Текст книги "We were the Champions...(СИ)"

Автор книги: Алисья-Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Из телевизора вновь послышались радостные крики, и он наблюдал как счет на табло поменялся, увеличивая преимущество. Тут же проплыла мысль, что матч проходит мимо него: второй гол, а он вновь все пропустил, отвлекаясь на свои терзания. Пытаясь уловить суть происходящего на поле, Даниил не замечает повторный щелчок двери.

Вечером он заметил отсутствие соседа. Он обыскал его комнату, в которой пропали любые детали, указывающие на то, что тут кто-то находился и жил. Боясь, что Джон все-таки съехал, так и не сказав ему ни слова, Акинфеев отправляется на кухню в поисках того, на что он мог отвлечься. Схватив бутылку чего-то крепкого, он рассеянно плюхнулся на диван, случайно включая телевизор. Как так? Почему именно сейчас? Почему он ничего не сказал? Не мог же Джон съехать, ничего не сказав? Не мог же? Хотя кого он обманывает? Мог и имел на это полное право. В конце концов Даниил сам выгнал его из квартиры, наговорив кучу гадостей после того, как Джон извинился… И чего он жалеет? Чего сердце так неприятно сжимается? Не этого ли он хотел? Не этого ли добивался, выговаривая обвинения другу? Бывшему другу… Нет, не этого он хотел. Определенно, нет. Момент, когда ситуация начала казаться несправедливой, Акинфеев успешно пропустил. Он ведь еще не успел извиниться! Не успел забрать свои слова назад, разрешив Джону проживание в его квартире! Как он смеет уезжать, ничего не сообщив ему?! В стенку полетела бутылка с чем-то крепким. От звука разбившегося стекла он будто выходит из комы, будто его резко вытащили на берег после долгого нахождения под водой без возможности всплыть. Сердце сжимается от страха и боли. Почему он ничего не сказал? Если бы он съезжал, он бы сказал ему, да? Почему он не повременил с переездом еще немного? Даниил уже был почти готов бежать к Джону за прощением, нужно было только подождать еще немного… Совсем немного… А если бы он все-таки переступил свою гордость и попросил прощения? Джон бы сейчас сидел бы здесь, рядом, на диване? Комментировал бы он действия на поле? Или смотрел бы очередную серию мыльной оперы? А может быть он бы просто сидел, отгородившись от скучного реального мира музыкой? Подобные мысли загоняли гвозди в крышку его гроба. Тихий щелчок двери вывел его из грустного самокопания, погружая в очередной транс.

Не съехал.

Джон тихими шагами прошел в гостинную, рассчитывая незаметно проскользнуть мимо Акинфеева. Но, заметив состояние последнего, недоуменно останавился возле дивана, озадаченно глядя на футболиста.

– Дан?

Не ушел, не съехал

– Ты в порядке? – взволнованно спрашивает, наклоняя голову на бок, будто это поможет ему понять ситуацию, – Эй? – нервно машет рукой, пытаясь вернуть его на землю грешную, – Ты чего? – делает пару шагов к нему.

Не уехал, не съехал, все еще здесь…

Он вздрагивает, когда Джон кладет руку ему на плечо, бормочет что-то из ряда «все в порядке» и пытается отвлечься на газету, так вовремя попавшуюся под руку. Он пытается отвлечься на прессу, но не разбирает ни строчки, потому что в голове продолжает набатом бить мысль «ещездесьздесьрядом».

– Куда уходил? – стараясь выглядеть беспечно, интересуется Даниил, сделав вид, что в этом ничего необычного нет. Он чувствует огромное облегчение от того, что сосед сейчас здесь. Он видит за его спиной рюкзак. «Наверняка, вещи там, » – думает он, возвращаясь к газете.

Джон удивленно смотрит на Акинфеева. Они почти не разговаривали после того случая. Так, перекидывались фразами при необходимости. Это было необычно, и Джон удержался от желания проверить соседа на вменяемость или хотя бы на наличие температуры. Он на автомате отвечает все еще шокированным, обескураженным тоном, медленно присаживаясь на диван, боясь, что промахнется и упадет на пол. Гостинная наполняется напряженной тишиной, и никто из них не решает прервать молчание. Джон уже жалеет, что просто не прошел мимо, потому что сейчас он просто не может встать и уйти: ноги просто не собираются шевелиться. Даниил же продолжает делать вид, что читает газету, по-прежнему не улавливая ни строчки. Его вполне устраивает эта иллюзия прежних отношений, в конце концов, если сильно постараться, то можно внушить себе, что это никакая вовсе не иллюзия, а самая что ни есть настоящая реальность.

– Что пишут? – пытается завязать разговор Джон, кивая головой на газету в руках Акинфеева.

– Пытаются очистить мое имя от грязи того скандала с наркотиками, – отвечает он, мысленно ударяясь головой о стол. Так испортить диалог мог только он. Идиот. Неужели нельзя не упоминать тот случай? Обещал ведь не брать в руки больше эти газетенки!

Джон предсказуемо вздрагивает и замолкает, утыкаясь взглядом в пол, понуро опустив плечи. Даниил в этот момент проклинает себя и тех чертовых журналистов, решивших только сейчас написать, что он не при чем. Но тем не менее продолжает бегать глазами по статье.

– Журналисты от имени полиции благодарят тебя за содействие и помощь следствию.

– Правда?

– Угу. «Инспектор Стрикт дал комментарий по поводу причастности к делу футболиста «Манчестер Юнайтед» Даниила Черышева: "Мистер Черышев вместе со своим другом помог нам выйти на след наркодилеров. По поводу наркотиков в квартире Черышева могу всех заверить, что это была всего лишь подстава…"» – он зачитывает вслух отрывок о его (не)причастности, надеясь таким образом очистить совесть Джона, буквально говоря ему «Смотри, все в порядке! Это чудо! Не стоит винить себя».

После читает благодарность от полиции. Джон кивает и, предложив чаю, уходит на кухню. Даниил, немного помешкав, откладывает газету, служившую ему щитом, и направляется следом за соседом. Тот на автомате заваривает чай, кидает два кусочка сахара в кружку Акинфеева, ставит на стол емкость с печеньем. Он присаживается на свой стул, наблюдая за махинациями Джона с чаем. Когда все было готово, сосед приземлился на свой стул и уставился в чашку. Они сидели некоторое время в молчании, не зная, что сказать. Двое идиотов, один из которых пошатнул жизнь второго, переворачивая все с ног на голову, а второй резал обидными словами первого. Они сильно потрепали нервы друг другу, но забыть как было тогда, когда они являлись друзьями, не могли. Но скандал с наркотиками продолжал давить на них, как бы сильно они не делали вид, что это не так.

– Так где ты был?

– Я же ответил. На работе. – Джон пробормотал ответ в кружку, избегая взгляда Акинфеева.

– Брось! По-твоему я должен был поверить в это? Твоя смена будет только завтра.

– Ты запомнил мой график работы?

– Конечно, мы же… – а кто они друг другу? Друзья? Не после той ссоры, точно. Соседи? Но они отдалились друг от друга достаточно сильно, чтобы не быть и ими… Они просто два человека, временно делящие крышу над головой. Придя к такому выводу, Акинфеев пытается вырваться из тишины, вновь возникшей между ними, – Это было не так сложно, – в этот раз бормотал Даниил, резко захотевший съесть печенье, – Так где ты был? – вопрос прозвучал в кружку, потому что появилась необходимость сделать глоток.

– Ездил смотреть квартиру.

Сердце неприятно сжимается. Вот оно. Если Джон не уехал сегодня, то непременно сделает это в ближайшее время, а он так и останется страдать в своей чертовой пятикомнатной квартире.

– Ну, и как?

– Не так плохо, как могло быть. Арендная плата вполне нормальна для того района и подходит мне. – он пожимает плечами, пытаясь говорить с таким видом, будто они обсуждают погоду или больную поясницу миссис Уайт, – Правда немного неудобно добираться до работы, но, думаю, с этим можно смириться. Мы с хозяином договорились, что я подумаю и сообщу ему о своем решении через неделю. Так что тебе нужно потерпеть меня всего лишь семь дней. – Джон растягивает губы в попытке улыбнуться.

От этой попытки он вздрагивает. А может это от осознания скорого расставания? Или от осознания собственных идиотизма, тупости и эгоизма? Они еще посидели в молчании, допивая чай. Даниил раздумывал, что он может сделать. Казалось, что если сегодня он продолжит бездействовать, то все кончится так ужасно. Собравшись с духом, Акинфеев решился.

– Джон, послушай. Тебе… – он запинается, не в силах продолжить, но пытается договорить, – не обязательно… переезжать, – он смотрит на лицо Джона, наблюдая как на нем отражается недоумение. – Я имею в виду… Если ты хочешь, то ты можешь остаться. Тебе ведь удобнее будет добираться до работы от этой квартиры. Плюс, я не беру арендную плату.

– Ты…

– Да. Я предлагаю тебе остаться здесь. Я виновен перед тобой. Все, что я наговорил тебе… – Даниил видит улыбку, расползающуюся по лицу его теперь уже друга, радуется, что тот не перестал понимать его с полуслова.

Договорить извинения не составляет труда. Может быть, он уже вернулся к прежнему себе? Хотелось бы, чтобы так и было.

========== Часть 15 ==========

Медленно он слегка приоткрывает дверь, после того, как через щелку ничего потенциально опасного для него он не разглядывает, просовывает голову и, убедившись, что помещение вполне себе безопасно, входит, тут же закрывая дверь. За этими его действиями наблюдает большая часть команды, усмехаясь. Кто-то раздраженно закатывает глаза, а некоторые открыто хихикают над ним. Быстро поздоровавшись, он направляется к своему месту, чтобы переодеться после тяжелой тренировки. Некоторые продолжают на него коситься.

– И долго это продолжается? – интересуется недавно выздоровевший Владимир.

– Пару дней… – он невнятно бормочет, пытаясь не смотреть ни на кого.

– Да где уж! – возмущается Хестаг, – Пару недель.

– Всего лишь десять дней! – огрызается он, но после решает переключится обратно на Владимира, – А ты откуда узнал про…

– Брось, кто не в курсе, что это ты её «тайный» почитатель! Но это не могло долго оставаться в тайне, так что… Как она отреагировала?

– Нормально – он вновь опускается до бормотания

– Не знает он, как она не отреагировала! Он ее просто так избегает, – вновь влезает Хестаг. – Боится, что его тут же линчуют, как только встретят.

– Ничего я не боюсь! – он возмущенно отрицает, надеясь, что они просто проигнорируют его ужасное поведение и вместо этого поговорят о… погоде, например.

Он понимает, что никто не верит ему. Но продолжает делать вид, что это не он пару минут назад проверил раздевалку на отсутствие в ней врачей команды. Он скидывает с себя тренировочную форму, заходит в душевую, чтобы по-быстрому освежиться и смыть с себя усталость и пот. Когда он выходит, повязав на бедрах полотенце, он по привычке пробегает глазами по помещению, убеждаясь, что её здесь не было. Не спеша проходит к своему месту и одевается в удобные брюки и рубаху, после откидывается, опираясь на стену позади него.

– Ты не можешь бесконечно бегать от нее.

Он удивленно поднимает взгляд, натыкаясь на почти всю команду. Погрузившись в раздумья он забыл, что все еще тут.

– Возможно, но я все равно попробую.

Владимир и Хестаг, пристально наблюдавшие за его реакцией, устало качают головой, но попыток образумить его не оставляют. Александра раздражает, что теперь он вынужден противостоять не только Дзагоеву, но и Владимиру. Хестаг был единственным, кто не успокоился спустя неделю его странного поведения. Теперь, после выздоровления, к нему присоединился и Березуцкий! Убеждать двоих будет сложнее. Вообще, Гарсиа слегка побаивается, что скоро вся команда вновь начнет пытаться вправить ему мозги…

– Ты не сможешь бегать от врача команды! – восклицает Хестаг, взмахивая рукой.

– Я все-таки попытаюсь, – он пытается упрямиться, но несерьезно, потому что знает, что все равно их ему не переубедить, в прочем, то же самое можно сказать и про него.

– Подумай! Скоро матч. И тебе, как и всем нам, придется проходить обследование перед игрой! Перечить уставу ты ведь не станешь! И что ты будешь делать тогда?

– Я что-нибудь придумаю… – он продолжает бормотать, скрестив руки на груди.

– Что? Что ты можешь сделать с уставом? Ты будешь обязан пройти обследование. – Березуцкий и Дзагоев пристально смотрят на него, полностью уверенные, что нашли ту точку соприкосновения, способную его образумить.

– Пойду к другому врачу! У нас в команде врачует не только Акинфеева! Есть этот… новенький… как у него фамилия? – он надеется, что вопрос про фамилию не проигнорируют, разоблачая его жалкую попытку уйти от разговора.

– Ты должен с ней поговорить! Ты не сможешь бегать вечно. Рано или поздно разговор произойдет.

– Лучше поздно. – прошептал он, решая отправиться домой как можно скорее. Он хватает сумку и уходит, попрощавшись.

Он пытается не заострять внимание на словах Березуцкого и Дзагоева. За эти десять дней он многое пережил. Почти научился игнорировать наставления Хестага, при этом вовремя кивая головой или бубня на автомате, что разберется во всем сам. Наслушался кучу советов в духе «Тебе пора покупать тур в Антарктиду!» и еще больше вида «Дурень! А ну пошел к ней и помирился!». Выслушал огромное количество проповедей на тему «А мы тебе говорили, что нужно было сразу сказать, что это ты». И самое главное – он научился прятаться так, что практически никто, кроме лиц, которым он мог доверять (среди них не было Хестага и поварихи тети Любы), не мог сказать, где он.

Он привычно входит в свой дом, бросая взгляд на часы на стене. У него еще есть несколько часов, а после у него будет пару встреч. Его агент попросил его обсудить с ним некоторые вопросы с глазу на глаз во время ужина в ресторане. А до этого его просил о встрече его друг, который счастливым стечением обстоятельств оказался в городе. Он перекусывает каким-то печеньем, которое находит на полках в шкафах, мысленно отмечая, что нужно будет сходить в магазин или опять попросить об этом экономку. Сумка остается лежать на полу в прихожей, пока он решает вновь переодеться во что-то более повседневное, но в то же время довольно официальное. Вновь взглянув на часы, он накидывает осеннюю куртку, отмечая, что ноябрь выходит гораздо теплее, чем все могли ожидать, выходит на улицу, взяв с собой лишь кошелек, ключи и телефон.

Александр осматривает милую обстановку вечернего кафе, а войдя внутрь, ненадолго позволяет себе забыть свои проблемы, переключаясь на встречу с товарищем. В кафе играет легкая мелодия, которая довольно типична для подобных мест, однако, представить кафе без ненавязчивой музыки для Гарсии довольно проблематично. Быстро оглядев посетителей и найдя среди них необходимого ему человека, он направляется к столику. Поздоровавшись, он начинает беседу с банального замечания о погоде, после все незаметно уходит в сторону матчей Чемпионатов.

– Поздравляю с отличным началом сезона. – произносит Роберт.

– Спасибо! Через неделю будем играть в Лиге Чемпионов Европы. Надеюсь, в этот раз у нас будет больше удачи. В прошлом сезоне мы почти дошли до финала.

– Да, я смотрел. Вам просто не повезло. – Зобнин пожимает плечами и подносит чашку с ягодным чаем ко рту, делая глоток.

– Немного, да. А что вы?

– У нас игра с «Оренбургом» через две недели. Я тут, можно сказать, тайно, не официально. Нужно было некоторые дела уладить. А потом сижу, думаю, а почему бы с тобой не увидаться.

– Понимаю. Подожди, с «Оренбургом»? В этот раз вы вышли в Лигу Азии? – Роберт кивает, отламывая кусочек от какого-то особенного десерта. В отличие от него Гарсиа заказал просто чашку чая. – Круто. Почему я не знал?

– Потому что не следишь? – он предлагает вариант, подкалывая, – Ладно, что мы только про карьерные успехи говорим… Скажи, что у вас там с Евой?

– А ты-то откуда знаешь? До вас в Японии вообще не должны были эти слухи дойти…

Зобнин усмехается, бормочет что-то про то, что скоро вся Москва будет жужжать о его тупости и неудачах на личном фронте, тут уже усмехается, фыркая, Сашка. Он хочет возразить, что все у него не так плохо, как ему рассказали Хестаг и Владимир – а то, что это были именно они, он даже не сомневается – но вовремя вспоминает про то, как уже на протяжении десяти дней бегает от главного врача команды.

– Я думаю, тебе нужно с ней встретиться… – бубнит Роберт, смотрит в чашку, заметив, что чай кончился, тяжело вздыхает, печально глядя на чаинки, плавающие на дне.

– Слушай, – он опирается руками на стол, доверительно наклоняясь, – Что бы тебе не наболтали Хестаг и Владимир, у меня… Все. Хорошо. Ясно?

– Возможно, ты прав, и это не мое дело, но… не порть свою жизнь. В ней всегда найдется место дерьму. – Роберт некоторое время молчит, давая обдумать, сказанное им, и просто болтает чаинки в чашке, наблюдая за тем, как они выстраиваются в странноватые рисунки. – Не нужно искать проблему там, где ее нет.

Александр задумчиво смотрит в свою чашку, переводит взгляд на окно, отмечая солнечную погоду, тяжело вздыхает, колеблясь втягивать ли друга в его проблемы или не стоит. Раздумывает он недолго, но все это время никто из них не издает ни звука. Сашка думает, что Зобнину скоро наверняка нужно будет уехать в аэропорт, что Роберту не доставит удовольствия выслушивать его плаксивые истории о любви и о совершенных им глупостях и ошибках. Однако, друг так пристально наблюдает за ним, что Гарсиа понимает, что тот не отстанет, пока не узнает его правды, потому что правду Дзагоева и Березуцкого он уже выслушал (Сашка считает, что правды там не так много, но предпочитает не зацикливаться на этом).

– У меня есть пару минут, чтобы выслушать все до того, как я опоздаю на самолет. – беспечно бросает Зобнин, посмотрев на часы на руке, – Так что, если хочешь об этом поговорить…

Он еще некоторое время молчит, взвешивая плюсы и минусы, не желая так быстро соглашаться.

– О Святой Отец, я согрешил! – вздыхая, он театрально вскидывает руки и выразительно закатывает глаза, но, заметив скептически приподнятую бровь Роберта и странно покосившихся на них других посетителей кафе, серьезно продолжает, – Знал бы ты, как крупно я ошибся…

Попросив Зобнина продолжить разговор в более уединенной обстановке, он везет его к себе домой, где достает бутылку чего-то крепкого и щедро наливает в бокалы, один из которых протягивает товарищу. Роберт, отказываясь, мотает головой.

– И тебе не стоит… – качая головой, добавляет он, на что получает ответ, что говорить о несправедливости жизни лучше напившись до беспамятства, на что вновь качает головой.

Он собирался просто рассказать основные события, отбросив свое мнение о происходящем, но уже ко второй минуте он начинает жаловаться на жизнь. Удивившись про себе, что так быстро сдался, Сашка рассказывает все от начала до конца: о том, как они с Евой невзлюбили друг друга, о том, как стали друзьями, о том, как начал подкидывать ей цветы и конфеты, о той идее с камерами, о той ссоре, о том, что в тот же день пошел и напился до невменяемости (на этом моменте Зобнин незаметно прячет бутылку с алкоголем, убирая ее как можно дальше от него, продолжая внимательно слушать), о том, что отправил видео и о том, что на следующий день с ужасом просматривал пропущенные вызовы и пришедшие сообщения. После этого рассказа они некоторое время молчат: он – горюя, Роберт – задумавшись.

– Знаешь, – тихо произносит Роберт, – если все, что ты сейчас рассказал, – правда, то тебе стоит поговорить с Евой. Она должна знать твою правду, чтобы быть более объективной, когда будет думать о принятии решения.

– Как ты не понимаешь! – пустой бокал с грохотом приземляется на стол, – Не будет никаких раздумий о принятии решений! Она… не простит…

– Оставь ей право выбрать.

– Но что мне делать? – он отчаянно смотрит в глаза друга, желая найти там совет, который пришелся бы ему по душе, – Просто сидеть сложа ручки и наблюдать, как моя жизнь рушится?!

– Просто перестань избегать ее.

Они смотрят друг на друга в молчании, и Сашка ощущает себя так, словно с него только что мысленно взяли клятву, что он исправит свою чертову жизнь сразу после того, как за Робертом закроется дверь.

– Кхм, ладно. Мне пора. – Зобнин вздыхает, поднимаясь с дивана, и направляется к выходу, останавливаясь в дверях, разворачивается, – Рад, что мы поговорили, – тихо, почти неслышно, произносит он и исчезает за дверью, тихо прикрыв ее.

Гарсиа сидит в абсолютной тишине, смотря на пустой бокал, брошенный им на стол, словно этот бокал виноват в его беспросветной тупости. Запустив пальцы в волосы, он тяжело вздыхает, потянув себя за волосы в попытке собраться с силами. Он раздумывает: заметит ли его агент, что он выпил пару бокалов спиртного, и если заметит, то как отреагирует. Помотав головой, выгоняя лишние мысли, он направляется переодеваться в костюм. Все-таки встреча будет официальной. Да и не хватало еще, чтобы и его агент узнал, как все хреново у него в последнее время. Быстро взглянув на часы, он думает, сможет ли не опоздать на встречу, если выйдет через полчаса.

– Здравствуй, – он протягивает руку, рассматривая интерьер ресторана.

– Здравствуй, Саша, – его агент встает из-за стола, чтобы пожать ему руку, здороваясь.

Ресторан просто… ужасно пафосный, но шикарный и определенно дорогой. Он никогда не любил подобные места. Возможно, во всем были виноваты неприятные ассоциации. (он считал, что в таких местах либо проходят дорогие приемы у достопочтенных лиц, либо эти места просто переполнены безмозглыми, эгоистичными, толстосумчатыми снобами, которые так раздражали его) А мог быть виноват тот факт, что сам он не был из самой богатой семьи. Хотя с таким же успехом можно было обвинить во всем его нелюбовь к богачам из-за пары неудачных знакомств в высшем свете. Кх, высший свет. Смех один. Большинство из них так и остались жалкими и пустыми миллиардерами, которых в жизни ничего не интересует, если это не связано с деньгами.

А вот его агент любил подобные места. Сашка думает, что ему просто хочется подчеркнуть собственную значимость и важность своим нахождением в подобных заведениях, что он так заявляет о своем финансовом благополучии. Его агент постоянно выбирал либо дорогущие рестораны, либо свой офис для встреч. Второй вариант был еще хуже, потому что офис в отличие от ресторанов был просто напичкан безвкусной дороговизной, которой ее хозяин так гордился.

– Саша, – произносит агент, чтобы закрепить его внимание на себе. Можно подумать, ему хочется отвлекаться, задерживаясь в этом месте, – я попросил тебя о встрече, чтобы обсудить одну вещь.

– Разумеется. Я вас слушаю.

К ним подходит официант принять заказ. Сашка отказывается, а агент заказывает блюдо с самым изысканным названием и с самым большим количеством нулей в графе «Цена». Когда официант откланивается, агент продолжает:

– Со мной связался человек из Германии. Он сообщил, что один из ведущих клубов мира готов предложить тебе контракт.

Он некоторое время делает вид, что раздумывает.

– Не заинтересован… Так им и скажи.

– Ты не понимаешь! Саша, милый, – Гарсиа морщится, – пойми, такие клубы не предлагают дважды. И когда тебе надоест просиживать штаны в стане армейцев, не ной, чтобы я позвонил в Германию, чтобы они рассмотрели твою кандидатуру! Это великий клуб!

– Нет. ЦСКА тоже великий клуб. – он видит, что его собеседник набирает в легкие воздуха для тирады, поэтому выпаливает быстрее его, – Давай! Скажи, что они выиграли Чемпионат в прошлом сезоне, что лидируют в этом, что у них замечательные шансы в Лиги Чемпионов Европы! А я тебе на это отвечу, что мы… Мы! Черт возьми! Мы в прошлом сезоне почти дошли до финала, а в этом имеем все шансы выиграть этот чертов кубок!

– Ты не можешь всю жизнь играть в одном клубе, – агент качает головой.

– Скажи это легендам прошлого.

– Это пережиток прошлого и глупость!

– Это благодарность тем, кто поддерживает тебя!

– Перестань пороть чушь! Возможно, ты и возьмешь с ЦСКА Кубок Лиги Чемпионов Европы, но с этим клубом вам никогда не выиграть Суперкубок Лиги Чемпионов! – Гарсиа наблюдает, как у агента покраснело лицо, а венка у виска вздулась так, что Сашке кажется, что она сейчас лопнет, отправив его чертова агента на тот свет. Секунду Сашка считает, что даже не против такого развития событий, но потом прогоняет эти мысли, посчитав, что так думать нельзя.

– Пусть так… – он пытается говорить спокойно, хотя недавно они едва не кричали друг на друга, – Везде выигрывать невозможно.

– Девиз неудачников… Скажи это англичанам!

– Мне нет дела до чертовых англичан! Вот где они у меня уже – он подносит руку к горлу, слегка сжимая его.

– Мне плевать на твое расисткое мнение!

– Поаккуратнее… – предупреждающе произносит Гарсиа.

– Брось! Я знаю, что ты не поладил с тем защитником из Юнайтед.

– Это к делу не относится! – шипит он.

– Слушай, – агент делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, – я сказал им, что ты подумаешь. Так вот, – он кашляет, прикрывая рот рукой, – подумай. Встретимся через неделю и обсудим это повторно, когда ты будешь в подобающем состоянии.

– Мое мнение не изменится. И это ты недавно нагрубил и назвал меня расистом!

– А ты выпил перед встречей, – агент комично поднимает брови и разводит руками, одним взглядом говоря «1:1, мой дорогой», и направляется к выходу, оставив деньги за свой заказ, который успел съесть. Когда его принесли, Сашка не заметил, через чур увлекшись спором. Вспомнив кое-что, он кричит вслед агенту.

– Ты тоже!

Агент не реагирует внешне, однако, Гарсиа знает, что тот факт, что он заметил, ему досаждает и ужасно раздражает. Некоторое время он считает, что ему наверное стоит поменять агента на более толерантного и вежливого, а не доверять свою карьеру и жизнь сумасшедшему и вспыльчивому. Но буквально через пару минут мотает головой, посчитав это чепухой. Надо же им всем на ком-то вымещать свое раздражение на людей. А с этим жирдяем и скрягой он знаком уже много лет, и тот похоже не против быть «подушкой для битья», вымещая свое раздражение на нем в ответ. В принципе, если все всех устраивает, нужно ли что-то менять?

Он вновь проскальзывает в помещение, убедившись, что Евы нет. Хестаг и Владимир закатывают глаза, остальные, кажется, не обращают на его странности уже никакого внимания. Однако, Сашка уверен, что все всё еще против такой тактики.

– Ну и что ты придумал, горе-любовник? – иронично спрашивает Хестаг.

– Ты еще не понял? Пройду осмотр у новенького врача.

– Осмотр проводит один врач.

– Неа. Два. В любом случае, я уже обо всем договорился и с тренером, и с врачом. Так что, все в курсе.

– И Ева, надо полагать? – интересуется Владимир, заведомо зная ответ.

– Разумеется, нет. – он фыркает.

Вскоре Березуцкий и Дзагоев скрываются в кабинете главного врача команды. А он остается ждать своей очереди. На самом деле, он просто просиживает штаны, раздумывая о безвыходности ситуации. И на мгновение, всего лишь на мгновенье, представляет себе жизнь, в которой Евангелина бы простила его. Жизнь, в которой он мог бы дарить ей цветы и конфеты без маски таинственности, в которой мог бы приглашать ее на свидание, жизнь, в которой он бы мог стать счастливым. Совершенно неожиданно и не понятно каким образом за мгновеньем проходит тридцать минут, и Сашка, тряхнув головой, скрывается в маленьком кабинете новенького врача.

– О, Александр! Здравствуйте! – врач поднимает голову, радостно улыбаясь.

– Здравствуй, док! И просто Саша, пожалуйста.

– Хорошо, Саша.

Осмотр идет своим ходом, и Сашка всем доволен, пока док случайно не интересуется тем, о чем разговаривать ему уже осточертело.

– Все настолько плохо?

– Что, прости? Ты о чем?

– О вас с Евой. Все настолько плохо?

– О Боже! Неужели весь мир знает, что у меня что-то с не так с Евой! Ты-то откуда знаешь?

– Весь клуб знает. Слухи они быстро расползаются. – док улыбается слегка виноватой улыбкой, будто это он лично рассказал всем в клубе, что Сашка совершил ужасную ошибку в жизни.

– Как мне все это надоело! Каждый встречный тычет меня носом в мои проблемы! И все как один твердят, что я просто обязан пойти к ней и поговорить! Так что, док, если ты сейчас скажешь, что я просто обязан перестать ее избегать, то я за себя не отвечаю!

– Прости, не знал, что тебя уже достали со всем этим. Но ты ведь знаешь, как все любят Еву.

– Знаю, – он тяжело вздыхает, когда осмотр подходит к концу.

Он прощается с врачом и выходит сначала из кабинета, а после и с базы. Ему хочется напиться или сделать что-то, что очистит его мозг от роя мыслей в голове. Но вместо этого он лишь едет домой, где просто плюхается на диван, включая телевизор, тупо смотрит с безразличием в потолок.

Две недели. Он уже две недели бегает от Акинфеевой и три дня пытается набраться сил для того, чтобы просто встретиться с ней. Две недели он упивается своими беспомощностью, глупостью, идиотизмом и, возможно, сумасшествием. Потому что иначе как сумасшествие происходящее с ним назвать нельзя. Казалось, Ева была повсюду. На работе, дома, в огромном разнообразии ресторанов и кафе, в каждом из знакомых.

После разговора с Робертом он несколько раз пересматривал приоритеты. В конечном итоге он пришел к выводу, что встретиться и поговорить с Евой ему действительно не помешает. Однако, он не ожидал, что это окажется такой сложной задачей: зайти в такой знакомый кабинет. Последние несколько дней он ловил себя на том, что почти час стоит рядом с дверью ее кабинета. Табличка уже въелась в его мозг, как и дверь в целом. И он мог без проблем воссоздать образ этой чертовой двери до незначительных деталей в виде маленьких царапин и местами выцветшей краски в своей голове.

Наверное, он просто устал. Устал от всего. От работы, от расспросов, от своего агента, от своих проблем, от своих радостей, от друзей, от кофе по утрам, от еды на вывоз. От жизни. Ему нужен был всплеск, толчок, встряска. Но при этом что-то менять он не решался. И это его ужасно раздражало. Но он продолжал лениво валяться на диване, беспомощно злясь и ненавидя себя, упиваясь жалостью к самому себе и к окружающим.

Его мысли прервал звонок в дверь. О боже, как это банально. Он не спеша встает, чтобы посмотреть на того, кто мешает ему ненавидеть себя, погружаясь в бесконечный самоанализ.

– Привет, – тихим голосом произносит Ева, застенчиво смотря в пол после того, как ее глаза быстро пробежались по его лицу.

Он отступает в сторону пропуская ее внутрь, не зная нужно ли ему что-то сказать или лучше сначала отойти от шока.

Она медленными маленькими шажками проходит в гостиную, осматривая обстановку. Она далеко не в первый раз у него дома, но в первый раз после столь длительного молчания между ними. Вообще, Гарсиа до сих пор как-то слишком шокировано думает о том, что она здесь делает. Перебирает в голове, что он сегодня ел и что из этого могло вызвать такую галлюцинацию. Его выбор останавливается на лапше из китайского ресторанчика неподалеку. Хотя всегда есть вариант, что он просто окончательно рехнулся, помахав на прощание и мозгу, и съехавшей крыше.