Текст книги "Молчание Апостола"

Автор книги: Аноним

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 11

Они сидели, расслабившись, в креслах гостиной. Артур с наслаждением курил уже третью сигарету, хотя до Эли ему было далеко: она прикуривала одну сигарету от другой, провоняв помещение едким дымом «Голуаза». В дверях появился Джеймс и отрапортовал:

– Салли позвонила снизу. Ростбиф готов. Жюльен тоже. Салат нарезан. Я на лифте – мне только на кухню или стоит заглянуть и в погреб?

– Пара бутылок «Мерло Декой»[44]44
  Merlot Decoy – калифорнийский сорт Мерло, 2008-й был наиболее удачным годом. (Прим. переводчика)


[Закрыть] две тысячи восьмого. Пусть французские снобы убедятся, что достойное «Мерло» умеют делать не только во Франции.

– Х-ха! – произнесла Эли, выдохнув при этом облако дыма. – Но ведь не в Шотландии же.

– Что нет, то нет, – согласился с ней Артур и поднялся с кресла. – Что ж, переезжаем в столовую?

Поднялась и Эли. Джеймс кивнул и направился в коридор, бросив на ходу:

– Мы поднимемся вместе с Салли. И поднос, и вино – у меня рук не хватит.

– Вместе с Салли? – спросила Эли Артура.

– Кухарка. Нет, «кухарка» звучит унизительно. Кулинар – да еще какой!

– Тем более непонятно, почему кулинар, «да еще какой», должен бежать с подносом в столовую с дворецким на пару? А как же серая мышка? Что случилось с вашей скромницей-горничной?

– Салли живет здесь, в особняке. У нее внизу рядом с кухней служебная квартирка. А серая мышка – если вы о Лилит, виконтесса, ночует дома.

– У нее свое жилье в Лондоне? – подняла брови Эли.

– Теперь свое. Таунхауз, оставшийся ей от родителей. В Сохо.

– Район, конечно, развеселый, – заметила Эли, снова садясь в кресло и закуривая, должно быть, сотую сигарету за вечер. – Присядьте, виконт. Мистер Робертсон позовет нас, когда ужин будет на столе. Родители мышки, я полагаю, умерли.

– Можно сказать и так, – ответил МакГрегор, сев в кресло и добыв из кармана вельветового пиджака пачку «Данхилл». – Но, конечно, умерли, да. Правда, не совсем своей смертью.

– То есть? – Эли вытянула шею. – Убиты?

– Да.

– И вы знаете детали?

– Мне ли их не знать, я же практически участвовал и в следственных, и в судебных разбирательствах.

– А вы-то каким боком ко всему этому относитесь?

– Ну, Лилит все-таки работала у меня. И я считал себя обязанным помочь ей, чем мог.

– Ей? Ее в чем-то обвиняли?

Артур вздохнул.

– Это не очень веселая история, Эли.

– У большинства людей не очень веселая жизнь. Не тяните, баронет.

– Ах, уже не виконт? – усмехнулся МакГрегор. – В двух словах: отец пытался изнасиловать Лилит, и, когда ее мать вмешалась, перерезал своей жене горло охотничьим ножом. И «серая мышка», как вы ее назвали, убила отца, всадив ему в живот огромный кухонный нож.

– О Боже, да это настоящий триллер! Надо думать, он пытался поиметь дочурку и раньше? Ведь не вдруг же – ни с того и ни с сего?

– Насчет «раньше» не утверждала и сама Лилит. Хотя адвокаты настойчиво ей советовали. Все было проще и, пожалуй, трагичнее. Она двумя годами ранее забеременела от своего бойфренда. Который ее, понятно, тут же бросил.

– О, так мышке все-таки знакомы буквы S-E-X?

– Это не так смешно, Эли, как кажется. Отец настоял на аборте. Сказал, что не желает иметь в доме ублюдков. Аборт делался где-то натихую и черт знает кем. Во всяком случае, позднее гинекологи – уже профессионалы – поставили диагноз: детей она больше иметь не сможет.

– Это действительно не смешно… – негромко произнесла Эли.

– Но это еще половина истории. Лилит выиграла кучу денег в лотерею. Семьсот с лишним тысяч полновесных фунтов стерлингов.

– Артур, «кучу»? Для вас это карманные деньги, как я понимаю.

– Возможно. Но для нее и ее родителей – куча. И, вместо того, чтобы дать возможность всей семье выбраться из Сохо в более приличный дом, Лилит потратила все деньги на попытки забеременеть: в клиниках репродукции, центрах искусственной инсеминации, экстракорпорального оплодотворения – в Англии, Германии, Швейцарии… Безуспешно.

– И что же, потратила на это все деньги?

– Практически. И вот, во время очередной ссоры, а у них день не проходил без стычек с отцом, тот заявил: хочешь забрюхатеть, так я тебе это устрою. Здесь, сейчас, и задаром. Остальное я уже рассказал.

– Не совсем. Что же решил суд?

– Оправданная самозащита. Не забудьте, до этого папаша убил ее мать.

– Бедная девочка… Я была к ней несправедлива, – Эли с силой вдавила окурок в пепельницу.

* * *

Брат Дидимус удобно расположился на большом столе в гостиной, накрыв его покрывалом, сдернутым с дивана. Снайперскую винтовку с оптическим прицелом он уже установил на сошку-двуногу. Инфракрасный прицел он пока положил рядом – столовая в особняке МакГрегора была достаточно ярко освещена. Другое дело, что она пока была пуста. Во имя всех святых, должны же они когда-то жрать, прокатавшись едва ли не сутки. Оп! Появились двое: мужчина и женщина. Дидимус прильнул к окуляру оптики. О, чтоб вас! Пожилая леди в фартуке – явно из служилого люда – и шофер, который ему уже успел надоесть за день. А, но в руках у шофера – возможно, он же дворецкий – огромный поднос с тарелками и блюдами. Пожилая служанка – или кто она там была – держала в каждой руке по бутылке вина. Сейчас должна пожаловать и его цель.

Брат Дидимус сосредоточился на дыхании. Ровно, еще ровнее. Работа как работа. Не первый раз. Оркестр, туш! Вот и их сиятельство, или как его там положено титуловать, жест рукой, пропускает вперед эту стерву, которая уже разок мешала им все карты. Можно было бы прихватить и ее, но не было приказа. А самодеятельность шеф не одобрит.

Смотрим кино дальше. Баронет, обойдя стол, отодвигает стул, усаживая даму, то есть, стерву. Снова обходит стол, садится напротив. Шофер – да нет, он наверняка дворецкий – расставляет блюда на столе, берет бутылки у пожилой служанки, водружает их симметрично центру, достает бокалы из серванта… Что он крутится, этот проклятый МакГрегор, жест рукой туда, жест головой сюда. Приступайте, стол сервирован. А десерт мы гарантируем.

* * *

Джеймс снял крышку с блюда с ростбифом. Артур потянул носом.

– М-м-м… Кудесница Салли… От одного запаха голова кругом идет.

Робертсон, отрезав кусок ростбифа, положил его на тарелку Эли. Потом обслужил таким же манером и хозяина.

– Джеймс, – сказала Эли, – я бы начала с жюльена. Это ведь жюльен? – она указала рукой на небольшие фарфоровые мисочки.

Салли тут же бросилась вперед и, взяв мисочку, поставила ее перед Эли.

– Ну, с Божьей помощью, – произнес Артур.

Слуги, поняв, что ужин начинается, отошли – Джеймс к серванту, Салли к ближайшей стене.

– Хотя… – задумчиво проговорил МакГрегор, – надо бы прежде смочить горло глотком божественного «Мерло». – Он наклонился над столом, чтобы дотянуться до бутылки.

Со стороны окна раздался звук резкого удара, а в центре оконного стекла появилась дырочка, от которой паутиной разбегались трещины.

– На пол, Артур, живо! – крикнула Эли. Сама она уже лежала на ковре у стола.

Джеймс быстрыми шагами подошел к окну и посмотрел на дом напротив. Темные окна. Сунув палец в дырку в стекле, он встал боком, и пальцем другой руки прицелился туда, где несколько секунд назад была голова МакГрегора, до того, как он потянулся за бутылкой.

– На пол, Джеймс, на пол! – приказал Артур.

– О, у меня нет проблем, сэр, – невозмутимо произнес дворецкий. – Вы же знаете, что стреляли не в меня.

Видимо, вычислив на глазок траекторию пули, он остался доволен, и закрыл жалюзи, а потом и плотные дубовые ставни, после чего отправился к стене, украшенной барочной лепниной, захватив по пути столовый нож.

– Салли, – бросил он на ходу, – выключите свет во всех комнатах. А вы, сэр, мэм, прошу прощения, но лучше ползком двигайтесь в коридор и потом в гостиную.

– Мы что, так и будем жить – в потемках? – пробурчал Артур.

– Нет, сэр. Я вытащу пулю – вот она, вошла прямо в ногу ангелочка…

Он выковырял пулю из стены себе на ладонь.

– …И закрою ставни на всех окнах, выходящих на улицу.

Эли уже на четвереньках с впечатляющей скоростью перемещалась по коридору. Артур в такой же позе двигался за ней. Эли внезапно остановилась.

– Джеймс, дайте-ка мне пулю.

Робертсон протянул ей смертоносный кусочек металла. Пуля даже не деформировалась. Эли, сев на ковровой дорожке, рассматривала ее.

– Семь-шестьдесят два, если на глазок.

– На глазок до сотых? – отозвался Артур.

– НАТО-стандарт. И длинная. Винтовочная.

– Конечно, мэм, – вставил свои два пенни Джеймс. – Кто же пойдет на такую работу с пистолетом?

* * *

После неудачного выстрела брат Дидимус выругался, сбив дыхание и заскрежетав зубами. Меня бы туда хоть с голыми руками, хоть с ножом. Раскроил бы я глотку проклятому аристократу от уха до уха.

Дворецкий, однако, смелый малый. Спокойно ковыряется в оконной дырке, посматривает в мою сторону. Не боится, потому что понимает, гад, что пришел я за другим типом.

Но, хвала Иисусу, я не видел, чтобы кто-то схватился за телефон. Однако пора убираться. Патрульных машин в этом районе – здесь ведь богачи в основном – полно, и по звонку приедут мгновенно.

Брат Дидимус с профессиональной быстротой собрал все свое хозяйство в кейс и сбежал вниз, к выходу, не забыв поставить кодовый замок на взвод. Ничего, не уйдет от меня МакГрегор, подумал он. И не таких зверей отстреливали. Еще сойдемся.

* * *

– Всё, сэр, можно перемещаться по дому вполне спокойно. Кроме, думаю, столовой, – рапортовал Джеймс. – Ставни я всюду закрыл наглухо.

– Тогда почему же «кроме столовой»? – поинтересовался Артур.

– Я так думаю, что стрелок наш после своей неудачи должен был уже исчезнуть, но береженого Бог бережет, – отозвался дворецкий. – Полицию вызывать будем?

– К черту! – отрезал МакГрегор. – Кроме испорченного вечера, а я так думаю, и всей ночи, иной пользы мы от нее не получим. Да ведь еще и этот идиот Кэмпбелл примется кишки мотать: кто, по вашему мнению, да зачем, кому дорогу перебежали, и прочее. А его морда – это наипоследнейшее, что мне хотелось бы сегодня видеть. И вообще я есть хочу.

С этими словами он поднялся и направился в столовую.

– Есть? Ну уж увольте, – отреагировала Эли. – У меня аппетит как-то пропал.

– А по бокалу «Мерло»? – на ходу спросил Артур.

– «Мерло»? Можно и по два. – Она бросилась догонять МакГрегора.

– А ростбиф? – удрученно заметила Салли. – Уж я так старалась. Все, как вы, сэр, любите. И майоран, и базилик…

– Твой труд, дражайшая моя, не будет недооценен, – пропел Артур, откупоривая бутылку вина и наполняя два бокала. – А сейчас, Салли, иди-ка спать. Думаю, тебе на сегодня развлечений хватит. Ты, пожалуй, тоже, Джеймс. Хороших снов!

– Ни за что. Только после вас, – решительно отрезал дворецкий. – Я, если позволите, в коридоре посижу, Библию почитаю. Если что, позовете.

– Ну, как знаете, мистер Робертсон. Итак, Эли, за удачное завершение трудового дня и наше здоровье!

– А что, день уже завершен? После вина я потребую душ.

– Он в вашей спальне. Как и во всех остальных. Cheers!

Они чокнулись и отпили по глотку.

– Ну и? – поинтересовался Артур.

– Божественно, – отозвалась Эли. – Послушайте, Артур, Джеймс действительно будет читать Библию?

– Это единственное, что он читает. «Библия в изложении для детей». Некогда подаренная мне моим дедом, светлая ему память.

– А кем он был? – спросила Эли, допив вино и облизывая губы.

– То есть, как это «кем»? Баронетом МакГрегором.

– И только?

– Нет. Еще – историком. Профессором. Естественно, Кембридж. В годы войны – членом союзнической комиссии по возвращению награбленных нацистами ценностей. В чине полковника армии Его Величества. И, главное, он был чудесным и добрейшим человеком. Со мной, во всяком случае.

– Понятно. И, дабы и вы выросли добропорядочным христианином, подарил вам этот дайджест.

– Ну да. Еще, впрочем, и потому, что книга эта с ним прошла всю войну. На груди. Вы же понимаете, что носить на груди полный текст Библии… Это неприлично оттопыривало бы мундир. Ну, откупориваем вторую?

– Э… благодарю вас, Артур, но я хотела бы в душ – и на боковую. Что мне можно будет надеть после купания?

– Если устроит одна из моих рубашек…

– Вполне.

– Тогда позвольте вас проводить в ваши покои. Где я все вам покажу.

– А вы?

– А я отправлюсь в свои. Это рядом с вашей спальней, через стенку. Удобно. Если что – крикнете.

Они прошли в гостевую спальню. Артур включил свет и достал из ящика бельевого шкафа аккуратно сложенную белую в полоску рубашку. Эли, развернув ее, приложила к плечам. По длине рубашка доходила ей почти до колен.

– В самый раз, спасибо.

– А там, – он указал на дверь в глубине спальни, – ванная. Зубные щетки, выберете на свой вкус, паста, шампунь. И душ, о котором вы мечтали.

– Еще раз спасибо, Артур. С него я и начну.

– Тогда я отправляюсь к себе.

Что он и сделал. Быстро разделся, бросив одежду на стоявший у кровати стул, включил ночник и выключил верхний свет. И рухнул на кровать, блаженно, с хрустом, потянувшись. Устали, ваша светлость. Не без того, денек был тяжелым.

Он лежал поверх одеяла, бездумно пялясь в потолок и слушая шум воды за стеной, который довольно скоро прекратился. Эли сейчас вытирается полотенцем, подумал он, и вот-вот прыгнет на свое ложе. Ей отдохнуть тоже не мешает. Она весь день была какой-то отключенной – наверняка от усталости. Ну, доброй всем ночи.

Он потянулся к выключателю ночника, но рука его застыла на полпути. Потому что дверь спальни открылась, и на пороге появилась Эли в его рубашке, которую она даже не потрудилась застегнуть.

На цыпочках она пробежала к его кровати и сбросила с себя рубашку, оставшись в чем мать родила. Эли встряхнула мокрыми еще волосами, и ее небольшие, но четко очерченные твердые груди заходили ходуном. Артур почувствовал, как им овладевает желание. Эли, бросив на него взгляд, прыгнула на кровать и, проведя рукой по вздувшемуся под тканью трусов члену, одним движением сняла с него трусы, потянув их на себя. И мгновенно оседлала Артура, раздвинув ноги и с полувздохом-полувсхлипом, села на его подрагивающий от напряженного желания орган – до самого основания.

Она объезжала МакГрегора как на родео, подскакивая, сжимая бедра – и сжимая мышцами влагалища его член.

– О-о-о… – простонал Артур. Это было безумно хорошо. Сейчас он дрожал всем телом, словно его било током.

– Ну двигайся же, баронет! – приказала она, почему-то по-французски. Наверное, потому что ей нужно было обратиться к нему на «ты». – Трахни меня, Артур, трахни так, чтобы у меня в глазах потемнело. – Давай!

Он стал резко двигаться ей навстречу. При каждом движении они ударялись друг о друга, и Эли выкрикивала одну непристойность за другой. Артур, вцепившись руками в края кровати, изумленно смотрел на нее. В тусклом свете ночника ее тело казалось ожившей прекрасной скульптурой. Ожившей – и пришедшей в оргиастическое исступление.

Она почувствовала, как его член начал подергиваться, то чуть ослабевая, то вновь напрягаясь до предела – верный знак того, что он готов кончить.

– Нет, нет, еще нет… – горячечно зашептала она. – Мне нужно еще минуту, еще минуту, и ты мне ее дашь…

Он изо всех сил напряг сфинктер, чтобы не дать струе спермы вырваться наружу – а рвалась она со страшной силой. Внезапно Эли закричала, а тело ее забилось в судорогах.

– Да, да, Артур! Оххх… – И она замерла, сидя на нем верхом, а мышцы ее «киски» толчками сдавливали его член. И он выстрелил горячей струей, чувствуя, как судорожно дергается все его тело. Это был не оргазм – это было нечто, чему нет определения.

Они расслабились одновременно – до секунды. Эли буквально рухнула рядом с ним на кровать и, повернувшись на бок, положила руку ему на грудь.

– Спасибо, дорогой, – прошептала она. Артур хотел ответить, но глотка у него была абсолютно пересохшей. Но все-таки он просипел что-то, что могло сойти за ответную благодарность. Артур откашлялся.

– Эли…

– Да, дорогой.

– Что это было?

– Это был хороший и здоровый fuck[45]45
  Вряд ли слово «фак» требует перевода. «Хороший трах» было бы слишком неуклюже. (Прим. переводчика)


[Закрыть], баронет. Я называю это «зарядить батарейки».

Артур рывком сел на кровати, потом встал.

– Ты куда? – с беспокойством спросила Эли. Но беспокойство ее улетучилось, когда она увидела свет из открывающегося холодильника, из которого рука Артура выудила бутылку минеральной воды. Он, запрокинув голову, опустошил пластиковую бутылочку до самого дна.

– Тебе принести? «Эвиан».

– Да, будь добр.

Он, сев на кровать рядом с ней, протянул ей открытую бутылочку минеральной. Эли пила, но не так жадно, как он.

– Если бы это входило в программу Олимпийских игр, то золотая медаль тебе была бы обеспечена, – со смешком проговорил Артур.

– Мсье «ле виконт», человек должен хоть что-то делать хорошо, – Эли улыбнулась.

– Это не называется «хорошо». Это… – И он покрутил рукой, поднимая ее вверх, словно показывая этим жестом взлет куда-то туда, вверх, за облака и выше.

– И дальше будет не хуже, – пообещала Эли. Она проверила готовность Артура, но он явно еще не был готов.

– Мадемуазель, вы многого хотите от пожилого человека, – сказал он. – Дайте же прийти в себя.

– Конечно, но не тяни. Мне нужно еще. И еще. И, вероятно, еще.

МакГрегор застонал.

– Мне сорок лет, ma chère[46]46
  «Моя дорогая» по-французски (Прим. переводчика)


[Закрыть].

– Но не девяносто же, – парировала она. – И я не шучу. Мне нужно. – И, помолчав, добавила: – У каждого свои болячки.

– Нимфомания? – вполне серьезно спросил Артур.

– Не вполне. Синдром Клювера-Бьюси с акцентом на гиперсексуальности. Пояснить?

– Нет. Ты все-таки имеешь дело с гроссмейстером кроссвордов. Гигантом эрудиции. Надо понимать, упомянутый синдром при половой неудовлетворенности ослабляет память, «сажает» энергетику, не позволяет нормально функционировать в делах житейских и так далее. Я заметил, что сегодня весь день ты была не в себе.

– В десятку.

– Но найти партнера такой красавице как ты, не составит труда.

– Это не значит, что я заваливаюсь в постель с первым встречным, мсье.

– Но если тебя временами так «ломает»… А мастурбация? Все-таки лучше, чем ничего, разве нет?

– Артур, дорогой… Это все равно, что пытаться снять боль онкологического пациента таблеткой аспирина. Ну довольно теоретизировать. Ты сказал «красавица»…

Она подвинулась к середине кровати, и сейчас лежала, согнув одну ногу в колене и отведя другую в сторону. Артур почувствовал сильнейшее желание – не менее сильное, чем в первый раз. Эли увидела это и довольно произнесла:

– Ну вот. Совсем другое дело.

– Венера… – прошептал он, ложась рядом с ней и лаская ее горячее тело.

– Иштар… – откликнулась она.

* * *

Они проспали всего пару часов, когда их разбудил стук в дверь спальни.

– Да, – лениво отозвался Артур.

– Десять утра, сэр, – прозвучал голос Джеймса из-за двери. – А в полдень у вас встреча.

– Черт, – Эли вскочила с кровати. – Это рандеву пропускать нельзя.

– Спасибо, старина, – уже громче сказал МакГрегор. – Кофе и сэндвичи. Кофе покрепче, будь любезен.

– Через пять минут все будет готово, – ответил Робертсон. Удаляющиеся шаги.

Эли набросила на себя рубашку Артура, валявшуюся на ковре рядом с подножием кровати и, подбежав к двери, приоткрыла ее и выглянула в коридор. Увидев, что никого нет, она выскользнула из спальни.

– Встречаемся в столовой, – вдогонку ей крикнул Артур. – Пять минут.

Он чистил зубы, одновременно елозя электробритвой по физиономии. Цирковой трюк, подумал он, не каждому по силам.

Появившись в столовой, он взглянул на часы. Пять, не пять, но в семь минут он уложился. От запаха свежего эспрессо у него закружилась голова.

– Баронет, – на пороге столовой стояла Эли.

Фантастика, подумал он. Как ей это удается? Свежа, полна сил, словно безмятежно проспала всю ночь и проснулась как миминум час назад.

Он отодвинул стул, приглашая ее садиться.

– Прошу вас: сэндвичи с сыром, сэндвичи с ветчиной, эспрессо…

– А что насчет стаканчика апельсинового сока? Найдется?

– Свежевыжатый, – заверил ее Робертсон, наливая ей из кувшина сок с мякотью.

– Вы чудо, Джеймс.

– Благодарю вас, мэм, – дворецкий галантно поклонился.

– Во сколько нам нужно выехать, Джеймс? – поинтересовался Артур, жуя сэндвич с сыром.

– Не позднее одиннадцати, чтобы с гарантией добраться к полудню, – ответил Робертсон.

– Тогда подгоняйте «Роллс» на Тревор Сквер, к ограде заднего двора. Через десять минут мы подойдем. Управимся, Эли?

– Обязаны, – пробормотала она с набитым ртом.

– Обязаны, – повторил МакГрегор.

Глава 12

Робертсон вел машину по трассе А34, не обращая особого внимания на знаки ограничения скорости, и без четверти двенадцать они уже съезжали с Бэнбери Роуд на Нортэм Гарденз, оказавшись, таким образом, у въезда в кампус Оксфордского университета. Еще через пять минут – по кампусу приходилось передвигаться с благопристойной медлительностью – они остановились у величественного здания Модлин Колледжа – колледжа имени святой Марии Магдалины. Этот факт, кашлянув, отметил вслух МакГрегор, добавив:

– Еврей-профессор в колледже имени христианской святой…

– Вам это кажется парадоксальным? – отозвалась Эли.

– Напротив, вполне адекватным, ведь Мария тоже была еврейкой – парировал Артур. – Какой этаж? – поинтересовался он, взбегая по ступенькам, ведущим ко входу в здание.

– Второй, – рапортовала Эли.

И ровно без двух минут двенадцать, миновав ряд дверей, на которых висели мемориальные таблички с именами Эдварда Гиббона, Клайва Льюиса и прочих знаменитостей, некогда преподававших в Модлин Колледже, они оказались у двери с табличкой: «Профессор Арон Коэн». И строчкой ниже: «История Ближнего Востока. Библеистика».

Артур осторожно постучал. Из-за двери раздался скрипучий голос:

– Входите!

МакГрегор открыл дверь, пропуская Эли вперед. Войдя вслед за ней, он увидел сидящего за массивным столом маленького человечка в черной ермолке, со спутанной седой бородой и с небольшими седеющими пейсами.

– Профессор Коэн? – полувопросительно-полуутвердительно произнесла Эли.

– К вашим услугам, мадемуазель.

– Я звонила вам вчера, договариваясь о встрече.

– Помню, помню, – человечек закивал и, бросив взгляд на старинные часы на стене, добавил: – Вы удивительно пунктуальны.

– Мы старались, профессор. Меня зовут Элеутерия Бернажу, а это… мой жених, я говорила вам вчера, что мы приедем вместе…

– Баронет МакГрегор, – с полупоклоном представился Артур.

Коэн наморщил лоб.

– Девятый баронет МакГрегор, – уточнил он.

– Вы абсолютно правы, профессор. Но…

– Но вас удивило, что я это знаю? Не третий, не седьмой?

– По правде говоря, – растеряно произнес Артур.

– В силу профессии я знаком не только с историей Ближнего Востока, но и с общей историей, что включает в себя историю Англии и Шотландии. Кроме того, я был лично знаком с седьмым баронетом МакГрегором, профессором Кембриджа.

– Это был мой дед, – отреагировал Артур.

– Несомненно. И, кроме того, прекрасный ученый и обходительнейший человек.

– Благодарю вас.

– За что же, сэр…Э…

– Сэр Артур. Но можно без «сэр».

– Ну разве что учитывая разницу в возрасте, – проскрипел профессор Коэн. – Итак, молодые люди, чем могу быть полезен? Вы, – обратился он к Эли, – вчера по телефону сказали, что это касается трагической истории, происшедшей с профессором Лонгдейлом?

– Совершенно верно, профессор. Я, хотя и работала время от времени ассистенткой Лонгдейла, но не была посвящена во все его интересы…

– И вам хотелось бы знать, – сказал Коэн, но запнулся, встал, и произнеся с досадой: – Что это со мной? – указал на два стула, стоявших у стола по другую сторону от его кресла. – Садитесь, прошу вас. Простите старика, должен был предложить сразу, но, видимо, растерялся, увидев в своей скромной обители представителя столь древнего рода и… такую красавицу… Садитесь же, прошу.

Слушая речь профессора, Артур в положенном месте поклонился, Эли в ответ на «красавицу» сделала подобие книксена. После чего гости сели.

– Итак, вам хотелось бы знать, что привело вашего работодателя ко мне?

– Да, сэр, потому что…

– Можно без сэр, дорогой баронет. Профессор – более чем достаточно.

– Потому что, профессор, – продолжал Артур, – весьма возможно, что Лонгдейл занимался чем-то, что и стало причиной его смерти. Чего он хотел от вас? Что его интересовало? Что он надеялся услышать?

– Профессор показался мне несколько странным человеком, – задумчиво произнес Коэн. – И вследствие этого встреча наша была очень недолгой.

– Он… был довольно эксцентричным человеком, – негромко сказала Эли. – И нередко весьма колючим.

– О да, – отозвался профессор. – Это я успел оценить. Он не сводил глаз с моей ермолки и пейсов. «Вы – историк – религиозный еврей?»

Коэн развел руками.

– Таки да. От этого факта не спрячешься. Придерживаюсь кашрута[47]47
  Диетические предписания иудаизма – запрет на свинину и проч. (Прим. переводчика)


[Закрыть], не работаю в шабат, исправно посещаю синагогу. Я спросил Лонгдейла – коль его этот факт смутил – не антисемит ли он? Он с ходу отмел это мое предположение и сказал, что его в сочетании «религиозный еврей» смущает слово «религиозный». Он гневно ткнул в мою сторону пальцем и вопросил: «Значит ли это, что я верю в Бога, Бога-Творца?»

Коэн негромко рассмеялся.

– А как еще можно понимать слово «религиозный»? Иудей ли, христианин, мусульманин, индуист? Лонгдейл распалялся еще больше. «Иными словами, библеистику вы преподаете и изучаете как Слово Божие?» И так, коллега, ответил я, и как исторический документ. «Но все-таки как Откровение Творца и Повелителя Вселенной?» Я кивнул. «Я думал, что буду беседовать с ученым. А наслушаться религиозной белиберды я могу в любой церквушке», – заявил он и выскочил из кабинета, на прощание хлопнув дверью.

Коэн снова рассмеялся.

– Да нет, не «хлопнув». Грохнув дверью!

Рассмеялся и Артур. Эли, улыбаясь, произнесла:

– Он был атеистом. И не просто атеистом, а буквально маньяком от атеизма. Не стоило бы так о жестоко убитом человеке, но это правда. Очень похоже на Лонгдейла.

Артур вернулся к теме:

– Но ведь зачем-то он искал встречи с вами? Он успел сказать, какая тема его волновала?

– Если вас интересует только этот вопрос, – пожал плечами профессор Коэн, – то ответ очень короток: Иерусалим.

– Иерусалим? – хором переспросили Артур и Эли.

– Именно. Иерусалим. Это он заявил с ходу, едва открыв дверь: «Вы специалист по истории Иерусалима?» Ну а дальнейший ход разговора вам уже известен.

* * *

– Дело в том, что я, пожалуй, единственный из историков, и тем более библеистов, кто убежден в том, что город, называемый всеми Иерусалимом, не имеет ничего общего с тем городом, который царь Давид некогда отбил у иевусеев, сделав его столицей своего царства. И в котором Соломон, сын Давидов, возвел Храм Богу, Бейт-Элохим, он же Первый Храм.

– То есть, – удивленно спросил Артур, – он построил его не в Иерусалиме?

– О нет, – профессор покачал пальцем, – вы меня неверно поняли. Именно в Иерусалиме царь Мирный построил Храм. Но Иерусалим изначальный находился вовсе не там, где расположен Иерусалим нынешний.

– А где же был «изначальный», что, как я понимаю, значит «настоящий»?

– Настоящий Иерусалим стоял на плато Голанских высот, одной стороной своей выходя на Геннисаретское озеро, оно же Галилейское море Нового Завета, оно же озеро Киннерет наших дней.

– А кто же такой «царь Мирный», профессор?

– Соломон, Шломо, что и означает «Мирный». Ведь настоящее имя его нам неизвестно. А «Мирный» – это эпитет, ну, знаете, как «Иван Грозный». Грозный царь Руси. Но в его случае нам вместе с эпитетом известно и имя. Не то с царем Шломо. Хотя в этом вопросе у меня больше противников, чем единомышленников. По поводу же Иерусалима единомышленников у меня нет.

– А есть ли у вас аргументы?

Профессор Коэн сердито кашлянул.

– Я все-таки профессионал. И не из носу же, прошу прощения у присутствующих дам, я эту теорию выковырял. Отвечаю: аргументы есть. Иное дело, что доказать каждый из них очень непросто. Вы кто по образованию, баронет?

– Историк, профессор, – сказал Артур и, не удержавшись, добавил, – Кембриджской выпечки.

– Ну что ж, приличных историков выпекают и там, – пожал плечами Коэн. – Тогда как коллеге я попытаюсь в двух словах объяснить сущность моих доводов. Мы знаем, что царь Тира, Хирам, был и политически, и человечески весьма близок с Давидом, царем Израиля. Проще говоря, они были друзьями. И эту дружбу Давид завещал своему сыну. Именно Хираму поручил или заказал – как вам будет удобнее – царь Соломон строительство Храма. Где? В основанной отцом столице. А основывать духовный и, что не менее важно, деловой и торговый центр Страны где было бы логичнее для очень и очень прагматичного Давида? Где-то на краю Иудейской пустыни – или в двух шагах от тогдашнего делового центра всего Восточного Средиземноморья, тем более при том, что владыка этого центра – я говорю о Тире и его царе Хираме – твой друг и партнер? Дерево, камни, мрамор на обустройство города и позднее на строительство Храма доставлять из прибрежного Ливана к Геннисарету – или опять в ту же Иудейскую пустыню? Да и Хираму отправлять своих рабочих – а тирские строители были лучшими на всем сирийско-иудейском пространстве? Аргументов у меня еще больше, и не все они стоят на одной лишь логике, но, думаю, в целом вам понятно.

– Да… – тихо произнес Артур. – Но отчего же вы не опубликовали свою теорию, свои доводы и аргументы?

Коэн рассмеялся, но на сей раз довольно грустно.

– Это означало бы зачеркнуть свою академическую карьеру. С гарантией. Вычеркнуть себя не только из списка преподавателей, но и из науки вообще. Хотя… Это я понял уже позже. А до того пытался. Посылал статьи в солидные журналы. Да что статьи… Я ведь написал целую монографию. И потащил, старый дурак, в Оксфорд Юниверсити Пресс. И там умный человек, из наших, кстати (он похлопал себя по черной ермолке), вернув рукопись, объяснил, что никто и никогда подобное не опубликует. Перевелись дон Кихоты. Ведь это значило бы в лобовую попереть на две мощнейшие силы глобального масштаба.

– Ватикан, – твердо отчеканил Артур. Коэн кивнул. – И?..

– Еврейское лобби. – Увидев удивление на лицах собеседников, профессор грустно улыбнулся. – Я не о «сионских мудрецах». Тех я не видел и никогда с ними не пересекался. Но еврейское лобби – могучая сила, особенно в Штатах. Это я вам как знающий еврей говорю.

– Ну хорошо, лобби, – не унимался Артур. – А им-то что за дело до всей этой истории?

– Им очень даже дело до истории. Государство Израиль было основано именно на базисе исторических притязаний на те или иные территории. И на… Иерусалим. А если Иерусалим – подделка, муляж, то и притязания – очень и очень многие – лопаются как мыльный пузырь. Чего ни упомянутое лобби, ни Израиль никогда не допустят. Ловкие ребята в «Моссаде» свой хлеб тоже недаром едят. В общем, сиди, профессор, на своей правде – и не кукарекай.

– Вот и ответ, – Артур повернулся к Эли.

– Лонгдейл? – оживился Коэн. – Думаете, он имел на руках доказательства и был готов…

– Думаю, да, – мрачно подтвердила Эли.

– И что же? Моссадовские профи сыграли на опережение?