Текст книги "Гобелен (СИ)"
Автор книги: Arvensis5
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
========== Глава 1 ==========
“– А где же люди? – вновь заговорил наконец Маленький принц. – В
пустыне все-таки одиноко…
– Среди людей тоже одиноко, – заметила змея.”
Он задавался вопросом, всегда ли эти стены были такими ослепительно белыми.
Решил ли отец Одина, или отец его отца, спрятать те души, что омрачают Асгард, укрыв их в самом темном углу из чистого белого камня? Лишили ли они безупречные пустые холсты этих темниц любых заметных глазу узоров, чтобы даже здесь, в самой глубине, в самой сердцевине заключенные были вынуждены терпеть яркость этого мира?
Ему было скучно, невыносимо скучно. Скучно и тягостно, и ужасно, ужасно ярко; настолько ярко, что когда он просыпался, болели глаза, словно он засыпал под солнцем Муспельхейма.
К нему приходила его ма… Фригга, она была так добра, что передала ему в камеру книги, но спустя больше чем полгода Локи уже знал, что, в конце концов, он уступит безумию, которое видел вокруг себя.
Еще в первую неделю один из узников в клетке напротив него набросился и сожрал одного из своих сокамерников, в то время, как его приятели-пленники в равной степени, как и тюремщики, глумились над ним.
А кто бы не стал? Яркая краснота смерти узника, выплеснувшаяся почти малиновыми волнами, словно краска, брызнувшая на идеально подготовленный холст, была единственным цветом, который Локи так живо видел за последние месяцы. Это было прекрасно, так, как может быть прекрасно что-то смертельное. Прекрасно только чтобы созерцать, но не прикасаться.
Краснота на строгих белых стенах была яркой, ярче даже, чем тот цвет, который он видел на обратной стороне век, красочный и теплый, и доброжелательный, как он его себе представлял.
Красный цвет нес в себе так много обещаний.
Однако, если хотя бы на миг быть честным, не было так, словно бы он желал темноты, только не снова. Так, по крайней мере, когда он просыпался, окруженный вечно яркими стенами, то знал, где находится.
– Добрый день, мой Принц, – поддел его стражник, проходя мимо.
Локи сделал тщательно выверенный вздох и развернулся, чтобы еще раз пройтись перед золотым экраном. Значит, сейчас день, но какой день и какого месяца – он не знал. Поначалу он пытался отслеживать свой сон – когда он закрывал глаза и вновь просыпался – но он спал так плохо и так мало, что не мог себе представить, как с его помощью можно измерять время.
Кто бы мог подумать, что среди всего, что могло быть общего у сверкающего города Асгарда и жестоких пыток, придуманных Иным и Таносом, самым главным станет именно полное отсутствие чувства времени – времени, которое осталось единственной постоянной в долгой жизни Локи? Бесконечные дни, день за днем – всегда день, день слепящего белого света и никакой темноты, никаких сумерек, никакой россыпи звезд над головой, никаких перемен.
Во всяком случае, когда придет Фригга, позднее Локи сможет спросить у нее, какой сейчас день. Спросить, как долго он уже заточен в этой позолоченной клетке Асгарда, носящий тапочки и полагающийся на любые крохи щедрости, какие Царица даровала ему.
Стена в углу скользнула в сторону и по полу проскрипел потертый поднос.
– Ваша еда, мой принц, – насмешливый голос стражника эхом отразился от мраморных стен.
Он осторожно провел над подносом рукой, его сейд простерлась и позволила ему ощутить отклики этого скудного кушанья. Вот оно, нахмурил брови Локи. Он бережно, словно обжег пальцы, прижал к груди руку. Хлеб, он казался испорченным, гнилым внутри еще больше, чем сам Локи.
Он убрал хлеб, а остальное перенес на маленький столик, стоящий в углу его камеры. Еда была скудной для аса, но для Локи вполне достаточно. Он никогда не нуждался в таком же питании, как Тор.
Локи позволил губам скривиться в горькой улыбке, к стражникам он сидел спиной, и никто не мог увидеть то дикое выражение, наводнившее его глаза. Он был дураком, раз раньше не заинтересовался; его предполагаемые родители, золотоволосые царь и царица Асгарда, их старший сын, белокурая громадина, и он, худой темноволосый ребенок, мучающийся из-за своего магического дара. Дурак, потому что поверил, что был родным.
После еды он присел на кровать и уперся локтями в колени. Тонкое тело окутала волна истощения, и какой-то миг Локи заволновался, не пропустил ли он в пище очередную порцию яда. Однако, в этот раз истощение задержалось, решив не выворачивать его желудок. Он взглянул на подушку, отсюда до нее всего лишь несколько шагов – расстояние, казавшееся ему неизмеримым.
Пусть он проспит еще четыре тысячи лет, их все равно не будет достаточно, чтобы стереть воспоминания о том времени, что он провел с Иным; воспоминания, которые он видел, когда закрывал глаза, видел даже в этих чистых белых стенах его камеры. Видел до тех пор, пока сквозь них не проступали новые видения, пока Локи не вставал на тропинки меж судьбами, рассматривая красочные цвета гобелена своей жизни, своих упущенных дорог и выборов, которых он никогда не делал.
“Не надо, будет только хуже”, – сказала она ему.
Она тоже его наказала, так, как могла наказать только мать (Не то чтобы он когда-нибудь это признает, скривился он, да и она не была его матерью. Просто не была ею, и все.) Когда он закрывал глаза, невидимые пряди судьбы тянули его за собой по своим тропинкам, через плетения, сквозь время и пространство, и заставляли Локи изучать нити и натяжения между различными прядями, заставляли наблюдать за каждой из них до тех пор, пока она не оборвется на скоротечных секундах возбуждения, страха и непреодолимой грусти.
Поначалу он наблюдал именно те нити, что соткала Фригга, чтобы расшевелить и направить его, словно она пыталась подтолкнуть Локи в верном направлении (теперь-то, когда он мог видеть пряди, он повсюду замечал ее шитье), но все никак не могла его спасти.
Он падал с Радужного моста – прямиком в самые темные глубины вселенной, прямиком в руки Безумного Титана – и так в каждой нити.
Понимание отразилось на Локи телесной болезнью. Стражники подумали, что Локи уступил какому-то яду, который в тот день был добавлен ему в еду, и стояли, хихикая, перед силовым полем, указывая на него и смеясь, в то время как Трикстер, повинуясь рвотным позывам, согнулся над ведром, пока ему наконец не удалось нажать на нужную секцию, чтобы открыть туалет. А дальше даже сейд не защитила его; шок был так велик, что он не смог создать иллюзию, чтобы оградить себя от их надоедливых взглядов, и Локи вспоминалось ощущение желчи, поднимающейся вверх по горлу, да мучительный ожог, опаляющий его желудок.
Мысль, что ничто не могло его спасти, ничто не могло спасти его от этой судьбы, заставила Локи всею душой пожелать конца, не желая ничего большего, кроме как лечь и сдаться, забыть о том, что его создали когда-то – обернуться в ничто, прах к праху – и исчезнуть.
Тогда она сказала ему: “Не надо, будет только хуже”, а Локи ухмыльнулся и огрызнулся “Куда уж хуже”.
Но он знал, что хуже стать может, и знал, отчего. Он знал. Очень хорошо.
В конце концов Иной придет за ним. Комнатная собачка Безумного Титана не позволит провалу Локи в захвате Мидгарда остаться безнаказанным. И, со временем, Танос узнает, что Локи сделал в Мидгарде, разгадает его обман… но теперь уже слишком поздно.
И как же много раз выпадал подходящий момент, случай, когда он думал, что вот сейчас, именно сейчас, может, кто-нибудь все-таки позволит ему заговорить, кто-нибудь все-таки выслушает. А потом, когда его, скованного по рукам и ногам, притащили к Одину, старый дурак только глумился над ним. Всем рассказал, что Локи был ничем, кроме как марионеткой, игрушкой, которая переросла свою пользу для Асгарда, ребенком, который должен был умереть, если бы не великодушие натуры Одина и не его желание трофея. Не прояви он милосердия к ребенку-монстру, не стоял бы сейчас Локи перед Всеотцом.
У Локи было много слабостей, но умолять он не будет. Только не снова. И больше никогда впредь. И если Один – человек, который недавно заявлял о своей любви к нему, как к сыну – не может даже снизойти до того, чтобы спросить его, чтобы потребовать рассказать, почему и зачем, то кто такой Локи, чтобы что-то объяснять? С чего бы это ему, Одину Всеотцу, предположительно одному из самых могущественных богов в Девяти Мирах, обязательно знать о происках Таноса, о том, что выдал Локи, чтобы избежать боли, боли самого абсолютного и ужасного характера, боли от чернильных ночей и дней, боли от красного, боли от огня и страха, если он смотрит на Локи и видит лишь демона в шкуре аса. Одного лишь монстра, который просто так, без причин, заключит сделку с другим монстром.
И если Асгард сгорит, когда Танос заявится сюда в поисках отмщения, то да будет так.
Он закрыл глаза.
Яркий свет сменил пейзаж, красным цветом написанный на обратной стороне его век – красным, как глаза Ётунов, красным, как его собственная кровь, растекающаяся реками от деяний Иного – он вскинул руку, согнув ее в локте и спрятав лицо в изгибе. Спрятанная за его кистью, комната погрузилась в блаженную темноту, и Локи сосредоточился на дыхании – вдох и выдох.
Ох! Как же он стремился к красному, к тому, что, как он верил, после возвращения с Тором домой ожидает его в Асгарде – топор и конец мучениям. Он все еще помнил ту боль в костях, когда Тессеракт забрал его и Тора, помнил, как от каждого движения пылало его тело, помнил напряжение в рубцах и ранах, которые спустя все это время не смогла стереть даже его сейд.
Но Всеотец никогда не был милосердным. Локи выдохнул, воздух выжег в легких две тропинки. Но и пусть не говорят, что Всеотец был добрым.
В комнате вокруг него царила тишина, и он почувствовал, как проваливается в кровать под гнетом своих мыслей, будто бы белые простыни и одеяло заглатывают, надвигаются на него. Уступить им было так легко, также легко, как и упасть. И отпустить, приветствовать конец, который все никак не приходил.
И вот в этот миг, именно в этот самый миг, Локи захотелось вновь уплыть вдоль нитей, что могли бы растянуться на вечность. Позволить мыслям блуждать, позволить разуму распахнуться и принять заклятие, дарованное ему Фриггой, изучая и внимая, создавая и изобретая и – ох! – желая, чтобы все предстало иначе – что когда он откроет глаза, здесь будет протянутая рука, приглашающая его присоединиться к миру живых и вытягивающая обратно с обрыва его осознанной капитуляции самой Госпоже Смерти. Но надежда подчас – переменчивый зверь.
И ему снятся ясные глаза смертного.
Комментарий к Глава 1
Картинка – http://tamflakes.tumblr.com/image/101531840153
========== Глава 2 ==========
“Ведь она такая таинственная и неизведанная, эта страна слез.”
– Твой ход, северный олень, – рявкнул смертный человек в огненно-красном металлическом костюме, и Локи медленно поднял руки, его золотые и зеленые доспехи исчезли в слабом сиянии.
– Хороший ход, – сказал мужчина, и оружие красной брони исчезло внутри конструкции. Секунду спустя к нему присоединился супер-солдат, а из отсека металлического костюма возникла пара усиленных наручников.
Пока двое смертных препирались друг с другом, Локи молчал, а потом к нему с наручниками в руках шагнул солдат. Бартон упоминал, что этот человек из прошлого был сильнее, чем большинство смертных, почти такой же сильный, как и Локи. Корабль за его спиной так заревел, что кошмарные звуки расчистили на площади достаточно свободного пространства, чтобы он смог приземлиться. Смертные, словно тараканы, снующие тут и там, рассыпались во все стороны.
– Нечего сказать, Бэмби? – поддразнил одетый в стальной костюм смертный, и Локи бросил в его направлении небрежную усмешку. Его звали Железный Человек, как рассказывал Бартон, и он был миллиардером-филантропом, работающим на Щ.И.Т. в качестве консультанта, что бы это не значило, но Локи больше волновало, хватит ли ему силы духа и средств, чтобы защититься от…
Острая вспышка боли в голове заставила его скривиться, а следом опаляющее восприятие затопило сознание и вырвалось наружу, отчего он упал на колени. Он еще слышал, как рявкает на него солдат, приказывая ему подняться, но угол его зрения сместился, и сердце Локи пустилось вскачь; переключившись на гладь другого мира, пейзаж перед его глазами окрасился в одну черноту и мрак, разбавляемые светом звезд.
Перед ним предстал Иной, он неспешно направился к Локи, а его резкие черты лица и абсурдный рот скривились в презрительной усмешке.
– Ты тянешь время. Плетешь интриги против моего хозяина, – пальцы Иного в каком-то личном жесте пренебрежительно проследили линию плеч Локи.
Локи прикусил щеку, чтобы не содрогнуться от холодного неестественного прикосновения. По горлу поднялась желчь.
– Ничего подобного, – он сглотнул, старательно сдерживая дрожь в руках. – Люди, которые меня нашли – единственная сила в Мидгарде, способная встать на его защиту от Читаури. Мы уничтожим их сейчас, до того, как прибудут Читаури.
– Посмотрим, как тебе это удастся, божок, – неприятные ласки перешли на грудь Локи, потом на живот, а после пальцы, покрытые кожей как у ящерицы, непринужденно и собственнически устроились на его талии. – И все-таки, я так скучаю по твоим немногочисленным визитам в мои владения.
И прежде чем Локи успел возразить, желудок ухнул вниз, и он вернулся в собственный разум. Он стиснул зубы, проглатывая вскрик – по связи пронесся порыв едкого огня, опаляя границы сознания и угрожая его воспламенить, а потом бога внезапно толкнули в спину. Локи оступился, сапоги запнулись о вымощенный на площади булыжник, и он упал на колени, а потом, не справившись с импульсом, завалился вперед. Приложился лбом об камни раз, другой, услышал, как те трескаются, почувствовал впечатавшуюся в кожу грязь и слякоть.
– Хах. Знаешь, а боги действительно пружинят, – раздался за его спиной металлический голос, и Локи, скованный мешающимися наручниками, зарычал, напрягаясь, чтобы подняться.
Ныла голова, от глаз до челюсти разлилась тупая пульсирующая боль, на фоне которой неизменный подарок Иного выжигал в черепе глубокую дыру. Не думай об этом, скривился Локи. Не думай.
Но слишком поздно, и Локи, вздернутый под локоть на ноги железным кулаком, вспомнил. Он вспомнил, как умолял Иного, думая, что это никогда не закончится, думая, что нет ничего хуже, чем жить в этот миг. Он резко вздохнул, только чтобы понять, что он уже давно на ногах и смертный опять стоит перед ним, а в нескольких миллиметрах от его лица маячат бластеры.
– Эй, северный олень? Ты тут? – насмешничал над ним смертный в красных доспехах. – У тебя мозг зависает или что?
Локи взглянул в стальную лицевую панель с пылающими голубыми глазами. Цвет был отчаянно голубым, почти таким же голубым, как и Тессеракт, и он лился сквозь круги на груди и руках смертного. Он хотел пробежаться пальцами по этим ярким голубым пятнам, хотел узнать, скрывают ли они в себе силу, могущество, которое могло переворачивать, направлять и двигать. Защити бога от его мучителей, вспыхнула в его разуме предательская мысль. Но скованные руки оставались упорно неподвижными, только ладони болезненно сжались в кулаки, а в тонкую кожу впились ногти.
Он отвернулся.
– Так, ладно. Идем, – мужчина потянул Локи за наручники. – Отправимся на встречу к волшебнику.
– Я понял отсылку! – воскликнул солдат.
***
Пока квинджет взлетал, Локи краем глаза наблюдал за парой. У одного из них, в красном металлическом костюме, уже имелись подозрения относительно его намерений, и он искоса на него поглядывал. Он был настороженным, подозрительным. Не о нем ли говорил Бартон, как об одном из самых умных людей в Мидгарде?
Тогда ему придется убить его первым.
Вспыхнула молния, и самолет качнуло внезапным порывом ветра, Локи кинул взгляд на небо сквозь лобовое стекло квинджета.
– Что с тобой? – поддразнил солдат. – Испугался молний?
– Я не в восторге от того, что за ними последует, – невозмутимо ответил Локи.
Спустя миг квинджет мотнуло в сторону, а выше в небе высветился контур облаков. Локи проследил, как человек в красной броне открыл грузовую дверь, в то время как его товарищ по оружию спорил с его спиной. И Локи вздрогнул, вцепившись в удерживающие его ремни, когда на трап обрушилась вся тяжесть Тора.
Тор ударил Мьёльниром одетого в броню Мидгардца и, прежде чем смертные успели ответить ударом на удар, прежде чем Локи успел набросить на себя иллюзию и сбежать, Тор сорвал с Локи путы, схватил за горло и швырнул в люк.
Вниз, вниз, прямиком к Мидгарду, к самой земле. Локи падал, его окружало темное ночное небо, оно душило его, и он смеялся. Он смеялся и смеялся, пока Тор не схватил его руку и не замедлил их падение.
И Локи уставился на незнакомые пальцы, вонзившиеся в его руку – твердые и упертые, никогда не слушающие, никогда не видящие, всегда ставившие Локи на место, всегда более могущественные, чем Локи, и бог увидел красный цвет. Он увидел красный, и зеленый, и золотой – такие красочные, болезненные воспоминания о том, что напоминало отголоски той его жизни, какой она на самом деле была. И Локи почувствовал неясные очертания присутствия Иного, глядя на Тора и раздумывая, всего лишь миг, доставит ли их хозяину удовольствие обладание вторым подконтрольным богом, и этого хватило сполна.
Горло захлестнуло горечью, и Локи пнул Тора, вырываясь из хватки Громовержца. Не обращая внимания на удивленный окрик Тора, юркий бог крепко прижал колени к груди и понесся к земле ускоряясь все больше и больше. Он, крепко сдавливая руки и ноги вместе и прорезая ветер, как отравленный дротик, позволил сейду увеличить свою массу, пока гравитация не смогла доделать все остальное.
Ветер болезненно стегал его по лбу и щекам черными прядями, и Локи сильнее прижал к груди подбородок. Где-то в отдалении он услышал безумные крики Тора и жужжание Мьёльнира, тот пытался поймать Локи, но Трикстер имел преимущество в скорости, неожиданности и магии. Ему показалось, что он даже услышал отдаленный рев репульсоров – мощных устройств, которые делали так, чтобы смертный человек летал, но все, что он мог различить – это чернота, земля и рев ветра.
Так досадно.
Ему хотелось бы узнать, что движет тем странным смертным человеком. Что заставляет его изобретать, создавать и вдыхать жизнь в конструкции вроде той, что он носит на себе.
И так же быстро, как странная мысль пришла к Локи, она выскользнула из его разума – земля, темное пятно среди темного неба, приближалась все быстрее и быстрее.
Неудача была блаженством, надеющимся зверем, запрятанным глубоко в груди, и все, что он мог делать – это удерживать сердцебиение равномерным, продолжать прятать свои мысли от прощупывающего влияния Иного, как бы тот в самый последний миг не стал бороться, пытаясь забрать у него контроль и с помощью сейда Локи замедлить его падение. Он и так уже снова и снова предавал себя, уступая требованиям Безумного Титана, отпуская все, что считал неприкосновенным ради всего лишь одного мига без боли, ради еще одного дня жизни.
Он – не чья-то игрушка, не оружие или подарок на память… он – ничто, мазок на холсте вселенной, которому не стоило существовать, ничем он и станет.
Локи достал свой любимый кинжал, который Один подарил ему на его первый праздник жертвы, – орнамент на рукояти сделан мастерами гномов, – и аккуратно разместил его кончик между двумя ребрами, над сердцем, крепко-накрепко обхватил рукоятку руками, и в тот же миг в его сознании яркой горячей яростью взорвались темно-синие иглы, и на периферии зрения Локи внезапный гнев Иного разлился неистовым пурпуром.
Удар был внезапным, и у Локи был только миг, чтобы прохрипеть в болезненном удивлении, когда наконечник ножа вонзился точно в цель и глубоко вклинился между ребрами. Тут же следом поднялась земля, встречаясь с его телом и образовывая вокруг него кратер, будто Мидгард стремился удержать в каменистых объятиях своего вынужденного царя, и Локи провалился в тепло до того, как над ним навис Тор, крича его имя.
Называя его братом.
Локи в последний раз закрыл глаза.
========== Глава 3 ==========
“Знаешь… когда станет очень грустно, хорошо поглядеть, как заходит солнце…”
– Мне не особо понравилась эта нить, – сказала на следующее утро Фригга, после того, как спросила его, что он видел минувшей ночью.
– А почему нет? Моя самая любимая из тех, что я видел до сих пор, – ответил Локи. Под ее неодобрительным взглядом на его лицо скользнула легкая усмешка.
– Ты знаешь почему, сын мой, – предостерегла она. – Следи за нитями и ты увидишь.
– Что я вижу, так это новый способ меня мучить, – прорычал он. – Дразнить и насмехаться всем тем, чем я никогда не буду обладать, тем, что никогда и не было моим. Знала ли ты об этом, когда вырастила меня для коллекции трофеев Одина? Что я всегда буду падать?
– Локи, ты не трофей, – вздохнула она. – И я знаю, что ты переживешь и это падение.
Он повернулся к Фригге спиной, как обидевшийся ребенок. Такие пробуждения приносили боль, от них ныло, как при сломанной конечности – проснуться только для того, чтобы обнаружить, что он все же выжил, что все это были лишь пустые мечты, одна из тысячи возможных прядей судьбы, которые Локи теперь изучал сквозь призму прошлого, безнаказанно подвергаясь испытаниям событиями, которые никогда не происходили и никогда не произойдут.
Заклятие Фригги было самым жестоким наказанием из всех. Локи закрыл глаза и перевернулся на спину, пальцы впились в кожу головы. Она лишила его надежды, лишила его веры, что то, что он сделал – ему пришлось сделать, чтобы спасти себя. Теперь же он мог видеть все то множество путей, чтобы остановить Таноса, какими мог бы воспользоваться, как мог бы пожертвовать собой лучший, чем он, человек. Это не доказывало ничего кроме того, что Локи был монстром, которого он боялся, монстром, одетым в кожу аса.
Нет, правда о том, что произошло, была куда более унизительной.
Вместо того, чтобы просто вышвырнуть его из самолета и отправить навстречу смерти, Тор поймал его. Замедлил его падение так, чтобы все, что Локи получил от удара – это здоровенные синяки на спине и ногах. Не стоило и рассчитывать, что Локи повезет так просто со всем покончить, освободиться от подобного тискам принуждения Камня Души, что плотно обвил его волю, впиваясь в самую суть его души своими крюками, противостоять которым у него не было ни единого шанса. Он помнил эти сине-черные иглы, которые болезненно выделялись на зелени его сейда, которые просочились в саму его магическую подпись и запятнали волю бога, перекрутили ее в направления, по которым Локи и не думал идти, не думал, пока Танос не обеспечил его целью. И не сомневайтесь, страх – это цель… ужасная цель.
И, несомненно, славная.
Уже не имеет значения, сказал себе бог. Жаль только, что Один попросту не рубанул топором, раз и навсегда положив тем самым конец раздутой привязанности Фригги.
Однажды он сказал ей это вслух. Он назвал ее визиты – ее утверждения своей любви к нему, несмотря на его действия, несмотря даже на то, что он был отпрыском монстра – увековеченным фарсом, призванным сорвать исполнение приговора Одина к смертной казни. Фригга смеялась до тех пор, пока ее проекция не заплакала, а потом, так же внезапно, она исчезла, и Локи не видел ее несколько дней.
Больше он не озвучивал таких предположений.
– Ну? Так меня и не спросишь? – подтолкнула она его.
Фригга стояла рядом с ним, ее ясные голубые глаза изучали Локи со смесью чего-то, похожего на терпение и разочарование, словно она думала, что он подчинится, задергается как послушная ее воле марионетка.
Локи уронил голову обратно на подушку и потер глаза.
– Спрошу о чем? – ответил он наконец, когда стало ясно, что Фригга так просто не уйдет.
– О том, как я узнала, что переживешь и это испытание?
Локи унял свою тоску, понимая, что она не сможет ему рассказать, понимая, что независимо от того, что она увидела в нитях, она ошибается, и перевернулся на бок.
– Я устал, Фригга, – сказал он. – Оставь меня.
***
Локи точно не знал, пришла ли уже ночь или он опять уснул после того, как она ушла, но когда он закрыл глаза, то увидел еще одну желтую нить, которую Норны выжгли с гобелена, посчитав непригодной. И сам он как будто выцвел из мира неспящих и упал в глаза Локи из этой нити. Один миг сменил другой, и он понял, что наблюдает за прядью, которая расплетается и оборачивается тем, что никогда не случится, и потом…
Ох, хвала Норнам за их милосердие, но после того, как Тор выбросил его из квинджета, столкновение с землей, расколовшее череп пополам, было восхитительным.
Восхитительным и столь полезным, и Локи застонал, переворачиваясь, чтобы встать на колени, в то время как Тор орал на него; голос Громовержца отдавался в ушах Локи оглушающе и болезненно. Как будто он мог видеть цвета легких Тора, как будто каждый раз, когда Тор кричал, перед зрением Локи вытанцовывали и ярко-желтый, и синий, и пурпурный.
А потом Человек из железа бросился на Тора, и Локи чуть было не рассмеялся над нелепицей, над ужасной иронией своего существования – единственное, к чему он стремился, было почти в его власти. И больше уже неважно, что сделает Один, он, Локи, ничто, он никто. Тора старик изгнал и за меньшее; а Локи сможет вынести изгнание, если он просто уберет Иного…
Локи замер. Медленно поднялся, и его руки затряслись, когда он осознал, что подумал мыслями изменника, что пожелал чего-то запретного, мучительно запретного… и ничего не случилось. Ничего не произошло.
Первый смех – чуждое и необычное ощущение, сминающее грудь изнутри и вновь поднимающее ее – он подавил, хрипя и задыхаясь, словно от удушья. И Локи закашлялся, заваливаясь на бок, смех перемешался со слезами, и вот он уже смеется и всхлипывает, да так сильно, что заныли ребра, поверх которых он сложил руки, чтобы надавить на больные места. Тело внутри брони потряхивало, исхудавшие руки и ноги под жесткой кожей и металлом усыпали кровоподтеки, не сходившие после такого продолжительного истязания, после стольких месяцев, не заполненных ничем, кроме боли и ужаса, и всевозможных оттенков страданий и пыток, от которых его мускулы ослабли без… без…
И смех Локи затих, заглушенный придушенными всхлипываниями.
– Все кончено. Все кончено, – пробормотал он. – О, Норны, он ушел. Все кончено.
– Эээ, Кэп? – металлический человек вернулся вместе с Тором. – У Норвежских богов бывают психические расстройства?
– Это уже не наше дело, Старк, – ответил мужчина. – Пусть Фьюри разбирается.
А потом прямо перед ним возникли вертящиеся пушки квинджета, и Локи, признавая поражение, поднял руки, не сдерживая слезы, проложившие на его щеках две одинаковые дорожки.
А пока солдат грозил ему, чтобы он даже не пытался прибегнуть к своим “хитростям”, пока странный мужчина в красной броне помогал ему подняться на ноги, он смеялся. Смеялся он и над подавленным выражением лица Тора, сочетающим в себе смятение и гнев, и что-то еще, что-то потерянное.
Локи никак не мог заставить себя встревожиться, пока он следовал за смертными на борт, а потом позволял человеку, которого солдат назвал Старком – и который так и не отпустил его локоть, даже после того, как помог богу встать – застегнуть ремни вокруг груди Локи, вновь лишая его свободы.
А после Локи не обращал на них ни малейшего внимания – ни как спорили и кричали друг на друга Тор и Старк, ни как солдат и Вдова связались по рации со Щ.И.Т.ом, и квинджет полетел во тьму. Если оковы Локи разбились, если Камень Душ больше не контролировал магию Локи, значит и Тессеракт не держал в подчинении Бартона и Селвига, и больше ничего, ничего не имело значения. Пусть совершенно случайно, но он купил себе время, время, чтобы сбежать, или время, чтобы взмолиться о смерти, или чтобы найти свой собственный вариант. Время, чтобы восстановиться от общения с Иным, без этого тошнотворно масляного ощущения в голове, без сине-черных игл, что оставили в его сейде дыры, которые теперь болезненными волнами, пульсирующими в самом его средоточии, наводнялись зеленым, переливающимся через края.
Локи почувствовал, что так крепко стиснул кулаки, что суставы обожгло огнем, а желудок скрутило в болезненной судороге, которая возникла вовсе не от маневров самолета. Уголок вселенной Таноса находится отсюда далеко, очень далеко, и без Тессеракта… однако, Безумный Титан все равно придет за Мидгардом.
Но к тому моменту Локи здесь уже не будет. Его здесь не будет. Люди не смогут его удержать, не тогда, когда его сейд усилится, ведь не смогут же? Но что если…
– Эй, демон ночи, ты хоть слушаешь?
Локи вздрогнул и повернулся, обнаружив вновь стоящего подле себя Старка, бронированная рука которого мягко сжимает локоть бога объятыми броней пальцами и побуждает Локи встать. Тор возвышался позади Старка, засунув молот подмышку, и его лицо пересекало то самое озадаченное, идиотское выражение, которое Локи просто презирал.
– Нет, – сказал Локи, а потом вспыхнул вялой ухмылкой, глядя на невысокого человека.
Смертный закатил глаза, однако помог Локи подняться.
– Давай, Бэмби, пора убраться с этих американских горок.
***
Хеликерриер оказался совсем не таким, каким Локи ожидал его увидеть по описаниям Бартона. Он думал, что люди окажут богу меньше доверия, а не будут полагаться на солдат с оружием в руках, потому что уже должны были знать, что оно не причинит ему серьезного вреда. И потом, почему они сопроводили Локи до его камеры по коридорам и переходам этого великого судна, даже не завязав ему глаза? Что за странная демонстрация силы, думал Локи, пока его заводили все дальше и дальше, мимо уязвимых точек. Если бы только смертные знали о его возможностях, знали, что его сейд может с легкостью уничтожить это судно, они бы никогда не пригласили его внутрь, и уж тем более не вывели бы на такую прогулку.
Но сейчас это были уже его собственные мысли, и он не знал, что теперь со всем этим делать. Он, конечно, никогда особо не интересовался Мидгардом, но здесь он точно не мог укрыться, не мог затеряться и надеяться, что Иной и Танос не станут его искать. Этот мир был слишком маленьким, слишком изолированным от остальных. В конце концов ему придется сбежать, но куда он теперь может пойти?
Уж точно не в Асгард.
К нему приходил Фьюри, чтобы поиздеваться над Локи насчет того, чего он этим надеялся достигнуть, но бог его игнорировал, закрывал глаза и дремал прямо на середине обличительной речи человека. Он игнорировал бурчания и тирады, и впервые за долгое время просто уступил тишине, воцарившейся в его разуме.
Тишине, теплой и уютной. Безопасной.
Его сейд ревел вовсю, и Локи все еще мог ощущать под своей кожей покалывание, с которым его магия латала и исцеляла давние шрамы и раны, опять перестраивала кости, кровь и кожу, и все это мучительно его изнуряло. Должно быть, кто-то сказал его тюремщикам, что асы нуждаются в большем количестве пищи, чем люди – или, может быть, они просто несколько дней наблюдали, как ест Тор, хотя мысль о Громовержце, засовывающим себе в рот еду как обычное крестьянское животное, вызвала у Локи чувство тошноты – потому что не прошло и нескольких дней с тех пор, как он здесь оказался, как его тюремщики увеличили количество еды, которое они доставляли в его камеру; однако Локи едва смог справиться с половиной своей порции, не говоря уже о большем.
