Текст книги "Мешать соединенью двух сердец...(СИ)"

Автор книги: Arliannet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Грязнокровки? Как ты смеешь, Робардс, – возмутился Кингсли.

– Родольфус, которого вы тут пытаетесь представить монстром в человеческом обличии, не назвал меня так ни разу, даже когда мы ещё были врагами, – запальчиво выкрикнула девушка.

– Родольфус? – издевательски вскинул брови Робардс – Были врагами. – Он старательно подчеркнул слово «были». А теперь, я вижу, вы друзья, уж не знаю, насколько близкие.

Лестрейндж открыл рот, но Гермиона не позволила ему вмешаться.

– Да, теперь мы друзья, потому что он спас мне жизнь, помог нам освободить Гарри и Рона, передавал Рону лекарства, а что касается грязи, на которую вы намекаете, то выставляйте себя идиотом, если вам так нравится. Кажется, Родольфус был прав – у вас очень скудная эмоциональная жизнь, если вас тянет на такие разговоры.

Лестрейндж взглянул на Гермиону. «Не стоило, но спасибо», – читалось в его взгляде.

– Уж не знаю, кто тебя держит в ордене Феникса с такими замашками и с такими друзьями, но я прослежу за тем, чтобы это исправить, – угрожающе процедил Робардс. – Колдман, вы закончили? Вставай, что расселся? Твоё место в Азкабане, дементоры ждут, – повернулся он к Лестрейнджу.

Тот не двинулся с места.

– А ведь это ты, – неожиданно произнёс он, – ведь это ты, сволочь, всё подстроил. Ты вычислил этого дурака Крауча, и он вывел тебя на нас. Ты мог взять нас в любой момент, всех сразу или по одиночке, но этого тебе было мало. Просто арестовать нас тебе было мало, ты хотел побольше шума. Это ты наплёл Краучу, что Фрэнк знает, куда исчез Волдеморт, зная, что он тут же помчится с этой информацией к нам. Ты знал, что мы ищем Лорда, знал, что Беллатрикс не упустит случая выяснить, куда он подевался. Ты подсказал, где перехватить Фрэнка. Но всё равно тебе казалось, что мы будем выглядеть недостаточно чудовищно в глазах общественности, поэтому ты навёл на мысль об Алисе и Невилле. Может, ты взял бы нас раньше, не допустил, чтобы Алису и малыша замучили до смерти, это выставляло в плохом свете твоих авроров – как же, три беглых Пожирателя творят такие ужасы у вас под носом, может, ты привёл бы их быстрее, но я спутал твои планы, когда аппарировал с Невиллом. Белла с Барти пытали Алису, а ты не вмешивался, ты ждал, чтобы я вернулся. Тебе хотелось эффектно захватить всех разом и тебе был нужен я на месте преступления. Ты знал, что я вернусь, что я не брошу свою семью. Ты ждал. Алису и Фрэнка пытали, а ты ждал. Твои люди появились только когда я вернулся. Ты мог её спасти, но решил, что так даже лучше – двое замученных вместо одного, главное, что ребёнка там не будет. Ты же всех нас подставил, – Родольфус уже почти кричал. Никто не пытался его остановить, – меня, Беллу, Рабастана, дурака этого, Крауча. Ты своих подставил, Фрэнк и Алиса были твоими людьми! Ты бросил на нас новичков, ты знал, что мы с Беллой сотрём их в порошок, что им нечего нам противопоставить, но тебе нужно было ещё больше трупов, чтобы эффектней выглядеть на страницах «Пророка». Сколько жизней ты сломал, сволочь!

Робардс цинично ухмыльнулся, склонился к Родольфусу и прошипел:

– Ты никогда этого не докажешь.

Резко выпрямившись, Лестрейндж вскочил и выхватил палочку из кармана остолбеневшего Невилла:

– Авада…

Молниеносно среагировавший Кингсли вывернул руку Родольфуса вверх

–… кедавра!

Зелёный луч сорвался с палочки и ударил в потолок, осыпав присутствующих пылью и ошмётками штукатурки.

– Родольфус! – простонал Дамблдор.

Глаза Робардса вспыхнули торжеством.

– Замечательно! Использовать непростительное заклятие против главы аврората прямо в стенах больницы на глазах у свидетелей. Прекрасно, Лестрейндж, лучшего подарка ты не мог мне преподнести. Всё ясно. Бесноватый Пожиратель, которого нельзя подпускать к людям. Он опасен. Что он придумает завтра, на кого набросится с Авадой или Круциатусом? Зверь должен быть обезврежен.

Родольфус, всё ещё пытавшийся вырваться из рук Кингсли, обмяк.

– Робардс, – хмуро заговорил гигант, – Фрэнк был твоим заместителем, но все прочили ему твоё место в самом ближайшем будущем. Он был моложе, у него была прекрасная хватка, отличные организаторские способности, он берёг людей, да и к пленным относился не в пример человечнее. Трагедия, которая с ним случилась, позволила тебе сохранить место главы аврората на долгие годы.

– Что ты хочешь сказать, Шеклболт? – презрительно вздёрнул губу Робардс. – Ты обвиняешь меня в том, что случилось с Логботтомами?

– Я не могу обвинять, не имея доказательств, – ответил Кингсли, – но Лестрейндж действительно рассказал очень интересные вещи, которые мне хотелось бы проверить. Я инициирую служебное расследование.

– Валяй, – ухмыльнулся Робардс. – Что ты мне предъявишь? Воспоминания Лестрейнджа? Или тот бред, который он сейчас нёс? Давай, хоть посмеёмся. Колдман, вы написали, наконец? Кажется, мне пора.

Колдман захлопнул блокнот и, не глядя на Робардса, произнёс:

– Я, пожалуй, понаблюдаю за Лестрейнджем ещё несколько дней.

– Что-о-о??? Ты что, с ума сошёл? Кажется, мы обо всём договорились. Что на тебя нашло, Уильям? Ты не боишься за людей, которые здесь лечатся? Лестрейндж только что пытался использовать непростительное заклятие…

– Каким образом? – равнодушно спросил Колдман. – У него же нет палочки.

Робардс задохнулся от возмущения. Остальные, включая Родольфуса, с изумлением уставились на Колдмана.

– Ты что себе позволяешь? Ты забыл про Марион? Она, наверное, сейчас в гробу переворачивается от того, что ты непонятно из каких соображений защищаешь её убийцу! Ты забыл её? Ты ему простил?

– Гавейн, не надо этой театральщины, – поморщился Колдман. – Я не Лестрейндж, в истерике не забьюсь. Не забыл. Не простил. Но Лестрейндж побудет в больнице до окончания служебного расследования, которое инициирует Кингсли. Тем более, что, судя по его воплям, я погорячился, планируя выписку. У него сильное отравление змеиным ядом, периодически бывают галлюцинации, он тогда несёт что-то не совсем ясное, можно и за непростительные заклятия принять. Правда, временами говорит и более интересные вещи, которые неплохо бы проверить. В общем, пока он останется тут. Это моё последнее слово.

– Ты пожалеешь, Уильям. Очень пожалеешь. Когда этот фарс под названием «служебное расследование» закончится. А он закончится очень быстро. Вам же нечего мне предъявить, кроме, как ты правильно заметил, бреда укушенного змеёй Пожирателя. У вас нет никаких доказательств. Ни-ка-ких! – Робардс торжествующе рассмеялся.

Кингсли продолжал хмуриться. Доказательств и правда не было, хотя каждому в этой комнате было ясно, что дело нечисто, слишком уж нарочитым и неестественным было поведение Робардса.

– Слова и воспоминания, действительно, слабые доказательства, – кивнул Колдман. – Верить можно только написанному. В лавке Тутса, например, – я там когда-то проходил практику, – пояснил он зачем-то, – сохраняются все записи о покупках за последние 250 лет.

– И к чему это ты? – не понял Робардс.

– Крауч сказал Лестрейнджам, что Фрэнк, с твоих слов, зайдёт к Тутсу за микстурой для ребёнка. Я видел, что он купил и, признаться, не совсем понял, зачем ребёнку Жёлчь броненосца. Кто послал Фрэнка к Тутсу, Гавейн? Кому он это покупал?

Робардс отступил.

– Не знаю, что ты несёшь, Уильям. Лестрейндж тебя не укусил, случайно, бредите вы с ним одинаково.

Однако было видно, что он испуган не на шутку.

– На Лестрейндже много крови, – размеренно произнёс Колдман, – но своих он не бросал и не подставлял.

Гермиона ободряюще взглянула на Родольфуса. Похоже, дело наконец-то принимало благоприятный оборот. Но тут же девушка вздрогнула.

– Мистер Колдман!

Медик обернулся. Гермиона кивнула в сторону Родольфуса. У ног Лестрейнджа поблёскивала лужица крови.

– Прошу всех покинуть палату, – резко встал Колдман. – Я действительно поторопился. Всех, Гермиона, – приказал он девушке, хотевшей остаться. Той пришлось подчиниться.

Колдман возился с раной долго и скрупулёзно, прочищал, зашивал, накладывал мазь и менял намокающие повязки. За всё это время он не сказал Лестрейнджу ни слова. Родольфус тоже молчал. Закончив, медик, по-прежнему не глядя ему в лицо, отчеканил:

– С койки не подниматься. Узнаю, что встал – будешь сидеть на усыпляющем зелье, пока не решат, что с тобой делать, – после чего направился к выходу.

– Колдман, – окликнул его Родольфус.

Колдман, не поворачиваясь, остановился.

– Я понимаю, что тебе это не поможет и не принесёт облегчения, но мне жаль. Если бы я мог что-то исправить, что-то изменить… но я не могу. Мне жаль, очень жаль.

Колдман молча вышел, плотно закрыв за собой дверь.

========== Часть 30 ==========

Глава 30

– И что теперь? – спросила Гермиона, когда они вышли из палаты.

– Пока неясно, – вздохнул Аберфорт. – Поцелуя дементора, думаю, избежать удастся, а вот заключения в Азкабан или обмена… Боюсь, последняя идея Робардса, при всей её жестокости, встретит много поддержки.

– Но это же чудовищно!

– Это война, девочка. Война – это всегда кровь, грязь, боль, страдания, смерть и много, очень много несправедливости.

– Если вас это утешит, то менять Лестрейнджа не на кого – Пожиратели неохотно берут в плен наших людей, а наши люди, зная, что их там ждёт, не спешат сдаваться, – включился в беседу Кингсли, уже пославший авроров к Тутсу.

«Слабое утешение», – подумала девочка.

– Почему Родольфус никому не сказал о том, что произошло на самом деле? – спросила она Дамблдора.

– Во-первых, как ты сама видела, его никто ни о чём не спрашивал. Во-вторых, он скорее взял бы на себя вину Беллатрикс, чем попробовал оправдаться за её счёт. В-третьих, он действительно принёс много зла и пролил много крови, так что это мало что изменило бы. И, не забывай, именно он похитил Фрэнка.

– И, тем не менее, ты прилагаешь все усилия, чтобы он избежал наказания, – заметил неслышно подошедший к ним Колдман.

– Четырнадцать лет Азкабана, Уильям, более чем достаточное наказание.

– Не думаю, что жертвы Лестрейнджа согласились бы с тобой. И знаю, что близкие его жертв с тобой не согласны

– И всё же ты не позволил Робардсу его забрать. Не уверен, что в сложившихся обстоятельствах Родольфуса доставили бы в Азкабан живым.

– Робардас мерзавец, его давно пора остановить. Но что касается Лестрейнджа, я до сих пор не уверен, что поступил правильно. Я не хочу, слышите, не хочу ему помогать. Я никогда не смогу простить, никогда не смогу забыть… – голос Колдмана сорвался. – Вы не видели, что там творилось, что он …

– Никто не вправе этого от тебя требовать, Уильям. Но сегодня ты был справедлив с ним. В этом нет оскорбления памяти Марион и её семьи. Если мы не будем справедливы и милосердны к тем, кто перестал творить зло, по-прежнему имея для этого огромные возможности, нам никогда не закончить войну, потому что, даже уничтожив Волдеморта и его сподвижников, мы сами превратимся в таких, как они, и тогда после нашей победы очень скоро кто-то придёт бороться уже с нами. Мы и так сейчас слишком часто переходим грань, отделяющую нас от наших врагов.

Не бессмысленная жестокость Азкабана, с которой я никогда не устану бороться, отвратила Родольфуса от зла, это его сознательный выбор. Немногие в наше время на него способны. Он как может пытается исправить хоть что-то. И, поверь, я не отправил бы детей к нему в руки, если бы не был уверен, что он не причинит им вреда. Да, мой план был очень рискованным, всё могло сорваться из-за тысячи причин, но Родольфусу я верил и, как видишь, не ошибся.

Колдман устало покачал головой.

– Что с ним, Уильям? Кровотечение возобновилось?

– Да, рана снова открылась. Ещё бы, так орать и прыгать. Не думаю, что это серьёзно, полежит пару дней, и укус затянется окончательно. Решайте, что с ним делать, но не забывай, Аберфорт, когда-то ты уже отпустил его, думая, что он больше не станет творить зла. Сам знаешь, чем всё это кончилось.

Один из авроров знаком подозвал Кингсли. Гигант выслушал его кивнул, отдал несколько распоряжений и вернулся к друзьям.

– Колдман, ты был прав. Мои люди подняли записи Тутса. В тот день Фрэнк действительно покупал жёлчь броненосца. Ингредиент не из тех, что легко найти, заказ оформлен авроратом, за личной подписью Робардса. Лестрейндж всё понял правильно, этот мерзавец одним ударом расправился и с ними, и с конкурентом на своё место. Жаль, что мы выяснили это только сейчас. На ближайшем заседании Визенгамота доложу об этом деле. Похоже, быть им с Лестрейнджем в Азкабане соседями.

– Ну, это мы ещё посмотрим, – погладил бороду Аберфорт. – Уильям, я правильно понимаю, что Родольфуса нельзя будет доставить на слушание?

Колдман искоса взглянул на него.

– Я не привык спускать псу под хвост свою работу. Пусть лежит, если тебе так хочется его защищать, то думаю, в его отсутствие это лучше удастся.

«Это уж точно,» – мысленно согласилась с Колдманом Гермиона.

– Извините, но у меня много работы, – попрощался с ними медик. – И так полдня на Лестрейнджа угробил.

– А мне пора побеседовать с Робардсом о делах прошлых и нынешних, – Кингсли махнул рукой ребятам и Аберфорту и аппарировал.

– Невилл, ты как? – Гермиона пытливо взглянула на друга.

– Как Колдман, – хмуро ответил Невилл. – Лестрейндж схватил отца. Лестрейндж спас меня. Он убил авроров. Глава аврората отправил моих родителей прямиком в руки Пожирателей и ждал, чтобы те их замучили. Лестрейндж не пытал моих родителей, зато я применил к нему пыточные заклятия. Кого мне ненавидеть, кого благодарить, что мне теперь думать о самом себе?

Мне сейчас кажется, – добавил он тихо после небольшой паузы, – что Лестрейндж прав, что все одинаковы, и мы, и они.

– Нет, Невилл, это не так, – мягко обнял его Аберфорт. – И Родольфус Лестрейндж, если быть к нему справедливым, сам служит опровержением своих слов. Люди разные, и то, какие они, не всегда определяется стороной, которой они служат. Среди нас встречаются мерзавцы вроде Робардса и Петтигрю, среди сторонников Волдеморта есть достойные люди. Более того, люди меняются. Иногда в худшую сторону. Ни Робардс, ни Петтигрю не родились мерзавцами. Иногда в лучшую, если у них хватает на это сил, как Родольфус и Северус, как Джеймс Поттер, Сириус и Регулус Блэки. В каждом из нас есть и светлая, и тёмная сторона, и лишь сам человек решает, что он выберет.

Жизнь разводит людей по разные стороны, подчас вынуждает их заниматься тем, что им совсем несвойственно. Да, разумеется, каждый отвечает за свои поступки, но иногда просто не понимает, как вырваться из западни, в которую попал. Ему надо лишь немного помочь. И тогда, возможно, завтра он поможет кому-то ещё. Конечно, его можно в эту западню глубже толкнуть, но на кого тогда он завтра выплеснет свою боль, злость и ненависть?

Невилл, внимательно слушавший Аберфорта, вдруг помрачнел ещё больше.

– Мама сказала, что отец что-то сделал Лестрейнджу… что не должен был делать… что ей очень жаль. Что-то с рукой?

– Не знаю, Невилл. Родольфус никому не рассказал, что произошло. На шестом курсе вернулся из Хогвартса на рождественские каникулы и заявил, что больше играть не будет, потому что повредил руку. Как это случилось, от него не добились.

– Папа мог успеть, он уже выхватил палочку, но когда узнал Лестрейнджа, остановился. Я хочу знать…

– Да оставь ты его уже в покое, – возмутилась Гермиона.

– Да, Невилл, – поддержал её Аберфорт. – Я думаю, ты успел убедиться: Родольфуса невозможно заставить говорить, если он говорить не хочет. А об этом он не говорит уже почти тридцать лет.

Невилл неопределённо пожал плечами. Время поджимало, ребята и старик разошлись.

========== Часть 31 ==========

Глава 31

8 643… 8 644… 8 645… 8 646… Пот заливает глаза, сердце колотится о рёбра так, словно вот-вот разломает грудную клетку. Он и не представлял себе, насколько ослаб. Раньше размашисто вышагивал эти 10 000 шагов, почти не запыхавшись.

8 647… 8 648… Колдман очень неохотно дал разрешение на выписку и предупреждал не напрягаться. Похоже, правильно предупреждал.

8 649… 8 650… 8 651 … Он всё-таки добьёт эти проклятые 10 000, он…

В глазах потемнело, к горлу подкатила тошнота, рот наполнился горькой слюной, колени будто ватные. Родольфусу пришлось схватиться за стенку, чтоб не упасть. Он ненавидел собственное бессилие, но лгать себе бесполезно – он слишком слаб. Он должен отдохнуть. Всё равно сбился. Лучше закончить потом, чем упасть в обморок и валяться на полу неизвестно сколько. Мысль начать сначала Лестрейндж отверг – понимал, что не выдержит.

Слабость немного отпустила, так что он смог добраться до кувшина с водой, сделать несколько глотков и обтереть лицо. С тошнотой удалось справиться.

Родольфус вытянулся на кровати и закрыл глаза. Плохо дело. А ведь тут даже дементоров нет.

– Хозяин, – писклявый голосок откуда-то из-под ног. Ну да, ещё и это ходячее недоразумение.

– Кто разрешил открыть рот? – не открывая глаз, нахмурился Лестрейндж. Хотел рявкнуть, но голос не слушался. – Сидеть тихо, на глаза не показываться.

Браш обиженно засопел, но умолк.

Гермионы тут нет, – усмехнулся про себя Лестрейндж. – То-то бы сейчас выслушал пламенную речь за предоставление прав и свобод домашним эльфам. Всё-таки только маглорождённая – по отношению к Гермионе Родольфусу даже мысленно не хотелось произносить слово «грязнокровка», – могла до такого додуматься. Хотя, ей, кажется, всё равно, кого защищать. Вон, и его перед Робардсом защищала. Не вышло бы ей это боком. Впрочем, её-то Аберфорт сумеет отстоять, на это у него сил и влияния хватит. И Поттер, их священное знамя борьбы с Волдемортом, не допустит, чтобы с его напарницей дурно обошлись. А вот что будет с ним?

Конечно, то, что он дожидается решения не в стылой, продуваемой ледяным ветром камере Азкабана в окружении разъярённых прошлыми побегами дементоров, а в грязном номере дрянной гостиницы, хозяин которой сотрудничает с аврорами, под домашним арестом, можно счесть хорошим знаком, но Родольфус давно не верит в знаки. Он знает, как быстро такой знак может обернуться насмешкой судьбы. Пока решение не принято, пока не наступила определённость, расслабляться нельзя, иначе потом можно и не собраться.

Ждать, не имея возможности ровным счётом ничего предпринять, невыносимо мучительно. Ходить нет сил. Работать с книгами не даёт нервное напряжение, которое он обычно сбрасывал через ходьбу. Замкнутый круг. Родольфус знал – валяться на кровати, глядя в потолок и размышляя о безотрадности будущего – первый шаг к тому, чтобы сдаться. Именно так начинали все те, кто очень быстро после этого замыкался в себе, переставал есть, смотрел в одну точку, раз за разом переживая самые мучительные и горькие моменты своей жизни и, в конце концов, сходил с ума или просто тихо угасал. Надо было за что-то зацепиться в этой жизни, за что-то, что дало бы ему цель и смысл. Тогда силы обязательно придут. Он искал и не находил. Разве что брат. Он должен выжить очередной раз хотя бы ради того, чтобы вытащить брата. Как это сделать, он будет думать потом. Сейчас главное – выжить.

За окном послышалось хлопанье совиных крыльев, застучали окна, зашуршала бумага. Пришёл новый выпуск «Ежедневного пророка».

– Принеси газету, – по-прежнему не открывая глаз, отрывисто бросил Лестрейндж.

Эльф, подчиняясь предыдущему приказу, ничего не ответил, но через минуту на грудь Родольфусу лёг свежий номер. Лестрейндж быстро просмотрел заголовки. Всё та же трескотня о войне, о победах, о потерях, за которые враг непременно ответит и за которые отомстят друзья. Имён было мало, и по большей части незнакомые. Тех, кого он боялся увидеть в списке погибших, не упоминали. Если, упаси Мерлин, с кем-то из них что-то случится, об этом будут трубить в каждой строчке. По крайней мере, о ней… Узнать о брате можно другим способом.

– Выписку из Гринготтса.

В этот раз ждать пришлось дольше. Родольфус быстро пробежал взглядом колонки цифр, слегка приподняв бровь. Да, аппетиты Лорда растут. Банк сопроводил выписку запросом на увеличение лимитов для Рабастана. Лестрейндж решил пока оставить всё как есть. О нём в газетах не упоминалось, пусть считают, что он в плену и не имеет доступа к банку. Гоблины болтать не будут.

В соседнем номере дурным голосом орало магическое радио. Родольфус поморщился. Он ненавидел фоновую болтовню. Наложить бы звуконепроницаемое заклятие, но доверие к нему не простиралось настолько, чтобы вернуть палочку. Снова вспомнилось маггловское выражение «ноль без палочки». Он так и не понял, какой смысл вкладывали в него магглы (несмотря на интересные гипотезы и трактовки научных вопросов, в остальном они часто ставили его в тупик), но само выражение очень нравилось. Хотя были у него знакомые, которые оставались нулями что с палочкой, что без палочки. Крэбб, Кэрроу, Роули… И ведь все, как на подбор, чистокровные волшебники из священного списка двадцати восьми. Забавно, что с момента освобождения из Азкабана говорить на равных, ощущая интерес к собеседнику и чувствуя, что интересен сам, с полуслова подхватывая и продолжая мысли друг друга, ему удалось только с магглорождённой девушкой.

Отец не одобрил бы эти умозаключения, но Родольфус давно не нуждался ни в чьём одобрении.

Ход мыслей прервало упоминание Визенгамота. Лестрейндж прислушался.

«Завершилось очередное заседание, – бодро отрапортовало радио. – Был принят ряд важных решений, которые, несомненно, окажут влияние на ход войны и склонят чашу весов в нашу сторону».

Ну вот, какое-то решение уже есть, и можно не сомневаться, что скоро это решение до него донесут. Неизвестность, наконец, закончится. От одной этой мысли стало легче. Родольфус встал, сделал ещё несколько кругов по комнате, потом сел на подоконник, наблюдая за людьми, свободно передвигавшимися по улице и явно не ценившими этого счастья.

Задумавшись, он не услышал ни звука открывшейся двери, ни шагов. Правда, вошедший был профессионалом и, несмотря на габариты, передвигался совершенно бесшумно, так что выросшая прямо перед ним фигура Кингсли стала для Родольфуса полной неожиданностью.

– Теряешь хватку, Лестрейндж, – отметил Кингсли, с удовольствием наблюдая, как пленник шарахнулся от неожиданности, услышав его голос.

– Если бы я сейчас вывалился в окно, это считалось бы попыткой побега? – язвительно поинтересовался Родольфус.

– Если бы ты при этом прикусил себе язык, я б закрыл на это глаза, – не остался в долгу Кингсли.

Родольфус соскользнул с подоконника и выпрямился, невольно отметив, что сцена практически точно воспроизводит ту, что недавно повторялась в его воспоминаниях . Много лет назад они точно так же стояли друг против друга. Тогда он мысленно готовился к смерти.

Словно желая ещё сильнее увеличить сходство, Кингсли достал палочку и взглянул Родольфусу в глаза.

– Держи. Решением Визенгамота все обвинения сняты. Ты свободен.

Родольфус машинально взял протянутую палочку и только тогда до него дошёл смысл слов Кингсли. Он продолжал молча смотреть аврору в глаза, боясь, что ослышался, что сам придумал эти слова, которых Кингсли не сказал и не скажет, что, в конце концов, тот просто издевается над ним. Но палочка в руках подтверждала, что всё так и есть, что чудо, на которое он не смел надеяться, о котором не решался даже подумать, потому что давно усвоил – чудес не бывает, всё-таки случилось.

Кингсли, понимая его состояние, молчал, давая Родольфусу время прийти в себя.

– Та самая, – наконец срывающимся голосом произнёс тот, глядя на палочку.

– Да, все эти годы лежала на складе, никому не подходила, – кивнул Кингсли.

– Кедр и волос единорога, 13 дюймов, гибкая. Я помню, как мы её покупали. Мне было всего шесть лет. Олливандер очень удивился, сказал, что ещё не продавал палочку столь юному волшебнику. Но деньги отца закрыли ему глаза. Отец считал, что только магглорождённые получают палочку в одиннадцать лет, а носитель чистой крови к этому возрасту должен быть состоявшимся магом, знающим, чего хочет и как будет этого добиваться. Так, собственно, и получилось, хотя отца мой выбор долго не радовал…

Родольфус оторвался от воспоминаний и вскинул взгляд на Кингсли.

– Ты… ты сказал…

– Ты свободен, Лестрейндж, – повторил Кингсли, отметив про себя, что даже в столь ошеломлённом состоянии Родольфус не произнёс слова «грязнокровки». Чёрт его знает, может, Аберфорт и Гермиона правы и им не придётся жалеть о решении, которое Дамблдор буквально выбил из Визенгамота. – Но предупреждаю: влезешь во что-то снова – тебя даже в плен больше никто не возьмёт. Не говоря уже о том, что подставишь всех, кто за тебя поручился перед Визенгамотом.

– Всех – это?.. – переспросил Лестрейндж, всё ещё крутя в руках палочку.

– Аберфорта, меня и Гермиону.

– Тебя??? – изумление Родольфуса от души позабавило Кингсли.

– Считай, мой тебе подарок за ребят и Робардса. Лестрейндж, повторяю: если ты опять вернёшься к Волдеморту, что, я понимаю, маловероятно, но всё же, или если сам полезешь в какие-то разборки – я лично тебя найду и прикончу. Своими руками. Лучшее, что ты можешь сделать, это исчезнуть, и пусть тебя никто не видит. Визенгамот тебя оправдал, но если в тёмном переулке в тебя швырнут проклятие, это меня не удивит. А если ты на это проклятие ответишь, это будет считаться проявлением насилия с твоей стороны, с теми последствиями, что я тебе только что описал. Так что отправляйся туда, где тебя никто не найдёт, и сиди там как можно дольше, в идеале – всю жизнь.

– Я так и планировал, – кивнул Родольфус.

– И ещё. У нас есть выход на твоего брата. Что ему сказать, чтобы он поверил сразу, не переспрашивая, не выясняя, не требуя доказательств? Он не идёт на контакт, а уговаривать его у нас нет времени.

– Вы и правда собираетесь вытащить его от Волдеморта? – недоверчиво спросил Лестрейндж.

– Да, чёрт возьми, потому что через него деньги Лестрейнджей по-прежнему обеспечивают Тёмного Лорда сторонниками и оружием.

– Скажите ему… – Родольфус на секунду задумался, перебирая воспоминания. В памяти всплыла акварель, так впечатлившая Гермиону. – Скажите, что лес в Ландах ждёт его.

– Лес в Ландах, – повторил Кингсли. – Хорошо. Всё, я пошёл, а с тобой тут ещё кое-кто хочет попрощаться. Удачи, Лестрейндж. Надеюсь, мы с тобой больше не встретимся.

– Удачи, Кингсли. Прощай.

========== Часть 32 ==========

Глава 32

Кингсли вышел, а его место заняла Гермиона и, к немалому удивлению Родольфуса, Невилл.

– Поздравляю, мистер Лестрейндж!

– Спасибо, Гермиона, – улыбнулся Родольфус. – Но, Мерлина ради, как? Как вам это удалось?

– Нелегко, – улыбнувшись в ответ, призналась девушка, отметив, что Лестрейндж в первый раз назвал её просто по имени. – Аберфорт сражался как лев. Доказывал, увещевал, объяснял, насколько важен будет такой шаг для того, чтобы в будущем тёмные волшебники, которые захотят уйти от Волдеморта, не боялись обращаться к нам. Это, пожалуй, стало одним из решающих аргументов. То, что вы помогли нам освободить Гарри Поттера, поддержали Рона, история с Робардсом… Ох, что мы только не говорили.

Гермиона не упомянула, что Невилл и Колдман заявили на заседании Визенгамота, что считают срок, отбытый Лестрейнджем в Азкабане, достаточным, и поддерживают прошение Аберфорта Дамблдора об амнистии. Августа Лонгботтом, ко всеобщему удивлению, вмешиваться не стала.

– Аберфорт показал ваши воспоминания, там, где вы спасаете Невилла. Это тоже впечатлило судей.

«Только не показал тот момент, где он захватил папу», – с горечью подумал Невилл.

– Что, решился-таки? – удивился Родольфус.

– Только это, – призналась Гермиона. – В остальных вы выглядите… странно.

– Да, мне свойственно увлекаться, – рассмеялся Лестрейндж, поняв, что она имеет в виду, и не удержавшись, процитировал:

– Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья —

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

Изумлённая Гермиона осторожно взглянула на Невилла, которого могли вывести из себя эскапады Лестрейнджа, явно терявшего голову от неожиданно обрушившейся на него свободы. Он уже выглядел примерно так, как в воспоминании – глаза горели, на губах играла восторженная улыбка.

– Я вас пугаю? – Родольфус заметил её удивление. – Не бойтесь. Эта увлечённость для меня всего лишь возможность чувствовать себя живым.

– А других способов чувствовать себя живым у вас нет? – поинтересовалась девушка и тут же пожалела об этих словах, так резко изменилось лицо Лестрейнджа. Улыбка погасла, огоньки в глазах потухли, взгляд стал отстранённо-печальным.

– По моим наблюдениям, чувствовать себя живым помогают три вида деятельности – война, любовь и творчество. Бой, наверное, самый простой способ, – негромко заговорил он, – но для него нужны некоторые условия, в первую очередь – иметь, с кем и за что сражаться. Конечно, не всем, многие обходятся без этого, им достаточно крови, которая льётся вокруг. В любом случае, по условиям предоставления мне свободы, этот способ для меня теперь закрыт, так что не пугайтесь, – он через силу усмехнулся, улыбка вышла вымученно-бледной.

– Любовь… – улыбка превратилась в болезненную гримасу. Родольфус положил руку на грудь, туда, где под тонкой рубашкой угадывался массивный серебряный медальон, судорожно сжал его, потом отпустил и, не в силах говорить, лишь развёл руками. – Не сложилось.

– Творчество… – Лестрейндж потёр переносицу. – Увы, здесь я тоже бессилен. Так что остались лишь воспоминания.

– Но вы же будете играть? – спросила девушка.

– А куда мне деваться? Я дал слово. Правда, извлекать звуки из инструмента – это далеко не то же самое, что играть, а я, к сожалению, сейчас способен только на это. Это не возможность почувствовать себя живым, это бесконечная пытка. – Осёкшись, Родольфус бросил быстрый взгляд на Невилла. Тот продолжал упорно смотреть в сторону, не принимая участия в разговоре.

– Играть мне нечем и не на чём.

– А тот рояль? – Невилл, наконец, подал голос.

– Декорация, – махнул рукой Лестрейндж. – Когда-то был высококлассный инструмент, один из лучших в мире. Но, увы. Когда рука только-только зажила, я всё-таки решил попробовать. Результат меня, скажем так, сильно расстроил, я позволил себе поддаться чувствам. Когда овладел собой, оказалось, что в руке добавилась ещё одна трещина, а рояль восстановлению не подлежит. Разбил вдребезги, проще говоря. И руку, и инструмент.

– Но инструмент же можно купить, – несмело предположила Гермиона, обходя вопрос с травмой руки. Ей вообще не нравилась эта тема. Она чувствовала, что Невилл вот-вот влезет в разговор и задаст так беспокоящий его вопрос, на который неизвестно как отреагирует Родольфус.