Текст книги "Соловьиная песнь (СИ)"
Автор книги: Asocial Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Мэри собиралась было вывалить все как есть, но поняла, как глупо будет звучать: «Потому что мне приснилось, как он убивает тебя». Поэтому, посмотрев в сторону, она сказала:
– Нет, ничего особенного. Кроме того, что я как-то раз встречала его у порта. Есть в нем что-то неладное, подозрительное.
– Во всех нас есть что-то подозрительное. И в тебе тоже. Но раз уж малыш Амстердам тебе так не понравился, я буду смотреть… в оба.
Мэри рассмеялась и наклонила голову.
– Я давно не баловалась с ножами.
– Могу тебе это устроить. Приходи вечером к китайцам. Ты знаешь, где моя комната.
И она пришла. В очередной раз.
В такие дни Мэри чувствовала себя на высоте, обладая вниманием Билла. Обладая им. Хотя, кто кем обладал, это был вопрос спорный. Но все же ей было приятно находиться наедине с ним. И, хотя Каттинг неизменно был груб, но в его движениях и словах проскальзывала забота, даже нежность. Мэри задумывалась, любил ли он ее. Ей хотелось в это верить, потому что-то, что владело самой девушкой, было похоже на искреннюю привязанность, духовную и физическую. Билл стал ей отцом, учителем и любовником.
Она то и дело просыпалась ночью в холодном поту, не помня, что заставило ее так испугаться. Тот же сон преследовал Мэри, но больше не был цельным. Она видела лишь отрывки, части, которые уже не складывались в единую картину. Иногда какие-то мелочи изменялись, но суть оставалась той же. Она бежала, глядела в глаза смерти, воплотившейся в лице ирландца с улиц. И, хотя Мэри не особенно задумывалась о возможных истоках столь странного сновидения, Амстердам, с каждым днем становившийся все ближе к предводителю Коренных, лишенный стеснения, нахальный, постоянно вызывал у нее приступы давящей ненависти. Амстердам улыбался ей, иногда даже заговаривал, но она видела в нем врага. Молодой человек вряд ли подозревал, что кто-то осыпает его столь изощренными и многочисленными проклятиями. Самое обидное, что Мэри была совершенно бессильна, безоружна. Она не могла повлиять на Билла так, как влияли другие женщины на своих мужчин. Он не подчинялся ее женским чарам, не хотел слышать намеков, хотя давно уяснил, что Амстердам чем-то не угодил Птичке. И, тем не менее, несмотря на повышенное внимание к этому своему ирландскому мальчишке, за короткое время ставшему чуть ли не правой рукой хозяина Пяти углов, Билл все так же прислушивался к Мэри, не отодвигал ее на второй план. Бедняжка почувствовала себя первым ребенком в семье, обожаемым и любимым, на которого вдруг с небес, принесенный аистом, свалился младшенький. Бывали ведь случаи, что старшие братья или сестры расправлялись с младенцами, душили их во сне, обожженные ревностью. Мэри желала расправиться с самозванцем всеми фибрами своей разгневанной души, но это было почти невозможно. К тому же, Билл наверняка бы узнал об этом проступке и уж точно не погладил бы ее по голове. А меньше всего в этой жизни Мэри хотела потерять его одобрение. Потому, сверля взглядом ирландца, надувая губки, она все же смирилась с тем, как идут дела и твердо решила при первой же возможности без кровопролитий лишить парня доверия Мясника. Она опрокинет на спину этого жука, наслаждаясь видом его уродливого брюха, скрытого блестящим хитиновым панцирем в обычное время.
Потому Мэри, никогда не любившая перемывать чужие кости, стала прислушиваться к сплетням и даже прибавлять что-то от себя. Вскоре она узнала подноготную почти всех обитателей трущоб, но о малыше Амстердаме никто не знал больше того, что он сам о себе рассказал. Известно было, что все свое детство и добрую часть юности он провел в исправительном доме Хеллгейт, а раньше был беспризорником и, видимо, потерял родителей. Участь, прямо скажем, нередкая. Мэри хотела напоить его дружка, Джона, потому что тот явно знал больше, но воришка сторонился и как бы даже опасался ее. Девушка презрительно щурилась, глядя, как парень избегает ее. А ведь Мэри в отличие от Бестии, с которой водилась, не несла в себе никакой прямой угрозы. Иногда из-за нее дрались, но это не в счет. Девушке, конечно, не приходило в голову, что Джон вообще чувствует себя неловко в обществе девиц. Особенно рыженькой Дженни. О да, Мэри видела, как он на нее смотрит, как пес на хозяйку. Та тоже была как бы личным неприятелем мисс Грей. Все в ней, в этой потаскушке, сверкавшей своими юбками направо и налево, раздражало Мэри. Она считала, что не выносит Джен на дух исключительно из-за личных качеств последней, но на самом-то деле в ней говорил обыкновенный дух женского соперничества. Мэри знала, что раньше у них с Биллом что-то было и пристально следила за тем, чтобы прошлое оставалось в прошлом. А так, в общем, они с ней были очень похожи по духу.
Дженни же чувствовала к новой ученице Мясника более слабую неприязнь и даже жалость, видя в ней себя из давних, но все еще свежих в памяти времен. Узнай Мэри, что именно она посмела испытывать к ней жалость, она бы, несомненно, выцарапала глаза Эвердин прежде, чем успела бы хорошенько все обдумать. Но все же в списке неприятелей Мэри первое место занимал Амстердам, неизвестно почему так неполюбившийся Птичке.
Подкрепило эту одностороннюю вражду еще одно обстоятельство.
========== Удар за ударом ==========
Мэри, решившая сделать перерыв и уделить время светской жизни, дня два разъезжала по гостям. Она поняла, что ее принимают достаточно холодно и спешила исправить дело, заверяя, что была тяжело больна, крайне переживает за войну, за общее дело, отмену рабства и все такое прочее. Женское, мол, здоровье, очень хрупкое, как хрусталь. А дамы послушно кивали головами, проникнувшись ее доводами, ибо любили тешить себя мыслью о том, что каждая порядочная северянка не хуже конгрессмена, ее тоже заботят беды страны. Мэри ходила с козырей и, вовремя вернувшись в свет, пресекла зарождающиеся слухи о себе.
Вечер же мисс Грей решила провести у мистера Хэмпстеда, известного демократа, частым гостем у которого был мэр Твид. Чиновника она, кстати говоря, частенько видела и в менее солидных заведениях. Политик не сильно скрывался, наведываясь со своим помощником к Биллу по принципу «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Как-то раз даже целовал руку, как он выразился, милейшей спутнице мистера Каттинга. Но едва ли политик узнавал Мэри здесь. У человека в здравом уме не может возникнуть даже мысли, что леди с изысканными манерами и дерзкая красотка, вертящая нож в непокрытой ручке, может быть одним и тем же человеком, пусть даже эти две будут похожи, как две капли воды. Потому, собственно, Мэри не боялась быть раскрытой. Никто просто не мог сопоставить один ее образ с другим. Они были противоположны. Чем больше эта уверенность подкреплялась, тем развязнее вела себя Птичка, потеряв страх и инстинкт самосохранения, ощутив на губах приторно сладкий вкус безнаказанности.
Мэри попивала чай, мило беседуя с миссис Хэмпстед, сухощавой бледной дамой, относившейся к правилам этикета с уважением не меньшим, чем к священному писанию. Мэри, как могла, сражалась на два фронта, вела свой женский разговор о дочернем долге, периодически поддакивая вещавшей миссис Хэмпстед, которая решила поучить юную леди жизни, а также слушала, о чем на противоположном конце стола разговаривают джентльмены, предмет разговоров которых обыкновенно оказывался в сто крат интереснее.
– Вы слышали, мистер Нельсон, что вчера вечером на постановке Хижины дяди Тома случилось кое-что необычное? – заговорщицким тоном рассказывал мистер Хэмпстед. – Вот наши братья-демократы и доигрались в гостеприимство. Бьют-то наших союзников.
– Кого бьют? О чем Вы? Не томите, – заинтригованный, раздраженно ответил ему Нельсон. Птичка в свою очередь тоже навострила уши.
– Странно, правда странно, что Вы не в курсе, – смаковал новость хозяин дома, упиваясь своим знанием. – Кажется, весь НьюЙорк гудит. Было организовано покушение на знаменитого Уильяма Каттинга.
Мэри, которая спокойно могла слушать одновременно и свою собеседницу, и мужчин, теперь оцепенела. Сердце у нее упало, конечности похолодели, изо всех сил девушка ловила каждое слово. Горло ей словно сжали тисками, она не могла даже отвечать «Вы правы» не прекращающей разговор матроне, та даже не обращала внимание на своего мужа и его собеседника, плевать старой гусенице было на покушения, на беспорядки в городе, это все было скучно, то ли дело поучать девушку, по каким канонам надо жить. Джентльмены же медлили, особенно мистер Хэмпстед, наслаждающийся возможностью поделиться такой лакомой новостью.
– И что же? – спросил Нельсон, зная, что Хэмпстед так и ждет наводящего вопроса.
– Не знаю. Но, кажется, жив. Вы ведь знаете мистера Каттинга, его сложно убить. Говорят, что его в нужный момент подстраховал какой-то безымянный ирландец. Ну не забавный ли народ? Тот ведь, стрелявший, был таким же приезжим и мстил за пролитую кровь своих.
«Кажется, жив», «ирландец», «его сложно убить» – слова смешались в голове у Мэри, слиплись в безобразный шевелящийся ком, катавшийся по черепной коробке, то и дело ударяясь об ее стенки, отражаясь снова, повторяясь, путаясь. Она даже не услышала, как миссис Хэмпстед обратилась к ней, положила руку на плечо.
– Мэри? Вам нездоровится, Мэри? – спросила женщина уже громче, и Грей повернулась к ней лицом. – Боже правый, Вы белая, как полотно. Точно нездоровится.
– Кажется, сердце… – сдавленно прошептала девушка. – Видимо, я не выздоровела.
– Ох, бедное дитя, пойдем отсюда. Мистер Хэмпстед, я покину Вас, мисс Грей дурно.
Муж кивнул, лишь на секунду окинул взглядом очередную томную девицу, которую пригрела на груди его бездетная жена, и возобновил повествование.
Миссис Хэмпстед опустила Мэри на кушетку в гостиной.
– Я пошлю Сару за доктором. Сидите тут, – женщина заботливо потрогала горячий лоб Мэри. Миссис Хэмпстед была бесплодна, потому отдавала всю свою любовь юным особам маленьким мальчикам и своей любимой кошке Матильде.
– Нет, миссис Хэмпстед, мне надо… надо…
– Воды, милая? – заботливо склонилась над ней женщина, ожидая окончания просьбы.
Мэри, частично приходя в себя, взяла свою благодетельницу за руку и крепко сжала.
– Не надо доктора. Мне надо домой. Там мне будет лучше. Всегда становится лучше. Дэйзи знает, что с этим делать. Ничего страшного, – каменная уверенность в сказанном сквозила в ее дрожащем голосе.
Миссис Хэмпстед нахмурилась, ей не хотелось отпускать больную, но та так сильно сжимала кисть и так жалобно смотрела в глаза, что женщина распорядилась отвезти мисс Грей домой, а затем проследить, чтобы служанка приняла ее на руки.
Доехав до дома, Мэри скинула с себя показную слабость, потому что от настоящей уже не осталось и следа. Она развернула бурную мыслительную деятельность. Значит, Билл жив. В него стрелял ирландец, но этому как-то помешал другой ирландец. Неизвестный ирландец… Много ли таких ошивается около Мясника? И тут осознание ударило ее, словно раскат грома. Амстердам. Она не знала наверняка, но чувствовала, что это был он. И благодарности не было места в ее ожесточившемся сердце. Мисс Грей ходила по холлу, запуская тонкие пальцы в волосы, вздыхая и бормоча себе что-то под нос. Дэйзи издалека наблюдала за этим. Хозяйку привезли больной, но она тут же выздоровела, да еще стала мерить шагами комнату. «Ну и актриса!» – удивилась про себя негритянка, с укором посматривая на девушку. Служанка не успела даже отойти в сторону, чтобы не создавалось впечатление, будто она следила за леди, как та ураганом пронеслась мимо нее и вылетела на улицу. Дэйзи только всплеснула руками, в очередной раз посмотрела в небо, как бы прося прощения у родителей маленькой мисс. Из распахнутой, так и не закрытой входной двери, на женщину повеяло холодом. Когда она подошла, чтобы закрыть дверь, Мэри уже скрывалась за поворотом.
Прохожие не без удивления смотрели на спешащую, почти бегущую барышню. Поддерживая юбки, она неслась по улицам, следуя давно знакомому маршруту. Мэри чувствовала, что вспотела и выбилась из сил. Прядки волос падали ей на лицо. Она, наконец достигнув цели, оперлась рукой о стену питейного заведения, позволила себе передохнуть. Нельзя же так сразу вваливаться внутрь, едва дыша. Легкие у девушки, кажется, были объяты пламенем, но она была довольна. Сейчас она войдет, бросится ему на шею… Нет, не бросится, ведь он ранен. Мэри прикрыла глаза, стерла слезы, которые из ее глаз выбил встречный холодный ветер. Сейчас, сейчас, минуточку. Нужно привести себя в порядок, окончательно отдышаться. Ах, как хотелось попить воды!
Мэри ступила за порог, огляделась. Было шумно, как и всегда бывает в воскресные дни. Народу было, как сельдей в бочке. Но она точно знала, куда ей нужно идти. Если Билл не смертельно ранен, он будет тут. Пройдя чуть вглубь, Мэри присмотрелась. Действительно, он был на месте. Дженни перебинтовывала Мяснику плечо, склонившись в опасной близости. Если бы кто-нибудь посмотрел на Мэри в этот момент, увидел бы, что на ней лица нет. Ее словно пригвоздило к месту. Ненадолго. Затем, когда потрясение прошло, она резко отвернулась, стиснула челюсти так, что хрустнули зубы, невидящим взглядом окинула залу. Все веселились, шлюхи задорно хихикали, выпивохи громко вели свои примитивные разговоры. Никто не заметил ее. Что-то сломалось внутри Мэри Грей. Это была наивность. Ну конечно, а она-то думала, что заарканила этого жеребца. Конечно! Конечно, у него было сотни таких. И будет сотни. Ты стала лишь промежуточным звеном, глупое дитя, немногим отличным от других. Тебя используют и выбросят. Мэри сжала кулаки и, из последних сил стараясь держаться, выскочила наружу. Она прошла с оживленной улицы, свернула в переулок и наконец дала волю чувствам. Девушка рухнула на землю, усевшись, как нищенка, опершись о каменную кладку какого-то нежилого строения, обхватила лицо руками и заплакала так тихо, так жалобно, как умеют плакать лишь женщины с разбитым сердцем.
Тем временем в кабаке все было по-прежнему. К Биллу подошел какой-то жилистый парень с желтым от цинги лицом из Ночных бродяг.
– Сэр, может быть, вам будет интересно… Здесь была малышка Мэри, – сказал он хриплым, гулким голосом, с опаской глядя на Мясника.
– Что? – рыкнул Билл. – Когда?
– Несколько минут назад, сэр. Я видел, как она постояла и ушла. Очень быстро ушла.
Билл отвел взгляд, прищурился и, мгновенно разозлившись, чего уж точно не ожидал Бродяга, ударил кулаком по столу так, что все сидящие и стоящие рядом вздрогнули.
– Дьявол, – выругался он, спрыгнув со стула, схватил недоумевающего бандита за грудки. Бродяга даже успел вспомнить слова из какой-то молитвы. Таким бешеным выглядел Мясник, что, казалось, сейчас убьет его, хотя тот явно превозмогал острейшую боль от недавнего ранения.
– Ты почему не пришел ко мне сразу, ублюдок?
– Вы были заняты, сэр, я не думал… – невнятно отвечал бедняга, попавшийся под горячую руку.
– Думай почаще, может, сбережешь голову на плечах. Надо было задержать ее.
Дженни смотрела на все это с удивлением. Не думала она, что Мясник так привязан к своей игрушке. Что ж, это показалось ей забавным. Для остальных внезапное бешенство Билла было чем-то вроде демонстрации силы, но воровка понимала суть происходящего, потому что знала мужчину гораздо лучше, чем все присутствующие. Она даже обрадовалась, что он потерял к ней интерес, потому что по-настоящему любила только Амстердама, этого сумасбродного юношу, так неожиданно появившегося в ее жизни.
– Ревнивая сука, – буркнул Билл себе под нос и продолжил значительно громче. – Где мой сюртук, блядины дети?!
К нему тут же подскочил какой-то парнишка, а такие всегда оказываются в нужный момент под рукой, готовые услужить, подал нужный предмет одежды. Надевая сюртук, Билл скрипнул зубами, плечо отозвалось острой болью, кажется, снова начало кровоточить. Но, не показывая слабости, он сплюнул и быстрым шагом направился к выходу. Хлопнула дверь.
Еще пару минут в кабаке висела тишина. Затем послышались первые разговоры, и пьянка продолжилась.
Мэри не знала, сколько просидела так на дороге, закрыв лицо руками. Из забытия ее выдернуло внезапное прикосновение. Кто-то тронул ее за плечо. Мэри встрепенулась, подняла заплаканные, раскрасневшиеся глаза. Лицо ее тоже немного опухло и покраснело. Но тем светлее казались голубые радужки, как два горных озера, прозрачные и прекрасные. Она не поверила тому, что видит, зажмурилась, открыла глаза снова. Все было взаправду.
– Так и думал, что ты не ушла далеко, – сказал Билл спокойно, с отеческой любовью достал из кармана жилетки платочек и вытер ее лицо. – Но не ожидал увидеть тебя сидящей на земле. Встань, простудишься.
Сильными руками он поднял ее, поставил, как куклу, при этом поморщившись, пронзенный болью в плече. Мэри все так же удивленно смотрела перед собой, прерывисто дыша и сглатывая слезы.
– Девочка моя, глупая, что же это такое? А, впрочем, не говори, сам знаю. Ты прибежала ко мне, увидела Дженни рядом, решила, что она шлюха, а я – негодяй, последний мерзавец, променял тебя на другую? Так? Но зачем же было убегать? Посмотрела бы подольше, убедилась, что все в порядке, нечего было так впечатляться. Джен любит другого, и я оставил ее в покое давным давно. Она стала чем-то иным, не той малявкой, которую я помню. С ней мы на короткой ноге, но после того, да, ты, наверное, знаешь, что она потеряла ребенка, да, Дженни изменилась. Мы сотрудничаем, но ничего больше. Уверен, в тайне она даже ненавидит меня, хотя отдает должное за то, что я приучил ее к этому миру, улыбается сквозь боль былых обид. Понимаешь?
Мэри кулаком размазала по щекам оставшиеся слезы. Она не поняла почти ничего из того, что сказал Билл, но общую суть уловила. Он ведь не врет, говоря, что между ними с этой рыжей все кончено, ясно, как день. Мэри почувствовала себя идиоткой. Она так быстро подчинилась первой же мысли, охватившей ее разум, повела себя глупо. В конце концов, сидела здесь на улице черт знает сколько времени, а ведь мама всегда говорила, что нельзя леди долго сидеть на холодном, иначе потом не будет детей. Девушка прильнула к Биллу, но он тяжело вздохнул и отодвинулся, скрежетнув зубами. И тут Мэри вспомнила:
– Боже! Ты ведь ранен! – она мгновенно смутилась, виновато, как нашкодивший щенок, поглядела на мужчину.
– Угу. Плечо. Ничего серьезного, царапина. Ирландский подонок целил в сердце, но Амстердам вовремя среагировал.
– Амстердам… – задумчиво произнесла Мэри.
Кажется, это была минута, когда Иисус коснулся ее чела своими перстами, потому что девушка была готова простить всех своих врагов, поблагодарить Амстердама за то, что спас, Дженни за то, что перевязывала. Груз упал с души и она снова видела мир во всех его красках.
– Ты не доверяла ему, верно? А смотри-ка, чуйка подвела, – усмехнулся Билл. – Пошли, я провожу тебя до Пятой авеню, дальше сама. Не хотелось бы мне там показываться, да еще и с тобой под ручку.
– А ведь город уже, наверное, спит.
Мэри посмотрела на небо, увидела звезды и убывающий месяц, улыбнулась себе и наступившему вечеру.
– Как же. А то ты не знаешь, как любят всякие скучающие стариканы и старушки, которые не могут уснуть от подагры или еще хер знает от какого недуга, поглазеть в окно перед тем, как пойти на покой, на временный или вечный. За окном можно увидеть много всего интересного, знаешь ли, если долго и внимательно в него пялиться, а потом за завтракам рассказать домочадцам, чтобы получить от них хоть порцию внимания. Чем эти консервы и занимаются. И иногда родственнички их даже слушают, зная об этой забавной особенности и ее пользе. Тебя не узнают, а вот я слишком приметный. Так что не испытывай лишний раз судьбу.
– Да, наверное. Но все же почему ты отправляешь меня домой? Ведь можно было бы…
– Нельзя. Достаточно с тебя впечатлений на сегодня.
– Но…
– Никаких «но», – отрезал Билл и дернул ее за ленточки капора.
Мэри, имитируя уязвленность, поджала губы.
– Ага, значит, мы обиделись. Ну-ну, посмотрю я на то, как ты будешь молчать всю дорогу, – скептически сказал мужчина и был абсолютно прав.
Через пять минут Мэри не выдержала и снова заговорила, выспрашивая подробности покушения. Она внимательно слушала, каждый отзвук голоса Каттинга был для нее душевным бальзамом. Все подозрения как рукой сняло. Ее герой, ее искуситель снова был рядом. Он был жив. Какое же счастье, что он жив. Мэри думала, что не перенесла бы известия о смерти. Надела бы черное и носила до конца своих дней.
На входе ее встретила Дэйзи.
– Где Вы были, мисс?
– В хорошей компании, – уклончиво ответила Мэри и пошла было наверх, в свою спальню, но бывшая няня преградила ей путь. Девушка, все еще пребывавшая на седьмом небе, вернулась в реальный мир со словами негритянки:
– Вас это до добра не доведет, мисс. Помяните мое слово! Не ходите больше одна, Вас же увидят. И… куда бы Вы ни ходили, не надо. Вам же замуж скоро, уж срок близится.
– Срок близится? Ты хочешь сказать, что я стану старой девой? Стану и стану, мне плевать. Я хочу спать, Дэйзи, я устала. Отойди.
– От чего Вы устали, мисс? Я видела, что Вы бежали, но куда, зачем? Люди начнут говорить о Вас плохо, – с грустью преданной собаки заговорила женщина, как всегда быстро растеряв запал.
– Не начнут, если кто-то не будет трепать языком, – огрызнулась Мэри, которой порядком надоели эти распри.
– Вы думаете, мисс, я стану говорить о Вас кому-то дурно? Да никогда! Но кроме меня есть много других глаз и ушей.
– Пусть смотрят и слушают. Говорю же, мне плевать, – Мэри потерла пальцами виски.
– И где Ваши манеры? Разве Ваша матушка…
– Ни слова! Ни слова о ней!
Лицо девушки вдруг исказилось, губы задрожали. Она не хотела вспоминать о матери. И без напоминаний Дэйзи она прекрасно помнила своих родителей, по-настоящему стыдилась своих поступков, ведь отец с матерью всегда были для нее идеалом, далёким, а теперь и вовсе недосягаемым, ибо она отдалилась от всех тех законов жизни, которым учили ее с детства мистер и миссис Грей.
Мэри, воспользовавшись смятением служанки, пронеслась мимо нее, буравя взглядом. Достигнув своей комнаты, закрыла ее изнутри и рухнула на кровать. Как обычно мышцы немного ныли и чертовски хотелось спать. «Проклятье! У меня ведь было такое хорошее настроение, надо было этой карге все испортить!» – ворочаясь в постели, подумала девушка. А ведь когда-то они с Дэйзи были не разлей вода. Но сейчас мисс Грей едва ли об этом помнила. Точнее, она помнила, но те времена стали для нее темным прошлым, хоть и были недавно. Как же все перевернулось с ног на голову за последнее время.
========== Маски сброшены ==========
Приближался день празднования победы Коренных над Кроликами. Мэри знала, что это особенное событие не только для Углов, но и для всего бандитского Нью-Йорка. Потому надо было основательно подготовиться. Она собиралась надеть платье из темно-синего вельвета с открытым верхом и пышными рукавами, доходящими до локтя. Но, тем не менее, воздержалась от кринолина. На балах просторно, чего не скажешь о сборищах Пяти улиц. На ее юбки постоянно наступали бы, позволь она быть себе такой широкой. Потому, сочетая моду балов и моду улиц, Мэри остановилась на этом облачении, а вокруг пояса обмотала черную бархатную ленту. «Не слишком ли много бархата?» – задала она себе риторический вопрос, но бант вышел таким пышным и красивым, что девушка уже не могла избавиться от него.
– И на этот раз не скажете мне, куда собираетесь? – тихо спросила Дэйзи, сегодня не собираясь спорить. Она помогала леди зашнуровать корсет.
– Завтра я поеду в гости, – Птичка про себя порадовалась интонации тетушки.
– Зачем Вы врете мне, мисс Грей? Я ведь знаю, что Вы не в гости вовсе едете.
– Да? А куда же? – с любопытством спросила Мэри и выразительно посмотрела на свою служанку. Та будто бы постарела лет на десять, как бы невзначай отметила для себя девушка, естественно, не развив этой мысли, не став искать причинно-следственной связи.
– Как не знать, мисс. Я ходила на рынок, слышала все новости. Как раз завтра годовщина победы Коренных. Скажи, пожалуйста, Мэри, ты связалась с одним из них? Или из других бандитов? Я, право, думала, тебя соблазнил какой-то недобропорядочный джентльмен из ваших, но это… Это куда хуже. Я знаю, что ничего не поделать, но, дитя, я боюсь за тебя. Знаешь, сколько девушек погубили такие мерзавцы?
«Он не мерзавец, – хотела было ответить Мэри, но вовремя осеклась и прибавила про себя с едкой усмешкой, – он – глава мерзавцев».
– Я ведь видела тебя еще ребеночком, я знаю, что ты хорошая, умная девочка. Зачем же ты делаешь это, разве не знаешь, как опасно бывает… Ты ведь можешь…
– Забеременеть? Что ж, если ты решила говорить напрямую, я тоже буду. Я знаю риски не хуже кого-либо еще и контролирую ситуацию.
– До поры до времени, – с грустью добавила Дэйзи и, закончив с корсетом, вышла из комнаты.
Мэри тоже огорчилась. Ей правда не хотелось расстраивать няню, но так сложилась ее жизнь. Поздно сворачивать назад. Девушка, никогда не имевшая близких друзей и отзывчивых родственников, быстро забыла про Дэйзи, общение с которой для молодой и яркой Грей было невыносимо скучно, потому что та была очень ограниченна, обрела поддержку в лице «Бестии» Риган и Джеймса «Скрипача» Каррингтона. И, конечно, Мясника. Никогда Мэри не питала таких страстных и глубоких чувств к кому-либо. Лет в двенадцать она по примеру знакомых девчонок попыталась влюбиться в славного белокурого юношу-соседа из богатой семьи и даже поддерживала эту иллюзию в течение года. В своей записной книжке жизни она записала, что ощущает тех самых бабочек в животе, когда смотрит на Гарри. Но это было ложью, самообманом, малышка пробовала воспроизвести описанные другими чувства. Она поняла это, как только ее сердце по-настоящему было задето, нет, пробито насквозь безжалостной стрелой купидона. Или, может, старина Эрос решил позабавиться и вместо стрелы швырнул в нее ножом? Удивительно, к каким странным людям нас порой тянет.
В общем, девица совсем не собиралась расставаться с только что обретенным счастьем, пусть даже оно переплеталось с болью и неизбежными опасностями, пусть оно грозило всеобщим осуждением. Мисс Грей не жила до того момента, как решила прийти в «Хромую лошадь», надеясь защитить свое имущество и жизнь. Девочка расцвела, стала совершенно другим человеком. Надо признать, она отдалилась от книг, которые были ее единственным развлечением раньше. Вообще Мэри бросила все, чтобы с головой окунуться в новый мир. И не сказать, что жалела об этом. По привычке и по необходимости она еще обменивалась светскими визитами, общалась с тетушкой Дэйзи, выходила в сад помечтать, но все это было совсем не так, как прежде. Вторая жизнь наложила отпечаток на первую, на которую оставалось все меньше времени, все меньше желания.
Было душно из-за обилия пришедших на праздник людей. Мэри перекинулась парой слов с Биллом. Его вид совсем не понравился девушке. Достаточно хорошо изучив повадки Мясника, она поняла, что его что-то беспокоит. Человеку не приближенному, не доверенному, было невдомек, потому что он выглядел так же уверенно и угрожающе, как и всегда. Но Билл сильнее хромал, чем обычно, а взгляд его надолго задерживался в определенной точке. Мэри знала, что событие такой значимости должно привести его в хорошее расположение духа, но оно было подчеркнуто хорошим, излишне наигранным. Кажется, он скрывал злость. Но на кого? У Птички не оставалось времени узнать, потому что представление вот-вот должно было начаться, а она не хотела отвлекать его от дел. Если бы Билл желал поделиться с ней чем-то, он бы, несомненно, уже сделал это. Девушка решила не лезть и наблюдать за его поведением дальше, насторожившись.
Мэри взяла какое-то пирожное с подноса и пристроилась поближе к сцене, отпихнув нескольких мужчин на правах невысокой девицы, которой ничего не видно из-за их треклятых голов. Пирожное оказалось достаточно вкусным, но чего-то в нем не хватало. «Китайцы, наверное, готовили, им никогда не понять нашей культуры», – рассудила она. Ее окружали мужчины и женщины, в основном привычные для нее лица Коренных и подконтрольных им банд. Она заметила и Бестию, хотя не думала, что та придет. Но, видимо, каждый уважающий себя житель Пяти углов обязан был прийти сюда. Причем не только уважающий себя, но и уважаемый другими. Уличного отребья здесь не было. Также девушка поймала взглядом предводителя Таммани-холла в окружении нескольких помощников. «Ну и ну, он ведь даже не стесняется своих связей. Чертовы политики…» – хмыкнула Мэри себе под нос, уловив краем уха какую-то похабную шутку. Кроме Твида здесь присутствовало еще несколько полуприличных горожан, не очернивших публично свою репутацию.
На самом деле, джентльменам это было куда проще. За мужчинами никогда не было такого тотального контроля в обществе. Не пойман – не вор. Толки, конечно, имели место, но не слишком-то распространялись. Да и потом, кто сейчас не дружит с Биллом и его улицами? В тяжелые времена связь с преступностью стала для чиновников делом выгодным и, конечно, порицалась, но не так, как воровство в огромных масштабах. Этим тоже, кстати говоря, славились местные держатели власти, в частности – Твид, но такие уж времена. Как никак – война. Потому народ закрывал глаза на выходки обнаглевших демократов. Мэри с презрением смотрела на китайцев. Не потому, что они узкоглазые, а потому, что они извращают свои традиции в угоду посетителям Ласточкиной пагоды. Разве им не стыдно выполнять функцию обезьянок, забавляющих толпу? Видимо, у здешних китайцев напрочь отбито чувство собственного достоинства, раз они терпят все унижения, продают своих женщин и всячески ублажают белых, решивших, что любая их прихоть – закон, возомнивших себя хозяевами этих земель. Будь то даже паршивый ирландец, набивший карман ворованными деньгами, только пару лет назад обосновавшийся в Новом свете, он презирает китайцев. Может быть, азиаты в тайне презирают его, да скорее всего так и есть, но покуда у белого есть деньжата, они в его распоряжении.
Здесь были увеселения разных видов. Танцы, выпивка, женщины и, конечно же, опиум. Для двух последних пунктов были предназначены особые комнаты на верхнем уровне. На нижнем же происходило остальное. Мэри немного удивляло, что именно это место было выбрано для такого торжества – победы над иммигрантами. Но в салоне было куда просторнее, чем во многих других помещениях с подобного рода услугами.
Китаянки зашуршали юбками в причудливом танце. Музыканты подыгрывали им, аккомпанируя на не менее удивительных струнных инструментах. Было невероятно шумно, посетители отнюдь не спешили прерывать свои разговоры, чтобы посмотреть на представление. Эта какофония звуков действовала мисс Грей на нервы.
