Текст книги "Я. Ты. Мы.Они"

Автор книги: Алиса Евстигнеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Дальше я справилась достаточно быстро, просто закатив ответный скандал, заявив, что плевать мне на мнение администрации и родительского комитета. И если какой-то футбол им дороже желаний моего сына, то это уже не мои проблемы. Угрожала мужем и уже сама лично обещала всех засудить. Такие порывы со мной случаются редко, но в данной ситуации оказались далеко не лишними. Вместо прощания, написала заявление о том, что забираю детей из гимназии:

– Через два часа приеду за всеми документами. Надеюсь, в личных делах уже будут стоять все четвертные и годовые оценки, адекватно соответствующие стараниям и знаниям моих детей. Иначе… Впрочем, что будет иначе, вам лучше не знать.

Игорь Валентинович стоял передо мной красный и потный, но так и не осмелился ничего мне возразить. Зато Анне Леонидовне почти удалось сделать вид, что она часть интерьера. Я вылетела из кабинета, хорошенько хлопнув дверью.

И вот я вновь стою у этой самой двери. Злость уже давно отпустила меня, на место ей пришли сомнения: а правильно ли поступаю. И пусть я всё ещё была не согласна с действиями администрации относительно Стаса и их истории с Андреем, я прекрасно понимала, что ребёнок тоже виноват. И это также мало придавало уверенности. Но выбора не было, и я толкнула дверь. К счастью, Игорь Валентинович сам не горел желанием больше сталкиваться со мной, секретарь с кислой миной вручила мне документы. Я с не менее кислым видом демонстративно проверила личные дела. У Стаса в строчке геометрия стояло гордая «4». Ну не гадство ли? Стало так противно, что я даже прекратила своё демонстративное дознание документов, и, схватив папки, быстренько удалилась из школы.

Опять звоню Саше. И опять абонент не абонент. После всей сегодняшней истории чувствую себя вываленной в грязи, а я ведь надеялась, что нас перестали обсуждать. Но оказывается возраст за 30 и Сашкин статус успешного юриста не способны защитить нас от людских пересуд. А так хотелось.

Домой совсем не хочется ехать, да простят меня дети. Хочется тепла и понимания, поэтому еду к Сашке на работу в надежде, что он меня не прибьёт за то, что я натворила.

Вот уже почти три года муж был именным партнёром в юридической фирме «Борисов, Подгорный, Чернов и ко». И поскольку фирма у них была достаточно преуспевающей, то и находилась практически в самом центре города, хотя понятие центра в Москве растяжимое. Я удачно с первого раза нашла место для парковки почти возле самого входа в нужное мне здание. Сам офис встретил меня гулом голосов, телефонных звонков и шумом оргтехники. Здесь всегда кипела жизнь, постоянно решались чьи-то проблемы, велись переговоры и обсуждались какие-то вопросы.

Девочку на ресепшене я видела впервые, впрочем, судя по её взгляду, безразлично скользнувшему по мне, она меня тоже. Вот если бы она знала, чья я жена, то любопытства бы поприбавилось.

– Добрый день. Чем могу помочь?

– Здравствуйте, а Александр Чернов на месте?

– Вам было назначено? У Александра Дмитриевича важная встреча в городе, его сегодня уже не будет.

Я хочу узнать есть ли способ с ним как-нибудь связаться, когда чья-то рука обнимает меня за плечи.

– Ох, надо же, какие люди нынче посетили нашу скромную обитель, – как всегда восторженно юморит Витька Борисов – друг и наставник Саши, а заодно и ведущий партнер фирмы.

– Привет, Вить, – улыбаюсь ему я. Он был Сашкин друг и почти на 15 лет старше нас, но я всегда буду ему благодарна, за то что в своё время рассмотрел в совсем юном юристе потенциал. Поэтому я действительно рада его видеть.

– Что, Сань, какими судьбами у нас?

– Мужа ищу. А телефон у него не отвечает.

– Что какие-то проблемы?

– Да. То есть нет, по крайней мере ничего такого, с чем бы я не разобралась.

– Ну ты-то да, разберёшься со всем. Могёшь!

– Могу, – соглашаюсь я. – Вить, как мне Сашку найти? Очень надо.

– У него сегодня встреча какая-то вечером. А телефон он сегодня с утра благополучно расквасил. Представляешь? Зашёл в офис и хрясь его об пол. Мрачный потом весь день ходил, от него весь офис разлетался. Так что звонить ему не вариант.

Я перевариваю слова Борисова. Не из-за Стаса ли он с утра таким злым оказался, что даже телефон разбил? Эта новость меня совсем не радует. И где мне его теперь искать?

– Вииить, – жалобно тяну я. – Мне Саша нужен, очень-очень.

А сама ресницами усиленно хлоп-хлоп.

– Ладно, ладно, – наигранно сдаётся Борисов. Смотрит внимательно на часы, о чём-то вспоминая. – Санька, он вроде как на квартиру собирался сначала заехать, костюм сменить. Да и с телефоном хотел что-то придумать. Жанночка, а у Александра Дмитриевича встреча сегодня во сколько?

– В 17.30, – с готовностью рапортует Жанночка, с уже явно выраженным интересом вслушиваясь в наш разговор.

– Воооо, сейчас почти четыре, значит, если поторопишься, то имеешь все шансы поймать его на квартире.

Глава 9.

Город детства встречает нас дождём и хмурым небом. Я стою посреди вокзала в окружении детей, животных и чемоданов. Вокруг нас туда-сюда проносится людской поток полный чьих-то жизней и судеб. Все куда-то спешат, идут, у всех есть цель. А вот у нас её нет. Увезти детей из Москвы – увезла, от мужа сбежать – сбежала (хотя кто знает, заметил ли он это вообще?), но что дальше… Тут-то меня и настигает несовершенство моего плана, я совсем не учла, что родителей то нет в городе. По моим скромным подсчётам они уже должны были вернуться из отпуска, но возвращаясь с моря, они совершенно неожиданно решили посетить друзей где-то под Самарой и благополучно сошли с поезда. Откуда они могли знать, что непутёвая дочь вдруг решит без предупреждения свалиться им на голову? Ключей от их квартиры у меня не было.

С другой стороны, у нас здесь оставалась своя квартира, которая когда-то досталась мне от бабушки, и в которой мы прожили первые годы совместной жизни, пока волею судьбы не оказались в Москве. Уже больше 10 лет мы сдавали квартиру, так и не решаясь её продать. Там и сейчас жили квартиранты, но при всём желании я не могла без предупреждения завалиться к малознакомым людям и сказать, чтобы они выселялись сейчас.

Оставались родители Саши. Но к свекрови я сунулась бы только в самый последний момент, и то, исключительно под страхом смертной казни. Друзей за исключением младшей сестры Сашки – Алёны, у меня здесь не было. Но к Алёнке я тоже боялась обращаться, та бы всё в один миг выдала своей матери, а уж она бы не упустила возможности хорошенько пройтись по моей бедовой головушке.

Так, Саша, спокойно. Квартиры отпали, но есть же ещё гостиницы. Можно заселиться туда, а уже потом либо выселить жильцов, либо найти квартиру под съём. Да, это всё сложнее, не везде возьмут ваш местный зоопарк, и вроде как деньгами лишний раз светить не хочется перед детьми, но не ночевать же нам на улице. Благо, что и гостиница рядом, не надо никуда ехать, только выйти из здания вокзала, пройти площадь, и мы на месте. Надеюсь, они не имеют ничего против лысых кошек.

Я уже собиралась командовать сборы, когда у меня звонил телефон.

***

И вот я опять за рулём, еду в жилой комплекс, в котором мы являемся гордыми обладателями небольшой квартиры. Сашка купил её уже после того, как мы построили дом, поэтому я никогда здесь не жила и даже толком не ночевала. Так, заезжала иногда набегами, проверить всё ли есть для комфорта мужа, и не нужно ли постирать шторы. Наличие ещё одного жилья объяснялось производственной необходимостью, Сашка слишком часто задерживался на встречах в городе или зарабатывался до глухой ночи, а просто так домой не накатаешься. Да и мне было спокойней, когда он не гоняет по ночным дорогам.

Я подъехала к стоянке, надеясь на то, что Чернов ещё не уехал. И опять-таки мне повезло, здесь нашлось не только свободное место для парковки, но и Сашин джип, значит, он здесь, ура.

Я поднимаюсь на лифте на 10 этаж, иду по пустому коридору. А у самой внутри сердце не находит себе места. Глупое, это же наш Сашка, что может пойти не так? Мы же его большую часть жизни знаем.

В звонок я не звоню – он у нас нерабочий, отпираю замок своим ключом. В небольшой прихожей горит свет, я хочу позвать мужа, но его имя так и застревает где-то во мне… Потому что вместо мужа я вижу ЕЁ, – тонкую и миниатюрную, с широко распахнутыми глазам оленёнка, завёрнутую лишь в одно белое полотенце в ореоле светлых взъерошенных волос. Я настолько удивлена наличием чужой женщины в квартире мужа, что поначалу просто замираю. В прочем она тоже – стоит, смотрит на меня и не шевелится, лишь только своими оленячьими глазами хлопает.

– Где? – почти ровно спрашиваю я.

– Там, – пищит оленёнок, кивая в сторону ванной. А потом ойкает и трусливо улепетывает в комнату. Правильно, пусть улепётывает, а то я за себя не ручаюсь. Хотя мне даже самой хочется пойти за ней, есть в этой идее какое-то мазохистское удовольствие. Делаю шаг вперед, но потом всё-таки останавливаюсь… Сама не понимаю зачем. Волосы ей что ли повыдёргивать? Кажется так положено поступать в подобных ситуациях? Я даже зонт с полки схватила, в азарте представляя, как тресну им кого-нибудь. Но всё равно никуда не иду. Стою в прихожей, а она пыхтит в комнате, видимо одевается.

Впрочем, это всё длится недолго. Дверь ванной открывается, и в лёгком облаке пара наконец-то появляется Сашка – одетый в одни лишь брюки, с голым торсом и босой. Он вытирает голову полотенцем и не смотрит по сторонам. Зато я смотрю, пристально и жадно, с каждой секундой всё сильнее сжимая в руке зонт. Где-то на периферии сознания понимаю, что это последние мгновения, когда между нами что-то ещё есть, наше эфемерное «мы», в которое я однажды поверила. Пока он меня не видит, он всё ещё мой… Я даже думаю о том, а не уйти ли мне просто и незаметно. Ведь когда он увидит меня, никакого пути обратно уже не будет.

Но вот Саша поднимает голову и видит меня. Он тоже замирает, точно так же, как мы с оленёнком сделали это минуту назад. Полотенце выпадает из его рук, но он этого не замечает. Он всё смотрит, а я ничего не говорю. Вот оно наше последнее «мы», ещё дышит, ещё треплется, но уже умирает, так безвозвратно.

– Саня, – почти шепчет он… Но я вместо своего имени слышу осколки рухнувшего стекла, всё… наше «мы» только что умерло, разбившись о первые звуки его голоса.

– Саня! Саня! – уже кричит Сашка.

А я уже в подъезде, сама не понимаю, как выскочила, бегу по коридору, нелепо сжимая в руке зонт. Саша бежит за мной, босой и мокрый, но мне всё равно. Как в тумане несусь по лестнице вниз, вылетаю из дома… и уже в следующее мгновению мчу на машине по улицам города. Слёз нет, мыслей тоже. Голова пустая. Зато начинает болеть права рука – я всё ещё сжимаю проклятый зонт. Как только понимаю это, сразу же с отвращением выкидываю его в открытое окно.

Глава 10.

Меня знобит, несмотря на то, что на маленькой кухне достаточно душно. Опять хочется рыдать, но слёз нет. Где-то в глубине квартиры тикают часы, звучат приглушенные голоса, периодически скулит пёс, шипит кошка, что-то падает на пол. Надо было бы пойти шикнуть на мальчишек, развести пса и кошку по углам… а ещё лучше собрать все свои пожитки, детей и прочий свой цыганский табор и удалиться восвояси. Но вместо того, чтобы встать со стула, я ещё глубже зарываюсь в свитер и совсем не замечаю, как на кухни вновь появляется Анюта.

– Вроде уснул.

Она садится напротив меня, её движения легки и как будто неуловимы. Она доливает нам вина, окидывает взглядом стол, оценивая, не надо ли заглянуть в холодильник. Удовлетворившись увиденным, она вконец расслабляется.

– Если повезёт проспит до утра.

От этих слов мне становится совсем тоскливо. Чувство личной убогости и бессильности с новой силой начинают терзать меня изнутри.

– Ань… Мы завтра уедем, честно, – пытаюсь оправдаться я. При этом Анюта вопросительно поднимает бровь, всем своим видом говоря: «Интересно и куда же?!». Но на этот вопрос, как и многие другие у меня просто нет ответов.

– Знаешь, Сань, ты можешь ещё раз десять у меня попросить прощение…

– Могу… – печально соглашаюсь я, и самой же противно от того, насколько жалко это звучит.

– Можешь, можешь, не сомневаюсь. А ещё ты можешь продолжить своё самобичевание и упаднические настроения. Но что-то мне подсказывает, что это не поможет нам решить наших проблем.

– Наших?

– Наших, наших. Ведь пока ты не решишь свои проблемы, ты останешься здесь… И это к слову даже не обсуждается! Лёлька с дядей Серёжей обещались через неделю быть, так что до их приезда я точно вас никуда не отпущу. Но, тем не менее, пока вы здесь, это крайне усложняет мой быт, в частности рушит все мои вечерние планы на мужа, – я виновато морщусь и пытаюсь начать извиняться опять. Но Анюта указывает на меня бокалом и продолжает. – Вот только попробуй, меня уже тошнит от слова извини, серьёзно. Раз вы остались здесь, то сегодняшний вечер я хочу провести в компании адекватного человека, а не нюни и плаксы. Если бы я этого хотела, я пошла бы и разбудила ребенка и слушала его вопли до скончания века.

Анюта (а домашние звали её только так) была дочерью близких друзей моих родителей, а заодно и училась со мной в одной школе. Полжизни прожив в соседних дворах, мы поначалу были друзья – не разлей вода. Потом подростковый возраст и разные интересы как-то развели нас, два года разницы когда-то оказались непреодолимой пропастью. А после того как я родила Стаса и вышла замуж, контакты совсем были утеряны. Из рассказов родителей я знала кое-что о её жизни, например, что она успешно выучилась на учителя географии, потом встретила милого парня Олега, за которого в последствии и вышла замуж. А почти год назад стала мамой замечательного мальчугана Сережки.

Как мы оказались здесь? Я позвонила маме и узнала про то, что наши графики не совпали. Пока я стояла посреди вокзала и взвешивала все возможные варианты, мама позвонила Анюте. Затем Анюта позвонила мне и велела стоять на месте и никуда не двигаться. Уже через полчаса Олег забирал нас с вокзала, правда, в его машину мы бы все не поместились, поэтому пришлось опять звонить в службу такси.

Аня встретила нас дома, держа на руках Сережку, который при нашем виде невесело скуксился. И если честно, я его понимала, сама бы скривилась и поскорее бы дверь захлопнула. А вот Анюта ничего, улыбалась нам так, как будто только нас в их жизни и не хватало.

Они жили в небольшой двухкомнатной квартире, поэтому вопрос с расселением решили достаточно быстро. Одну комнату они оставили за собой, а вторую полностью отдали нам. Мы завалили весь пол матрасами, подушками и одеялами, заботливо позаимствованными у соседей. Затем мы все по очереди обедали, мылись, переодевались. Пару раз сбегали в магазин, выгуляли собаку. Нас было так много, что одни только водные процедуры заняли у нас более трёх часов, и это без учёта Ромкиной оккупации ванной комнаты. День вышел сумбурный, поэтому мои все в десять вечера уже валялись на матрасах и живо что-то обсуждали, при этом не менее активно зевая. Анюта уложила сына спать, и, оставив Олега за главного во всем этом детском царстве, заперлась со мной на кухне:

– Ну ладно, давай рассказывай.

– Что именно? – спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, к чему она клонит.

– Что у вас там случилось? Где Сашка?

***

До дома всё-таки умудрилась доехать без приключений, что было странно, потому что гнать я начала ещё на выезде из центра. В рекордные сроки добираюсь до посёлка, и, только попав на территорию нашего участка, начинаю понимать как же мне плохо. Пока, правда, только физически – меня мутит, и ноги плохо слушаются. Бросаю машину на подъезде к гаражу. На крыльце сидят близняшки и Кирилл, перед которыми носится Бакс. На автомате прошу, чтобы не сидели на холодном, и, не останавливаясь, прохожу мимо. Меня уже начинает мотать из стороны в сторону, поэтому идти по лестнице не так легко. Здесь меня и нагоняет Кирилл:

– Мам, мам… – растерянно зовёт он и ловит меня за руку.

Я пытаюсь сфокусировать свой взгляд на нём, но получается так себе. Может быть, мне повезёт, и он решит, что мать просто пьяна? Но Кирилл не отпускает меня, в его взгляде появляется тревога.

Собираюсь с последними силами и свободной рукой глажу его по вихрастой макушке:

– Я в порядке, в порядке… Просто голова болит. Попроси Дамира, чтобы заказал пиццу на ужин. Мне прилечь надо.

В его взгляде перемешались испуг и растерянность, но Кирилл всё же отпускает меня. Я даже, кажется, улыбаюсь. Поднимаюсь на второй этаж и, наконец, оказываюсь во власти нашей спальни, за дверью слышен топот Кирилла и его громкое: «Стааааассссс».

Не знаю, через сколько появляется Сашка. Через 20 минут или два часа. Сначала до меня доносится шум: топот, голоса детей, восторженные крики Кристины и Вики: «папа!». Слышу сбивчивый рассказ Стаса, забывшего обо всех утренних обидах. Догадываюсь, как тот просит у Саши что-нибудь сделать со мной. Не знаю, что отвечает ему отец, но через минуту дверь спальни открывается и на пороге появляется Чернов. Обутый и полностью одетый. За его спиной маячат дети, но он командует им «кыш» и закрывает дверь, отрезав все пути к отступлению. Поразительно, но ещё мгновение назад наша спальня казалась мне укрытием ото всех бед, но оказавшись наедине с мужем, чувствую себя в ловушке.

Я стою у окна, на улице уже начинает темнеть. Интересно, кто-нибудь догадался загнать собаку домой? И заказали ли дети пиццу?

– Сань, – опять шепчет Сашка. Боже, как же я любила когда-то его голос.

Но я не оборачиваюсь, всё ещё смотрю в окно и пытаюсь сосредоточиться на своих жалких мыслях о собаке и пицце. Понимаю, что это трусость, и сама себя ненавижу за это. Сашка ещё какое-то время стоит у двери, а потом всё же решается подойти ко мне. Стоит за моей спиной и почти не дышит, по крайней мере я не слышу. Потом осторожно касается моего плеча, но я отлетаю от него в другой конец комнаты:

– Никогда … не… трогай… больше … меня! – тщательно выговариваю я каждое слово.

Его руки сжимаются в кулаки, но скорее от непонимания, куда их сейчас деть, чем от злости.

– Сань, я виноват, понимаю. Но, давай попробуем поговорить.

Я упрямо вздергиваю подбородок, и видимо качаю головой, потому, что Сашка тут же добавляет:

– Нам это нужно, ты же понимаешь, – он выглядит таким рассудительным, что у меня зарождается ощущение, что это я сегодня что-то натворила. И от этого становится так обидно.

– Не понимаю… ничего не понимаю, вообще. Боже мой, какая же я дура наивная. Я же сегодня весь день металась по Москве, искала тебя, переживала как там Сашенька с его работой, делами… А он… Хорошо хоть провёл время, а?

Сашка кусает губы и виновато отводит глаза, видимо не выдержав моего безумного взгляда. Я нервно откидываю волосы назад и продолжаю свою гневную тираду, сама не замечая того, как перехожу на крик:

– Хотя нет, не отвечай, не хочу знать! Чёрт, Чернов, что же ты натворил!

Дышу тяжело и почему-то хрипло.

– Натворил, да… С радостью бы сказал, что не понимаю, как всё случилось, что всё это была случайность…

– И мне от этого легче должно стать?!

– Нет, не должно… Но, Сань, это всё такая ошибка, клянусь…

– Ошибка?! – мне тошно от того, что он говорит шаблонами, мне противно от того, что я отвечаю ему тем же. Но как разговаривать иначе, я не представляю. – Ошибка – это то, что я целыми днями сижу и жду, что ты сегодня осчастливишь нас своим присутствием. Ошибка – это то, что я верю, что ты несчастный впахиваешь целыми днями. Ошибка – это то, что я на прошлой неделе тебе в квартиру шторы выбирала! Гениальное решение, сплавить семью за город, а самому купить квартиру и таскать туда баб! Как давно тебе всё равно на нас стало?! Это кем надо быть…, – меня несёт, и я кричу обо всем, что идёт в голову. Первые предвестники надвигающейся истерики, но Сашка обрывает меня своим жёстким «стоп». Почему-то тоже начинает злиться:

– Какие бабы?! Одна женщина, одна… никого больше, за все эти годы…, – но я не хочу слушать его объяснения, хватаю первые попавшиеся вещи, пытаюсь зашвырнуть в него подушкой. Сашка перепрыгивает через кровать, хватает меня за руки, пытается прижать к себе. Я отбрыкиваюсь, но все движения уходят в никуда. Чем сильнее я дёргаюсь, тем сильнее он держит меня. Потом я замираю, и в один момент просто повисаю у него на руках. И мы молчим, никогда не думала, что тишина может доставлять столько боли.

Утыкается носом мне в макушку и опять шепчет:

– Сань, ты, правда, веришь в то, что говоришь? Ты, правда, думаешь, что я такой? Что я сплавил вас? Что мне всё равно на тебя или детей?

Ничего не отвечаю. Считаю ли я действительно так? Видимо он воспринимает моё молчание как шаг на встречу, поэтому даже трётся щекой об мои волосы. Он него пахнет свежестью и хвоей, и немного горьким апельсином. Такой знакомый запах, вот только какая жалость, что душ он сегодня принимал с другой. Я не выдерживаю, и со всего размаха даю ему пощечину. Сашка от неожиданности ослабляет хватку, и я вновь отталкиваю его:

– Сказала же, не трогай меня!

– Ладно, ладно! – он тоже раздражён, но пока ещё сдерживает себя. И в доказательство своих слов даже выставляет руки перед собой, как бы успокаивая меня.

– Саш, уходи, уезжай, прошу тебя. Уйди, пожалуйста, исчезни, – почти молю его я.

Он не отвечает. Только напрягается весь, становится каким-то жёстким и каменным.

– Хорошо… – наконец-то, зло соглашается он и выносит свой вердикт. – Нам нужно остыть, иначе мы с тобой договоримся. Только, Саш, это ещё не конец.

– Тогда что, скажи мне, что это? Не уже ли ты думаешь, что я прощу? Наше «мы» умерло сегодня в жалких судорогах… Пфффф… салют… прах… похоронный марш… Уважаемые дамы и господа, приготовьте ваши платочки.

– Не говори так… Тебе плохо, знаю, я подвёл тебя. Но мы с тобой справимся, обязательно справимся. Как справлялись со всем остальным. Только скажи мне, что ты веришь мне. Что не будешь принимать поспешных решений.

– А что тут решать, и так понятно, что это конец…

– Нет! Не говори так, – выкрикивает Сашка. А потом устало добавляет. – С тобой сейчас невозможно разговаривать.

Я лишь морщусь. Значит это со мной невозможно разговаривать, а с ним можно?

– Чёрт, я не это хотел сказать, – правильно он понимает моё выражение лица. – Давай, просто успокоимся, хорошо? Возьмём тайм-аут. Я сейчас уйду, но вернусь обязательно, слышишь? Мы обязательно вернемся к этому разговору. Просто знай, это не конец… я не позволю.

Глава 11.

– Мда… хреново, – просто тянет Анюта. – А дети в курсе?

– Наверное… Понимаешь, я им ничего не говорила, просто с места подорвалась. Но они же не глухие. А мы тогда орали будь здоров, да, и… я потом в анабиоз впала, они же не могут не делать выводов. По крайней мере пацаны. А знаешь, что мне вчера Стас сказал? Что он велел Сашке не возвращаться.

Вот я и рассказала всю нашу историю, и, если честно, мне даже легче стало – извиняться и ныть больше не хотелось. А ведь до этого просто не могла представить, как я кому-то смогу рассказать про измену мужа, даже Кудяковой, а обычно с Ленкой я делитесь всем. Не зря же к ней поехала в своих сомнениях. Но тогда были мои домыслы, а тут… А тут уже ничем неприкрытый факт измены и блондинка, завёрнутая в полотенце. Этого уже никуда не скроешь, не отболтаешься, не сделаешь вид, что этого не видела. А ведь через неделю надо будет что-то рассказывать родителям, да и дети всё-таки заслужили каких-никаких объяснений.

Анюта допивает вино из своего бокала и спрашивает:

– А что Сашка, так с тех пор и не звонил?

– Не звонил… Может детям и пытался, но они мне не говорили. А что мне звонить то? Если он меня хоть сколько-нибудь знает, должен понимать, что я не отвечу.

– И что, тебе даже не хочется, чтобы он даже попытался?

Я упрямо трясу головой:

– Нет…

– Совсем-совсем? Чтобы названивал, сообщениями закидывал? Я бы так не смогла, – с неподдельным восхищением в голосе сообщает она. – Вот если б мой Олег… тьфу-тьфу-тьфу, – мы вместе на автомате стучим о столешницу. И нас обоих пробирает смех.

Мы немного пьяны. За стеной спят дети. И впервые за неделю меня почти не мучает чувство вины и стыда. Мы ещё какое-то время болтаем обо всё на свете и ни о чём конкретно, а затем убираемся на кухне, моем посуду. Анюта наигранно вздыхает:

– Вот она взрослая жизнь! Ещё б лет пять назад я просто спать пошла, оставив всё это на утро! – и я смеюсь вместе с ней. Потом она гасит свет на кухне, и мы расходимся, каждая к своей семье. Я нахожу свободное место в куче матрасов на полу между Кириллом и Баксом.

Но в темноте комнаты не так легко сохранять вновь обретённую лёгкость. В голове всплывает вопрос Ани:

– Тебе совсем-совсем не хочется, чтобы он позвонил?

А мне ведь хочется, ужасно хочется. До дрожи в теле, что заставляет чувствовать себя наркоманом в поисках дозы. Мне нужны доказательства, того, что все эти годы не были обманом, что ему не всё равно, что мы ему нужны… я нужна. А он молчит, и все самые страшные мысли лезут мне в голову. Я сжимаю в руке телефон и пьяно шепчу: «Позвони мне, позвони…».

А на следующий день дела закрутились с новой силой. Нужно было за неделю до приезда родителей что-то придумать с жильём. С родителями жить не хотелось категорически. Во-первых, было в этом что-то комически-унизительное – сбежать от мужа к маме. Это же как в плохом анекдоте. Не перекладывать же на родителей свои дела, я им в юности и так проблем на сто лет вперёд создала. Хоть сейчас садись и начинай разгребать всё заново. Во-вторых, хотелось самостоятельных решений и действий. А не как до этого, сидишь и ждёшь Сашку. В последнее время я как-то больше привыкла плыть по течению, значит пришло время начать грести. Вот только куда? И, в-третьих, кто его знает, что моим детям взбредёт в голову сболтнуть бабушке с дедушкой? Они вот внуков любили, но в последнее время всё больше на расстоянии или же недолгими наездами в Москву. А дети росли, менялись, и порой городили такое, что даже я за голову хваталась. Зачем лишний раз шокировать окружающих?

Поэтому первым делом я отправилась на бабулину квартиру. У меня состоялся долгий и не совсем приятный разговор с квартирантами, в результате которого мы сошлись на том, что они через три дня съезжают. А я пообещала возместить им все траты за срочный переезд. Опять всё упиралось в деньги, но детям об этом не обязательно было знать. Заодно я бегло осмотрела квартиру. Ремонт был терпимый, квартиру мы всё-таки не запускали, и раз в три года отдавали ей дань памяти перед нашему прошлому, нанимая рабочих для смены обоев и побелки потолка. Мебель тоже была ничего такая, а вот спальных мест категорически не хватало. Как в двухкомнатной квартире разместить семерых человек? Это ладно мы сейчас у Анюты спим на полу в одной комнате, но туда мы приехали перекантоваться, а здесь придётся жить.

Опять пришлось доставать банковскую карту и ехать по магазинам. Отсюда и три дня, оставшиеся до переезда, пролетели достаточно быстро. Мы бегали по торговым центрам, выбирали кровати, диваны. Потом я вспомнила про подушки, одеяла и прочую домашнюю утварь.

Ещё пара дней понадобилась нам с Анютой для того, чтобы отмыть квартиру, а парням собрать новую мебель. То, что они смогли это сделать, было огромным открытием для нас всех. Правда, тут не обошлось без чутких наставлений со стороны Олега – два подзатыльника Стасу и один пинок для Романа.

И вот, мы, наконец-то дома. Ну ладно, не дома… Но за неимением другого, будем считать, что именно там.

В понедельник ждали родителей. Я всё утро простояла у плиты, готовя праздничный обед, а уже оставшееся время отгоняла детей от стола. Аппетит у моих мужиков был ещё тот. Мы жили на новом месте всего несколько дней, а я уже начинала скучать по нашей кухарке – Лидии Степановне. Готовить на всю ораву было крайне накладно. Хотя с другой стороны, чем мне ещё было заняться? Гуляй с близняшками, гуляй с собакой, корми пацанов, всё, можно считать, что долг перед Родиной выполнен.

Когда раздаётся звонок в дверь, я уже готова хорошенько проредить количество детей в своей жизни, потому что каждый (подчеркиваю каждый) раз по десять попытался умыкнуть что-нибудь из еды. Я как раз разбиралась с Пушинкой, которая упорно подбиралась к блюду с бутербродами:

– И ты, Брут!

Тыц-тыц-тыц.

– Мааааам, я открою, – кричит Кирилл и несётся к двери, за ним девочки и собака. Слышу как открывается замок и… и тишина. Даже теряюсь от этого. А затем раздаётся неожиданное:

– Пааааааапа!

Часть 2. Глава 12.

– Саааашаааа! – оглушительный крик проносится по всей улице, и я невольно оборачиваюсь. Мне на встречу бежит незнакомая девушка в фиолетовом плаще, и я на всякий случай растерянно ей улыбаюсь, вдруг просто не узнаю? Память на лица у меня достаточно паршивая. Но она проносится мимо меня и пытается поймать парня, который идёт в нескольких метрах передо мой.

–Саша, да постой ты! – просит она, но парень даже не останавливается, ей нелегко поспевать за его широкими шагами, поэтому она тормозит прямо перед ним и возмущённо тыкает ему пальцем в грудь. – Клянусь, если ты сейчас со мной не поговоришь, то я… то я…

– Алёна, что?! – гаркает он, да так, что я от неожиданности шарахаюсь в сторону. Парень в недоумение поднимает бровь, и смотрит на меня как на убогую. Тяну губы в нелепой улыбке, и ускоряю шаг. Можно подумать…

Было начало октября, и пятнадцатилетняя я шла в школу. Длинная, взъерошенная, местами нескладная и вечно сутулившаяся, за что регулярно получала нагоняй от бабули. Та когда-то мечтала вырастить из единственной внучки то ли балерину, то ли пианистку, то ли даму из высшего общества, что в её понимании было одно и то же. Но все её надежды разбились в моём глубоком детстве, когда стало понятно, что обе ноги у меня левые, музыкальный слух отсутствует напрочь, а от дамы во мне только аристократическое имя Александра. Хотя будем честны, с именем тоже вышла промашка, ибо для всех я была просто Саня.

У меня сегодня был первый учебный день. Как говорится – первый раз в 10-й класс. И это при том, что все нормальные школьники отучились уже месяц. Как так вышло? Минувшее лето я провела с родителями в Уругвае, где мой папа-инженер участвовал в строительстве завода, а мама как верная жена декабриста сопровождала его на чужбине. Они практически безвылазно жили там уже второй год, зарабатывая нам на новую квартиру, потому что жить втроём в небольшой однокомнатной квартире всем порядком надоело. Хотя просто признаем, что родителям просто нравился такой образ жизни. Вот при каждой удобной возможности они и старались забирать меня к себе. Я даже привыкла: учебный год – здесь, а каникулы где-то – там. И как-то мы с родителями увлеклись всем этим, что не учли, что перед самым своим отлётом я могу что-нибудь подцепить. А я собственно так и сделала, почти две недели провалявшись на больничной кровати в компании капельниц, суден и врачей. Потом ещё какое-то время ушло на моё восстановление, что бы я уж совсем не была похожа на ходячий труп. И вот спустя три месяца после расставания бабуля наконец-то получила меня – тощую, но зато загоревшую.