Текст книги "Балет - жестокая игра (СИ)"
Автор книги: Anira1888
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
В Никином подсознании, аристократка – это белоручка, не умеющая ничего делать, но Иберия была другой, она взяла продукты и пошла на кухню, что находилась справа от гостиной, маленькая и уютная, словно коморка феи. В Грузии Ника не нуждалась в пище ради жизни, она нуждалась в духовном наполнении девушка много читала, благодаря бабушке, но даже этих знаний было недостаточно, новая личность требовала больших вложений. Она ловко перечитала за пару недель Байрона, Теккерея и Блейка. Штудирование литературы заставляло её задумываться, менять своё мышление. Иберия устраивала ей по вечерам мини экзамены, спрашивала, о чём рассказывает тот или иной роман.
– Ты прочла Теккерея?, – спрашивала её женщина, спокойно сидя у камина.
– Да, буквально сегодня дочитала последние страницы.
– Молодец! Тебе понравилось?
– Ну, вполне…
– Расскажи-ка, о чём он?
– Ну, о девушке, она подло поступает со всеми, кто её окружает и откровенно, живёт с духом цинизма…
– Нет, ты не читала между строк, дорогая моя – это история о том, до чего может опуститься аристократия на пути к своим целям, как она может трансформировать свои цели, трансформировать себя, исходя из обстоятельств.
– Но, я не пойму лишь одного, почему такое название – Ярмарка Тщеславия?
– Это просто, мы приходим в лавку и берём то, что нам нужно, но не то, что мы искренне хотим, все покупают цинизм, злобу, умение лгать, но вот они забывают о совести, которая тихо и спокойно лежит на полке в дальнем углу, ожидая своего часа.
Иберия давно хотела поделиться своими знаниями, но среди её учеников, не было тех, кто по достоинству ими бы воспользовался. Случайность свела их, она сделает всё для того, чтобы Ника стала той, кем хотела.
Чем больше Ника погружалась в мир литературы, она понимала – её светлая душа опустилась до низости, она предала любимого, предала брата. Но, если есть ложь во благо, почему нет предательства во благо ближнего? Когда предавали её, то люди это не замечали в упор, но когда предала она – это увидели все. Она не заслужила света, она заслужила покоя, – правильно сказал Булгаков, ведь простой покой, дающейся нам с выше, может стать самой лучшей наградой.
Так часто бывает, тишина навивает мысли о внутренней философии, угрызений самого себя. Здесь в Грузии, Гику пугала эта открытость и радушие, пожив в Москве, она стала искать в этом добродушии какой-то подвох. Её родители всегда учили остерегаться чересчур добрых людей, они могут предать и обмануть, а вот те, кто проявляет всю свою злобу во всей своей красе, вот это были по их мнению самые лучшие люди. Понемногу советы и навязанные стереотипы родителей рассыпались, словно разбитое стекло, они были разрушены и открывали перед девушкой новые знакомства, многие разговаривали на русском языке и вроде бы не было никаких границ, но всё же, преобладал некий суржик, так что после плотного изучения литературы, Ника, она же Гика, переходила к изучению языка. По началу её испугало наличие двух букв «т», и непонятные буквы – словно облачка. Но спустя месяц всё стало на свои места, да девушка пока не могла говорить свободно, но она вполне понимала простые фразы и могла по не многу отвечать на них. Иберия включала ей фильмы на грузинском и использовала его в быту. Ника заметила, как её голос начал постепенно меняться, быть более шипящим и тихим.
В Москве Иосиф и Натали пытались как-то разнообразить скучный семейный быт, а поэтому ходили на всякого вида развлечения: кино, каток, кафе. Молодой человек начал стабильно зарабатывать и не намерен был просиживать весь свой бюджет дома. Они часто звали Николая с собой, ему нужно было немного сменить обстановку, чтобы голова не закипела от постоянных выступлений и гастролей. Но, друзья заметили, с тех пор как Ника сбежала, Коля всё меньше и меньше с ними общался, в первые недели они с Иосифом могли по-дружески посидеть в одном из заведений и поговорить о наболевшем. Но вот, чем дальше – тем его больше поглощала сцена, да он не забывал о друзьях, но о своих личных, его больше не интересовали их с Никой общие товарищи. Но пара на это не обижалась, возможно, он просто изменился, как и все они, Иосиф стал более серьезным и задумчивым, Натали взялась за ум и окончив университет, устроилась экскурсоводом. Ближе к новогодним праздникам, Иосиф получил письмо от Ники, в тайне от жены и от друга, он прочитал его сидя в кабинете в поликлинике. Ведь от Натали невозможно было что либо упрятать в пределах дома и письмо она бы точно обнаружила. Для того, чтоб Ника не раскрыла место своего нахождения, она пересылала письмо сначала своей подруге Маше, а она отправляла его в Москву с нужного адреса, так что вычислить местонахождение было практически невозможно, Ника могла с легкостью позвонить друзьям и семье на телефоны, но хотела избежать лишних разговоров, ведь в письме можно рассказать всё ёмко, всё обдумав без какой-либо лишней информации.
Здравствуй брат, ты наверно задаешь себе много вопросов : Почему?, Зачем?. Увы, я не дам тебе того ответа, который ты так яро хочешь услышать, лишь скажу, что так было нужно. Надеюсь у вас с Наточкой всё хорошо и вы не сильно расстроились из-за моего отъезда. У меня всё хорошо, не думай, что я вру лишь бы успокоить твоё любопытство. На самом деле, всё так хорошо, как и должно быть. Попрошу тебя об одной мелочи, в конверте лежит второй листок, адресованный моей родне, я подумала, что отправь я его по родительскому адресу, на почте бы точно потеряли, так что эту миссию я возлагаю на тебя. Не пытайся разглядывать марки на письме, в надежде понять, где же я сейчас. Ложь – это искусная стратегия, её нужно планировать. И пока, всё идёт по плану, жизнь только начинается…
Твоя сестра, Вероника.
На этой загадочной фразе письмо оборвалось и Иосиф выкинул листок в мусорку, с этим скомканным листком ушла тревога, ушло всё наболевшее за эти месяцы. Молодой человек заметил, что она не упомянула о Николае, не интересовалась его состоянием, видимо ей было уже всё равно. В городе уже обильно сыпал снег, блистали всевозможные гирлянды, на площади загоралась торжественная ель, магазины были полны ёлочных игрушек и шуршащей мишуры. Идя по вечернему переулку, можно было запросто попасть в сказку, сказку детства, мороз за двадцать градусов, сверкание крупинок снега под светом тусклых фонарей, тишина, изредка прерываемая неожиданным смехом ребят, что дружно лепят снеговика. Папы несут домой небольшие ёлочки, таща их на детских санках, в доме начинает пахнуть сосной и мандаринами, праздником, которого люди ждут как чуда, в надежде, что новый год принесёт им только хорошее.
В солнечном Тбилиси было всё с точностью да наоборот, там не было снега, хотя и было достаточно влажно, за окном чуть больше семнадцати градусов тепла, дует легкий ветерок. Гика, привыкшая к холоду, многочисленным тулупчикам, шапкам и свитерам, сейчас просто стояла на балконе, в лёгкой кофте и смотрела на небо, такое чистое и солнечное. Погода была отнюдь не зимняя, в том понимании в котором Ника привыкла, скорее она напоминала мартовскую оттепель, чем предновогодние холода. Пели птицы, медленно покачиваясь разгуливали соседские коты, люди торопились на работу, но уже ощущалось это присутствие, присутствие праздника, что немного разбавило местную неторопливость.
За эти месяцы, которые Ника понемногу ассимилировалась среди местного населения, она стала другой, чётко провела линию личного и публичного, ни в коем случае не затрагивала тему денег, ведь это было просто неприлично. Захотев что-то в себе поменять, она пошла в местную парикмахерскую, что находилась недалеко от дома и на свой страх и риск сменила свою светло-русую копну волос, что напоминали свежее желтое сено с родных полей, на натурально чёрный цвет, что подчеркнул её скулы, сделал черты лица более холодными и гордыми. Об этом шаге Гика не жалела, она хотела изменить цвет волос еще в Москве, но Нико был против, он не хотел, чтоб возлюбленная портила свои хорошие и без того волосы ненужной химией. В тот вечер, когда Ника заявилась домой в новом цвете, Иберия лишь спокойно повернула голову, оторвавшись от прочтения очередного романа и одев очки, что обычно располагались у неё на столике, прищурившись сказала:
– Запомни одно – цвет волос не меняет человека, но вот его статус, его поведение, его положение в обществе – это то, что должно заставить человека измениться в той или меньшей мере.
Временами она была холодна к Нике и требовательна. Но иногда относилась к ней по-доброму, проводя задушевные разговоры за посиделками у камина, который в холодное время года горел, освещая старинный герб и согревая обитательниц этого дома. Все, кто видел их на улице восхищались ими: этой статной женщиной, в длинном черном платье, на каблуках, тонкие пальцы которой были подчёркнуты полупрозрачными перчатками, на каждой руке было по паре миловидных золотых колец, что выблёскивали на солнце, волосы были немного прибраны назад и подобраны широкими, чёрными очками от солнца и молодой девушкой,что была одета в свободного кроя, длинной почти до щиколоток, оливкового цвета платье, с длинными рукавами, которые присобирались на запястье, талию Гики подчёркивал широкий белый пояс, эффектности добавляли закрытые белые туфли на каблуках и небольшие часы, что располагались на правой руке, а вот на левой, на мизинце было серебряное кольцо с выбитой на нём надписью на грузинском языке – ვარდების(вардебис) – роза ,волосы были прибраны точно так же как у Иберии, вот только очки были коричневые и более вытянутые. Грубые серёжки-кольца, девушка сменила на пару милых серёжек-жемчужин. Прохожие нередко принимали их за мать и дочь, уж сильно они были похожи в поведении и внешне, схожести добавил обновлённый цвет волос. Когда Гика жила в Москве, она особо не обращала внимание на то, как она сидит, как держит чашку, ей сложно было изменить саму себя, но это получилось, она держала спину, гордо с высоко поднятой головой, как это подобает девушке, широкие, приподнятые плечи, задумчивый взгляд. Между любовью и карьерой – она выбрала карьеру и развитие своей личности и считать её выбор ошибкой и глупостью, дорогой читатель мы – не имеем права.
Уже подготовленную Гику, свою воспитанницу, свою малую копию, она решила показать гостям, новый год – один из многих праздников, когда дом Иберии наполнялся звоном бокалов, посиделками в кругу старой интеллигенции, подруг и родственников её покойного мужа.
Здесь они обсуждали всё, кроме того, что было запрещено категорически, Гика часто сравнивала посиделки её бабушки с подругами и данный вечер. Всё было по-другому, величаво, тихо, размеренно, без затрагивания личных границ. Из всей толпы гостей, Ника смогла уловить лишь несколько личностей, поодаль от всех, ближе к камину стояла Тамина – это была спокойная женщина одетая в пастельных тонов платье, среднего роста, с карими глазами и тёмно-русыми волосами, её взгляд был устремлён на огонь в камине, в руке был бокал белого вина, но она совсем не притрагивалась к нему, а взяла бокальчик лишь из вежливости – такая задумчивость была присуща ей, ведь Тамина была писательницей, она сочиняла сказки и стихи и сейчас наверняка обдумывала что-то новенькое. В бархатном кресле расположился мужчина, довольно уже в возрасте, о чём говорила его длинная седая борода и белоснежные брови, он озарял всех присутствующих своей улыбкой, говорил комплименты и рассказывал шутки, это был – Антар – известный режиссёр, что любил снимать кино о вечной любви и часто заглядывал к Иберии – своей двоюродной сестре за новым вдохновением, которое дарила она ему своими песнями. На балконе, рядом с Иберией стояла худощавого вида женщина и яро что-то рассказывала жестикулировав при этом руками, Иберия лишь улыбалась и что-то одно складно отвечала. Нике было немного скучно в этом сборище сплошь творческих кадров, но как только на город опустилась ночь и часы вскоре начали бить полночь, за столом началось веселье, жизненные истории, песни, танцы, музыка, тосты, угощения, новые знакомства, обстановка унылого аристократизма сменилась семейным весельем, таким открытым и откровенным, которое может происходить лишь здесь – в Грузии.
========== Часть 22 “Глаза любимой” ==========
***Человек, подобно розе, обделен своей судьбою.
Ведь ни в радости, ни в горе не в ладу он сам с собою.
Весь израненный, разбитый, вечно занят он борьбою…
Недруг тот себе, кто миру доверяет всей душою!
Ш. Руставели ””Витязь в тигровой шкуре”
Николай шаг за шагом шёл к своей цели, на дворе был 1995 год, самый значимый год для него. Его наконец то заметили, пришла слава. Всё началось с «Щелкунчика», Григорович захотел поставить свой спектакль, но никак не находил того самого, ту нужную ему куклу, которая в последствии станет прекрасным принцем. Потом, ему попался Николай и поиски закончились. Щелкунчик еще долго будет сопровождать принца сквозь года. Затем были роли в спектакле «Чиполино» и «Сильфида». Со временем юный балерун начал занимать основной пьедестал мужских ролей на сцене Большого Театра. В 1999 Нико приехал в родной Тбилиси, выступать в «Щелкунчике» в честь девяностолетия Вирсаладзе, свои двери перед ним открыл Тбилисский театр оперы и балета им. Закарии Палиашвили, это было довольно колоритное здание, построенное в неомавританском стиле, чем-то напоминающее дворец турецкого султана, закругленные своды, много витражей, отлично вписались в общий ансамблю величавые туи, что почти достигали шпилей здания. Иберия, репетиция которой отменилась по случаю прибывших артистов, была немного огорчена таким халатным поведением руководства и устроила скандал, из-за того, что ей не сообщили заранее, но через каких-то пару тройку реплик, она вышла из кабинета проронив лишь одну фразу своему директору: «Мне два билета на лучшие места голубчик, если хотите исчерпать конфликт», директору не оставалось ничего, как поручить своему секретарю да билетерше, выдать вечером неугомонной Иберии два билета, припасённых для своей родни, которая увы не смогла приехать в назначенный час. Спустя год Ника ушла из лавки и стала работать по профессии, всё больше проводя время дома, ведь консультировать клиентов можно было и в спокойной остановке, попивая кофе на уютном балконе в тени ветвистой лозы винограда. И вот, это спокойствие было прервано внезапным возвращением Иберии домой, по подсчетам Гики, она должна была вернуться только к шести часам вечера, видимо что-то пошло не так. Девушка тихо и размеренно направилась в дом, забыв закрыть балконную дверь, впустила небольшой холод в квартиру, но эта проблема была устранена и Гика, обняв тётушку приступила к выяснению дальнейших событий.
– Мы сегодня идём в Оперу, оденься подобающе.
– Хорошо, благодаря тебе – у меня нет неподобающих вещей.
– Ты всё будешь меня упрекать за те твои синенькие тряпки?
– Это были не тряпки – это были мои любимые джинсы.
– Запомни, ни что так не украшает ноги женщины – как красивая юбка, а твои штаны верх вульгарности, разве наша соседка-модистка Лия перешила из них тебе плохие юбки?
– Нет, они прекрасные, но штаны жалко.
– Не жалей вещей, они претерпели изменения, но ведь функциональное значение осталось тем же, я не права?
– Ладно, претензий не имею.
Согласилась под конец Гика и направилась переодеваться, хоть её и домашний наряд был довольно строгий и вполне подходил для оперы: прямое тёмно-зелёное платье с небольшим вырезом и длинными рукавами, Гика не любила оголять свои руки, она считала их сильно худыми и некрасивыми, но могла умело подчеркнуть их многочисленными браслетами и обязательно часами, привычка следить за временем появилась у девушки вместе с новой работой. Платье пришлось сменить, она одела строгое чёрное платье, украшенное тоненьким белым пояском, добавив к нему жемчужные бусы и серьги, она взяла пару милых перчаток и надев их подчеркнула правую руку своим любимым серебряным кольцом, без которого не покидала пределы дома, оно было словно оберег, оберег от завистников, его однажды ей подарила Иберия, когда узнала что у девушки день рождения, и с тех пор – они неразлучны. Сейчас Гика выглядела словно – Одри Хепберн, вот только всё никак не удавалось сделать пучок с небольшими локонами, но в этом ей помогла Иберия, которая спустя каких-то двадцать минут была уже при полном параде: тёмно-фиолетовое прямое платье, украшенное милой брошью в виде пурпурного тюльпана, собранные волосы, бледно-розовые перчатки, строгий не вычурный макияж, она уже успела отчитать Гику за довольно большое количество браслетов на руках, но она ловко перевела её гнев на милость, заметив потрясающий образ своей благодетельницы.
В Оперу они пришли уже с букетом роз, который были намерены вручить артисту или артистке, что будут выступать на сцене. Взяв билеты и сев на свои места, они с упоением следили за представлением, поднялся занавес, и в темноте загорелись силуэты новогодней белоснежной ели и старинного циферблата часов, загорелись маленькие свечи и заблистали крохотные огоньки звёзд, закружились балерины, они были словно снежинки, двигались плавно и безмятежно, проживая эпизод за эпизодом, свет на сцене был немного приглушен, Гика пребывала в некотором трансе, она смотрела, будто завороженная, как вдруг, после небольшого отрывка хрупкой балерины, на сцену выскочил он – буря эмоций, контраст всего выступления, его ярко-красное одеяние выбивалось из всей цветовой гаммы, одолжив буквально на минуту у тётушки театральный бинокль, она всмотрелась поближе во мглу сцены и увидела его, без сомнения, она узнает эти глаза из тысячи, его манеру рук, его гордый профиль – это был её Нико, тот по которому уже успокоилось сердце и вроде бы не болело, но сейчас, оно трепетало, как в тот последний день, когда она провожала его в очередные гастроли и понимала, что вряд ли они увидятся еще. Судьба – та еще стерва, она преподнесла им встречу буквально на блюдечке, спустя пять лет после её отъезда, «…не могли послать кого ни будь другого, почему, почему именно Цискаридзе, хотя да, грузина в Грузию – всё логично» , – прикрывая глаза руками и бормоча себе под нос, она благодарила Бога что их отделял многочисленный оркестр и он вряд ли заметит её среди буйства театралов пришедших на спектакль. В этих переживаниях Гика не заметила, как спектакль закончился и опустился тяжелый занавес, с которым нарастала и тревога, появление которой Иберия не могла объяснить, ведь девушка никогда не называла ни имени ни фамилии того, от кого сбежала и кто её бросил. Гика нервно массажировала пальцы рук и кого-то искала в толпе, боялась ли она его увидеть или же просто хотела, кто знает.
И вот, когда артисты уже покинули здание театра, к ним подбежала небольшая толпа ценителей искусства, и стали дарить букеты, Иберия, когда неугомонная толпа немного рассеялась, тихо подошла и немного сказала пару слов на грузинском, она хвалила Николая, Гика осталась позади и лишь наблюдала за стеснительным парнем, за пять лет он ничуть не изменился, те же глаза, те же руки, что когда-то заключали её в тёплые объятия, та же умопомрачительная улыбка, которая невольно заставляла улыбнуться всех вокруг, Иберия одним движением руки подозвала Гику, покорно держащую цветы , девушка была в широких чёрных очках, через которые невозможно было взглянуть в её глаза, она подошла к Николаю и протянула букет цветов.
– Спасибо
Он принял букет, легкое его прикосновение и она смущаясь отошла на шаг дальше и ответила по-грузински.
– Тебе спасибо – Нико (მადლობა – ნიკო)
Он узнал голос, такой знакомый и родной, он звучал, звучал в его душе, словно звуки плачущей скрипки, не смотря на небольшой акцент, он был уверен – это была она – его Ника. Но когда молодой человек опомнился, он понял, что потерял её в толпе, пройдя через навящивых поклонников, он смог найти в толпе лишь директора театра у которого и поинтересовался, что была за девушка, которая подарила ему букет бархатных роз.
–Это Гика – дочь Иберии Циклаури, а что такое?
– Да ничего, видимо я просто обознался.
Да, мозг способен обознаться и создать иллюзию, но вот сердце никогда не ошибётся – ему это просто не дано, оно чувствует родную душу, где бы она не была и как бы не менялась.
Никто не мог так же с упоением и сочувствием слушать его рассказы, как это делала Ника. Поддерживать его в минуты отчаяния своими шутками и ребячеством. Она была ангелом, наивным ангелом, который ушёл, ушёл из его жизни, будто призрачная тень, да – молодой человек справился с потерей такого близкого человека в своей жизни, он надеялся найти её в родном городе, поэтому вместе с Иосифом они посетили Демидовых, Николай не рискнул переступать порог их дома, понаблюдав со стороны, он понял, что Ника здесь давно не была, это подтвердила и бабушка Иосифа – Зинаида Яковлевна, Иосиф уже в одиночку, потратив свой отпуск, объездил всевозможных Никиных родственников, но увы, след обрывался, они лишь знали что она преподаёт в университете где-то у чёрта на куличиках. Оставалось лишь ждать, когда Ника приедет к своим родителям, и он застанет её врасплох и обязательно расспросит обо всём, но этого не случилось, она лишь отправляла посылки со множественными подарками, сухофруктами, украшениями, вещами, иногда купленными на последние деньги, Гике было важно, если она не может быть рядом, она должна поддерживать свою семью хотя бы финансово и баловать. Николай не смог обнаружить любимую, он считал, если даже заявиться к Иберии домой, ну что он скажет её дочери: «Извините, а вы случайно не так девушка, которую я любил?», – да, это был бред, без сомнения, поэтому молодой человек оставил эту затею, и побыв пару дней в родной Грузии, продолжил гастроли. Сцена поглотила его, он работал без отдыха, но организм – это сложная структура, которая однажды может дать сбой. Одна маленькая связка, вроде бы мелочь, которая способна привести к полному краху, невероятной боли и агонии. Каждому уготован свой путь, вот так и в его пути наступило время перемен, время, когда нужно было переосмыслить жизнь, понять где искренняя доброта, а где паршивая подлость. Его организм напоминал часы, которые исправно служат своему хозяину, но как и все часы, они могут остановиться. Время для Николая остановилось в тот момент: сцена, генеральная репетиция, в зале сидит сам Ролан Пети, величайший французский танцовщик, переполняют эмоции, гордость, прыжок, и друг слышен хруст, подобно некому щелчку, это декорации?, нет, не всё так просто – этот хруст в теле, но он его не заметил, он встал и пошёл, как ни в чём не бывало, секунды прыжка, секунды полёта дали ему понять что что-то окончательно оборвалось, это была нога, он не мог пошевелить ею, дрожь, боль, онемение, оборвалось всё, что только могло. Он не щадил себя ради балета, истязал свой организм, пришел черёд и организму немного поиздеваться над своим хозяином и ответить ему той же монетой. В этот момент он испугался, нет не от боли от вида своей ноги, он был, словно поломанная кукла, которую в какой-то момент перестали дёргать за ниточки, а потому что не стало за что дёргать, нитка оборвалась с треском. Он не давал себе отдыха, многочисленные гастроли, смена климата, смена часовых поясов, он шёл на сцену не смотря ни на что и организм принял решение за него: «Раз уж не хочешь отдыхать, так я заставлю!», он отрепетировал до конца, не взирая ни на что, он вот, уже после репетиции было туго, нога немного распухла и болела, но это не остановило его и на следующий день он пошёл в театр, его ждали на репетиции, он должен был явиться. Все в театре уговаривали артиста пойти к врачу, но он лишь отнекивался и настаивал на репетиции, спустя долгие и мучительные беседы, он всё таки согласился. Уже сидя в коридоре и ожидая результатов, он всё думал о спектакле, о репетиции, заскрипела дверь из кабинета вышел врач со снимком и стал объяснять положение дел пациенту, на что Николай вполне серьезно ответил : «Ничего страшного доктор, можно я пойду?». Он не понимал, на сколько плачевно его положение, и тогда, врач взял муляж и объяснил ему всё популярно, вдруг парня начал охватывать небольшой ужас: «Это же сколько у меня всего порвалось», – крутилось у него в голове. Была назначена срочная операция, молодому человеку, не скрывая ничего, рассказали путь восстановления и ход операции, спустя пару дней, он лежал в палате и отходил от наркоза, его разум не был затуманенным, он был ясным как никогда. Понемногу он совершал короткие прогулки по своей палате, затем по больничному коридору, который был в довольно приятных бело-голубых тонах, в этих тонах была некая надежда, надежда на то, что всё скоро будет как прежде, костыли временно заменили ему балетный станок, всё было хорошо, он шёл на поправку, его лицо вновь озарилось невидимым светом, губы из бледно-розового стали алыми, его движения из меланхоличных превратились в более энергичные.
Тем временем, Гика продолжала свою обычную жизнь, она собиралась на работу, поэтому пропустила телевизионную новость о том, что артист балета получил травму на подмостках французского театра, взяв сумку и попрощавшись с Иберией, которая ушла на пенсию из театра и стала проводить частные уроки с учениками дома, накинув светло-бежевое пальто, она пошла на встречу с очередной клиенткой, был хороший денёк, светило солнце, дул легкий, слегка прохладный ветерок, пели птицы, в воздухе пахло цветущим абрикосом и тархуном. Волосы слегка развивались на ветру, стучали об старинную брусчатку тоненькие каблучки, как вдруг, в одном из переулков показался силуэт мужчины, девушка заметила его лишь краем глаза, но не обратила на это внимание, мало ли, кто ходит, время такое, все идут на работу, утро же. И вот, она уже видела красивые столики старинного семейного кафе, клиентка помахала Нике рукой, это была девушка лет тридцати в черных брюках и белой блузке, с подстриженными под каре белыми как снег волосами, Гика вела её дело по поводу завещания родителей, было много споров и недочётов, с которыми они должны были разобраться. Таинственный мужчина подошёл к девушке поближе, со спины, он был одет в черную рубашку и брюки, его глаза были наполнены злобой и странной ненавистью. Почувствовав на себе взгляд, она обернулась, Гика прекрасно знала лицо приближающегося к ней человека – это был брат одного из недавно осужденных по делу, что вела девушка. Его намерения были ей не ясны, она отошла на пару шагов назад и попытавшись вспомнить имя спросила:
– Гоча, привет, если ты по делу брата, то я уже говорила, ничего нельзя изменить.
«На улице было много народу, он не станет делать какие-либо необдуманные действия», – подумала девушка. Она ошиблась, как ошибаемся мы все, надеясь на человеческую добродетель, в следующую секунду прозвучало два выстрела, что спугнули мирно сидевших на балконе дома пепельных голубей, девушка немного пошатнулась и уже под пеленой тьмы услышала гнусную фразу этого человека: «Это тебе за брата…», огонь сменился мертвенным холодом, она казалось бродила в лабиринтах тьмы, они не вели к дверям, они вели лишь к большей тьме, среди всего этого она увидела крошечный огонёк и в её сознании начали воспроизводиться воспоминания, связанные с домом и с Николаем, они были, словно отрывки из старого фильма, просмотр которого согревал душу и сердце.
После операции, состояние Николая вдруг стало ухудшаться, поднялась температура под сорок, пошло заражение. Довольно странное стечение обстоятельств, они переживали похожие симптомы, будучи за тысячи километров друг от друга, вот только, кто из них выживет, а кто падёт в вечный сон из которого невозможно вернуться – это знает лишь судьба, она испытывает нас, словно своих марионеток.
Николай жил эти месяцы, словно в бреду, когда-то гибкое, молодое тело, сейчас выглядело ужасно, впалые рёбра, куда-то пропал румянец щёк, да и сами щёки, он напоминал высохший скелет, от которого остались глаза, вот только не яростные, как было прежде, а потухшие и уставшие, уставшие от всего, но только не от жизни, он хотел жить. Он цеплялся за жизнь всеми оставшимися силами, хотя его и посещала мысль о смерти, в периоды сильного бреда из-за высокой температуры, он видел сны, скорее видения, как он и Ника стоят по разные стороны зеркала в чёрном одеянии во тьме, но отчётливо видят друг друга и стоит только прикоснуться, оно становиться чёрным и разбивается вдребезги на маленькие осколки которых не собрать, но даже в них он видит её – свою любимую, возможно такая боль и такие муки даны ему за то, что он не берёг её как следует – он не знал этого. Но он был уверен в том – что просто должен выжить – хотя бы ради того, чтоб однажды взглянуть в глаза той, которую он когда то любил.
========== Часть 23 “Прости меня…” ==========
***Разве в жизни всякого из нас не встречаются коротенькие главы, кажущиеся сущим пустяком, но воздействующие на весь дальнейший ход событий?
Уильям Мейкпис Теккерей. “Ярмарка Тщеславия”
Из-за большой потери крови, Ника оказалась в больнице, на грани смерти. Впервые за долгое время она увидела его, пусть даже в бреду, она хотела чтобы этот сон не заканчивался. Да, ей не хватило сил взглянуть ему глаза в глаза не сквозь пелену темных очков. Она струсила, струсила потому, что боялась не оправдать его ожидания. Она ещё не достигла конечного результата, когда-то за вечерними беседами с Ламарой, Ника вскользь сказала, что хочет быть такой же, как мать её возлюбленного. Сильной, волевой, независимой от мнения других. Она хочет измениться, измениться на зло всем, кто считал что девочка из провинции не может добиться многого, что она глупа и наивна, что город поглотит её и она, как и все из её города – станет рядовым сотрудником и будет чахнуть в обыденных серых стенах. Сейчас она пытается приблизиться к своей цели, но вот возникла неожиданная пауза. Эта пауза даст ей время, время всё обдумать и принять верное решение, совершить следующий шаг. Этот шаг заключался в том, чтоб перестать работать на чужого дядю в конторе и начать работать на себя, основать своё дело, которое даст ей возможность реализовать себя и даст карт-бланш на все дальнейшие действия. Уже лёжа на больничной койке под капельницей, она твёрдо знала что хочет сделать, осталось лишь утрясти некоторые моменты: уволиться из конторы или пока совмещать работу и предстоящий бизнес, найти нужное помещение желательно не на отшибе, чтобы было больше клиентов, но для начала, нужно было прийти в форму. Когда организм уже начал бороться и спала надоедливая температура, Ника начала собираться домой, несмотря на многочисленные противопоказания врачей и строгий постельный режим, она впервые за эти мучительные две недели встала на обожаемые каблуки. Уставший и вымотанный вид не спасал даже свежий макияж и прическа. Но для того, чтоб всё получилось, сейчас было не до постельного режима, нужно было завести парочку новеньких знакомств. Получить хороший офис – это задача не из лёгких. Нужно было включить всё своё обаяние, но Ника это хорошо умела. Она могла вскружить голову любому мужчине, но для грузинской аристократии – отношения, что ставятся на показ – это позор, это было просто не в их правилах. И Ника им следовала, через время она уже перестала машинально спрашивать, где работает человек и какая же зарплата на этой должности? В тихой компании они размышляли о вечных человеческих ценностях, новых экскурсиях, да в компаниях были и сплетницы, что перемывали косточки всем, кто входил в их круг. Аристократия – это лишь маска, маска для оправдания своего поведения и поступков. В один из таких вечеров, Ника уже была вполне прилично одета и направлялась с Иберией на день рождения её крестника, Ника и не собиралась идти на это торжество, пока не узнала, что этот человек был довольно успешным бизнесменом и вполне мог помочь Нике в достижении её цели. Не смотря на довольно зажиточную жизнь, всё было скромно. Коммуналка в старинном доме больше напоминала музей, уже с парадной было ясно, что это здание строилось достаточно давно и искусно: разнообразные витражи, лепнина, своды, завихренная лестница, неожиданно для Ники, вдоль стены висели картины, в старинных позолоченных рамках. Сквозь витражи солнце проходило вяло и тускло, что позволило хозяевам, расположить некоторые предметы искусства прямо в парадной и не бояться за их сохранность, не смотря на весь этот антиквариат, в парадной было чисто, всё блестело, в воздухе не было пыли, был запах свежести и некая умиротворенность. Нюдовый цвет стен с бежевой лепниной, создавал ощущение путешествия во времени, можно было окунуться в девятнадцатый век, просто пересекая порог. Внимание Ники привлекла картина, висящая у входа, на ней был изображён мужчина с томным взглядом, сидящий в кресле и смотрящий на огонь, бурлящий в тихом камине, он сидит спокойно, забывая обо всём, она аккуратно провела кончиками пальцев по крошечным мазкам краски.
