Текст книги "Другой сценарий (СИ)"

Автор книги: Ande

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Глава 38

В четверг первой парой у нас никчемный предмет. Вычислительно-бухгалтерская техника и электроника. Одно название чего стоит! В аудитории стоят эпичные аппараты – дальняя родня телетайпов в помеси с калькуляторами. Каждый агрегат заточен под ограниченное число функций, и операций. Управляется набором команд, что нужно набрать на клавиатуре, из брошюры-инструкции. Ну, там, платежку напечатать или счет-фактуру заполнить. Еще чего-то. Представляла это все тетка-преподавательница, очевидно гордящаяся чудесами, что творит. Нет, ребята, ЭВМ в другом здании, у вас будет отдельный предмет по работе с ней. И уже оборудуют компьютерный класс. Там будут компьютеры Искра.

Труднее всего было не морщиться брезгливо. Помня о том, что все вот это заменяет один, не самый мощный лептоп, с набором примитивных программ. Впрочем, я с удовольствием покрутил ручку арифмометра. Одногруппник Юрик сказал, что я создан счетоводом. С первого взгляда видно что я и арифмометр – одно целое.

Вчера вечером мы с Сурковым и Каверзневым обработали Софью Игоревну. Она по-прежнему с удовольствием умирала, но уже с некоторой заинтересованностью. Я ей сказал, что у меня есть дальняя родственница, что стала на скользкий путь. Пьет. На вас одна надежда, Софья Игоревна. Возьмитесь за просвещение простого народа, как пристало русской интеллигенции. А она вас кормить будет, и убирать.

Надо сказать, что все с ней ясно. Одиночество – тяжелая история. Когда вокруг пошла движуха, она очевидно взбодрилась. Лишь на всякий случай удерживая образ угасания. Да и тетка-сиделка заверила, что все с бабкой будет в порядке. Крепкая.

В общем, съездил на рынок, сходил по магазинам, накупил продуктов на две квартиры. Причем в квартиру Тамары пришлось покупать всякую хрень типа тарелок и вилок с ложками.

Нарколога звали эпично – Эдуард Бенедиктович. Осмотрев пациентку, он вынес вердикт – алкоголизм. Третья стадия. Помрешь скоро, голубушка. Не бойся, сейчас мы тебя подлечим. Но пить тебе больше нельзя. Лет пять-десять тебе осталось. И, не мешкая, стал делать уколы, и вообще. С ним приехал огромный медбрат – Федор. Он сказал, что в дом нужно еды. Давай, Колёк, метнись, вот список. Я за ней присмотрю. Но поверь опыту, тут все нормально будет. С куклами еще не разговаривает, облака руками не красит. Откачаем.

Параллельно пришлось озаботиться одеждой для Пылаевой. Но тут я просто позвонил Верке, и сказал, что привезу ей родственницу из деревни, что нужно одеть как горожанку.

Сурков, приехав тогда ночью, сожрал весь мой запас макарон, и выпил весь кофе. Согласился, что девушка, что от него вот так ушла, его недостойна. Мне было интересно конечно, кто такая, но я уже слегка подустал и пошел спать. И они с Каверзневым дежурили всю ночь.

А сегодня я пришел на занятия. Прогуливать глупо. И мне нужна справка, о том, когда у меня каникулы. Завтра я иду в ОВИР, на Желябова. Хочу собрать максимум документов.

Второй парой у нас поточная лекция по вышке. Покурив, пришел в аудиторию, и сел на привычное место. В середине ряда, у окна. Бросил на стол тетрадь, и достал блокнот, решив написать список необходимых Тамаре покупок, в новой квартире.

Благие намерения разбила Лишова. Появившись после меня, она слегка оттеснила Овчинникову, уже по традиции сидящую со мной на лекциях, и уселась рядом:

– Привет, Андреев!

Насколько я помню по прошлой жизни, да и по местным раскладам, эти её действия тянут на публичное заявление, и демонстрацию прав. Я с интересом на неё посмотрел.

– И что же это у нас происходит, Виктория?

– Я решила сидеть с тобой, – она мило улыбнулась, и положила на мой кулак свою ладошку.

Я задрал уже обе брови, и осмотрел её. Как всегда няшная, обаятельная, и головокружительная. Чего это с ней? Но тут я, краем глаза, уловил исполненный тяжелого свинца взгляд. Повернув голову, я столкнулся глазами с Мишей Снежиным, разглядывающем меня с нескрываемой гадливостью. Рядом с ним стоял Букреев и обещающе улыбался. Я перевел взгляд на Лишову.

– Ну и что это за манифест, Виктория? Ты хочешь драки? Заскучала?

– Ты обращался со мной как с вещью, Андреев, – она улыбнулась еще завлекательней. – И ответишь за это. Да и Мишка ведет себя как последний урод.

– Пхе. Ты понимаешь, что поломать твои планы – легче легкого?

– Попробуй.

– Гм. Я сейчас встану. И заявлю, чтоб все слышали. Нет, Лишова! Мы больше трахаться не будем. Первый раз был ужасен! Начинать? А потом пересяду на камчатку.

Она, конечно, покраснела, и, наверное, даже смутилась, но и меня слегка ошарашила.

– Ты так не сделаешь, Андреев! – она ослепительно улыбнулась. – Ты вообще тюфяк.

– Как скажешь, – в аудиторию вошел препод. – Руку убери.

Я от нее отодвинулся. Но и так сижу с краю. И чего это я тюфяк?

На перемене я пошел в деканат. Отдал справку о болезни родственницы. Попросил справку для ОВИРа. Тарасевич, декан, изучив мою бумажку, воскликнул:

– Так ты родственник Вениамина Михайловича, Андреев?

– Седьмая вода на киселе, Леонид Степанович. Мой дед по матери – двоюродный брат его жены.

Тем не менее, я почувствовал, что прибавил у декана плюс пятьсот к харизме. Нужно будет подробно выяснить, все же, кто у меня как бы в родне.

После третьей пары я не стал задерживаться, а сразу ушел. С лицом типа «я спешу на важную встречу». Не сказать, что я сильно расстроен лишовской эскападой. То есть я не очень понял, в чем я виноват. Но и думать об этом не собираюсь. Плевать ващет. А вот этот её бойфренд с адъютантом, это даже неплохо. Институт полон клеевых телок. Рано и ли поздно, все равно с кем-нибудь бы поцапался. Почему не сейчас? Заодно разъясню окружающим, что ко мне не нужно лезть. Единственное, не в институтском же дворе их бить? Чревато.

Так что я, скорым шагом, перешел мост, свернул влево, и немного погодя в арку двора. Там еще гараж у Суркова. Выйдя во двор, остановился и обернулся.

Они догоняли меня трусцой. Пол института, скорее всего, наблюдали картину моего позорного бегства.

– И куда это ты так торопишься, Андреев, – заговорил Миша Снежин, протягивая руку к моему лицу. То ли стукнуть собрался, то ли взять за грудки. Я огляделся, вокруг никого. Отлично. Взял его руку, слегка довернул, и придал ему ускорение рывком. Уходя с линии его движения, подставил пятку, и он растянулся во весь рост. Не отвлекаясь, я завершил разворот, саданув той же ногой Букрееву по, э-э-э, хрустальным колокольчикам. Он согнулся и упал вправо, однообразно и тоненько скуля на одной ноте. Я развернулся, контролируя обоих. Но что там контролировать? Букреев выключен минимум на пять минут. Да и потом… А Снежин успел только перевернуться на спину. Придурок. Нет бы, вскочить, и разорвать дистанцию. Ну, нет так нет. Пробил ему в табло. Зря. Он дернулся, и у него будет мегасиняк под глазом. Тьфу.

– У меня всего два вопроса, Душина, – раздался голос за спиной. Я развернулся, стараясь оказаться спиной к стене. Но тут же расслабился. Прислонившись плечом к арке двора стоял Сурков.

– Спрашивай, хуле.

– Вопрос первый – почему так долго возился? – он оторвался от стены, обошел так и скулящего Букреева, и взял за воротник Снежина. Оттащил его к стене и посадил. Похлопал по щекам. Тот вроде бы моргнул.

– Сурков – это просто студенты.

– Скажите пожалуйста, какие мы гуманисты! Вот этот, – он кивнул на Букреева, тебя одним ударом в землю вобьет.

– Не вбил же, – я достал сигареты и закурил.

– Тогда вопрос второй. Как её зовут?

Но тут Снежин наконец-то пришел в себя. И с ненавистью уставился на меня:

– Тебе пиздец, Андреев, – прошипел он. – Ты теперь сядешь.

– Надо же, сколько чувств-с! – Серега присел перед Снежиным. – Ты, придурок, смотри на меня!

Он слегка съездил ему по скуле.

– Ты меня знаешь?

– Нет, но и ты тоже сядешь!

– Как есть дурак! – посетовал мне Сурков, и опять повернулся к Снежину. – Слушай сюда, дебил. Как только Андреева вызовут в ментовку по твоему заявлению, в тот же день тебе сломают ноги. Если заявление будет не отозвано – тебе будут ломать пальцы на руках. По одному. Может быть, это буду я, которого ты не знаешь. Но скорее всего это будут люди, которых ты даже не увидишь. У Андреева много друзей. Ты понял, козел? Или тебе для острастки что-то сломать? – он схватил его за палец.

Голос у Суркова при этом был невыносимо противный. Лязгающий и внушающий ужас. Научили, понимаешь.

– Я понял, отпусти! – заорал Снежин.

– Я тебя предупредил. Пошли, Дух.

Когда мы вышли из арки обратно на канал, я спохватился.

– А ты-то что здесь делаешь?

– Мы же договорились в Трест за справками поехать! Ну я и стою, возле машины, у парадной. Жду, когда ты с занятий придешь. Потом смотрю, ты трепетной ленью убегаешь от двух негодяев, явно задумавших недоброе. И не уводи разговор в сторону! Я требую знакомства с девушками если не всего института, то хотя бы твоего потока. На первый взгляд, страшных у тебя здесь нет.

– Ну уж нет, Сурков! – мы дошли до его Волги, и устроились в машине. – Два козла в одном огороде не уживутся! Да и вообще, звони Ленке, пусть на выходные приезжает. И Светку привозит.

– Ленка вернулась к мужу!

– Съешь лимон!

– Поклёп! Я вне себя от горя! – он завёл, и тронулся.

– Не грусти. Хочешь, я попрошу ее познакомить меня с этим её мужем? Попрошусь и он возьмёт нас к себе на траулер, на рыбалку. Наловим угрей.

– Он сделает из нас наживку.

– Наживку?

– Ты не задумывался, Дух, об истоках производственных рекордов рыбаков? Вернувшись с берега на борт, рыбаки приносят труп любовника жены! Кладут в невод и забрасывают. Обратно вытаскивают полный невод рыбы и никаких улик! Эта технология отрабатывалась веками!

– То-то в последнее время в магазинах только рыба.

– Вопрос не в этом. Вопрос в том, что я ещё жив, а у ее мужа – рыболовецкие рекорды!

– Как?! Она тебе изменяла не только с мужем? Но, может быть, она так отводила от тебя угрозу? Господи, Сурков! В опасные игры играешь!

– Я и хотел сменить образ жизни. Познакомился с женой летчика-международника. Все крайне пристойно и изредка. Авиация, это не рыба какая-то. Но нет, звонит Дух, и девушка, которую я едва убедил, что страдаю от одиночества узнает, что есть какая-то Ленка!

– Как понимаю, обидней всего что и Ленки уже нет.

– Так когда у вас дискотека в институте?

Глава 39

Поход в ОВИР меня повеселил. Точнее даже не так. Я был восхищен продуманной предусмотрительностью моего приятеля Фреда.

То есть, сначала я пришел в институт. По беглым взглядам окружающих понял, всем интересно – сильно ли я пострадал, или был просто запуган? Овчинникова рассказала, что Лишова – та еще стерва. Из-за неё от нас перевелся Геша Харлов. Начал оказывать ей знаки внимания, но был бит этими двумя. А тебе сильно досталось? И чего это их нет? Празднуют, что ли? Не расстраивайся, Коль. Все и так знают, что ты нормальный парень, а они придурки. Перед второй парой староста Витя, поинтересовался у меня, не знаю ли я, где Снежин с Букреевым? Совершенно честно сказал, что не представляю. Взгляды общественности из злорадно-сочувствующих стали заинтересованными. Слава богу, в расписании нет лекций. Потому что когда они не пришли на семинар, что на третьей паре, стало ясно, что дело нечисто. И парни у меня, перед тем как я свалил из института, прямо спросили, чем там дело кончилось. Прямо ответил, что наездов от них совершенно не опасаюсь. И не опасался, если честно.

Проходя по Невскому, я думал о том, а не подставил ли меня староста под люли? Развлекаясь таким образом пришел в ОВИР.

Еще только готовясь, я поинтересовался у Фреда, почему в центральный, а не в местный, что на Плеханова (она же Казанская). Вы, Дух, идете по программе культурно-этнического обмена, что курируется союзным министерством. А все остальные – кто как. Вот, эти кто как – идут на Казанскую, а тебе – на Желябова.

От парадных дверей был тщательно расспрошен, записан, и препровожден в большой зал, типа ожидания. Там несколько дверей. И мужик за столом, рядом с ними. Периодически звонит телефон, и мужик вызывает по фамилии соискателя. Который и проходит в кабинет. Я ждал всего полчаса. А ступив в кабинет, чуть не взвыл от восторга.

Когда-то я выпивал с мужиком – отставным кгебешником. Он руководил службой безопасности на предприятии, с которым я много работал. Кроме прочего, он мне как-то рассказал о секретности при оформлении разного рода связников, разово едущих из союза. То есть он много баек рассказывал.

– Вот как ты представляешь себе, Петрович, оформление документов на выезд из СССР?

– Ну откуда я знаю? Контора пишет в ОВИР бумагу, что вот такого-то – пропустить и побыстрее.

– Щас! Наш человек не должен быть засвечен. А бумаги имеют свойство быть прочитанными кем угодно!

– Ну, тогда позвонить, или там, в кафе познакомить с овировцем.

– Ага-ага. И плакат дать-«Я сотрудничаю с ГБ, и еду с заданием!» Чтоб уж все знали, кто он и что.

– Блин, Сергеич, умеете вы тень на плетень наводить!

– Дело в том, Коля, что это сейчас все просто, и то есть нюансы. К примеру, оформление загранпаспортов делает частная контора. Но начальник этой конторы – в кадрах. И те, кто приходит с улицы – общаются с персоналом. А те, кто приходит к начальнику с приветом, с другим персоналом.

– А в Союзе как было?

– В Союзе нужного человека показывали овировцам на каком либо мероприятии не для всех. На какой-нибудь партконференции, нужный человек оказывался с начальником паспортно-визовой службы за одним столом, на банкете. Или в президиум, бывало, сажали. Чтоб когда он приходил в ОВИР, сотрудник понимал – это нужный и правильный человек. И буквоедствовать не стоит.

Валерия Васильевна Мезенцева, старший сотрудник, как гласила табличка на двери. Она, на вечере советско-финской дружбы, сидела в соседнем со мной кресле. И мы с ней даже перекинулись парой ничего не значащих фраз. Не говоря о том, что эта, под сороковник, приятная тетка, явно выделила Суркова. И даже, не стесняясь, спросила, вместо приветствия:

– А друг твой где?

– Здрасьте. Он на следующей неделе будет.

Дальше она взяла у меня приглашение, бегло ознакомилась и принялась инструктировать.

– Съезди в Дом дружбы. Не на Васильевский, а на Фонтанку.

– Там же ремонт.

– Зайдешь со двора, сто семьдесят второй кабинет, возьмешь справку об этнической родственной связи.

– А! Так у меня с собой!

Я ей вывалил все свои бумажки, и фото на паспорт. Она бегло их перебрала. Справка о вепской принадлежности. Справка, что учусь. Справка о том, что каникулы в феврале. Справка, что работаю на полставки сторожем, и что отпуск в феврале. Ознакомившись, она хмыкнула и достала скоросшиватель. Написала на нем Андреев Н. П. Грюкнув дыроколом, подшила мои бумажки.

– Вот тебе анкета в трех экземплярах. Заполнишь и принесешь. Когда тебя ждать?

– Через неделю.

– Не затягивай.

Анкета, что нужно заполнить – даже не бумажная, а на листе картона. С одной стороны – удобно. Но, как ее на машинке заполнить? Ладно, разберемся. С тем и отбыл.

На следующий день я пообщался с Лишовой. Перед поточной лекцией она собралась опять усесться рядом. Но я попросил её не утруждаться, и отсесть в другую часть аудитории.

– А может быть мне хочется, Андреев! – ослепительно улыбнулась она, пытаясь привычно надавить шармом и обаянием.

– Увы, Виктория. Жизнь не игра в хочу – не хочу. Уверяю тебя, человеку, из-за которого два, в общем-то, нормальных парня получили по роже, лучше держаться от меня подальше.

Я вдруг понял, что говорю голосом для допросов, чисто по-сурковски.

– Ты ничего не знаешь! – она побледнела.

– Тебя проводить, или свистнуть погромче, чтоб метла прилетела?

Она молча схватила сумку и ушла в другой конец помещения.

Гнусный Сурков, ни секунды не стесняясь, как и я слупил с врача справку, об уходе за больной родственницей. У того в саквояже лежала пачка чистых бланков. И теперь наверняка прекрасно проводит время дома. И я решил, что пора мне уже и себе создать уют.

До воскресенья я его себе и создавал. То есть в институт я, конечно, ходил. Но в остальном по новой мотался по городу, пытаясь создать себе хотя бы минимально привычный комфорт. Это сейчас – та еще задача.

Приятной неожиданностью стало то, что Тамара Пылаева – дипломированный повар. Медбрат Федор пребывал в восторге. Когда я привозил им продукты, он сказал, что давно так вкусно не ел.

В воскресенье, утром, мы с Сурковым выехали из города по Московскому шоссе. Доехали до Чудова, развернулись и поехали обратно.

– Вот здесь, Серега.

Мы не стали съезжать, просто проехали, сбросив скорость. Обычный карман-стоянка. С другой стороны – густой лес. Да и вокруг этой стоянки – тоже.

– Здесь, Сурков, утром седьмого ноября остановится Костя Могила. В багажнике у него будет лежать двадцать килограмм американских долларов в стодолларовых купюрах. Он в машине будет с товарищем. Тоже крутым бойцом. Их будет сопровождать еще одна машина – Москвич-412, в ней будут еще двое. Тоже вооружены. Давай думать, как нам тут справиться. И это, Сурков, я очень хочу избежать трупов.

– Ты ебнулся, Дух. И как прикажешь здесь работать?

– А я пока ничего и не предлагаю. Давай думать.

– Точно остановятся?

– Да.

Я надеюсь, что в процессе подготовки мы наткнемся на то, что я скрываю. А дело в том, что мне рассказали однажды, что здесь, возле этой стоянки орудует банда. И, не надеясь на случай, заранее подкидывает под колеса приглянувшихся машин – ежи, что прокалывают шины. Для замены колеса авто заезжает в этот карман, в котором его грабят.

Это и произошло с Могилой. У него спустило колесо, и его попытались здесь опустить на деньги. Грабители очень потом жалели. А я считаю, что это – весьма удачный расклад, чтобы нам вмешаться.

Глава 40

Слава настигла меня в понедельник, утром. Я даже не понял поначалу, отчего, когда я вошел в институт, у меня волосы повсюду стали дыбом. И лишь спустя мгновение сообразил – я в центре внимания. На первой паре верная Ленка просветила. Все знают, что ты избил Снежина и Букреева трамвайной шпалой. На Садовой. И даже хотел проткнуть отбойным молотком сердце у Снежина. Чтоб тот отстал от Лишовой. И почему ты, Коля, не сказал, что у тебя тачка есть? Меня девчонки запозорили, говорят, не могла узнать, что ли? А ты правда внук академика Гейнгольца?

Я нашел взглядом Лишову, сидящую с Приходько, в другом конце аудитории. И наткнулся на гневный прищур. Вот же змея! Сорвала покровы тайны, понимаешь. Тем более, что и парни с потока на перемене поинтересовались. У тебя на тачке спортивный руль и сиденья, гаишники как, не докапываются?

А на большой перемене стало известно, что Михаил Снежин, и Сергей Букреев переводятся из нашего института в университет. Тут уж и замдекана Коротаева, увидев меня, покачала головой. Я держал покерфейс и жалел, что не бросил эту Лишову на овощебазе, на поживу собакам, и радость грузчикам.

После занятий я поехал на Петроградскую. На Зверинской улице, в коммунальной квартире, проживает разбитная барышня. Она взялась заполнить мне анкету как надо. Я связался с ней по телефону, и она заявила, что вообще-то работает в ОВИРе, и у нее такая подработка. Так и вышло. Она забрала у меня все документы, копии справок, и, не вынимая сигарету изо рта, отправила меня за пивом. И все это тоном, не допускающим возражений. Слегка ошизев, проехал по Петроградской, пива не нашел. Плюнул, заехал в «Белую лошадь», на Чкаловском, и купил десять бутылок. К возвращению все было готово, осталось рассчитаться.

На следующее утро, в профкоме института, профсоюзный босс заверил меня, что все согласовано. Но, Коль, не обижайся, придется сходить на заседание парткома института. Ничего особенного, но старайся быть поскромнее. А пока сходи в комсомол. Без них тебя на партком не допустят. Ректор подпишет, я договорился.

Еще бы он не договорился! Каверзнев в выходные его катал по берегу залива. И он вроде даже что-то там выбрал!

Вождь Меркушкин, сказал, что у него уже готов протокол. Он уже предоставил его парткому. Все договорено. Спасибо, Коль, за контакт. Я, следующим летом, наверное тоже съезжу.

Но настроение мое было напрочь испорчено. В двадцать первом веке я совершенно забыл, что автомобили ломаются! Мои прекрасные Жигули, ни с того ни с сего, вдруг стали пердеть, троить, и не ехать. Опытные эксперты, из нашей группы мне сказали, это у тебя, Колян, распредвал полетел. Если достанешь, я тебе заменю – уверял меня Леха Кособоков. Пришлось еще и этой фигней заниматься. В Первом таксопарке, слесаря мне сказали. – Пригоняй ночью. Сейчас никак, и аванс давай, на распредвал.

В общем, к Тамаре мы приехали с Сурковым. Ты, Серега, теперь будешь еще неделю от института косить, со справкой-то. Так что повози меня, не переломишься. Забрали страдалицу, рассчитались с санитаром Федором. Я не очень понял, чем её лечил нарколог. Но, он сказал, что на женщин действие достаточно краткосрочное. Только ей говорить об этом не будем, договорились? Когда мы везли ее на Лиговку, она грустно сидела на заднем сидении, бурчала, что на нас ей смотреть противно. Сидите тут, свободные от зависимости, а мне тошно.

Но женщины есть женщины. Подбор гардероба, да еще и с неограниченным финансированием, её удивительным образом взбодрил. Всю обратную дорогу Сурков рассуждал, что он на пороге медицинского открытия. Женский алкоголизм легко лечится покупкой нарядной одежды. А Тамара Сергеевна, к моему удивлению, отшучивалась. Ты, Коля, встрял. Я теперь чуть новый плащ захочу – буду тебе звонить, говорить что запью.

Софья Игоревна Гейнгольц и Тамара Сергеевна Пылаева были представлены друг другу по всем правилам. И, кажется, понравились друг другу. Тамара, благодаря терапии и Верке, обернулась нормальной такой женщиной. Софья Игоревна, как-то очень к месту сказала Тамаре, что нам обоим нужно будет пригласить парикмахера. И дело было сделано.

Дальше мы с Серегой ушли на кухню, и в разговоре не участвовали.

На следующее утро Тамара пришла в полседьмого. И приступила к уборке. На мои стоны, что я мог бы еще поспать, она бурчала что в доме бардак. Она оказалась страшно активной. Гоняла меня, чтоб не мешался. Делала параллельно бабке рисовую кашу. Драила посуду. И еще и меня воспитывала за грязь в доме. Что, конечно, поклеп. Я порядок старался поддерживать.

– Ты, Коля, лучше не начинай. Если убрал носки с пола в шкаф – это еще не порядок. Знаю я вас, мужиков.

В общем, на учебу я сбежал с некоторым облегчением. А вечером меня пригласили на партком.

В продолжение революционных традиций, заседание парткома проводится вечером. Хотя, конечно, дело не в этом. Кроме освобожденного секретаря парторганизации, остальные партийцы заняты основной работой – преподаватели и сотрудники. Семь человек, украшением которых, без сомнения, является Наталья Олеговна Проничева, доцент кафедры экономики. В качестве приглашенных звезд у стеночки сидят секретарь комсомола и профсоюзный руководитель. Меня продержали под дверью около часа, а потом пригласили.

Владимир Александрович Козлов, наш партийный лидер – человек невысокого роста, и скромно одетый. Говорят, Григорий Романов, бывший первый секретарь Ленинградского обкома – человек низкорослый. Если не сказать мелкий. Вроде бы, рост у него метр шестьдесят три. И единственный сотрудник обкома, которому он по-настоящему благоволил, это товарищ Толстиков, управделами обкома. Он еще меньше ростом. Как бы то ни было, нынешняя партийная элита Ленинграда – в основном невысокая. Чтоб не раздражать.

Между тем парторг был сдержанно-суров. Студент Андреев намерен в каникулы выехать в соседнюю Финляндию к родственникам. Руководством факультета, комсомольской и профсоюзной организацией, характеризуется положительно. Какие будут предложения, товарищи? Товарищи задумчиво меня разглядывали. Наталья, свет, Олеговна прищурилась, и я внутренне собрался в ожидании какой-нибудь гадости. И не ошибся.

– Насколько ты ориентируешься в политической обстановке Финляндии, товарищ Андреев? Не мог бы ты назвать нам имена членов политбюро Финской коммунистической партии?

Я встал, сделал тупое лицо, принял строевую стойку, и заговорил:

– Коммунистическая партия Финляндии, товарищи, насчитывает сейчас около пяти тысяч человек. На сегодняшний день должность генерального секретаря занимает товарищ Юко Каяноя, – это я на всякий случай узнал заранее. Но дальше уже у меня пошла чистая импровизация. – Вопросами идеологии в партии занимается товарищ Кеке Росберг, работой с молодежью в КПФ заведует товарищ Мика Хаккинен. Он проводит на льду озер гонки на автомобилях, привлекая таким образом в партию молодежь, и студенчество. Работой с профсоюзами, и в промышленности, занят товарищ Кими Райкконен. Заместителем генсека является товарищ Мика Сало.

Я специально узнал имя лидера финских коммунистов. Но такой подляны не ожидал. И решил назвать первые вспомнившиеся мне финские имена. Вспомнились в основном гонщики Формулы 1. Но я почему-то был уверен, что присутствующие будут довольны. И еще мне было очевидно, что Проничева поняла, что я валяю дурака. Но промолчала. Я, тем временем, заявил:

– Студент Андреев ответ на вопрос окончил! – и принял стойку «вольно».

– Предлагаю голосовать, товарищи, – сказал парторг.

Уходя из института, я перекинулся парой слов с профсоюзным лидером. Не обижайся, Коля, но сам понимаешь, Проничева есть Проничева. Я и не думал обижаться. На анкете стояли все нужные подписи, включая подпись ректора.