Текст книги "Соловьиная песнь (СИ)"
Автор книги: Asocial Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Мэри пришла в голову почти гениальная идея. Она слышала о некоем Леви, живущем в конце Малберри. Это был сметливый еврей с весьма любопытным промыслом. Он обеспечивал воров, убийц и разного рода сбежавших из тюрем заключённых одеждой. Причем совершенно разной: от обыкновенного платья невзрачного провинциала до облачения полицейского или чиновника. При желании мог нарядить каторжника хоть в самого Авраама Линкольна. Костюмы такого рода обычно были многоразовыми и брались в аренду. Все возвращали товар обратно по истечении срока, если только не попадали в цепкие лапы жандармов, потому что Леви крышевало несколько влиятельных банд, в том числе подконтрольных Биллу. Мэри не могла пойти со своей причудливой просьбой к портному, которого знала с детства, потому решила обратить стопы именно к пресловутому Леви, почему-то крепко уверенная в том, что тот ей непременно поможет.
– Куда Вы собираетесь, мэм? – раздался голос снаружи закрытой двери, за которой слышалось копошение Мэри, перебиравшей свои вещички в поисках нужной.
– Прогуляться, – был короткий ответ.
– Иисусе, но ведь не одни же, пешком… – обеспокоенно заквохтала служанка.
– Одна и пешком. Война, кризис, у меня не так много денег, чтобы каждый раз, как мне вздумается выйти из дому, нанимать экипаж. Ты не разбираешься в финансах, Дэйзи, потому не знаешь, как дорого стоит каждый пенни, отданный на такую чепуху, как он отражается на нашем с тобой благополучии.
Доводы хозяйки звучали довольно убедительно, но все же старая служанка не могла допустить мысли, что ее барышня может разгуливать по городу одна, как какая-нибудь простолюдинка, когда в нем столько опасностей, грозящих юной леди. Негритянка, впрочем, заметила, что Мэри оделась скромно: шерстяное платье, старая шляпка, и это уже ее порадовало. В злополучный день, когда та впервые в жизни осталась на ночь у Кларков, она выглядела слишком вызывающе. «Значит, наверное, правда была в гостях…» – подумала женщина, оценивающе оглядывая нынешнее одеяние.
Но сомнения все же начали терзать даже терпеливую и доверчивую Дэйзи. Она приехала такой веселой, хотя считала Кларков необычайно скучными. Да и ночевка… Те даже не приходились ей родней, а Мэри не предупреждала об своем намерении бедную служанку, которая так переживала всю ночь. Даже думала идти в полицию.
Мэри открыла дверь лавки. На поверхности, то есть на первом этаже, был расположен совершенно обычный магазинчик одежды для не слишком обремененных деньгами слоев общества. Леви, очевидно, был очень недурным портным и мог бы работать с обеспеченными клиентами, но, во-первых, ему мешало происхождение, потому что даже в развитой Америке евреями немного… брезговали, несмотря на избрание лидера «незнаек» конгрессменом, во-вторых, ему пришлось бы вступать в конкуренцию с другими костюмерами. На своем же поприще он был в гордом одиночестве. В этом районе уж точно. Мэри знала, что лавка – лишь прикрытие, настоящий товар прячется в подвале, просторном помещении. Сам хозяин со своей женой жил на втором этаже.
Девушка вежливо склонила голову, здороваясь с хозяином. Это был мужчина в летах, невысокого роста, с внимательными глубоко посаженными глазами немного на выкате, длинным крючковатым носом и с проседью в угольно-темной бороде, одетый с иголочки в черно-белой палитре, что, на взгляд Мэри, было немного старомодно. Она предпочитала разбавлять два противоположных цвета чем-нибудь внезапным: бордовым, изумрудным, золотистым.
Одежда портного, по всей видимости, полностью соответствовала его натуре, строгой и спокойной. В этом маленьком еврее Мэри увидела большого человека, хоть он и был торгашом. Она все больше убеждалась, что за пределами гостиных, пропахших духами и благовониями, скрывающими смрад, таящийся внутри гнилых их посетителей, менявших лица, как перчатки, полным полно интересных людей.
Леви зорко, но ненавязчиво осмотрел ее с головы до пят с видом знатока своего дела и, кажется, немного удивился, потому что на секунду выражение его физиономии изменилось. Должно быть, старого лиса не обманула неброская одежда, и он думал, что здесь может делать столь необычная персона.
– Чем могу быть полезен, мисс? – поинтересовался владелец лавки, не зная, как поздороваться с леди. Мэри, не раздумывая, протянула ему руку для рукопожатия. Это было странно с ее стороны, но, что поделаешь, она сочла торговца достойным ее рукопожатия. Ну, не руку же ему ей целовать? А поздороваться одним кивком было бы слишком высокомерно с ее стороны.
– Мистер…?
– Розенкранц, мисс, – представился он.
Похоже, мало кто называл его по фамилии, раз Мэри никогда не слышала ее. Для большинства посетителей, привыкших по-свойски обращаться ко всем, он был просто Леви, и такой вопрос, несомненно, приятно пощекотал самолюбие мужчины. Хотя он все еще не мог понять, какими судьбами к нему попала эта прелестная барышня и почему она была так бедно одета. Может быть, знатная южанка? Но акцента точно не было. Или пострадала от войны и переехала в НьюЙорк с небольшими деньгами? В конце концов, бывают же бедные аристократы. Но весьма проницательный Розенкранц уловил запах парфюма, исходящий от ее волос. Это был несомненно дорогой аромат. Значит, одежда – прикрытие. О, он был чрезвычайно заинтригован, но вежливо молчал, ожидая, пока покупательница сама начнет говорить. Сначала Леви полагал, что она заблудилась и, может быть, желает спросить у него что-нибудь, дорогу, например, но хватило и минуты осмотра вместе с нехитрыми размышлениями, чтобы понять – это его клиентка.
– Видите ли, мистер Розенкранц, я пришла к Вам со странным заказом. Я слышала, Вы замечательный портной, хотя и не любите внимание. И я так же знаю, что вы прекрасно… подбираете костюмы. Для разных, кхм, визитов.
Ей не стоило намекать так вопиюще, потому что Леви сразу понял, о чем она ведет речь. Между тем Мэри продолжала:
– Представьте себе, у женщин такие неудобные наряды. Они сковывают свободу движений. Иногда хочется поездить в мужском седле и, знаете, для этого было бы неплохо иметь мужской костюм.
– Мужской костюм? – вопросительно посмотрел на нее Леви, морща лоб.
– Именно, мужской костюм. Для меня.
«Интересно», – подумал торговец. Безусловно, он не поверил во все эти сказки про седло. Леди нужна была удобная одежда или нужно было перевоплотиться в мужчину? Скорее второе. Он хотел бы докопаться до правды, но, имея опыт в таких делах, решил не задавать лишних вопросов. Это была не простая девушка из богатой семьи, она скрывала какую-то тайну, которая взбудоражила воображение еврея.
Но он не выдал себя и свое любопытство, лишь кивнул головой и провел посетительницу в комнату, служившую мастерской, где обычно измерял своих посетителей, занимался покроем. Леви взял все необходимые мерки, хотя вообще-то это должна была бы заблаговременно сделать Дэйзи, а затем передать барышне, чтобы она показала портному, но Мэри не хотелось вызывать еще больше подозрений у и без того взволнованной женщины. Леви снова изумился, но, как обычно, ничем себя не выдал. Что ж, это, конечно, не было верхом приличия, если говорить об аристократках, но с простыми девушками он работал самолично, и их это ничуть не смущало. Мэри тоже не слишком-то тревожили короткие прикосновения портного, исключительно профессиональные. Она уже не была примерной стыдливой барышней, так к чему устраивать представление?
Измерительная лента скользила туда-сюда, Леви даже не помечал карандашом результаты, он запоминал их и лишь затем, после всех манипуляций, записал на листочек, лежавший на столе. Он подумал немного, глядя на свои заметки, поправил пенсне, которое надел перед началом работы и заключил, может быть, не слишком тактично:
– У Вас замечательные параметры, мисс. Но Вы, должно быть, и без меня это знаете.
Мэри улыбнулась. Она не раз слышала от других, что у нее осиная талия и в целом красивая фигура, но в основном комплименты исходили от достаточно предвзятых лиц вроде дамочек-сверстниц, пытавшихся втереться к ней в доверие. Впрочем, конечно, не все было так идеально. У Птички была маленькая девичья грудь и узкие бедра, а кости и вены на белой коже выступали больше, чем нужно, придавая девушке несколько болезненный вид.
Затем они с Леви обсуждали фасоны, он подносил ткани, то и дело набрасывал на ее плечо какую-нибудь тряпку, чтобы посмотреть, насколько пойдет клиентке тот или иной цвет.
– Скажите мне, мисс… Я оттягивал этот вопрос как мог, но мне все же нужно знать, чтобы составить правильное впечатление о создаваемом нами костюме. Вы желаете переодеться в мужчину, чтобы никто не заподозрил, что вы – девушка? Или хотите исключительно удобства? – спросил мужчина, снова резкими движениями выводящий что-то на бумаге, посматривая периодически на Мэри.
– Ни то, ни другое, мистер Розенкранц. Мне надо оставаться женщиной. Чтобы в мужской одежде я была все еще привлекательна. Я не хочу становиться незаметной, сливаться с толпой мужчин. Просто мне было бы значительно удобнее в некоторых ситуациях, если бы на мне были брюки, а не три юбки.
– Вы не боитесь осуждения, мисс? Это очень смелая идея, – он оторвал взгляд от листа.
– Не знаю, осудят ли меня те люди, перед которыми я собираюсь предстать в таком виде.
Эти слова заставили Леви насторожиться еще больше. Он решил, что непременно нужно невзначай расспросить кого-нибудь из постоянных посетителей про чудесную барышню. Но он ведь даже не знал ее имени. А спрашивать было бы бестактно, ведь она не назвалась с самого начала, видимо, намеренно.
Мэри, до чертиков довольная собственной задумкой и тем, что портной не пытался ее слишком уж настойчиво расспрашивать, отправилась домой. Через несколько дней заказ должен был быть готов. Она сама толком не знала, на какой случай ей могло бы понадобиться такое платье, но была твердо уверена в том, что этот случай непременно настанет. А мисси не любила, когда судьба заставала ее врасплох.
Дэйзи перестала спрашивать, куда уходит хозяйка в столь странное время, но старая служанка стала очень озабоченной, по ней было видно, что она беспокоится и что-то напряженно обдумывает. Когда бесхитростная натура волнуется, ее волнение выкупит даже полный идиот. Многие домашние негры толком не умели скрывать свои эмоции, тогда как знатных учили этому с пеленок. Читать намерения других, прятать собственные – вот девиз высшего общества.
– У меня две новости, Птичка. Хорошая и плохая. С какой начать?
Билл был занят любимым делом – разделывал мясо. У него давно не было нужды делать это, но, видимо, работа мясника была ему в удовольствие. Прозвище он мог бы оставить при себе, бросив прежнюю профессию, потому что гораздо красноречивее было то, что он мог хладнокровно расправляться с людьми, как со скотиной. В лучшие годы Билл был отличным кулачным бойцом, способным запросто превратить чью-нибудь физиономию в отбивную, сейчас же отдавал предпочтение ножам. Тем не менее, несмотря на свою увлеченность, он подошел и поприветствовал Мэри, почти по-отечески взъерошив ей волосы, убранные в несложную прическу. Девушка фыркнула, как кошка, которую погладили против шерсти.
Затем Билл вернулся к своему занятию, ожидая ответа на вопрос.
– С хорошей, – Мэри подошла ближе, стала наблюдать за искусными движениями лезвия по плоти. Раз-раз, вжик… Это было бы даже завораживающе, если бы не было так прозаично.
– Итак, с твоим Тернером все оказалось еще проще. Щегол связан с одной из банд. Они, к слову, промышляют опиумом.
– Так и знала! – воскликнула Мэри, не выдержав. – Так и знала, что он связан с чем-то таким!
– А ты связана с чем-то лучшим? – усмехнулся Билл, и Мэри умолкла, стушевавшись.
– Так вот, как только я начал трясти их, мне тут же выдали на блюдечке все о делишках этого Тернера. Видимо, не так уж и дорожили покупателем. Или просто побоялись оказаться на месте вот этой свинки, – он пренебрежительно ткнул ножом в тушку. – Тот, кто связывался с ним и передавал товар, организует бедолаге встречу, как говорится, в назначенное время и в назначенном месте. Мол, нужно побыстрее сбыть с рук, а то будут проблемы. Он клюнет. По крайней мере, в этом меня заверял связной. Не клюнет – кое-кто поплатится шеей. Но проблем возникнуть не должно. В среду в шесть вечера рыбка наколется на крючок.
Девушка внимательно выслушала хорошую новость, наслаждаясь каждым словом. Рыбка наколется на крючок. О да, он это заслужил! Мэри с упоением рисовала в голове картины расправы. Билл вспорет ему брюхо так, что кишки вывалятся наружу, а она подойдет к Дэвиду и шепнет ему на ушко что-нибудь насмешливое, одновременно устрашающее. И он будет повержен. А она картинно поставит ногу на его труп. Как же это будет красиво. Мэри опомнилась, когда увидела, что Мясник покончил со свиньей и демонстративно щелкает пальцами, вытаскивая Птичку из размышлений. Она встряхнулась, опомнилась.
– А плохая? – спросила Мэри, и Билл убрал руку, привычным движением опустив ее в карман жилетки, кстати, безупречно чистой.
– То-то же. Плохая новость в том, что я не запачкаю руки в крови Дэвида Тернера. Ни я, ни мои ребята.
Мэри как будто ледяной водой окатили. Как так? Почему? Но зачем тогда все это? Билл забавлялся тем, как быстро улыбка довольная кошачья улыбка сменилась на очаровательное и глуповатое выражение лица, означавшее нескрываемое удивление.
– Потому что это не моя месть. Мне славный малый ничего плохого не сделал. Поэтому с меня достаточно того, что я столкнул тебя с гнезда, раздосадованная маленькая птичка. А дальше уж лети сама. Помнишь, как хотела воткнуть ножик ему в глаз? Вот и докажи это на деле. Я даю тебе все готовое. Я буду рядом, прослежу, чтобы все прошло гладко, но удар нанесет твоя рука, слышишь?
Девица выглядела расстроенной. Да что уж, она и была расстроенной. Получается, все ее надежды на триумфальный выход из тени и торжество над умирающим были нещадно отброшены в сторону. А ведь ей в душе хотелось устроить что-то вроде дуэли. Чтобы любимый мужчина защитил ее честь. Но с Биллом все всегда было так сложно, можно было этого ожидать. Ей не совсем понятны были его мотивы, и Мэри огорчилась, потупила взгляд, нижняя ее губа предательски выпятилась, выдавая обиду и замешательство. У избалованного малютки отобрали игрушку. Ай-яй-яй.
– Ну что ты, девочка моя, разве ты не достойна уничтожить того, кто причинил тебе боль? Попробуй. Уверен, тебе понравится.
Мэри все так же стояла, надувшись, и даже не обратила внимание на такое ласковое обращение. Ее мысли были мрачны. И терзало отнюдь не то, что ей предстоит убить человека, а то, что Билл отказался убивать. Для нее это выглядело как предательство и никак иначе она не могла трактовать выброшенный ей в лицо факт. «Так, значит, смешно ему. Хочет посмеяться над тем, как я пытаюсь убить Тернера. И почему я только верю этому подлецу, он же просто использует меня, как куклу!» – возмущалась Мэри, и возмущение было написано у нее на лице отчетливым и жирными буквами.
========== Точка невозврата ==========
Вечером среды за несколько часов до выхода Мэри прихорашивалась у зеркала, когда к ней заглянула Дэйзи.
– Вам помочь? Что за странное платье вы выбрали? Уоррены устраивают такой бал, госпожа, что Вам нужно выглядеть очень красиво. Там будут женихи со всей округи и, мало того, даже из других городов! – восторженно продекламировала негритянка. Мысли о пышных празднествах всегда вызывали у нее почти детский восторг, хотя она видела их лишь мельком и всего пару раз в жизни, не принимая, естественно, никакого непосредственного участия. Мисс Грей же, напротив, насмотрелась, ее сложно было удивить чем-либо помпезным.
– Я не поеду туда, Дэйзи, – спокойно ответила Мэри, ничуть не огорченная этим обстоятельством.
– Что? – выпучила глаза служанка. Казалось, челюсть у нее вот-вот отвалится. – Но у вас же есть приглашение.
– Передай, что я больна, – совершенно равнодушно сказала девушка через плечо.
– Но Вы ведь не больны, мисс Мэри, это же неправда. Такие… такие балы случаются раз в сезон. Вы и без того долго ходите без жениха, мисс Мэри.
– Мне дурно, Дэйзи, ты разве не видишь?
– Нет, – твердо ответила Дэйзи в непривычной для себя манере. Она всегда потакала всем шалостям младшей Грей, но такое безобразие переполнило чашу терпения старой негритянки. На смену удивлению пришло недовольство. Черные тонкие брови упрямо столкнулись на переносице.
– Но тем не менее. Мне нездоровится, увы, – был драматичный вздох.
– И куда же Вы тогда собираетесь? – не отставала женщина.
– По делам, – Мэри начал надоедать разговор, она сказа это очень резко, без нотки усмешки, которая сквозила в разговоре раньше. Ей никогда не приходилось так долго спорить с тетушкой, ведь та обыкновенно ни в чем ей не перечила.
– Какие же дела могут быть у барышни вечером, кроме бала? Все Ваши знакомые будут там.
– Мои личные дела, Дэйзи, в которые я не хочу тебя посвящать, – дернулась девица. Она больше не любовалась отражением в зеркале, а с неприязнью уставилась на служанку. Под таким взглядом бывшая няня обычно отворачивалась, смущалась, но теперь стояла, как каменный обелиск, не отрывая испытующего взора, который, оказывается, все это время был направлен на Мэри. Их взгляды сцепились, женщина выдержала напор. Девушка удивилась такому изменению в своей старой знакомице и разозлилась еще больше. У нее не было времени на конфронтации. Нужно было собираться, да побыстрее. Если она приедет поздно, то все пойдет не по плану, нет, даже не так – все пойдет наперекосяк. Мэри сейчас видела перед собой не старую добрую Дэйзи, бывшую ей когда-то почти что второй матерью, а препятствие, заградившее путь, с которым необходимо было покончить, смести с дороги.
– И почему Вы не говорите мне ни о каких своих личных делах, хотя раньше я знала все, куда Вы идете и зачем?
– Потому что это мое право, – с холодной яростью парировала Мэри.
– А мое право, мисс Мэри, пожаловаться.
– Пожаловаться?! – почти истерически расхохоталась девушка. – Ей богу, Дэйзи, это даже не смешно. Кому ты пожалуешься? Моим родителям? Вперед! Они все еще в могиле и, думаю, там и останутся, покуда Иисус снова не спустится на землю, поднимая всех детей своих. Мы одни в этом мире, и теперь, как ты могла заметить, я живу своей собственной жизнью и настойчиво советую не совать в нее нос.
Дэйзи была потрясена до глубины души. Она прежде не переносила такой глубокой обиды, нанесенной единственным человеком, который ей дорог. И как девчонка могла говорить столь резкие слова о своих же маменьке и папеньке, которых любила? А это богохульство… Женщина оторопела, вернувшись в свое прежнее состояние, к глазам подступили горячие слезы, но она не желала, чтобы маленькая злая мисс видела, как она плачет, и потому удалилась. Мэри слышала тяжелые шаги по лестнице. На миг она даже ощутила явный укол совести, поняла, что поступила неправильно, так резко сказав про умерших, но тут же вернулась к мыслям повеселее, немедленно возобновила сборы. Сегодня ей предстоит совершить что-то такое, захватывающее дух, совсем не время забивать голову чужими обидами. Дэйзи не вышла ее проводить. Ну и ладно.
Мисс Грей в нужное время подъехала к полуразрушенному строению. Вышла из экипажа чуть заранее, чтобы не привлекать внимания, хотя район и был заброшенным. Ветер приятно холодил, но на улицах было раздражающе сыро после недавно прошедшего дождя. Мэри огибала лужи и наконец, осыпая проклятиями погоду, поддерживая юбки, ступила за порог. В домике пахло сыростью. Видно, тут давно никто не жил, а помещение служило для разных махинаций, как, например, такая, которой суждено было бы произойти, если бы не вмешательство Мясника. Комнаты было всего две – та, что открывалась с порога и таинственная комната за дверью. Половицы поскрипывали при каждом шаге. Мэри открыла дверь и увидела там Билла, а также внушительных размеров шкаф, бывший когда-то красивым, но теперь отсыревший и жалкий, пару поцарапанных, едва державшихся на тонких ножках стульев. Вид у комнатки был, мягко говоря, мрачноватый. Девушка поежилась, потому что внутри было ничуть не теплее, чем снаружи, и даже более неуютно.
– Поздновато. Но ничего. У меня есть ключик от этой несчастной двери. Ты залезай вот сюда, – Билл указал на шкаф. – Через окно не выйдет, разве что выбьет его башкой, но до этого вряд ли дойдет. Постарайся управиться с ним быстро. Учти, мои люди будут ждать.
Мэри послушно забралась в шкаф. Ей в нос сразу же ударило духом затхлости, испорченной древесины, которая когда-то давно, наверное, была добротным ясенем или вязом, но, как известно, годы не щадят никого, да еще в такой обстановке прелости и сырости. И что делал этот шкаф посреди развалин? Неужели она не первая залезала сюда для засады?
Эффектно выйти явно не получалось. Мэри, раздосадованная еще больше тем, что план ее детской шалости, коей ей сейчас казалось убийство человека, продолжал рушиться, тяжко выдохнула. А вместо моральных терзаний она пропитывалась как дивным ароматом сырости, так и возмущением, что зря надушилась, да к тому же надела красивые туфли. Она простояла в шкафу минут десять, а затем, почувствовав, как затекают ноги, плюнула и опустилась на корточки.
Вот она услышала шаги, вопли несмазанных дверных петель и замерла в ожидании. Кто-то зашел внутрь хибары, а следом с запозданием спела свою партию уже не входная, а дверь в нужное помещение. Захлопнулась. Затем повисла мертвая тишина.
– Мистер… Каттинг? – явственно услышала Мэри голос Дэвида. Ее тело охватила приятная дрожь. Все шло по плану.
– Как видишь. Садись.
Шурх-шурх. Дэвид, очевидно, двигался неуверенно, с трудом отрывая ноги от пола и шаркая. Мэри не замечала, чтобы он ходил так раньше. Значит, испугался. Да что уж там, в штаны наложил. Ехидная улыбка поползла по лицу сидящей в засаде.
Щелкнул замок. Билл, похоже, опустился на стул напротив. Девушка чувствовала, как бьется сердце в предвкушении, казалось, готовое грудную клетку. Она ждала лишь какого-нибудь знака от Билла. Но не видимый ею разговор продолжался.
– Итак, мистер Тернер, не надо бояться меня. Мое появление здесь – лишь игра обстоятельств. Ваша сделка в силе, но есть некоторые изменения…
Мэри не знала точно, задумывался ли сейчас ее выход или нужно было подождать еще немного, но она, натура, не отличавшаяся терпением, распрямилась, слегка хрустнув при этом спиной, и шагнула наружу, тут же поймав взгляд Дэвида. Мужчина был, безусловно, до крайней степени напуган и, кажется, еще больше его обезоружило появление Грей. На что она и рассчитывала. Мэри очаровательно ухмыльнулась, подойдя к стулу, на котором сидел Дэвид, двумя пальцами подняла его подбородок. Мужчина вспотел так, что на лице отчетливо виднелись капли влаги, он сидел так напряженно и статично, словно врос в свое сидение, уже не мог вырваться из его объятий.
– А ведь мы чуть было не стали сужеными. Что же ты дрожишь, Дэйв? В тот вечер ты ничего и никого не боялся. Даже господа Бога.
Взгляд жертвы бегал от стены к стене, потом остановился на Билле. А тот сложил ногу на ногу и наблюдал за представлением.
– Ч-что это значит? – надтреснутым голосом спросил любитель опиума.
Билл не ответил, предоставляя своей Птичке право играть главную роль. Он был зрителем в этой шекспировской трагедии. И ему не терпелось увидеть развязку.
– Я говорила, что у меня есть друзья. Ты думаешь, я лгала? Думаешь, я, как испуганная овечка, начала блеять, говорить все, что взбредет в голову, лишь бы страшный, большой волк оставил меня в покое? Да, правда, тогда у меня не было кое-чего важного… – Мэри наклонилась, и в ее руке сталью сверкнул нож.
Дэвид подскочил с места, но Билл поднялся вслед за ним и с усмешкой кивнул на закрытую дверь.
– Сядь, – сказал он тоном, не допускающим возражений. И бедняга Тернер снова сел. Теперь его дрожь еще больше бросалась в глаза, он был так ничтожен.
– Прошу Вас, мистер Каттинг! Я ничего не сделал! Я отдам все! – зашептал он неистово, осознав несомненную безнадежность ситуации, как утопающий, цеплялся за единственную спасительную ветку. Он никогда не переходил дорогу Мяснику, значит, ему незачем его убивать.
– Проси ее. Мне плевать на тебя, парень, – равнодушно бросил Билл, подмигнув Мэри, которая подошла к Тернеру сбоку, сжимая нож и гордо улыбаясь. – Заканчивай этот разговор побыстрее.
И тогда Тернер обратился к ней:
– Мэри… Мэри… Мисс Грей, я прошу прощения, я поступил очень подло. Я негодяй. Прошу, оставьте меня. Я больше никогда… Я уеду из города, я покину НьюЙорк завтра же утром. Уеду в Техас! Прошу Вас, Мэри, умоляю…
В глазах его блеснули слезы. Мэри недоуменно посмотрела на человека, которого только что готова была испепелить взглядом, разорвать на куски, подвергнуть всем известным цивилизации прошлого и настоящего пыткам. Перед угрозой смерти Дэвид Тернер преобразился, он стал так жалок, так убог, так несчастен. Она опешила, не знала, как быть. Конечно, она так и думала, что ее будут умолять, просить о пощаде, но ей казалось, да нет же, она была уверена в том, что после этого будет даже проще покончить с ним. Однако же, эти слова, произнесенные дребезжащим от доведенного до предела страха голосом, задели самые сокровенные струны девичьей души. Она почувствовала, будто сверху, с небес, на нее смотрит папа, мама, будто сам Христос печально качает головой, глядя на это, оплакивая грешников. Она чуть не выронила нож наземь. Мэри готова была сама расплакаться, упасть на колени, а потом убежать из этого гнусного, пропавшего сыростью и плесенью дома, вернуться домой, зарыться лицом в подушку, больше не вспоминать о произошедшем.
– Ты не можешь? – нахмурился Билл, наблюдая за ее нарастающей нерешительностью. Он подметил, как она, бледная, как мел, покусывает губы, а нож в руке ходит ходуном, норовя выскользнуть и со звоном грохнуться об пол.
Его голос был так суров, столько сомнения было в нем, что он, будто молот, просто расколол, разбил на маленькие на части картину, которою воспроизвело сознание Мэри вместе с плачущим Иисусом, смотрящими с небес родителями. Родители могли и не смотреть, а вот Билл точно смотрел. А ведь действительно, она говорила, что готова воткнуть нож в глаз Тернеру еще до того, а после – с удовольствием раздумывала об убийстве. Но она не могла представить себе, что это будет так же трудно, как убить безвинного щенка, жалобно поскуливавшего у ног. «Какая же я дура! – с горечью подумала Мэри. – Вздумала ставить себя в один ряд с Мясником? Вот тебе твое настоящее лицо, любуйся! Твои слова ничего не значат. Теперь ты не просто не леди, ты и не одна из них. Ты никогда не будешь одной из них. И сейчас Билл увидит твою слабость. Он бросит тебя, о да, бросит. Ты не сможешь вернуться к прежней жизни и умрешь как черт знает кто, никому не нужная, опозоренная».
Нет, так не годится, решила Мэри. И сердце ее ожесточилось. Этот человек хотел сделать ей больно. Кто знает, кому бы он еще навредил, подлец, мерзавец и наркоман. «Но кто ты такая? Только Бог может распоряжаться судьбами людей, судить их соразмерно проступкам…» – воскликнул было глас морали, взывая к ней, но Мэри, взяв волю в кулак, жестоко расправилась с ним, выдвинув на передний план те мысли, которые говорили ей, что это единственный правильный выход. Да, она не Господь, но мало ли людей убивают других? А сколько добрых американцев поубивало друг друга на войне? Разве лучше заколоть штыком добропорядочного южанина, которого дома ждет жена, дети, чем избавить мир от двуличного подонка? И Мэри решила взять грех на душу. Решения эти принимались меньше, чем за долю секунд. Дэвид все так же, ссутулив плечи, сидел на стуле, глядел на нее умоляюще. Мэри больше не улыбалась, вид ее выражал болезненную решимость человека, у которого больше не было выбора.
Она коснулась мокрого от холодного пота лба мужчины, провела рукой по волосам, заставляя Дэвида смотреть только в ее глаза, отвлечься. Нож блеснул в руке и, всего мгновенье, он уже был в чреве мужчины. Дэвид сдавленно охнул, глаза его округлились, он посмотрел вниз, чтобы увидеть правую руку Мэри, сжимавшую рукоять. Левой рукой она все так же держала его за голову, но уже не гладила, ладонь просто замерла. Из глаз у Мэри прыснули слезы, но она повернула лезвие по оси. Кажется, попала в печень, затем, собрав последние силы, вытащила нож и отшатнулась, чуть не упав. Дэвид теперь не смотрел на нее, он только схватился руками за живот, молча. Он не кричал, не стонал, но девушка слышала его глухое дыхание, воздух рывками вырывался из легких. Это, должно быть, последние минуты, но как их пережить? Она упала бы в обморок, если бы могла, но мир даже не покачнулся, все было таким настоящим, до ужаса четким. Мэри попятилась к шкафу и сползла по нему, закрывая лицо в беззвучных рыданиях. Не страшны те слезы, что сопровождаются криками и охами, страшны те слезы, что несут за собой тишину, лишь изредка прерываемую странными, будоражащими дух утробными звуками. Грей, будто находясь в другом измерении, откуда-то из глубин почувствовала, что ее бережно ставят на ноги. И тут мир вновь вернулся к ней, она в замешательстве оторвала руки от лица. В ее взгляде читалась паника, безысходность. Глаза налились кровью, зрачки сузились до предела, словно она смотрела прямо на солнце и ослепла от его яркого света. Но смотрела она на Билла, который, наклонившись, с не присущей ему нежностью стирал с ее щек ручейки слез.
– Ну все, хватит, Птичка. Пора, – заговорил Каттинг. Мэри отчетливо слышала произнесенные слова, но едва ли их смысл был ей хоть немного понятен. Что бы он ни сказал сейчас, это было не более разборчиво, чем лепет китайцев. Она зашагала на выход, зная, что движется не сама по себе, а направляемая сильными руками мужчины.
– Он мертв… – прошептала девушка едва слышно.
– Еще нет, но скоро будет. И ничего страшного в этом нет.
Они уже шли по улице, Билл вел ее куда-то, держа под руку, не ослабляя хватку, зная, что без поддержки девушка попросту рухнет на землю.
– Ничего страшного, – как попугай повторила с трудом шагающая тень. – Как? Ничего страшного? – вдруг она вытаращилась на Билла, в глазах, секунду назад блеклых, зажегся нехороший огонек.
Мэри сглотнула слюну, собираясь с мыслями, которые начали постепенно возвращаться к ней, старые и новые. Она рванулась вперед, ноздри раздувались в возмущении.
– Я ведь только что… Бог ты мой! Я убила человека!
– Знаю. Помолчи, если не хочешь сделать твой подвиг достоянием всей улицы.
И Мэри замолчала, потеряв запал. Но в прежнее состояние лунатика она, к счастью, не вернулась. Ей было плохо, но она не падала и могла бы обойтись без страховки. Однако Билл потащил ее по закоулкам еще быстрее, увлекая за собой. Он так больно сдавливал руку Мэри, должно быть для того, чтобы она не забывалась, оставалась в сознании. Но Птичка была возмущена тем, что плечо ноет из-за этого грубияна, не понимая, что только возмущение служит связующей нитью между ней и то и дело делавшей попытки ускользнуть из-под ног реальности. Наконец Вергилий, ведущий Поэта по аду, сбавил темп и затолкал ее в какой-то дом, усадил в кресло, как куклу.
