Текст книги "We were the Champions...(СИ)"

Автор книги: Алисья-Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Как ты? – едва слышно шепчет она, все еще не открывая глаза.

– А ты как думаешь? Моя сестра предпочла мне какого-то индюка общипанного. Хреново, – отвечает Даниил, и Ева готова поклясться, что сейчас он невесело ухмыляется, не глядя в ее сторону.

– Ты совсем его не знаешь. Я не знаю, что между вами произошло, но Сашка неплохой парень, – шепчет она, находя в себе силы посмотреть в глаза брату.

– Что-то плохо вериться.

– Даня… Он тот самый поклонник, который цветы и конфеты оставлял. Разве я не могу дать ему хотя бы один-единственный шанс? Неужели ты считаешь, что он этого не достоин после стольких лет тайного ухаживания? Неужели ты, зная это, скажешь, что я не имею права быть с ним?

Даниил молчал. Он не знал, что сказать. Юноша по-прежнему считал Гарсию не лучшим человеком. Но он медленно отходил и понимал, что Ева давно не девочка, уже сама может принимать решения, сама может писать свою Судьбу, не спрашивая его мнения и не советуясь с ним. Когда только успела вырасти да такой самостоятельной стать? Слишком рано они повзрослели. Вон их ровесники в этом возрасте ведут безбашенную молодежную жизнь, гуляя до ночей, веселятся с друзьями, забывая про границы, наслаждаясь свободой, а не на Чемпионаты Мира ездят, не о прожитом размышляют, опускаясь в постоянный анализ.

– Рано мы повзрослели… – произносит он тихо.

Он знает, что Ева правильно его поймет. А та не знает, что сказать, потому что это правда. Они, рано потеряв отца, стали взрослее на несколько лет и сильнее. Научились понимать на подсознательном уровне друг друга, считывая с глаз реакцию, но не научились принимать и осознавать выбор близких им людей. Они все также пытались пережить неприятные моменты, закрываясь в себе, постоянно размышляя над проблемой. Ева понимает это и оттого так тяжело. Они слишком взрослые и мудрые, чтобы сейчас уперто доказывать свое мнение на повышенных тонах, пытаясь переубедить опонента. Им просто нужно принять выбор друг друга как данность, осознать, что они самостоятельные личности и то время, когда нужна была, как воздух, поддержка в принятии решений, когда нужно было знать, что другой человечек зависит от тебя, знает о тебе все и готов подставить плечо в любой момент, и что ты тоже готов для этого человечка на всё-всё. То время ушло, и они смогли научиться жить самостоятельно, не советуясь в любом вопросе, лишь в самый важных, но ещё не приняли, не осознали тот факт, поэтому сейчас они сидят в этой комнате, не зная, что их ждет дальше. Кажется, сейчас наступает время для серьезных разговоров и решений. Но готовы ли они к этому? Хотят ли они этого? Никого не волнует ответ на эти вопросы.

Ева, всё ещё не зная, что делать, садится ближе к брату, заглядывая в его телефон. Даниил до сих рассматривает их детскую фотографию. На ней они улыбаются широко и беззаботно. На ней они счастливы. В то время отец еще был жив. Тогда они ещё не ведали печалей, не знали горя. На этой фотографии они еще дети, такие, какие бывают дети: веселые, улыбчивые, непосредственные и счастливые-счастливые. Ева смотрит на фотографию, а губы сами растягиваются в грустной, ностальгической улыбке. Мельком взглянув на брата, она видит ту же, что и у нее, улыбку и полные печали глаза. Евангелина уверена, что у самой в глазах омут тоски и горя. Слегка мотнув головой, Даниил перелистывает фотографию на другую. На ней он изображен с друзьями, насколько девушка помнила, из школы «Реала».

– Прости, что не знала, как тебе тяжело в Испании… – тихо произносит Ева, с болью глядя на экран телефона, – Тот звонок… Помнишь? Ты тогда позвонил… И сказал, что уезжаешь в Англию… Это было неожиданно. Мне следовало знать, что Испания не приняла тебя…

– Брось… Твоей вины тут нет. Об этом никто не знал, даже дядя Денис.

Она смотрит на него, сожалея о прошлом. Он, не взглянув на нее, листает дальше. На следующей фотографии она видит маленького Даньку с отцом. Тишина в комнате становится в тысячу раз тяжелее и невыносимее. Спор об образе отца всё еще стоял между ними, пускай уже и не так ярко, как в детстве. Что-то страшно грустное и ужасно тоскливое наполняет комнату, побуждая погрузиться в воспоминания, но и Ева, и Даниил удерживаются от этого мало-радостного занятия. Нечто тяжелое и неприятное сжимает сердце Евы, а глаза начинают блестеть от непролитых, сдерживаемых слез. Она всё ещё скучает по отцу, и иногда на нее находит, ей хочется рыдать в голос, ей хочется, чтобы отец был рядом. Это бывает не так часто, но всё же бывает. Даниил тоже замер, пустым взглядом уткнувшись в картинку в телефоне.

– Знаешь, я всегда считала, что он больше любит тебя, – решается на откровение Евангелина, надеясь, что брат правильно трактует эту фразу.

Даниил поднимает голову, удивленно смотрит ей в глаза, прося пояснений, приподнимает озадаченно одну бровь. Он понять не может, с чего вдруг такие выводы его сестра сделала. Ему вот так совершенно не казалось. Если бы он считал также, как и она, он бы отца не ненавидел, а старался бы его светлый образ поддерживать, как это делала Ева.

– Ну, знаешь… – она задумывается, прикусывая нижнюю губу, – Он постоянно с тобой был. Интересовался твоими успехами в спорте. Он гордился тобой, Акинфеев, – с тоской произносит она, – Я не говорю, что я была обделена чем-то подобным, нет. Меня он также любил, как и тебя, я думаю… Просто это так несправедливо, что ты так относишься к сравнениям с отцом, к любым упоминаниям о нем… Наверное, из-за этого я начала думать, что тебя любили сильнее, раз ты так сильно отрицаешь его…

Даниил вновь растягивает губы в кривой улыбке, больше на усмешку смахивающей, мотает головой из стороны в сторону, думает о словах сестры.

– А я считал, что с вами он был более ласков и добр, нежели со мной. Мне казалось, что он с вами больше времени проводил.

– Ну, фактически это так и было. Ты ведь постоянно на секциях, а он на тренировках.

– Да, – он грустно хмыкает.

– А я, когда узнала, что он погиб из-за того, что сердце не выдержало, захотела работать врачом со спортсменами… – печально произносит, смотря на фотографию, на которой они запечатлены всей семьей. – Верила, что никогда не допущу оплошности врачей прошлого, не позволю игрокам с риском играть на поле. Мечтала, что буду помогать футболистам… А в итоге…

– А что в итоге? – интересуется Даниил, пытаясь отвлечься от невеселых и безрадостных мыслей.

– А в итоге я сижу и не знаю, как помочь собственному брату, у которого через два дня финал Чемпионата Мира… – Ева пожимает плечами, – Тебе легче?

– Легче, – односложно отвечает брат.

Они вновь сидят в молчании, боясь нарушить тишину. Они не знают, к чему их может привести этот разговор. Но они понимают, что откладывать дальше просто нельзя. Они не могут и эту проблему тянуть за собой двадцать лет. Смотрят друг другу в глаза, собираясь с силами. Диалог через зрительный контакт не выражает их душевных перипетий, не решает их проблемы, ведь пока не будут произнесены те слова, вопрос останется нерешенным…

Будь он на пару десятков лет моложе, он бы жутко волновался. А так Марио лишь немного переживал, но в целом был спокоен. Он со своей командой продумывал план на игру. После полуфинала он встретился с Катей Герун. Несмотря на то, что они жили в одном городе, видеться часто у них не получалось. Даже смешно, что их первая за долгое время встреча произошла в Испании, а не в России.

План на предстоящий матч он с тренерским штабом долго обсуждает. Он выслушивает информацию о будущем сопернике, анализ предыдущей игры его команды. После чертит какие-то схемы, понятные ему самому, его помощнику и еще двум-трем людям из тренерского штаба. Обсуждение стратегии идет долго. Воздух настолько напряжен, что на мгновение может показаться, будто они готовятся к войне, а не к финалу Чемпионата Мира. Все сидят до поздна, схема игры никак не желает утверждаться, часы истошно кричат о том, что неплохо бы было лечь спать. Когда зевки и закрывающиеся глаза игнорировать не получается, они, наконец, договариваются и расходятся по своим номерам.

Марио не спится, но при этом он абсолютно не нервничает. Фернандес стоит возле панорамного окна, смотрит на луну и звезды. Он чувствует духоподъемность и осознает всю серьезность и собственную ответственность. От этого странного ощущения, будто его опустошили, оставив без ярких эмоций, будто он перегорел, Марио не может сомкнуть глаз. Он засыпает ближе к утру.

Ровно в десять часов по местному времени они выезжают в аэропорт. В командной атмосфере повисает ожидающая вердикта тишина. Марио она знакома, такая же тишина царила двадцать лет назад, правда навестила она Сборную России того времени в день финала, а не так рано. Но и это Фернандес понимает: молодые совсем, оттого волнение смешивается с кровью с каждым вздохом, оттого сердце замирает при мысли о предстоящем финале, оттого страшно немного выходить на поле их игры. Когда самолет поднимается в воздух, кто-то из них пытается шутить, вести себя расслабленно. Это имеет свои результаты, и вскоре о тишине и напряжении забывают.

Севилья встречает их ярким и теплым солнцем. Они заселяются в уже забронированные номера в отеле. Вечером у них состоится первая тренировка на «Рамон Санчес Писхуан», а пока Марио еще раз пересматривает различные документы и схемы, исписанные им самим листы. На тренировку все приходят вовремя, настроение мало чем отличается от настроения во время перелета из Мадрида в Севилью.

Когда проходит минут двадцать с начала двухсторонки Фернандес замечает, что между Гарсией и Акинфеевым что-то произошло. Они не ругались и не пытались друг друга задеть. При этом было заметно, что и улучшений их взаимоотношения не пережили. По ним было видно, что между ними что-то случилось. Даниил, стараясь лишний раз не сталкиваться лицом к лицу, кидал злобные, но с примесью смирения взгляды на Сашку, а тот ходил как в воду опущенный, казалось он очень сильно и серьезно думает о чем-то. Почему он связал состояние Гарсии с Акинфеевым, Марио не знает. Что-то указывало ему на это, но что именно Фернандес сказать не мог. Возможно, это была какая-нибудь тренерская чуйка или они просто так сильно сроднились за это время, что каждого Марио теперь может читать, лишь мельком взглянув.

Когда вся тренировка проходит для этих двоих в напряжении, Марио понимает, что произошло что-то серьезное. Вопрос – вмешиваться или нет – отпадает сам собой. Но вмешаться он решает не на прямую, а через третьи лица, пытаясь разобраться в причинах таких перемен, чтобы не усугубить ситуацию еще больше. Денис наверняка знает, что случилось, ведь Акинфеев не появлялся в отеле после матча с Испанией, вполне вероятно, что ночевал он как раз у Черышева.

– Ты не знаешь, что случилось с Данькой? – спрашивает он прямо в лоб, чтобы не терять ни своего времени, ни времени Дениса.

– Самому хотелось бы знать… Позавчера приходила Ева, но она сказала, что все объяснит потом, – тяжело вздыхая, отвечает Черышев и, понижая голос, просит кого-то зайти немного позже.

Марио, попрощавшись и поблагодарив Дениса, завершает звонок. Ситуация не проясняется, но Фернандес решает продолжить наблюдения за игроками. Убедившись, что произошедшее между ними не повлияет на качество их игры, он оставляет их в покое, возвращаясь к своим, тренерским, делам.

Встреча с Евой перевернула его мир, вывернув его наизнанку. Ему пришлось принять то, что он не мог принять долгое время, признавая Еву взрослой. Ему пришлось вновь установить для себя цели и восстановить прошлые точки опоры. С Гарсией Даниил старался не сталкиваться, давая время себе и ему, чтобы переварить произошедшее. Акинфеев думал над своим поведением по отношению к Сашке, думал над словами сестры, думал о собственном мнении о парне.

К счастью, мама приехала в Испанию, чтобы посмотреть на его игры. Даниил решается приехать к ней в отель. Она встречает его радостными распростертыми руками, зацеловывает щеки, долго не отпускает из теплых объятий. Потом молча выслушивает его, изредка кивая, смотрит печальными глазами, признается, что Сашка ей понравился. Даниил удивленными глазами вглядывается в лицо Кати, не верит, что мама не согласится с ним в этом вопросе. Решая не зацикливаться на Гарсии, уже порядком испортившим ему жизнь и надоевшим, он решает поговорить об отце. Лицо матери тут же приобретает грустное выражение. Глаза наполняются печальной ностальгией. А губы растягиваются в тоскливой, но при этом счастливой от воспоминаний улыбке. Она рассказывает веселые истории из их прошлой жизни, вспоминает забавные моменты с Евой и с ним. Многие из этих историй Даниил не помнит, но радостная улыбка появляется и у него на лице, а в груди становится легко, какое-то эфемерное чувство заставляет посмеиваться с особо смешных вещей. Когда истории заканчиваются, и он, и мама испытывают ностальгическую грусть.

– Ты очень сильно похож на отца, – она проводит ладонью по его щеке, печальным, но гордым взглядом смотря ему в глаза. Он слабо улыбается, прижимаясь к ее руке. – Я так тобой горжусь… – она подходит ближе и вновь заключает его в свои объятья.

Эти объятья вновь дарят тепло и радость. Где-то там, в его душе, поднимается светлое и мягкое чувство, похожее на смешанные грусть и радость. Он крепче обнимает маму, вдыхая такой родной запах. Ему становится спокойнее, он перестает волноваться, переживать. Нежно поцеловав ее в щеку, Даниил прощается, обещаясь не подвести и не опечалить, и возвращается обратно, по пути отважившись посмотреть последние спортивные новости, чувствуя, что вскоре он пожалеет об этом. Он все время жалеет о том, что читает газеты, смотрит спортивные программы, слушает некоторые передачи о футболе. В этот раз ничего не меняется. Даниил, матерясь, смотрит видео, тайно снятое кем-то.

На этом видео запечатлен тот момент, когда он уходит, сбегая, от Евы после того, как узнал, что Гарсиа – парень его сестры. Он не помнит, что бы там был кто-то с камерой, но сейчас видит наглядное тому доказательство. На видео акцентировано внимание на том, что Ева, его милая, любимая сестренка зовет его по фамилии. По его настоящей фамилии. Евангелина постоянно звала его Акинфеевым, подчеркивая принадлежность к семье, родство с отцом. Он уже перестал обращать внимание на это. Даниил никогда особо не задумывался о том, что неофициально носит фамилию дяди Дениса, а вот остальные видимо задумывались.

– Пиздец! – он жмуриться, после заходит на основные футбольные интернет-газеты, просматривая последние новости.

«Ложь длиной в двадцать с лишним лет. Неужели фамилия футболиста МЮ и Сборной России не Черышев, а Акинфеев?!»

«Обман века: Даниил Черышев – сын Игоря Акинфеева?!»

«Черышев или Акинфеев? Вся правда о футболисте Манчестер Юнайтед и Сборной России…»

– Блядь! – он читает заголовки, не рискуя вчитываться в сами статьи.

После заходит в первую попавшуюся соцсеть, просматривая, как это известие отразилось на его фанатах. В фан-аккаунтах идут нешуточные бои по поводу его фамилии. Большинство утверждает, что секретом никогда не было то, что он сын того самого Акинфеева. Другие удивляются, называя это фейком и бредом, пишут, что эта девушка просто перепутала его с кем-то другим, носящим фамилию Акинфеева. Были и те (особо укуренные), кто считали, что Акинфеев – это его неофициальная кликуха, прозвище. В целом, эта новость произвела настоящий фурор в околофутбольном мире.

Позже ему сообщают, что он будет присутствовать на предматчевой пресс-конференции, где ему придется отвечать на вопросы. Даниил уже может предположить, какие вопросы будут задавать именно ему, и из-за этого желание идти общаться с журналистами и телевизионщиками отпадает само собой, но Акинфеев находит в себе силы и направляется вслед за тренером, пресс-атташе и другими в зал, где все и произойдет.

С их входом среди журналистов происходит оживление. Он осматривает помещение, где с минуты на минуту начнется конференция, оглядывается по сторонам, пробегая взглядом по пришедшим журналистам. Садится на стул рядом с пресс-атташе сборной, корректирует положение микрофона, чтобы ему было удобно отвечать на вопросы, подвигает стакан с водой ближе к себе. Пресс-атташе начинает конференцию, представляет присутствующих. Первое время вопросы задаются исключительно для Марио, и он даже рад такому раскладу. Их тренер уже ответил про особо сильных игроков Сборной Уругвая, отмечая, что соперника нельзя разделить на исключительно талантливых и исключительно бездарных футболистов, приоткрыл завесу стартового состава на финал, назвав вратаря и игроков, в наличии которых в стартовом составе никто не сомневался.

– Даниил, – его имя так интересно звучит на английском, к этому никогда не привыкнуть окончательно, – вопрос для Вас. Вы следите за прессой, поэтому наверняка догадались, о чем мы хотим Вас спросить. – он слегка наклоняется вперед, опираясь на локти, – Вы ведь видели то видео, на котором девушка настойчиво зовет Вас Акинфеевым? – журналист не дожидается его кивка, продолжая, – Кто она и почему так назвала Вас?

Он откидывается на кресло, прикрывая глаза, посмеивается немного нервно, после осматривает журналистов, тянется за водой. Успокаивает нервы, делая маленькие глотки из стакана, после отодвигая его обратно. Еще раз пробегает взглядом по конференц-залу, издавая нервные смешки, собирается с ответом, тяжело вздыхая.

– Ну, она моя сестра. – он пожимает плечами, слегка улыбаясь.

– Вы ведь знаете, что из-за этого видео начались немалые споры. Почему Ваша сестра звала Вас Акинфеевым?

– Может потому, что это моя настоящая фамилия, – едва сдерживается от откровенной грубости, вспоминая в последний момент о камерах и правилах приличия. Мысленно он досчитывает до трех, ожидая уточняющий вопрос, который расставит все по своим местам и произведет ажиотаж.

Один. Два. Три.

– Значит ли это, что Вы сын того самого Акинфеева? – спрашивает девушка, готовясь тут же записать ответ.

Он непозволительно долго тянет с ответом. По привычке он ещё хочет закричать о том, что их ничего не связывает, но Даниил принял для себя решение, и он должен ему следовать.

– Именно. – кивает Акинфеев, растягивая губы в неловкой улыбке.

– Но почему Вы скрывали свою настоящую фамилию? Почему не опровергали, когда Вас называли Черышевым? – вопросов становится слишком много, он даже подумывает о том, чтобы собрать отдельную пресс-конференцию, чтобы ответить на вопросы про отца и собственную фамилию, но отбрасывает это, слегка качнув головой.

– Я никогда не скрывал, что мой отец – Игорь Акинфеев. Денис Дмитриевич мне заменил отца, поэтому я не сопротивлялся, когда меня называли Черышевым. Но мы публиковали опровержение, где писали, что Денис близкий друг семьи, а моя фамилия – Акинфеев.

Пресс-атташе понимает, что если сейчас не попросить о завершении конференции, то они могут просидеть здесь до вечера, а у игроков еще тренировка, инструктаж и игра впереди. Конференцию заканчивают вопросами об отношениях Гарсии и Акинфеева.

– Обстановка в команде дружественная. Все располагает к отсутствию конфликтов между игроками и к хорошей игре на предстоящем финале. – быстро отвечает Марио, не давая Акинфееву ляпнуть что-то про Сашку.

В день игры чувство общих обеспокоенности и волнения снова ощущается в воздухе. Его сердце отбивает стаккато, мгновенье он даже боялся, что оно не выдержит, но как только он выходит на стадион, аромат свободы и предвкушение победы вновь кружит ему голову, как двадцать лет назад, и все волнения отходят на задний план. Он пожимает руку тренеру Сборной Уругвая, улыбаясь и желая хорошей игры, возвращается на свою скамейку.

Марио чувствует волнение и предвкушение своих игроков. Ему самому не терпится, Фернандес сам дышит этой радостью праздника, свободой. Ожидание накаливает нервы, а адреналин подливает масла в огонь. Он вновь и вновь пробегает взглядом по трибунам. Ему так легко и хорошо. Его душа полна радости и света. Когда треть стадиона поет гимн их страны, и Марио, и вся команда заряжаются бешенной энергией, ощущая, что они могут всё на этом свете, что всё в их руках. Немного позже звучит свисток судьи, трибуны уже живут своей жизнью, поддерживая игроков.

– Ну, поехали! – проговаривает Марио, вскакивая со скамейки, ступая на отведенную ему площадку.

Сердце всё еще отбивает странный ритм, сильно волнуясь. Он чувствует общую окрыленность, разбавленную напряженностью. Мяч переходит от одной команды к другой, скачет из стороны в сторону. Если бы Фернандес сам не играл, мог бы подумать, что тот живет своей собственной жизнью, перебегая от игрока к игроку. Стадион кричит, радуясь, и Марио радуется вместе с ним некоторое время, окунаясь в эту атмосферу счастья и свободы. Прекрасное ощущение единства с тысячами болельщиков. Осознание собственной значимости и влияния на историю, на жизнь миллионов людей по всему миру. Игра в первом тайме прекрасна, динамична, важна, но пока безрезультативна.

Заходя в их раздевалку, Марио чувствует усталость его игроков. Несмотря на нулевой счет на табло, он уже ими жутко гордиться. Пробегает взглядом по каждому из футболистов. Многие дышат загнанно, умаявшись. Фернандес ждет пару минут, думая о том, что стоит сказать парням. Его помощник рядом жадно глотает воду из бутылки. Тоже жутко переволновался. Гарсиа и Акинфеев на удивление молча сидят рядом, дышат часто, но не замечают друг друга, концентрируясь на анализе своей собственной игры. Игнашевич с Березуцким что-то обсуждают. Дзагоев пытается что-то донести Константину. Их вратарь, Кирилл, спокойно пьет воду, ожидая указаний ко второму тайму.

– Парни, – Марио привлекает внимание игроков. В раздевалке наступает оглушающая тишина. Все внимательно смотрят на тренера, внимая его словам, – Вы молодцы! Но этого недостаточно. Мы можем победить. Но недостаточно просто играть хорошо, разыгрывать все по схемам, как по учебнику. Нужно играть со всей страстью, со всей любовью. Это же футбол! Финал Чемпионата Мира! И неважно, какой результат будет. Мы уже в истории, мы уже чемпионы для своей страны, для ее истории. Удачи, парни! Вы всё сможете, у вас всё получится. Вперед! Вперед, вперед! – он хлопает в ладоши, подгоняя и заряжая ребят на хорошую игру во втором тайме. – Больше прессингуем, меньше ошибаемся! Не надо дергаться в штрафной. Спокойнее, просто спокойнее. Гарсиа и Акинфеев, внимательнее к тринадцатому номеру, он у вас в штрафной разгуливает, как у себя дома. Сережа, Ваня играйте впереди. Костя мяч получает, а навес не на кого делать. Мы время теряем на лишние финты в центре. Получили мяч, быстрый пас на Ваню или Серого. Вперед, парни! Я горжусь вами… А теперь покажите уругвайцем, из какого теста вы сделаны! Вперед!

Игра второго тайма координально отличается от игры, что была в первой половине матча. Уругвайцев словно натравили на них, как собак. Игра разрывалась на куски свистками арбитра, уже несколько раз требовалась помощь медиков игрокам на поле. К счастью, его парни не уступали, а ворота так и не были распечатаны. Характер игры становился с каждой минутой всё жёстче и жёстче. Стадион уже не дышал свободой и эйфорией праздника. Воздух накалялся, и дело было вовсе не в высокой температуре жаркой Севильи, хотя и это влияло на игру, но в гораздо меньшей степени. Выкрики с трибун уже не казались столь беззаботно-радостными, как это было в начале матча. Теперь они не просто гнали команды вперед, но и требовали открытия счета.

К середине тайма Марио заметил, что некоторые футболисты стали уставать, выбиваться из сил. Пошли первые замены. Уругвайский тренер тоже не отставал, произведя одну замену. Игра не расслаблялась, лишь становилась все более жестокой. Игроков ломали, по ним проезжались шипами, с ними сталкивались. К счастью для всех, травм пока не случалось. Каждый надеялся, что и не случится. Желтые карточки сыпались с каждым вторым нарушением, зафиксированным арбитром.

На семьдесят пятой минуте – Фернандес только посмотрел на таймер – назначают угловой в их ворота. Даниил подпрыгивает, выбивая мяч из штрафной, и сталкивается головой с футболистом из Сборной Уругвая. Приземлившись, он аккуратно опускается на колени, а после, подняв руку, прося о помощи, ложится на спину. Судья, находящийся поблизости, тут же жестом подзывает врачей. Возле их скамейки наступает напряженная тишина, как и на скамейке уругвайцев. Рядом с их воротами оказывают помощь Акинфееву и уругвайскому нападающему. Марио замирает, ожидая хоть какого-нибудь сигнала от арбитра. Жестом подзывает помощника, тот понимает все с полувзгляда, отправляя разминаться Березуцкого Фернандес смотрит, не отрывая глаз, на то, как врачи колдуют над Акинфеевым. Его сердце упало куда-то в пятки, после пускаясь в бешеный пляс от волнения. Они всё еще ждут сигнала от арбитра или врачей. Вскоре они его получают. К счастью, замена не требуется.

Боль. Всё что он чувствует – боль. Голова трещит так, что кажется, будто его шандарахнули чем-то железно-чугунным прямо по макушке. В ушах несколько мгновений звенит. Перед глазами всплывает пятно, в котором он узнает их врача, пару раз моргнув. Голова всё ещё трещит, побаливая, но уже не так нестерпимо, как до этого. Он находит в себе силы подняться, слегка пошатываясь. Ему задают какие-то вопросы, на первые из них Даниил отвечает на автомате, лишь после понимая смысл. Неподалеку от него стоит Грасиа, который обеспокоенно поглядывает на него. Сашка подходит ближе на пару шагов, интересуется, как он. Акинфеев неопределенно кивает головой.

Игра продолжается. Счет всё ещё не открыт, а некоторые из них уже вымотались из сил. Многие продолжают играть на драйве, на эмоциях, получаемых от трибун, на чувстве долга перед страной. Они стараются не замечать усталость, пытаются не уступать мяч, выигрывать каждую борьбу за него. К счастью, это имеет свой результат, и один из навесов на Ваню от Кости приводит к возникновению опасности возле ворот уругвайцев. Итогом этой, появившийся из ниоткуда, опасности является гол их команды. Стадион неистовствует, Марио возле скамейки запасных радостно подпрыгивает. Они на радостях сами друг на друга напрыгивают, но долго радоваться им не дают. Мячу предстоит быть разыгранным с центра поля.

Окрыленные победой они расслабляются, уступая борьбу в центре. Это им, разумеется, аукается. Они пропускают. Всё приходится начинать заново. В воздухе ощущается опустошающая напряженность. Даниил несколько мгновений смотрит пустым взглядом в газон, пока кто-то не хлопает с силой ему по спине. Вздрогнув, Акинфеев поворачивает голову в сторону, с удивлением глядя на Гарсию.

– Еще успеем отыграться! – кричит он, пытаясь переорать беснующийся стадион, хлопает в ладоши, подбадривая, – У нас еще почти десять минут! Мы можем отыграться! – он продолжает рвать глотку, поднимая дух ближайших к нему футболистов.

Акинфеев растягивает губы в гримасе, что должна была стать похожей на улыбку, но вскоре сам попадает под влияние Сашки, заражаясь верой в их победу. Они боряться за мяч, как за последний в мире кусок мяса. Они бегут с такой скоростью, словно это их последний забег в жизни. Киря, их вратарь, совершает волшебные, невозможные сейвы, вновь и вновь спасая команду. Сил практически не осталось, но они продолжают выдавливать из себя их остатки. Марио совершает две оставшиеся замены. Это немного облегчает задачу.

Основное время матча подходит к концу, арбитр добавляет пять минут. Их сердца быстрее отбивают удары, и это не только от усталости, но и от ощущения приближающегося конца. Будет это хеппи-энд или их ждет трагическая концовка, зависит от них самих. У них появляется шанс, когда судья назначает угловой в ворота уругвайцев. Он и Гарсиа, спеша, направляются в штрафную. Хестаг Дзагоев, сменивший Константина, стоит возле углового флажка, тяжело дышит, поднимает правую руку, подавая им знак, делает еще несколько тяжелых, глубоких вдохов-выдохов, разбегается и бьет по мячу, делая навес.

– Защитник должен уметь прыгать! – говорит ему сеньор Бустаманте, его тренер в Испании.

Он слушает, кивает. Исцарапанные коленки немного щиплет, но он послушно пытается прыгнуть выше, нередко приземляясь не очень удачно. Но сеньор Бустаманте заставляет его подниматься, прыгать еще выше. Данька уже не может, у него болят ноги, саднят коленки, дыхание давно сбилось, а сеньор продолжает его пытку, мотает головой на его попытки, закрывая глаза.

– Прыгай! – резко велит он своим старческим, хрипящим голосом, – Прыгай! Прыгай! Прыгай!

Даниил из последних сил выпрыгивает и, жмурясь, пробивает мячом по воротам. Приземляясь с всё также зажмуренными глазами, он пережидает пару мгновений тишины. А после его оглушает рев стадиона, Акинфеев широко раскрытыми глазами смотрит на мяч в сетке, а после бежит к бровке, падая на спину, раскинув руки. К нему подбегают однокомандники, накидываясь на него, придавливая своим весом сверху.

– УРА-А-А-А!!! ГО-О-ОЛ! – разносится от комка из их тел. Кто конкретно кричит понять невозможно, кажется, этот крик раздается от всех сразу, одним-единым голосом. Дышать становится тяжелее из-за друзей и товарищей, что всё еще не поднялись на ноги.

После они встают и направляются обратно на поле, чтобы разыграть мяч с центра. Теперь он понимает отца. Понимает его страсть и любовь к сборной. Ему становятся ясны его мотивы, и Даниил их не осуждает, он с ними полностью солидарен. Сам теперь не сможет представить жизнь без всего этого. Сейчас Акинфеев принимает решения отца, как само собой разумеющееся. Он, лишь испытав сам эти эмоции, этот драйв, лишь прочувствовав единство со Сборной, страсть к игре за честь страны, любовь к товарищам, понимает отца, прощая его за все те небольшие косяки, что изредко допускал Игорь. Даниил наконец отпускает детскую обиду на него и прощается с вечной ненавистью к отцу, с гордостью признавая, что его фамилия Акинфеев.

Играть еще около двух минут. Им нужно просто продержаться, вытерпеть. Стадион скандирует: «Россия! Россия!». Сердце гулко бьется, его удары отдаются в ушах. Секунда за секундой утекает, приближая к ним такую желанную победу. Уругвайцы играют ещё жестче, хотя казалось, что они уже достигли высшей степени жесткости. Соперники вгрызаются в мяч, вновь и вновь пробираясь к их воротам. Даниил и Сашка еле успевают выбивать мяч из штрафной, едва не опаздывают лечь в подкат. О красивой игре никто не думает. Нужно просто выбить мяч как можно дальше от штрафной. Время истекает так медленно, что это начинает походить на издевательство. Но вот спустя, наверное, целую вечность, арбитр дает свисток, оповещающий о завершении матча.