Текст книги "Академия Утёс (СИ)"

Глава 16. Да начнётся бал!

Moulin Rouge – Ell Tango de Roxane

Феликс Ильиных – Белый снег

– Весь следующий семестр у тебя будет практика в министерстве. В Утёс ты не вернёшься.

Укололо: не вернуться в Утёс почти больно. Он привязался к академии, к местному микроклимату, к горам и этому чудесному воздуху. А архитектура? Библиотека, запахи, этот одухотворённый камень кладки, величие и уют, фантомы прошлого… и Эль.

– Если выиграю… – добавил Виктор, – А если нет, то…

– Без шансов. – ухмыльнулся Кай Дарм, – Ты выиграешь. Не позволят какой-то шестнадцатилетней пигалице вступить в такую должность! Подумай головой. А ты сын аристократического рода, рождён в высшем обществе и хорошо воспитан… – Кай сконфузился и фыркнул, – По крайней мере, с виду. Если не присматриваться.

– Ты щедр на похвалу, отец.

– Поговори ещё. Я то и дело получаю тычки от Бойла за твои проколы, это же смешно! Соревноваться с безродной сироткой и едва-едва добирать эти никчёмные балы! Виктор, это уму непостижимо!

– Всё так, но отчего же тогда самородок-Бойл в списках навылет каждый семестр?

– Это верно. – усмехнулся отец коварно, но очков интеллекту и дару сыну это не дало, – Ещё больший ноль этот Бойл, чем его папаша. И даже, чем ты.

Виктор пожал плечами и завёл руки за спину.

Создавать видимость светской беседы было несложно, как и прогуливаться по скверу с щегольски одетым отцом прямо под окнами издательства еженедельной газеты – вроде как совсем случайно, но по факту Кай Дарм отчаянно привлекал внимание и всё мечтал залезть на первую полосу. Для этого даже снизошёл до прогулки с сыном, о котором недавно опубликовали целый разворот высосанной из пальца информации.

– Не мог, что ли, интервью нормально дать? Нам с матерью пришлось выдумывать на ходу…

– Вы справились. – он мог в красках представить, как радовались родители общению с журналистами, как мать горделиво показывала фотографии семьи и наигранно вплетала подробности детства «обожаемого Виктора», о котором мало что знала. Пока обожаемый Виктор рос у бабушки на руках (которой к слову пришлось отказаться от продолжения успешной карьеры ради внука), мать с отцом не пропускали ни одного приёма или бала, мотая наследство на светскую жизнь.

– Нет, тебе на самом деле сложно!

– Хотел интригу сохранить. – слукавил Виктор в усмешке, – А то потом не о чем будет писать…

– А ведь верно! Нагнетаешь, это хорошая стратегия. О тебе напишут ещё не раз, тебя ждёт великое будущее, если не сойдёшь с Пути.

Слова в голове пронеслись эхом, а мысли улетели туда, где он застрял – в тот дирижабль и теорию гравитации. Виктор чувствовал, что нужно копать в этом направлении, но терялся, углубляясь в слишком непостижимые материи, будто не созданные для понимания простого человека.

Гравитация.

Действительно, же похоже на правду. В ней дело!

Но как… что делать? Эльза так много не договаривала, при всех их совместных открытиях, оставляла так много непознанного.

И стала она ещё задумчивей. Ещё собранней и усердней в последних рывках учёбы, хотя и смысла уже в этом не было – сертификация прошла, все основные испытания и даже практика… оставались чисто условные занятия скорее для тех, кто вне борьбы за главный приз.

Как назло, в эти дни у Виктора всё сыпалось из рук. Влюблённость начисто вышибла разум и не давала сконцентрироваться на простейших заданиях. Он не узнавал себя. И отчаялся искать глазами Эль – она старательно избегала его, в чём оказалась мастером.

– Как ты решил ситуацию с отцом Жасмин? – спросил Виктор отца.

– Рад, что ты спросил! Пришлось, между прочим, отдариваться! Вообрази, мерзавец потребовал мою лошадь!

– Ты всё равно не ездишь…

– Да какая разница! Но это хотя бы заткнуло его на месяц.

– В смысле «На месяц»? – Виктор остановился и повернулся к отцу, – Через месяц я не переобуюсь в намерениях. Не будет этого брака.

Отец очутился нос к носу с Виктором в одночасье и источал отнюдь не радость:

– Ты женишься на Жасмин или я дух из тебя выбью.

– Попробуй, отец. – улыбнулся молодой человек и одним взглядом указал на окна корреспондентов газеты, – Ты же мечтаешь о первой полосе? – он развернулся прямо к объективу высунувшегося фотографа и приобнял отца, – Смотри, как всё просто: можешь прямо сейчас начинать, потому что брака с Жасмин не будет.

Каю пришлось ослепительно улыбаться и продолжать держать марку на публику, однако его тон выдавал яд.

Странная эйфория бушевала в теле. Открыто выступать против отца нравилось! Он вдруг чётко осознал, что не обязан соответствовать ожиданиям отца, который к нему из всего спектра чувств испытывает лишь раздражение и разочарование.

Разочарование испытал и Виктор. Но давно, очень давно: когда сидел часами и ждал, что отец приедет встретить его на вокзале, или ждал, что отец заступится в гимназии, или принося высшие баллы, что отец будет горд – ничего этого не было. Всегда Виктор вставал между Каем и его интересами, всегда приходил не вовремя, путался под ногами – не то, что младший Дэмиан – вот это сын, вот это гордость и радость! Дэмиан воплощение всех ожиданий: и на приёмах не плакал, и умильные щёчки давал потрогать, и дул на игральные кости, чтобы выпадал куш.

В минуту открытого противостояния же Виктор ощущал свободу, уверенность, что твёрдо стоит на ногах и главное – на верном Пути. И что терять нечего, позади нет ничего важного, кроме Фелис Тефлисс, и всего нематериального, что она подарила. Оценив прошлое, казалось, Виктор играет роль, притом бездарно. Эта роль не его, а он не актёр. Он хочет жить.

– Удивительно. Единственное ценное, что могла дать Фелис – это свой ген Зоркости. И я бы взял с благодарностью.

– Ты взял. Без благодарности.

– Не в полной мере. Я лишь носитель. И сыновей судьба подарила, но так бесполезно: перспективу запечатала в Дэмиане, но не дала дар; тебе же не дала перспективу, но раскрыла ген – ирония. Ещё большая в том, что по последним исследованиям генетиков, два холостых носителя гена не могут дать активный дар. Ген затухает с каждым пассивным носителем. – на это Виктор лишь пожал плечами, – Вероятность, что Дэмиан передаст талант – минимален. Остаёшься ты. – и здесь челюсти Кая сжались и сквозь них прорвался сжатый в пружину гнев, – И потому я выжму из тебя всю возможную пользу для нашего рода, Виктор. Если в тебе я опоры не сыщу, то твоих детей заберу сразу и буду им и мамкой, и кормилицей.

– Это надо было сделать, когда родился я, а не по балам гулять. – Виктор достал карманные часы и нахмурился, – Надеюсь, у тебя всё. Потому что хоть кому-то в нашей благочестивой семье надо получать диплом. Второгодником, как ты, я быть не хочу.

Он знал, что ходит по грани, перегибает с дерзостью. И это ужасно нравилось. И голова-то совсем не болела, наоборот – ясность пьянила. Плечи расправились, в тело налилось силой и лёгкостью, Виктор едва не летал.

***

Обманчиво яркое солнце пробивалось сквозь витражи. На улице трещал мороз, но Виктор лишь улыбался, хваля себя за верность прогнозов.

– Эль! – фыркнул он и подсёк её, тут же подставляя руки для падения.

Она юлой выскочила, перепрыгнула через подножку, но Виктор дёрнул за подол и сцапал добычу как паук, – Знаешь, я уже бешусь от твоих пряток.

– Я думала, ты любишь поиграть. – она надумала губки, и Виктор засмотрелся, но тут же где-то внутри сработал сигнал тревоги: кукольно, театрально.

Не хотелось обижать её этими своими параноидальными звоночками, а потому он решил проигнорировать свою реакцию:

– Эль, завтра бал.

– Я знаю.

– Ты прогуливаешь все репетиции. – он недобро прищурился, – Я, конечно, понимаю: сертификат уже у тебя в руках, главное испытание Крафта пройдено, как и практика, но семестр ещё незакончен.

– К чему это, Виктор? – снова нечто напускное, капризное, – Репетиции… – всплеснула руками, – Я умница и станцую этот чёртов танец.

– Чёртов танец? – непонимающе усмехнулся он и потёр быстро отросшую щетину, – Почему чёртов?

– Потому что это прелюдия и спектакль.

– Разве? – вдруг настроение упало до нуля. А лучше бы в минус, или в плюс, потому что мир вокруг просто замер, лишился красок, – Я думал, что это наш с тобой танец.

Она стрельнула в него взглядом и пожала плечами:

– Ну раз так, то мы станцуем отлично, разве нет?

– Да, мы же отличники. – вторил он её циничной манере, – Эль, что происходит? – хотя он и так уже чувствовал нутром, – Гравитацию побеждаешь? Что там ещё в твоих теориях?

– Виктор, – снисходительно улыбнулась она и положила руку на его грудь. Но не отозвалось его сердце тёплом, наоборот обожглось холодом, – Какая к чёрту гравитация? Где ты её здесь увидел? Завтра выпускной бал, я прогуливаю репетиции какого-то идиотского танца, который и так станцую хорошо. Технику я поняла, а практики у меня было выше крыши на высоте без страховки. Трапеции, выступления… – в подтверждение своим словам, она в одно мгновение тряхнула великолепной копной каштановых волос натянула руку в картинном жесте, сделала ею изящный толчок, переводя вес в корпус и уводя его в вытянутую ножку, чтобы вокруг Виктора совершить кувырок c нечеловеческой скоростью и кошачьей грацией. Такого даже в цирке не показывают, а уж то, как показалась стройная ножка в чулке и развевались юбки – Виктор опешил, – Ну вот… – прозвучал позади бархатный шёпот прямо на ухо остолбеневшего мужчины, – Ты делаешь из мухи слона. Я справлюсь.

– Справишься. – просипел он. Его сковало льдом, разум отказывался воспринимать происходящее за действительность, искал внятное объяснение, но разбивался о холодную стену раз за разом, – Эль, ты и я…

– Всё будет отлично.

– Отлично. Будет. – кивнул болванчиком, – Сыграем. – повторял он ключевые слова из всей беседы.

Он дал ей уйти.

Он хотел, чтобы она ушла.

Ушла, а вернулась прежней. Он бы обнял и простил всю эту дурь и игру. Может, подростковые гормоны? Может, обида? Он что-то не так сделал?

Долго стоял и думал. Как и все репетиции напролёт, когда приходил туда и обнаруживал, что Эльза опять прогуляла. Вместо бордельных дамочек, уже пришли студентки с факультета лекарей и технарей, образовались пары. Смех, флирт, танцы и предновогодняя суета творили волшебство, ожидание бала пленило.

– Ах, Виктор Дарм… – маячила перед глазами та самая блондиночка-лекарь, что когда-то привлекала его внимание. Её встречный интерес проснулся после статьи о претендентах на победу. Виктор стал лакомым кусочком среди девушек, а слухи о расторжении его помолвки лишь подогревали интерес, – Одинокий и загадочный, полный интриг… – она откровенно ластилась.

– Странный, скучный и неинтересный. – огрызнулся он, вспоминая, как она же с подружками раздавала ему характеристики двумя годами ранее.

– Раскрылся! Как гадкий утёнок.

Это даже не раздражало, а проходило фоном.

Несколько репетиций напролёт он стоял как часовой на службе, смотря в точку. Его пара не пришла, а другие девушки разбивались о неприступную выдержку сторожевого то ли пса, то ли истукана.

– Мастер Дарм, – обратился балетмейстер, – Вы же открываете бал, вам обязательно нужно тренироваться.

– Я отличник. Не волнуйтесь за этот танец.

И упорно ждал Эльзу.

***

В идеальном фраке, в рубашке с накрахмаленном воротничком и вишнёвом нашейном платке Виктор смотрелся статно. Туфли сияли новизной и отстукивали нервный ритм по паркету.

Стрелки часов в холле перед большим залом отмеряли секунды, затянувшиеся в вечность. И вот ровно семь вечера.

Четверть восьмого.

Пары давно зашли в зал, но Виктор всё ждал. Прибыли родители и силком потащили сына на ходу, громко отчитывая его за несуществующее опоздание:

– Негодник! Решил выставить нас полными идиотами?! Где твоя дисциплина!? Сегодня решается твоя судьба, Виктор!

Мать лишь поддакивал в свойственной манере, раздражая ещё больше.

Балы для Дармов были родной стихией, целью в жизни, подтверждением статуса. А Виктор всему этому отказался подыгрывать – просто катастрофа!

В свой двадцать один год уже никак не реагировал на старую традицию родителей воображать его маленьким несносным ребёнком.

Он не слушал. Искал глазами свою скромно одетую цыганку, для которой припас цветочный браслет в пару своей бутоньерке. А она всё не шла и не шла…

– Виктор, да что ты такой несносный! Вон ректор уже пожаловал, быстро соберись с мыслями, иначе я лишу тебя наследства сию минуту!

И Виктор рассеянно окинул взглядом ректора, шедшего под руку со своей яркой спутницей, в которой на больную голову не сразу можно было признать Эльзу Эйс.

Если не знать её черты досконально: от милых веснушек до тонких породистых щиколоток. До каждой ужимки.

Она утопала в дорогих украшениях и шелках, платье модного фасона сидело идеально и кричало о баснословных деньгах, за него уплаченных. Виктор за спиной смял цветочный браслет и кинул в сторону. Сердце ухнуло до боли, отдало в виски и всё вокруг слилось в гул и неразборчивую мазню. Кто-то что-то говорил, ходил, смеялся, спрашивал, а Виктор всё стоял в непоколебимой выправке, натянутый как струна.

Танец выпускников, где именно он должен был выводить фигуры по паркету в первых рядах, он простоял в одиночестве.

– Виктор, снимают! Почему не танцуешь? – мать походила на мелочную торговку, цепляясь взглядом за каждого гостя, оценивая тяжесть кошелька, – Ты пройдёшь мимо воскресного выпуска!

Ректор хамовато улыбался, танцуя с Эльзой, ведя её по залу, как юлу, кидая из стороны в сторону. Но ловкости ей было не занимать, потому она грациозно кружилась в отрепетированном с Виктором танце.

Круг подошёл к Дарму, и Эльза словила на себе взгляд. Обернулась и побледнела, встретившись с Виктором глазами. А он стоял слишком неподвижно, создавая впечатление творения одного из местных скульпторов.

Зоркое сердце ослепло от боли и перестало биться.

А разум неумолимо подкидывал в огонь сознания фантомы, которые едва не срывались с пальцев. Цепкая аналитика сращивала тени прошлого в одну картину, и она уже не казалась такой радужной и счастливой, как раньше, поражая деталями.

И спящая на его плече Эль больше не выглядела трогательно.

Впервые Зоркость воспринималось в её образе не провидением, а чистой воды расчётом такой невероятной скрупулёзности и чёткости, что Виктор почувствовал себя кромешным дураком.

Пока он влюблялся, оберегал, учил – она выигрывала. Просто отвлекала его от цели, плавно замещая всё филигранно выверенные им когда-то Пути.

– Так, хватит. – он зажмурился и потёр переносицу. Чудилось, вот-вот хлынет кровь носом. Грудная клетка сковалась, и каждый вздох давался с болью, отдавая в голову.

Хлопо́к ладоней заглушился шумом бала, зато позволил немного прийти в себя. Взгляд стал безразличный, мертвенная бледность могла легко сойти за благородную.

Снова взгляд на Эльзу, чтобы подтвердить – не сон, реальность – смирись. Мог бы сбежать, но оставалась уже незначительная деталь – узнать результаты конкурса.

Он напряжённо думал, просчитывал, лишь бы чем-то себя занять. Имя победителя оставалось под покровом тайны, однако многие прекрасно понимали, кем ограничивается список претендентов: Эльзой и Виктором.

– Ну же… – мистрис Дарм нервно теребила край платья, глаза её, казалось, лезут из орбит, кожа натянулась на худом лице неприятной маской, – Ну же, не тяните!

Ректор чинно поднялся на трибуну и сказал вступительное слово под шум аплодисментов. Благодарственные слова попечительскому совету, слово о выпускниках и факультетах, об успехах и планах, кратко об империи и, наконец…

Репортёры то и дело щёлкали затворами фотокамер и это порядком раздражало. Виктора, по сути, раздражало абсолютно всё вплоть до разношёрстных запахов и звуков, нарядов и энергетического фона. Стараясь зацепиться за внутренние ощущения, он пытался понять: а что же лично для него решает эта чёртова победа?

– В этом году у нас был нешуточный отсев: две трети, а, надо напомнить, что в академию по определению попадают лучшие. И вот лучшие из лучших… – он обвёл немногих дотянувших до конца семестра студентов. Умолчал тот факт, что некоторые студенты лучшими оказались не в знаниях, а в качестве связей и щедрости взятки, – Но и это не весь отбор. Беспрецедентная возможность от императорской палаты представилась лучшему студенту выпускного курса Зорких. Все мы знаем, что следующий семестр – последний в их обучении – пройдёт за практикой. И вот императорская палата позвала одного счастливчика в советники – вообразите только! Судьба подкидывает такие сюрпризы редко, уж я-то знаю.

Слова о комиссии, о личном участии ректора в отборе. О восстановлении его практики преподавания, о чём-то ещё… Виктор утёр платком вспотевший лоб. Слова сливались воедино, гул в ушах нарастал. Он похлопал по потайному карману, где прятал чек мирового банка – подарок Эльзе, на случай его победы – чтобы она открыла ресторан и занималась любимым делом. В случае проигрыша этот чек бы обеспечил его жизнь на какое-то время.

Её вероломное появление в этот вечер не меняло решения Виктора. И пусть его сердце будто разорвали на части – это ничего не значило, он хотел подарить Эльзе уверенность и свободу. Будущее, какое мог.

Ректор нарочно долго возился с сургучом на конверте. Интригу сопровождала торжественная музыка, шутки и наигранная дрожь в руках Варфоло. И вот…

– Надо же, как волнительно! – его глаза пробежали по строчке с именем победителя и будто бы удивились – будто бы не он его писал, – Эльза Эйс.

Виктор ожидал чего угодно – что хотя бы в последний миг кровь застынет в жилах и он грохнется в обморок, что будет горько, обидно или невыносимо от осознания, что весь план его жизни вдребезги разбился.

Губы невольно дрогнули в сдержанной улыбке, не наигранной. И вот он тихо смеётся, отпуская напряжение и всё то, что его вело от самого детства вплоть до последних месяцев упорной учёбы.

Это просто не его Путь. Не его. Совсем! И он так чертовски рад хоть за это: он знает, он чувствует, что шёл не ради победы, а ради чего-то другого.

 Ладони сами собой потянулись похлопать вместе с другими гостями бала. Хлопал и за себя, и за победу Эльзы.

Горько было одно: кажется, теперь он точно не нужен. Никому. Ни семье – хотя это небольшая потеря, ни Эльзе – бесперспективный, посредственный, некрасивый и скучный. Без работы и, вероятно, наследства. Даже чек теперь Эльзе не понадобится, уж кольцо, спрятанное в шкатулке, и подавно. Да и она всё сказала ещё накануне – он средство достижения цели. Выходом с ректором подтвердила это.

Но почему так больно? Он её потерял. Не победу – её.

Она в министерстве, а он? Метеоролог? Жандарм на участке?

Другое дело – Эль теперь в безопасности от преследований табора. При работе, не в бегах. Это всё же лучше, чем иной расклад. И может ещё есть шанс стать достойным её внимания? В конце концов, ей всего шестнадцать, есть время.

Это осознание вернуло спокойствие, надежду не опускать руки.

Ей всего шестнадцать. Он найдёт способ! И ресторан ей откроет, заработает как-нибудь!

Стало легче. Легче улыбаться в поддержку победительницы, принимать своё поражение, но не сдаваться. И хлопать.

Ректор прошёл от трибуны к застывшей на месте Эльзе и взял её под локоть, потянул на трибуну, увлекая за собой. Она рассеянно обвела зал поражённым взглядом, не зная, что сказать. И вдруг ректор склонился над её ухом непростительно близко, рукой же скользнул по плечу и ниже к открытой спине. Виктор со своего места видел это прекрасно, хотя вряд ли остальным гостям открывался такой же прекрасный обзор.

И вот рука Варфоло начала выписывать круги по спине Эльзы, а губы шептать и шептать. Эльза же не двигалась, принимая всё это, безжизненно повторяя слова Варфоло:

– Я признательна за великую возможность показать себя на службе у императора. Благодарю преподавательский состав и попечительский совет…. – её голос сорвался, она снова забегала глазами по толпе, повернула голову и встретилась взглядом с Виктором.

Он же медленно принимал волну на этот раз абсолютного поражения по всем фронтам. С гордо натянутой осанкой. Только хлопать перестал и завёл кулаки за спину. Обида душила, рвала на части. И дело было не в том, что он проиграл. И даже не в том, что Эльза решила обойти его грязным путём – нечестно, продавая себя за победу.

В этот миг рушилось его доверие, его прекрасное и возвышенное чувство к Эльзе Эйс, которое ослепило его настолько, что он готов был игнорировать её воровские замашки, происхождение и всё прочее.

Как назло, первыми от шока отошли его родители. Мать лила слёзы в платок, отец выражал презрение, не удосужившись отложить разборки до приватного разговора:

– Ничтожество. Продул мелкой дряни без рода и племени. Что ты морду свою воротишь, смотри сюда! – уже громче рявкнул он сыну, начиная с тихой речи сквозь сжатые зубы.

Весь зал теперь смотрел не на ректора и Эльзу, а на него – Виктора Дарма – позор и наказание древнего рода.

Подоспели и двое Бойлов: старший и младший. Не подоспели даже, а подлетели, будто проигрыш главных светских и бизнес-конкурентов подарило им крылья:

– На этом тотализаторе я заработал больше, чем на всех скачках за год! Вот уж ирония! – старший Бойл едва дышал в истеричном смехе, – Нет, серьёзно! Проиграл!

Это его добило, если бы имело значение. Но Виктору вся суета чудилась мышиной или даже жужжанием насекомых. Он вообще не понимал, что здесь делает, как и то, что будет делать завтра.

 Волновала лишь рука, скользящая от обнажённой спины к талии, губы, нашёптывающие обещания и перспективы, глаза, в которых бесновалось похотливое животное.

Виктор Дарм развернулся на каблуках и вышел вон, звонко чеканя шаг по паркету в гулкой тишине. Он готов был поклясться, что слышал, как трещали горевшие свечи в канделябрах. Как от сквозняка колышется хрусталь на люстрах.

И ноги привели его в спальню общежития. Долгие минуты раздумий пронеслись оцепенением.

Он открыл чемодан и стал бросать туда вещи и книги в одну кучу, хотя в остальное время никогда бы такого хаоса не сотворил бы. Каникулы начинались сразу после бала, но Виктор уже решил – в Утёс не вернётся. Сертификат у него на руках, практику прошёл экстерном, дело сделано.

Стало душно, открыл окно проветрить и выругался, увидев, как тонкий силуэт уже без драгоценностей и тяжёлых юбок движется по стальному тросу, натянутому к шпилю башни:

– Сумасшедшая… – выругался он снова, но стоять в стороне не мог. Высунулся из окна и протянул руку, – Можно было просто через дверь!

– Ты бы не впустил. – её зубы дрожали.

Он подхватил её за тонкую талию и опустил уже в комнате, запирая окно. Бросил ей одеяло:

– Грейся.

Выйдя из оцепенения, он глубоко вздохнул, лишь бы не накричать на неё.

Не хотел её видеть. И слышать. Или? А может, и хотел: узнать, что это всё розыгрыш, и между ними ничего не изменилось.

– Виктор, – мягко позвала она, переполненная виной, – Твой отец… кажется, он всерьёз…

–…Лишит меня наследства? – холодно спросил он и кивнул, – К гадалке не ходи.

– Не знала, что у вас так… серьёзно может это закончится.

– Не знала. – хмыкнул он горько, – А знала бы, то что? – язвительно добавил он и бросил на цыганку колкий взгляд, – Я хочу услышать правду, Эль: наше соревнование было честным? – деликатно спросил он, буквально кусая себя за язык, – Ты не смухлевала? Не пошла на «уловку»? Не воспользовалась… связями? – и всё же звучали его слова совсем неделикатно.

Эльза шарахнулась, как ужаленная:

– Что ты имеешь в виду, Виктор?

– Ты отказываешься пойти со мной на бал, приходишь в бриллиантах под руку с этим… – он набрал в лёгкие воздуха и чуть было не выдал отборную ругань, – Он тебе в отцы годится! Наглаживает тебя прилюдно, целует в уши, руки распускает, а ты позволяешь! А я дурак… – он вибрировал от гнева, но отчаянно сдерживался, пока что-то пошло не так и его кулак впечатался в стену со всей дури, – Так вот скажи мне, что соревновалась ты честно! Что то, что было между нами… – его голос сорвался, – Что это не авантюра с целью убрать конкурента, притупить моё внимание! Не та твоя забава разыграть роль…

– Виктор… – она замешкалась под шквалом вопросов, не зная, с чего начать, но Виктору этого оказалось достаточно.

– Эльза. – позвал он остывая. А точнее, каменея сердцем, – Как ты, цыганка с улицы без гроша за душой, попала в Утёс? Сразу на четвёртый курс. Ответь.

Он помнил, как она впервые вошла в аудиторию. Как ждал её появления ректор, который давно бросил преподавательскую деятельность. Как он взялся за их курс и сразу благоволил Эльзе. Как знал её имя, как она не удивлялась его речам, будто слышала их до этого.

 Как уверенно она шла к намеченной цели, словно зная, что выиграет. Как если бы имела за плечами гарантии.

– Ты знала, что выиграешь. – произнёс он тихо.

– Виктор…

– Знала?!

– Диапазон вероятностей был огромный. – тихо сказала она, и неуверенно показала пальцем на лоб, будто это оправдывало всё, – Но я не знала, что…

– Что я останусь на улице без поддержки рода. – зло ухмыльнулся он, а она кивнула, роняя на бледные щёки крупные слёзы, – А когда поняла, то я уже стал особо не нужен? Можно выбрать ректора, конечно… хотя какой же это выбор – расчёт. И ведь всё стало ясно, когда мой чек отклонили. Скучный Виктор стал ещё и бесполезным.

– Это не так.

– Знаешь… – он вернулся к сбору чемоданов, – Мне вдруг стало очевидно – даже мне! – что бы я ни сделал, ты пойдёшь со мной не по Пути. – и он ужасно не хотел подтверждения своей мысли, но глаза Эльзу выдали, – Прекрасно, – голос осип, лишившись силы. Как только на ногах стоял? Но показать слабость он не хотел, – Рад, что ты наигралась. Кто бы мог подумать, что в пятнадцать лет у девочек рождаются такие многоходовые схемы. Столько цинизма и расчёта, браво! Ты и вправду гений, куда мне до твоего уровня… идиот… – он нервно застёгивал чемодан, – Туше!

– Виктор… куда ты поедешь?

Он рыкнул в ответ:

– А ты предскажи. Работу искать. Хотя у нас, у дворян, всё ужасно просто, да Эль? Кутим, прожигаем жизнь, отнимаем у бедных нажитое… нам всё легко даётся. – схватив последний учебник с полки, он тут же швырнул его в стену и зарычал, – Ты зря пришла, я зол. Но… это пройдёт… однажды. – и он впервые после бала посмотрел в её глаза с той болью, что скрывал за злостью, – Просто… мне очень больно, Эль. Знаешь почему?

– Потому что все твои мечты крахом?

– И да и нет. – горько улыбнулся он, – Я не мечтал служить на этой должности. Не мечтал о красном дипломе. Я мечтал о тебе. – знал, что реакции ждать не надо – она не обрадует, а потому быстро отвёл взгляд и тихо сгрузил чемодан на выход, – Удачи, Эльза Эйс.

***

Дирижабль оторвал его от земли и унёс из Утёса.

Виктор смотрел на удаляющиеся шпили и принимал неизбежное: это расставание навсегда.

А Утёс всегда отзывался в его душе тёплом, в отличие от Дармхолла. Последний курс и вовсе сделал из академии фантом особой важности. Жаль только, что это привело к боли.

Но ночь не закончилась.

Виктору жизненно не хватало сжечь все мосты окончательно, обрезать прошлое безвозвратно. Разбить всё в пух и прах так, чтобы возврата не было.

 Всего два часа путешествия по воздуху, час до Дармхолла и к четырём утра он уже был в отчем доме, где отец не сомкнул глаз, зато опустошил графин с алкоголем.

Мастер Дарм потратил несколько часов на скандал. Он будто готовился к этому с рождения старшего сына, подмечая каждый промах, а потом в один момент вывалил всё в протухшем от времени виде, подкрепив отборным сквернословием, какого поместье Дармов не слыхивало.

Виктор держался омерзительно спокойно, отважно расправив плечи, не отводя взгляд. И пусть отец угрожал, костерил, проклинал, но ударить так и не решился.

Кай Дарм вдруг увидел перед собой уже не мальчика для битья, а взрослого мужчину. Мужчину, которого ударами не испугать и не исправить.

И оттого трусоватый Кай скривился ещё пуще, ловя себя не на гордости, а на крайнем презрении. Он нёс по жизни принцип: тебе не пригодится человек, который тебя не боится. А Виктор больше не боялся, ему было всё равно.

– В глаза смотри! – рявкнул он от отчаяния, а сын перевёл на него безучастный взгляд, – Проиграл. Ты. Проиграл. Шлюшке.

И это укололо Виктора.

– Она талантливей меня.

– Ох, в этом я не сомневаюсь! Базарная торговка талантливей тебя! – и здесь отец коварно рассмеялся, – Ваша звезда Зорких просто легла под ректора! Он, видимо, совсем дальновидность утратил и не слишком скрывался. Попечительский совет его за жабры-то потрясёт, уж будь уверен, я постарался описать императору все подробности! И красноречиво изложил, как будущая глава императорских Зорких бегает по канату над шпилями Утёса. – впалая грудь главы рода редко вздымалась колесом. Казалось, это непременно должно отдавать болью и хрустом.

А вот это уже за гранью личных обид сжало сердце в панике. Слишком много потрясений за один вечер! Мозг непременно грозил взорваться в поисках решений, но вдруг в дверь зашёл дворецкий и чинно протянул серебряный поднос с письмом. Молодой человек быстро узнал теснение сургуча – попечительский совет Утёса. Кай быстро справился с конвертом, пробежал безумными глазами по строкам письма и победно улыбнулся, бросив Виктору лист с брезгливым комментарием:

– Без меня ты ничто и никто.

Виктор схватил письмо, заведомо предрекая ход событий – безумных, губительных, возвращающих его головную боль.

«В результате своевременного вмешательства главы империи и немедленного расследования, выявлен преступный сговор ректора академии Утёс и его студентки-преступницы цыганского рода Эльзы Эйс.