фризийце, который имел все шансы не только стать Императором, но и выиграть гонку! В ночь перед испытанием Кир плохо спал и никак не мог решить, на каком боку улечься. В незавешенных окнах светились безразличные миры, едва очерчивающие обстановку комнаты тусклым мерцанием. «Интересно, чем там занимается Санара?» Ему представлялось, что в Церере, женской академии, куда сослали его подругу, девчонки целыми днями валяют дурака, ну или занимаются каким-нибудь бесполезным делом. Хоть Санара и рассказывала ему о том, что там учатся ее сестры и порядки в школе суровые, Киру верилось с трудом. Наверное, с утра они занимались основными науками, а потом готовка, танцы с кнутами… Кир отлично помнил как его впечатлила церерка в прошлом году, кажется, ее звали Эльяра. Тогда он как завороженный смотрел на танец девушки, не в силах поверить, что человек способен на такое изящество и грацию, тем более какая-то девчонка! Классно будет, если Санара тоже научится так обращаться с непокорной плетью. От знакомства с этим древним оружием в прошлом году чуть шрамы не остались! Он отчетливо помнил как Санара, еще будучи в образе парня, старалась покорить строптивый характер длинного кожаного ремня, словно ненормальная, сжимая рукоять и делая очередной взмах… В животе у него приятно потеплело, он просто прокручивал далеко спрятанные картинки, получая удовольствие от того, что друг казался таким близким. С этими мыслями Кира плавно засосало тягучее болото спасительного сна, не дав ему вернуться в действительность на Герконе, где не было ни Санары, ни того жизнерадостного парня с морем в глазах…  – Давно не виделись Кир, – поприветствовал подростка Император. Уже давно Кир не встречался в своих снах с Императором. Как всегда, этот могущественный человек производил впечатление абсолютного величия и несгибаемой воли, как всегда, он был в черном, и Кир ни капельки не обманывался насчет его седины. Когда Император появился в гуманоидной Галактике спасая человечество от гибели, он выглядел точно так же, судя по фотографиям историографов, несмотря на тот скромный факт, что с того дня прошла почти тысяча лет, а если быть точным, девятьсот девяносто три. В прошлом году он выбрал своих возможных преемников, сообщив, что в день его тысячелетия он выберет одного – самого достойного занять его место. Вот так и начались приключения Кира, занесшие его в Прайм. Интересно, ему доложили о драке с Азулом и нападении на Санару? После этой мысли Кир слегка покраснел, ведь Император мог читать сознание как раскрытую книгу, а следовательно, ничто не оставалось незамеченным.  – Здравствуйте, – вежливо, чуть склонив голову, отозвался Кир, мысленно готовясь к порицанию или упрекам.  – Как у тебя дела?  – Хорошо, спасибо.  – Сыграем? Неожиданно для себя Кир прямо перед носом обнаружил шахматную доску. В шахматы он давно не играл, было некогда и не с кем. Поиграть жутко хотелось, рука так и тянулась к белой ладье перед Киром, но какой в этом смысл, если Император заранее знает каждый ход, видя его в сознании так же ясно, будто Кир сам произнес решение вслух. Все же подросток лишь коротко кивнул.  – Ходи, – предложил Император, смотря сквозь темные зрачки космоса. Изолировав другие мысли, Кир погрузился в игру, живя в данную секунду только в пределах маленькой площадки разбитой черно-белыми клеточками. Итак… Через двадцать минут он признал поражение, удивившись, что игра шла так долго, ведь обоим противникам было очевидно, что играть, когда один помимо столетий опыта владеет умением читать мысли, просто смешно.  – Понимаю твое удивление, Кир, просто старику захотелось немного почувствовать себя молодым, не обращай внимания. Да и шахматы прекрасная игра, весьма подходящая для того, чтобы чему-то научиться, ты не находишь? Кир согласно кивнул.  – В шахматах как в жизни, – Император глядел на Кира поверх головы, – например, сейчас я старательно защищал слона, заставляя тебя думать об этом, а не рассчитывать собственную стратегию, ты пошел у меня на поводу и, не заметив коня, проиграл. Так и в жизни, Кир. У тебя все в порядке? – неожиданно сменив тему, поинтересовался Император – Да. «Не жаловаться же, словно сопляк.»  – Я рад. Завтра у тебя важный день, так что отдыхай, – он по-отечески улыбнулся мальчугану. Спасибо. – Кир знал одно – что после их встреч он отлично высыпался. – А можно спросить? – неожиданно вспомнил он.  – Конечно, – чуть разводя руками, словно приглашая, ответил Император. «Наверное, это идиотский вопрос, но все же…» Император хмыкнул, наблюдая за рассуждениями Кира.  – А почему вы чувствуете себя молодым, когда играете в шахматы? Губы Императора чуть вытянулись в улыбку, словно он не ждал, что Кир заинтересуется таким пустяком.  – В шахматы играют только с соперниками и друзьями. Кир не понял, что имел в виду Император, да это и не волновало его больше – невидимые руки морфея уже обнимали его душу, уволакивая в успокаивающий омут сна до утра.

====== Глава 6 Авария ======

В день пробного полета многие второкурсники поднялись ни свет ни заря, и теперь завтракали в почти пустой столовой, надеясь поскорее отправиться к техническому отсеку, где их ждал грузовой погрузчик.

Все челноки погрузили еще накануне вечером, чтобы отбуксировать машины к месту испытания, в глубь бескрайних пустошей Геркона. Встав спозаранку, Кир обнаружил, что кровать напротив тщательно застелена, а соседа и след простыл. Видимо, нервы шалили не только у него одного. Как обычно, отвечая полным безразличием на бойкот, он позавтракал в тишине столовой и отправился к месту отбытия. Там уже толпилось больше половины курса. Большинство ребят бесцельно слонялись якобы занимаясь важным делом, до которого раньше никак не доходили руки, а на деле предаваясь пустой суете, дарившей хоть какое-то подобие спокойствия. Кир сел на небольшой камень возле погрузчика и, подставив лицо трем маленьким восходящим солнцам, ежедневно опаляющим планету, наслаждался утренним мягким теплом, дожидаясь момента отправки. Профессор Аксипитер явился в сопровождении капитана Крейна, курировавшего пробную гонку. Все участники гонки погрузились в пассажирский отсек тягача, и корабль, с надрывом оторвавшись от поверхности, неспешно направился к месту старта. Пустынная территория, выбранная для проведения пробной гонки, ничем не отличалось от скудного пейзажа Геркона. Сухое, изрезанное трещинами пространство, уходящее на километры за горизонт. Кое-где валялись массивные обрубки скал и каменной крошки ярко оранжевого цвета – строительный мусор, оброненный неизвестным титаном-строителем во время формирования янтарной планеты. Вдалеке виднелись одинокие красно-апельсиновые возвышенности, похожие на стертые временем зубы – плавные изгибы вершин и обтесанные ветром стены. «Слишком много огненного», – решил для себя Кир, щуря глаза от жгучих оттенков, подогреваемых распалявшимися светилами над головой. Пока Кир рассматривал местность, небольшие разгрузочные подъёмники выгружали челноки и ставили их в шахматном порядке перед голограммной линией. Каждый ряд был короче предыдущего.  – Внимание! – раскатилась по степи команда капитана Крейна, и подростки тут же поспешили сгрудиться вокруг него и профессора.  – Полет начнется через полчаса, – взял слово Аксипитер, – как вы видите, ЛА построены в определенном порядке, в зависимости от ожидаемой скорости. Более мощные челноки занимают дальние позиции, но помните – шанс есть у каждого. Благодаря такой расстановке мы уровняли машины на старте, однако дальше все зависит только от вас. Кир взглядом нашел свой синий челнок. Свифт стоял в самом последнем ряду – значит, он один из самых «быстрых» – и тут же с отвращением заметил ядовито-желтый ЛА Азула через два аппарата от своего. «Не везет, так не везет», – пронеслась первая мысль. Нет, он не станет расстраиваться. Какое ему вообще дело до ублюдка. Кир повернулся к профессору, ожидая дальнейших указаний.  – Вам предстоит преодолеть расстояние в четыреста километров – побеждает тот, кто придет к финишу первым. Вы летите по прямой до того высокогорья, – профессор указал на красноватый силуэт на фоне голубого неба – близился день. – Облетаете его по правой стороне и возвращаетесь к месту старта. На экране вас будет вести стрелка заданного маршрута, просто следуйте за ней. Ясно? – Да! – хором ответили ребята.  – Прекрасно, – чуть нахмурившись, то ли яркому солнцу, то ли своим мыслям, профессор добавил, – и не рискуйте понапрасну, помните, что у вас не было возможности практиковаться именно потому, что нам не нужны сорвиголовы. Вы подготовили свои ЛА и знаете, на что можно рассчитывать, а на что нет. Аксипитер внимательно обвел ребят взглядом и продолжил:  – В ваших ЛА нет катапульт для пилотов, так что в случае аварии и возгорания вы будете защищены только несгораемой пеной в течение трех минут, а потом она испарится. И поверьте моему опыту – то, что может произойти дальше, вам не понравится. Так что, во избежание ненужных травм – никакого неоправданного риска. Понятно? – Да, – с меньшим энтузиазмом отозвались подростки, словно учитель пресек тайные надежды и чаянья ребят. Но обгореть не хотел никто. И раз профессор просил быть осторожными, значит, следовало отнестись к его словам всерьез, даже несмотря на то, что поодаль, в тени погрузчика, расположились два медика.  – Через пятнадцать минут по машинам! – скомандовал Крейн. Парни рассыпались в стороны, чаще по одному – редко парами, атмосфера за несколько минут превратилась в ту груду камней что лежала неподалеку, давя грузом к сухой почве. Через положенное время стали рассаживаться по кабинам. Кир щелкнул ремнем безопасности, откинул тумблер и положил руки на рычаги управления. Электронные часы показывали пять минут до старта. Он оглядел кабину – все как обычно, уже знакомая волна вибрации слабо пульсировала по телу, соединяя пилота и машину в единое целое.  – У меня кровь – у тебя горючее, – Кир легонько дал газу, не отпуская челнок с места, – горят одинаково, – делился он со зверем, словно гипнотизируя машину. Электронный секундомер отсчитывал время в обратном порядке – «Ноль»! Навалившись на рычаги всем телом, Кир рванул с места вслед за другими ЛА. Монстр заурчал и погрузил кабину в вязкий гул, сильнее подаваясь вперед. Челнок стремительно набирал скорость, заставляя Кира ощутить силу инерции, мощно вдавливающую в сиденье, но он сопротивлялся, крепче держась за рукояти управления. Другие аппараты десятками неслись на голограмме перед Киром. Нужно было начинать маневр. Он подлетел к первому вплотную, резко уводя рычаги влево и с легкостью обходя челнок – зверь слушался беспрекословно даже на скорости в пятьсот сорок километров в час, как проверил Кир, бросив быстрый взгляд на спидометр. Три минуты, а соперников пятьдесят два – нельзя терять время! Кир приблизился к следующим машинам. Эти двое шли нос в нос и вряд ли обращали внимание на повисший на хвосте свифт. Парочка боролась на равных, схожие модели на приборной панели казались забавными рыбами-близнецами. Сверху «плавники» крыла, впереди пропеллер. Обойти сбоку значило потерять время, как и при попытке накрыть их сверху. Кир дал себе еще три секунды на размышление наблюдая за показателями панели, сообщающей о скорости, силе сопротивления ветра, расстоянии до препятствия и ширине промежутка между ЛА впереди – прямо не пройти, а боком… Он резко дернул рычаги, переворачивая себя и креня челнок. Не давая среагировать соперникам, резко выжал газ, преодолевая отметку спидометра в шестьсот двадцать километров. Еще секунда, и он прошел между двумя огромными винтами. Еще через мгновение машина выровнялась, и Кир, увидев просвет по левому борту, не сбрасывая скорость после предыдущего маневра, занял место, пролетев мимо нескольких челноков по обоим бортам. Скорость была опасная, но адреналин в крови и стена в голове не отбрасывали и тени сомнения, как будто три солнца Геркона зависли в зените над головой Кира, освещая ему путь и делая неуязвимым. Это было здорово! Потрясающе! Кир несся вперед. Временами ЛА заносило, но Кир справлялся, предвидев отклонение и заранее рассчитав скорость и угол поворота. Он сверился с показателями; прошло шестнадцать минут, скорость шестьсот километров, четверть бака пуста. Переключив панель в режим верхней панорамы, он насчитал четырнадцать челноков перед свифтом. «Отлично!» – большинство соперников он уже смёл. Впереди быстро приближалось высокогорье. «Если сумею обойти оставшихся до него, сброшу скорость на повороте, а потом выжму максимум по прямой – меньше маневров, меньше топлива и ноль усилий. Буду парить.» План обойти всех соперников еще в первой части пути лишь добавлял азарта, не мешая Киру отдавать себе отчет в каждом действии. Еще три минуты ушло на то, чтобы справиться почти со всеми оставшимися соперниками. Места для маневрирования значительно прибавилось, по сравнению с началом гонки, но один ЛА никак не желал уступать первой позиции. Скалы тем временем закрывали уже половину мониторной голограммы; Кир оценивающе присмотрелся к конструкции челнока – узкий фюзеляж, горизонтальное крыло с двумя пропеллерными двигателями слева и справа. Да, такая конструкция должна быть невероятно быстрой, но не от этого нахмурился Кир. Он знал чья это модель, даже без ядовитости желтого цвета – Азул! Кир навалился на рычаги, увеличивая скорость до шестьсот пятидесяти километров, зашел с правого фланга, но тот заметил и закрыл дорогу. Кира это лишь завело, приборы показывали поворот, и Кир, решая не сбавлять опасной скорости, вошел на шестьсот пятьдесят. ЛА понесло набок, но рядом никого не было а, следовательно, он пройдет по дуге с максимальным заносом.  Но, похоже, Азул принял точно такое же решение – его ЛА тоже понесло…

POV

Кира Придурок! Чтоб ты разбился, – в сердцах пожелал я. В этот момент челнок Азула сильно тряхнуло. Еще раз, и его ЛА, накренившись вправо от скалы, пошел на снижение. Высота полета была не более шести метров над землей, челнок Азула уже потерял половину. Черт! Выравнивай же! Я автоматически сбросил скорость. Казалось пилот меня слышал, и крыло приблизилось к горизонтали, но лишь для того, чтобы через секунду его резко дернуло в сторону, закрутило штопором и перевернуло. Я сбросил еще, наклонил нос на максимально допустимый угол и, находясь позади, увидел как ЛА Азула вошёл в твердый грунт, накренился, перевернулся и замер. Объект утратил четкость формы в секунду. Взорвался! – вспыхнуло в голове, я тут же потянул рычаги на себя, совершая аварийное торможение. Челнок вжало назад, не закрутив только благодаря серьезному весу машины. Я что было сил ударил по кнопкам сброса воздуха гидравликой и, не дожидаясь окончания команды, повел челнок вниз, не выпуская шасси, а просто ударяясь брюхом оземь. Меня бы вытряхнуло из кресла, если бы не ремень. Сильно ударившись нижней частью, я сжал зубы и автоматически потянулся к замку на груди – щелчок – я метнулся вон. Вырвавшись в ослепительный мир Геркона, я не сразу понял, где разноцветными языками полыхает жар, поедая искорёженный ЛА. Через секунду после темной кабины взгляд выхватил пожар впереди, и я рванул с места. Ветер свистел в ушах, а я уже считал минуты – прошло около двух минут; пока я приземлился и пока добегу… У меня одна минута, всего одна, как тогда с дядей, в пещере… когда казалось, что в нос бьет запах собственной обугливающейся плоти. Всего минута! Я замер в двух метрах от груды горящего челнока, хватая воздух легкими. Пламя жадно облизывало машину, оставляя пока не тронутыми лишь краешки крыла. Я кинулся к двери и понял, что снаружи её не открыть! Разве что как консервную банку. Но чем?! Даже если пробью обшивку, в ней просто появится дыра, я не войду, и Азул не выйдет. Полминуты, – отсчитывал я оставшееся время. Стоп! У входа должен быть рычаг аварийного открывания двери! Если пробью отверстие и сумею дотянуться! .. Но как узнать, где он? Все модели разные, а если ударю в сам рычаг, что тогда? Время вышло. Удар сердца, и я создал крошечную сферу, еще секунда до второго удара, а она уже увеличилась до моего роста и я сделал шаг внутрь. Светлый эфемерный шар окутал сознание, теперь никакая боль в мире не пробьет мой идеальный щит, даже если из груди вынут сердце, я смогу видеть, пока кровь не вытечет настолько, чтобы отключить мозг. Концентрирую энергию на ударе и пробиваю обшивку насквозь слева, параллельно вижу, как мое тело облизывает все тот же голодный монстр огня. Судорожно щупаю рукой внутренности челнока – ничего! Ну давай же! Пламя пробует мою одежду и волосы на вкус. Наношу второй удар, выше. Концентрация силы и поддержание оболочки отнимают много энергии, но обшивка снова проламывается, словно яичная скорлупа. Рука судорожно хватает стены! Рычаг! Рывок! Дверь с хлопком выносит в сторону, открывая проход. Уже минута прошла с тех пор, как испарилась пена! Врываюсь в кабину, чувствуя реальность многими плоскостями, словно на мультиэкране, транслирующим всю сеть каналов одновременно. Моя кожа горит, одежда пылает, почти ничего не видно; возникает ощущение, что еще немного, и я просто задохнусь от удушливой гари. Но я не останавливаюсь, не позволяю себе такой роскоши! От меня и так уже немного осталось, сбежать сейчас, значит проиграть все, проиграть жизнь! Свою? Чужую? Неважно! Где же ты, урод! Ненависть и желание отыскать парня в этом аду нестерпимы. У нас нет времени! И зачем я пожелал ему смерти? Сознание работает словно отдельный механизм, вот бы я мог защитить и тело, словно сознание, покрыв спасительной пеной руки, ноги, голову… Нашел! Хватаю руку, дергаю, застрял – не пускает ремень. Автоматическим движением выхватываю из ботинка нож – его я раздобыл еще на Альфе, во время каникул – не зря. Волоку тело, как мешок, к выходу. Воздух! Жадно дышу! Мы оба горим! То, во что превратился Азул, отвратительно. Пурпурно-алые и оранжево-коричневые нарывы стирают тело имрахца. От пучка светлых волос ничего не осталось, только почерневшие уши торчат по бокам головы. Одежда – ошметками. Кидаю его оземь, пытаюсь потушить извивающийся в пляске огонь, кое-где мне это удается. И вижу, что мои руки выглядят почти так же, как и Азул. Я горю! Зачем я пожелал ему смерти? Слова мелькнули и погасли в темном углу сознания. Не останавливаюсь, бросаюсь на землю, катаюсь, вскакиваю, продолжаю терзать тело Азула, таская по сухой мертвой пыли обмякшую тушку. Не хочу проверять пульс! Не хочу знать, что этот урод сдох от болевого шока! Энергия иссякает, ее впитывает голодная почва изможденной планеты. Выбившись из сил, падаю на Азула. Как бы все-таки хорошо было, если бы сфера сохраняла от боли не только сознание, – где-то далеко размышляю я. Уже не здесь, но где-то близко, с обрыва реальности смотрю изнутри неприступной оболочки, как пленка растекается по моему телу, та самая, не позволяющая гореть. Сантиметры, участки – всего меня поглощает бледно-синяя пелена. Чудесный сон утешает моё испепеленное я, что развеется вместе с пеплом через секунды… Вижу шею Азула, вспухшую сплошным розово-красным волдырем – хорошо, что не его лицо. Кажется, хватаю его за горло и хочу придушить. Это он виноват, что мы оба здесь сгорим… вижу Санару… она танцует с кнутом лучше… лучше всех… пленка течет вверх по моей руке, стекает на парня и по шее плавится панцирем вокруг… Сволочь… какая же ты сволочь… Азул…

====== Глава 7 Улики и факты ======

Директор Хорнос стоял у окна больничной палаты и ждал когда проснется Азул. Мальчик приходил в себя уже несколько раз, и во время каждого пробуждения, как только сознание окрепло достаточно чтобы припомнить жуткое событие, требовал разъяснений, пока однажды не вспомнил, как его понесло к земле…

И тогда ему становилось плохо. Он начинал кричать, что ‘во всем виноват мерзкий фризиец!’, и медбратьям не оставалось ничего другого, кроме как вкалывать очередную порцию сильнодействующего снотворного, раз за разом спасая подростка от нервного срыва. Но Хорнос не собирался спешить, выясняя все обстоятельства крушения ЛА Азула, прежде чем что-либо объяснять – особенно учитывая, что у этих двоих уже вышел серьезный конфликт. И теперь приходилось действовать особенно осторожно, чтобы не усугубить ситуацию еще больше, если, конечно, это было возможным с тем, что он собирался рассказать имрахцу через несколько минут. Азул пошевелился – как и говорил врач, он очнулся в течение получаса. Торопить парня директор не стал, давая время прийти в себя. Тот глубоко задышал, заметался и распахнул ярко-зеленые, в свете люминесцентных ламп, глаза.  – Директор, – мальчик сразу же поймал образ коренастого мужчины привалившегося к подоконнику. – Рад, что с тобой все в порядке, Азул. Тот потянулся к стакану воды на алюминиевой стойке рядом и сделал глоток, не отводя глаз от директора, будто боялся, что тот испарится, стоит лишь на секунду отвернуться. ‘Удивительно’, – подумал про себя директор. Кожа парня восстановилась полностью, навсегда поглотив те жуткие кровавые раны и потрескавшиеся черные огарки конечностей. Около пяти суток Азула не вынимали из восстановительной капсулы, наращивая ткани слоями на оголённых после операции мышцах.  – Что случилось? – без вступлений потребовал парень.  – Ты попал в аварию и чуть не сгорел…  – Почему произошла авария? – не давая директору закончить, бестактно перебил Азул. Хорнос сдержался, он был готов к чему-то подобному, но все же ему так хотелось отвесить нахальному мальчишке увесистый подзатыльник.  – Оторвались несколько лопаток от компрессорной части двигателя, они пробили оболочку, нарушив работу системы и спровоцировав взрыв.  – Почему? – было видно, что это объяснение не очень сходилось с теми версиями, которые парень успел себе напридумывать.  – Кто-то залил тебе в баки топливо, отличавшееся от стандарта. Скорость возросла, и металл не выдержал нагрузки.  – Покушение? Кто-то хотел моей смерти? В глазах Азула горела нездоровая зелень огоньков, словно он желал всеми фибрами своей души, чтобы это оказалось правдой.  – Нам не удалось доподлинно это доказать, возможно, имело место ошибка.  – Кто заливал баки?  – Технический персонал отсека, но мотивов у них нет. Да и каждый бак был пронумерован заранее.  – Может, перепутали цифры, – Азул задумался, опуская взгляд.  – Исключено.  – Почему? Хорнос гладил бороду большим и указательным пальцем, расфокусировав на мгновенье взгляд.  – Такого топлива должно было быть ровно восемьсот восемьдесят литров – одна канистра. Но их оказалось две, – задумчиво произнес директор.  – Для кого была вторая?  – Для Кира. Хронос перевел взгляд на Азула стараясь уловить реакцию парня, и тут же понял, что тот вынес фризийцу смертный приговор и подписал его собственной кровью. Чтобы он ему сейчас не сказал, все напрасно – Азула не переубедить. Но все же попытаться было его долгом.  – Я знаю о чем ты думаешь, но не спеши с выводами. Лицо парня потемнело.  – Вы что будете его оправдывать? – молниеносно щетинясь, сузил глаза Азул.  – Буду. – твердо ответил Хронос. – Когда вас нашли вы были двумя одинаковыми кусками мяса, вас даже не сразу опознали. И поверь, у Кира было столько же шансов погибнуть как и у тебя. Он специально выбирал самые жестокие определения их состояния, что были самыми точными – сейчас директору нужно было во что бы то ни стало добиться внимания мальчика, –  – У него тоже случилась авария? – Нет, Кир летел прямо за тобой, помнишь? – Хронос надеялся что эти последние факты, которые могла удержать растерзанная шоком память, помогут донести до парня слова директора. Азул неуверенно кивнул.  – Он видел, как твой челнок повело, и ты рухнул вниз, загоревшись, – директор говорил не спеша. – Он разбил собственный ЛА и кинулся тебя спасать. Он горел, когда вытащил тебя из пылающего ЛА, причем мы до сих пор не можем понять, как ему это удалось, – слова давались директору с трудом, наполняясь тяжестью страшной катастрофы выпавшей на долю ребят, – потом он тушил тебя и себя. А когда мы прибыли на место крушения, мы нашли ЭТО. Хронос оттолкнулся от подоконника и, на ходу достав пару фотографий, бросил их на койку перед Азулом. Тот с минуту сидел с непроницаемым лицом, а потом с отвращение бросил их на тумбу рядом, едва касаясь мерзких от уродства снимков. Сейчас он казался бледнее, особенно четко выделялась голубая венка под глазом, раньше Хронос этого не замечал, хотя мелкие, едва различимые, изменения после таких серьезных операций вполне могли происходить.  – Это не имеет смысла, – шипел имрахианец, немного придя в себя и подавив рвотный рефлекс, – это он, кому еще это было надо! Он напал однажды и попытался закончить начатое! Азул готов был кричать от удушающего гнева. Пусть он и не верил что той ночью, когда Кир ворвался в их с Лимаром комнату, тот действительно хотел его прикончить, но эта авария… кто еще мог желать ему смерти! Но больше всего Азула бесил тот факт, что на фото Кир действительно выглядел также, абсолютно также как и он! А значит, он горел, и ему было больно, но он все равно это сделал. И у долбаного фризийца, в отличие от самого Азула, хватило сил их спасти! Когда сам Азул не смог даже выбраться, а бестолково потерял сознание при ударе о землю. Да какого черта, его просили?! Если бы жизнь Азула зависела от того, протянет ли он руку фризийцу в минуту крайней нужды, он не был уверен, что смог бы это сделать. Азул рычал в немой ярости: эти фото говорили громче, чем слова директора. По его лицу текли слезы обиды и ненависти на собственного спасителя, за то, что он теперь обязан ему жизнью, будучи почти уверенным, что это жалкий фризиец залил ему смертельного топлива! Азул закусил губу и почувствовал соленый вкус крови во рту; хотелось кричать, но… Здесь был директор и, возможно, за стенкой был тот, другой, тот человек, с которым он не мог, просто не мог существовать в одном времени, в одном пространстве… ‘Этого не может быть! Это обман. Да. Конечно! В этом и был план фризийца – каким-то образом он рассчитывал прикрыть своё подлое преступление, изображая благородного спасителя. Должно быть, что-то пошло не так, и он сам загорелся и пострадал! Естественно! Он же жалкий тупица, а не стратег. Наверняка облажался, и просчет чуть не стоил ему жизни!’ Азул с яростью сжал подсунутые директором оправдательные бумажки. Он никогда не поверит в этот бред. Никто не сможет его обмануть, такой жалкой смехотворной ложью, как Великодушие Фризийского Выродка! И они хотят убедить его, что тот, кого он ненавидел и презирал, тот, кто сам готов был вцепиться ему в горло – собственно, это и случилось пару месяцев назад – этот презренный прыщ на лице вселенной собирался рискнуть собственной жизнью ради него! Смешно! Первосортнейшая трагикомедия! ‘Тебе почти удалось, если бы не твой крошечный мозг, которому не хватило ума довести начатое до конца… и ты облажался. Чего еще следовало ожидать от наглого выскочки, который так идиотски промахнулся мимо цели, не рассчитав силу. Я уничтожу тебя! Даже если это будет последним, что я сумею сделать. Я сотру тебя навечно, будто никогда и не было. Клянусь! Клянусь честью – ты сполна заплатишь за всё.’ Директор тихонько вышел, не глядя на мальчика. Он и сам отчасти понимал чувства Азула. Все казалось логичным на первый взгляд – у Кира был мотив и возможность, вот только цепочка событий аварии никак не желала укладываться в аккуратный круг, присоединяя события звеном к звену. Даже если допустить, что Кир провернул все так, что никто ничего не заметил, зачем было рисковать собой? В конце концов, можно было поранить себя и, оставшись у разбитого ЛА Азула, доказывать, что старался помочь и не смог. Но пробитые дыры в обшивке, которые Кир отказывался объяснять, и тот факт, что он вытянул Азула из горящего челнока, действительно, являлись единственными причинами, почему имрахиец все еще рыдал в палате, а не летел грудой останков на родную планету. Но… Прямых улик, доказывающих вину Кира не было, а косвенные не могли перевесить тот факт, что Кир спас жизнь Азула, рискуя собственной… Когда Кир пришел в себя, ему показалось, что на нем нет ни одного живого места – все его тело словно горело. Врачи объяснили, что это эффект от наращивания кожи. Получая обезболивающее, раз за разом Кир получал некоторое облегчение, и на пару часов противное мучительное чувство, выкручивавшее конечности и изводящее дух, исчезало, смешиваясь скользкой тягучей негой полусознания. Через несколько дней после того, как Кир пришел в себя, к нему стала возвращаться память. Ужас, окружавший его в тот момент, когда всё вокруг полыхало секущими лезвиями пламени, навалился на открытый разум, словно возвращая с лихвой то, чего он не успел ощутить, спасенный своим необычным даром. Киру было плохо. Очень плохо. Ему казалось что теперь горело что-то внутри, и как бы он не старался забыться, осознать, что авария позади, и он в полной безопасности, что-то продолжало жечь, изводить дух, поворачивая упрямые шестеренки внутренностей в непривычный, неестественный ход. Как будто его тело менялось, самостоятельно пытаясь справиться с ранами, что не излечимы ни одним лазером, ни одним доктором, ни одной мыслью человеческого гения. Кир продолжал корчиться в новой оболочке, страдая от того, что его старая осталась внутри, и теперь самостоятельно пытается переродиться, скинуть словно старую кожу —, но куда? Его тело было заперто, и это приносило нетерпимую муку. Врачи продолжали пичкать его лекарствами, но это не помогало, и через пару дней Кир просто соврал им, что чувствует себя гораздо лучше, а сам продолжал с натугой втягивать воздух через настежь открытое окно. Хоть бы кто-нибудь был рядом. Юноша мечтал о знакомых ему лицах, представлял давно исчезнувшую жизнь, где он был счастлив. Хотел бы он заполучить ее обратно? Кир не мог ответить на этот вопрос. С одной стороны ему было хорошо на Альфе, пусть он и жил маленькой букашкой, до которой никому не было дела. Зато у него был крохотный счастливый уголок, где они с мамой ничего не боялись и ни на кого не оглядывались. Он был свободен от обязательств перед мирами, свободен от ответственности, малой своей толикой способной раздавить любого, свободен от одиночества. Или не свободен? Или все это просто наспех придуманная иллюзия? Разве он так уж был доволен своей прежней жизнью? Кир любил маму и любил дядюшку Померона, старого повара и его помощницу Магду, но были ли они действительно теми, с кем делят душу? Была ли эта та любовь, что трепетно обнимает сердце и встает за спиной, охраняя тыл, принимая твою жизнь как свою собственную? Та, что понимает без слов и идет рядом, ни к чему не привязанная, кроме твоей призрачной, никому больше не нужной души, делая ее самой важной драгоценностью, что сводит с ума единственного алчного искателя, мечтающего о мифическом кладе?  Нет, к ним он питал бесконечную теплоту и преданность. А тот, кто был ему так необходим, чье присутствия и чья ладонь были дороже воздуха именно сейчас – был на неведомой планете у далекой звезды, плыл в космосе, совсем не ведая, как плохо ему, Киру, без лазурно-голубой души. А ведь еще совсем недавно он верил, что дружба это предел его мечтаний – словно тысячи лет прошли. Он больше не будет бояться того единственного, истинного счастья которое, исчезнув, только сейчас болью потери отозвалось в его душе в тот самый момент, когда он понял, что умер. Почти умер. Тот день мог стать последним, и тогда он бы не увидел ультрамарина самых прекрасных на свете глаз и не признался себе, что только они ему и нужны. Какой же он был дурак, игнорируя молчаливый вопрос, всегда прячущийся в уголках желанных глаз, в тени ресниц, в глубине черноты зрачка… Он просто идиот. Он с такой легкостью отталкивал единственное, ради чего стоило жить, словно не каждое существо известных ему галактик, от крохи до гиганта, стремилось к одному – быть нужным, стать дорогим, согреться в чужой теплоте обожания. А когда этот бесценный дар предложили ему, он отмахнулся, пренебрёг, разменял на собственное спокойствие! Кретин! Боже, какой же он кретин! Больше Кир не станет прятаться, не будет закрывать глаза и отворачиваться – стыдиться нечего. Нужно было радоваться, отдавать всего себя и благодарить вселенную, что однажды, в нужный момент, жизнь завела его в узкий коридор огромного имперского флагмана, где белобрысое чудо, не глядя, летело вперед… навстречу ему. ‘Прости, больше я не отвернусь’, – дал зарок себе Кир, больше не боясь потерять дружбу, ибо это было невозможным, но вот не получить тот редкий шанс, слепящий бликом солнца на чистой волне, он мог. Мог из-за собственной глупости и близорукости. Но больше он не будет слепым дураком, что отталкивает руку, где покоится самое дорогое ему сердце, и отнюдь не его собственное. Как можно было так обманывать себя?! Думать о братских чувствах, если жизнь без нее не представляется возможной, а возможность погибнуть и не дать родной душе знать об этом – просто верх нелепости существования! ‘К черту! Я не сдохну! И мне плевать на мнения, и страх, я не погибну, не отдав душу и сердца!’ Лежа в темноте пустой палаты, Кир видел перед собой абсолютно прямую дорогу, на которую он ступит завтра и уже никогда не сойдет. Сомнения развеялись с ночным ветерком, тревожащим занавески, истлели с жаром, выжигающим кожу, усохли в иссушающей жажде покинутой души. Надрыв лишил Кира последних сил, и он, впервые за много дней, провалился в тихую ласкающую прохладу умиротворения.