Текст книги "Дневник Кэролайн Форбс (СИ)"

Автор книги: Anna Jones

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Странные разноцветные звездочки стоят перед глазами.

Сквозь туман вижу, как Клаус выходит из меня и ложится рядом, глубоко дыша. Я снова и снова прикусываю губу, пытаясь нормализовать бешеное сердцебиение. Пару секунд мне удаётся держать себя под контролем, но потом я переворачиваюсь на живот и оглядываю мужчину.

Свершилось. Наша первая ночь.

Не понимая, что делаю, запрыгиваю на него верхом. Краем глаза вижу, как он удивляется, но тут же сжимает мои бедра, и я начинаю…

___________________________

*P.S. для тех, кто не понял или интересуется:

Дольчетто – сухое вино, настоянное на ягодах и травах.

Монтепульчано – сладкое вино, темно-красного цвета, с умеренным уровнем кислотности, но довольно высоким уровнем содержания алкоголя.

Тальятелле – типичная паста Болоньи.

Болоньезе – мясной соус для итальянской пасты родом из Болоньи.

Карпаччо – тонкие кусочки сырой говядины, приправленные оливковым маслом с уксусом и/или лимонным соком.

Лазанья – слоёная запеканка с тестом. Слои начинки могут быть, в частности, из мясного рагу или фарша, помидоров, шпината, прочих овощей, сыра пармезан.

Спагетти по-неапольски – макаронные изделия под томатным соусом.

Фриттата – итальянский омлет, который готовят с начинками из сыра, овощей, колбасы или мяса.

Бискотто – популярное итальянское кондитерское изделие, представляющее собой сухое печенье с характерной длинной и изогнутой формой.

Чиабатта – итальянский белый хлеб, изготовляемый из пшеничной муки и дрожжей.

Капучино – кофейный напиток итальянской кухни на основе эспрессо с добавлением молока и молочной пенки.

========== Часть 24 ==========

PS. Не люблю пихать в одну главу несколько POV двух разных персонажей, но я решила не тратить сразу две части на обмусоливание одной и той же ситуации. Поэтому вот так-то и получилось…

10 декабря, суббота

Блажен тот, кто не испытывает чувства вины, совершая неадекватные поступки.

Наверно, это не про меня. Однозначно.

Проснулась я оттого, что кто-то придавил мою правую руку. Причем, довольно сильно: я ощущала, как она немеет. Всё еще хотелось спать, поэтому я не сразу открыла глаза, рассчитывая на то, что этот кто-то всё же слезет с моей конечности. Солнце упрямо светило мне прямо в лицо, но я упорно не хотела вставать. Когда сил терпеть боль в руке не осталось, открыла сонные глаза и тут же обомлела. Передо мной лежал не кто иной, как первородный гибрид. Голый. Совершенно.

Я потеряла дар речи, нервно скользя по нему взглядом. Боже, что это? Я чуть приподняла свободной рукой одеяло, которым была прикрыта и обомлела во второй раз. Я голая. На мне ничего нет.

Быстро выдернув свою руку из-под тяжелого тела Клауса, я мигом вскочила с кровати, прикрываясь простыней.

Что за фигня? Что вчера было?

Мозг лихорадочно пытался вспомнить события вчерашнего вечера, но что-то совсем не удавалось. Николь, приглашение, ресторан, а что потом… гостиница…секс?

Мамочки!

Я схватилась за голову, крепко держа белую ткань у себя на груди.

Неужели мы это сделали? Мы переспали?

Черт!

Моему шоку не было предела. Это было так неожиданно и… ужасно? Ужасно ли? Да это кошмар! Боже мой! Что теперь делать?

Я оглядела мирно спящего гибрида, наполовину прикрытого одеялом. Его лицо было таким безмятежным, спокойным. Он сейчас был похож на маленького ребенка.

Что я наделала? Почему я полезла к нему в постель? И почему меня это так волнует?

Черт!

Я же так хотела быть с ним. Я даже сама решилась на всё это, но сейчас… Гребаное чувство стыда захватило меня. Сердце бешено билось, а дыхание участилось.

О, нет!

Меня надо сжечь на костре или расстрелять. Это точно. Я только что переспала со своим злейшим врагом. Хотя, я даже его таковым не считала. Я… я же любила…люблю его. Так, Форбс, спокойно. Надо просто придти в себя и посмотреть на всё со стороны.

Я виновата сама, что втянула себя в это. Я сама испытывала под этим гибридом ночью такое удовольствие, что просто не описать словами. И что со мной не то? Почему я чувствую себя гадко и отвратительно, будто я последняя шлюха? Долбаный разум, твердящий мне о морали.

Я вздохнула, медленно отходя от первородного подальше.

Что сейчас делать?

Мне так стыдно, что я спала с ним, что я извивалась под ним и кричала его имя в порыве страсти. Боже! Мне даже вспоминать это до боли противно.

Я снова оглядела Клауса, сопящего на подушке. Такой… любимый и дорогой. Хотелось немедленно прикоснуться к его золотисто-пшеничным волосам, которые так красиво переливались под солнечными лучами, погладить его по щетинистой щеке, задеть пальчиками пухлую нижнюю губу… Нет! Успокойся!

Я отвернулась от мужчины, лихорадочно осматривая комнату. Где же моя одежда? Так, вон там, у стены, моё платье. Ноги сами подбежали к нему, а руки мгновенно схватили, прижимая этот предмет одежды к себе так близко, словно боясь, что он исчезнет и я не смогу сбежать.

Да, да. Именно это я сейчас собиралась сделать: сбежать с позором, поджав хвост и сверкая пятками. Какая же я трусиха. Даже не обдумав всё хорошенько, бегу от проблем, думая, что это меня спасет. Черта с два! Проблем только прибавится, а потом расхлебывай эту кашу. Но мозг упрямо твердил, что надо валить отсюда, пока гибрид не проснулся.

Я снова в панике огляделась. А где моё белье? Неужели в порыве страсти мы его порвали? В чем теперь идти домой? Думать о том, что гибрид запросто может отыскать меня как раз в общежитии, мне не хотелось. Я прекрасно знала, что так и будет, но упорно прогоняла эту мысль, чтобы не впадать в еще большую панику.

Ах, вот ты где, мой лифчик, под кроватью. Я проворными пальчиками схватила мою деталь гардероба и водрузила его на законное место. Теперь осталось найти трусики. Но что-то я нигде их не замечала. Вон около кресла мои туфли, а где же бельё?

Я чувствовала себя такой виноватой, опустошенной, будто меня всю выпотрошили изнутри и набили соломой. Я учащенно дышала, в страхе и панике глядя на спящего гибрида. Что же я наделала?! Что делать? Происходящее меня жутко пугало. Казалось, что я совершила такую ужасную ошибку, о которой вспоминать просто до боли омерзительно. Меня будто вымазали в грязи от корней волос до самых кончиков пальцев ног.

Несмотря на то, что я вампир, щеки безумно полыхали, кожа вся горела, будто меня подожгли. Я никак не могла успокоиться и сама себя бичевала тем, что я виновата. Я виновата… сама перед собой, что потеряла контроль и позволила себе такое. Вот только думала, что всё это правильно, всё так и должно было быть. Но сейчас…

Так, где же мои трусы?!

Я вздохнула, через голову надевая одежду. Ладно, придется идти без них. Правда, на улице жутко холодно, а я без колготок и пальто. Я точно замерзну. Плевать, главное сейчас – свалить отсюда.

Пальцы сами потянулись к собственной шее, нащупывая подаренный Клаусом кулон. Оставить – не оставить его? Если я оставлю здесь, значит, я сжигаю за собой все мосты, говоря, мол, ты мне больше не нужен, я ухожу от тебя. Но если я оставлю этот подарок у себя, то есть надежда на наше будущее. Черт! Почему всегда всё так сложно?!

Крепко сжав кулон, я на негнущихся ногах пошла к выходу, но, уже закрывая за собой дверь, обернулась. Клаус всё еще спал. Мне так захотелось коснуться его, я уже была готова вернуться, как новая волна стыда и вины накатила на меня, и я тихонько прикрыла за собой дверь:

– Прости меня…

Глазами Клауса

Сказать, что эта не самая лучшая ночь в моей жизни, значит, нагло соврать вам всем в лицо.

Я был счастлив, счастлив как никогда. Мечтал, чтобы эта ночь продолжалась вечно. Я хотел быть с этой девушкой всю свою бесконечную жизнь, не хотел расставаться с ней ни на минуту. Сегодня утром я понял, что хочу увезти её с собой в Новый Орлеан. Навсегда. Правда, не знал, согласиться ли она, но попытаться стоило.

Проснулся я утром в таком необычном для себя состоянии эйфории. Сердце бешено колотилось в грудной клетке, и я сам не замечал, как на лице растягивалась улыбка. Ощущать себя самым счастливым мужчиной на этой планете, когда рядом любимая девушка – бесценно.

Солнце светило прямо в глаза, я попытался прикрыться рукой, но яркий свет всё равно безумно ослеплял, поэтому я перевернулся набок. Сама погода, видимо, олицетворяла моё настроение. Рука сама собой провела по месту, где должна была находиться Кэролайн, но почему-то так и не нашла её. Я резко открыл глаза, оглядывая кровать. Никого, кроме меня. Еще раз осмотрелся, надеясь, что мне это показалось. Что я так забеспокоился? Может быть, она в ванной? Вот только никакого шума воды мои уши не слышали.

– Кэролайн, – я осипшим голосом позвал её, всё еще отгоняя от себя нехорошие мысли.

И тишина в ответ. Какое-то нехорошее предчувствие охватило меня, в горле мгновенно пересохло. Я осторожно поднялся с кровати, медленно завязывая на бедрах одеяло.

– Кэролайн, – на этот раз язык меня почти не слушался, с губ сорвался еле слышный шепот. Сердце уже быстро билось не от радости, а от испуга. Чего я так боялся? Того, что она ушла, так и ничего не сказав?

Я осторожно заглянул в ванную комнату. Напрасно. Выключенный свет итак свидетельствовал о том, что никого там нет. Но я всё же зашел в помещение, на всякий случай. Затем прошел в гостиную, лихорадочно оглядывая её. Никого. Абсолютно. Пустота и тишина.

Беспокойство сменилось отчаянием. Я всё еще отгонял мрачные мысли, нависшие надо мной, словно черные вороны, предвещающие нечто плохое. Ноги сами двинулись обратно в спальню, к брюкам, небрежно брошенным куда-то в сторону. Я быстро схватил трясущимися от гнева руками телефон, нашел в записной книжке её номер и нажал кнопку вызову. Громкие одиночные гудки отдавались эхом в голове. Она не отвечала. Через пару минут до меня дошло, что телефон Кэролайн оставила в верхней одежде в ресторане.

Черт! Я швырнул бездушный аппарат в стену, краем уха слыша, как треснул экран, и мобильник громко упал на пол. Да что такое?! Волна отвращения к самому себе накатила на меня. Она ненавидит меня, считает монстром, поэтому собрала все свои вещи и ушла. Ушла и ничего не сказала! Почему не объяснилась? Она ненавидит меня, стыдиться, я пугаю её.

Эти мысли на быстром поезде промчались в моей голове. Всё так и есть. Я испортил её жизнь, жизни её друзей, она ненавидит меня. Ярость охватила меня, в висках бешено застучали молоточки, а перед глазами всё поплыло.

Я ненавижу сам себя за это, за то, что не могу контролировать свой гнев, свои поступки. Я всё время порчу всё. Постоянно. Не обходится ничего, к чему бы я не притронулся и не сломал бы.

Какое-то странное чувство безысходности вперемешку с виной, как в далеком детстве, когда Майкл кричал на меня, заставило сползти меня на пол.

Я монстр, и Кэролайн правильно делает, что боится меня. Она убежала от самой большой ошибки в своей жизни, от меня. Умничка. Жалость к самому себе, что я больше не увижу её небесно-голубых глаз, никогда больше не смогу прикоснуться к ней, не поцелую её, отрезвила меня. Что я раскис как тряпка, как пятнадцатилетний мальчишка, которого отшила девчонка? Наверное, если бы не было так горько и больно, я не отступил бы. Я бы продолжил бороться за милую блондинку, каждый божий день доказывая ей, что я не причиню ей огорчений, печали и прочее. Но… сейчас мысль, что она ушла добровольно, понимая, что мы никогда не сможет быть вместе, перечеркнула все мои намерения. Я бы хотел объяснений, но понимал в глубине души, что я сам-то их ей не дал, когда она так просила меня рассказать ей правду, я просто не заслужил её доверия. Я ничтожество.

Гнев одурманивал. Отчаяние холодило сердце.

Если она вычеркнула меня из своей жизни, значит, я тоже вычеркиваю её из своей. Не судьба нам быть вместе… Наверное.

========== Часть 25 ==========

PS. Глава вышла немного корявой и бессмысленной (на мой взгляд). Самое интересное в конце: D

Приятного прочтения)

14 декабря, среда

До Рождества ровно одиннадцать дней. Совсем ничего. А мне еще кучу дел надо успеть сделать: купить всем подарки, решить, где же мы с подругами будем праздновать рождение Христа, а еще я добровольно вызвалась организовать праздничную вечеринку для студентов, сдать последний зачет. Наверное, я специально ухватилась за эту возможность, чтобы нагрузить себя делами и отвлечься от гибрида. Точнее, от нашего… от произошедшего, короче. Он так и не позвонил. Ни разу. Но я даже была рада этому. Мне хотя бы не придется с ним разговаривать, объясняться, краснеть от смущения и неловкости, лгать. Я чувствовала себя до ужаса мерзко, почему-то не могла смотреть в глаза подругам, постоянно пряча взгляд от стыда. Я ощущала себя неловко перед ними, прекрасно понимая, что надо бы им всё рассказать, чтобы хоть как-то на душе полегчало, но каждый раз язык будто бы присыхал к небу, и я не могла ничего выговорить. Поэтому я отложила этот неприятный разговор до лучших времен.

Впрочем, эти времена уже настали, судя по Елене и Бонни, надвигающихся на меня сейчас с огромной коробкой пиццы в руках. На мгновение в голову закралась шальная мысль о том, чтобы на вампирской скорости убежать от них подальше. Но это выглядело бы, по меньшей мере, глупо и подозрительно, поэтому я осталась.

– Оставь в покое список покупок, пошли, поедим, – Елена махнула рукой в сторону прислоненной к стене скамейки.

Я пожала плечами, думая над тем, что вполне бы могла отмазаться тем, что мне сейчас надо съездить в магазин за безделушками для украшения зала.

– Да что ты её спрашиваешь, хватай и всё, – заявила Бонни, цепко сжимая своими пальцами моё запястье и с силой таща за Гилберт.

Я даже пискнуть не успела, как меня усадили на скамейку и запихали в рот кусок пиццы, чтобы я не возмущалась. Замечательно.

Мы с минуту сидели молча, тщательно прожевывая еду, затем Елена коварно посмотрела на меня и спросила:

– Ну, что случилось на этот раз? Почему ты такая печальная?

Печальная? А я-то думала, что мне прекрасно удаётся скрывать своё настроение от внимательных глаз. Наверное, из меня плохая актриса. Тишина затянулась, я лихорадочно соображала, что бы ответить, но в голову ничего не приходило. Я потянулась за новым кусочком пиццы, но Бонни резко закрыла коробку.

– Кэр, если тебя что-то беспокоит, то ты можешь смело нам рассказывать. Честно говоря, меня уже жутко раздражает, что ты такая грустная. Где же та веселая жизнерадостная Кэролайн Форбс, которая постоянно куда-то лезет и развлекается, как сумасшедшая?

Да, действительно, где же она? Наверное, она сидит глубоко внутри, придавленная грузом проблем и чем-нибудь еще.

– Вы кстати обе мне не рассказали, почему вы поссорились и как помирились, – продолжала Бонни. – Я чувствую себя обманутой. А ну быстро колитесь! – девушка грозно нахмурила брови и с улыбкой посмотрела на нас с Еленой.

Мы с Гилберт мгновенно переглянулись, чем вызвали новый шквал недовольства нашей ведьмочки.

– Так, что здесь происходит?

Я почувствовала себя неуютно. Либо всё рассказать, либо промолчать и мучаться дальше. Но даже если я признаюсь, то где гарантия, что меня не осудят и не закидают камнями? Почему в этой жизни всегда всё так сложно?

Я вздохнула, лихорадочно соображая, что бы ответить, и тут решилась. Была – ни была, как говорится, тайное всегда становится явным, так пусть эту тайну я раскрою сама и сейчас.

– Я переспала с Клаусом, – сообщила я, и мне резко захотелось спрятаться, когда две пары ошарашенных глаз уставились на меня в упор.

– Что?! – Бонни и Елена синхронно подавились воздухом и обе закашлялись.

Вот это поворот, однако.

– Ты не говорила. Когда? – чуть ли не закричала Елена, хлопая своими длинными ресницами.

– В пятницу, – на душе скребли кошки, цепляя острыми когтями моё и без того потрепанное сердечко.

– Ты и… Клаус? – ведьма быстро поднялась со скамейки, будто презирая меня и не желая даже сидеть рядом. Хотя, возможно, это просто придумал мой воспаленный разум. – Но как?!

– Кэролайн, почему ты не рассказала? – в голосе Елены слышалась смесь негодования и удивления.

Я попала. Сейчас объясняй что да как. Но на самом деле всё так сложно и ужасно запутано, что мне даже не хочется вспоминать, потроша в голове события, которые я так упорно пыталась забыть.

– Я… – запнулась, подбирая подходящее слово и чувствуя волну неловкости, то накатывающую на меня, то исчезающую на пару секунд, – думала, что… – да что я думала? Кого я обманываю? Саму себя? Я абсолютно ни о чем не думала, когда решила провести с гибридом ночь. – Короче, так получилось, – заявила я, так и не найдя подходящих слов.

– Боже мой, Кэролайн, – Бонни прикрыла рот ладошкой, по её выражению лица было прекрасно видно, в каком она шоке.

Отлично.

– И поэтому ты сама не своя в последнее время? – спросила Елена, когда, наконец, оправилась после услышанного.

– Ну, да, – я кивнула.

В горле стоял ощутимый комок, отчего даже дышать было трудно. Я старалась не расплакаться прямо здесь на глазах у однокурсников, без дела слоняющихся по спортзалу. Вот только сказать легко, а исполнить…

– Ты его так любишь? – спросила Елена, подходя ко мне ближе и садясь рядом.

Она коснулась кончиков моих пальцев, крепко-крепко сжимая их. Прямо как Клаус делал когда-то. Я поморщилась, чувствуя, как щиплет в носу от непролитых слез.

– Я… я не знаю, – прошептала я, всё же не сдерживая предательские слезы, свидетельствующие о моей слабости. Я судорожно пыталась их стереть со щёк, но новые и новые соленые дорожки всё катились по лицу.

– И давно вы… встречаетесь? – откуда-то далеко, словно сквозь вату, я услышала тихий голос Бонни. Что-то коснулось моей головы, скорей всего она меня обняла, но я ничего не смогла разглядеть сквозь пелену слез.

– Ага… я пару раз ездила с ним в Новый Орлеан, – кивнула я, шмыгая носом и изо всех сил вытирая руками мокрое лицо.

– И ты нам не сказала? Мы же твои подруги. Мы бы всегда тебя поддержали.

– И не стали бы осуждать, что я встречаюсь с Клаусом? Вы бы обязательно стали мне говорить, что он наш враг и прочее, настраивая меня против него, – начала заводиться я.

Бонни и Елена переглянулись, но промолчали. Видимо, всё так и есть.

– В любом случае ты свой выбор сделала… – хрипло просипела ведьма.

– Какой выбор? – изумилась я, поднимая на неё взгляд. О чем это она?

– Ты выбрала Клауса….

– Я не выбирала его.

– Ты переспала с ним, и вы теперь… как бы пара, – еле выговорила Бонни, явно смущаясь, и, если бы не её смуглая кожа, то было бы видно, как она покраснела.

– Почему это пара? Я сбежала от него еще утром, – я закашлялась, подавившись собственными слюнями, и чувствуя себя до невозможности ущербной и до омерзения противной.

– Сбежала? Ты его кинула? Почему? – Елена от удивления засыпала меня вопросами, и я вдруг ясно поняла, что этот разговор абсолютно бессмысленный. Я не хотела отвечать на эти вопросы точно также, как и Клаус не хотел отвечать на мои. Бумеранг. Теперь-то я его хоть чуточку понимаю.

– Потому что, – односложно ответила я, намереваясь сбежать от неприятного разговора, надеясь, что подруги уже достаточно узнали.

– Куда это ты? Ты там ничего еще не объяснила, – остановила меня Бонни, хватая за руку.

– Пусть Елена тебе всё расскажет, – бросила я, освобождая запястье.

– Елена? В смысле? Она что-то знает больше меня?

Господи, Бонни, ну сколько вопросов! Я успела тысячу раз пожалеть, что необдуманно ляпнула правду, а теперь мне приходится всё разъяснять. Хотя, с другой стороны, мне теперь не надо ничего скрывать, боясь разоблачения. А это намного лучше, чем держать все переживания в себе. Вот только моим друзьям нужно время, чтобы всё обдумать и прожевать.

У меня немного разболелась голова от всего этого. Особенно, когда Бонни начала предъявлять Елене претензии, мол, почему вы обе мне ничего не рассказали. Наверное, я поступила как последняя сволочь, оставив Гилберт самой отдуваться. Но больше находиться в эпицентре взрыва я не могла. С меня хватит этой нервотрепки. Пока подруги выясняли отношения, я быстренько встала и побежала к выходу из спортзала. Плевать, заметили меня или нет, но мне сейчас требовался свежий воздух.

У меня стойкое ощущение, что я безумно сильно изменилась за это время. Стала вести себя абсолютно по-другому. Хотя, наверное, мне это кажется. Мало ли что в жизни бывает.

Так, по-моему, я хотела заехать в магазин перед тем, как подошли Елена и Бонни. Боже, это был самый ужасный разговор за всю мою жизнь. Ну, по крайней мере, именно сейчас мне так казалось.

Я вдохнула морозный воздух, царапая им горло, но это было как раз то, что мне нужно. Отрезвляло.

Открывая дверь машины, краем глаза заметила мелькнувшую темную фигуру. На пару секунд замерла на месте, вглядываясь в прозрачное стекло и пытаясь остановить бешеное сердцебиение. Что это было? Я медленно обернулась и испуганно вскрикнула, когда кто-то схватил меня за волосы и развернул лицом к раздолбанному капоту машины. Я не успела ничего сказать, тем более уж крикнуть, лишь почувствовала, как хрустит моя скула, ощутимо приложившаяся о металл, ощутила резкий привкус крови во рту. Острая боль пронзила губу и лоб, будто миллионы длинных игл пронзали тонкую кожу лица. Перед тем как отрубиться, я услышала до жути знакомый голос:

– Спокойной ночи, детка…

========== Часть 26. Глазами Клауса ==========

16 декабря, пятница

Поздний вечер или уже глубокая ночь? По ощущениям сейчас девять часов, а может быть и вовсе полночь. Я не вел счет времени, мне просто было лень поднимать голову и смотреть на настенные часы, богато украшенные чуть потемневшим от времени золотом. Стрелка медленно двигалась, издавая неприятный скрипучий звук, но даже это не могло вывести меня из состояния транса.

Большой, можно даже сказать, огромный, вполне себе приличный ресторан. Несколько десятков посетителей, бестолково снующих по залу и без умолку говорящих о каких-то несущественных проблемах. Они, словно пчелиный рой, гудят, шумно переговариваясь и звонко смеясь. Краем глаза вижу, как туда-сюда бродят официанты, почти валящиеся с ног от усталости, но упорно разносящие тяжелые серебряные подносы с заказами. Сквозь полумрак помещения, где зажжена лишь большая массивная люстра и несколько светильников, отдаленно смотрю на музыкантов. Абсолютно все с кислым выражением лица, стараясь не заснуть, треплют своими длинными музыкальными пальцами инструменты, извлекая из них противные сонные мелодии. В ресторане царит такая атмосфера, будто бы прямо сейчас со здания сорвет крышу и в зал опустится сам Морфей, бог сновидений, и утащит в своё царство добрую половину присутствующих, в том числе и меня.

Резко захотелось встать, размять затекшие ноги и немедленно оторвать этим гребанным музыкантам их головы, но было лень. И когда этот смертный грех стал преследовать меня? Я даже не помню, а копаться в памяти не хочется. Потому что лень. Скоро я попаду в адский список дьявола, где четким разборчивым почерком выведены имена грешников, претендующие на персональное место в аду. Я отогнал от себя глупую мысль, неожиданно проникшую мне в голову. И с каких это пор я стал увлекаться загробным миром?

Я перевел взгляд на камин, благо он был совсем рядом. Хочешь, руку протяни и коснешься пальцами обжигающих языков пламени, которые немедленно поглотят твою кисть. Ладно, что-то я загнул, по крайней мере, точно обожгут кожу, потому что только идиот может добровольно сунуть конечность в огонь и с упоением ждать, пока она исчезнет навсегда. За долгие годы жизни на этом свете я так и не удосужился проверить, отрастают ли отрубленные руки и ноги у вампиров. Меня всегда волновал этот вопрос. Наверное, я схожу с ума, потому что мою голову каждую секунду посещают безумные мысли, например, такие, как эта.

Пару минут я неотрывно смотрел на огонь, весело пляшущий в зияющей черной дыре камина, освещая небольшое пространство у стены и наш столик, окрашивая темно-зеленую скатерть в непонятный рыже-черный цвет. Я сцепил пальцы, и через некоторое время отвел взгляд от пламени, когда понял, что вижу в нем въевшийся в память образ любимой блондинки. Коварные ярко-алые огнища упорно рисовали в камине её волосы, небрежно рассыпанные по плечам, и грустные глаза.

Отвернувшись и отгоняя наваждение я, наконец, заметил Элайджу, сидящего передо мной за столиком и что-то с интересом мне рассказывающего. Голова автоматически кивала, когда брат поднимал на меня взгляд, словно проверяя, слушаю ли я его. Нет, я не слушал. Сейчас моё тело было здесь, но душа где-то далеко. Я абсолютно ничего не слышал, будто нажал кнопку пульта, выключив звук. Еще бы нажать паузу и можно спокойно перевести дух. Я чувствовал себя подобно обычному человеку, пробежавшему марафон. Устало и вымотано.

– Никлаус, что с тобой? Ты слышал, что я только что говорил тебе? – вывел меня из раздумий недовольный и немного уставший голос Элайджи.

Я недоуменно посмотрел на него, как будто впервые видел, затем, чуть кашлянув, кивнул.

Брат вздохнул, ковыряя вилкой в почти доеденной говядине, и опять обратился ко мне:

– Я понимаю, у тебя как всегда свои особо важные проблемы, но то, что я сказал должно волновать и тебя тоже.

– О чем ты? – тягостно спросил я, не отрывая взгляд от стоящего на столе стакана, в котором приятно искрилась янтарная жидкость.

– Так как ты витал в облаках и не слушал меня, объясню тебе заново, – недовольно вздохнул Эл, поправляя на себе пиджак.

В последнее время он угрюмый и измотанный. По его внешнему виду понятно, что всё его уже давным-давно достало, и он не прочь бы скинуть с себя все дела на кого-нибудь другого. Отчасти я чувствовал свою вину за это, потому что не занимался Хейли, предоставив её брату. Но с другой стороны, он сам виноват. Нечего было лезть. Он прекрасно знал, что мне плевать на неё. Я даже сам себе устал это повторять. Надоело.

– Тебе не кажется странным, что за все время, что Хейли беременна, на неё ни разу не напали ведьмы, которые не хотят появления на свет твоего ребенка? Это же противоречит законам природы, а ведьмы их неустанно соблюдают. И ни одна живая душа не пришла сюда за ней? Это по меньшей мере необычно. Я чувствую, что что-то должно произойти. Это неспроста. Я уверен, что они что-то готовят. Тебе бы следовало обратить на это внимание, а не злить Марселя еще больше, чтобы он опять всем нам пакостил. Ты совсем не замечаешь того, что твои поступки влияют на нас, и из-за этого могут пострадать невинные…

– Хватит, – прервал я брата, когда мне уже стало невыносимо слушать его лекцию. – Я понял, – перебил его, увидев, что Эл собирается еще что-то добавить.

– Что ты об этом думаешь?

Я взглянул на него, невольно замечая, что пару морщинок пролегли у него на лбу. Стареет.

– Ничего, – просто ответил я, стараясь вновь отключиться от внешнего мира и впасть в «кому».

– Клаус! – в голосе звенел металл. О, большой брат злится.

– Ну, что?

– Хватит быть эгоистом! Я прекрасно это знаю, но прояви хотя бы немного уважения и сочувствия к Хейли или к ребенку…

– Надоело! – терпение лопнуло, проливая на землю противную ярость. – Не напоминай мне тысячу раз на дню об этом! Я не страдаю старческим маразмом или амнезией. Я прекрасно об этом помню!

– Я не перестану тебе это говорить, пока не достучусь до тебя, брат! Это твой, понимаешь, ТВОЙ ребенок. И мне, честно говоря, уже по горло надоело чувствовать за него ответственность и бегать за матерью твоего ребенка хвостиком, чтобы её ненароком не убили твои враги. Сам следи за ней, потому что ты её обрюхатил…

– Я хотел убить её, – зло проревел я, ощущая на языке привкус гнева и ненависти к сложившейся ситуации. Я крепко сжал пальцы в кулак, чтобы утихомирить себя и не наброситься на брата. – Но ты мне не позволил этого сделать. Сам расхлебывай теперь всё это.

– Клаус, перестань валить всё на меня, будто это я виновник всех твои бед. Ты чертов эгоист, перестань думать о себе, перестань себя жалеть и возвышать выше других. Ты не пуп земли, чтобы тебе все поклонялись. Хватит кичиться тем, что ты первородный гибрид. Успокойся и вникни в суть проблемы. Я знаю, что этот ребенок тебе не нужен, но…

Быстрым движением руки я остановил словесный поток, водопадом низвергающийся на меня. Господи, ну сколько можно. Каждый раз одно и тоже.

– Я когда-нибудь не помогал тебе? – зло спросил я, цепляясь руками за стул, на котором сидел. – А? Я когда-нибудь не приходил на помощь, когда Хейли похищал Марсель? Я всегда спасал её шкуру. Благодаря мне она жива. Так что заткнись и не раздражай меня.

– Какой же ты ублюдок, – сплюнул Элайджа, громко отодвигая стул и кидая на стол смятую салфетку. В его глазах полыхала ненависть и отвращение. Ничего страшного. В нашей семье никогда не было дружбы, мы даже не пытались создать атмосферу мира и добра. Мы все прекрасно чувствовали вражду и ненависть друг другу. Это неудивительно. И когда Эл мрачно плюнул мне правдой в лицо, я не особо расстроился. Мне чихать, что он думает. Я буду делать то, что хочу.

Руки сами потянулись к стакану с бурбоном и махом опрокинули обжигающую жидкость в горло. Как же надоело. Мне хотелось забыть всё это, вычеркнуть из жизни, вырвать лист из книги, чтобы всё вернулось на круги своя. Я больше не хотел постоянно куда-то бегать, как ищейка выяснять, где же эта волчица, куда её унесло. Я хотел просто спокойной обычной жизни, чтобы никто меня не бесил, не было Марселя со своими противными замашками короля, потому что здесь присутствует лишь один король. И это я! И чтобы рядом была моя королева. Кэролайн. Которой плевать на меня, потому что я монстр. Даже её разговоры со мной, взгляды, прикосновения были ложью, потому что она легко сбежала. Значит, я ничего для неё не значу. Пусть тогда она для меня тоже ничего не значит. И плевать, что каждый раз, приходя домой, руки магнитом тянет к бумаге и карандашу, чтобы быстрыми штрихами набросать её портрет. А потом, когда я прихожу в себя, то злюсь, что не могу забыть её образ, намертво въевшийся в мозг. Рисунки летят в камин, где пламя мигом поглощает их, уродуя её лицо, превращая роскошные волосы в черный пепел…

Так, что же там говорил Эл? Ведьмы, которые якобы готовят нападение. Может быть, им плевать на этого ребенка? Или они боятся меня, поэтому не решаются даже показать своего носа? В любом случае, проблемы надо решать по мере их поступления.

Я откинулся на спинку стула, вертя в руках пустой граненый стакан, любуясь отражающимися от огня бликами, как услышал громкие крики и свисты, доносящие с улицы. Этот шум даже перекрывал унылую музыку давно уже очумелых от скуки музыкантов.

Марсель. Опять устроил веселую вечеринку с какой-нибудь прилюдной казнью очередной ведьмы. Смешные улюлюканья вампиров можно было услышать за версту. Конечно, это же так интересно наблюдать за сумасшествиями Марселя, когда он говорит речь, больше напоминающую мне бред сумасшедшего. Впрочем, иногда я сам себя ловлю на мысли, что поступаю точно так же. Ученик превзошел своего учителя. Чертов выскочка.