Текст книги "Академия Утёс (СИ)"
Автор книги: Анна Бэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Глава 7. Бесславный бывший ректор
Музыкальное вдохновение: zack hemsey – Vengeance
Каждый из дней расширял горизонты знаний и без того лучшего студента Утёса. Виктор отчётливо понимал: никто, кроме него самого, не позаботится о его будущем. Библиотека предыдущие четыре года стала ему почти домом – он обожал здешние запахи, этот благоговейный полумрак, величие, шорох страниц и бескрайние стеллажи, уходящие под высоченные потолки. Дух знаний шептал невероятные вещи, он жаждал, когда к нему придут юные умы, но был к ним и строг, и ласков одновременно. Железобетонные правила библиотеки нерадивых студентов отталкивали, зато Виктор чувствовал себя в своей тарелке.
Здесь проще избежать мысей об утрате, загрузив себя учёбой. Так он и делал в любую свободную минуту.
– Фрик, ты прописался здесь? – нахально бросил самый именитый сынок приближённого к власти аристократа. Стефан Бойл-младший излучал неприятности и вечно искал жертву. Часто грушей для битья становился Виктор, хотя бы потому что их отцы были в делах оппонентами, пусть и регулярно резались в азартные игры за одним столом.
– Зато ты редкий гость… – буркнул себе под нос Виктор, не отрывая глаз от повидавших многие поколения студентов страниц книги.
– Что ты там бубнишь? – Стефану требовался повод, чтобы сцепиться с Виктором, но последний знал наверняка, что кара настигнет где угодно, только не в библиотеке.
– Это что за шум в мою смену? – откуда ни возьмись, появилась брюзжащая архивариус, которую за глаза прозвали цербером, – Ты кто такой? – она поднесла к носу монокль-лупу, – Не припомню такого громкого… здесь тихо себя ведут, или уходят орать на улицу. Ясно?
Стефан недовольно фыркнул, как вдруг лицо его просветлело, недобрая ухмылка отозвалась тревогой у Виктора. Источником внезапного вдохновения для заядлого нарушителя порядков оказалась Эльзой Эйс, которая обычно появлялась в библиотеке лишь к ночи. Девушка в своём скромном платьице спокойно двигалась вдоль уже знакомых стеллажей и столов с книгой в руках. Она настолько задумалась, что явно не ожидала внимания со стороны Бойла. А когда заметила пристальный взгляд, насторожилась и тенью пропала среди книг.
Виктор сильнее ощетинился. Знал, как подло может повести себя Бойл – не подставит, так напугает или заставит отдать то, что приглянулось. Хорошенькую сиротку так и вовсе принудить к чему может – легко, ведь её и защитить-то некому!
Виктор сжал кулаки в ярости, просчитывая варианты будущего.
В стенах Утёса ещё можно пройти по безопасному маршруту, а вот если выбрать путь через акведук, то неприятностей с шайкой Бойла не миновать. И уж Эльза точно закончит свои приступы изучения библиотеки не раньше закрытия основных коридоров, пойдёт через улицу и тогда…
Снова в поле зрения появилась Эльза: села через стол от Виктора, зарылась в десятке книг, иногда поднимая на него настороженный взгляд.
Ну какая же странная! Нелепо юная для такого сложного мужского направления обучения.
Не понимал он, зачем Эльзе такой тернистый путь. Почему не выбрать другую академию, получить работу по контракту после обучения в менее сложных условиях. Может, конечно, дело в лицензии…
Любой выпускник Утёса получал лицензию на использование способностей, и в большей доле своей уходил на госслужбу, реже – в частные организации, но непременно проходя под надзором у империи. Ни одна «искра» дара не терялась просто так, все её носители – люди с лицензией. А кто академию не заканчивал, оставался без неё, а значит, использовать дар никак нельзя под страхом и огромных штрафов.
Незадействованный дар со временем тускнел, гас. Если не развить его в юности, то жить придётся как носитель, использовать не выйдет. Фелис Тефлисс в своё время выбрала балет, пожертвовав даром, благо потенциал Зоркости был не слишком высок. Она не жалела о своём выборе никогда в жизни.
Талант Эльзы вызывал много вопросов, как и выбор академии – не единственной в империи, но наиболее сложной, оттого и котируемой. Каждый семестр в Утёсе давался не просто потом и кровью, но и огромными взятками, а ещё невероятным везением.
В фортуне Эльзы Эйс Виктор почему-то не сомневался. Его настолько мучило любопытство, что не мог сконцентрироваться на чтении параграфа. Стало тяжело усидеть на месте, потому он резко встал и пошёл блуждать вдоль стеллажей, чтобы немного размяться и сбросить скопившуюся энергию.
В надежде отвлечься, он вспомнил нечто, что не давало его мыслям покоя несколько дней. Бабушка зародила в нём любопытство, с которым он по привычке не боролся, а удовлетворял. Пальцы побежали по корешкам почтенных книг, нащупали знакомое издание, что входило в базовую программу первого года обучения «История академии Утёс». В оглавлении нашёл список ректоров и сощурил уставшие глаза в поисках нужного имени.
– Вот же… – прошептал он, – Ректор Эйдан Вортигер… и всё? – разочарованно погладил пальцем один крохотный абзац с сухой информацией и захлопнул книгу.
– Что ищешь? – уютно прошелестел по другую сторону стеллажа бархатный голос однокурсницы. Виктор наклонился и посмотрел сквозь полки, тут же попадаясь в плен обворожительных глаз – хитрющих!
Ему нравилась их ясность. Светлая зелень успокаивала, как солнечный свет, притягивала. Лёгкая россыпь веснушек отзывалась детской радостью. Завитки каштановых волос выглядели такими мягкими, но при этом упругими, что захотелось непременно оттянуть один локон.
Пришлось дышать нарочно медленно, чтобы вернуть самообладание, хотя с чего бы ему вообще пропадать?
– Что? – будто очнулся он, понимая, что не помнит вопрос.
– Что ищешь?
– Что ищу? – нелепо повторил он, попадая в ловушку этого простого вопроса. А что он искал? Посмотрел в свои руки и беспомощно повертел книгу. Глубокий мыслительный процесс выудил ответ откуда-то из густого марева, – Информацию о бывшем ректоре. Но пока пусто… на удивление.
– И что удивительного? Не всем дано стать выдающимися личностями.
Это странно укололо – неприятно:
– В сравнении с кем? С нынешним ректором? И что напишут о нём потомки? – в голосе появилось раздражение, – Ну да, соберут все бульварные газеты с фотографиями, прошьют и будет многотомник с картинками. Но где заслуги?
– Имя?
– Чьё?
– Ректора, про которого ты хочешь узнать. – улыбнулась Эльза.
– Эйдан Вортигер.
Эльза отвела задумчивые глаза и пожала плечами:
– Действительно, ничего про такого не помню.
– А ты знаток истории?
– Просто знаток. – отозвалась она сквозь препятствие из книг, – Тебе помочь? Найти про этого Эйдана.
Виктор хотел ответить грубо, уже открыл рот, но всё тело протестовало этому необоснованному порыву. Выдохнул и припал лбом к дереву:
– Помоги.
Шорох раздался позади, и Эльза словно бабочка закрутилась перед ним. Необычно смешливая, непривычно проворная, абсолютно неугомонная. Как будто всё время до этого держала себя в узде и двигалась меньше, чем хотела. Она сладко потянулась в счастливой ухмылке, прикрыла глаза и тряхнула локонами:
– Пахнет здесь умопомрачительно, да?
– Угу. – пробубнил Виктор, засматриваясь на непосредственность своей знакомой, да, что греха таить – не только этому он поражался, но и застревал взглядом на частях тела и чертах лица. И всё это созерцание сопровождалось неуместными реакциями всего тела, а сердце пустилось в пляс. Что творилось в мыслях – вообще необъяснимо: тихо, как в пустыне ночью.
Ужасное чувство: когда контроль над собой принадлежит уже вовсе не тебе, а по капле переходит к другому человеку.
– Надо подняться на второй ярус, может, в архиве старых журналов что-то найдётся?
– Верно… – нахмурился Виктор и со скорбью обнаружил, что эта светлая идея почти очевидна, но к нему отчего-то не пришла, – Надо архивариуса позвать…
– И что случится? Она будет карабкаться туда до следующей реинкарнации, брось! – Эльза поправила подол и преисполненная решимости нацелилась на выступ в каменной стене.
– Ты что? Всерьёз полезешь?
– Почему нет?
– Так нельзя.
– Разве? Где написано? Я читала правила, там такого нет.
Виктор ошарашенно похлопал глазами, задумавшись на секунду «почему нет?», и вроде ответ очевиден: так не принято. В высшем обществе ни одной мистрис не придёт в голову лазить по стенам.
– Подсади, если всё ещё горишь от любопытства. Эй! Отомри! – она постучала по щеке парня и сморщила носик, – Ой, какой ты колючий! Ничего себе! – но тут же преобразилась в улыбке, – Как ёж! – и потрепала по щеке, – Смешной ёж.
– Смешной… – буркнул он в ответ и сложил руки, подобно ступеньке, – Я, если что, буду ловить тебя.
– Не мечтай, не упаду.
И была права: с ловкостью белки, прыгающей по ветвям, она абсолютно бесстрашно цеплялась за выступы, прыгала и подтягивалась на руках. Виктор и оглянуться не успел, как Эльза уже стояла на втором ярусе, цепляя корешки папок с журналами.
– Вик, а сколько лет назад это всё было? Двадцать?
– Двадцать шесть лет назад вплоть до… он вроде в отставку ушёл за год до восстания.
– Так вот же… – Эльза зашелестела страницами и углубилась в чтение.
– Ну что? – Виктору ощущения не нравились: его нутро словно и правда превратилось в ежа: насторожилось, ощетинилось. Но он узнал коридор вероятностей, от которого знакомо заложило уши, – Эльза, спускайся!
– Ой, не занудствуй! Сейчас… здесь газетные вырезки, немного, но уже кое-что. А ещё заметка на полях…– она говорила всё тише, будто увядая, а голос стал испуганным.
– Что написано?
– «Однажды ты… упадёшь» – пролепетала она и ойкнула. Виктор задрал голову и едва уловил момент, как бледная Эльза отрешённо обернулась, покачнулась и будто на секунду потеряла сознание. Из её рук фонтаном полетели газеты, она будто провалилась в бездну и падала неестественно медленно.
Виктор ощущал вязкое время, а навязчивая мысль крутилась снова и снова «коридор вероятностей». И он в этом коридоре неслучайно, не бездарно, а потому вытянул руки, сделал рывок и всё на одном дыхании.
– Поймал. – прошептал он в момент, когда коридор закрылся и время пошло с былой неумолимостью.
Ах, как закружилась голова! Он был словно пьяный, и не мог постичь всего объёма произошедшего, без возможности осмыслить, потому что просто не мог. Невероятное опустошение пришло вслед закрывшемуся коридору, и Виктор отчаянно сжимал в руках хрупкую Эль, так и не зная, что произошло и правильно ли он среагировал.
Да как это могло оказаться неправильным? Что за бред? Она бы упала! Не разбилась бы, хотя… кто знает? А вдруг перелом?
Эльза забрыкалась в его объятиях, а листы газет окончательно осыпались на студентов дождём, возвращая в реальность.
– Я поймал. – повторил он.
– Я не падаю! – зло рыкнула Эльза, – Отпусти!
Он повиновался, бережно опуская брыкающуюся гордячку на пол. Она то и дело фыркала и раздражённо жестикулировала:
– Я не падаю! – повторила и принялась судорожно искать глазами газету, – Где эта чёртова записка?!
– Какая? – и тут же вспомнил, хмурясь, – «Однажды ты упадёшь»! – произнёс он и тоже принялся искать, – Это что за шутка? Ты поэтому упала?
– Я не падаю, Виктор Дарм! – фурией обернулась она, едва не брызгая ядом, – Никогда! Вообще!
– Хочешь сказать, тебя столкнули? – усмехнулся он и тут же тушевал, – Брось, Эльза, ну с кем не бывает!
– Со мной!
– Но я же поймал?
– А кто тебя просил?!
– В каком смысле?! – взбрыкнул он, абсолютно теряя ход мыслей Эльзы, – Ты что бессмертная? Кошка с девятью жизнями?
– Я не падаю! А ты не лови! Герой нашёлся!
– Ты совсем ку-ку? – Виктор взбрыкнул и сжал кулаки. Точно знал, что сто́ит промолчать, а сказать хотелось так много!
Эльза бурей вылетела из библиотеки, предвосхищая все попытки преградить ей путь. И пускай Виктор и не планировал, но в какой-то момент он выглянул из-за стеллажей, чтобы удостовериться, что Бойл за ней не увяжется. Осталось только навести порядок в журналах и газетах, разложить книги… на глаза попались вырезки, найденные Эльзой.
– Интересно… – один за другим он поднимал их и хронологически выстраивал, позабыв о ссоре с загадочной Эйс, потому что Эйдан Вортигер затмил всех других персонажей дня.
И не только дня.
«Под эгидой ректора Вортигера впервые проходят международные академические игры с призовыми фондами и стипендиями. Практика обмена адептами третий год проходит в академии Утёс, как первопроходце на пути примирения враждующих империй…»
«Открытие границ империи лоббировал временный член императорского совета и ректор академии Утёс Эйдан Вортигер» – и лишь невзрачные крохотные заметки по углам изданий, без фото и пояснений, но Виктор внимательно читал, потирая колючий подбородок.
«Загрязнение реки Айяра привело к мору речных и морчких обитателей и послужило следствием многих отравлений прибрежных жителей. Пострадал урожай и скот, убытки империи огромны, а компенсации пострадавшим вызвали вспышки народного гнева. К источнику загрязнения подоспела группа адептов академии Утёс во главе с ректором Вортигером. Технари показали чудеса изобретательности в экспедиции – отклонили русло реки, уже через сутки замечено снижение роста отравляющих веществ, изобретён антидот для пострадавших животных. Конечно, устранить последствия полностью невозможно, но группа студентов борется за каждое живое существо, как настоящие патриоты империи. Вортигер, как всегда, лаконичен в комментариях, однако пояснил, что пока источник катастрофы не локализирует полностью, он не сомкнёт глаз…»
«Героизм молодых людей на реке Айяра немного сбавил обороты в нарастающем недовольстве граждан империи. Однако уничтожены многие поселения и вряд ли в ближайшее десятилетие земли обретут былую плодородность, хотя временный член императорского совета и ректор академии Утёс, возглавляющий локализацию катастрофы, заявил о неустанной работе над этим вопросом, целый курс многообещающих технарей отправлен на место событий. И тем не менее дома в деревнях брошены, беженцы двинулись с прибрежных районов Айяры в столицу с требованием к власти…»
«Всего за один день все программы по открытию границ империи свёрнуты. В одночасье депортированы студенты по обмену, расформирован штат иностранных преподавателей, ликвидированы международные мозговые штурмы среди молодых поколений. Императорская комиссия прибыла в академию Утёс с проверкой. Как известно, академия Утёс с начала своего существования находится на самообеспечении и имеет обособленную систему управления».
«Группа Зорких личного выпуска ректора академии Утёс показала высокий балл сертификации, на которой лично присутствовал император. Отныне приём студентов и сертификацию принимает императорская комиссия, а руководящий состав и финансирование академии находится под юрисдикцией императорского совета».
– Вот так дела… – Виктор нервно пропустил пряди через пятерню и зачесал их назад. Усталость давила на виски, в глазах ощущения песка, но кровь бурлила, а с кончиков пальцев срывались неугомонные фантомы. И пусть они не до конца определились с формой, скорее изображая хаотичные клубы тумана, обволакивающего привычный образ академии Утёс, однако так много в них таилось тревоги и напряжения, которое витало в года событий восемнадцатилетней давности. Фантомные клубы расползлись по доли́не и рассеялись, а следующая статья поставила многоточие:
«Попечительский совет единогласно одобрил отставку ректора академии Утёс Эйдана Вортигера. Временно исполняющим обязанности назначен его заместитель….»
И на ней стояла пометка на полях «однажды ты упадёшь» написанная от руки.
Виктор всё это сложил в папку, подкатил скрипучую лестницу на колёсах и забрался на второй ярус библиотеки. В месте недостающей папки была ещё одна, а там целый кладезь хроники за почти девять лет управления академией Утёс. И даже его проект реформ империи в разных сферах.
Проект реформ вышиб пот на лбу Дарма-младшего, он осел по стеллажу на пол и потерялся ещё на два часа, которые пронеслись на одном дыхании. На последней странице красовалась императорская печать и размашистый вердикт сиятельной рукой «отклонено». На обратной стороне приписка
«Нелепо и к тому же опасно. Окстись!».
Виктор всегда гордился феноменальной памятью, но так боялся, что в этот раз она подведёт и упустит хоть одну строчку из этого документа – нелепого и к тому же опасного.
Действительно опасного! Столько потрясающих шагов в нём таилось, столько смелых решений! Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно, но как же могло это потрясти и всколыхнуть закостенелую жизнь империи. Виктор не мог унять мысли, понёсшиеся вдаль – туда, где побывал в своих фантазиях гениальный ректор Вортигер. И всё это знание досталось Виктору.
Она ещё раз пролистал недооценённый труд бывшего ректора и вдруг заметил ещё одну заметку на полях:
«Ещё не время. Спрячь».
Теперь и Виктору стало дурно. Он оглянулся, а по спине пробежала холодная волна мурашек.
Невозможно так далеко видеть! Совпадение!
Или нет? Галлюцинации?
Потёр переносицу. Глаза и правда устали ужасно, глубокая ночь напомнила о себе, пустая библиотека вернула к реальности, но эта записка на полях…
Зачем-то он кивнул бумагам в своих руках и как истукан пошёл исполнять волю человека, судьба которого оборвалась спустя полгода после отставки, как гласила крошечная эпитафия в газете.
«Не стало очередного подданного империи – бывшего ректора академии Утёс, который любил власть. Он много говорил о Пути, много начинал и ничего не заканчивал. Не оставил он за собой ни семьи, ни детей, ни богатств. Эйдан Вортигер был незаконнорождённым сыном разорившегося аристократа, унаследовавшим дар Зоркости по счастливой случайности. Бесславный и алчный он, вопреки дару Зоркости, недальновидно пренебрегал лояльностью императора, закончил также бесславно, окутанный забвением».
– Автор статьи Варфоло Крафт. – прочитал Виктор в конце и криво улыбнулся. Он и не заметил, как все огни в читальном зале затухли, кроме одного единственного, что освещал его поиски.
Глава 8. Мигрени и звери в клетках
Регулярно Виктор попадал под прицел внимательных глаз сокурсницы, но она тут же делала безразличный вид.
Истекал срок спора после первой практики в метеоцентре, и пока прогноз полностью совпадал с реальностью. Это радовало. В остальном Виктор уставал неимоверно. От зари до зари читал учебную литературу, забегая вперёд, зубрил лекции, вникал в дополнительные материалы, погружался с головой во всё новое. Кое-что давалось сложно, особенно по части физических нагрузок. Эльза Эйс занималась вместе с парнями, но выходило у неё ловко. Виктор лишь наблюдал издалека с некоторой завистью – всё-то ей давалось легко: от стрельбы, метаний копья, до лёгкой атлетики, прыжков, растяжки и даже борьбы.
Преподаватели хвалили её всестороннюю развитость, лишь в командных играх она не особо справлялась.
Виктор же провисал по всем спортивным мероприятиям. Конечно, он не был безнадёжен и вообще от природы был очень даже метким, выносливым на зависть, однако головные боли обрезали любую двигательную активность практически полностью, а пожаловаться он считал ниже своего достоинства. И потому получал неуды.
– Так нельзя. Замалчивать эти твои… – Эльза подловила его на пути в раздевалку и покрутила у виска, – Боли.
– Тебе какое дело?
– Смерть конкурента омрачит мою победу. – криво усмехнулась она, – Ты хоть в медпункт сходи.
– Толку? – огрызнулся он, пытался ускользнуть от разговора, но Эльза просто преследовала, – Меня освободят от занятий, назначат обследование, выяснится, что я насилую себя тем, что пытаюсь развить зрение, и будет медотвод от моей профессии – класс! Вернуться домой? Ни за что на свете.
Он вдруг понял, что сболтнул лишнего, искоса посмотрел на почти бегущую рядом девушку и прикусил себе язык, но Эльза не спросила про семью – почему-то понимающе кивнула и посмотрела в сторону.
И только захотелось спросить что-то про её физическую подготовку, как девушка отстала и затерялась в толпе однокурсников.
– Ничего, завтра всё равно практика в метео… – пробурчал он себе под нос.
Хорошей новостью было только то, что тринадцать дней прогнозов из четырнадцати сбылись с предельной точностью, а значит, он выиграл и получит рецепт избавления от головных болей. Это казалось нелепицей, но чему-то надежда на чудодейственный совет пятнадцатилетней Эльзы Эйс окрыляла.
А в среду рано утром Виктор проснулся от грохота оконной рамы – ночной штормовой ветер настиг внезапно и нёс с собой изменения в погоде, которых Виктор не смог просчитать. Точнее просчитал он погожий день, а не резкую смену курса циклона.
Он впился пальцами в подоконник, душу обуяло отчаяние. Сдуру хлопнул ладонью по ставням:
– Что за муха укусила надеяться на совет малолетки?
И уснуть уже не удалось. Потому в дирижабль он погрузился напряжённый, злой, не выспавшийся.
– Все сели? – спросил рулевой, – Ну держитесь, шатать будет знатно. Погода – сущее дерьмо.
Бывалый рулевой то и дело грязно ругался, удерживая штурвал своего летательного аппарата. Пассажиры в панике вжимались в поручни, Виктору и вовсе стало дурно, он сдерживал рвотные позывы, пока в поле мутного зрения не попалась абсолютно невозмутимая Эльза.
Он со злостью отвернулся, но потом тяжело вздохнул, осознавая всю нелепость своих обид. Через усилие и преодоление тошноты вперемежку с диким страхом падения он подобрался к Эль, сел рядом и посмел взглянуть на неё прямо:
– Я проиграл. Последний день не сбылся. И – представь! – я ужасно разозлился – дурак! – он хмыкнул и опустил глаза, – Да и откуда тебе знать, как справиться с головной болью подобного рода? Дурак.
Он не ожидал прикосновения.
Прикосновения, которое прошибло молнией, разогнало сердце, будто то спало мёртвым сном. Тошнота вмиг испарилась, в глазах прояснилось, кровь ударила в виски.
Эльза держала его ладонь и смотрела на пальцы. Гладила.
От каждой секунды этого ощущения сознание будто теряло оковы.
Виктор ничего не понимал. И не хотел понимать. Ему было волнительно, приятно. Оострота́ ощущений казалась запредельной, какой он никогда ещё не ощущал. Хотя знал женское тело, хоть и ловеласом назвать его совсем не выходило. При чём здесь плоть и мужские нужды? Бред. Эльза совсем другая – эфемерная, полная волшебства и тайн, от неё кружилась голова.
Фыркнул про себя: малолетка! Даже противно стало от своих мыслей.
– Твоя боль не из-за Зоркости, а из-за отрицания. Прости, но пути будущего ты не увидишь, ты ведь отрицаешь саму суть шестого плана бытия. Он отвергает тебя в ответ. И зря ты расстраиваешься на этот счёт, – она провела кончиком пальца от запястья по ладони к среднему пальцу – у Виктора пошли мурашки и сладко отозвалось в животе – чисто мужская реакция, от которой чуть не взвыл, – Твоя интуиция не имеет глаз, но имеет сердце, – касание он основание указательного пальца к основанию мизинца, – Без глаз жить можно, без сердца нет. И твоё – очень большое, Виктор. – она улыбнулась, – Просто прими себя с Зорким сердцем. А… родители не примут. – её улыбка померкла, – Как только ты перестанешь им что-то доказывать и начнёшь жить свою жизнь, приняв всё это, боль пройдёт.
Магия закончилась, Эльза отвернулась и отпустила ладонь, делая вид, что держится за поручни, хотя это ей было совсем ненужно – с равновесием у неё всё ладилось на ура.
Молодой человек чувствовал себя до крайности странно, а потому молчал – не знал, что сказать. Больше турбулентности он не замечал, буря шла фоном. Все мысли разом сконцентрировались на словах странной малолетней предсказательницы, и Виктор не искал аргументов против, а верил безоговорочно. Просто было в Эльзе что-то неразгаданное, что-то непостижимое, неведомое самому Виктору, чем он не обладал даже близко.
– Однако, я проиграл… – задумчиво сказал он, когда почувствовал землю под ногами. Он галантно подал руку ничего не ожидающей девушке, а она робко и с недоверием вложила свою тонкую ладонь, – Завтрак. – уточнил он и улыбнулся поводу закрепить традицию завтраков с Эль, – Идём, накормлю. И буду кормить всю практику – мы же договорились.
У Эльзы было ещё одно интересное качество, к которому Виктор оказался не готов в силу воспитания – она ничем не прикрывала своё восторженное живое любопытство. Даже не пыталась. В этом смысле она казалась настоящей, не наигранной, чем не могли похвастаться особы круга Виктора.
Снова завтрак, снова одно на двоих доброе утро в хорошей компании.
Однако Эльза при всём дружелюбии, очевидно, держала дистанцию. Виктор же это уважал, да и не требовал открытости. Он умел участливо молчать, умел поддержать беседу, не навязывать свои аристократические манеры, и не упрекать в их отсутствие тех, кому преподаватели этикета не промыли в своё время мозги.
А Эльза – надо отдать должное – обладала редкой наблюдательностью и быстро схватывала азы.
– Сидеть. – тихо подсказал Виктор ей, когда она после оплаты сорвалась с места, – Мужчина встаёт первым, женщина – садится. И не торопись, даже если опаздываешь.
Эльза нахмурилась:
– Я что для тебя обезьянка из зоопарка? Сама знаю!
– Не бухти. – он удержал улыбку, – Ты очень особенная, Эль, и это здорово. Но не уверен, что хочешь привлечь внимание. Верно, я понял?
Она недоверчиво кивнула и больше спорить не стала. Взяла под руку Виктора, хоть и было непривычно:
– Да, с манерами у меня беда. И да, я не хочу привлекать к этому внимание.
– Ерунда, наверстаешь. – успокоил её молодой человек.
И самое ужасное то, что Виктору нравилось просто смотреть на Эльзу. Замечать маленькие очаровательные детали вроде завитка волос на границе головы и тонкой шеи, маленькие жёлтые крапинки в зелёной радужке глаз, родинки на плече, которая чаще прячется под кромкой платья. А милые едва заметные веснушки на курносом носу? Умопомрачительные! Лучшие на свете!
Просто смотреть. Виктор получал от этого какое-то одурманивающее удовольствие – пугающее, словно неуместный хмель.
Двадцать один год – это полное юридическое совершеннолетие. А ещё время, когда заключают договорные браки. Виктор невольно опустил глаза, предвещая скорую церемонию с девушкой, которая его скорее раздражала.
– А ты чего такой кислый стал? – в Эльзе же было столько солнечных лучей, что хоть город освещай. Её глаза умели заразительно улыбаться.
– Ерунда. Просто здесь хорошо.
– Да. Очень…
Практика же в этот раз удалась на славу. Стараясь за целый штат, молодые люди решили объединить силы для более высокой точности прогнозов. Работодатель был вне себя от восторгов, отпустил раньше, смотрел масленым взглядом вслед своим звёздным практикантам:
– Давайте ребятки, погулять ещё успеете! У нас здесь на центральной площади чудные забавы!
Виктор оживился, чего он не сказал бы о настороженной Эль.
Её надутые губы и напряжённая осанка говорили не в пользу развлечений:
– Да брось, колючка! Не всё же над учебниками виснуть!
– Что-то дерьмовое ощущение. – пробубнила она недовольно, прищурилась в пустоту и помрачнела, – От таких забав бы подальше держаться.
Он отмахнулся и двинулся в центр стремительно.
А там и правда столпилось много народу, вышедшего даже в непогоду. Люди шли к монументу в честь подавления восстания, заслоняли спинами друг друга, галтели, хохотали, улюлюкали.
Виктор кожей чувствовал что-то не то в воздухе. Протискиваясь через зевак, он начал хмуриться, улавливая звон бубна.
У подножия монумента стояла высокая клетка, от неё вела толкая железная цепь. А на цепи чумазый мальчик лет десяти.
Его чёрные глаза метались в поисках путей отупения, но цепь держала крепко. Мужчина в цилиндре смотрел на своего «зверька» колко, требовательно с недоброй улыбкой, а рукой отбивал по бубну, заставляя танцевать.
– Цыганёнок. – сорвался шёпот с губ Виктора, – Да ребёнок же совсем.
– Скажешь тоже ребёнок. – Эль за спиной воплощала само безразличие. Глаза стали совсем незнакомыми, чужими, вроде даже смотрели с презрением или высокомерием – холодно, без души, – Цыгане – дети лет до семи. Дальше хозяева своей жизни.
Но Виктора такая реакция разозлила, на него будто чан с помоями вылили, стало отвратительно неприятно, особенно ловя взгляд бедного мальчишки, который при этом не был затравленным – наоборот, рвался с цепи, не слушался своего тюремщика, не хотел удовлетворять любопытство публики.
– Танцуй, говорят! – неприятно бросил мужчина в цилиндре и ударил плетью близ босых ног цыганёнка.
И мальчик прыгая от ударов своеобразно затанцевал. Публика зааплодировала в восторге, а Виктор кипел от бешенства. Он небрежно сбросил руку Эльзы с себя и ушёл прочь из толпы.
Он точно знал, что на центральной площади бессменно дежурит жандарм и даже не один – служащих правопорядка-то он и искал:
– Добрый день, любезнейший. А не разогнать ли вам тот балаган? Субъект издевается над ребёнком.
Жандарм же, вытянутый в струну отдал честь и хмыкнул через густые усы:
– Не имею полномочий, мастер. Балаган-с санкционированный, у «Субъекта», как вы назвали, и бумажки-то имеются, и разрешение градоначальника. Нынче как, сударь? Цыгане официально признаны людьми второго сорта, к тому же в розыске. – он поджал губы, – Зверушками держать можно. В клетках. Регистрацию только пройди и выставляй напоказ.
– Ну как же так? Ребёнок же.
– Дитя цыган, дитя обезьян – разница?
– А разрешение на что?
– А вам дело какое?
– Правозащитник по специальности. – приврал Дарм, – У мастера есть разрешение на побои? Или только на публичное выставление беглого цыганёнка? Чем оправдана жестокость над человеком? Если вы, пользуясь служебным положением, приравняли мальчика к животному, то позвольте уточнить, в каком правовом акте вы видели разрешение на избиение животных? Даже в цирке на это ввели запрет.
– Как и на сам цирк! – огрызнулся жандарм.
– Из какого вы отделения? – Виктор сам не знал, как поразительно он переменился: приосанился, породистое лицо стало требовательным, а взгляд ледником пробирался под кожу. Всё, что раньше разрозненными крупицами напоминало о его происхождении, собралось в кучу и разило в цель, – Сударь, я жду, когда вы начнёте вспоминать протоколы, а если нет, то я напомню и не поленюсь отписаться в…. – он нахмурился и пробежался по форме, не удержался и ударил по фантому в месте, где на груди жандарма когда-то красовалась эмблема Энхерлемма, – Пожалуй, бесполезно обращаться в территориальную жандармерию, а лучше сразу во второе отделение канцелярии Его Императорского Величества к генералу Олдорфу. Вас же оттуда распределили? Точнее сказать уволили.
Жандарм поутратил дерзости и поражено ссутулился:
– Пожалуй, следует ограничить рукоприкладство над цыганёнком.
– И толпу разогнать, а то будьте уверены, я и журналистов позову.
Подействовало. Жандарм зашевелился, засвистел и не слишком уверенно пошёл разбираться с ужасным представлением.
