Текст книги "Другой сценарий (СИ)"

Автор книги: Ande

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Глава 18

– Пойми простую вещь, Колян. Флобер – отец всех этих перверсий. Когда мужик ведет весьма подробный рассказ от имени Госпожи Бовари – это неспроста.

Я зачерпнул лопатой мусор, закинул в носилки. Фред тоже кинул туда же лопату помоев, и продолжил:

– Смирись, история культуры и политики человечества, сильно завязана на гомиков.

Мы начали с обсуждения «Пером и шпагой», но быстро перешли к обобщениям.

Этой интеллектуальной беседе, предшествовала моя напряженная возня по обустройству на новом месте. Жить с комфортом, в советском городе, не только дорого. Еще это отнимает кучу времени.

На следующий день, после вселения, я познакомился с хозяевами. Приятные ребята лет тридцати. Вадим и Лена. Работают в Институте постоянного тока. Для советских людей парень, готовый заплатить за раз годовую зарплату инженера – человек подозрительный. Вместе с Евгением Михайловичем как могли их успокоили. И только они вроде как успокоились, я достал из рюкзака пачку сотенных, и отсчитал им за год. Пришлось еще некоторое время объяснять, что я хороший, и старушек-процентщиц, с последующими конфискациями и оргвыводами не предвидится.

Евгений Михайлович, проводив хозяев, испросил разрешения остаться и воспользоваться телефоном. Двушек не напасешься, Коля, с этой деятельностью. Это еще если быстро автомат найдешь работающий.

Это да. А чтоб позвонить маме, за сто километров, мне нужно ехать в отделение связи, чтоб воспользоваться междугородним телефоном-автоматом. Впрочем, система междугородних кодов уже существует. И телефон в снятой мной квартире сильно облегчал коммуникации.

Задержавшись у меня на сорок минут, Евгений Михайлович получил от меня еще и кофе. В процессе непринужденной болтовни, он между делом поинтересовался наличием у меня желания приобрести жилье в славном городе Ленинграде. Заверил в своем жгучем интересе к этому вопросу.

– Но, пока суть да дело, Евгений Михайлович, может у вас кто машину продает? Я бы купил, а то, чувствую, ноги сотру.

Он в очередной раз задумчиво посмотрел на меня, и пообещал что-нибудь узнать. Верка, из комиссионки на Разъезжей, тоже пообещала что-нибудь узнать, а пока, Коль, ты бы заехал, тут кое-что подвезли.

В общем, неделю я был занят всякой фигней, мотаясь по городу. Хотя, не сказать что я сильно страдал. Жизнь сейчас хоть и страшно неудобная, но по-своему уютная. Ты, проходя мимо пивного ларька на Лиговке, берешь кружечку. И вполне приятно и содержательно беседуешь с соседям по столику – со спившимся люмпеном, откинувшимся сидельцем, и военным в отпуске. И расстаетесь вы вполне по-дружески. И всех разговоров – что там с «Зенитом»? А когда я безапелляционно заявил, что в этом сезоне «Зенит» будет чемпионом, то мне даже пытались налить.

Тем не менее, пердячим паром добыл кофеварку. Капельную, но все же. И автоответчик. С учетом того, что я старался не сильно отсвечивать в местах тусовок всего этого околофарцового истеблишмента, это достижение.

Приятно провел выходные с мамой, а потом приехал к нашему с парнями старшему другу Фреду. Он учился в нашей школе. В одном классе с парнями, что бомбят сейчас валютчиков на площади Искусств. Впрочем, относился он к ним несколько брезгливо.

И только тут я сообразил, что в миллиметре от необходимости отказаться от всех своих планов.

Андрей Александров, по прозвищу Фред, один из двух чистых, без примесей и оговорок, гениев, с которыми я столкнулся в жизни. Один из них, москвич Леха – был ярче и круче. Но там нужно писать отдельную, большую и грустную книгу о гении и обществе. А вот Фред, он жесточайший апологет непубличности.

Очень трудно сказать, чем же он занимается. Если говорить просто – он все ЗНАЕТ. Он не унылый аналог Большой Советской Энциклопедии, как Вассерман. Еще до поступления в институт, он начал обрастать знакомствами и знаниями, самого различного толка. Его всегда страшно интересовало устройство общества вокруг, и его потайные пружины. Он, совершенно задаром, делал множество вещей, только ради получения информации. Результаты этого увлечения пошли достаточно быстро.

Сейчас он аспирант ЛИИЖта. Работает дворником, получив квартиру. Если кто-то думает, что получить должность дворника с квартирой в Питере восемьдесят четвертого просто, он ошибается. Рядом со входом в квартиру стоит лада-шестерка. Не его. Он на ней ездит.

Это еще одна его особенность. Даже в двадцатом году двадцать первого века у него ничего не было. Те, кто был в теме, знали, что он контролирует пару оффшорных банков, и несколько крупнейших предприятий. Что он, тот самый человек, что организовал, к примеру, финансирование создания сети «В Контакте». Забавно, но основными инвесторами стали тамбовские бандиты и Лев Лаваев. И, как я догадываюсь, Фред поимел с этой истории больше всех. Но, формально – в природе не существует ни одного юридического документа, где стоит его подпись.

Насколько я помню, это последнее лето, когда он именно работает дворником. Числиться дворником, он будет года до девяносто второго. Работать будут другие. А он этой осенью защитится и устроится директором (Неформально. Никаких подписей!), одной андерграундной рок-группы. Эта группа будет популярна и в двадцать первом веке. Но он поработает с ней всего пару лет. Снимет всю интересующую его информацию, получит порцию еще каких-то знакомств, и уйдет. Сделав заодно группу всесоюзно известной и любимой.

У него такое правило. Используя кого-то или что-то, он обязательно это компенсирует. В похожем формате работал Борис Березовский, но стал жертвой публичности и политических амбиций. А наш хороший товарищ Фред всегда плевал на политику. Мне кажется, ему страшно нравится процесс. Тем не менее, увидев его, я чуть не дал себе по голове. Мудак я. К человеку, живущему обменом информации, прийти с просьбой вывезти за рубеж двадцать килограммов американских денег?! Нет, он, безусловно, помог бы. Но как, где и когда бы мне это аукнулось, это вопрос. Нет сомнений, что как-то бы аукнулось. Это не говоря о том, что окинув меня взглядом, он спросил:

– А советский специалист, это Татьяна Николаевна?

И я в очередной раз мыслено хлопнул себя по башке. Я одет в ассортимент магазина «Березка». Там в это время, кроме иностранцев, одеваются те, кого называют «советский специалист». Различные советники, в том числе военные, технические консультанты, и дипломаты, отработавшие за рубежом. Я, по возрасту, могу быть только чей-то сын.

Проблема в том, что Фред знает, что моя – мама невыездная, и сколько она зарабатывает. Я задумался. Фред с иронией наблюдал за моей задумчивостью. И я рассказал ему почти всю правду. Ну, то есть, что спер деньги у вороватой начальницы райпо. Беда в том, что он мгновенно разглядит ложь. А рассказывать всю правду я не хочу. Да и не могу. Сожрав порцию информации, он кивнул:

– Теперь все понятно. Тут у меня работы привалило. Поможешь?

– Тарелку супа нальешь?

– А просто помочь другу – западло?

– Какой ты, Фред, друг, без супа-то?

– Только после отработки!

Я забыл, что в эти выходные в Питере прошли выпускные вечера. Это не только школьники. Это еще и военные и морские училища. И некоторые вузы. Но все это о том, что мы с Фредом потом около часа убирали мусор на его участке. Попутно обсуждая влияние гомосексуальности автора на текст, что он пишет. Соглашаясь, что Флобер был явно педик, я поинтересовался советской литературой.

– Да ты сам все знаешь! Есенин. С его «Пастушками» и нежным Мариенгофом.

– Олеша?

– Скорее всего. Вычурная проза. Странная судьба. В чем-то схожа со многими латентными гомиками. Да и Конецкий, если приглядеться…

– Ты, Фред, фильтруй. Виктор Викторович может быть хоть китоложцем. Не влияет. Поскольку человек – правильный.

За разговором мы отнесли носилки к мусорным контейнерам. Принесли, развернули и подключили шланг. Я заметал метлой, а Фред смывал в водосток.

– Не ожидал я, Дух, что тебя в криминал потянет. Мне казалось, ты в Обнинск вернешься…

– Не думай, что я завтра пойду к Русскому музею. Но времена настают мутные. Странно, что ты этого не видишь. И вообще, я в финэк восстанавливаюсь.

Его квартира в бывшей дворницкой. С отдельным входом, две комнаты и кухня с санузлом. Очень приличная, по питерским меркам. Помыли руки, и прошли на кухню. Жареная картошка с сосисками – очень воодушевляет. Намешав растворимого кофе, вышли из квартиры и уселись на лавочку у Фреда под окном. Закурили.

– А Иво все же на буксире?

– У него план.

– Зато ты, Коля, без руля и без ветрил. Хотя финэк – дальновидно, чего там говорить.

– Ты бы видел, какие там девушки!

– Еще немного и я поверю.

– Слушай, раз у меня деньги появились, не поможешь вызов в чухну сделать? Родственный?

Он некоторое время молчал. Потом встал и отнес сигарету в урну.

– На вас двоих это будет стоить тысячи полторы. И вы не сможете выехать одновременно.

Бгггг. Он знает и помнит, что мы с Сурковым все делаем вдвоем. Он первый назвал нас – «Эти двое с бутылкой».

– Да какая разница? Съездить, осмотреться. Да и вообще подумать, что оно такое.

– Позвони через неделю, после восьми. Я думаю, что все будет.

Уходя, я злился на себя. Хотя все к лучшему. Даже моя безмозглость сработала на пользу. У него нет вопросов по внезапным деньгам у меня. А это пригодится. И, неожиданно получил возможность легального выезда. Для остальных, кстати, Фред посоветовал придерживаться версии про наследство после деда. Вполне прокатит даже для ментов, это ты, Дух, неплохо сообразил.

В следующее воскресенье я, ночным поездом, уехал в Москву.

Глава 19

Город Обнинск и в двадцать первом веке останется таким же. Неспешным, деловитым, типовым городом. Разве что появятся ТЦ и новые кварталы.

Первые, кого я увидел, войдя в деканат, это была моя бывшая, и её муж. Мой хороший товарищ всю мою последующую жизнь – Валера Татищев.

С учетом обстоятельств – его жена была на первом курсе моей девушкой, дружбы между нами не было. Она бы не позволила. Но всю жизнь мы с ним пересекались и имели деловые контакты. Достаточно сказать, что он был разработчиком КД приборов, что я выпускал на заводике, что у меня отжали.

Валера, в отличие от меня, был изначально нацелен на серьезную академическую карьеру. И она у него вполне сложилась. Блестящий аналитик, смелый теоретик, вдумчивый ученый – это все про него.

Да и о том, что моя песенка, как владельца завода, спета, мне сказал он. Он просто просчитал ситуацию раньше меня. Он тогда приехал ко мне в офис, и спросил:

– Ну что, Коля. Олег у тебя завод уже купил?

И меня наконец озарило. Был декабрь, у меня недавно помер лучший друг, а тут еще непонятная возня вокруг производства. Я, вообще-то, думал это губер лезет в долю. Смотрел на это философски, твердо зная, что отделаюсь легко. Ну, отслюню ему долю, процентов пять. Ну, дам парадную должность какому-нибудь его племяннику. Он, этот племянник, в конце концов, сгинет где-нибудь в Майами, объявляясь пару раз в год с просьбой заслать деньжат. Ну и хер с ними.

А на очевидные несуразности, указывающие на то, что мной занялся серьезный парень, не обращал внимания. Но Валерины слова меня встряхнули, и я отчетливо понял, что мне кранты. Ну, то есть, я мог оставить захватчика с носом. Продавшись другому захватчику. И никак иначе. А быть самостоятельным мне уже не дадут.

Валера между тем говорил:

– Коль. Если я правильно понимаю, заплатят тебе очень прилично, и ты теперь богач.

– Иди в жопу. Исполнив контракты, я бы имел на порядок больше. Не говоря о том, что можно было расширяться.

– Николай Петрович! Ты – лучший из стартаперов которых я знаю. Ты умудряешься из говна и палок замутить действующее производство там, где остальные уходят с убытком. Это не эти, нынешние. Надергал баз из тырнета, скоммутировал их движком из игрушки, и туда же – я сделал ПРОЕКТ, и веду еще три. И даже миллион рублей заработал.

В этом месте мы с ним начали ржать. К нему один такой недавно приходил, и он мне присылал видеозапись беседы. Петросян нервно курит.

– У меня к тебе предложение, Петрович. Смотри какую я штуку придумал, – он развернул на столе большой лист эскиза блок-схемы. – Ты помнишь, сколько стоило обследование ЛАЭС под продление ресурса?

– Пятерку ярдов, правда поэтапно.

– И мы ни при чем?

– Ну, не все же сразу. Там и без меня желающих – три института, и твой, Валерик, в том числе. Я слегка на поставках и интеграции.

– Эту малину нужно прекращать. Вот, смотри, установка. В Нити склепали диагноста реактора, но как-то не чешутся. А мы почешемся, и встроим в нашу установку. Заодно инструментально оцениваем всю электронику разом. Параллельно сравнивая качество измерений. И на этом основание выдаем рекомендации, на замену и работы. Будем продавать за ярд. Ребята АСУТПшники обещают дать коды, если мы их возьмем в долю. Если сейчас взяться, то к выставке уже будет готовый образец. Уболтаем дать нам сравнить с их проектом.

– Хм. И что ты за это, Валера хочешь?

– Я скромный, тридцать процентов от прибыли по реализации. Но ты учти, что собирать будем в Бельгии, и продавать не только нашим, а и французам с англичанами. Потому что – что? Потому что датчики будем брать у бельгийцев. Только буржуям уже по пятерке будем отдавать. И софтину в Антверпене закажем. Есть там один негр, – гений, хоть и обдолбаный. На мне будет аттестация, ТУ, и методики. Как?

– Ты, Валера, окуел слегка. Идею я понял. И теперь встану, и поеду в Бауманское. Или в альму, нашу, матер. Найму пятикурсников, за рупь двадцать и мерседес под жопу. И все, что ты мне нарисовал, буду собирать на Урале. Ну, в Курск сгоняю. В Дубну. Фирмочку в Зеленограде открою. И стоить это будет миллионов сто. А не семьсот как у тебя. Ответь мне, Валера, нахер ты мне нужен? Да еще и за тридцать процентов?

Наверное, это отблеск его очков пропал, и я увидел его взгляд. И вдруг понял, что не только уже плюнул на то, что у меня скоро отожмут производство. Но и вполне реально прикидываю, как и что буду делать с этим его проектом! И пришел в бешенство.

– А знаешь, Валерий Евгеньевич. Ну его в жопу. Мне надоело таскать каштаны из огня. Вот езжай к Олегу, и скажи, пусть шлет гонца, я все осознал. Или ты от него?

– Коля, ты не так меня понял…

– Все я так понял! С ним и занимайся. И пусть это у вас, будет стоить как адронный коллайдер. Такое мое тебе пожелание.

В общем, тогда мы расстались друг другом недовольные.

Но сейчас, у меня ни малейшего повода делать лицо при встрече с ним. Они пришли в деканат, менять фамилию его жены в документах на Татищеву.

Она, увидев меня, как раз сделала лицо. Никогда не понимал, почему девушки, встретив бывшего, делают надменно-отчужденное лицо? Хочется сказать в такой момент – ау! Я не раз видел тебя голой, не старайся изображать бог весть что! Тем более что я тебе ничего плохого не сделал. Ну – расстались, бывает. Насколько я помню, это было взаимное решение. Она хотела замуж, а в общем – определенности. А я… ну какая со мной определенность? В девятнадцать-то лет? Так что, вернувшись из армии, с облегчением узнал, что она замужем за Валерой. Ну и шарман. Но она, видимо, осталась в досаде, что я не полз и не взывал, рыдая. Приятельствуя с Валерой, я часто думал, что лучше – потешить её самолюбие и изобразить страдание, или просто общаться с ее мужем, не особо сближаясь? Так и не знаю. А сейчас это уже не важно.

– Ты и вправду переводишься? – спросил Валера.

– Ага. Меня здесь не любят. Светка, вон, и не здоровается.

– Ты, Андреев, так страдаешь, так страдаешь! – фыркнула она.

– А как же! Весь извелся. Но я уважаю твой выбор, и тихо уезжаю.

Подмигнул Валере, и постучал в дверь деканского кабинета.

Из окна электрички наплывающая Москва выглядит затрапезно. Возвращаясь из Обнинска я снова думал о том, что нечего в этой Москве мне делать.

Созданная такой, какая она есть, недалеким Сталиным, она вскоре превратиться в Метрополию. А вся остальная страна станет колониями, из которых в Метрополию будут приезжать дикие кочевники, бросившие размеренную жизнь ради куска хлеба. Москва, это город чиновников и для чиновников. В отличие от Питера, созданного как альтернатива Москве, и проигравшего борьбу. От Питера – преданного большевиками и ставшего никому не нужным. От того самого Питера, что исторгает все чуждое, и, в грязи и мучениях, рождает направление движения для остальной России.

Спускаясь в метро, я думал о том, что уже жил в Москве. И, при всех успехах, так и не полюбил этот город. Впрочем, и времени на эти глупости не было.

Ещё уезжая в Обнинск, я зашел к Суркову домой. И оставил записку со своими новыми координатами в Питере. Он вскоре объявится. А то уж совсем тоска.

Глава 20

Сурков пришел под вечер. Оставил на автоответчике суровое распоряжение ждать. А мне что, недавно вернулся из Обнинска, варю макароны. Он пришел со сломанным зонтом и рюкзаком.

– Это что? – показал я на зонт.

– Это будет коллаж. Ты живешь, Дух, как в сарае, никакой красоты.

Он прошелся по квартире. Я вывалил макароны на сковородку и пошёл за ним.

– Сурков, над твоим диваном. Других вариантов нет.

– Смотри! – он слегка раскрыл зонт, больше не открывался, и подвесил на стене на гвоздик – сразу появились изысканность, и шарм!

Я повернулся и пошел обратно на кухню.

– Как там в Обнинске? – он пришел за мной.

– Все то же, все те же. Нечего мне там делать..

– Это ты все таки виделся со Светкой? Как она сдала сессию?

– Она замуж вышла.

– Бггг. Коль, ты встречался с девушкой, но ушел в армию. Пока ты там защищал её от империализма, она вышла замуж. Следишь за мыслью?

– Да. И что дальше?

– Ничего, уже можно ржать.

Он уселся за стол и принюхался.

– Давай, помешивай, подгорит же!

Уплетая макарошки, он рассказывал как отдохнулось. Если бы не море и мать с сеструхой, я бы там всех на ноль помножил, Коль. Там, рядом с нашим, цэковский санаторий. Патриции, блять. Охрана как у золотого хранилища. Но за десятку – пользуйся пляжем и ништяками. Только смотрят на тебя как на сиволапое быдло, попавшее в круг избранных. А чуть копнешь – мелкая шелупонь при ЦК. Или вообще какой-нибудь директор овощебазы.

– И кому ноем, Сурков? Загорелый, отдохнувший, чего нужно?

– Нужно равенства, как обещали классики.

– Судя по всему, московские телки там тебе не давали.

– Кстати! Может, метнемся на Лесную? Рычкова сдала сессию, и наверняка грустит. А тут ты, такой весь герой, из армии, суровый, но нежный. И говоришь ей – Оля! У тебя нет подружки, а то Суркову скучно?

Оля Рычкова – одна из милых и веселых девушек, с которыми я коротал зиму перед армией.

– А если подружки вдруг нет?

– Тогда, Дух, мы ей объясним, что мы теперь взрослые. И пора попробовать это втроем!

– Забудь.

– Да ладно! Мы никогда не устраивали тройничка!

– Это не случайно, Сурков. У меня есть морковка, что я могу повесить перед твоим носом.

– И что я должен сделать?

– Поедешь на Политехническую, и сдаешь документы. Восстанавливаешься.

– А потом на Лесную?!

– Ну нет. Что это за морковка, на следующий же день…

Сурков учился на факультете гражданского строительства. Туда брали всех. А он был рад свалить из десятиметровой общажной комнаты, где ютился с сестрой и матерью. Будет работать по специальности, и станет весьма успешным девелопером. С другой стороны – неудивительно. Он приятельствовал с тамбовскими.

Я между тем, рассказал ему что виделся с Фредом. И что он обещал организовать нам вызовы в Финляндию. Потом сходил, принес подвеску. Положил перед ним.

– Сколько, говоришь?

– В этом виде, без документов, максимум миллиона четыре.

– Охуеть! – он неожиданно встал, подошел к окну и провел одним из камней по стеклу.

– Дебил, бля! Вот тогда пойдешь завтра и купишь новое стекло. Или стекольщика найдешь!

– Ты знаешь, и вправду алмаз.

Потом мы обсудили ближайшие планы. Ну, что нужно притащить на новоселье рыбачек Свету и Лену. В «Октябрьском» выступает «Форум», они не устоят. Погуляем полночи. Посмотрим мосты. Опять же, нужно домой съездить. Припашем Иву катать нас на лодке по заливу. Господи, это так приятно, ничего не делать. Кому не делать, а кому и учить Историю экономических учений. Меня, Сурков, предупредили, что не дай бог завалю.

– Слушай, ну нахер нам учится?

– Иди работай. Я знаю, ты хочешь быть сантехником. Или не станешь сдерживаться, и на овощебазу?

– Зануда, бля.

Потом мы долго обсуждали запасной вариант. Уход через границу. В Союзе приглашение от родственников ничего не значит. И если у какого-нибудь мелкого начальника, будет дурное с бодуна, он запросто завернет поездку. А терпеть это душное безвременье не было сил даже у неунывающего Суркова. Проблема была простая, он чувствовал себя готовым на многое. А все, что ему сейчас мог предложить Союз – мелкая должность в жопе мира, и тихо, или громко спиваться. И ни в коем случае не определять свою жизнь самому. За тебя все решат. Я так понимаю, именно об этом будут тосковать плакальщики по СССР. За тебя все решают.

– Там, Коля, от погранцов мы уйдем. Главное, чтоб они за помощью к нам в часть не обратились. Эти нас возьмут.

– А могут обратиться?

– Бывало. Пока я служил, один раз обращались. Студентики хотели свалить, и в потеряшек играть вздумали. Но они переборщили. Везде засветились, а потом пропали. Ну, выделили отделение и отловили. За семь часов нашли.

Жизнь в Союзе сейчас настолько унылая, что народ уже пустился во все тяжкие. Воровство – эпическое. Даже в «Правде» периодически рассказывают про миллионные хищения. Это еще задолго до узбекских и прочих дел. Всеобъемлющий дефицит бесит население уже всерьез. Так что свалить на ближайшие лет восемь – вполне здраво.

Вот об этом всем мы и разговаривали почти до часу ночи.

– Не ссы, Сурков. Так продолжаться не может. Года через три потихоньку начнется. А лет через пять – шесть можно будет вернуться.

– Да хули мне ссать? Я только не понимаю, чем мы там будем заниматься?

– Спокойно, я все продумал. Стриптиз-шоу «Стринги её мечты». Прожектор рассекает темноту, и освещает тебя, стоящего на подиуме, возле шеста, в клубах дыма. На тебе только стринги – это такие плавки, закрывающие только член. Ты гибко поворачиваешься к публике жопой. И начинаешь завораживающе грациозно шевелить голыми ягодицами. Левой – правой, левой – правой… Весь зал, заполненный женщинами, страстно стонет… А?!

– А что в это время делаешь ты?

– Я в это время помогаю женщинам, что не в силах сдержаться.

– Ну уж нет! Ты будешь русским ракетчиком – мастром пахопашного боя. Во время моего выступления, будешь ходить по залу, и членом открывать дамам бутылки! Сборы и посещаемость будут запредельные! И никак иначе!

В общем, спать я ушел сильно заполночь. И совершенно безжалостно разбудил Суркова в восемь утра. Это только кажется, что дел нет. А присмотришься, конца-края не видно.

Он пришел на кухню без сознания и не открыв глаза.

– Дух, я хочу омлет, самый крепкий кофе, и сигарету.

– Правда? А я хочу ракетный ранец, прекрасную блондинку, и восемь кубиков пресса! А то всего четыре, и те какие-то неправильные.

Как назло, испортилась погода. Я вспомнил, что июль будет дождливый. И наши планы вкусно отдохнуть под угрозой. Поделился с ним опасениями. Сурков заявил, что ничего не знает. Разврат состоится при любой погоде! И не пытайся соскочить!

Но кусочек неба, в окне кухни, выходящей в питерский колодец-двор, не внушал оптимизма.

В общем, вот тебе, Серега, ключи. Я поехал в институт. А потом сгоняю на Ржевку.