Текст книги "Сердечные риски, или пять валентинок (СИ)"
Автор книги: Awelina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Конечно, он в курсе этого.
Так для чего ему заводить этот разговор? Чего он добивается? При том, что сам видел, чего стою я и моя работа…
Бесчестно оказывать на человека психологическое давление. Его территория, его правила – он руководитель такого типа?
– Мне нравится работать у вас. Интересные люди, интересная должность и обязанности. – Такие плоские, затасканные фразы, никак не передающие вкладываемый мною смысл. Эта работа как глоток вдохновения, сделанный одновременно с шагом куда-то к новому…
Я сглотнула, заставила себя расцепить холодные пальцы, положить руки на столешницу приставки перед собой, повернуть их ладонями вверх: открыта, мне нечего скрывать.
– Многому пришлось научиться… – Собралась продолжить мысль, но сделала промах – посмотрела в глаза своего начальника.
Такие же любопытные, яркие, как у брата… Какой человек скрывается за всем этим фасадом жестко играющего босса, за внешностью, вполне обычной? Невнимателен к себе, не имеет вкуса, не умеет поддержать порядок, вероятно, имеет привычку хвататься за десять дел одновременно…
Молчит, рассматривает меня, чего-то ожидает, добивается какой-то реакции. Манипулятор?
– Да, – он в конце концов разорвал кокон молчания, давившего на барабанные перепонки. – Я тут ознакомился с вашим резюме. Данная работа совершенно новая для вас. Тем неожиданней увидеть вас на данном месте, на него обычно берутся весьма и весьма опытные люди.
То есть я в графе «Сотрудник, взятый за красивые глаза». А графы «Новичок с отчаянным желанием научиться» для Савельева, видимо, нет.
Жестоко.
Не выдержав пристального взгляда, в котором промелькнула ирония, я опустила голову. Возразить? Сказать, что опыт – нечто благоприобретенное, а не врожденное, и его отсутствие не является недостатком человека, желающего учиться? Зачем? Уже успела понять, что «Мэнпауэр» едва ли может себе позволить роскошь возиться с персоналом, обучая его тонкостям. Не на данном этапе своего существования.
Мне просто повезло с Артемом, потратившим неделю, чтобы хоть немного подковать меня.
– Однако, – Савельев зашевелился, кашлянул. Я подняла голову, встретилась с его взглядом, мгновение мы смотрели друг на друга, он – испытующе, я – с ложным равнодушием. – Однако первая же акция, проведенная вами под руководством Кожухова, показала, что вы и грамотны, и умны, и схватываете на лету. Кожухов о вас именно так отозвался.
Нет, не хвалит меня… Приводит чужие слова, вкладывая сюда какой-то подтекст.
Горький ледяной ком желчи, засевший в моих внутренностях, подкатился к горлу. Серые глаза Вадима теперь глядели строго, с подозрительностью. Редкий случай – их обладатель едва ли когда-нибудь скроет свои мысли.
– Поэтому у меня лично возник вопрос. Либо вы действительно так хороши и невероятно талантливы в своей работе, либо невероятно талантливы в обольщении мужчин. Что скажете?
Что скажу?… Крайняя точка унижения. Последствия того, насколько легкомысленно полагаться на ситуацию и человека. Нужно было уволиться еще в тот день, когда осознала: прессинг сплетен и злоязычия заслужен. Но я осталась…
– Ничего не скажу, – холодно и отстраненно ответила я. Чувствовала, будто и тело, и эмоции мои онемели. Чувствовала… Нет, больше ничего не чувствовала.
Сохранить лицо, быть вежливой. Потом – уйти из этого кабинета и где-то, подальше ото всех глаз, от касания чужих оценок и мыслей, сделать вдох, затем выдох…
– Я предоставлю решить этот вопрос вам. Как моему начальнику. – Мой голос звучал словно чужой, отдавал металлическим звоном.
– Хорошо, – он продолжил бесстрастно изучать мое лицо, бросил взгляд на мои пальцы, лежащие на столешнице.
Я омертвела так, что не ощущала их.
Еще один раунд молчания – и только громкий стук сердца, отдававшийся в моих ушах.
Сохранить достоинство, оставаться любезной. Так, будто его строгий суд и выводы не относятся ко мне.
Он имеет право такое думать, и похвально, что говорит прямо, без обиняков. Правдив и открыт…
Но, черт побери, как же это больно.
– У вас еще месяц испытательного срока. Так что, да, обязательно сам решу этот вопрос и поставлю вас в известность. Полагаю, мы поладили? Так, Арина Витальевна?
Выгнул бровь в ожидании моего ответа, улыбнулся коротко, но ярко, так, что в глазах зажглись какие-то непонятные искорки.
– Конечно.
Я встала с места – на одеревеневшие ноги. Вадим Евгеньевич поднялся следом.
Еще одно мгновение обмена взглядами.
– Удачного дня.
– И вам.
Затем я ушла, тихо и осторожно притворила за собой дверь, поднесла руку к глазам, вдруг защипавшим, словно воспалившимся.
Нет, сухие.
***
– Арин?
Я вздрогнула, вышла из оцепенения и подняла глаза на Артема, стоявшего у своего стола. В неярком сизом свете приближающегося вечера едва ли можно было точно определить выражение лица моего коллеги, но, вроде бы, в нем читалось замешательство и беспокойство.
– Да? – прикусив губу, я перевела взгляд на свой монитор, на котором застыла открытая таблица оценок за пройденный тренинг, все еще остающаяся незаполненной.
Я настолько погрузилась в себя, что выпала из рабочего процесса.
– Вызывал на ковер, да? – с участием спросил Кожухов.
Руки задрожали, но я набрала первую фамилию из списка, лежащего у клавиатуры. Помявшись секунду-другую, Артем направился к гардеробу.
– Вовсе нет, – произнесла я сквозь вновь возникший в горле горький комок, слабо улыбнулась мужчине, спряталась за необходимостью работать.
Но второй фамилии в списке не видела. Крутила в голове его слова: «талантлива в умении обольщать мужчин».
Нет, Артем думать подобное не давал.
Простой парень. Обычная внешность, без каких-либо примечательных черт: темные глаза, пшеничного цвета волосы, большой рот, непропорционально сложен. Слишком увлечен видеоиграми, в свои двадцать девять так и не нашел себя и не разобрался в том, чем ему действительно хотелось бы заниматься. Без стержня. Но добр, внимателен – никакого расчета. Мужчина такого склада – будто ребенок. Такие просто хорошие друзья, но станут большим лишь при активном участии и руководстве пожелавшей того женщины.
– Да не переживай, – Кожухов снял с вешалки свою куртку.
Его движения я улавливала краем глаза. Кусая щеку изнутри, сделала усилие, сосредоточилась и набрала вторую и третью фамилии, выставила баллы.
– Он классный босс, считай, свой человек. Это, думаю, Дима напортачил, а он теперь разгребает. Ну и сдали нервы. А ты под руку попалась… Арин?
Никуда не годится – поменяла местами пятую и четвертую фамилию в списке…
– А?
Сейчас он стоял напротив меня и, наматывая на шею яркий клетчатый шарф, глядел печально и заботливо. Смахнув прядь волос за ухо, я выдавила улыбку:
– Да все хорошо со мной.
Мышцы точно желе… Ощущала себя так, будто заболеваю, борюсь с наваливающейся слабостью. Ощущала, как все больше и больше удаляюсь от происходящего, словно действие разворачивается где-то за пределами моего участия в нем. Словно все – не со мной.
«Полагаю, мы поладили? Так, Арина Витальевна?» Странным образом в тоне его голоса сарказма не ощущалось. Любопытство. Чуть разочарования. Уверенное спокойствие.
– …Он уже был на взводе, когда мы с ним о тебе говорили, так что… И я хорошо о тебе отозвался.
– Да, он мне сказал. Спасибо тебе.
«Кожухов о вас именно так отозвался…» А скажи Артем ему что-то нехорошее обо мне, было бы лучше? Это было бы тем, что он жаждал услышать?
– Ерунда. Тем более я правду сказал. Слушай, я вот что хотел…
Достаточно.
Остаться одной и сделать работу. И не размышлять над его словами, их предпосылками, следствиями.
Протеже, подружка, любовница Димы – поставить галочку там, где большая смысловая нагрузка. В любой из этих ипостасей я справилась бы лучше, чем сегодня на тренинге…
Столько еще необходимо отработать. Еще больше приложить усилий, больше узнать… Хватит ли мне месяца?
Уволиться? Вернуться в Менделеевск? Равносильно побегу. Не решение проблемы. Не вынесение уроков. Обыкновенные малодушие и трусость. Плохо уже то, что я даже на секунду задумалась об этом.
Пока пребывала в лихорадке влюбленности, пока стремилась избавиться от нее, перекрывала ей кислород, пряталась от ненужных и неправильных эмоций в панцире работы, даже не думала, что все закончится так… – полнейшей тьмой.
– …Так что скажешь, Ариш?
Голос Кожухова прозвучал прямо над ухом. Я резко подняла голову, посмотрела в добродушное скуластое лицо своего коллеги, стоявшего, как оказалось, рядом с моим креслом.
– Прости, отвлеклась. На что сказать?
В глазах Артема заблестело сочувствие.
– Видимо, дело совсем дрянь… Ариш, бросай здесь все, доделать сможешь завтра. Я уже еду, могу тебя подождать и подбросить до метро. А хочешь, сходим перекусить сначала?
Растерявшись, я пробежала взглядом по его застегнутой темно-серой куртке. Из-под воротника выглядывала яркая зеленая клетка шарфа. Мял черную шапку в кулаке.
Он тоже видит меня такой? Вертихвостка. Хорошая фигура. Большие глаза. Девушка, способная успокоиться от мужского комплимента и внимания… Скорее всего, да.
– М-м… Знаешь, не хочу оставлять до завтра. Езжай. Спасибо огромное за твое предложение.
Я подкрепила свои слова маленькой улыбкой благодарности, вернулась к заполнению таблицы. Переступив с ноги на ногу, Кожухов робко пробурчал:
– Ну ладно тогда. Пока, – и ушел.
Я включила лампу, потому что строчки стали расползаться в сгущающейся тьме. Общий свет включать не стала – чувствовала, что совсем ослабела. Да и не хотелось вставать. Не хотелось делать лишних движений. Хотелось слиться в одно с тишиной, которую своим бархатистым тоном нарушало урчание системного блока и мягкое щелканье клавиш, с загустевающей синевой, узкими прямоугольниками врезающейся в окна, контрастирующей с белыми вертикальными пластинами жалюзи. Хотелось определиться наконец, справлюсь ли я. Справлюсь ли с демонами своей ошибки, с зубами слухов и стальным капканом ограничения во времени?
Изначально не следовало оставаться работать там, где начальник активно проявляет к тебе интерес и не менее активно добивается ответного. И не в том даже проблема, что он обманщик… И не в том, что пошли разговоры. Проблема в том, что двусмысленное положение неизбежно. Срывал ли Вадим на мне злость, был ли жестоко честен со мной – все его слова, его точка зрения правомерны и справедливы.
Это очень больно.
Глаза застлала пелена, поэтому я прекратила печатать, судорожно вдохнула, пытаясь справиться с тяжестью, сдавившей грудь, уперлась локтями в выдвинутый лоток с клавиатурой, спрятала в ладонях лицо.
В какой момент обычный будний день превратился в сумятицу, хаос из эмоций, сказанных и прожигающих мозг слов, уколов боли и бега по лабиринту решений?
Через минуту убрав от лица повлажневшие ладони, проглотив сухой репейник комка, навязчиво застрявший в горле, я потянулась к лежащему у монитора сотовому, выбрала из списка один-единственный возможный сейчас номер.
– Эй, привет! Чего молчишь? – голос Люси звучал хрипло и тихо.
– Привет, – выдавила я. – Ты спала, что ли?
– Угу. У тебя что стряслось?
– Да ничего. – Я поправила лезущие в лицо волосы, сделала глубокий вздох. – Сделала себе перерыв, решила с тобой поболтать. С чего ты вдруг решила поспать под вечер?
– Арин, не дури, – в голосе сестры зазвучали твердые напористые нотки. – Не пудри мне мозги. Твой козел Дима пришел на тренинг, и вы снова говорили? Так?
Я облизала губы, покатила по столу ручку, оставленную мною с утра, не убранную в органайзер.
– Нет, конечно, не придумывай. Так куда вы с Русланом ходили вчера?
– Арин. – В трубке прошуршал долгий выдох сестры. – Я тебя с рождения знаю. Ты никогда не звонишь мне с девчачьими разговорами ни о чем. Что у тебя случилось?
Пустяки, по сути. Пережила сложный тренинг, получила пару критических замечаний, еще раз пересмотрела свои поступки, подойдя к ним уже с иным мерилом, и, похоже, потеряла самоуважение. Что самое ужасное…
– Да ничего страшного, Люсь. Просто не знаю, что делать, растерялась чуть-чуть.
Ребра ручки ощутимо врезались в ладонь, пока я катала ее от лотка с файлами до органайзера и обратно. Кусала губы и старалась сосредоточиться лишь на сделанных вдохах и выдохах, глаза выжигали подступающие слезы.
– Рассказывай, – безапелляционно отрезала Люся. – Давай вместе разбираться.
– Просто выдался тяжелый день, – я мерно цедила слова. – На тренинг пришел мой начальник. Вадим Савельев.
– Старший брат? Он вернулся? Ох, ни черта себе…
– Вернулся.
– Он в курсе, да?
– Конечно.
Растерев лоб, начинающий пульсировать мигренью, я дотянулась до органайзера, вернула в него ручку. У входа в офис послышался шорох. Вернулся Кожухов? Что-то забыл? Я на секунду обернулась, вгляделась в темный проем – видимо, в приемной, соседствующей с помещением для менеджеров, света не зажигали – никого.
– Что он сказал тебе? – голос сестры прозвучал достаточно жестко. – Уволил?
На экране моего вдруг погасшего монитора замелькала надпись, то плавно ползла вниз, то поднималась вверх. Магически гипнотизирующие буквы, цветные квадратики.
– Сказал правду. Нет, не уволил. У меня еще месяц испы…
– Какую правду он тебе сказал? – Людмила раздраженно и нетерпеливо оборвала меня на полуслове.
Подавив вздох, я заставила себя откинуться на спинку кресла, обвела взглядом пустой офис, уже практически уплывший в насыщенно-синий мрак зимнего вечера: ваза с искусственным сухостоем в углу, столы, черные торцы мониторов, заборчики папок с файлами, органайзеры, ощетинившиеся пиками ручек и карандашей. Все казалось причудливо незнакомым, наощупь узнаваемым памятью, но уже потерявшим свою суть.
– Ну? Ты молчишь потому, что не можешь придумать, как и его выгородить, или почему, а?
Поддевая уголок ногтем, я затеребила край листа со списком промоутеров и карандашными росчерками их оценок. Ощутила пощипывающий влажный след, протянувшийся от уголка глаза до щеки, жестко уничтожила его ладонью, ровно ответила:
– Сказал, что я пока как профессионал не состоялась, но как привлекательная особа – более чем.
Люся прошипела:
– Вот урод моральный.
– Люсь, – голос дрогнул, я сделала паузу. – Он совершенно прав.
– А если прав, то я балерина! Чушь полная! Ты это сама знаешь. – Сестра распалялась с каждым словом, но весь поток ее раздражения словно шел мимо меня. Я слушала знакомый голос, хрипловатый, сбивчивый, но не вникала в суть произносимого. Рассматривала ныряющие линии букв, залитые ярким цветом квадратики на экране передо мной и… все больше погружалась во всеохватный сумрак апатии.
Просто устала. Выматывающий, тягостный, насыщенный информацией день. Колоссальные усилия сдержать эмоции, колоссальное давление их изнутри. Жжет глаза, в сердце сосет пустота.
– Арин, послушай. Может, у мужика день выдался тяжелый. Может, с братом только что поругался, а ты крайней осталась. Вот и не бери в голову, бери в ноги – быстрее пройдет. Не прав он в отношении тебя. Как может быть прав, если только сегодня в первый раз, так сказать, лицезрел воочию? Ну да, работа эта для тебя новая, но четко по тому профилю, который ты всегда хотела. И ты справишься! Ты ж так вгрызаешься в то, что тебе интересно, что аж завидно. Вот и справишься. Нет ничего такого, с чем ты бы не справилась. Так что Вадим твой еще пожалеет обо всех своих словах и обратно их возьмет. Хочешь поспорим, а? На новую пару туфель, к примеру? А?
Люся… Всегда полна бесхитростного сочувствия, пусть и не понимания… Но она всегда рядом, готова протянуть руку даже в те моменты, когда этого не нужно, когда это, возможно, навредит…
– Спасибо, – отозвалась я, чувствуя, как чуть теплее становится в груди, легче дышать. – Люся… Мы потом поговорим.
Надо вернуться к делам. Я проявила слабость и несобранность, этот разговор с сестрой должен был состояться дома, но не здесь, не в офисе.
– Поговорим. Я позвоню тебе завтра вечером. А лучше давай в аську выходи. И помни, сестренка, все, что ни делается, то к лучшему, – Люся уверенно чеканила слова, но меня отвлекло внезапно появившееся чувство дискомфорта – давило на затылок, пускало холодок по спине. Стресс? Сквозняк? Ведь сижу как раз напротив вечно открытой входной двери…
– Вот Вадим выпорол тебя, что называется, фигурально выражаясь, зато ты так взлетишь, что он рот раскроет от изумления.
– Нет, не думаю, – рассеянно ответила я, выпрямилась в кресле, поежилась, пытаясь проанализировать, откуда это ощущение…
– А ты подумай! – с добродушным раздражением надавила сестра.
Ссутулившись, уперевшись локтем в столешницу, я коснулась прохладными пальцами лба. Свет настольной лампы ударил в лицо – прикрылась от него. Сердце билось гулко, словно через силу. Усталость, беспомощность, разочарование – это все против воли дрожало в моем голосе, вырвалось наружу:
– А если так… Если все, что ни делается, то к лучшему, то почему, Люсь? Где оно – лучшее? Будь оно так, почему я села в машину именно к Диме? – вдох, не хватает воздуха, горло будто обожжено. – Будь у меня возможность все вернуть назад, предпочла бы не знать его, опоздать на это собеседование… Вообще предпочла бы здесь не работать.
– Аришка…
Люся на несколько секунд умолкла, засопев в трубку. Я также не знала, что сказать.
Все так неправильно. Все провально, потеряно.
– Короче, так, – Людмила отрывисто задышала в трубку. – Что случилось, то случилось. Обещай мне, что как следует отдохнешь, выспишься, ни о чем думать вообще не будешь. А завтра будет новый день, вот он-то и приведет к тебя к лучшему. Вот увидишь! Подожди секунду…
Я услышала шорох и отдаляющийся голос сестры:
– Русик, ты чего потерял?… Глянь там, слева на полке… Да не там!
Отвлеклась на мужа. Но она права: мне нужен перерыв. Найти новую точку опоры, отсчета. Эмоции… Сейчас не справляюсь с ними, они сделали меня отчаявшейся слепой, волоча то в одну сторону, то в другую.
Все очень неправильно. Не устроено.
Элементарно – переключить внимание, забыть о своих проблемах.
– Ага, Ариш, я здесь, – сестра запыхалась.
– Да, думаю, надо нам прощаться, – я вложила в свой тон максимум спокойствия и уверенности. – Ты нужна мужу, а мне нужно закончить работу и действительно отдохнуть.
– И правильно!
– Пока, Люсь, созвонимся.
– Угу, обязательно.
И вновь то необъяснимое, из ниоткуда возникающее чувство в затылке. Закончив вызов, я инстинктивно повернулась к дверному проему. И застыла в кресле.
На пороге стоял Вадим Савельев. Его фигура казалась всего лишь еще одним порождением иссиня-темных теней вечера. Нет, его поза не была расслабленной, скорее, он словно подобрался… чтобы ускользнуть в любую секунду?
Как много он слышал?
– Простите, – тихо обронил он, пристальный взгляд не отрывался от моего лица.
Такие глаза, как у него, никогда не солгут. Он слышал все. Весь мой разговор с сестрой.
Глава 2
10 -11 января 20** года
Отпивая кофе маленькими глотками, я бездумно смотрела в окно на косо сыплющиеся хлопья снегопада. К вечеру метель, без сомнения, наберет силу, и прогнозы синоптиков неутешительны…
Сейчас, в третьем часу дня, комната отдыха была пуста, аврал всеобщих обеденных перерывов и перекусов стихал уже к двум часам.
Одиночество – то, что в последнее время мне так же необходимо, как и опасно.
Методичные глотки уже ставшего теплым кофе, ажурный тюль снегопада за окном и спокойное течение мыслей о собирающейся в семь фокус-группе для второго проводимого мной соцопроса служили очень качественной завесой от размышлений о своем начальнике и о том, как странно складываются между нами рабочие отношения. В его взгляде и голосе больше не сквозил арктический холод, жесткость или язвительность, это ушло после того вечера, когда он услышал мой телефонный разговор с сестрой. Случайно ли?.. Все переменилось, однако… Ни с один сотрудником он не вел себя так, как со мной.
…И каждый раз, когда приходилось взаимодействовать с ним, едва удавалось подавить режущее под ложечкой чувство, что тогда он стал свидетелем моей выплеснувшейся слабости и отчаяния, что он, наверное, единственный человек, так быстро и категорично составивший обо мне мнение, верное, ни в чем мне не льстящее.
– О! Ты здесь!
Вздрогнув, я повернула голову к двери. В комнату, изящно выставив ногу в черном лакированном ботильоне, шагнула Кира, секретарь Вадима. Высокая, модельного сложения, пожалуй, она – тот редкий человек, который органично чувствует себя в любой ситуации, умеет себя подать. Тот случай, когда вкус, внешность и уверенность в себе находятся в апогее своей гармонии. Жгучая брюнетка, короткое каре, блеснувшие в свете люминесцентных ламп волосы безупречно уложены, искусный макияж, ярче необходимого, но без грамма вульгарности. Даже вечное мини она носила так, что оно являлось естественной частью ее образа организованной, но разбитной, погруженной в работу, но игривой и все-таки ответственной девушки.
– А мне сказали, что ты не в офисе обедаешь, – грудной, чуть гнусавый голос Киры звучал громко и оживленно.
– Решила не выходить. Погода, – сдержанно улыбнувшись, я кивнула в сторону окна.
Наверное, в каждом офисе есть такой типаж «рыбака», как Кира. Неустанная удильщица сплетен. Умная удильщица, ловко забрасывающая крючок, знающая, где и когда именно его забросить, живущая ловлей, разделыванием и приготовлением информации.
Глаза Киры сверкнули, на губах, накрашенных помадой кораллового цвета, заиграла улыбка:
– Ох и не говори! Ужас как разбушевалась непогода. Домой бы попасть.
Поморщилась, тряхнула черноволосой головой, цепкий взгляд темных глаз пробежался от чашки кофе в моей руке до туфлей, аккуратно поставленных мною возле дивана, когда я садилась на него, подобрав под себя ноги.
– Я вот для чего тебя искала. Вадим собирает экстренную планерку через час. Тебе как менеджеру быть как штык: на месте и вовремя.
– Хорошо, спасибо, – короткая искусственная улыбка.
Я догадывалась: это только начало нашей беседы. Судя по тому, как она смотрела на меня – долго, возбужденно, – как осторожно, тихо прикрыла дверь за своей спиной, как порывисто руки с наманикюренными прямоугольными ногтями разгладили на бедрах черное с золотисто-коричневым узором платье, как нервно и хищно улыбнулась… Да, ей давно хотелось поймать вот такой благоприятный момент, чтобы что-то обсудить со мной.
Диму. Снова. Возможно, решила посмаковать тот факт, что он куда-то исчез – ни разу не заглядывал в офис после праздников.
Рука дрожала, когда я ставила полупустую чашку кофе на журнальный столик, заваленный яркими буклетами турфирм и номерами глянцевой периодики. К горлу подкатила дурнота.
Спустила ноги с дивана, обулась.
Кира, возившаяся у кофе-машины, находившейся в противоположном углу комнаты, обернулась, видимо, услышав шорох моего движения, и чарующе улыбнулась:
– У тебя еще целых десять минут. Торопишься?
Как всегда, в курсе всего происходящего.
– Да, – глухо вымолвила я. – Вечером соцопрос, еще не от всей группы получено подтверждение.
– У-у-у, – она резко рассмеялась. – Вадя доверил тебе эту работу, чтобы присмотреться к тебе. Успеешь обзвонить, не кипишуй. У меня к тебе такое предложение: давай попробуем подружиться. Похоже, ты у нас девушка с мозгами, да и я не промах, так что должны держаться вместе. Союз, м? Что думаешь?
Глядела на меня искоса, не мигая. Черные влажно блестевшие глаза. Точно у сороки, присмотревшей себе новую безделушку, моргнувшую искрой на солнце, – приготовилась половчее ухватить ее.
Едва ли это была прямолинейность с ее стороны, присыпанная местами фальшью. Нет, скорее, равносильно закрыванию двери на ключ и последующему выбрасыванию этого ключа в окно. А, вероятно, еще и предложение о своеобразной передышке от укоренившегося в офисе мнения обо мне как о прожженной, беспринципной карьеристке, жаждущей мужа с деньгами. В обмен на материал для свежей сплетни обо мне.
В этой ситуации вынужденной вежливости с неприятным мне человеком, я не торопилась отвечать на заданный вопрос.
– Думаю, что друзей не заводят, – неопределенно ответила я. – Они либо есть изначально, либо их нет.
– Вот уж точно, – ухмыльнулась.
Приняла.
А с другой стороны, она беззлобна, нет двойных стандартов или маски. Одинокая, ей хронически не везет с мужчинами. Увы, она просто не умеет их выбирать и находится в процессе вечной погони за ними. В свои двадцать девять вынуждена жить с родителями и тяготится этим.
Просто: иллюзия контроля над своей жизнью через бурное и всестороннее обсуждение жизни других. Не минус, но и не плюс.
Взяв чашку с кофе, от которой, колыхаясь белесыми завитками, взмывало вверх облачко пара, Кира пошла к дивану. Улыбалась дружелюбно, вызывая у меня желание максимально отгородиться. Я осталась сидеть, сделала глубокий вдох, точно перед погружением. Аромат кофе, глянца, мебели и линолеума, остро-сладко специфический, наполнявший эту комнату, немного расслабил меня.
Этот разговор ни в коем случае не уйдет в сторону той самой темы, навечно закрытой для меня. Он будет держаться в границах безопасной, комфортной зоны беседы ни о чем и обо всем.
– Ум-м-м, слушай! Классная юбка, – Кира, присев рядом, едва не поперхнувшись кофе, кивнула моей новой черной юбке с запахОм. – Где покупала?
– Это сестра. Понятия не имею, где она ее нашла.
Не сводя взгляда с юбки, поджавшая кубы Кира молча кивнула, сделала еще один глоток кофе.
К чему была эта преамбула?
Зависшее молчание могло рассматриваться как шарф, туго затянутый на шее: не критично для свободного вдоха, но и не дает о себе забыть. Для поддержания миража нашего с ней «союза» стоит дождаться, пока она выпьет кофе, а после, проявив внимание и захватив и ее пустую чашку, отправиться мыть посуду – этим будет поставлена точка в не начавшемся пока диалоге.
Но он начнется.
Не зная, куда деть руки, я поправила прическу, блузку. Красноречиво взглянула на Киру, беззастенчиво разглядывающую меня, повернулась лицом к окну, к белой хмари снегопада.
Тяжеловатый запах у ее духов. Что логично: она знает себе цену и всегда стремится как можно четче и яснее обозначить свое присутствие.
– Ты на Вадю не серчай, ладно? – грудной голос Киры прозвучал с ленцой. – Ну изучает твои анкеты, я, кстати, у него на столе папку с твоим личным делом видела. Ну черную работу поручил. Так это ерунда. К ногтю тоже может прижать, но, поверь, тут ничего личного. Просто-напросто испытательный срок. А так, он босс на миллион.
С этой навешенной на лицо кроткой улыбкой и блеском сочувствия в остающихся безучастными глазах, она не внушала мне неприязни. Больше – вытягивающего нервную энергию желания открыть, чего же именно она хочет, куда ведет русло разговора.
Она сказала правду про Вадима Савельева – ни толики лести и преувеличения. Он действительно был руководителем на миллион, в чем я успела убедиться за ту неделю, что прошла после его возвращения. Неделю работы с ним, можно сказать, бок о бок.
Казалось, он с легкостью подбирал ключ к любому, кипел энергией и задором и вкладывал их в тех, перед кем ставил задачи. И даже если после в них не пылало пламя того же энтузиазма, искры его были ощутимы.
Виртуозно исполнял несколько ролей одновременно: целеустремленный начальник, авторитетный наставник, друг, вдохновитель. Не было ни одной области в работе агентства, в которой он бы не разбирался от и до.
Мне было с чем сравнить. С кем сравнить. Младший брат – тип инертного, чрезмерно либерального руководителя, мало интересующегося процессом и однобоко подходящего к его результату. Вадим, как выяснилось, душа «Мэнпауэр», любимец и кумир многих сотрудников.
Я ни разу не видела, чтобы человек мудро сочетал в руководстве ум, осторожность, смелый творческий подход и лидерство, рожденное не фактом субординации, а признанием и искренним расположением людей.
Все в офисе были рады его преждевременному возвращению. Даже Зинаида Егоровна, флегматичная, грузная, молчаливая женщина, которой было за пятьдесят и на плечах которой держалась вся бухгалтерия, будто расшевелилась. Чаще улыбалась и показывалась из своего кабинета… Будто еле двигающийся механизм наконец-то узрел благословенную смазку и заработал активнее и продуктивнее.
Савельев знал подробности и детали жизни всех своих работников, ко многим обращался просто по именам, для всех у него находилась как четкая, корректно выраженная инструкция, так и улыбка, шутка и доброе слово. Для всех. Кроме меня. Со мной он был немногословен, сух, сдержан и как будто скован. Наблюдал, и очень часто, за моей работой. Контролировал. Временами всматривался в мое лицо так, словно желал влезть под кожу и прочесть мои мысли. Глубокие серые глаза, две едва прочерченные морщинки в их уголках… Нет, не давал советов, не выражал пожеланий, лишь каким-то отстраненным тоном задавал вопросы, заставляющие меня напрячься, привлечь для ответа все имеющиеся знания и опыт, скрупулезно подобрать разбегающиеся слова: «А как вы думаете, Арина Витальевна, как следует подойти к решению этой проблемы?», «Что вы скажете о том, какая группа сработает эффективнее?» Всегда вникал в любую деталь сказанного мной. Несколько раз я улавливала момент, когда уголок его рта дергался, что походило на одобрительную улыбку, но он вдруг машинально, коротко кивал, будто спохватывался, а затем – вновь испытующий взгляд.
Я возвращала его ему. А он тут же отводил глаза.
Отличный руководитель, по сути. Если не сказать, что близок к идеалу. Пусть и с другими, не со мной.
И совсем не умеет следить за собой. Его галстуки и сорочки не в тон им испытывали мое терпение. Достаточно организованный человек, но не в плане поддержания порядка и умении одеваться. Веселый, общительный, непосредственный, но такой ли он внутри? Склонна думать, что это лишь тщательно, до мелочей отрепетированная линия поведения. Маска, за которой прячется властность, стремление к полному контролю и вполне приземленные эгоистичные амбиции, заменяющие сердце и сантименты.
– … и Вадим такой: «Знаешь, Паш, это самое глупое предложение, которое мне когда-либо делали, но ты его преподнес просто с завидным умом». И все до слез хохотали. – Кира захихикала, прикрыв густо накрашенные глаза. Не дождавшись от меня какой-либо реплики на уже как-то слышанную мною офисную историю, сделала очередной глоток кофе и продолжила:
– В общем, для того, кто с нуля начинал, Вадя неплохо продвинулся. Начал сразу после выпуска с экономического. Открыл с однокурсником магазин канцтоваров. Тот, правда, скоро свою долю продал, женился и… – плавный жест рукой, непонятная гримаска на лице, мелькнула вспышкой белая эмаль на ногтях, – исчез с горизонта, короче.
Снова смешок. Кофе. Умолкла, с выжиданием посмотрела на меня.
Моя очередь что-то произнести.
