Текст книги "Темные желания (СИ)"

Автор книги: AnastasiaSavitska

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Знаешь, – натянула я улыбку, предаваясь воспоминаниям. – У меня в школе однажды учитель запретил мне красить губы красной помадой. И на следующий день каждая девочка в классе накрасила губы кроваво-красной помадой, которая у нее только была, и в туалете была очередь, чтобы нарисовать огромные острые, как нож стрелки, и все мы выглядели, как легион воительниц-богинь, которые шли отомстить за свою сестру, – показала я кавычки в воздухе, – поэтому, когда учитель вошел в класс, у него просто отпала челюсть, и он стал игнорировать тот факт, что все девочки уставились на него посреди урока, и начали поднимать руки и задавать вопросы касаемо предмета, чтобы заставить его посмотреть на нас всех. Знаешь, девчонки иногда поразительны, когда дело доходит до борьбы, и мужчины упускают нечто великолепное, не наблюдая за этим.

Меня вытащили из машины и подтолкнули к воде. Это был порт, и какое-то заброшенное здание напоминало мне избушку старого моряка, как в фильмах. Было слишком много людей, и больше всего я переживала за Майкла. Не за ребенка, как обычно, а именно за Майкла. Я переживала за Эстель, и за то, что она может его не узнать. А я так бы хотела, чтобы она узнала его сердце, и как он умеет защищать. Как он умеет любить, даже когда пытается показать, что его никогда этому не учили. И да, за себя. Это правда. Впервые в жизни я переживала за себя по той же причине. Я не хотела, чтобы моя дочь росла без матери. Без любви и чувства безопасности. Я хотела бы научить ее любви к искусству, музыке, поэзии, картинам, литературе и узнавать человеческую душу. Очень. Мне кажется этому меня не научили, и мне пришлось узнавать самой, на сколько я могла себе позволить. Я дала бы ей лучшее образование и чувство, что тебя всегда поддержат. И я дала бы ей семью. Да, это единственное по сути, за что всегда стоит бороться.

– Заводи ее, – сказала женщина Джейсу. – И без глупостей.

Мои руки были туго связаны веревкой, и Джейс повел меня к тому домику, который я заметила с самого начала.

– Джейс, – сказала я чуть слышно, когда он завел меня в подземелье. – Пожалуйста, не делай этого. Она не может остаться одна.

Он молчал все время, пока развязывал мои руки и связывал их снова, но расслабляя узлы. Я заметила это, хоть и промолчала. И только прежде, чем закрыть дверь он сказал:

– Он будет в порядке.

Забавно, что происходит, когда вы осознаете, что ваша смерть близка.

Жизнь внезапно ощущается на расстоянии миллиона миль от реальности. Я никак не могла вспомнить все имена или названия мест, где я могла с ними встречаться. Ничерта не могла вспомнить, когда страх вторгся в каждый атом моего существа, парализуя. Я ничего не могла изменить или даже увидеть, что там происходит. Вдохнув запах сырого подвала, я оглянулась. Все вокруг было черным. Было такое впечатление, что в течение долгих часов я бродила по крошечному пространству, ища выход, но находила только стены и отдаленные голоса. Боже, тишина была убийственная. И когда несколько часов назад надежда, за которую я цеплялась, что мы сможем выпутаться, канула в пустоту, я перестала пытаться. Я не проронила ни слезы, просто смирившись с тем, что вся эта трата калорий не имеет больше значения. Смотря на землю, я видела темноту, которая была везде, и я была согласна, чтобы пустота поглотила меня, если с Майклом все будет хорошо. Он был сломлен так сильно, что я бы никогда не смогла этого исправить. Мои руки онемели, во рту пересохло, и я задалась вопросом, оставили ли меня здесь умирать.

А потом я услышала звук шагов, приближающихся к двери и разрывающих тишину. Напряглась, когда дверь отомкнули и широко открыли. Я ожидала увидеть яркий слепящий свет, но вместо этого он был тусклым и неясным. Огромное тело стояло в дверном проеме, и я почувствовала страх, скрутивший желудок. Все это время казалось вечностью.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал Максфилд своим низким и грубым голосом. Он не звучал жестоко. На самом деле, его голос звучал молодо.

Я почувствовала, как холод пробежал по моей спине, когда он схватил меня за руки, вторгаясь в мое пространство. Резко задрожав, я сдерживала вой, прежде чем почувствовала, что мои руки полностью освободили.

– Если сделаешь что-нибудь глупое, я снова свяжу их, – предупредил он.

Мои плечи и руки болели. Я потерла запястья, размяла пальцы, наблюдая за перемещением его высокой фигуры в другую сторону крошечного подвала.

– Где Майкл?

– Ты сейчас пойдешь к нему, и, если все пройдет гладко, тебя отпустят.

– А его?

– А он сам никогда не уйдет.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что тогда не отпустят тебя.

Я наблюдала, как Максфилд не хотел быть тут. Ему было не комфортно рядом со мной, и он ничего не мог поделать. Он сказал мне подняться и следовать за ним. Мы вышли на улицу, и холодный воздух ударил мне в лицо. Было так много машин, и так много лиц, и я потеряла чувство безопасности. У меня больше не было его, и не знаю смогу ли вернуться в него когда-нибудь.

– Подписывай, куколка, – сказал какой-то незнакомый мужчина.

– Не трогай ее, – услышала я голос Майкла. – Она подпишет, как только сядет в машину и уедет отсюда. Тогда я заберу бумаги и принесу их сюда. Вы сядете на корабль, а там вас встретят наши люди.

– О нет, милый, – опять отозвалась эта язва. – Она никуда не уедет.

– Значит никаких бумаг не будет.

– Я могу убить ее.

– А я могу убить тебя.

Шаги раздались совсем рядом, и я на мгновение задержала дыхание. Майкл повернулся ко мне, и его сердцебиение, возможно, имело тот же темп, что и мое. Он наблюдал за мной, а я оценивала обстановку. Тот же мужлан, который обращался ко мне прежде, ударил меня в спину, и я увидела, как он достал нож. Но, кажется, Майкл увидел это раньше, и, достав пистолет, в мгновение ока пристрелил его. Он рухнул без сознания на землю, и раздался глухой звук.

– Убрал от нее свои грязные лапы.

– Майкл! – я бросилась к нему, и мне было плевать, что будет дальше.

Я прижалась к нему и расплакалась. Мне столько всего пришлось пережить за последние дни, и я держалась хорошо. До этого момента.

– Все будет хорошо, милая, – сказал он мне тихо. – Я буду защищать тебя ценой жизней всего мира, – обнял меня сильно. – Ты в безопасности, любовь моя.

А затем начались худшие минуты моей жизни. От ниоткуда началась стрельба, и Майкл перекатился на меня, закрывая своим телом. Он откатывал нас за машину, чтобы спрятаться, но вдруг я почувствовала, как его тело дернулось несколько раз.

– Ты цела? – спросил лишь он.

– Да, – ответила я почти задыхаясь. – А ты?

– Я в порядке, Стейси, – слышала я улыбку. – И ты наконец-то лежишь подо мной.

Я засмеялась, но, когда отклонилась от Майкла, увидела, что он был в крови. В него попало минимум три пули, одна из которых была в районе груди.

Я взяла в руки его лицо, оставляя на нем кровь, и встала перед ним на колени, пытаясь понять, куда попали пули.

– Стейси, – услышала я голос Джейса. – Дай пистолет!

– Еще двоих осталось, – крикнул ему Максфилд. – Не нужно.

– Мне нужен телефон! – сказала я им. – Нужна скорая.

– Телефон в машине! – ответил Джейс. – В черной.

– Майкл, – почти задыхалась я. – Живи. Пожалуйста, только живи. Я хочу заполнить сотню фотоальбомов воспоминаниями о приключениях с тобой. И ты не имеешь права меня бросить. Я возьму телефон. Я быстро.

Он провел пальцем, который так же был в красной жидкости вкуса метала по моим губам, и я замерла. Я лишь наблюдала за ним, и он кажется, был не настолько плох, как я думала. Он поцеловал меня раз. За тем еще раз. И когда прижал сильнее к себе, я взяла в ладони его красное лицо, чувствуя что мне плевать, даже если весь мир сейчас упадет нам на голову. Он толкнул меня на землю, и оказавшись сверху, продолжал целовать. Кажется, кровь уже текла из наших губ, и все остальное казалось не важным. Звуки скорой, и полиции. Голоса людей, которые приближались. Важным были лишь мы. Лишь губы, которые мы оба хотели целовать.

Я побежала к машине Майкла, чтобы взять телефон. Сев в нее, открыла бардачок, и когда заглянула под сидение, нашла. Его телефон работал бы еще максимум несколько минут, учитывая 2% заряда. Я позвонила Адаму, и он поднял трубку, говоря обеспокоенным голосом:

– Майкл?

– Это Стейси.

– Эс? Все в порядке?

– Едьте домой. Только будьте осторожны. Слишком много всего произошло.

– Ты не думала, что возможно только там она будет в безопасности? – услышала я голос той суки, которая угрожала моему ребенку.

– А ты не думала, что пора бы уже тебе сдохнуть? – огрызнулась я, благодаря Майкла за нож.

Я всадила нож ей в горло, а затем еще и еще раз, понимая, что снова убила человека. Она не ожидала этого, и по факту, я также убила ребенка. У нее была девочка, которая лишилась матери сейчас, а может быть, она решилась ее гораздо раньше. Может быть, я не была бы так зла на нее, но она угрожала моему ребенку, и я никогда не смогла бы смириться с ее жизнью. Я хочу отправится в дорожное путешествие с тем, кого я люблю. Хочу бежать, исследовать места, спать в машине, останавливаться, просто чтобы полюбоваться видом, пить кофе, посещать музеи, слушать любимые песни по телефону, делать фотографии восхода и заката солнца, гнаться за туманом и солнцем, чувствовать ветер в волосах, целоваться и обниматься, встречать других людей и создавать воспоминания с теми, кого люблю.

Кажется, я всю жизнь ждала лишь его одного, и не понимала этого, пока его не отобрали. Я всю жизнь безоговорочно отговаривала себя от близости, а когда узнала, что это, не понимала, как столько времени жила без нее. Огромное количество мужчин были мне безразличны, и Майкл запал в душу лишь один. Я сходила с ума от тоски по нему. Меня ломало. И если я обычно лечилась сексом от всех проблем, то теперь это бы не помогло. В близости к себе во всех смыслах этого слова я видела лишь его. Все поблекло на его фоне. И я снова готова была бросить всю свою жизнь, чтобы разделить с ним ее. Я бы отказалась от всей своей работы и званий, и стала бы на противоположную сторону. В этой жизни мне нужен был лишь он. Он и наша дочь. Наша семья, которая появилась, когда мы не думали, что сможем создать даже взаимопонимание, не то, что любовь в обличии Эстель.

Меня не пускали к Майклу в палату, и я в прямом смысле этого слова истерила. Никто мне ничего не говорил. Не говорили, он умер или жив. Стабильно ли его состояние. Я села на пол, и, кажется, просидела в коридоре целую вечность, пока не почувствовала прикосновения к своему телу.

– Не трогайте меня, – сорвалась я с места.

– Тут нельзя ночевать, Стейси, – появился Джейс перед моими глазами.

– В тумбочке буду спать. Не трогай меня!

– Иди к нему, – вздохнул он. – Все будет хорошо, и ты в безопасности. В палате есть душ и одежда, переоденься. Поешь и выспись. Мне жаль, что все так случилось.

– Почему ты делаешь это, Джейс?

– Я давно его знаю, – лишь развел он руками. – А он единственный, кто знает меня.

– А как же Долорес?

– Ты была права, – заметила я слезы в его глазах. – Она заслуживает лучшей жизни.

Я больше ничего не сказала, а лишь открыла дверь в палату и окунулась в мир Майкла. В мир, который на самом деле любила больше всего на свете. Взяв его руки в свои ладони, прошептала:

– Скажи, что я должна сделать, чтобы ты открыл глаза? Я больше всего на свете хочу этого. Я люблю тебя, Майкл. Я безгранично люблю тебя.

И только теперь я поняла состояние Брайана. Как он мучился и как хотел оказаться на месте Эмили, только чтобы быть уверенным, что с ней все будет в порядке. Я была благодарна Джейсу, но мне нужна была его могила. Я не доверяла ему и понимала, что успокоюсь лишь в тот момент, когда осуществлю это. За Кетрин, которую больше никогда не верну, и за безопасность Эстель, которую хочу ей гарантировать. Да, Долорес меня никогда не простит, и все развалится, но, если придется выбирать, я всегда выберу свою дочь.

Дверь в палату открылась, и вошла Долорес. Она что-то держала в руках, что я толком даже не заметила с самого начала, а я сразу бросилась обнимать ее. Мне нужен был хоть один родной человек, и тот, кто скажет мне: «Все хорошо, Эс». Но можно ли остаться собой в мире стереотипов и условностей?

– Это тебе от твоего отца, – передала она мне чехол для гитары.

– Что это?

– Это гитара твоей мамы, и он сказал, что ты очень похожа на нее, – появилась улыбка на ее лице. – Тебе стоит гордиться, потому, что я видела ее фото, и она была красоткой.

– Что теперь будет, Долорес? Все изменилось. Теперь нет просто обычных людей, – показала я кавычки в воздухе. – Есть словно «мы» и демоны. Я всегда была параноиком, а теперь все только ухудшилось.

– Я покажу тебе кое-что, – достала подруга телефон, и включила видео на нем.

Эстель ходила. Она смеялась и махала в камеру. Я расплакалась. Она ходит. Когда она начала ходить? Я пропустила ее смех, сон, ручки, которые крепко бы обнимали мою шею, и губки, которые бы целовали меня в щеку и шептали: «мама».

– Я все пропустила, – закричала я. – Все пропустила!

– Ты пропустила многое, – открыла Долорес чехол, доставая гитару и не обращая внимая на мою явную истерику. – Но не жалей о том, что не сможешь вернуть. Ты тратишь сейчас свое и мое время. Просто проведи остаток своей жизни в любви к своему ребенку, потому что она этого заслуживает. Дай ей возможность быть доктором, художником, домохозяйкой, монашкой или стриптизершей. Она может быть асексуалом, натуралом, пансексуалом. Атеистом, индусом, или агностиком. Дай ей понять, что она может быть любого гендера, и ты все равно будешь любить ее. И поддержишь. Она забудет то время, когда тебя не было, но всегда запомнит, когда ты будешь рядом.

– Ты правда веришь в то, что она не вспомнит? – наигранно засмеялась я.

– Оставайся всегда ничьей, Эс.

– Поздно, – развела я руками, пожимая плечами.

– Тогда будь осторожна.

========== Глава 16 ==========

Я думаю, что самые грустные люди всегда пытаются сделать окружающих счастливыми, потому что они знают, каково это – чувствовать себя абсолютно бесполезным, и они не хотят, чтобы кто-то другой почувствовал это.

Я сидела рядом с Майклом и вспоминала все, что было. Много смеха и приключений. Секса и драйва. Слез и страданий. Страха и ненависти. Я так сильно его любила, даже то, что сама идеализировала, и в конце концов перестала любить себя. Да, моя карьера рухнула. Но я и не жалею. Я не хочу больше необходимости переживаний. Скоро я буду со своим ребенком. Как только мать Майкла приедет (да, я ей позвонила) я уйду, и это не будет моей миссией. С его приходом в мою жизнь он заставил меня думать, что я не цельна. Или это я сама заставила себя так думать? Мне не нужен мужчина, чтобы быть счастливой. Не нужно становится лучше, чтобы он любил меня. Все, что я теперь знаю, заберет все доверие к нему. Оно забрало. Я просто не понимала этого до определенной чашки кофе, выпитой этим утром.

– Я хочу кофе, – услышала я усталый голос Майкла.

– Какой облом. Я принесла тебе лишь таблетки и воду.

– Ты молодец, – усмехается он. – И, кажется, я рыцарь, который спас тебе жизнь.

– Не знаю, за какие твои заслуги я сижу тут, но ты и подверг эту жизнь опасности.

– Ты останешься? – я промолчала, и он продолжил: – Я знаю, что тебе нужно будет уехать. Поэтому дом твоих родителей готов. Конечно, ты можешь остаться в нашей квартире, но уверен, не захочешь. Там есть все, что нужно для жизни без меня. Твои карточки забиты деньгами, и тебе не нужно работать. Но, Эс, – все не мог он заткнуться. – Я не дам тебе забыть обо мне. Я всю жизнь буду умолять твоего прощения. И буду делать все для того, чтобы ты пустила меня в свою жизнь. Как раньше.

Я встала с кресла и поцеловала Майкла в щеку, задержавшись у его родного тела чуть дольше, чем позволяют все рамки наших недоотношений. Он был мне таким родным, и я так любила его. Майкл смотрел на меня, зная, что я ухожу. Он знал, что я уйду с тех пор, как познакомился со мной. А я не хотела этого с тех же самых пор.

– Ты меня любишь, Эс? – спросил он, прежде чем я открыла дверь.

– Я тебя люблю, – качнула я головой. – Ты бесишь меня больше, чем это вообще возможно в принципе. Но я хотела прожить с тобой каждую раздражающую минуту.

Я вышла за дверь, и слезы потекли по моим щекам. Отойдя в конец коридора, я спустилась по стенке, садясь по пол и закрывая лицо руками.

– Ты хочешь забыть? – услышала я знакомый голос.

Подняв голову, увидела мать Майкла. Она выглядела все так же безупречно, а потом удивила меня, присев рядом.

– Нет, – ответила я. – Мне нужно все помнить. И я все помню.

– Ты держишься за эти воспоминания. За то, как ты любила его. Кто для тебя Майкл Вудс?

– Мы были вместе, кажется, и я любила его.

– Ты любишь его до сих пор, даже в своей ненависти. Человек всегда меняется, милая, – обняла она меня за плечи. – После того, как почувствует боль.

У каждого в жизни был такой человек, после которого ты меняешься. И совершенно не важно, было ли это безграничное счастье или боль. Ты просто понимаешь, что такой, как раньше, ты больше не будешь.

– Стейси! – услышала я голос Донны.

И когда подняла голову, увидела всех подруг. Они были далеко, в самом конце коридора, но их голос прозвучал, и даже воздух изменился. Я улыбнулась. Я наконец-то за последнее время впервые по-настоящему улыбнулась.

– Читай книги, солнышко, – поднялись мы, и она положила руки мне на плечи. – Читай больше книг. Получай вдохновение и просыпайся раньше. Надевай теплую куртку, наблюдай восход солнца. Делай это два раза в месяц. Потом два раза в неделю. Три раза в неделю. Потом к этому добавь утреннюю прогулку с моей любимой внучкой, которая так похожа на тебя. Затем добавь пробежку и беги. Останавливайся в кофейнях, завтракай. Затем вернись домой, прими душ. Знакомься с новыми людьми – молодыми и старыми. Делись своей историей и слушай другие. Нет, не чужие, а именно другие. Слушай их. Люди скажут тебе много волшебных слов. Принимайте с Эстель листовки от людей, стоящих на тротуаре. Сиди у воды и просто смотри на нее. Счастье ждет тебя за каждым углом.

– Почему вы говорите это? – спросила я в непонимании. – Он же ваш сын.

– И я люблю его, моя девочка, – обняла она меня. – Но иногда люди все равно сходятся, несмотря ни на что.

– И кстати, – крикнула я чуть громче, когда она направилась в палату. – Она похожа на Майкла больше, чем на меня.

– Я знаю, – чуть улыбнулась та.

Если вам однажды станет грустно, просто вспомните мою историю. Как я ненавидела человека, которая, оказывалось, любила своего сына даже не так, как все матери любят своих детей. Любила свою внучку больше, чем всех людей на земле, и не испытывала ненависти ко мне. Она дала мне хорошие советы, которые потом мне пригодились. И в этот момент я вспомнила ситуацию, как обустраивала свою кухню и делала барную стойку. И поднимая голову, я ударилась, и меня вырубило ненадолго. А кто-то из подруг накрыл меня одеялом, потому что они подумали, что я просто решила вздремнуть посреди этой чертовой кухни. Наверное, это и есть семья.

Они все подбежали ко мне и начали обнимать. Даже Эбби, Донна и Эмили со своими животами толкали всех, и смеялись. Все, кроме меня. Смех мне всегда проще давался, чем слезы. Могу ли я просто сказать, что очень люблю своих друзей? Они могут сделать мой ужасный месяц вновь хорошим, осветив при этом только один день.

– Как я рада вас видеть, – лишь вздохнула я, не скрывая эмоций. – Как же мало надо для счастья.

– Я рада, что ты наконец-то поняла это, – услышала я Еву и еще сильнее обняла ее.

– Мы твоя семья, Эс, – сказала Донна, когда мы немного отошли друг от друга. – Но мы друзья, помнишь? Ты до сих пор можешь прийти к каждой из нас и сказать «привет». Но кто мы для тебя на самом деле? Скажи, Стейси.

– Вы – это глупые задушевные разговоры, – посмотрела я на каждую из них, и улыбнулась Долорес, молча благодаря ее за присутствие. – Честный голос моей самооценке и возможностей. Фотографии. Их мало, потому что я не люблю фотографироваться, но они есть. И каждая из них носит имя «ностальгия». Путешествия и любимые ночевки. Пусть это и было давно в последний раз. Вы – это шутки, которые понятны лишь нам. Прогулки, которые оставляют улыбку на лице. Объятья, помогающие всегда. Взгляд – пронзающий меня насквозь, пытающийся понять, действительно ли все в порядке. И вы, – подошла я к Донне и обняла ее. – Вы – это воспоминания, которые останутся у меня в памяти навсегда.

Мы долго не говорили. Молча направились к лифту, затем сели в машину и направились в аэропорт. Я оглянулась прежде, чем покинуть здание, ведь в нем был Майкл. Несмотря на все, что было, он все равно защищал меня, и я замечала это. Я думала не так, как другие. В конце концов, меня полтора года учили думать быстрее, чем других.

– Ну так ты расскажешь, как ты попала в ФБР? – спросила Эмили. – Давай же, мы заслужили правды.

– Я сидела на героине, – прошептала я тихо. – И когда мы грабили склад с медикаментами, я убила полицейского. Так мне сказали, и так же сказали, что, если я не соглашусь на работу, меня посадят до конца моей жизни.

– Боже, – слышала я напуганный голос Евы. – Сколько тебе было?

– Семнадцать. Они бы подождали год и осудили меня. Так что меня учили полтора года и сказали, что я буду служить стране.

– И что ты сделала?

– Я служила, – открыла я фото своей дочери на телефоне Донны. – Но я не думала, что буду убийцей.

– Ты же говорила, что не убивала людей, – в непонимании сказала Долорес.

– Людей не убивала, – пожала я плечами. – Лишь ничтожеств, но и их воздух не пожирал.

– Мне жаль, Эс, – взяла меня за руку Эбби. – Мне жаль, что всю жизнь до теперь ты так и не прожила.

– Все в порядке, – вытерла я слезу со щеки. – Кажется, теперь все в прошлом.

– Я так не думаю, – сказала Эмили. – Ты правда надеешься, что они тебя отпустят?

– У меня на них есть столько дерьма, что им освежителя воздуха не хватит.

– Ты серьезно? – удивилась Долорес.

– Да. Мне есть кого защищать.

Затем мы пересели в частный самолет, и я не стала ничего спрашивать. Эмили дала мне куртку и сапоги, и только спустя несколько минут я поняла, что в Нью-Йорке сейчас холодно, и моя одежда из Мексики больше не актуальна.

– Может, чай или кофе? – спросила Долорес. – Или хочешь поспать после перестрелки?

– Где она? – задала я вопрос слишком резко.

– С Брайаном и Адамом, – спокойно ответила Донна. – И знаешь, я бы советовала тебе пойти поспать, чтобы ты смогла…

– Я смогу, Ди, – перебила я ее. – Она моя дочь, и я не видела ее дохрена дней. И я вам очень благодарна за все, что вы делали и делаете до сих пор, но я точно знаю сейчас две вещи: первая – хочу увидеть свою дочь, и второе – не хочу спать.

– Вот, держи, – передала мне коробочку Ева.

Открыв ее, я увидела mp-3 плеер и наушники. Я пролистала и там было такое количество музыки, что мне не хватит времени даже на сотую часть ее. В этот момент я посмотрела на Еву взглядом, которым не одаривала никого до этого.

– Спасибо, – шепотом произнесла я. – Я так давно не слушала музыку.

Глупо верить в то, что есть что-то вечное, в том числе и детство моей малышки. Даже не верится, что ей уже полтора года. У нее сейчас идет самый интересный возраст. Она уже самостоятельно ходит и бегает. Наклоняется и приседает. Понимает элементарные обращения. И я не сказала ей ни одного. Прошло несколько часов, и день сменился ночью. Мы летели уже тринадцать часов, и я все это время слушала плейлист, пока Донна не взяла меня за руку.

–Знаешь, просто хочу, чтобы ты знала, – осторожно начала Донна. – Мы через пол часа будем в Нью-Йорке, и ты давно ее не видела.

–На что ты намекаешь? – нахмурилась я, чувствуя прилив раздражения.

– Она ест сама. И пьет сама. И ходит. И бегает. Даже фразы говорит, – улыбнулась она. – Максимум с двух слов, конечно, но это мило.

– Ты хочешь меня разозлить или еще раз напомнить о том, что я не видела ее слишком долго?

– Эс, Боже, – подняла голос Донна. – Почему каждый раз, когда я помогаю тебе, ты думаешь, что я хочу тебя унизить, пристыдить или разозлить? Я просто помогаю тебе и люблю Эстель, потому что она тоже мне как дочь, черт тебя дери!

На несколько секунд все уставились на нас, и тишина почти удушила каждую. Потом лишь прозвучала единственное слово от Долорес: «Неловко», которое было переполнено сарказмом. И лишь когда самолет сел, я остановила Донну, и обняла ее. Я прошептала: «спасибо», но она ничего не ответила. Все ждали пока я выйду первой, и только в этот момент я поняла, что сейчас обниму своего ребенка.

– Ну же, Эс, – улыбнулась Эмили. – Тебе пора.

Моя беременность была полной неожиданностью, которая переросла в ощущения полного счастья. Я выхожу из самолета, и холодный воздух бьет мне в лицо. Быстро сбегая вниз по ступенькам, я вижу Эстель, которая на руках у Адама. Она смотрит на меня, и по мере того, как я приближаюсь, моя девочка начинает улыбаться. Я лишь надеюсь, что она не забыла меня и обнимет без детской боязни.

– Эстель, – оказываюсь я лицом к лицу со своим ребенком, и слезы текут по моим щекам. – Привет, доченька.

Она какое-то время смотрит на меня, а затем выставляет руки вперед. Я без раздумий хватаю ее и крепко прижимаю к себе. Беру ее ладошку и целую венку на запястье. Ты забываешь, какие муки испытываешь девять месяцев, а потом еще, когда прижимаешь ее к груди. Весь мой смысл жизни сошелся на одном маленьком человечке, который равноценен целой планете. Почему я думала, что одинока. Женщина с малышом априори не может быть одинокой.

– Я люблю тебя, – кружу я ее на руках, и она начинает смеяться. – Как же я люблю тебя. Ты знаешь кто я?

В этот момент произошло что-то волшебное, и пошел мелкий снег. Эстель засмеялась, когда снежинка упала ей на носик, а за тем еще и еще одна. Я люблю эту жизнь, и все плохое не в счет. Если она рядом. Только один человек нужен мне, и это мой ребенок. Снег шел, а я держала ее на руках, пока она не начала вырываться.

– Я хочу есть.

– Значит, нам пора, – поцеловала я ее в щеку.

– Отпусти меня.

Я присела, чтобы выполнить ее просьбу, и Эстель пошла слишком уверено к Адаму. Я знала, что так может быть, но она взяла у него жирафика, которого я дала ей, когда они уезжали, и снова направилась ко мне, вручая его.

– Ты мама. Это твоя игрушка.

И все снова изменилось с этого дня. Я переехала в дом своих родителей, где Майкл и правда сделал все, как бы я хотела. Обставил комнаты, а в нашу спальню поставил фото. Его мать сказала, что он в порядке, и окончательно поправился спустя неделю, за исключением легкой хромоты, и мы больше не виделись. Я официально ушла с работы и решила заняться фотографией уже на профессиональном уровне. Иногда я садилась за гитару, и мы проводили столько времени вместе с Эстель, что порой казалось, словно у меня паранойя, что она снова забудет меня. Я оставалась у своих друзей, и теперь начала ценить эту дружбу больше, чем когда-либо. Дружба – это что-то особенное. Она способна преодолеть любые расстояния и сложности. Это когда вы можете смотреть всю ночь фильмы, словно подростки, и кто-то из вас сумасшедшая птичка жаворонок, встает, идет делать кофе, и укрывает всех одеялом, только очень тихо, чтобы не разбудить, потому что тот действительно устал. Когда ты помнишь любую мелочь. Когда вы совершенно разные, но одновременно безумно похожие и родные.

И в конце концов все становится лучше без каких-либо объяснений. Просто я начала просыпаться утром и, как говорила ранее Майклу, делала кофе и открывала занавески. Все было по-домашнему, и я искренне полюбила свою семейную жизнь, пусть и в семье было лишь двое человек.

Я обрабатывала фотографии, а Эстель сидела на полу и играла с новым конструктором, который мы купили в супермаркете утром.

– Ты будешь есть, Эс? – спросила я, улыбаясь.

– Хочу банан, – не обращала она на меня внимания.

Я встала и почистила ей фрукт, нарезая кусочками и выкладывая на тарелочку.

– Держи, – поставила я тарелку на пол рядом с Эстель. – Можно мне с тобой?

– Да.

– Знаешь, когда я была такая, как ты, я любила машинки. Мой папа хотел сына и даже не думал покупать мне хоть одну куклу из-за ненависти ко мне. Но знаешь, это не имеет значения. Новогодние праздники скоро, и мы с тобой будем лишь вдвоем.

– Мама, – улыбнулась она. – Мы будем вдвоем.

– Я люблю тебя, малышка, – поцеловала я ее, обнимая. – Мы будем счастливы.

Прозвучал стук в дверь, и я направилась открывать. За дверью стояли все мои подруги. Я улыбнулась и поставила одну руку на пояс, опираясь на дверной косяк.

– Вы что тут делаете?

– Привезли тебе игрушки и новогодние украшения, – ответила Донна, проталкиваясь в квартиру смешной походкой.

– А что дальше? – смеясь, закрыла я за всеми дверь, когда они все были внутри.

– А дальше зима, – пожала плечами Ева. – И мы все будем вместе. И будем тут. Потому, что при всей любви к Нью-Йорку, этот день благодарения, который, кстати, завтра, и новый год через месяц, мы любим твой дом, который в двух часах езды от NY.

– Папа придет? – спросила Эстель.

И я на мгновение застыла. Как я могла ей объяснить, что ее отец полный мудак, которого я люблю и который не приедет на день благодарения и новый год, чтобы встретить их со своей семьей?

– Милая, я думаю папа приедет. Ты скучаешь по нему?

– Да.

Ну вот. Я впервые солгала своему ребенку. Как и все матери.

– Что ты чувствуешь, когда он рядом с тобой? – спросила Долорес.

– Я счастлива. Всей душой, – улыбнулась я. – Но сейчас я так же счастлива.

И это была правда. Когда все ушли спать, а в этом доме было достаточно комнат, и Майкл действительно постарался с ремонтом, я также отправилась в спальню. Засыпаю я моментально, и все было бы хорошо, но есть одна проблема – в четыре утра я встала и смотрела в потолок, планируя свой завтрашний день. Приготовить отбивные и курицу. Или лучше утку? Устроить Эстель в садик, и у племянницы или племянника Евы день рождения, на который мы приглашены, и нужно купить подарок. Да, сначала нужно узнать это мальчик или девочка. И да, бублики. Затем я пришла в комнату к своей дочери и, поцеловав ее, укрыла одеялом. Потом пошла в душ, надела джинсы и вязанный свитер. Это было так по-домашнему. Особенно, когда после я приготовила завтрак на всех.

– Как вкусно пахнет, – вышла Эбби первой ко мне. – Потрясающее утро.

Она гладила свой живот, и моя улыбка не сказала ей: «все будет хорошо». Скорее наоборот, я пугала ее своими отношениями с ребенком. Вечным отсутствием и оружием. Кроме того, она видела все это в своем детстве.

– Ты хочешь сказать, что это трудно, да, Стейси?

– Что ты имеешь ввиду? – наигранно засмеялась я.