Текст книги "В тихом омуте (СИ)"

Автор книги: Andrevictor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Позвонил мой знакомый из налоговой. Сообщил, что Кроу под подозрением в уклонении от уплаты налогов, и на следующий месяц назначен аудит его финансов.

Расследование только начиналось. И я уже тонул. Но я не собирался сдаваться без боя. Лоретта заплатила за правду своей жизнью. Кто-то должен был за нее получить ответ.

Исповедь грешника

Утро началось с кофе, который был на вкус как жидкая грязь, и с твердой решимости пойти туда, куда меня явно не ждали. Если система закрывала рот таким парням, как Лоусон, и запугивала таких, как я, значит, нужно было искать тех, кого система предала или забыла. Нужно было искать слабых. И в этом городе, полном грехов, прикрытых лаком благопристойности, самым слабым звеном мог оказаться тот, кто по долгу службы должен был эти грехи отпускать.

Я поехал к церкви. К моему удивлению, она оказалась не маленькой скромной церквушкой, приличествующей небольшому городку, а большой, каменной, готического стиля, с витражами и высоким шпилем, упирающимся в небо. Церкви Святого Иуды. Ирония судьбы или чей-то больной юмор – выбрать покровителем того, кто предал Христа, для города, который, казалось, предал сам себя.

Внутри было прохладно и пусто. Пахло воском, ладаном и старой древесиной. Солнечный свет, пробиваясь через витражи, рисовал на каменных плитах пола разноцветные пятна – кроваво-красные, глубоко-синие, болезненно-желтые. Я постоял немного в задних рядах, давая глазам привыкнуть к полумраку. Затем направился к исповедальне – темной, резной деревянной будке у стены. Рядом на скамье сидел человек в рясе и что-то читал в молитвеннике. Отец Донован.

Он поднял на меня глаза, и я увидел в них не ожидаемую набожность, а усталую, житейскую хитрость. Его лицо было полным, румяным, с мясистым носом и слишком пухлыми для священника губами. Он выглядел как удачливый лавочник, переодетый в священника для маскарада.

– Сын мой? Вы пришли на исповедь? – его голос был густым, медовым, привыкшим утешать и усыплять бдительность.

– В некотором роде, – сказал я, садясь рядом с ним на скамью. – Я пришел поговорить о исповеди другой женщины. Лоретты Мэйсон.

Его лицо дрогнуло. Медоточивость куда-то испарилась.

– Тайна исповеди священна, мистер… —

– Келлер, – представился я. – Джон Келлер. Частный детектив. И я понимаю, что тайна исповеди священна. Но я не спрашиваю о грехах, которые она вам поведала. Я спрашиваю о ее состоянии. Она была напугана? Она говорила, что боится кого-то? Может, она упоминала имена? Доктора Хейла? Мистера Кроу?

Он замялся. Его глаза бегали по сторонам, избегая моего взгляда. Он погладил свой молитвенник, как бы ища в нем утешения.

– Миссис Мэйсон… да, она была обеспокоена. В последнее время. Говорила о… о темных делах, творящихся в нашем городе. О том, что некоторые люди, облеченные властью и уважением, могут быть не теми, за кого себя выдают. Она чувствовала опасность. Просила совета.

– Она назвала эти имена? – настаивал я.

– Тайна исповеди… – начал он снова, но в его голосе не было прежней убежденности. Сквозь напускную набожность проглядывал страх. Страх реальный, животный.

– Отец Донован, – я понизил голос до доверительного шепота. – Ее убили. Вы понимаете? Кто-то вошел в ее дом и устроил утечку газа. Кто-то, кому она мешала. И если вы знаете что-то, что может помочь найти этого человека, и молчите, то это грех куда более тяжкий, чем нарушение тайны исповеди. Это соучастие. Молчаливое одобрение.

Он побледнел. Его рука с молитвенником дрогнула.

– Я… я не могу. Вы не понимаете. Эти люди… они всемогущи. Они разрушат меня. Они разрушат эту церковь. Они сожгут все дотла, лишь бы сохранить свои секреты.

– Они уже разрушают этот город, – парировал я. – По кирпичику. И Лоретта пыталась это остановить. Помогите ей закончить начатое.

Но он лишь покачал головой, его глаза стали стеклянными, непроницаемыми. Стена снова опустилась. Я понял, что здесь и сейчас я ничего не добьюсь. Он был слишком напуган. Мне нужен был другой ключ к нему. Что-то, что заставило бы его говорить. Какая-то его собственная тайна.

***

Я вышел из церкви, и яркий солнечный свет ударил мне в глаза, ослепляя после полумрака.

Мои следующие шаги: Проверить алиби каждого. Начать с тех, у кого нет железного алиби.

Я совершил несколько звонков, представившись страховым агентом, проверяющим обстоятельства дела.

Говард Кроу и шериф Блейк: Их алиби подтвердилось. Они всю вечер играли в покер в библиотеке поместья Кроу. Присутствовали еще два члена городского совета. Железное алиби.

Торрес: Я поехал на пограничный пункт пропуска. По данным таможенного журнала, его фургон пересек границу с Мексикой рано утром в день смерти Лоретты и вернулся только через два дня. Не мог быть убийцей.

Донован, Эдгарс, Хейл, Эвелин Кроу: Все были на ежегодном благотворительном балу в отеле «Гленвью». Я поговорил с портье. Их видели десятки людей. Алиби.

Мне нужно было подумать, перегруппироваться. И поесть. Я направился в закусочную «У Мэйбл» – единственное место в городе, которое выглядело хоть сколько-то живым и настоящим.

Внутри пахло жареным жиром, кофе и легкой грустью. Я занял столик у окна, выходящего на пустынную в этот час главную улицу, и заказал сендвич и кофе. Мои мысли крутились вокруг Донована. Его страх был неподдельным. Но чего он боялся больше? Гнева Божьего или гнева Кроу? В его глазах я видел не ужас грешника перед карами небесными, а земной, острый физический страх человека, который знает, что с ним могут сделать очень конкретные люди. Говорят, собаки могут ощущать чужой страх по запаху. За много лет моей работы полицейским детективом, а потом частным, я тоже научился его распознавать на подсознательном уровне.

Мою еду принесла молодая официантка, лет восемнадцати, с усталым лицом и живыми, любопытными глазами, в которых еще не погасла искра надежды. Ее бейджик гласил: «Бекки».

– Вам еще что-нибудь? – спросила она, пытаясь улыбнуться профессиональной улыбкой, которая плохо приставала к ее юному лицу.

– Может, информации, – сказал я, показывая удостоверение. – Джон Келлер, детектив. Расследую смерть Лоретты Мэйсон.

Ее улыбка мгновенно исчезла. Она оглянулась на пустой зал, но инстинктивно понизила голос.

– Я… я ничего не знаю. Она сюда нечасто заходила.

– Вы знали Джейн Уоллес? – спросил я напрямую, решив сменить тактику.

Она кивнула, ее глаза наполнились внезапной влагой. Она быстро вытерла их краем фартука.

– Мы иногда общались. Она была… другой. Видела мир как-то иначе. Всегда что-то рисовала, даже на салфетках. Говорила, что хочет уехать в Париж.

– И Эрика Кроу? Она с ним встречалась?

– Да, – прошептала она, снова озираясь. – Он ее обожал. Такие разные… он из той жизни, знаете ли, а она… она была вольной птицей. Но он смотрел на нее, как на чудо. Такое в кино показывают. А потом она исчезла. И он сломался. Стал молчаливым, закрытым. Теперь он всегда один, ходит, как тень.

– А что насчет отца Донована? – сменил я тему, почуяв слабину. – Он их духовный наставник? Венчаться собирались?

Лицо Бекки исказилось от внезапной, неподдельной ненависти. Такая ненависть рождается только от личной боли. Она наклонилась ко мне так близко, что я почувствовал запах ее дешевого шампуня и жареного картофеля.

– Он – гад. Гад в рясе. Он ко всем девочкам пристает. И к мальчикам тоже, говорят. Ко мне приставал, когда мне двенадцать было. В воскресной школе. Говорил, что это наш маленький секрет с Господом, что так он проверяет мою веру.

Ледяная волна прокатилась по моей спине. Вот оно. Ключ. Грязный, скользкий, но ключ. Именно то, что я искал.

– Вы кому-нибудь рассказывали? Родителям?

– Родителям. Они пошли к нему. Были в ярости. А на следующий день к нам домой пришел шериф Блейк. Не один, с еще одним офицером. Сказал, что я фантазерка, что я все выдумала, чтобы привлечь внимание, и что если мы не заткнемся и не прекратим позорить уважаемого человека, то моего отца уволят с молокозавода. А отец Донован потом принес нам большую корзину с продуктами к Рождеству. Как милостыню. Сказал, что прощает нас. – Ее голос дрожал от ярости и унижения, глаза блестели от непролитых слез.

Я поблагодарил ее, оставил на столе крупную купюру – слишком крупную для чаевых, – и вышел. Воздух снаружи показался мне грязным после той грязи, что я только что узнал. У меня в руках была бомба. Теперь я знал, как заставить Донована заговорить. Но делать это следовало осторожно. Не в церкви. Не на его территории.

***

Я решил подождать. Посмотреть, куда он пойдет, с кем встретится. У меня было чувство, что его страх не ограничивается только мной. Он боялся кого-то еще.

Я устроился в своей машине напротив церкви, притушил свет и закурил, приготовившись к долгому ожиданию. Часы тянулись медленно. Город жил своей размеренной, сонной жизнью. Машины проезжали редкими огоньками, люди шли по своим делам. Ничего не происходило.

И тогда я увидел его. Донован вышел из боковой двери церкви, не в рясе, а в обычном темном костюме и шляпе, надвинутой на глаза. Он огляделся по сторонам, быстро и нервно, и зашагал в сторону от центра, направляясь в беднейшие кварталы города.

Я последовал за ним пешком, держась на почтительной дистанции. Он шел быстро, не оглядываясь, явно знал куда и зачем. Он свернул в узкий, грязный переулок за городской прачечной. Я прижался к стене, выглянул из-за угла.

В переулке его ждал шериф Блейк. Он стоял, прислонившись к кирпичной стене, и курил сигару. Донован что-то сказал ему, жестикулируя. Блейк слушал его с каменным лицом, затем кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака конверт и сунул его Доновану. Тот жадно схватил его, сунул в свой карман, кивнул и, почти побежав, скрылся в другом конце переулка. Блейк посмотрел ему вслед с выражением глубочайшего презрения, бросил сигару, раздавил ее каблуком, сплюнул и неспешно пошел в противоположную сторону.

Я стоял, прилипший к холодному кирпичу, и пытался переварить увиденное. Шериф платит священнику. Но за что? За молчание? За информацию, полученную на исповеди? Это было чудовищно. Это было даже не коррупция. Это было нечто большее. Это было системное разложение, пожирающее город изнутри.

***

Я решил следовать за Блейком. Донован мог подождать. Шериф был рыбой покрупнее.

Блейк дошел до своей патрульной машины, сел в нее и поехал. Я прыгнул в свой «Плимут» и последовал за ним, держась на расстоянии двух-трех машин. Он ехал не на участок, а к промзоне, к складам и железнодорожным путям. Он свернул на территорию какого-то предприятия – «Торрес Грузоперевозки».

Я припарковался в тени заброшенного вагона в полукилометре от ворот и достал бинокль. Блейк вышел из машины, поговорил с охранником у ворот, и его впустили внутрь. Я видел, как он пересек огромную, освещенную прожекторами площадку и скрылся в одном из ангаров.

Мне нужно было попасть внутрь. Посмотреть, чем там занимается шериф в рабочее время. Я обошел забор, нашел дыру в сетке и проскользнул на территорию. Пахло соляркой, пылью и чем-то еще, сладковатым и неприятным.

Я подкрался к тому ангару, куда зашел Блейк. Задняя дверь была приоткрыта. Я заглянул внутрь.

И замер. Внутри ангара стоял огромный фургон без стекол. Его задние двери были распахнуты. И из него, под присмотром Блейка и какого-то коренастого, толстого мужчины в дорогом костюме (должно быть, сам Торрес), выходили люди. Мужчины, женщины, дети. Они выглядели изможденными, испуганными. Они молча, покорно строились в ряд, их вещи – узелки и рюкзаки – были заброшены в кучу поодаль. Торрес что-то говорил им в лицо, тыкая пальцем, а Блейк стоял рядом, сложив руки на груди, и смотрел на это с безучастным видом, как фермер на скот.

Нелегалы. Торрес занимался их перевозкой. А шериф Блейк ему покровительствовал. За долю, конечно.

Я почувствовал тошноту. Это было уже за пределами Лоретты и Джейн. Это была огромная, отлаженная машина по перемалыванию людских судеб. И Блейк был ее частью.

Я отступил в тень, мои руки дрожали. Мне нужно было убираться отсюда. Если меня найдут здесь, меня просто прирежут и бросят в одном из этих фургонов.

Я выбрался тем же путем, вернулся к машине и сидел там несколько минут, пытаясь унять дрожь и привести мысли в порядок. Город был гораздо больше, грязнее и опаснее, чем я мог предположить. И Лоретта, со своим расследованием пропажи одной девушки, наткнулась на это гигантское гниющее под городом чудовище.

Я поехал в бар «Последний шанс». Бармен Тед с неприязнью посмотрел на меня, но заказанный двойной виски принес. Я увидел на прилавке толстую тетрадь с именами должников и цифрами. Некоторые были за сотню. Я, улыбаясь самой дружелюбной из своих наклеенных улыбок, посочувствовал Теду, сказав, что он работает на ногах чуть ли не целые сутки, а посетители-должники оставляют его без честно заработанной прибыли.

Он чуть оттаял и сказал, что если он будет обслуживать толно за наличные, к нему вообще перестанут ходить. Бар находится не в самом респектабельном районе, и жильцы часто перебиваются от зарплаты до зарплаты. Зато, здесь живут честные работяги, и грабежей здесь очень мало.

Я плавно перевел разговор на Гарольда, напомнив, что его фирма недавно обанкротилась. Тед, поморщившись, сказал, что Гарольд действительно задолжал ему несколько сотен долларов, но недавно смог расплатиться. – Заказал в тот вечер более дорогой виски, сидел и плакал.

Я допил свой виски, пожелал Теду удачи и вышел.

***

Мне нужно было вернуться к Гарольду. К единственному прямому свидетелю, которого я пока нашел. Пора было перестать ходить вокруг да около и надавить на него по-настоящему.

Я поехал на Элм-стрит. В доме горел свет. Я постучал в дверь. Гарольд открыл. От него снова пахло алкоголем, но на этот раз в его глазах был не агрессия, а животный, неприкрытый страх.

– Ты?! – просипел он, пытаясь захлопнуть дверь. – Я же сказал тебе убираться к черту!

Я уперся плечом в дверь и заставил его отступить.

– Мы поговорим, Гарольд. Здесь или в кабинете окружного прокурора. Выбирай.

Он отступил в гостиную, его руки тряслись.

– Чего ты хочешь? Я ничего не знаю!

– Я знаю про Эллиса, Гарольд, – я подошел к нему вплотную. – Я знаю, что он дал тебе деньги. Много денег. За что? За молчание? За то, что ты не помешал ему убить твою жену?

Он затрясся, его лицо исказилось от ужаса. Запах перегара и пота стал резче.

– Нет! Я не… Я не знал, что они ее убьют! Они сказали, что просто напугают ее! Заберут ее бумаги! И все! Я думал, они просто угрожают!

– Кто они? – я наступил на него, заставляя отступить к дивану. – Кто пришел к тебе, Гарольд? Эллис?

– Да! Он! – выдохнул он, ломаясь. Слезы брызнули из его глаз. – Он пришел ко мне ночью! Сказал, что у Лоретты есть кое-что, что принадлежит ему. Какие-то бумаги, фотография. Сказал, что если я помогу ему это забрать, то он заплатит мне. Закроет все мои долги. А если нет… то меня найдут на свалке вместе с ней. Я испугался! Я был пьян, я не думал! Я сказал, когда меня не будет дома весь вечер и всю ноочь! А потом… потом она умерла! И он принес мне деньги. Наличными. И сказал, чтобы я молчал. Как могила. Иначе придет за мной. Он знает, где я живу. Он знает, что я банкрот. Он знает все! Он приказал мне сказать на дознании в полиции, что в тот вечер дом был заперт изнутри на засов и мне пришлось разбить окно, чтобы попасть внутрь.

Он разрыдался, упав на колени. Жалкий, сломленный человек, продавший свою жену за конверт с деньгами и свою собственную шкуру.

Я смотрел на него без жалости. Только с холодной, обжигающей яростью. Он был виновен не меньше того, кто повернул ручку газового крана.

– Где он, Гарольд? Где найти Эллиса? Где его логово?

– Я не знаю точно! Клянусь! Он живет где-то на старой лесной дороге, на северной окраине. В большом доме за высоким забором, с собаками. Все его боятся. Говорят, он из мафии. Из Чикаго. Говорят, у него руки по локоть в крови. Пожалуйста, уходите! Если он узнает, что я вам сказал…

Я оставил его рыдать на полу в луже собственного страха и вины и вышел. Воздух снаружи был холодным и чистым. У меня теперь было имя. И приблизительное место. Эллис. Старый укрепленный дом на северной окраине. Бывший мафиози из Чикаго.

***

Я сел в машину и посмотрел на спящий город. Огни в окнах казались такими мирными, такими обманчивыми. Паутина начинала расползаться, и я видел ее нити все четче. И я был в самом ее центре.

Я сидел в машине, двигатель был заглушен, и тишина давила на уши после воплей Гарольда. От его слов в воздухе висела вонь страха и предательства. Он продал жену за несколько тысяч долларов. Не по злобе, не из-за ненависти. Из-за слабости. Из-за долгов. Из-за того, что какой-то ублюдок по имени Эллис пришел и предложил ему сделку, от которой его алкогольное мужество развеялось как дым.

Эллис. Призрак. Тень из Чикаго с руками по локоть в крови. Он был связующим звеном. Тем, кто «решает проблемы». Для Кроу? Для Хейла? Для самого Блейка? Он был молотком, которым забивали гвозди в крышки чужих гробов. И теперь мне нужно было найти этот молоток.

Но сначала нужно было проверить другую ниточку. Торрес. И его склад с человеческим товаром. Если Блейк был в этом замешан, это давало мне рычаг на него. Больший, чем он имел на меня.

Я завел машину и поехал обратно в промзону. Ночь была моим союзником, прикрывая меня своим темным плащом. Я оставил «Плимут» в той же точке, в тени заброшенного вагона, и снова, как тень, проскользнул через дыру в заборе.

На этот раз площадка была пуста. Фургон уехал, увозя с собой свой груз отчаявшихся душ. Куда то на ферму. В ангаре горел свет. Я подкрался к тому же заднему входу и заглянул внутрь.

Торрес и Блейк сидели за столом, составленным из ящиков. На столе стояла бутылка виски и две стопки. Они не пили. Они считали деньги. Пачки банкнот. Стодолларовые купюры. Торрес, красный от напряжения, пересчитывал пачки, слюнявя пальцы. Блейк сидел напротив, откинувшись на стуле, с сигарой в зубах, и наблюдал. Его лицо выражало глубочайшее, скучающее презрение. Он был над этим. Он был получателем дани.

– ...и за десять голов с детьми, по тридцать с носа, итого триста, – бормотал Торрес, откладывая пачку. – Минус расходы на бензин, на еду для них... ну, скажем, двести восемьдесят чистыми. Половина тебе, половина мне. Сто сорок.

Он протянул пачку денег Блейку. Тот даже не посмотрел на нее, сунул в карман пиджака.

– Следующий рейс через неделю. Будет больше. Двадцать голов. Бери больше грузовиков.

– Рискованно, Шериф, – поморщился Торрес. – Если пограничники...

– Я решу вопрос с пограничниками, – отрезал Блейк. – Ты беспокойся о своем деле. Чтобы тихо и без происшествий. Как в прошлый раз. Та девочка, что захлебнулась в собственной блевотине... это нехорошо. Хлопот много.

– Не повторится, – поспешно сказал Торрес. – В этот раз повезут в лучших условиях.

Они говорили о людях, как о скоте. О грузе. Я чувствовал, как ярость поднимается во мне, горячая и кислая. Я хотел ворваться туда и приставить ствол ко лбу каждого из них. Но это было бы самоубийством.

Внезапно Блейк поднял голову, словно почуяв что-то. Его взгляд скользнул в сторону двери, где я стоял. Я отпрянул в тень, прижавшись к холодной металлической стене ангара, затаив дыхание.

– Что-то? – спросил Торрес.

– Ничего. Показалось, – пробурчал Блейк. – Кончай с этим и гаси свет. Я поехал.

Я услышал, как скрипят стулья. Мне нужно было убираться. Я отполз от ангара и, пригнувшись, побежал к забору. Сердце колотилось где-то в горле. Я проскользнул через дыру и, не оглядываясь, добежал до своей машины. Я завел ее и вырулил на дорогу как раз в тот момент, когда фары патрульной машины Блейка выезжали со территории «Торрес Грузоперевозок».

Я не стал его преследовать. У меня и так было достаточно. Я видел и слышал достаточно, чтобы похоронить его. Но это было бесполезно. Он был шерифом. Его слово здесь было законом. Мне нужны были доказательства. Неопровержимые. И свидетели.

Я поехал обратно в город, мои мысли метались, как пойманные в ловушку мухи. Торрес, Блейк, нелегалы... Это было больше, чем я мог переварить. Лоретта искала одну пропавшую девушку и наткнулась на это? На всю эту систему? Она была мухой, которая села на паутину, и паук немедленно пришел ее устранить.

Мне нужно было поговорить с Лоусоном. Редактор газеты. Он боялся, но он был честным. Может, увидев масштаб зла, он найдет в себе мужество помочь. Или хотя бы предоставит мне свои архивы, чтобы я мог копнуть глубже в историю Эллиса.

***

Редакция «Гленвью Газетт» была темной. Я постучал в стеклянную дверь. Никого. Я уже хотел уходить, когда увидел слабый свет в глубине здания. Я обошел дом и нашел задний вход – незапертую дверь в типографию.

Внутри пахло краской и бумагой. И в дальнем углу, за столом, под лампой с зеленым абажуром сидел Лоусон. Он не работал. Он просто сидел и смотрел в пустоту, держа в руках стакан с виски.

– Лоусон? – позвал я тихо.

Он вздрогнул, обернулся. Его лицо было серым и изможденным.

– Келлер? Черт возьми, вы меня напугали. Что вы здесь делаете? Убирайтесь, пока вас не увидели.

– Мне нужна ваша помощь, – я подошел к его столу. – Я видел кое-что сегодня. На складе Торреса. Блейк и Торрес. Они перевозят нелегалов. Как скот. И делят деньги.

Лоусон закрыл глаза, как будто от физической боли.

– Я знаю, – прошептал он.

– Вы знаете? И молчите?

– А что я могу сделать? – его голос сорвался на визгливую ноту. – Напечатаю статью? На следующее утро моя редакция сгорит дотла, а меня найдут в реке с кирпичами на шее! Вы не понимаете, как все устроено здесь! Блейк – только мелкая сошка. Над ним есть другие. Кроу. Эллис. Они владеют этим городом!

– Лоретта пыталась что-то сделать! – я ударил кулаком по столу, и он вздрогнул. – И ее убили! Вы хотите сказать, что ее смерть ничего не значит?

– Ее смерть значит то, что она была предупреждением для всех остальных! – крикнул он в ответ. – Для меня! Для вас! Уезжайте, Келлер! Пока не стало слишком поздно!

– Я не могу уехать, – я сел на стул напротив него, чувствуя внезапную усталость. – Я должен докопаться до правды. Хотя бы для ее сестры. Помогите мне. Дайте мне хоть что-то. Архивы. Информацию об Эллисе. О его связях с Чикаго.

Он смотрел на меня долгим, тяжелым взглядом. В его глазах боролись страх и остатки совести. Наконец, он тяжело вздохнул.

– Ладно. Черт с вами. Идите за мной.

Он повел меня в ту самую комнату с архивами. Он порылся на полках и достал толстую папку с вырезками не из местной газеты, а из чикагских бульварных листков.

– Я сам копал, – признался он. – После того как Лоретта начала задавать вопросы. Не смог удержаться. Вот. Смотрите.

Я открыл папку. Старые, пожелтевшие вырезки. Фотографии. На одной из них был молодой мужчина со шрамом на щеке и жестокими глазами. Он стоял среди других подобных ему типов у какого-то то ли ресторана, то ли клуба. Подпись: «Артур «Бык» Морган, один из подручных Аль Капоне, задержан по подозрению в рэкете».

– Артур Эллис, бывший Морган – прошептал я. – «Бык».

– Да, – кивнул Лоусон. – Он был головорезом у Капоне. Но потом что-то случилось. Ходили слухи, он что-то украл у своих. Деньги. Или что-то очень важное. Информацию. Скрылся. Исчез. Все думали, что его убили. А он объявился здесь, лет пять назад. Купил себе дом на окраине, ведет себя тихо. Но все его боятся. И все знают, что если нужна «работа», нужно идти к нему. Блейк его покрывает, конечно. За долю.

– Что он украл? – спросил я, листая страницы. – Что было так важно?

– Не знаю, – пожал плечами Лоусон. – Деньги, наверное. Много денег. Но ходят слухи... – он понизил голос, – что это были не просто деньги. Что это был компромат. На очень влиятельных людей. И что он использует это, чтобы держать их в напряжении. Поэтому его и терпят здесь. Поэтому ему все позволяют.

Компромат. Фотографии. Связи. Все сходилось. Лоретта нашла что-то в Лос-Анджелесе. Фотографию. Эллис и какая-то женщина из города. С ребенком. Что-то, что могло его или ее скомпрометировать. Раскрыть его прошлое или нечто большее.

– Спасибо, Лоусон, – я захлопнул папку. – Это многое объясняет.

– Берите, – он махнул рукой. – Только убирайтесь отсюда. И если вас поймают с этим... я вас не знаю.

Я сунул папку под мышку и вышел через черный ход. Ночь стала еще темнее. У меня в руках была история Эллиса. Теперь мне нужно было найти его самого.

***

Я поехал на северную окраину, как сказал Гарольд. Лесная дорога была узкой и разбитой. Я ехал медленно, с выключенными фарами, полагаясь на лунный свет. Я искал любой признак жизни – забор, собачий лай, свет.

И я нашел. Примерно через милю я увидел высокий каменный забор, увенчанный колючей проволокой. За ним виднелась крыша большого, темного дома. Ни одного огонька. Ни звука. Как склеп.

Я припарковался в кустах в сотне ярдов от ворот и достал бинокль. Ворота были массивными, железными. По периметру – таблички «Осторожно, злая собака». Но собак не было видно. Возможно, они были спущены, чтобы не лаять без причины.

Я наблюдал почти час. Ничего. Ни движения, ни света. Казалось, дом был пуст. Но я чувствовал, что это не так. Я чувствовал чей-то взгляд на себе. Кто-то наблюдал за мной из-за этих темных окон.

Внезапно фары другой машины ослепили меня. Она ехала по дороге ко мне. Я пригнулся, стараясь стать невидимым. Это был большой черный «Кадиллак». Он подъехал к воротам, они бесшумно открылись, и машина въехала внутрь. Ворота закрылись.

Я успел разглядеть за рулем крупного, грузного мужчину в шляпе. Эллис? Возможно. Он куда-то ездил ночью. По делам.

Я ждал еще немного, но больше ничего не происходило. Мне нужно было возвращаться. У меня теперь было достаточно информации, чтобы начать действовать. Но действовать нужно было осторожно. Эллис был не тем, к кому можно было просто прийти и начать задавать вопросы.

Я развернулся и поехал обратно в город. По дороге меня снова обогнала патрульная машина. Блейк. Он снова ехал в сторону складов Торреса. Его ночной дозор.

***

Я вернулся в свой мотель. Номер казался мне клеткой. Я запер дверь, поставил стул под ручку и сел на кровать, положив «Браунинг» рядом с собой.

Я достал папку Лоусона и снова стал листать ее. Артур «Бык» Эллис. Его жестокое, молодое лицо смотрело на меня с пожелтевшей бумаги. Что он украл? Что было в той фотографии, которую нашла Лоретта?

И потом я что-то нашел. Не в чикагских вырезках, а вклеенный листок из местной газеты – небольшое упоминание о социальном событии годами ранее. Благотворительный бал семьи Кроу. И среди гостей был назван некий «Артур Эллис, бизнесмен и филантроп из Чикаго». А рядом – фотография. Нечеткая, смазанная, но на ней можно было разглядеть Эллиса, уже старше, дороже одетого, и рядом с ним – Эвелин Кроу, жену застройщика. Они улыбались в камеру, но стояли вплотную друг к другу.

И тогда до меня дошло. Фотография из прошлого. Эллис и Эвелин Кроу. Был ли ребенок, о котором писала Лоретта?

Лоретта нашла это или что-то другое. Она каким-то образом выяснила, что у Эвелин Кроу был ребенок от Эллиса. До замужества? Во время? Это был скандал, который мог разрушить репутацию семьи Кроу. Империю. И Эллис, этот головорез, был отцом.

И Лоретта решила использовать это. Как рычаг? Как угрозу? Она пошла к Доновану за советом, а он, испугавшись, предупредил Блейка, а Блейк предупредил Кроу или самого Эллиса.

И они убили ее. Не потому что она знала о Джейн. А потому что она знала об этом. О самом большом, самом грязном секрете города.

Я начал редактировать таблицу: МОТИВ, ВОЗМОЖНОСТЬ, АЛИБИ.

* ГАРОЛЬД МЭЙСОН. *Мотив:* Ревность, деньги, страх. *Возможность:* Был в городе. *Алиби:* Слабое. Бар «Последний шанс», отсутствовал на 20-30 минут. Он – не убийца. Ему заплатили за молчание.

* ШЕРИФ БЛЕЙК. *Мотив:* Страх разоблачения (крышевание Торреса, Хейла). *Возможность:* Ресурсы, доступ. *Алиби:* Проверить. По словам Томми, его видели утром. Установить местонахождение вечером. Играл в карты с Говардом Кроу. Есть алиби.

* ДОКТОР ХЕЙЛ. *Мотив:* Страх разоблачения (аборты, наркотики). *Возможность:* Знает дом, имеет доступ. *Алиби:* ? Был на благотворительном балу допоздна.

* АРТУР ЭЛЛИС. *Мотив:* Приказ Кроу, защита своих секретов (украденные деньги). *Возможность:* Профессионал. *Алиби:* ? Алиби нет.

* ЭВЕЛИН КРОУ. *Мотив:* Защита репутации, семьи, своего прошлого. *Возможность:* Могла войти в дом, пока Гарольда не было. *Алиби:* ? Была на благотворительном балу допоздна.

* ГОВАРД КРОУ. *Мотив:* Прикрытие аборта Джейн, защита сына, контроль над городом. *Возможность:* Не напрямую, через других. *Алиби:* ? Играл в карты с Блейком и другими. Есть алиби.

* ТОРРЕС. *Мотив:* Исполнение приказа. *Возможность:* Физическая сила, логистика. *Алиби:* Отсутствовал в стране. Есть алиби.

* ДОНОВАН Мотив:* Страх разоблачения (педофилия). *Возможность:* Низкая. *Алиби:* ?

* ЭДГАРС. *Мотив:* Страх разоблачения (отмывание денег). *Возможность:* Низкая. *Алиби:* ?

Я обвел имя в своем списке. АРТУР ЭЛЛИС. У него не было алиби. Никто не мог подтвердить его местонахождение в ту ночь. Томми видел его автомобиль у дома Мейсонов. У него был мотив – защита своего прошлого и украденных денег. И он имел возможности – он был профессионалом, который мог сделать это чисто.

Вот и все. Пазл сложился. У всех них были свои коконы из лжи и прикрытий. У Блейка и Кроу – их карточная игра, у остальных – их благотворительный бал. Даже у жалкого Гарольда было свое алиби, хоть и дырявое, как решето. А у Эллиса не было ничего. Ничего, кроме большого черного «Кадиллака», который он не смог спрятать от глаз мальчишки-шпиона. Он был здесь. В ту самую ночь. Он наблюдал, как гаснет свет в доме Лоретты Мэйсон. Он давал сигнал. Или получал его. Он был мозгом и, возможно, рукой этой операции. Теперь мне нужно не искать убийцу. Мне нужно доказать, что это был он.

Он был моим главным подозреваемым. Теперь нужно было найти доказательства.

Я откинулся на подушку, закрыв глаза. Картина была почти полной. Но чтобы доказать это, мне нужна была та самая фотография. Та, что нашла Лоретта. Или другое весомое доказательство.

И мне нужно было поговорить с миссис Кроу. С этой железной леди, которая построила все с нуля и которая, возможно, была готова убить, чтобы сохранить свою идеальную жизнь.

Но сначала мне нужно было выжить эту ночь. Я чувствовал, что паутина сжимается вокруг меня. Блейк, Эллис, Кроу... они знали, что я здесь. И знали, что я копаю.

Я потушил свет и лег, не раздеваясь, с пистолетом в руке. Я слушал ночные звуки – скрип половиц, шум машин на шоссе, лай далекой собаки. Каждый звук казался угрозой.