Текст книги "Гобелен (СИ)"
Автор книги: Arvensis5
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Но Локи больше никогда не склонится. Ни после – ни с тех пор – никогда больше.
От нее он узнал, что Старк обговорил с Асгардом условия освобождения и гарантировал его испытательный срок в Мидгарде. Узнал, что Старк согласился нести за Локи личную ответственность, так что Богу Шалостей лучше не выеживаться.
Он посмеялся над Романовой. Как будто бы то, в чем клялся этот муравей, имело какое-то значение! И кроме того, разве он все еще не является Богом Огня? Шалости были не очень справедливым описанием, не тогда, когда не он их придумывал.
Тор тогда за ним так и не вернулся. Не захотел видеть Локи, если верить словам посланника Асгарда. Как сказали Локи, вместо него обговаривать условия его приговора Один прислал Сиф. И Локи смеялся, потому что, ну конечно, Один пошлет Сиф – ту, которая веками добивалась Тора, ту, которая в тысячах битвах сражалась на стороне Громовержца. Какое еще более лучшее сообщение можно придумать для мидгардского любовного интереса Тора?
Романова сказала, что он больше не представляет угрозу. Теперь командует Щ.И.Т. Но Старк уверен, что Локи находился под контролем, был марионеткой, подвешенной на леску. Она знала таких, сказала она, хороших людей, действовавших вопреки их обычному поведению, потому что им сказали, что их действия оправданы или что их семьи будут убиты. Или им угрожали невообразимыми пытками. К которым из них относится он?
Локи проигнорировал ее.
Иногда он дышал на стекло, позволяя своему холодному дыханию затуманить поверхность, а потом руническими буквами писал на нем свое имя. Первый раз, когда он так сделал, Романова застыла на месте, переписывая то, что он вывел.
На второй раз она только закатила глаза и ушла.
Он ждал, когда начнутся пытки. Очевидно же, что смертные не смогут устоять перед такой приманкой в его лице, отданной им. Быть может, его кровь остановит старение Мидгардцев. Быть может, в нем заключена тайна уничтожения какой-нибудь формы рака или заболевания крови. Или, может, люди попросту захотят мести? Просто разрежут его, чтобы посмотреть, как из него потечет кровь, чтобы послушать, как он кричит. Увидеть, истекает ли он кровью так же, как они, и, если он потеряет ее всю, умрет ли он или нет.
Он ждал, когда начнутся пытки, но проходили дни, затем недели, а Локи все еще был пленником Щ.И.Т.а, проведя в ожидании уже почти месяц.
Но ничего не происходило.
Время от времени к нему забегал Фьюри, но он главным образом просто смотрел на бога и качал головой, словно Локи его как-то разочаровал, словно подвел его. Словно от бога-трикстера, лидера инопланетного вторжения, он ожидал чего-то большего.
Забавно, думал Локи (если вообще озадачивал себя размышлениями). Так или иначе, но он подводил каждого с повязкой на глазу. Вот его истинная судьба, не иначе.
Однажды сквозь дверной проем проскользнул Бартон. Когда сменились стражники, одна смелая душа открыла дверь, чтобы просунуть внутрь свежие простыни и полотенце и собрать грязные вещи Локи. Локи было все равно, он даже не сдвинулся с того места на полу, где сидел уже почти неделю.
Но лучник пробрался внутрь, и, прежде чем Локи успел хотя бы взглянуть на него, пустил стрелу в левую руку Трикстера, пришпиливая его к стене.
Локи посмотрел, как на полу разливается лужица крови, а потом повернулся к знаменитому лучнику Мстителей, застывшему на месте с удивленным выражением лица.
– Ты промазал, – фыркнул он; низкий горький смешок, заставивший Бартона вздрогнуть. Бог указал на точку на своей груди, отворачивая подол рубашки. – Вот здесь. Мое сердце расположено здесь. Стреляй сюда, маленький сокол.
Бартон сбежал. Маниакальный смех Локи преследовал его по пятам.
Позже появилась Романова, и вскоре в его бедро впился небольшой дротик. И прежде чем Локи успел его убрать, он свалился на бок без сознания.
***
Когда он вновь проснулся, его рука была перебинтована, а стрела удалена. На нем появилась новая одежда, да и сам он, наверное, стал чище, но Локи не потрудился выяснить, так ли это. Кожа под бинтами чувствовалась стянутой и горячей, а при движении ее подергивало. Взгляд Локи странствовал по комнате с таким же тошнотворным затормаживанием, с которым Локи пришел в себя после общения с наркотиками, которые использовал Щ.И.Т. Он так и позволил глазам бродить из угла в угол, пока не заметил за стеклом черный предмет – что-то, что, как он думал, ему следует узнать.
Локи заставил себя успокоиться, опуская голову на руки и моргая несколько раз. Как только туман рассеялся, а комната перестала двигаться, он узнал Старка. Смертный сидел по другую сторону стекла, жуя что-то, похожее на сандвич, обернутый в пожелтевшую бумагу. Его теплые карие глаза изучали бога, словно Локи был машиной, которую необходимо разобрать и переработать вплоть до самого ядра.
– Пришел позлорадствовать? – Локи неграциозно пошатнулся на ногах, неподъемной рукой опираясь о стену за собой. – Пришел посмотреть на бога в клетке?
– Нет, нет, – смертный мягко улыбнулся, и Локи возненавидел его за это. – Угрожать. Помнишь?
– Уходи, – сказал Локи, отворачиваясь от стекла. Он преодолел два шага до своей кровати и свернулся на ней спиной к Старку.
– Как грубо, – сказал смертный. – Но ничего. Мне говорили, что я могу болтать сразу за двоих.
И после этого Старк стал приходить каждый день.
Он разговаривал, а Локи пытался его игнорировать, пытался не слушать его. Он говорил Локи о том, что бог дерьмово выглядит. Он спрашивал Локи о том, кто его послал, и было ли это как в Гарри Поттере, где Локи не мог назвать имя злого и страшного парня, чтобы на голову подобно электрической буре не свалились его магические силы и не убили того, кто его упоминает (что на самом деле было самой глупой вещью, которую Локи только слышал; прежде всего, потому что он не считал, что мидгардцы действительно обладают сейдом). Он увещевал Локи поесть. Принять душ. Выйти из того угла комнаты, в котором Локи устроился две недели назад.
Иногда становилось тихо, и Локи спал. А когда он спал, то проваливался в навязчивые сны, в кошмары о тех временах, проведенных с Иным, о красном, зеленом, желтом, голубом, черном и опять голубом, и о боли, и о красном, красном, красном, и он с криками просыпался.
И иногда, когда он просыпался, крича, его руки становились синими. Эта зараза, похожая на плоть, пораженную чумой и загубленную стихиями, доползала до самых локтей. И плечи Локи тряслись, и он скулил, снова и снова, пока не угасала синева, пока не угасали сны, пока не угасал и сам Локи.
То были самые худшие мгновения. Когда он понимал, что никогда не умрет, никогда не получит этого вечного облегчения.
Неважно, что он делал, неважно, как он изводил своих тюремщиков, как насмехался над Фьюри и Романовой, а потом игнорировал их и ни на что не обращал внимания, никто не причинил ему боль. Никто не навредил ему.
Он и так уже достаточно натерпелся, сказал Старк.
А потом Старк опять исчез, и плечи Локи опустились, а потом он злился на себя, потому что никак не подозревал, что найдет нескончаемую болтовню смертного успокаивающей, найдет утешение в мысли, что Старк приходит каждое утро, чтобы провести с богом час, а то и больше, и разговаривает обо всем на свете – от межгалактического ублюдка, который, как гений себе вообразил, мучил Локи (и он был не так уж далек от правды на этот счет, думал Локи) до светских тем (в Нью-Йорке предположительно наступило лето).
Вскоре после того, как исчез Старк, в гости пришел Роджерс.
Он сказал, что Старк верил в Локи (верил? Он передумал? Или с безрассудным смертным что-то случилось?), и Роджерс не позволит вере Старка в то, что Локи заставили, исчезнуть. Роджерс рассказал Локи, что тот был решительно не согласен с пытками, и теперь с ним тоже ничего не случится, даже если… даже если…
И вот так Локи выяснил, что Старк пропал, и все думали, что он мертв. Но Роджерс не позволит им отменить приказ Старка, Локи в безопасности.
Ну, думал Локи после того, как ушел солдат, по крайне мере, теперь он знал, почему Щ.И.Т. не решился распилить его на части. Пока что. Время еще есть. Они передумают. Они увидят, как синеют его руки, довольно скоро они поймут, что он не такой, как они, что он не человек. Что он этого не стоит.
Старк вернулся несколько недель спустя, и выглядел он явно потрепано.
Нос был залеплен белой полосой, а порез на лбу пересекали несколько грубых линий, будто бы, как показалось Локи, его сшили словно рваную рубашку. Вместо того, чтобы сесть напротив Локи, он расхаживал перед стеклом, нетерпеливо притоптывая ногой. А он молчаливый, осознал Локи, заставляя себя в первый раз за несколько недель сесть, привалившись спиной к стене. Слишком молчаливый.
Быть может, Мидгард был более опасным, чем он думал.
– Прости, Локес, я отлучался, – начал смертный. – Пришлось опять мир спасать.
Он просто стоял там, прислонившись к стеклу, прижавшись лбом к его поверхности, и изучал Локи. Как жука внутри стеклянного аквариума, и эта мысль вынудила губы бога изогнуться вялой линией.
Старк вернулся на следующий день.
Он присел и, пока Локи вновь приводил себя в вертикальное положение, заговорил. Он рассказал Локи всю истории – о мужчине, который был Мандарином, но в тоже время и не был им, о своем доме, провалившемся в океан. О Пеппер, после всего этого порвавшей с ним, потому что быть друзьями у них получалось лучше, чем любовниками, потому что она хотела большего, потому что его ночные кошмары были красочными и безграничными. Старк сказал, что у него какой-то синдром, который из-за травматических событий вызывает панические атаки. Что из-за того, что они с ним сделали, он до сих пор не может вытерпеть ощущение воды на своем лице, даже спустя все это время.
Что ему снятся ночные кошмары. Как ночные кошмары Локи, только менее синие.
Каждый день стал болезненным напоминанием о том, что он выжил. Локи перестал есть, потерял в весе, и опять проснулся одурманенным и заторможенным, с перебинтованной у локтя рукой, неспособный ни на чем сфокусироваться, неспособный взглянуть на комнату, не потонув в укачивающих волнах.
А Старк возвращался, снова и снова, и даже Локи, чахнущий внутри стеклянной коробки, заметил на лице смертного странное выражение. Что-то вроде волнения проступало на нем, когда его карие глаза встречались с зелеными глазами Локи. Вроде волнения и страха.
Пока однажды все не изменилось.
В то утро, когда появился Старк, Локи уже проснулся от особенно плохого кошмара.
Но вместо того, чтобы сесть за стеклом, Старк подошел к дверному проему. Его пальцы молниеносно пробежались по кнопкам пульта рядом с дверью – такие быстрые движения, что даже острое зрение Локи не смогло за ними уследить. Внезапно дверь открылась, и Старк прошествовал в камеру Локи, придерживая рукой две коробки.
– Надеюсь, ты не против, Ло-Ло, я тут свою еду принес. Потому что, без обид, но тюремный харч я не ем.
– Что ты хочешь, Старк? – вздохнул Локи, проглатывая болезненное напряжение в желудке, пока смертный подходил поближе и вручал Локи коробку.
– Давай, открой ее, – усмехнулся Старк.
Локи открыл свою коробку и обнаружил внутри несколько кондитерских изделий с дырками в середине.
– Пончики, – ответил смертный на невысказанное требование Локи. – Самая утешительная еда, какая здесь только есть.
Резкий удар заставил Локи вздрогнуть, и он повернулся, чтобы увидеть Фьюри и Романову, стоящих у стекла. Рот Фьюри открывался в неслышных для них воплях, а Романова дергала дверь.
– Ох, не обращай на них внимания, – усмехнулся Старк, усаживаясь на пол рядом с Локи и вытягивая ноги, чтобы повторить позу бога. Каждый раз, когда он шевелился, его плечи почти соприкасались с плечами Локи. Смертный открыл свою коробку и достал из нее одну выпечку, покрытую сверху коричневой сахарной глазурью и без отверстия в центре.
– Вот это мой самый любимый. Шоколадный баварский крем. У тебя такой тоже есть, – Старк откусил кусочек и застонал.
Локи почувствовал, как по щекам пополз румянец.
Фьюри снаружи метал на Старка гневные взгляды, в то время как Романова отошла к одной из панелей и яростно там что-то щелкала, пытаясь разблокировать дверь.
– Похоже, твоим друзьям не очень нравится, что ты делишься своей едой, Старк, – пробормотал Локи, а потом вытащил из своей коробки один из пончиков, покрытых белым. Бог поднес выпечку к губам и заколебался, краем глаза поглядывая на Старка. Пончики, предположил он, могут быть отравлены, но Локи все равно не рассчитывал выжить.
Локи откусил кусочек. Он был приятным, воздушным и в тоже время густым, а белая пудра – сладкой как сахар, и прилипала к губам. Он слизнул с уголков губ белый порошок, прежде чем сделать еще один укус. И еще один.
– Хах, – сказал Старк, и Локи глянул на смертного. – Если бы я знал, что для того, чтобы ты поел, нужно было всего лишь принести пончики, я бы сделал это еще неделю назад. Эй, смотри, даже Фьюри успокоился.
Локи перевел взгляд на стекло и увидел, что Фьюри машет Романовой прекратить разборку панели, и напоследок смерив их яростным взглядом, они гордо выходят из комнаты. Наверное, отправились в кабину управления, расположенную где-то поблизости, подумал Локи, но это совсем неважно.
– Что ты здесь делаешь? – наконец спросил Локи, после того как смертный разделался с еще двумя пончиками, так и не проронив ни слова.
– Я? Сижу тут с тобой, пончики ем.
Локи закатил глаза.
– Почему, идиот? Почему ты сидишь в моей камере и поглощаешь выпечку.
– Пончики. Не выпечка.
– Ты невыносим, – пожаловался Локи.
– Ага! – радостно воскликнул Старк, перед тем как облизать свои пальцы, а затем вытереть ладони об джинсы. – Особенно когда мне в голову приходит идея. Ты знаешь, почему ты здесь, Локи?
– Потому что ты идиот? – спросил бог.
– Я же уже говорил тебе. Я гений. Понимаешь ли, я знаю, что где-то в этой вселенной кое-кто добрался до тебя до того, как ты добрался до Земли, – Старк выглядел довольным тем, что он оказался единственным, кто вычислил это. – Потому что я знаю, что ты действовал не по собственной воле. Да, ты не был марионеткой, ты осознавал происходящие, но что-то послужило причиной тех действий. И явно не этот саркастичный ублюдок, который сидит рядом со мной и поедает покрытые сахарной пудрой пончики.
Локи отвел взгляд.
– Ты ничего не знаешь.
– Я знаю, что ты пострадал, – оспорил Старк. – Я знаю, что тебя пытали, и что когда Халк впечатал тебя в пол моего пентхауса, что-то растрескалось. Сломалось внутри. И Локи с той секунды – настоящий Локи. Ироничный козел, который попросил у меня выпить, в то время как Мстители поедали тебя глазами. Подавленный неудачник, который давно не мылся, – Старк театрально потянул носом. – Не знаю, последний раз это было хотя бы в этом столетии? Вот кто настоящий. Не самовлюбленный страдающий манией величия маньяк, который случайно похерил инопланетное вторжение, – он прервался и перехватил взгляд Локи, его глаза переполняло что-то сродни соучастию. Одного трикстера к другому. – Нет, Локес, ты сделал это специально. Ты водрузил эту уродливую штуку в самом людном месте, какое только возможно. Поставил как маяк, обращенный к защитникам этой планеты.
Руки Локи затряслись, и он сложил их на груди.
– И я докажу это, – продолжил Старк. – С твой помощью или без нее, но я это докажу.
– Почему? – проскулил Локи.
– Потому что я тоже попадал в такие обстоятельства. Потому что человек по имени Инсен спас меня, помог мне, когда я тоже был в плену. Они пытали меня, превратили меня в оружие, заставляли создавать им бомбы, а если нет, то угрожали пытать меня. Или убить Инсена, – Старк перевел взгляд на коробку с выпечкой. – Я тоже там был. Я знаю эти ощущения, когда ты пойман в ловушку, когда не можешь выбраться и просто ждешь, пока закончится боль. Но, в отличии от тебя, я сбежал. Я сбежал, а Инсен нет. Мы – выжившие, Локи, и это именно то, что мы делаем, – он вновь поднял взгляд, встречаясь с глазами Локи и уже не отпуская их. – Мы выживаем, и да, черт подери, иногда это сложно. Сложнее, чем просто сдаться. Но небольшую помощь временами заслуживает каждый, Ло. Каждый.
Это было уже слишком. Чересчур. Локи ничего, ничего не сделал, чтобы заработать такую веру, ничего не сделал, чтобы дать этим глупым смертным хоть какой-нибудь намек на правду, на знание о времени, проведенном с Таносом и Иным. Он не проронил ни слова, которое поколебало бы их, которое выдало бы его самые глубоко запрятанные тайны, от которых он так много раз – больше, чем он даже упомнит – просыпался и вместо того, чтобы кричать в ночь о своей боли, настолько сильно прикусывал кулак, что тот кровоточил.
А этот смертный, этот жалкий смертный со своими машинами, изобретениями и продолжительностью жизни как у муравья, который встретил Локи в самые худшие его времена, который даже не знал его до падения, не знал тогда, когда он был моложе и счастливее, когда он был наивен в своей любви к семье… который считал, что он может знать, что он видит сквозь покров злости, сарказма и боли то, что Локи скрывал там, что он видел…
Руки Локи затряслись, ребра заныли от боли, смятые в центре, словно Тор вновь оставил свой молот на его груди, а легкие обжигало при каждом вдохе.
Его плечо внезапно стиснула рука – теплая, притягательная и уютная.
И Локи услышал свой голос.
Он кричал.
Он кричал о своем гневе, о своей ярости. О своей тоске. Он кричал и кричал, пока по лицу ручьями не побежали слезы, капая с подбородка, и он закричал еще сильнее, пока его голос не стал сиплым и сдавленным, и стало больно дышать.
И все это время Старк сидел рядом с ним, в защитном жесте обхватив рукой плечо бога, успокаивающе потирая его и нашептывая, снова и снова:
– Все хорошо. Отпусти. Сейчас ты в безопасности. Ты в безопасности.
========== Глава 8 ==========
“Вот доказательства, что Маленький принц на самом деле существовал: он был очень, очень славный, он смеялся, и ему хотелось иметь барашка. А кто хочет барашка, тот, уж конечно, существует.”
И опять словно падение.
Он вспомнил мрак, вспомнил бездонные глубины космоса, в которых как будто бы отринули, изничтожили все сущее, уменьшили до крошечных несуществующих кусочков, а его самого словно разобрало на уровне атомов, дабы потом воссоздать и перековать в меч Таноса.
Вот он кричит, а странный смертный его успокаивает. Но в следующую секунду он вновь просыпается, а в помещении все поменялось. На нем странная одежда – чужая и слишком большая, – а запястья по-прежнему оплетают тонкие шнуры, могущественные и невидимые, переплетенные с его магией. Старк говорил, что они не навсегда. Когда-нибудь ему вернут магию.
Раньше он уже слышал такие слова.
В молодости Локи было несколько столетий, когда в качестве наказания за его шуточки, за его доверие к женскому искусству Один связал магию молодого принца. И тогда Локи выучился бою с посохом и метанию кинжалов, выучился уворачиваться от атак Тора, чтобы избежать ударов, пользуясь преимуществами размеров и гибкости своего тела.
А язык его стал злым и безжалостным.
Тогда Локи узнал свое истинное оружие – колкости и манипуляции словами. Переиначить, исказить смысл, запутать и раздавить.
И вот он здесь, на полу в своей камере, а странный Мидгардец опять вводил код на пульте управления.
– Локес! – позвал Старк, стремительно пролетая расстояние от двери. – Я вырываю тебя из этого притона! Держи, надень это, на улице очень ярко.
Люди носят странные вещи, решил Локи. Глаза Старка прикрывала красочно расписанная конструкция с темными линзами внутри. Такую же он принес и для Локи, а также вещь странной формы, которая, согласно заявлению смертного, является шляпой.
Локи подавил дрожь, надевая предмет на голову. Старк вместе с Роджерсом стоял в открытых дверях камеры Локи; Капитан выглядел встревоженным и явно испытывал чувство неудобства, переминаясь с ноги на ногу и пряча руки в карманах плиссированных синих брюк. Локи подумал, что солдат выглядит довольно забавным, словно Капитан слишком быстро проглотил незрелый фрукт и теперь не знает, как справиться с горьким послевкусием.
– Значит, увидимся в башне? – кивнул Старк Роджерсу, хватая Локи за локоть.
– Эмм, да. Я, наверное, прокачусь с Романовой.
– Спасибо, Кэп, знал, что ты поймешь! – Старк выволок Локи из комнаты и повел мимо оперативников Щ.И.Т.а, носящих свои пушки как значки чести, мимо Фьюри, который оскалился, когда Старк отсалютовал одноглазому человеку самым что ни наесть небрежным способом.
И вытащил наружу, на солнечный свет.
Локи прищурился за темными линзами, осторожничая, чтобы ослабевшие конечности не подогнулись, пока он следовал за Старком, пока гений заталкивал его в машину и устраивал на сидении. А после он перегнулся через безвольное тело Локи, чтобы застегнуть ремни безопасности (словно он, Локи, был хрупким, смертным и слабым).
А он и был хрупким. Смертным. И слабым.
Это была короткая и благословенно тихая поездка, все время которой Локи провел, наблюдая за суетливым темпом, в котором жил город вокруг них. Везде, куда бы ни посмотрел, он мог увидеть следы нападения Читаури, иногда просто в виде стройки, где зияющее отверстие на торце здания производило впечатление, что мидгардский транспорт оторвали от земли и протащили сквозь верхние этажи. Были самодельные усыпальницы с двумерными изображениями, как Локи мог предположить, умерших мидгардцев, окруженные цветами и свечами, а иногда и развалинами, оставшимися после битвы, которые просто отодвинули в сторону.
А еще там были тысячи и тысячи людей, которые проживали свои повседневные жизни. Люди в оранжевых и желтых жилетах и в шляпах, управляющие тяжелыми механизмами и кранами, устраняющие тот ущерб, который нанес этому миру Локи, и не обращающие внимания, что причина этого разрушения едет через их город рядом с одним из его наиболее знаменитых жителей.
Локи удивился неистовой боли в боку – не это ли вкус вины.
С этого угла, да еще и с улицы под ней, башня выглядела по-другому. Локи не смог задержать взгляд на посадочной платформе дольше, чем на миг, прежде чем горло наполнила желчь, и ему пришлось отвернуться. Форма площадки была другой, закругленной; больше не зазубренная линия через горизонт.
– Сюда, Бэмби, – сказал Старк.
И Локи последовал за смертным, не заботясь, куда его несут ноги.
Пентхаус тоже стал другим (и Локи дивился тому, как все поменялось в Мидгарде за такое короткое время, как город продолжал двигаться дальше, как люди растеклись по нему и жили своей жизнью, словно в их ежедневной рутине ничего не изменилось).
Теперь этаж пентхауса был не таким открытым как раньше, появилось дополнительное отделенное пространство и узкая лестница, ведущая на второй этаж. Без бремени портала, нависающего сверху, окна от пола до потолка казались больше, чем помнил Локи. Теперь там было два лифта, один, как сказал Старк, их личный (какое-то время Локи должен жить на том же этаже, что и Старк), а второй вел на этажи, где жили остальные Мстители. Локи вздрогнул, когда Старк упомянул второй лифт, хоть тот и поторопился заверить его, что в отсутствии Старка остальные не смогут попасть в пентхаус. Он и сам позабыл, что другие Мстители переехали сюда, чтобы тоже присматривать за Локи.
И Старк оставил Локи там, в его комнате в пентхаусе, приходить в себя. Ему выделили комнату с большой кроватью – матрас на вкус Локи был слишком удобным, – примыкающей ванной комнатой и шкафом с пустыми деревянными полками, который растянулся от стены до стены.
Локи присел в углу, рядом с окнами, без которых не обходилась ни одна стена пентхауса. Город внизу шевелился словно муравьиный рой, и он наблюдал, как, оставив его на обочине, мир продолжал вращаться.
Снаружи было прохладно, прохладнее, чем по его воспоминаниям было в Мидгарде. Однако, солнце, словно яростный маяк сияющее над окнами пентхауса, было ярким и теплым; Локи как кот скрутился в собственном солнечном луче, притянув ноги к груди и уронив подбородок на колени.
И он сидел там, в своем солнечном пятне, пока солнце не зашло, а небо снаружи не потемнело. И его плечи трясло от страха, а внутренности скручивались в тугие узлы, пока город, простирающийся под ним, загорался огнями – и желтыми, и белыми, и зелеными, и красными, а ничтожные смертные так и сновали туда сюда, как муравьи, проживая свои жизни до тех пор, пока лупу не вернут и не повернут под таким углом, чтобы…
Он уже больше не меч. Но какая польза Мидгарду от высохшего оружия?
За окнами вновь показалось солнце, и Локи заморгал от блеска, от белого света, достаточно высоко поднявшегося над горизонтом, чтобы хлынуть через край платформы и мгновенно ослепить Локи.
– Сэр спрашивает вас, не будете ли вы так любезны съесть ту еду, которую он вам оставил, мистер Одинсон.
– Не называй меня так, – отрезал Локи, губы шевельнулись неуклюже, как будто в первый раз за несколько недель. От внезапного движения заныла челюсть, и он вспомнил чувство этой сухости раньше, когда Иной…
Локи задохнулся от накатывающих волнами воспоминаний, угрожающих погрести его под собой, и где-то далеко-далеко услышал, как ИИ Старка зовет его по имени, а потом почувствовал, как завибрировал пол, когда по нему пронеслись стремительной походкой. На плечо легла теплая рука, с осторожностью стараясь не прикоснуться к лединисто-синему яду, расползающемуся по рукам Локи, а голос твердил его имя.
И Локи успокоился, но так и не пошевелился.
Старк, в конце концов, ушел сам.
Локи не знал, как много времени он провел вот так вот; знал только, что спину в какой-то миг начало покалывать там, где стена из стекла впивалась в позвонки, что бедра горели от усилий, прилагаемых, чтобы удерживать себя вжатым в угол – да так плотно, что он уже не чуял своих ног, – что его лоб так долго прижимался к окну, что оно то обжигало, то холодило его, когда солнце поднималось и опускалось вновь.
Локи так давно позабыл, как двигаться, что когда в дверном проеме появился Старк, облаченный в свой костюм, бог мог бы поклясться, что повернув голову и уставившись на странного смертного, он стряхнул с головы целый слой пыли.
– Слушай, приятель, последнее предупреждение, – сказал Старк, лицевая панель его брони казалась неумолимой и грозной. – Ты примешь душ и что-нибудь съешь, иначе мы с Джарвисом устроим интервенцию, – он выдержал паузу. – Ты знаешь, что это такое?
– Могу предположить, это когда ты во что-то вмешиваешься, Старк? – даже для него самого голос Локи прозвучал чуждым, засыпанным песком и галькой. – Твое присутствие по-прежнему нежеланно, муравей. Я думал, ты сказал, что это мои комнаты, и тут я могу делать все, что мне захочется.
– Ну-ну, ответ неправильный, Бэмби, – Старк поднял его своими металлическими руками как детскую игрушку.
Локи протестующе пискнул, но шевельнуться в крепких объятиях смертного ему не удалось.
– Отпусти меня ты, жалкий олух! – опять выругался он, пытаясь сорвать со своих запястий тонкие ремешки – оковы, связавшие его сейд, его силу и все то, что составляло саму его суть и делало его Локи.
– Жалкий олух? Вижу тебе тут действительно необходима интервенция, Локес. Я на самом деле оскорблен тем, что ты думал, будто это будет обидно, – Старк шагнул в ванную комнату и с Локи на руках зашел в душ, где бог попал под теплую воду, тут же промокая до нитки.
Старк так и стоял вместе с Локи под душем до тех пор, пока бог не начал поливать его нецензурными выражениями, пока кулаки Локи не отказались от своего барабанящего по металлической броне Старка ритма. Но он так и не выпустил бога, он прислонил его к стенке душа и удивительно нежными бронированными пальцами вымыл волосы Локи. А потом гений вытер слезы, которые пролились из изумленных глаз Локи, и помог ослабевшему богу выбраться из насквозь промокшей одежды.
Когда поднялась лицевая панель, в глазах смертного была вовсе не жалость.
Это не жалость, и Локи никогда не сможет отплатить Старку, никогда не сможет вернуть такой долг этому странному человеку. Он уже знал это в тот миг, когда их глаза встретились.
А сам Локи был слабым.
Слабым, жалким и смертным. По-видимому его новая форма нуждалась в поддержке каждые несколько часов, иначе она истощится. Локи было так холодно, он так вымотался, что Старку пришлось помочь ему одеться и добраться до дивана. Трикстеру удалось съесть суп, который Старку приготовил Дубина, хотя кружка настолько сильно тряслась в его руках, что Старк помог ему сделать несколько первых глотков. Суп был теплый, удивил Локи соленым вкусом, пока тот делал один глоток за другим.
И в первый раз за несколько недель Локи подумал, что он, вероятно, переживет этот день, что когда солнце зайдет, он не промерзнет до самой глубины души.
Позже Локи очутился на странном диване Старка, прижатым к плечу мидгардца, а на экране играл фильм, про который невысокий человек заявил, что на Земле тот является классикой, и Локи ну никак не может его пропустить. Он не запомнил сам фильм, но по-прежнему мог чувствовать отпечаток ноги Старка, прижатой к его, тепло в том месте, где соприкасались их плечи, словно совсем новый кровоподтек, горячий и воспаленный.
И Старк остался с ним.
Следующие несколько дней он провел, побуждая Локи есть, относя бога в душ, когда тот отказывался двигаться, и сидя с ним в гостиной, пока сам возился с одним из своих тонких планшетов, а Локи…
Он больше не знал, кто он такой.
Он не меч.
Но если он не оружие, если он не ас, если он больше не спрятанный трофей Всеотца, больше не младший брат Тора, не принц и даже не бедствие Земли, на которую он однажды пытался посягнуть, то кто он?
Он вдохнул и выдохнул.
Старк улыбнулся ему, когда взглянул на Локи поверх планшета и обнаружил, что бог на него уставился. Его пальцы всегда с нежностью прикасались к голове Локи, когда он помогал богу смывать мыльную пену с засаленных черных волос. И Локи просыпался, крича, и слышал его успокаивающий голос, позволяющий ему понять, что он не один.
Локи помнил эти глаза, укрытые за лицевой панелью. Старк понимал. Локи не знал почему, но гений все понимал.
Так что Локи существовал. И этого было достаточно.
***
– Эй, Локи, ты когда-нибудь слышал о списке вещей, которые нужно сделать перед тем, как умереть?
– Нет?
– Ну, я говорю не совсем о том списке, потому что это же, вроде бы, как раз то, чего мы пытаемся избежать, да? – Старк вертел что-то в руках – какой-то тонкий прибор. Локи видел, как смертный читал с него недавно. – Скорее, как список причин, чтобы жить, ну знаешь, то, что стоит испытать, пока ты на Земле.
– Уходи уже, Старк. Ты мне надоедаешь, – без запала пробормотал Локи.
