Текст книги "Воспоминания из будущего (СИ)"
Автор книги: Ana_Smile_69
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Я искал её по библиотекам и обзванивал больницы, полицейские участки, господи, я бегал по самым опасным переулкам города, чтобы найти её, там, где она обитала раньше, но я потерял с ней связь. Адам присвоил её себе, чего хотел на протяжение уже нескольких веков. Ева влюбилась в своего худшего врага. Чистая ненависть превратилась в истинную любовь.
О дальнейшей её жизни я могу судить только по слухам, пользующимися популярностью среди переселенцев. Говорят, её дух был замечен неподалёку от нашего лагеря, но это всего лишь предположение.
Я встретил её в твоём сознании, и лишь потому напился так сильно в тот вечер. Прости меня. Я не осознавал, что делал. Я не верил, что дорогой мне человек может оказаться так близко ко мне. Я оплакивал её. Думал, что она мертва. Она утверждала, что, поселившись в твоём разуме, обрела поистине вечную жизнь; спасает тебя от Адама, способного растягивать свои паучьи лапы до близких Еве людей. Она говорила, что тот хочет забраться в твой мозг и заставить своими руками совершить какое-то преступление касательно самой Евы и её отношений с Адамом. Она призналась, что стёрла все воспоминания о себе из моей головы ради моей же безопасности. Битва с Адамом – её битва, и больше никто не должен страдать от сражения, что ведут два разума на протяжении нескольких веков. Возможно, она как-нибудь поговорит с тобой. Возможно. Но ты должен знать, Хейден, что твоя мама всегда с тобой. Она навсегда в твоём сознании. И она спасёт тебя, когда тебе будет больно.
***
Юэн выдохнул, облокачиваясь о спинку стула. В аудитории воцарилась тишина. Удушающая, раздражающая, она, словно одинокая капля воды, билась о твёрдый каменный пол. Хейден не мог выдавить ничего; он даже не мог посмотреть на профессора – каждый взгляд на него напоминал теперь о Еве.
– Разве переселенцы имеют способность поселять свой разум в чужой голове? – прошептал Кристенсен. – Я думал, это срабатывает только с душой.
Юэн грустно улыбнулся.
– Ты забыл, что Ева была одним из самых сильных переселенцев? Она могла проделывать такие трюки, от которых мороз по коже шёл.
«Но я никогда не буду хотя бы немного походить на неё», – подумалось Хейдену, и он, запустив свои руки в немного отросшие кудри, застонал, сам не понимая от чего: то ли от скорби, то ли от осознания услышанной истории.
– Спасибо, что рассказали мне все, профессор, – прошептал он.
– Не за что, Хейден. Береги себя. И не забывай хоть иногда называть меня просто по имени.
Кристенсен с печалью в глазах посмотрел на профессора и кивнул.
– Если тебе удастся поговорить с ней, дашь мне знать? – с надеждой в голосе спросил Юэн. Хейден кивнул.
А затем встал, чтобы удалиться из кабинета. Присутствовать здесь, сидя напротив МакГрегора, смотреть в его синие глаза и слушать сладкий голос более было невыносимо.
– До свидания, Юэн, – его голос дрогнул. – Приятно было с вами увидеться.
Он уже подходил к двери – с огромной надеждой, что в последнюю секунду профессор остановит его и скажет что-то напоследок, и Хейдену не придётся возвращаться в общежитие с тяжелым грузом в душе от своих чувств к МакГрегору, и тот словно услышал его мысли.
– Постой, Хейден! – крикнул он, подрываясь со стула и подскакивая к студенту. Последний чуть не рухнул на пол от неожиданности, когда поворачивался.
– Вы что-то хотели? – хоть и дикая боль окутывала его душу, Кристенсен, подавляя в себе слёзы, но всё же не скрывая любопытства, заглянул профессору в глаза.
И Юэн молча достал из кармана небольшую связку ключей и протянул Хейдену. Тот вопросительно на них посмотрел. Прежде чем он успел задать хоть какой-либо вопрос, МакГрегор выдал:
– Это ключи от моей квартиры. Теперь они твои. Мой дом – твой дом, и ты можешь приходить ко мне, когда захочешь. В любое время дня и ночи я приму тебя.
Хейден нарочно пытался скрыть слезы, накатывавшие на его глаза, пока Юэн преподносил ему столь ценный подарок. А затем он, не сдерживая своих чувств, уткнулся профессору в грудь, обнимая его, и МакГрегор услышал тихие, едва заметные всхлипывания. Он, погладив Хейдена по волосам, поцеловал его в макушку, успокаивая. И прижал его к себе, поглаживая по спине, понимая, что только он сам способен вытащить юношу из темноты.
========== Часть 23 ==========
Лазурь чистого неба накрывала лужайку, как будто ложась на неё. Возможно, так казалось лишь Энакину. Атмосфера, царская вокруг, дарила ему умиротворение.
Энакин не хотел вспоминать о прошедшем дне. Во-первых, он спал, а сон для того и нужен человеку, чтобы отвлечься. Во-вторых, в последнее время слишком много событий и происшествий легло на него, они окутывали его и поглощали, не давая возможности выбраться.
А ведь он так давно не видел обыкновенных снов. Обычных, где-то странных или забавных, в которых отражались все его эмоции и впечатления, полученные за день – а то и за всю жизнь. В детстве ему всегда снилось что-то хорошее – естественно, он засыпал рядом со своей матерью, в запахе душистого мыла и вкусного теста. Он старался не забывать лицо своей матери, но оно, как назло, пряталось от него в сумерках воспоминаний. Всякий раз, как он возвращался к определённому моменту из детства, он всё реже и реже видел отчётливые черты лица Евы или её голос. И от этого ему становилось невыносимо больно.
А сейчас он лежал здесь, на зелёной лужайке, посреди мягкой травы, прислушиваясь к дуновению ветра и чувствуя, как солнце бросает на землю ласковые лучи тепла. Рядом была Падме; прикрыв глаза от наслаждения и слегка улыбаясь, она наслаждалась свежей погодой. Всё, казалось, так и пропитано умиротворением и спокойствием, пока в душе Энакина бушевала гроза. Как будто сама судьба приказывала ему перестать думать обо всех тревожащих его вещах. Прятала Хейдена под оболочкой Энакина и подавляла все его чувства.
Если бы можно было так легко забыть о той истории, что ему рассказали Джон и Юэн, то раствориться в моменте казалось не таким уж сложным действием.
– Падме? – окликнул он девушку, и та, приоткрыв один глаз, покосилась в сторону Энакина.
– Да? – с любопытством ответила она.
– Могу ли я попросить тебя просветить ещё в один аспект переселения душ?
– Конечно, – хмыкнула Падме. – Спрашивай что хочешь. Считай меня своим личным экскурсоводом.
Энакин тут же вспомнил, как примерно таким же образом Юэн охарактеризовал девушку, и усмехнулся.
– Скажи, возможно ли такое, чтобы человек умер в собственном видении? Что произойдёт в таком случае?
Падме заметно напряглась.
– Почему ты подумал об этом?
– Да так, – Энакин и вправду не знал, что ответить. – Я думал насчёт истории своей мамы. Ведь её прошлые инкарнации погибали. Что происходило дальше?
Падме поудобнее устроилась на траве – так, чтобы видеть перед собой лицо Энакина. Своей фигурой она загородила попадание солнечных лучей на его лицо, отчего тот перестал щуриться и посмотрел на неё.
– Сновидение менялось следующей жизнью, – стала объяснять она. – Это как сериал: ты заканчиваешь смотреть один эпизод, и тебе сразу же подают следующий. Так же случается и с инкарнациями: ты следишь за определённым человеком всю его жизнь, начиная с определённого момента. А затем – ты ощущаешь его последние надежды, сожаления, всё то, что что он чувствовал в момент до… перерождения, так сказать. А затем тебе показывают новую инкарнацию, с самого её рождения. Скорее всего, воспоминания из детства будут частыми, обрывочными, чтобы душа поскорее подошла к основному моменту развития событий, становлению человека.
– Понятно, – кивнул Энакин, хотя сам смутно что понимал.
– Бывает кое-что иное, – добавила Натали. – Человек, понимая, насколько сильно его захватывает жизнь в сновидениях, лично хочет раствориться в ней навсегда. Тогда он, отрекаясь от своей собственной, ломает всю свою временную линию и самолично останавливает своё существование в момент смерти той личности, которой он навсегда посвятил себя.
– И что происходит в такой ситуации?
– Он попадает в отрицательный мир. Мир всего не существующего.
– Аналог загробной жизни?
– Можно и так сказать. Понимаешь ли, в этот мир попадают только отъявленные преступники и подобные самоубийцы. А ещё – те, кто хоть как-то пытался поменять своё прошлое. Ведь от этого зависит ход всей истории. Судьба не позволит изменить в себе даже маленькую, незначительную вещь. Всё должно оставаться на месте. Мы лишь зрители и не имеем права ничего менять.
– А что насчёт будущего? К примеру, я ведь прямо сейчас могу пойти и спрыгнуть со скалы? – предложил Энакин.
– Можешь, – Падме утвердительно и серьёзно кивнула. – Этот наш мир – всего лишь предупреждение от Судьбы, каким он может быть, если мы не предпримем никаких действий в прошлом. Остаётся только одно: гадать, что именно мы должны совершить и какой ценой.
Энакин прикрыл глаза и выдохнул.
– Спасибо тебе, Падме.
В этот момент девушка казалась ему такой мудрой, умной, искренней, доброжелательной и серьёзной, такой идеальной, что он больше не мог смотреть на неё. Свет от её лица был ярче самого солнца, освещавшего планету. Хейден уже не сопротивлялся чувствам Энакина. Потому что он слишком долго сопротивлялся чему-то в принципе. Он улёгся на бок, напротив легла Падме, и так они и лежали, смотря друг другу в глаза и чувствуя, как им обоим нужен отдых.
– Как же я устал, – едва слышно прошептал Энакин, осматривая лицо девушки: её миндалевидные карие глаза, аккуратный нос и розовые пухлые губы. Тонкая белая шея и красивые черты лица.
– Ты не должен сдаваться, Хейден, – ответила уже Натали в обличье Падме.
Энакин грустно улыбнулся и кивнул головой. Как бы это ни звучало банально, он ещё должен выяснить подлинную правду о своей матери и о своём предназначении в будущем. Потому-то он и не должен бросать начатое. Хотя бы ради Евы – ради мамы.
– Падме, я должен признаться кое в чём, – проговорил он, пытаясь не прятать взгляд. – Я не в силе сдерживать чувства и эмоции Энакина, а потому… передаю, что он любит тебя.
Девушка, в радостном изумлении раскрыв глаза, лучезарно улыбнулась, хоть в её глазах и стояли слёзы – слёзы счастья. Она, ласково погладив по волосам Энакина, приблизилась к нему и прошептала:
– Тогда передай ему от Падме, что она тоже больше не может сохранять спокойствие от каждого его взгляда, направленного в её сторону, и голоса, зовущего её по имени.
И она прикоснулась своими устами к его устам, ласково, осторожно ведя рукой по его лицу. Он гладил ее кудрявые локоны и держал её так аккуратно, словно боялся разбить. Энакин никогда не бывал с девушками до этого – ему и запрещалось быть к ним эмоционально привязанными, а сейчас он нарушал этот закон и, вопреки всему, поддался чувствам, не думая о другом мире, тревогах и страхах, наполнявших его душу. Он видел только настоящий момент, и лишь он был живым, насыщенным и ясным, беззаботным и таким сладостным.
Он оторвался от излюбленных губ и посмотрел ей прямо в глаза, наслаждаясь мгновением, и понял, что влюбился и готов был пожертвовать жизнью за свою влюблённость.
***
Они провели вместе целый день на этой лужайке, не заботясь о том, что были знакомы в прошлой жизни и у них вроде не намечалось ничего крупнее обыкновенной дружбы. Им не было неловко и неудобно видеть друг друга в таких обличьях: это было последнее, что беспокоило их. Они кружились на траве, бегали за животными и вместе наблюдали за природой. Энакин собирал красочные и манящие цветы, а Падме заплетала их в волосы, сначала себе, а затем – ему. Они наслаждались этим временем, как настоящие влюблённые, попавшие в водоворот первых чувств, и романтика охватывала их души сполна. Было бы счастьем остаться здесь навсегда, только им обоим было суждено проснуться.
А оказавшись в собственных спальнях на расстоянии нескольких сотен километров, они не почувствовали друг другу абсолютно ничего. Вся влюблённость ушла из их мыслей, как только они возвратились к реальности. Так и работали сновидения. Показывали совершенно чужую жизнь с её проблемами, мечтами и надеждами, далеко отличными от тех, что присутствовали в самих Хейдене и Натали.
Комментарий к
да будет скоро слэш, обещаю
========== Часть 24 ==========
Хейден небрежно кинул тетрадь в рюкзак, томно вздыхая и бросая взгляд на большие часы висевшие над дверью аудитории. Пять вечера… он усмехнулся. В Англии в это время пили чай, а он лишь уходит с лекции – измученный, уставший, его голова падала от количества поступивших знаний. Благо, была пятница, а значит, завтра у него был шанс хорошенько выспаться.
Хейден сошёл по ступенькам словно вальяжно влачащийся по коридору принц что собирается спуститься на бал. Попрощавшись взглядом с кабинетом, преподавателем и сокурсниками, он вышел из университета и пошёл туда, куда его меньше всего влекло сердце – к общежитию. И чтобы не вступать на его порог слишком быстро, он решит сделать круг по городу, вернувшись обратно лишь при появлении первых звёздах на небе.
Он шёл по пустынным улицам, облачённым в предвечерние сумерки, выискивая на небе луну или очертания двух влюблённых, бывших в прошлом заклятыми врагами, а в настоящем обретших тень истинного чувства. Он искал их верного младшего брата, с такими же рыжими лежавшими в аккуратной причёске локонами и сияющими светлыми глазами. Он ходил по городу призраков, где каждый оставил после себя след. Каждый дом, переулок, проспект обретали собственные тени, тени прошлого и ещё не забытого.
Хейден думал обо всем и ни о чем конкретно, держа перед глазами образ своей матери в объятиях Чёрного Человека. Он видел на месте себя маленького Юэна, рыщущего по городу в поисках единственного друга. Он видел, как подземные ходы и забытые богом закоулки оживают под прикосновением ноги его матери: из-под асфальта и выхлопных газов тянутся цветы, а город наполняемся свежестью и былой силой, силой природы, не обременённой количеством фабрик, заводов и жилых комплексов. И затухают, как только Ева встречает Адама, сулящего гибель всему живому. Удивительная ирония.
Хейден дошёл до общежития слишком рано. Удручённо опустив голову вниз, он коснулся дверной ручки, понимая, что отрекается от свежего воздуха и полной страсти, дыхания, новизны, чуда жизни. Дойдя до своего этажа, он, уже снимая рюкзак, попытался открыть входную дверь, но та была заперта. Видимо, его сосед тоже не отказался от полной приключений прогулки. Хейден пошарил в карманах в поисках ключа и нечаянно наткнулся на связку. Тёплую после проведённых в кармане суток, он достал её и сразу же вспомнил вчерашний вечер, когда Юэн с мольбой в глазах дарил ему сию ценную вещицу. Спрятав слезы, он развернулся на сто восемьдесят градусов и, уверенно подняв голову и грудь, вышел снова, теперь тая в душе крепкое стойкое желание обрести истинный дом.
***
Когда Юэн МакГрегор шагнул из лифта под скрип открывающихся дверей на лестничную площадку, устланную плиткой, первое, что он почувствовал – манящий запах свежего ужина. Похоже, он мог учуять колбасу, сыр и зелень, а также изысканные соусы. «Соседи, что ли, готовят?» – подумалось ему, как только он вспомнил, что живет напротив парочки итальянцев, умевших лакомиться своими национальными блюдами соблазнительных вкусов. Он облизнулся, стараясь унять аппетит, и прошёл мимо. Достал ключи, прикоснулся к ручке двери и, как только та открылась, он остался стоять в изумлении и огромном шоке. сам не понимая, насколько сильно он этого хотел, профессор увидел на своей кухне копошащегося с посудой Хейдена Кристенсена. Громко шумело радио, передавали последние новости, и ароматный запах ужина доносился со стороны плиты. Удивленно уставившись на студента, который, словно молодая женушка, дожидается мужа с работы и готовит ему ужин, опытно возился с огромным противнем.
Юэн чуть не уронил портфель с документами. Хейден сразу же заметил его присутствие и приветливо улыбнулся.
– Я долго ждал вас, – произнёс он. – Где вы так долго ходите? Уже почти девять.
Юэн оторопел. Он спал?
– Вы смотрите так, словно вместо меня здесь какой-нибудь… пингвин. Разве вы не помните, как сами дали мне ключи? Я решил прибрать тут и приготовить ужин. У вас в квартире настоящий завал. Вы бы знали, сколько съестных припасов я обнаружил в морозилке и сколько из них я вынужден был выкинуть. А вы проходите, Юэн. Стоите как неприкаянный.
МакГрегор слова вымолвить не мог. Вся квартира была начищена до блеска, даже в тёмной поверхности комода в прихожей, казалось, можно было увидеть собственное отражение.
– Опережая ваши вопросы: да, я все сделал сам. Да, за пару часов, – Хейден разложил ужин по тарелкам и встал напротив столешницы, уперев руки в бока. – Похоже, вы не собирались задавать эти вопросы, так? Тогда, может быть, пройдёте? – он склонил голову. – Не зря ведь я осваивал навыки итальянских поваров, чтобы заставить вас съесть хоть что-то сытное.
Юэн положил портфель, снял рабочий пиджак, оставшись в жилете и рубашке, и вымыл руки, не говоря ни слова. Хейден был самой настоящей хозяйкой, на нем – хоть женись. От осознания этой мысли он сглотнул слюну и уселся на высокий стул, оглядывая ужин.
Ещё несколько минут были слышны лязг вилок по тарелкам и звук подливающегося чая вперемешку с приятными мелодиями доносившимся из радио. Хейден довольно улыбаясь кидал косые взгляды на юэна ещё не совсем верившего в происходящее.
– Вы потеряли дар речи? Или потратили голос на лекциях? – попытался пошутить Хейден.
– Я в огромном шоке от того, как ты стараешься ради меня, – выдал Юэн, с аппетитом наворачивая лазанью. Настолько вкусной еды он не пробовал наверное уже несколько лет. В последнее время он питался в забегаловках или же полуфабрикатами несмотря на приличный доход. Он иногда заглядывал в магазин в поисках каких-нибудь изысканных блюд, готовку которых приходилось откладывать на потом, и Хейден наконец отыскал их в дебрях холодильника.
– Вы помогли мне, теперь моя очередь вам помочь. Я всего лишь хочу, чтобы вы были накормлены.
«Ему суждено было родиться женщиной с высоченным уровнем заботы о мужчине, и никем иначе», – подумалось Юэну.
– Спасибо тебе большое, Хейден, – он старался не прятать взгляд в котором читалась истинная благодарность. – Мне действительно это очень приятно.
Они пригубили остаток ужина в тишине, не находя тем для разговора и слушая медленную музыку, не нарушавшую их покой. Изредка они перекидывались словами, чистыми формальностями, интересуясь как прошли день и лекции – их расписания, в принципе, были похожи. Они оба не хотели доедать ужин слишком быстро – иначе пришлось бы снова искать темы, а возможно, так и провести вечер в неловком молчании – немом крике душ. Тогда Хейден решил взять инициативу в свои руки и, заметно покраснев, опустил взгляд и прошептал:
– На самом деле я пришёл сюда не только потому, что хотел накормить вас.
Юэн напрягся.
– Если тебе нужна моя помощь, я не оставлю тебя, Хейден. Выкладывай.
Кристенсен, отложив вилку, принялся докладывать профессору то, что хотел:
– Дело в том, что, когда мы были в лагере, я случайно подсмотрел сквозь замочную скважину, как в бальном зале обучали вальсу. Я подумал, что у меня, скорее всего, не получится взять курсы на базе, так как мне откажут – ну, вы понимаете, ведь я всё-таки не прошлое вижу, а будущее. Но они танцевали так красиво, так утончённо… Я не понимал, насколько сильно хочу обучиться вальсу, а вы, пребывая в лагере уже несколько лет, наверное, знаете, как его танцевать, так что…
Дыхание сбивалось, а слова не находили нужных мест в предложении. Капли пота стекали по лбу, голос дрожал. Он так и не мог выразить свою мысль полностью, но Юэн понял его, как если бы тот не говорил ничего. Профессор вытер губы салфеткой, отложил вилку в сторону и поднялся.
– Иди сюда, – он уже встал в нужную позу, раздвинув руки и ноги, как-то предполагали правила танца.
Jason Donovan – Sealed WIth A Kiss
Хейден, смущённо поднимаясь со стула, подошёл к Юэну, и тот сам руководствовался конечностями студента, направляя их в нужные стороны. Кристенсен каждый раз вздрагивал от прикосновения МакГрегора, дыхание замирало, а сердце билось всё чаще. Крепкие руки держали его собственные, и он позволял им управлять собой – это было тем единственным, чего он хотел в последнее время.
– Просто делай, что я скажу, – Юэн серьёзно, не моргая, посмотрел в глаза Хейдена и уловил его взволнованный взгляд. Тот никогда не был так близок ни с девушками, ни с мужчинами – его поведение выдавало этот факт. Но МакГрегор явно старался забыть о нём всякий раз, как на горизонте появлялся Кристенсен. От него веяло молодостью, девственностью, и, как бы Юэн того ни отрицал, это вызывало в нём сильнейшее желание завладеть мальчишкой.
Хейден кивнул, как только по радио заиграла приятная медленная музыка, и профессор принялся учить его танцу. Вначале он показывал первые движения: как переставлять шаги, с какой скоростью и темпом. Как вести партнёра в вальсе и как его держать, а потому и положил руки Кристенсена на свою талию, снова замечая, как тот вздрагивает и чуть ли не падает в обморок.
– Пожалуйста, держись, Хейден, – улыбнулся Юэн. – Второго обморока от тебя я не приму.
Кристенсен издал нервный смешок, и они продолжили. Левую ногу влево, к ней приставить правую, затем направить вперёд и направо. Нехитрые движения превращались в сущую пытку для Хейдена, когда руки Юэна лежали на его плечах. Он старался запоминать шаги, но всё, что он запомнил – горячее дыхание Юэна возле своей шеи, его прикосновения и голос, диктующий, что делать. Он уже не считал обучение вальсу у профессора отличной идеей, так как это приносило ему огромное количество неудобств.
Но в то же время – непередаваемое наслаждение.
Хотя мы прощаемся с летом… – доносилось из приёмника, и Хейден в первый раз посмел заглянуть в глаза Юэну, который всё твердил, что у того всё получится – нужно лишь много тренироваться.
Любимая, я обещаю тебе… – Юэн прижимал к себе студента, следя за его движениями. Тот, обомлев от столь сильной близости, постоянно сбивался с общего темпа и оступался, наступал МакГрегору на ноги, но тот не чувствовал боль – он просто продолжал двигаться дальше.
Что буду отправлять тебе всю свою любовь… – Помогая Хейдену, Юэн бормотал слова песни под носом, хотя Кристенсен подозревал, что тот обладает плавным и музыкальным голосом. Он наблюдал, как тот, возможно, погружаясь в воспоминания, профессионально танцевал, ведя за собой совершенного новичка.
В письме, запечатанном поцелуем… Эта песня навевала Юэну мысли о его прошлом и о тех утратах, что он пережил. В свои молодые годы он и не подозревал, что когда-то потеряет Еву, отдавшуюся власти Адама, но ещё больше он и представить себе не мог, что будет держать в своих руках её сына, пускай и приёмного. Тем не менее он видел этот блеск в глазах и то же испуганное, взволнованное выражение лица, и он понимал, что дело добром не кончится. Ещё одно прикосновение, ещё один полный влюблённости взгляд – и он не выдержит, хоть и пытался держать себя в руках больше всего.
– Вы чудесно поёте, – прошептал Хейден, заслышав, как Юэн повторяет текст песни.
– Я пою отвратительно, – усмехнулся тот. – Даже не пытайся мне льстить только потому, что тебе нечего сказать.
– Сплошная клевета, – не растерялся Кристенсен.
Они продолжили. По мере того как звучала песня, Хейден стал улучшать свои способности и теперь действительно старался двигаться в такт музыке, причём – правильно.
– Да, это будет холодное одинокое лето, – пропел Юэн, стараясь, чтобы диапазон его голоса не выходил за рамки шёпота.
– И я уже чувствую пустоту, – подпел Хейден, и МакГрегор с удивлением заглянул в его глаза.
Он расслабил руки на его плечах и сцепил их замком за шеей. Ладони Хейдена поползли вниз, скатываясь с талии профессора всё ниже к бёдрам, и он прижимался к нему.
– Но я буду посылать тебе все мои мечты каждый день… – Юэн сглотнул слюну, понимая, к чему всё приведёт. Он прикрыл глаза и оставил уста открытыми.
– … в письме, запечатанном поцелуем, – добавил Хейден и опустил голову, оказываясь ближе к губам профессора.
Юэн поднял руки, зарываясь пальцами в кудрях Кристенсена. Его губы уже были наравне с губами Хейдена, и они оба ощущали невыносимый жар. Кристенсен мог поклясться, что его сердце с такими ударами выпрыгнет из груди, а дыхание остановится и он так и растворится в этом моменте, прощаясь с внешним миром.
Юэн уже мог чувствовать влажные губы Хейдена, этого бесконечно привлекательного юноши, являющего собой истинное знание о красоте. Словно бог, тот оказался в его руках, а его доверчивые прикосновения служили благословением. Он овладевал этим телом, медленно, осторожно, как это рисовал в своих мечтах Хейден, боясь поспешить.
Слишком сильно боялся поспешить, потому что, когда их губы были готовы соединиться в потоке чувств, а руки – ласкать друг друга, тишину, словно гром, прорезала громкая трель, возвращавшая их обоих во внешний мир.
Юэн, в гневе раскрыв глаза, потянулся в карман за телефоном, отвечая на звонок. Хейден успел догадаться, кто звонит. Они убрали руки и встали друг от друга на расстоянии полуметра, пока МакГрегор слушал, что ему докладывал Лиам.
Хейден мог подслушать их разговор, но он был слишком расстроен и разозлён, чтобы воспринимать информацию. Только что он был готов получить искреннее наслаждение от поцелуя профессора и его ласковых прикосновений, о коих ему могли бы сниться блаженные сны, если бы он не видел в них фантастические миры. Интересно, каков на вкус мог бы быть его поцелуй? Такой же, каким одарила Падме Энакина? Или – более чувственный, более проникновенный, более страстный? Теперь о нём оставалось лишь мечтать.
А звонок Лиама перебил всё. И испортил день, который мог закончиться невероятно хорошо. Настолько невероятно, что лишь об одной мысли о возможности получить райское наслаждение, вновь оказавшись в объятиях опытного Юэна, явно знавшего, как обращаться с молодым телом.
Так и манили они друг друга – юность пыталась дотянуться до зрелости, а зрелость искала упоения в молодости.
Убрав телефон, Юэн грустно посмотрел на Хейдена и произнёс:
– Снова летим на базу. Лиам сказал, это срочно. Информация, которую они узнали, может в значительной мере повлиять на будущее, представленное нам судьбой.
========== Часть 25 ==========
Наспех вымыв посуду, они выбежали из дома, где их давно поджидало такси. Водитель справился о месте назначения и нажал педаль газа. И тогда они попрощались с тихим районом Нью-Йорка, вновь выехав в бесконечный поток шума, света и жизни.
Всё как в прошлый раз, когда Юэн впервые повёз Хейдена в лагерь. Тогда Кристенсеном овладевал лишь страх неизведанного, а сейчас – боль от утраты ласковых прикосновений Юэна. Призрак несвершённого поцелуя так и витал возле уст Хейдена, а горячее дыхание нависало над его шеей. Кристенсен даже не мог повернуться вправо, чтобы кинуть взгляд, полный нескольких чувств одновременно, но в зеркале водителя он видел, как профессор, положив подбородок на кулак, смотрел в окно, не видя перед собой ничего. И жизнь города не могла завладеть его вниманием. Видимо, они оба думали об одном и том же.
Личный самолёт уже дожидался их на взлётной полосе. Они повторили все процедуры, только в этот раз Хейдена не страшила мысль забраться на борт – его сейчас мало что волновало. Казалось, даже причина их внезапного призыва на базу не могла его отвлечь.
Юэн не раскидывался нелепыми шутками и замечаниями в адрес команды самолёта. Он молча взошёл по трапу, здороваясь с капитаном самолета с уставшим и спокойным выражением лица, Хейден же прошёл за ним, здороваясь лишь из уважения. Они вновь уселись по своим креслам, пристегнули ремни, и самолёт взлетел, оставляя ночной город под своими крыльями, оставляя горящие разноцветные огни утопать в темноте неба.
Юэну не пришлось ничего говорить. Бортпроводник – всё тот же, что сопровождал их последние два раза, – вынес поднос с коньяком и поставил напиток на столике рядом с профессором. Хейден попросил лишь чашку успокаивающего чая, хотя алкоголь сегодня не помешал бы ему.
– Как всегда – ваш любимый, – улыбнулся стюард, крутясь возле профессора и ожидая вновь его двусмысленных шуток и похотливого взгляда.
– Спасибо, – обронил Юэн, как только стакан оказался у него под носом. Он не поднял взгляд – он уставился в неопределённую точку в пространстве, явно о чём-то задумавшись.
Бортпроводник было открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем лишь сохранил улыбку на своём лице.
– Если я понадоблюсь, вы можете…
– Нажать кнопку, да, я знаю. Спасибо. Можешь идти.
И молодой человек развернулся и с прямой спиной ушёл из кабины. Никто не видел, как он, прячась за шторкой, прыгнул от радости с зажатыми кулаками и постарался удержать довольный смех. Наконец-то! Он терпел подобные выходки уже несколько лет, и теперь его избавили от них. Он не знал, что произошло, но явно догадывался, видя, как профессор и студент не обмениваются даже взглядами, а их слова были условностями, чистыми формальностями. Неужели Юэн по-настоящему влюбился? Блаженно уставившись на них из своего секретного места, он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Ему льстило, что такой красивый, сохранивший свою привлекательность и даже приумноживший её профессор обращает на него внимание, но иногда он действительно не понимал, серьёзно ли это всё или стюард лишь объект для репетиции флирта. Поэтому сейчас, когда наконец-таки объявился Хейден, он был ему тысячу раз благодарен за то, что привлёк к себе внимание Юэна – и неплохую такую его часть.
А пока что Юэн и Хейден сидели в кабине самолёта, думая, что следует сказать, чтобы нарушить тишину, и Хейден, забыв о разочаровании вечера, решился-таки спросить, какую новость преподнёс Лиам, что она так резко заставила их покинуть Нью-Йорк и мигом лететь на базу.
Юэн сделал глоток коньяка, прочистил горло и выдал:
– У нас в лагере – возможно, ты с ним знаком или видел его хотя бы краем глаза, – есть один мужчина, немного помладше меня. Его зовут Диего, он видит сны о своём прошлом. Сегодня он ворвался на базу вместе со своей девушкой, Фелисити, говоря, что в своих снах они увидели будущее. Такое же будущее, как и у нас, со всей этой обстановкой, только несколькими годами позже. Судьба подкидывает им тем же видения, но они опередили нас лет на десять вперёд. Судя по логике, Энакину уже тридцать, а Оби-Вану… сорок? Может быть, сорок с лишним. В общем, в этом вся загвоздка. Лиам говорит, у них для нас кое-какая зацепка, которая, возможно, приведёт нас к нужному следу.
