Текст книги "Воспоминания из будущего (СИ)"

Автор книги: Ana_Smile_69

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

По телу Хейдена пробежали мурашки. Он не мог вымолвить ни слова, потому что все слова уже были сказаны. Джон заметил, даже услышал, как сердце Кристенсена ушло в пятки.

– Она приехала ко мне, чтобы получить официальный документ об усыновлении. И вдобавок – выписать наследство. С тех пор и завязалась наша дружба. Я редко видел, чтобы она приводила тебя на наши встречи – возможно, потому-то ты меня и не помнишь. Документ об усыновлении сейчас хранится у меня. Готов поспорить, тебе так и не выдали его. Дейзи приказала оставить половину бумаг на моё хранение после её смерти. Я спрашивал – почему она была так уверена в скорой погибели. А она сказала, что просто чувствует это. И десять лет назад, по официальному заявлению, потеряла управление автомобилем, чтобы доставить тебя в одно важное место. Я не имел представления, куда она тебя везёт – просто говорила, что это самый надёжный дом, где тебе обеспечат защитой и пропитанием.

Я присутствовал на похоронах, и ты даже не представляешь, Хейден, какая сильная боль разъедала мне душу.

Я говорил, что между нами вспыхнула любовная связь. Мы были помолвлены, и она, наверное, обмолвилась, что у тебя появится новый отец, – после этих слов Хейден сразу вспомнил как-то отдалённо, как его мама, намывая посуду после ужина, между делом сказала, что она полюбила кое-кого и совсем скоро их жизнь поменяется. Но на все расспросы сына она ничем не отвечала и старалась уводить тему. – Однако она не сказала тебе, что в семье могло быть пополнение.

Холодный пот окутал тело Кристенсена с головы до ног как только он прослушал всё, что рассказал ему Джон. Ему внезапно поплохело: закружилась голова, перед глазами всё темнело. В тот же вечер Дейзи, присев рядом с сыном, играющимся с крохотными моделями самолётов и автомобилей, на пол, она молча ласково погладила его по волосам и спросила: «Ты же не против братика или сестрички?» Хейден, не до конца осознавая, что она говорит, покачал головой, принимая всё, что скажет ему мама. В том числе и это.

Она хотела выйти замуж и родить ребёнка. Своего, родного, плоть от плоти своей, кровь от крови своей, которого у неё никогда не было. Казалось, она могла быть счастлива. Но что-то заставило её однажды ночью сесть за руль и потерять всё.

Хейден ничего не спрашивал. Джон продолжал говорить сам.

– Она была в положении в ту ночь. Я предлагал отвезти вас куда надо, но она отказалась и, взяв мой автомобиль, целенаправленно выехала из двора и оказалась на шоссе.

Хейден мог видеть, как скупая слеза катится по лицу Джона, пока он рассказывал историю Дейзи. И он тоже был готов разрыдаться, но ни слезинки не вырвалось из его глаз. Он лишь прикрыл их и откинулся на спинку стула, тяжело дыша. Его мама хранила какую-то тайну. Она была переселенцем.

– Вы не знаете её настоящего имени? – лишь спросил он. Джон в ответ покачал головой. «А я знаю», – подумал Хейден, думая, как бы преподнести Натали информацию о том, что герой переселенцев, самый сильный из них, усыновил его пятнадцать лет назад.

========== Часть 21 ==========

«Я был усыновлён… Я был усыновлён…»

Эта мысль витала в голове Хейдена, пока они с Джоном сидели в глубоком молчании, нарушало которое мерное постукивание стрелок на циферблате часов. И она всё тяжелее давила на Кристенсена с каждой секундой, пока он вспоминал всё, что сейчас услышал.

Бойега, тяжело вздохнув, развернулся в кресле и подошёл к комоду. Набрав пароль, он достал какую-то папку и положил на стол перед Хейденом документ.

– Что это? – с равнодушием в голосе спросил он, скрещивая руки на груди, но затем он разглядел слова на самом верху. Свидетельство об усыновлении. Слишком много свидетельств в последнее время… Хейден устало посмотрел на него и отодвинул в сторону. – Оно мне ни к чему. Я верю вам, Джон.

Хейден встал со стула, ощутив острую необходимость размять мышцы после сидения. Атмосфера кабинета – удушающая – давила на него с каждым моментом всё сильнее, как и осознание настоящей истории его происхождения. Он был всего лишь промокшим худощавым мальчиком, а не благородным утробным сыном самого сильного переселенца в истории…

Но он чувствовал, что со своей приёмной матерью ощущал неимоверную по силе связь. И это дарило ему поддержку. Какую не дарил ему никто. Он чувствовал, что, раз его мать погибла, этот проклятый Адам всё ещё жив, а значит, есть люди, которые могут его остановить. Хейден был готов свернуть горы, мало того, разрушить их до основания и рассеять на атомном уровне. Он наполнился настолько сильным гневом, что сдерживать его было всё сложнее.

Хейден повернулся, в упор смотря на Джона. Его глаза горели синим пламенем.

– Почему после её смерти я не знал о вас? Почему вы не оставили хотя бы весточку?

Джон подошёл к нему, по-отечески заботливо кладя руку на плечо.

– Всё не так просто, как ты думаешь, Хейден… – максимально спокойным тоном проволмил тот. – Накануне той несчастной ночи мы с твоей матерью сильно повздорили. Я не знаю, что ей овладевало, но ею управляла агрессия. Я сдерживал её руки от лишних движений, она готова была поставить нас всех в опасность. Она слишком быстро украла мою машину и тебя. Я отправился за ней, но когда нагнал вас, то… То обнаружил вас там…

«Так вот кто вызвал скорую помощь…» – внезапно понял Кристенсен.

– Она запретила мне даже прикасаться к тебе, – продолжал Бойега. – Связываться с тобой. Абсолютно всё. К сожалению, я не послушался её. Поэтому сейчас ты учишься в престижном колледже, Хейден. Я устроил тебя, надеясь, что ты вспомнишь обо мне.

– Как я могу доверять вам, если моя мама нашла серьёзную причину расторгнуть помолвку с вами? – Хейден покосился на мужчину, продолжая держать руки скрещенными.

– Эта ссора возникла на пустом месте. Дейзи заподозрила меня в какой-то измене, хотя я не любил никого, кроме неё. В тот день я собирался предложить ей начать подготовку к свадьбе. Как видишь, я хотел прожить с ней всю жизнь. Разделить её с твоей матерью. Я бы усыновил тебя. У тебя бы был брат или сестра. Увы… – Джон покачал головой и отошёл.

– Тогда почему я не помню вас?

Джон встал у окна, смотря на улицу, понемногу накрываемую тьмой. Он отодвинул бархатную зелёную штору и прикоснулся пальцами к стеклу, на которое начали накрапывать дождевые капли.

– Я не уверен, что услышал Дейзи правильно… Но… она сказала, что ты и не должен помнить меня. Никогда в своей жизни. Поэтому, наверное, она собиралась увезти тебя, сама не осознавая, что делает.

– Вы мастер красного слова, Джон, – хмыкнул Хейден. – Только я не привык доверять людям. Спасибо вам, – он подошёл к двери и положил было ладонь на ручку. В последний момент он повернулся и не глядя на Бойегу, добавил: – Свидетельство можете оставить себе. Оно мне не нужно.

И вышел, захлопнув дверь. Его мать хранила более страшные тайны, чем он мог предполагать.

***

Стояла безоблачная погода, и местное солнце пекло настолько сильно, что возможно было спрятаться лишь в тени деревьев. Энакин проклял свои многочисленные полотна, в которые был завернут. «Тоже мне, нашли, во что одеть джедаев», с гневом подумал он. Воинам лучше было ходить в лёгкой, ничем не нагруженной одежде, однако кому до этого было дело? Он сделал глубокий вдох и облокотился о парапет, слегка отклянчивая бедра.

Назревала война клонов. Он знал это – всякая информация, сказанное на совете джедаев, не могла ускользнуть от него, даже если сильно желала. А у Энакина была прилично развита неприличная привычка подслушивать: он был юрким и проворным. В отличие от Хейдена, которому лишь предстояло обучиться таким качествам.

К слову о Хейдене, то в теле Энакина он чувствовал себя неловко. Он был способен управлять чужим телом ровно, как и своим, как будто в компьютерной игре. Только в отличие от виртуальной реальности здесь он перенимал на себя все ощущения от физических до моральных, в том числе боль, раздражение, симпатию и даже любовь.

Любовь… в реальной жизни он мог с уверенностью сказать что любит Юэна, любит его по-настоящему, возможно, так, как его мама полюбила Джона в своё время…, а может, и Адама. Только здесь, во сне, все его чувства стирались, и Хейден был подвластен Энакину и его внутреннему миру. Иными словами, Хейден уже не был сам собой, он терял собственную личность. Как только он просыпался и возвращался в реальность, все чувства вновь приходили к нему и он вновь ощущал эти утонченную любовь к своему профессору и удушающую горечь от давней гибели своей матери. Жизнь и смерть боролись в нем, а он сам боролся с Энакином, его второй личностью.

С чем он боролся? Ответ прост. Пока Хейден Кристенсен пылает любовной страстью к Юэну МакГрегору, Энакин Скайуокер и понятия не имеет об этом. Он совершенно другой человек с другой судьбой, другим внутренним миром, большую часть которого – Хейден мог чувствовать это – занимала Падме, прошлая инкарнация которой была не кем иным, как Натали.

Сновидения были не простой штукой и обладали множественными хитрыми свойствами. Как только переселенцы понимали, каким даром обладают, тут же задавались вопросами: почему во сне они все знают об окружающей их обстановке, почему примерно представляют, в тело кого они поселились? Ответ был довольно прост, и в лагерях руководство просвещало новичков в подобных делах. Когда человек погружается в видение, в его сознании тотчас же появляются данные об обстановке и его месте в ней. Можно провести аналогию с компьютерной базой данных. При открытии определённого файла можно видеть некоторое количество информации, которое нужно узнать. Так и переселенец, попадая в прошлое, осознаёт, во-первых, в какой стране он находится, что его окружает и какова его цель. Следуя именно этому руководству, он не теряется, и его поведение от этого не становится странным, что как раз может негативно сказаться на ходе истории.

Примерно так же обстояли дела с будущим. Хейден знал, кто такой Энакин, почему он находится в другой галактике и кто, в принципе, такие джедаи. Однако Юэн говорил, что он попал в другую ситуацию. Как раз он ничего-то и не знал о своих локации и миссии. Ему самолично пришлось раскапывать информацию про джедаев, звездолеты и Силу – первые компоненты его снов, с которыми он встретился.

Иными словами, восприятия окружающей среды в глазах Юэна и Хейдена отличались в разы. И это пугало последнего, потому что он не знал, что такое с ним происходит.

Энакин услышал голоса позади себя и обернулся, чтобы посмотреть, кто стоял рядом с ним на смотровой площадке. Это была Падме: она разразилась громким смехом, заслышав шутку одного из консулов. Она сидела здесь, за резным столом, а падавану наказали охранять её. Что ж, приказано – значит, будет выполнено.

– Энакин, посидел бы с нами, – лицо Падме отряда искренняя улыбка, и Энакин не уставал любоваться ею. Этот ангел во плоти, самая красивая, добрая и справедливая девушка, которую он встречал в своей жизни – после его матери. И он, вопреки уставу джедаев, гласившему запрет привязываться эмоционально к кому бы то ни было, чувствовал к ней влечение, которое в реальной жизни чувствовал Хейден к МакГрегору.

– Спасибо за приглашение, – Энакин пожал плечами. – Но я не могу развлекаться на службе, – он остановил взгляд на бокале алкогольного напитка, сквозь стекло которого Падме пристально смотрела на падавана. С его уст не сходила блаженная улыбка от осознания того, что он находится рядом с объектом своей влюбленности.

Хейден мог помнить, что произошло в реальной жизни перед тем, как он предался глубокому и крепкому сну. Смотря на окружающие его шедевры природы, так сильно напоминавшие те, что украшали Землю, он перебирал в мыслях все последние события. Знакомство с Джоном Бойегой, богатым нотариусом и по совместительству его бывшему потенциальному отчиму, сыграло приличную роль в его жизни. Он узнал историю своей матери из уст человека бывшего близким по отношению к ней, а ещё он понял, что его мать и была той самой Дейзи – той самой Евой, героиней переселенцев. Мало того, он не был её родным сыном, а лишь бродягой в никому неизвестной деревне, который наверное скончался бы от холода и голода если бы женщина его на подобрала. От осознания этого факта сердце у Хейдена падало куда-то вниз и так и не возвращалось, оставляя его с сильным дискомфортом и дичайшей болью в груди, от которой ему не суждено было избавиться.

Проходили дни; учебная неделя в скорости подошла бы к концу, и Хейден не знал, проведёт ли он эти выходные так же насыщенно, как и прошлые, сблизится ли он со своим профессором ещё больше, чего так страстно желал. В последнее время он не был даже уверен, сможет ли проснуться после страшного сна и вновь увидеть, как солнечные лучи восходят из-за горизонта, как можно говорить о выходных, следующей неделе и даже месяце? Хейден вздохнул и отвернулся, наблюдая, как водопад скатывается по ущелью вниз и с громким шелестом превращается в реку.

Спустя пару минут он услышал слова прощания обещания встретиться сегодня вечером. Энакин обернулся, чтобы посмотреть, что происходит, и увидел, как Падме с вежливой улыбкой провожает консула, благодаря за визит, а затем, удостоверившись что он ушёл убрала улыбку со своих уст и с обеспокоенным видом подошла к Энакину.

– Что случилось? – она остановилась у парапета и одной рукой ласково погладила его по плечу. – Выглядишь так, словно тебя что-то тревожит.

Энакин махнул рукой, продолжая смотреть куда-то вдаль.

– Разве эта вселенная позволяет нам говорить о делах, произошедших в далеком прошлом? – он вздохнул.

– Если тебе нужно выговориться – конечно, – в её голосе звучала забота. А под ней она скрывала неподдельный интерес. Энакин тут же почувствовал это. И не знал, стоило ли доверять почти незнакомой девушке свои семейные тайны. С другой стороны, она заслуживала знать важную информацию о человеке, вдохновлявшем её.

– Я недавно был у одного нотариуса, – начал он, и Падме не сводила с него выпытывающего взгляда. – Раньше он был близок с моей матерью. Мне удалось узнать кое-что у него насчёт своего происхождения. Дело в том, что… я был найден в одной деревне, выращен и воспитан Евой, Падме. Ева – моя приемная мать.

Падме не могла вымолвить ни слова. Её карие глаза бешено бегали, пока она осознавала информацию.

– Та самая Ева?

– Есть только одна Ева. И она погибла в автокатастрофе десять лет назад. Вот тайна её смерти. Ни битва разумов, ни убийство от руки Адама. Потеря управления – по официальной версии, – он печально хмыкнул.

– Этого не может быть… – ошеломлённо прошептала Падме. – Ведь её душа должна была в кого-то переселиться, а если бы это было так, то наши ученые мигом бы её обнаружили. У нас слишком развитая система поиска переселенцев, чтобы мы утеряли, возможно, самого сильного из нас.

– Тем не менее ваша система не нашла меня, – выдал Энакин. – Есть кое-какие погрешности. Кстати, ты говорила, что её душа, душа моей матери, перенесется в другое тело. Возможно ли, что когда-нибудь этот круг замкнётся и разум погибнет навсегда?

Падме покачала головой.

– Душа бесконечна. Она всегда будет искать чистые, не занятые тела, дабы обрести пристанище.

– Ты имеешь в виду, моя мать фактически может быть жива?

– Энакин, все источники указывают на то, что Ева погибла в схватке разумов с Адамом, а сам Адам бесследно исчез.

– Но вы противоречите сами себе! Если она погибла, то снова возродится.

Натали удручённо опустила взгляд.

– Я сожалею, Энакин. Но Адам захватил её разум. А душа не должна существовать отдельно, без него. Он убил Еву. Чтобы навсегда оставить её себе.

Хейден тяжело стукнул кулаком по парапету, после чего зарыл пальцы в волосы и спрятал глаза. Падме невольно вздрогнула, испугавшись его движений.

– Вы не можете знать наверняка! – воскликнул он, отворачиваясь. Вид водопада уже не успокаивал его.

– Послушай меня, Энакин! – Падме обошла его и встала рядим с ним, заглядывая в его голубые глаза. – Их битва отличается ото всех, что была до этого. Адам навсегда забрал её сознание с собой, чтобы Душа Евы не нашла его. Она исчезла навсегда, а вместе с ней и Адам. Я сожалею, Энакин… Но Евы больше нет. Она больше не вернётся к нам.

– Тебе-то откуда знать? Ты пристально следила за ними, чтобы такое заявлять? – в глазах Энакина проступали первые слёзы. – Ты не можешь говорить так уверенно, просто потому что прочла все эти книги! Они – полная ложь, вот что я скажу тебе. Ева не могла умереть. Она не могла… Просто так… Сдаться ему. Нет, она не могла.

Энакин отвернулся и отошёл от Падме, стараясь побыть наедине с собой, хоть и должен был охранять сенатора. Девушка вновь обошла его, стараясь говорить с ним лицом к лицу. Она просто терпеть не могла, когда к ней поворачивались спиной.

– Энакин! – Падме сжала пальцы в кулаки в неистовом возмущении. Ещё бы – ведь кое-кто её не слушал, когда она считала, что говорит правду. – Я не могу представить, как тебе больно, но надежда…

– Надежду нельзя терять, Падме, – он скрестил руки на груди. – Не в этом случае. Мы должны найти мою маму. Мы должны отомстить Адаму, этому мерзавцу, посмевшему поднять руку на святую женщину. И положить на неё свои чёрные глаза.

Энакин вновь подошёл к парапету, делая глубокие вдохи и стараясь загнать слёзы обратно, туда, откуда они пришли. Становилось тяжелее. Внутренний мир Энакина вновь начал овладевать Хейденом, и память о Еве потихоньку уходила от него. На смену прибывали чувство долга и желание охранять Падме, а ещё – сблизиться с ней. И стать по отношению друг к другу не просто сенатором и личным телохранителем, выполняющим службу по решению более высокого круга.

– Послушай, Эни, – Падме подошла к нему и накрыла своей ладонью его собственную. Это уменьшительно-ласкательное ублажало его слух, и он уже уставал думать обо всём, что его тревожит, хотелось лишь отдаться инстинктам и ощущениям и погрязнуть в этом волшебном мире навсегда. – Послушай, – повторила Падме. – Если твоя мать жива – а после твоих слов я верю, что она жива, – мы найдём её, я обещаю. Я помогу тебе, что бы ни случилось. Даже если надежда будет гибнуть, я останусь с тобой.

И она, ласково прикоснувшись к его щеке ладонью, прикоснулась к его сухим устам своими, влажными, и поцелуем вытерла скупые слёзы, только начавшие катиться по его щекам.

– Хорошо? – спросила она. Энакин кивнул. Он верил ей.

***

А затем Хейден проснулся, вспоминая, что только что увидел. Он очнулся в общежитии, на жёсткой кровати, и тишину нарушал храп его соседа. Наверное, стоило рассказать о своём происхождении Юэну.

Что он сегодня собирался сделать. Обязательно. Потому что он чувствовал, что Юэн знает больше, чем говорит.

========== Часть 22 ==========

Хейден дождался, пока первокурсники высыпят из аудитории, громко перекрикиваясь и становясь все бешенее от осознания факта, что наконец-то получили долгожданную свободу. Затем он, провожая гневным, нетерпеливым взглядом последнего выходящего студента, постучал по косяку двери и заглянул внутрь.

Юэн, как всегда, складывал бумаги в свой портфель, и как только он услышал лёгкий стук костяшками пальцев по деревянной поверхности, то сразу же с улыбкой обернулся – он уже знал, кто мог там стоять.

– Хейден! – воскликнул он. – Рад тебя видеть. Проходи, конечно.

Кристенсен, смущенно глядя в пол, прошагал к кафедре, не смея снова посмотреть в эти чистые синие глаза. Он и не заметил, как профессор, радушно приветствуя его, обнял. Ничего бы не выглядело странным, если бы Юэн по-отечески похлопал его по спине или плечу, но он этого не сделал. Он лишь нежно погладил студента, позволяя своим рукам опуститься чуть ниже, к бедрам. Хейдену было боязно, но одновременно он хотел утонуть в этих объятиях, а потому, уткнувшись носом в плечо профессора, в наслаждении прикрыл глаза и выдохнул. В этих руках он чувствовал себя в безопасности.

Юэн отстранился, не позволяя объятиям продлиться чуть дольше положенного. Отойдя за кафедру, он вновь принялся раскладывать бумаги. Хейдену казалось, что профессор делает это специально, чтобы отвлечься. С того самого дня, когда они открыли для себя отношения чуть глубже, чем профессор-студент, Кристенсен каждый день наблюдал, как тот ворошит свои записи, планы лекций и вырезки, перемешивая между собой, таким образом избегая тихого, ничем не отвлекаемого, диалога.

– Как твои дела? – поинтересовался Юэн, грызя кончик карандаша и исподлобья поглядывая на студента. В такие моменты на его устах всегда играла ухмылка, а брови изгибались в причудливые волны.

Хейден взял стул, стоявший рядом с кафедрой, уставил его напротив стола, повернув к нему спинку, и сел, облокотившись на неё локтями. Он соединил обе ладони в один большой кулак и уставил на них подбородок, глядя в пол.

– Ну, совсем недавно я узнал настоящую историю своего происхождения, – начал он.

Юэн заметно напрягся. Лёгкая улыбка сошла с его уст, он перестал ворошить бумаги.

– И что же ты узнал? – настороженно поинтересовался профессор.

– Для начала, я оказался приемным сыном. А усыновила меня не кто иная, как Ева, взявшая для этой реинкарнации имя Дейзи Кристенсен.

И он покосился на Юэна, дабы проследить за его реакцией. Он с интересом наблюдал, как тот опустился на стул и, сглотнув слюну, приготовился слушать дальше.

– Угу, – срывающимся голосом произнес он. – И как же ты это узнал?

– Нанес визит одному должностному лицу, по совместительству – человеку, который вполне мог стать моим отчимом. Он рассказал мне все, что нужно знать.

– Понятно, – Юэн кивнул головой.

– Вы ведь тоже знали об этом, не так ли? – Хейден сощурил глаза. – Я вижу это по вашей реакции, мистер МакГрегор, – с неистощаемым сарказмом в голосе проговорил он.

Профессор кивнул. Поднял полный серьезности и настороженности взгляд и в упор уставился на Кристенсена.

– Да.

– Тогда почему не говорили мне?

– Потому что твоя мать благополучно стерла все воспоминания о себе из моего разума.

***

Хейден на секунду замолчал, пытаясь понять эту махинацию.

– Но… зачем?

– Помнишь наш последний визит в твоё сознание? Я увидел там её. И она вернула мне все воспоминания, Хейден, вернула, чтобы спасти тебя. Это мой долг.

– Вы не расскажете мне, что случилось, Юэн?

МакГрегор сделал глубокий вдох и сложил руки на столе – точно так же, как это сделал Джон Бойега перед своим рассказом. А затем – ударился в собственные воспоминания, раскрывая перед студентом все карты.

– Для начала: Натали рассказала тебе полную историю Евы, описанную в её излюбленных книгах? – Хейден кивнул. – Тогда отлично. Что ж, стоит открыть тебе мою роль в этой судьбе. Забудь все, что я говорил тебе про себя, потому что каждое моё воспоминание оказалось ложным. Твоя мать нарочно стёрла половину моих воспоминаний, а сейчас я знаю их все до единого, и ни одно не посмеет от меня ускользнуть.

***

Мое первое сновидение открыло мне старую Англию с её благородными рыцарями, густыми лесами и строжайшими законами. Я исполнял роль доктора при дворе, и Ева была одной из слуг. Я помню, как однажды она, скрываясь от короля, забежала ко мне, предварительно выследив. Захлопнув дверь, она, запыхавшаяся, встревоженная, тяжело дышала и, подбегая ко мне, молила о помощи. «Прошу вас, вы же врач, – говорила она, – только вы можете помочь мне.» На её глаза наворачивались слезы, из-под чепчика выпадали спутавшиеся локоны. Голос срывался, руки дрожали. Она была на грани паники, но держалась, как никто другой. Я видел, как она пытается скрыть тревогу, хоть та и вырывалась из неё, как убегает вода из-под камня. Я поднялся, чтобы подхватить её, иначе она бы так и рухнула на пол без сознания. Настой из трав хоть немного успокоил её, и я стал слушать.

Она говорила, что пошла бы на исповедь к священнику и стала раскаиваться во всех своих грехах – коих, я замечу, она не совершала, – но за ней бы пристально стали следить, признали бы ведьмой, начались бы гонения. Потому-то она и решила все скрывать, чтобы не навести на себя беду. Я молча выслушал, и она поведала, что оказалась во власти дьявола. Самого настоящего, в его человеческом обличье. Она встречалась с ним в своих снах, в которых и путешествовала по другим мирам. Что было самым странным: она всегда знала названия стран, в которых оказывалась, своё окружение и свои цели. Каждую ночь она оказывалась в другом месте и жила другой жизнью. И постоянно её преследовал, по её словам, чёрный человек, пытавшийся подчинить Еву себе, завладев разумом и душой. Ей снилось, как она служила при нем, а он избрал её своей фавориткой. И с тех пор не отводил от неё своего меткого чёрного глаза.

В скорости ей стало сниться, что она тяжело больна, и затем сон сменился следующим. В общем сюжете и их ролях ничего не поменялось: Ева – прислуга, Адам – её хозяин. Он клялся ей в любви, одаривал её украшениями, исполнял любую прихоть. Её слово стало его словом. Её повеление теперь было его повелением. Она жила без нужды и ни в чем себе не отказывала, только ей не хватало прежних двух составляющих, без которых жизнь Евы опустела: свобода и счастье. Она предпочла бы ходить в служанках и принимать побои от этого Адама, нежели терпеть его взгляд на губы, которые он не может поцеловать.

Так продолжалось и дальше. Ева повидала по меньшей мере три сна, в которых исполняла ту же самую роль. Она пришла ко мне в надежде сыскать утешение и лечение, но даже я, придворный доктор, не знал, что ей предложить. В тайне по ночам мы встречались с ней, когда ей было особенно тяжело. Я давал ей успокоительные настои из трав, я лечил её от всего, что только можно было вылечить, с технологиями, существовавшими в те времена. К моему несчастью, она скончалась от потери рассудка. Она кричала от кошмаров и считала себя пропащей грешницей; её слишком сильная вера сама погубила её.

А затем я и сам стал замечать за собой подобные сны. Боясь, что моя судьба окажется подобной Еве, я стал ещё сильнее искать препараты от лечения. Но судьба оказалась ко мне благосклоннее: я прожил достаточно лет и оставил после себя много трудов.

Этот благочестивый доктор переродился в такого же мудрого не по годам ученого. И тогда я снова встретил Еву, и она снова ходила в служанках, имя ее хозяина – слишком очевидно, чтобы его называть.

Как оказалось, наши души были связаны. Я говорил тебе, что если люди находятся рядом в одной жизни, то они так и будут продолжать течь в одном потоке и преследовать друг друга вечность, пока не искоренится человечество. А затем – неизвестно, что случится с их душами. Наверняка они будут блуждать в бесконечном пространстве и времени в поиске пристанища. Так вот, душа Евы после её смерти долго ждала меня, чтобы переродиться. Так случается. Хотя в обычных случаях душа сразу же вселяется в тело новорождённого; но если у неё есть крепкая связь с чужой душой, то они навсегда будут вместе. Что бы ни случилось. Возможно, поэтому Ева никак не может отделаться от Адама.

Помнишь ли ты, Хейден, тот момент истории, где после смерти Евы некий добродетель, приютивший её, выдумал открыть лагерь для людей с таким же даром – или проклятием? Это был я. Моя инкарнация обзавелась такой идеей. Это я был тем самым врачом. Такое уж у моей души пристрастие к науке: я либо доктор, либо учёный.

Я пропущу последние несколько столетий и жизней, в которых мы с Евой, не обзаведясь парой или потомством, жили друг с другом, как добрые друзья, испытали только лишь самые искренние преданность и верность. В любом времени и в любом пространстве мы находили друг друга, хотя истинно пытались найти утешение.

Во время текущей нашей с ней инкарнации, двадцать лет назад, мы познакомились с ней, будучи ещё детьми. Я учился в престижной школе, где преподавал мой отец – наверное, лишь потому я туда и попал, – а Ева в то время жила в детском приюте. Ей так и не нашли родителей или достойную семью – по глупой причине: её вид отталкивал всех. Она казалась ребёнком самого дьявола, и, хоть владельцы приюта тщательно пытались скрыть тот факт, что девочка кричит по ночам и страдает от сильнейших кошмаров, один лишь её взгляд, полный испуга, гнева и усталости одновременно, выдавал все, что тщетно хранили в тайне, боясь разгласить под страхом смерти.

Она сбежала из приюта в возрасте пятнадцати лет и, будучи проворной и юркой, не позволяла себе прятаться на улицах и темных переулках, кишащих разбойниками и убийцами. О, её душа подсказывала ей, где лучше прятаться. Девочка знала окрестности достаточно хорошо из-за долгих ночных прогулок, которые совершала, сбегая из приюта, просто чтобы не спать ещё одну ночь. Ева изучила многие подземные ходы, канализации и тайные проходы между зданиями, даже неизвестно когда построенными здесь. Так она добралась до городской библиотеки, где ночами зачитывалась собраниями сочинений всех психологов и докторов, которых только могла найти. Она хотела разгадать свою тайну, тайну своих сновидений, и в один из тех дней, когда она заимствовала книги без разрешения и убегала в подземелья, я застал её ворошащей труды на полках в неистовой панике. Мне было пятнадцать лет, и я, не до конца понимавший, что она делает, так и стоял, опешив и смотря на неё во все свои испуганные глаза с томом квантовой физики подмышкой. Я как сейчас помню: она молча приставила палец к своим губам, прося меня не раскрывать её тайну, и я не раскрыл. Она исповедалась мне, повторяя, что слишком долго искала меня в своей ещё короткой жизни, и я не понимал, о чем она говорит, пока не узнал тайну её снов. Я снился ей более взрослый, и всегда мы проживали всю жизнь целиком. С тех пор ко мне тоже приходили эти видения.

Система сновидений устроена хитрым образом. Мы можем получать их только после определенного момента нашей жизни. Об этом мне рассказала Ева, а затем – Лиам. Когда мы сталкиваемся с чем-то бывшим важным для нас в прошлом, наши обыкновенные сны меняются на видения из другого времени. Я встретил Еву, и мое сознание начало проектировать все мои инкарнации.

Мы быстро подружились с ней. Я не мог испытывать к ней никаких чувств по определенным причинам, а она принимала меня за младшего брата, принимая роль наставницы. Я не говорил о её присутствии руководству и даже предложил жить вместе с моей семьёй – наш загородный дом представлял возможность подселить ещё одного человека. Но она отказалась, уверяя меня, что это лишь принесёт ещё больше проблем.

Когда ей исполнилось восемнадцать, я чувствовал, что потерял её, ибо Адам выследил её среди большого города. Она забыла обо мне, забыла обо всем, что имело для неё значение прежде; она отдалась ему со всей страстью и искренним чувством. Такой отвратительный в её снах, он очаровал её – утонченно, благородно, с бешеной скоростью. Вначале ей казался его настырный взор из-за полок стеллажей в библиотеке (добавлю, что сам я, как только завидел, куда направлен её взор, не замечал в том месте ничего, кроме обыкновенной обстановки); затем она слышала его шаги на улице, а, оборачиваясь, находила глазами полы чёрного пальто из-за угла очередного дома; позже он посылал ей записки, очевидно пошлое содержание которых ей казалось самым чувственным. Он очаровал её. Возвращаясь вечером из школы, я увидел их в свете восходящей луны – такими счастливыми, истинными влюблёнными. В тот момент я окончательно осознал, что лишился своей подруги, своей наставницы и своей сестры.