Текст книги "Балет - жестокая игра (СИ)"
Автор книги: Anira1888
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Сами виноваты, Иосиф вспыльчивый, но если сказал, то так и будет.
– Да, он еще в детстве был такой, как что решил, так всё, по его всё будет.
– Ну, характер, нечего не скажешь, ладно мам, я завтра позвоню вам, передавай привет нашим
– Ты надолго не пропадай, приезжайте весной с «зятьком».
– Не называй его так мам, фу-фу-фу, – девушка неприятно скривила лицо, как будь-то съела дольку лимона.
– А что ж так?, – поинтересовалась мать и присела на стул, предчувствуя что разговор будет долгим.
– Я тебе уже говорила, мам брак – это не для меня
– Молодая ты еще, доченька, станешь старше поймешь – брак это чудо, это законные отношения , крепкие обязательства.
–Ну наверное, – девушка просто устала спорить с матерью, она понимала, её не переубедить, легче было просто согласиться.
– Ну ладно, уже поздно, отдыхай, спокойной ночи Веруня.
– Спокойной ночи, мам.
Иосиф всё больше стал пропадать на дежурствах в больнице, Натали было ужасно скучно, и она часто просила Нику оставаться у них дома, её сильно мучало чувство одиночества. Хоть Иосиф пытался уделять молодой жене каждую свободную минуту. Он хотел заработать как можно больше денег, для того, чтоб содержать свою маленькую семью. Николаю на гастролях тоже было не сладко, ведь завистники и злопыхатели не теряли надежды «уколоть» или всячески подставить молодого артиста. Подрезанные ленты в пуантах, сбивание с такта, бойкоты, травлю, всё это он прошел, думал что прошел, но на его пути еще будет много преград. Постепенно к нему стала приходить в голову мысль, что любовь является самой главной преградой на пути к успеху. Он хотел расстаться с Никой по приезду, но не мог, какая-то невидимая нить тянула его, словно беспомощного щенка, тянула к ней, как к последнему лучу света на небе. Он противился этому чувству как мог, но оно завоёвывало его всё больше и больше.
Театр – это государство в государстве, здесь царят строгие порядки, иерархия, подобно львиному прайду, если ты не на вершине, тебе достаются лишь крохи, крохи славы, которую словно гиены душат бригады матёрых клакеров. Закулисные войны без преувеличений, погубили судьбы многих артистов, еще в начале их карьеры. Среди этих войн, словно полководец возвышался над квадригой и колоннами Юрий Николаевич Григорович. С самого первого дня в балетной школе, юного Николая все окружающие пугали разнообразными словами о этой загадочной личности – Григоровиче. Этот мужчина, великий балетмейстер двадцатого века, человек, поистине любящий масштаб, масштаб балета, масштаб сказки, масштаб всеобщего чуда. Любовь к балету, да и к танцу в общем, не просто текла, она бушевала в его жилах. Вся жизнь артиста – это сцена. Теперь пришло время научить новое поколение танцовщиков, которые станут зеркалом для своей страны, её лицом. Преподавать он умел, это был непревзойдённый дар, уметь делиться знанием с другими и донести его так, чтоб даже дилетанты понимали хоть малейшее зерно этой простой истины. Поставить танец, вроде бы простое дело, что тут сложного, за каждым движением стояли многочасовые репетиции, бессонные ночи, нервы. Ведь танец представлял собой не просто движения, он представлял эмоции : страсть, скорбь, отчаяние, юношеская влюбленность, наивность – всё это должен уметь показать один артист за довольно короткое время, это зрителям кажется, что двухчасовой спектакль – это очень долго, для артиста же, час пролетает, словно одна секунда, словно полёт души под свет софитов. Юрий Николаевич был скульптором, он лепил из того материала, что ему давали, непревзойдённые скульптуры, но ведь без муштры, без дисциплины, глина превратиться в обычную лужицу грязи. Для того чтоб показать юным танцовщикам и балеринам, как именно нужно играть, за пару секунд, он мог доходчиво всё объяснить, в его глазах виднелась некая враждебность – это были глаза злого гения, которые могли либо испепелить в ту же секунду, либо завоевать всё внимание учеников, каждому казалось, что он обращается к ним по отдельности, именно к ним, выделяя из общей толпы. Спектакли, которые он ставил, касались разнообразных времен – от Древнего Рима, до эпохи Ренессанса, для таких сложных постановок требовались хорошие знания по всем дисциплинам, ведь артист не просто должен быть пластичным и знать танец как свои пять пальцев – он должен знать ту эпоху в которой танцует, те нравы, что преобладали в обществе, манеры, взгляд – всё должно было быть идеально. Бывало такое, что кроме хороших данных у человека не было ничего, в таком случае, ему светил только кордебалет. Эрудиция, манеры, нужно было быть аристократичным душой, а не казаться им – только такие находили путь к успеху, но чаще всего оставались одинокими нет, что вы, не одинокими от общества, а одинокими ментально, им трудно было найти кого-то, с кем можно было разделить достойную беседу, которая бы не закончилась парой-тройкой фраз, а разлилась, словно спокойный ручеек, в продолжительный диалог без всяких слов-паразитов, наполненных лишь красивой речью и грамотными оборотами. Среди учеников Григоровича были такие известные личности, как: Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Марис Лиепа, Наталья Бессмертнова, Михаил Лавровский, все солисты, все – как на подбор. Фраза: «…Грузину пять и взять в театр!», – навсегда изменила судьбу Николая, изменило Большой театр в целом. Если Григорович видел талант – он не останавливался ни перед чем, этот талант должен был находиться в его руках, словно бриллиант у огранщика. Цель оправдывает средства – талант оправдывает гнев. Таланты всегда ведут борьбу – ни только за кулисами, они ведут борьбу прежде с самим собой. Но вот, с чем спорить им трудно, так это с природой, ведь природа артиста хороша – пока она свежа. Молодой артист, бурлящая кровь, все хотят видеть эту энергию, экспрессию. Артисты должны были грамотно сменяться, как пожухшие листья на осенних деревьях, должны опадать чтобы дать жизнь новым почкам. Опытная старая гвардия, заменялась юными и наивными артистами, которые в будущем должны были стать такими же великими, как и их учителя.
Путь к вершине только начинался, Николай был полон сил, у него были хорошие данные и великолепный склад ума, поддержка близких ему людей, главной его поддержкой была его мама – Ламара, поистине великая женщина, вложившая всю свою любовь в единственного сына, эта любовь окупилась и сполна дала свои плоды, теперь Ника на сцене, его ждет большое будущее. Она прекрасно понимала – её миссия выполнена, она сделала всё что могла, привезла в Москву, настояла на получении образования, увидела лишь вспышки его величия на сцене, но этого было вполне достаточно, он может прожить без неё, они часто говорили на подобные темы. Мать понимала – сын должен быть подготовлен морально, ведь смерть – это то, что нельзя спрогнозировать и заказать, словно такси, время, место и обстоятельства знает лишь Бог. Ламара Николаевна ушла из жизни седьмого марта 1994 года. Коля остался круглым сиротой, но он не чувствовал себя один, может быть ему было больно, но только не сейчас, осознание – это горькая штука, когда человека уже нет, а ты ждешь, что он войдёт в эти двери, как ни в чём не бывало. Чувство, что человек еще присутствует в твоей жизни, многих сопровождает годами, ведь боль такая как и прежде.
Задолго до этого, еще осенью, Ника приходила к Ламаре Николаевне, просто так, ей нужно было кому-либо высказаться, ведь кто, как не она, знала каково справиться со стойким характером своего сына. Они сидели на кухне и пили чай, девушка всегда приходила к ним в дом с чем-то вкусненьким, в городе у Ники не принято было ходить по гостям с пустыми руками. Но в этот раз они не притронулись к небольшому тортику, с какой-то невероятной грустью пили чай, обстановка на кухне соответствовала беседе, вместо яркого света, горела небольшая настольная лампа, хмурые тени от которой, разбрасывались по стенам комнаты, образуя каких-то странных чудишь и гримасы – это было предвестие, но сейчас они не знали, к чему это. Тишину нарушало тихое, но нервное постукивание ног об пол, Ника очень нервничала, пыталась перевести своё внимание на что либо. Девушка заметила еще давно, Ламара Николаевна не похожа на женщин из её города, она не стала закапывать свою красоту в глубь в силу возраста. Ведь женщина красива в любой поре и скрывать это – просто преступление. Она была всегда прибрана, строгие наряды, высокие каблуки, которые даже Ника боялась носить, чтобы не поломать себе ноги. Свежий маникюр, каждую неделю новый, он выглядел, словно только что сделанный. За собой надо ухаживать, её лицо, руки, улыбка, она была словно яркий лучик света с неописуемой энергией. Её улыбка голливудской звезды просто заставляла улыбаться и снимала всю угрюмость и усталость. Ника не так тщательно следила за своим образом, на этот раз она пришла в гости в черных брюках и белом с крупной вязкой свитере, плечи покрывал черный кожаный плащ, без пуговиц, что завязывался по типу халата. Из всего образа выбивались лишь резиновые сапоги, погода была дождливая, она и не позволила одеть любимую Никину платформу, которая большую часть осени, просто пылилась в старом шкафу в коммуналке. Волосы были распущены и мокроваты, прическу не спас даже широкий капюшон на плаще. Макияж был повседневный, Ника особо не заморачивалась над ним – глаза, подведенные черным карандашом, слегка небрежно нанесенная тушь отпечаталась под глазами, вид заспанной панды ей был обеспечен, но даже тогда – она была прекрасна, никто не мог догадаться, что многие вещи из гардероба Ники – это вещи из секонд-хенда, она знала как выглядеть дорого при обычной зарплате среднестатистического архивного работника ведомства. Посмотрев на Ламару Николаевну, Ника поняла – до неё ей далеко, ведь статность и аристократизм можно выдрессировать, но вот тем, кому они даны от природы и ненужно притворяться, очень повезло, таким человеком была Ламара Николаевна, когда бы Ника не зашла, она была всегда при параде, как будь-то собиралась в театр. И даже сейчас, она была в светло-сером длинном платье, дополненным тёмно-коричневыми туфлями на каблуках и красивым, набором из янтарного браслета и сережек-подвесок. Белые, воздушные кудри, еле доставали до плеч, величавая женщина, взяв в руки чашку, начала разговор:
–Ника, ну ты ведь понимаешь, ему нельзя указывать – он всё сделает на зло, он даже балетом начал заниматься, потому что я запрещала. Ах, упрямец!, -прищурилась женщина, вспоминая, с каким трудом она пыталась отговорить Нику от этого пустого занятия.
–Я понимаю – он упертый, но он не идёт на уступки.
–А ты сделай так, чтоб пошёл, ты же – женщина, должна быть умнее.
– На счет этого, а вот если бы Коля не стал танцовщиком, кем бы он был по вашим задумкам?
– Ну в моих планах, ему светило вполне обеспеченное будущее в юриспруденции.
При слове «юриспруденция», Ника подняла брови и закашлялась, подавившись чаем
–Да, если бы мы не встретились на празднике, виделись бы на лекциях, – тихо пробормотала себе под нос девушка
– Ты – хорошая девушка, Вероника, пообещай мне, если со мной что-то случиться – ты поддержишь этого упрямца, – строгим голосом сказала женщина, как будь-то готовилась к этому разговору
–Да, Бог с вами, Ламара Николаевна, что может случиться – вы здорова женщина, еще всех нас переживёте!, – стала отнекиваться Ника, видно было, что она была напугана такой просьбой, на неё накатил комок грусти, который она попыталась убрать очередным глотком чая
– У моего сына много друзей, но ему нужен тот человек – кто знает его внутренние переживания, он рассказывает тебе больше, чем мне, я это прекрасно знаю, он не хочет волновать меня. Я же – мама, как я могу не волноваться за своё дитя, когда его роняют, бьют, когда любой прыжок, пируэт, может обернуться для него падением, я так за него переживаю, – с тяжелым вздохом пожаловалась женщина, видно было, как у неё из глаз вот-вот польются слёзы, Ника дала ей обещание, вот только сдержит она его или нет, сама еще не знала. Спустя еще пару чашек чая, они прекратили свои разговоры и Ника пошла домой, хоть новая коммунальная квартира, была достаточно уютным местом, она не чувствовала себя в ней дома, как было тогда, когда она приходила к Николаю. Под Новый год, ненавистную коммуналку, словно по ведению внутреннего голоса девушки, затопили соседи сверху, да затопили так, что Нике пришлось спасать все свои вещи, буквально из огромного бассейна, находящегося в их квартире. На тот момент, она и не могла попросить помощи у Николая, он был чересчур загружен не физически, а скорее морально – мама находилась в больнице, нужно было ходить на репетиции, как-то выживать. На последней их встрече, она заметила синяки под глазами, он не высыпался, от нервов стал еще худее. И выдернул своим фальшивым приступом гипертонии бригаду, с которой сегодня работал Иосиф, она спокойно грузила свои вещи в приехавшую к дому скорую да, когда надо было, Ника могла успешно пользоваться возникшими связями. Взяв всю свою решительность, она переехала в коммуналку к Николаю, стеснительный юноша только что и успевал провожать взглядом заносимые в квартиру сумки, «новогодние подарочки» из дома, которые перед самым потоплением привезла тетя из города, этих подарочков было около восьми сумок, таких больших, клетчатых, в которые могло без преувеличения поместиться два трамвая. Ника не ходила к Ламаре Николаевне в больницу, она решила для себя, что если что-то случиться, она хочет запомнить её такой: статной, сильной женщиной. У Ники был патологический страх больниц, сказалось из-за болезненного раннего детства. Ника каждый день пыталась готовить что-то вкусненькое, были многие ограничения по продуктам мол: «того нельзя, этого тоже». Она наплевала на себя и часто сама не высыпалась и не ела того, что готовила, просто не хотела, ей было некогда, вся жизнь превратилась в нескончаемую, казалось беготню, работа – кухня и так изо дня в день. Девушка слушала рассказы Николая по вечерам, он редко правда что-то говорил, в основном доползал до спального места и уваливался без сил. Ника часто, просто сидела на кухне в темноте, под свет одинокой свечи и выдумывала новые рецепты. Она дала обещание, будет поддерживать его до самого конца, кто же знал, что конец настанет на кануне праздника восьмого марта. Ника, как и всегда, возвращалась с работы из магазина с пакетами, открывая уже успевшую изрядно примелькаться дверь, она поняла – что-то не так. Зайдя в комнату к молодому человеку, она обнаружила лишь пустоту, ей жутко захотелось поправить шторы, подойдя к окну, она вдруг резко развернулась, со шкафа упала фарфоровая фигурка балерины, она разбилась вдребезги и по щеке Ники, словно по волшебству, потекла одинокая слеза, часы пробили, прозвучал стук в дверь, она с дрожащими руками открыла двери, через какое-то время, ей сказали, что Ламары не стало. Девушка в истерике, но не подав виду, взяла куртку с вешалки и побежала, опиравшись в парке на одиноко стоявший у прудика дуб, она плакала, просто плакала, как тогда у ивы, давно она хотела это сделать, повода не было, лучше бы и дальше не было. За такое короткое время – этот человек стал ей родным, она примиряла их в спорные моменты. В голове крутился их разговор: «Пообещай», мимолетно пронесся ветерком голос в её голосе, голос, которого она больше не услышит, глаза, в которые уже не посмотрит, женщина – у которой можно было спросить совета, ушла. Она ушла с любовью в сердце – любовью к своему сыну. Он боготворил свою мать и относился к ней – словно к ангелу, иконе. Она будет оберегать его даже с небес, ведь в жизни еще будет много подлостей, из которых может помочь выбраться лишь Ангел-хранитель. Его – Мама
Боль утраты невосполнима, она жжет, изнывает где-то там в душе ,а ты просто не можешь ни плакать, ни скорбеть, что-то щелкает внутри, как будь-то переключатель – ноль эмоций. Так продолжалось около месяца, Ника уехала в город, девушка понимала, в Грузию на похороны она не поедет, а находиться в коммуналке без Николая было морально трудно. Ламара хотела быть похоронена в Грузии, доставить туда гроб было проблематично в силу происходящих на тот момент перемен в стране. Николай, собравшись с духом, взяв вазу с прахом матери, отправился на родину, где не был уже давно. Все окружавшие его родственники, друзья и знакомые приходили в оцепенение, когда видели вместо гроба небольшую вазу. Желание мамы – быть похороненной в Грузии он исполнил, его ничего не держало в этой солнечной стране с её добродушными жителями, винтажными балкончиками, свежим воздухом и атмосферой, атмосферой родного дома, где он сделал свои первые шаги, где впервые взял в руки букварь, где познавал азы балета. Он вспоминал такие счастливые моменты детства, как воровал яблони с соседского огорода, слушал вечерние разговоры мужчин о футболе, он помнил вкус свежих фруктов, который словами не передать, Коля мало где пробовал таких вкусных фруктов, как тогда в детстве. Маленький мальчик с идеально ровными ногами, родись бы у Ламары девочка, все бы восхищались красотой её ног, для грузинского мальчика это была редкость, чаще всего, маленького Никушу хвалили за красивые глаза. Он привык чувствовать себя некрасивым, когда все дети были пухленькие – он же был высокий и худощавый, кто же знал, что через какое-то время, этот угрюмый мальчуган станет довольно статным молодым юношей, чьему арабеску будут завидовать многие девушки, а он будет поднимать ногу как можно выше, приводя своих «конкуренток» в еще большую ярость. Николай будет стоять в центре – это его место по праву, по праву таланта, который не сумеет отнять ни единый злопыхатель. Талант – незримая вещь, что заставляет человека работать над собой на протяжении всей своей жизни. Вернувшись из Грузии, он продолжил упорно работать, работа стала его единственным спасением от страха, страха неопределенности, ведь всё нужно было теперь делать самому, двадцатилетний юноша столкнулся с многими проблемами, в том числе и документальными: наследство, жилье, зарплата, работа. На него навалилось всё, в один из таких дней, когда он был особенно вымотан, придя в пустую коммуналку, вдруг нахлынула куча воспоминаний, она заволокла его своей вуалью, словно паутина, он хотел смыть это всё водой, но ведь не смоешь того что на душе копилось, прохладная вода хлынула на голову, сами собой начали литься слезы, его крик чем-то напомнил скрежет железа, скрежет по душе, которую режут и разрывают на части, словно отрезок метала. Он позволил себе быть слабым, впервые пожалеть себя, чем больше он жалел – тем больше выливалось слёз, таких горячих, словно огонь. Казалось, в легких уже не осталось воздуха, не осталось сил, чтобы сделать этот тяжелый вздох, он буквально захлебывался в слезах, он не сделал этого ни на похоронах, ни раньше просто, так сильно не накатывало, прошел шок, прошла боль, наступила эта гадкая минута, когда надо перестать жалеть других и пожалеть себя хоть немножко, дать волю эмоциям, которые невозможно было выплеснуть на сцене. Ведь сцена – это красивая обертка, а вот дом, где его слабость могут слышать лишь родные стены – это настоящее, тот как оно есть, без прикрас и ненужного грима. Спустя какое-то время, он просто лежал на кровати, его глаза были красными , лицо было опухшим от града слёз, сейчас он как никто наслаждался тишиной, слыша лишь своё прерывистое дыхание, он проклинал сцену, театр, перестройку, в результате которой они лишились всего, ведь если бы этого не случилось, Ламаре бы не пришлось нервничать и она была бы жива, она была бы сейчас рядом со своим сыном, она была нужна ему как никогда. Что ж думать, человека не было в живых, ничего теперь не изменить, в этот момент он понял, время уходит, нужно ценить каждые мгновения что есть. Неожиданно для самого себя, он понял что забыл о Нике, а ведь она всячески пыталась поддерживать его, но ей ведь тоже было трудно взвалить на себя весь груз ответственности, поменять обстановку, стоять у плиты сутра до ночи, он прекрасно понимал, нужно беречь всё то, что осталось у него, но сейчас, для достижения поставленных целей, точнее еще больших целей, ему было необходимо погрузиться в работу, получить новые, более значимые роли, доказать что он чего-то стоит, в первую очередь, для самого себя. Молодой человек искренне верил, что Ника разделит его стремление, поддержит, в чем-то даже поможет, даст совет, ведь только с ней он был полностью искренний и открытый, как белый лист пергамента.
========== Часть 16 “Noblesse oblige” ==========
Ника по приезду в город, захотела оставить всё позади ,в первую неделю, она упорно и самостоятельно засеяла гектар земли разнообразными культурами: от бахчевых до томатов. Огород помогал ей забыть всё, на работе она взяла больничный, претензий не было, да и липовая справка, написанная рукой Иосифа, о том что у девушки ветряная оспа, служила весомым доказательством того, что ей лучше ближайший месяц вообще не работать и не контактировать ни с кем либо. В этот раз мамины слова об отвлекающей от всего работы по дому, оказались правдой. Ника давно планировала убраться на старом чердаке, по приезду домой, ей просто не хватало времени, но сейчас его было предостаточно. Решительно настроившись, она взяла из сарая деревянную лестницу и таща её, словно муравей, направилась к заветной дверце, что находилась прямо под потолком, у дровяной печи, которую мать белила перед приездом дочери, измазавши все свои шлёпки в побелку, девушка всё таки затащила лестницу на нужную высоту, изрядно вспотев, она стала преодолевать ступеньку за ступенькой, тяжелая дверца плохо поддавалась открытию, надо было немного провернуть ручку и тогда с сильным ударом, она открывалась. Девушку озарил свет, исходящий с чердака, по лестнице, словно туман, поползла пыль: «….Да, похоже я до пенсии этот чердак убирать буду», с этими словами она принялась разбирать многочисленные чердачные мешки, в которые мама кучами складывала уже маленькую или негожую одежду. Судя по количеству мешков, смело можно было открывать собственный дом моды. Сквозь стеклянные широкие витражи, что находились на чердаке, можно было видеть весь город, аж до самой реки, что тихо бурлила в далеке, над ней было видно небольшое полупрозрачное облако – стояла влага, нетипичная для этих мест в это время года. После первых дней апреля, обычно сильно жарило солнце, что и не давало местным огородникам сидеть на плантациях сутра до вечера. Но старожилы этого города вылазили на свои приусадебные участки еще до рассвета и тихой прогулки первых рыбаков и заходили уже, как только слышали звон небольшого колокольчика во дворе – приходили с пастбищ коровы, наступала пора вечерней дойки, не смотря на такое вроде бы солидное название – «город», перед глазами возникают парки, многоэтажки, величественные здания, в основном всё так и было, только не в этой части города, здесь расступалась простая, сельская душа. Возле каждого дома стояли лавки, на которых происходили вечные споры и посиделки, тут девочки разучивали тексты всем известных песен, обсуждали моду, мальчиков. Лавки никогда не пустовали – это был дурной тон. На них, словно прикованные навсегда, сидели добродушные бабушки в цветных платочках и платьях всех расцветок, обязательным атрибутом был передник и палка, которая служила не столько опорой, а сколько способом воспитания неугомонной молодёжи, которая норовила сделать что-то эдакое, выделиться из толпы и подняться в глазах своих товарищей-единомышленников. Здесь не было такого, чтобы дети сидели дома, даже во время болезни, они умудрялись выскользнуть на улицу. Когда наступала такая светлая и весёлая пора каникул, в городе прибавлялось народу, ко многим старикам приезжали их всеми любимые внуки, молодёжь из другого города вносила некие коррективы в план веселья и приключений, она давала новое вливание, новый поток информации. И вот, уже невозможно было отличить где прибывшие, а где коренные жители, все бегали толпой, играли в футбол, прыгали в классики, играли в резиночки, а вечером шли на дискотеку, где впервые влюблялись, учились танцевать и взаимодействовать с народом. Ника прекрасно помнила, она прошла все эти этапы развлечений, вот только в клуб её больше не пускали. Однажды, в день шестнадцатилетия Иосифа, они с Никой взяли из отцовского гаража старый мопед и переодевшись, помчались в клуб, уже почти у клуба, Иосиф понял – отказали тормоза. Тогда, они приняли для себя мгновенное решение – прыгать, как Иосиф не пытался вывернуть мотоцикл в стог сена – он въехал прямо в только что поставленное окно клуба, стекло с треском разбилось, благо никто не пострадал, народ только начал приходить и в зале было лишь два человека и то были сторож да уборщица. Ника приземлилась на клумбу с пионами, что немного смягчило падение, она лишь вымазалась в грязь да измяла цветы, а вот Иосиф упал на асфальт, немного повредив ногу. Они еще долго вспоминали о том, как их отчитывали родители и председатели. Как обещали выгнать со школы за подобные выходки, как припоминали злополучный трактор. Сейчас, протирая старые полки, Ника была бы не против снова отправиться с Йосей в любое приключение, а не заниматься бытовой ерундой, которой ей хватало и в Москве. Протирая уже помутневшие от времени стекла, она увидела, как к дому подходит мужчина в рубашке и брюках, достаточно худощавый, с тонкими губами, карими глазами и приветливой улыбкой. Заулыбавшись, Ника мигом спустилась с чердака и кинув пыльную тряпку на пол, обняла дедушку, она его видела редко, он много работал и не видел внучку почти год, это был весёлый мужчина уже в годах, он хоть и прихрамывал, но передвигался без палочки, широкие плечи, сильные руки – передовик производства, он пахал – как вол, впрочем как и все в Никиной семье, он – единственный, кто разделял стремление Ники к юриспруденции, и смело верил в её успехи, из города, девушка привезла всем своим родственникам небольшие подарочки, маме – серьги, бабушке – несколько метров разной ткани, отцу – часы, тёте – бусы, дедушке – набор специальных инструментов. Передала она так же отдельную сумку Зинаиде Яковлевне – бабушке Иосифа, женщина была очень рада гостинцу, и всё нарекала внука за то, что он не приехал лично.
Внучка с дедом присели в беседке и выключив надоедливый телевизор, начали разговор:
– Верунька, я смотрю – ты похудела, похорошела, краситься начала, что – появилось, для кого?
– спросил дедушка, он хоть и был человеком старых взглядов, но точно знал – его внучка никогда не сделает плохого выбора.
–Ну как тебе сказать, дедунь, ну есть один «кадр», – с небольшим стеснением ответила девушка, вытирая со щеки грязь.
–И что же это за «кадр» такой?
–Тебе не понравиться
–Давай, давай, лучше узнаю я от тебя чем от твоей бабушки, ты же знаешь, как она любит драматизировать и наводить панику на всё и всех!
–Знаю….он хороший человек.
–Дальше…
–Дальше….зовут Коля.
–Уже хорошо…дальше
– Хорошо работает, деньги зарабатывает, трудяга.
–Мне этого достаточно, фото есть?
Ника молча пошла в дом и немного покопавшись в вещах, нашла их с Николаем общую фотографию с празднования свадьбы Иосифа и Натали, там они стояли вместе, Николай аккуратно положил ей руку на талию, она сложила руки в замок у него на плечах. Тяжело вздохнув и прижав фотографию к груди, она направилась обратно к дедушке – Дмитрию Панкратовичу, который сидел с беседке и уже протирал полотенцем, лежащие у него всегда в кармане очки, на зрение он не жаловался, просто хотелось получше разглядеть ухажера внучки. Взяв в руки фото, он стал приглядываться и попутно задавал интересующие его вопросы
– Долго встречаетесь?
–Долго, – отвечала Ника, нервно поправляя салфетку на столе.
–О браке думали?
– Нет!, – наотрез отказалась Ника, ожидая что многочисленные укоры сейчас польются градом
–Ну ладно, поживите «во грехе» – я разрешаю, – с небольшой иронией и смехом произнёс мужчина, обняв внучку, та выдохнула с облегчением, хоть кто-то не задаёт ей лишних вопросов о браке. Затем дедушка прищурился, составив брови в одну дугу, видно было, как собрался бугорками его лоб, видимо, что-то не устраивало, – ……Грузин?, – перебив неловкую паузу, спросил старик.
–Да, а что?
–……дзе значит
– Еще тот «….дзе», – ответила Ника, сгорая от стыда и какой-то непонятной вины.
–Значит, к «корням» всё таки потянуло, – с тяжелым вздохом и снимая очки, промолвил мужчина, – ты этого не знаешь Никочка, моя прабабка была как раз из таких – «…дзе»,я уж её имя и фамилию не помню, но точно знаю – грузинка, надо посмотреть в документах, что у твоей бабки на шкафу валяются, там должно быть написано, вот тебя и тянет к «корням».
Ника еще более засмущалась, она не отрицала – её действительно тянуло к Николаю, тянуло на уровне даже клеточном, с ним она была полна счастья, спокойствия. У них были похожие характеры, горячие, вспыльчивые, вот только Ника пыталась как то умерить в себе этот несносный характер, не подобающий девушке, в то время как Николай не скрывал своего характера и легко мог выпалить какую-то обидную фразу. Ника не обижалась на него, она привыкла знала, пройдёт время, он остынет и конфликт сойдёт на нет. С ним было проще, чем с мамой, она всячески пыталась привлечь внимание Ники к новым ухажерам да, по телефону мама была милой и со всем соглашалась, но когда Ника приехала домой, мать как будь-то подменили. Каждый вечер она приглашала на чай то соседских сыновей, внучат, то бывших одноклассников Ники, как только они пересекали порог дома, Ника быстро исчезала с поля зрения. Мать с удовольствием расхваливала дочь, а ей было всё равно, она любила Николая и менять свои принципы ради того, чтоб подарить родителям такого зятя, который им будет нравиться, она была не намерена. В один из таких «сватальных вечеров», она просто собрала вещи и поехала в Москву, вечерней электричкой, в чём была, только накинув ветровку, ей было наплевать на то, как она сейчас выглядит, Ника знала – он примет её такой, какая она есть. Электричка ехала небыстро, Ника успела насладиться и прекрасными видами хвойного леса и огромными многоэтажками, люди медленно выходили на своих станциях, они не замечали «убитого состояния» Ники, она сидела в домашнем платье, усыпанном мелкими полевыми цветами, обутая лишь в шлёпанцы, девушка нервно поправляла свою тёмно-бордовую ветровку и пыталась собрать в кучу растрепанные волосы. По приезду в Москву, а это было уже на утро, её застал неожиданный ливень, который добавил её образу еще большего страха: промокшая, уставшая, продрогшая, с размазанной тушью, она открыла дверь коммуналки, прогремел гром, затряслись стёкла, в коридоре, да впрочем как и во всей коммуналке потух свет. Мирно стоящий на кухне Николай, в черной майке и серых, спортивных штанах, вдруг обернулся, он вспомнил все ужасы, которые читал, сейчас перед ним стояло что-то худое в темноте, растрепанное, страшное, но как только возобновился свет, он положа руку на грудь расхохотался так, что слышали даже в соседних квартирах. Перед глазами стояла его любимая, в достаточно замызганном виде, осмотрев её под светом лампы, он подошел ближе и тихо прошептал: «Боже, как тебя потрепала родная деревня», только закрыв дверь, Ника уткнулась ему в грудь и начала плакать, её руки были холодны, сейчас она не думала о том, что может запросто подхватить простуду, единственное что ей было нужно, услышать его слова поддержки, слышать его дыхание, как бьётся его сердце, а оно сейчас не просто билось, оно трепетало, словно птица, которая хочет вылететь из клетки. Посмотрев в его глаза, она окончательно поняла – она его и будь что будет. Она попыталась вытереть с глаз уже щиплющую тушь, но размазала еще больше. Взяв все свои силы в руки, девушка сделала большой вздох, ее грудь наполнилась воздухом, по телу прошла легкая дрожь. Раньше, она возможно бы засомневалась, но сейчас – нет. Общение людей тет-а-тет должно происходить лишь за закрытой дверью, это сугубо личное, оно не касается посторонних. И что же происходило за их «закрытой дверью», не трудно догадаться, в те моменты, когда страсть блистала во всей своей красе, обнажая тела и души, она раскрывала те порывы, о которых не догадывался никто. Они не помнили себя, от счастья ли, или от накативших в этот момент эмоций, что вылились бурей, подобно той, что бушевала за окном. Они понимали, даже если они совершат ошибку, вина будет делиться на двоих, да и была ли это ошибка, скорее это было желание, желание двух влюбленных наконец пересечь всё границы, которые они себе ставили и за которые так боялись зайти. Гроза закончилась, наступило тихое утро, за окном, шурша своими листьями, шумела рябина, было слышно вдалеке тихое пение синицы, легкий луч пробился сквозь бежевые, плотные шторы, которые были задернуты буквально перед ненавистной грозой. Луч был словно живой, он полз в начале по подоконнику, огибая горшки с цветами, добрался до кровати, осветив лицо мило спящего Николая, при попадании солнца, он рефлекторно прикрыл глаза рукой. Но, вспомнив события вчерашнего вечера, парень открыл глаза и улыбнувшись, прижал Нику к себе, она тихо сопела. Всё было спокойно, всё было так, как должно было быть, рано или поздно – это случилось бы.