Текст книги "Я. Ты. Мы.Они"

Автор книги: Алиса Евстигнеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– А между собой как? Ругаетесь?

Вопрос мне не нравится, потому что не нравится и ответ на него.

– Нет, не ругаемся… – пауза, долгая и неудобная. Ленка смотрит на меня выжидающе, и я сдаюсь. – Понимаешь, чтобы ругаться, надо хотя бы видеться друг с другом, разговаривать… А мы… А он… Он на работе, сутками, на этой неделе только один раз дома ночевал. А я как всегда с детьми, в делах. У девчонок выпускной, конец года, Стас с ума сходит, у Ромы обследование плановое было… хомячки рожают.

С хомячками меня уже, конечно, понесло, сама понимаю, что рассказ про нашу занятость больше на оправдания похож. Не уже ли меня постигла судьба многих домохозяек, и я просто-напросто превратилась в наседку?

Подруга собирается задать свой следующий вопрос, но я её опережаю, предвидя то, что она собирается мне сказать.

– Нет, нет… Вот только давай не про это. Нет у него никого. Нет, и не может быть. Это же Сашка, мой Сашка. Ты хоть помнишь, сколько всего мы с ним прошли?! Да мы с ним с 15 лет вместе. У нас шесть детей, и собака, кошка… а ещё это… хомяки. Лен, ну я же всё это знаю, всё понимаю. Что быт разрушает семью, я же не дура. Себя не запускаю, одеваюсь там, крашусь. Он приходит, я его встречаю, радуюсь ему… Реально радуюсь, дети радуются. Он их любит, вот с этим уж точно никто не спорит, – меня несёт дальше, речь становится всё сбивчивей и путаней, говорю всё, что приходит в голову, лишь бы не дать Кудяковой озвучить свои мысли, не дать ей произнести их в слух.

– Я его проблемами не гружу, давно не гружу. И характер свой дрянной сдерживаю, истерики не закатываю… Хотя знаешь, как порой хочется? Помнишь, как я ему мозг раньше то выносила? Я ведь понимаю, что мы уже не дети, выросли, что так нельзя, с ним нельзя… – слёзы уже сами начинают катиться из глаз, но я стараюсь не замечать их. – И в постели у нас всё хорошо… было… есть. Сегодня с утра обнял меня, поцеловал. Просто чтобы секс был, надо хотя бы видеться, и времени свободного больше, чем 5 минут. А мы не видимся.

Подруга накрывает мою руку, лицо у нее серьёзное как никогда, что приводит меня ещё в большее отчаянье.

– Ленка, ну он же сам сегодня сказал, что скучает по мне! Вернее это я сказала… но блин, он же сказал, что тоже… Он тоже скучает! Я знаю!

Всё, всё сказала, что так давно сидело у меня на сердце, въедаясь мне в душу. Произнесла всё это вслух и поняла, что как же давно я бегу от своих мыслей, страхов и подозрений, играя в прятки с самой собой.

Кудякова продолжает успокаивающе гладить меня по руке. Официант приносит мне мой кофе. Надо же, моя пламенная речь заняла всего ничего, а я чувствую себя выпотрошенной и опустошённой.

– Сань, ты с ним счастлива? С Сашей? Не с домом, детьми и хомяками. А с ним, как с мужиком?

Хочется начать кричать о том, что да, что я же его люблю, что Саша – моя судьба. Что мы с ним двое Сашек, как две половинки, как инь и ян. Вот только почему-то совсем не кричится.

– Я… я не знаю. Раньше об этом не задумывалась, а сейчас всё как-то больше думать стала… Нам ведь хорошо, вот так, когда мы все вместе. Я ведь его люблю… Просто, как будто влюблённость ушла, от которой голову сносило. И счастлива… была… когда-то, – говорю и молчу. Ленка какое-то время тоже молчит, а потом говорит своё железобетонное: «Ну?».

– Я просто не знаю, как с ним жить сейчас… с тем, каким он стал, с тем какой я стала. Как это встречать новый день вместе, и понимать, что у тебя земля под ногами не горит, и всё в порядке.

Глава 6.

Шла наша последняя ночь в поезде, дети давно спали. По вагону разносился мерный стук колёс, храп и сопения пассажиров. Сон никак не хотел идти, а сидеть было больше невозможно, опять начинало казаться, что задыхаюсь. Я выхожу в тамбур, сажусь на корточки, оперевшись спиной к стене, закрываю глаза и пытаюсь вслушаться в стук колёс. В детстве, когда мы ездили с родителями на море, мне казалось, что поезда со мной разговаривают, что за ритмичным шорохом колес на самом деле стоит шёпот мироздания. Вот и сейчас я сижу в грязном тамбуре, кутаюсь в кардиган и жду ответов на свои вопросы.

– Это всё из-за меня?

Я его почти не вижу, в тамбуре нет света, только угадываю чуть ссутулившийся силуэт, возвышающийся передо мной.

– Стас, ты чего не спишь?

– Тебя охраняю…

– Лучше за остальными бы следил, вдруг бабайка придёт? – неловко шучу я.

– На этот случай у нас есть Бакс.

– И что он сделает? Залижет бабайку до смерти?

– Не. Поднимет шум. А там уже Дам проснётся и даст кому-нибудь в бубен.

– Вот именно, что кому-нибудь.

Мы со Стасом одновременно хмыкаем. Я хочу подняться, но сын опережает меня, и опускается рядом.

– Ты так и не сказала. Это всё из-за меня?

***

С Ленкой мы так ни к чему и не пришли. Да и что можно было сделать в моём случае? Продолжать гадать изменяет мне муж или нет? Или составить коварный план по соблазнению и заманиванию домой? На самом деле в тот момент меня больше начинала страшить мысль не о потере собственного мужа, а потере самой себя, получается, что я совсем не знаю ту женщину, чьей жизнью живу. Я даже была готова добровольно сообщить эту мысль Кудяковой, когда зазвонил мой телефон.

– Да?

– Александра Сергеевна? Здравствуйте, это Анна Леонидовна – классный руководитель Станислава.

– Здравствуйте, Анна Леонидовна.

– Вы не могли бы срочно подъехать в школу? У нас сегодня случился крайне неприятный инцидент с участием Станислава, и очень хотелось бы разобраться с этим.

– Ээээ, да. Да, конечно. С ним всё в порядке?

– О, вы не переживайте. Станислав цел и невредим, но история действительно вышла очень некрасивая, поэтому вы нам срочно нужны. Ждём вас в кабинете директора.

– Я выезжаю, скоро буду.

Лена вопросительно смотрит на меня. Она вообще какая-то сегодня молчаливая и общается со мной практически одними вздохами да взглядами.

– Стас что-то в школе натворил, надо срочно ехать, к директору вызывают.

– Ой, интересно знать что. Будем надеяться, что он не подпортил директорскую дочь.

– Ленка!

– Что Ленка?! Себя в его возрасте вспомни. Ты вообще своего сына-то видела? Там ни какая девка не устоит, даже если это дочь самого директора гимназии…

– У него сын.

– Тем более!

Слова Кудяковой настолько не поддаются никакой логике, что я невольно начинаю хохотать. Даже напряжение, порождённое первой частью нашего разговора, меня слегка отпускает. Я горячо прощаюсь с подругой, благодарю её за поддержку и напоминаю, что всё ещё жду историю про мягкого и брутального. Она в свою очередь обещает позвонить вечером и проверить как мои дела.

Выхожу из кафе и вновь сажусь за руль. Наше с Ленкой кафе находится достаточно близко от гимназии, где учатся мальчики. Впрочем, оно в своё время и было облюблено нами именно по этой причине. Припарковавшись возле школьных ворот, я в последний раз пытаюсь дозвониться до Стаса или Дамира, но никто из них не отвечает. Что же там случилось?

Уроки ещё не закончились, поэтому в здании гимназии полно народа. Я как раз попадаю на звонок с урока, когда толпы перевозбужденных детей вывалились в коридоры из кабинетов и за короткий промежуток перемены пытаются решить все свои дела.

Кабинет директора находится на третьем этаже. Я иду по оживлённым коридорам, уворачиваясь от стаек детей, сломя голову, несущихся друг за другом. Какой бы не была школа, а дети всегда остаются детьми. Должно быть во всех учебных заведениях, будь это самая обычная школа с окраины или же элитная гимназия в центре города, стоит особая атмосфера, которую никогда и ни с чем не перепутаешь.

Я не люблю бывать здесь. Мало того, что любой матери четверых активных мальчишек, находящихся в пубертатном возрасте, вряд ли приходится выслушивать много похвалы в свою сторону от учителей, так ещё и личные воспоминания бурной молодости нагоняют.

В приёмной директора секретарь встречает меня достаточно суровым видом.

– Чернова Александра Сергеевна – мама ученика 10А, Чернова Стаса, – на всякий случай рапортую я.

– Да-да, Игорь Валентинович ждёт вас.

Кабинет директора встречает меня гробовым молчанием. Помимо самого директора, того самого Игоря Валентиновича, который ждал меня, здесь обнаружился Стас. Сын сидел на стуле, скрестив руки на груди и пряча ото всех свои глаза, вид у него был нахохлившийся и раздражённый. Наверное, действительно, что-то натворил, у него всегда такая реакция была на свои косяки – держать оборону до последнего, несмотря ни на что. Ещё в кабинете был какой-то тощий и длинный паренек с ярко выраженным синяком под глазом, а рядом сидела немолодая женщина в цветастом платье, которая периодически хлюпала носом и с нескрываемым недовольством поглядывала в сторону моего отпрыска. Мальчика я не узнавала, а в женщине угадывалась одна из родительниц, которую я встречала порой на родительских собраниях. Имени, правда, я не помнила. Значит, паренёк скорее всего одноклассник Стаса. Подрались они там что ли?

Классный руководитель, Анна Леонидовна, нашлась на стуле у стены напротив директора. С моим приходом она поднялась на ноги и представила меня директору – мужчине с напускной серьёзностью, в возрасте слегка за сорок, хотя он весь был какой-то слегка: слегка лысоват, слегка округл, и даже солиден, но только слегка. Интересно, как он стал директором далеко не самой последней гимназии города? Игоря Валентиновича я видела впервые, так как когда мы устраивали парней в гимназию, директором была железная женщина советской закалки Лариса Карловна, которая год назад ушла на пенсию.

Паренёк действительно оказался одноклассником сына и звали его Паточкин Андрей, а его мать – Вероникой Николаевной. Поздоровавшись с присутствующими, сажусь на стул рядом со Стасом.

– Александра Сергеевна, у нас сегодня произошло крайне пренеприятнейшее событие, – начинает директор. – Вам должно быть известно, что сейчас конец учебного года, и дети пишут итоговые работы по всем учебным дисциплинам. Так вот, 10А класс сегодня писал контрольную по геометрии. На перемене после урока геометрии произошёл конфликт между вашим сыном и Андреем. Станислав толкнул Андрея, затем ударил его, к счастью, ребят вовремя разнял дежурный учитель. В ходе разбирательств и выяснения обстоятельств, стало известно, что ваш сын пытался заставить Андрея решить за него контрольную работу, сначала предлагая ему деньги, а когда Андрей не пожелал скрывать этого факта от учителя, попытался расправиться с ним физически.

Я вопросительно смотрю на Стаса, но тот отрицательно машет головой.

– После того, как Андрей изначально попытался категорически отказать Станиславу, ваш сын начал угрожать ему, – Игорь Валентинович говорил тихо и неспешно, что видимо должно было взывать к чувству вины.

Первой не выдержала Вероника Николаевна:

– Это возмутительно! Это же беспредел, в самом натуральном виде! Я требую, вы слышите, я требую…

Что она там требовала, я не совсем поняла, так как была больше сосредоточена на Стасе. Ребёнок мой сидел напряжённый, а может быть даже подавленный. Хотя злости в нём было тоже предостаточно, сжатые в кулаки руки были тому явным доказательством. Только бы сдержался. Я положила свою ладонь ему на колено, из-за чего Стас вздрогнул. И растерянно на меня глянул, интересно какой моей реакции он ожидает?

– … у нас уже давние претензии к Станиславу! – оказывается, Вероника Николаевна всё это время продолжала свою возмущённую тираду.

– Какие?

– Что?!

– Какие именно давние претензии у вас к Станиславу?

– Как?! Вам разве недостаточно того, что произошло сегодня?! – женщина не то чтобы кричала, скорее уж повизгивала. Интересно, она всегда всё драматизирует?

– Да, давайте разберёмся в сегодняшней ситуации. Я согласна с тем, что ситуация нехорошая. Поэтому у меня вопрос, всё было действительно так? Или это позиция кого-то одного?

Я посмотрела на тощего Андрея, который тут же засмущался и отвёл от меня глаза. Ох уж эти дети, да у них же на лбу всё написано. Но почему-то никто больше в кабинете не хотел этого замечать.

– Да, как вы… – начала было возмущаться представительница семейства Паточкиных, но Игорь Валентинович наконец-то решил вмешаться в наш скандал, который ещё не случился, но уже начинал набирать обороты.

– Вероника Николаевна, давайте успокоимся. Александра Сергеевна, понимаете, после того, как мальчиков разняли на перемене, мы сразу начали разбираться в случившемся. По факту мы имеем следующую картину: Станислав первый применил физическую агрессию по отношению к Андрею, Станислав списал контрольную работу у Андрея, это подтвердил учитель математики, некоторые из одноклассников видели, как Станислав и Андрей спорили перед началом урока…

– Да не спорили мы! – это уже Стас впервые подал голос за всё время, что мы находились в кабинете. Говорит и замолкает.

– Да как ты! – опять Паточкина.

– Стоп, – я уже начинаю злиться, и та действительно замолкает. Ну, надо же, какие мы.

– Александра Сергеевна, Станислав так и не смог нам пояснить сложившуюся ситуацию, поэтому мы можем судить только со слов Андрея и других свидетелей, – вновь мне поясняет директор.

Меня уже начинает раздражать полная форма имени сына, есть в этом что-то такое обвинительное.

– Хорошо. Стас, ты нам расскажешь, что случилось?

Стас какое-то время морщится, а потом выдаёт:

– А зачем?! Они же уже всё для себя решили…

Так и хочется закрыть лицо ладонью, изобразив полный фейлс-палм. Ребёнок, ну не время сейчас свой характер показывать, не время. Но он видимо не может иначе, и, кажется, это тоже надо принимать. Но вот другие взрослые не спешат этого понимать.

– Молодой человек, последите за своим языком! Прежде чем в чём-то обвинять присутствующих, вы бы попробовали ответить за свои действия! – Игорь Валентинович вдруг становится раздражённым и недовольным, и почему-то мне кажется, что он был таким на протяжении всей нашей беседы, просто не показывал. Ох, не зря он мне не понравился. Стас прав, тут все для себя всё решили.

Я ещё раз смотрю на сына. И спрашиваю себя о том, мог ли он угрожать другому человеку, шантажировать его? И сама себе отвечаю: нет, не мог. Ударить мог, в порыве гнева, раздражения или большой обиды, мог. Но не специально с целью запугать. А если я права, то и вся история не столь однозначна, какой её тут рисуют.

– Стас? – ещё раз пробую я, но тот лишь недовольно поджимает губы. Так и хочется попросить его, хоть чуть-чуть облегчить мне задачу. Но ребёнок не торопится.

– Хорошо, дети выйдите, пожалуйста, за дверь, – прошу я парней. Стас выжидающе смотрит мне в глаза, но этот раунд остаётся за мной. И он пулей вылетает из директорского кабинета, хорошо ещё что хоть дверью не хлопает. Второй парень тоже ждёт реакции своей матери, но той, слава Богу, хватает благоразумия, чтобы тоже отправить ребёнка за дверь.

С уходом детей атмосфера легче не становится.

– Вы же понимаете, что мы будем вынуждены принять меры…

– Подождите! Вам не кажется, что надо в сначала по нормальному во всём разобраться?

– А что тут разбираться?! – вклинивается Паточкина. – Вы собираетесь отрицать вину вашего сына?!

– Я ничего не собираюсь отрицать, я просто предлагаю нормально прояснить, без преждевременных выводов.

– То есть вы во всём обвиняете Андрюшу? – высота её голоса повышается прямо пропорционально её возмущению.

– Я никого ни в чём не обвиняю. И вину со Стаса тоже не снимаю. Но если он так поступил, значит, его что-то спровоцировало… ну или у него оказались какие-то на то причины. Я знаю своего ребёнка и знаю, он бы в жизни просто так не стал никому угрожать, – стараюсь сохранять спокойствие, хотя визги Паточкиной и Игорь Валентинович с его негласными обвинениями начинают меня бесить. А ещё и Анна Леонидовна молчит всё время, потупив глаза в пол.

– Мы спрашивали его, но он же молчит, вы слышали, – разводит руками директор.

– Видимо весь вопрос в том, как спрашивать?

– А как его надо спрашивать?! Цацкаться с ним? Да у мальчишки же нет никаких авторитетов, слышали же, как он нам отвечает. Как он тут с Игорем Валентиновичем общался! – в этот момент она чуть ли не кланяется в сторону директора. Странно, что ещё «господином директором» не называет. – Никого ни во что не ставит. И мать ему не указ!

Я если честно даже рот открыла, то ли от чужой беспардонности, то ли просто от непонятных мне выводов.

– Так, может хватит уже из моего ребёнка монстра какого-то делать?! – всё-таки не выдерживаю я и уже сама повышаю голос.

– Дамы… – пытается вклиниться Игорь Валентинович, наконец-то понимая, что теряет контроль над ситуацией. Но нас уже понесло.

– А из него уже делать ничего не надо… Всё уже сделано! Конечно, с такой-то матерью!

– Это какой такой?! – я даже подскочила на месте.

Не знаю, что она мне там собиралась сказать, но директор наконец-то решил показать, кто главный в этом кабинете, и стукнул кулаком по столу. Выглядело комично, но зато на Паточкину это оказало отрезвляющий эффект. Она села на свой стул, смиренно сложив свои руки на коленях.

Бог ты мой, ну что за цирк тут?! Вся ситуация кажется выдуманной и сюрреалистичной. Как мы вообще от подростковых разборок перешли к бабским истерикам?

– Вероника Николаевна, давайте успокоимся, я уверен, что Александра Сергеевна понимает всю щекотливость ситуации. Александра Сергеевна, я понимаю, что вами движет желание защитить Станислава, – ха, понимает он! – И я с вами даже соглашусь, что возможно ситуация выглядит достаточно однобоко, но на данный момент – это вся информация, которой мы обладаем. А решения нам нужно принимать именно сейчас, так как семья Андрея крайне серьёзно настроена писать заявление на Станислава. Возможно, у него действительно были некие причины на такое поведение, но он первый поднял руку на Андрея, что автоматически делает его виноватым.

– Да, виноватым, – вторит ему Паточкина. – А вы знаете, я действительно напишу заявление в полицию, кто-то же должен пресечь весь этот беспредел?

– Пишите, – безразлично говорю я. И все тут же утыкаются на меня своими непонимающими взглядами. Кажется, звание «мать года» мне сегодня точно не грозит. И становится как-то всё равно.

Лицо Паточкиной наливается кровью, она подскакивает со своего стула и делает вид, что хватает ртом воздух:

– И вам всё равно?! Всё равно на то, что будет с вашим сыном?

– На сына – нет, на заявление – да. А что будет? Может уже наконец-то и моего ребенка спросят, что же сегодня случилось. Если вдруг полиция решит, что он виноват, то возможно Стаса поставят на учёт, не более. Да, неприятно, но вы же мне сами только что кричали о том, что мой ребёнок не знает никаких границ. Значит, узнает, что такое ответственность.

Веронику Николаевну явно очень расстраивает моя реакция. Не знаю, чего ей больше хотелось, чтобы я начала на неё орать и кидаться вещами, или же падать на колени и просить о помиловании. Развели тут, чёрт его знает что.

– Я ни минуты не намерена больше терпеть этого всё. Если вам наплевать на будущее наших детей, то мне нет. Это мой долг! – я опять чуть не открываю рот. Какой нафиг долг?! – Я надеялась дать вам шанс, но видимо зря. Хотя чего я могла ждать от такой малохольной особы?! Если вы думаете, что мы ничего не знаем про вашу семью, то мы то как раз всё знаем! Какой срам! Конечно, нарожала себе! А воспитывать кто будет? Я спрашиваю, кто? – мхатовская пауза. – Ноги моего Адрюшеньки не будет на уроках, пока эта семейка разгуливает по нашей гимназии, – после этих слов она наконец-то отворачивается от меня и поворачивается к директору, при этом лицо её светлеет и на губах даже появляется улыбка. – До свидания, Игорь Валентинович.

Спит она с ним что ли?

И мы остаемся в кабинете втроем, хотя по сути вдвоём, Анна Леонидовна всё ещё пытается слиться со стеной и всячески делает вид, что её здесь нет.

И хоть без Вероники Николаевны и её повизгиваний становится значительно тише, я чувствую, как головная боль начинает пульсировать в висках. Ну и особа! Это не женщина, а энергетический вампир какой-то.

– Полагаю, что Вероника Николаевна повела себя излишне эмоционально…

– Полагаю, что да, – из вредности стараюсь скопировать директорскую манеру говорения, но тот, кажется, не замечает моей маленькой мести.

– Вы должны понять нашу обеспокоенность сегодняшним событием. Вероника Николаевна как представитель родительского комитета очень многое сделала на благо нашей гимназии. К тому же, поведение ваших сыновей в последнее время вызывает всё больше вопросов.

– Сыновей? Во множественном числе?

– Да, у нас накопились претензии ко всем. Станислав – угрожал однокласснику, ввязался драку, ушёл из футбольной команды в школы в самый ответственный момент…

Ах, вот где собака зарыта! Когда ребёнку было 6 лет, мы отдали его в футбольную секцию, сначала просто ради интереса, но Стас, вдруг для всех, загорелся и очень быстро с азартом втянулся в процесс тренировок. В настоящее время даже относился к одной из именитых футбольных школ Москвы. А в старших классах в качестве побочного эффекта попал в состав гимназической команды. Однако, почти за 10 лет упорных занятий он успел перегореть футболом и хотел всё бросить. Упорные тренировки занимали львиную долю его свободного времени, что с годами всё больше начинало его тяготить. Поэтому мы с ним в качестве полумеры решили бросить хотя бы школьный футбол.

– Роман так же стал позволять себе слишком многое – грубит, спорит с учителями, две недели назад довёл учителя биологии до слёз.

– Мне казалось, что Рома с Аллой Владимировной решили ту ситуацию.

– Решили, но, тем не менее, это не меняет сам факт её возникновения. Дамир. Понимаете, если брать во внимание биографию его семьи, многие родители переживают из-за его присутствия в нашей гимназии.

– Мы…

– Что?

– Мы его семья.

– Да-да, я, конечно же, понимаю…

Глава 7.

Из кабинета я вылетела минут через двадцать, на прощание хорошенько хлопнув дверью, образовав лёгкое облако отлетающей побелки. Под дверью приёмной обнаружились Стас с Ромкой. И если первый стоит мрачнее тучи, то второго явно всё это забавляет.

– Ты почему не на уроке?

– На уроке. Я просто вышел пройтись, а тут, бац, и Стасик, – и улыбается. Стасик злобно оскаливается и пытается дать поджопник брату, но тот ловко уворачивается.

– У вас ещё долго уроки?

– Да нет, этот заканчивается через 15 минут, классный час и всё.

– Значит так, находишь Дамира с Кириллом после уроков, на классные часы не идёте, собираете все свои школьные вещи: сменку, форму, что там ещё у вас здесь есть? В общем всё что надо. Учебный год у вас в этом году раньше оканчивается. Мы вас со Стасом на стоянке ждём.

– Совсем оканчивается?

– Совсем.

– А, ну круто, – говорит счастливый Ромка и уходит в направление учебных кабинетов.

Мы со Стасом идём по пустым коридорам. Он нервно кусает губы, а я злюсь. Правда не на него, но, кажется, Стас этого не понимает, и это злит меня ещё больше. На выходе из здания гимназии я ещё раз хорошенько хлопаю дверью. А потом мы со Стасом долго сидим на капоте машины и смотрим в пустоту, пока я, наконец, не выдерживаю:

– Ну?

Стас ещё какое-то время размышляет говорить или нет, мне даже начинает казаться, что его упрямство в очередной раз возьмёт вверх. Но он всё же начинает выдавливать из себя слова порциями:

– Он сам предложил, честно…

– Списать за деньги?

– Да. Про Паточкина давно такие слухи ходили, но я не проверял, мне всё равно было…

– А сегодня не всё равно стало?

– Да, блин… Меня с утра конкретно так бомбило… из-за отца. Ну, тут ещё и геометрия, а у меня с ней… в общем у меня с ней никак.

– И ты пошёл к Андрею?

– Нет, он сам подошёл, на перемене. Сначала просто чё-кого, почему лицо кислое, ну и всё в этом роде. Мы с ним вроде как неплохо общались в последнее время…

– А не в последнее?

– Ну было там… Его пацаны пару лет назад чмырили… Я может тоже чё говорил… Он просто, когда мелким был, той ещё крысой казался, стучал вечно на всех. Потом вроде бы успокоился.

Невольно морщусь от лексикона сына, так и хочется спросить, что за слова такие, но всё-таки сдерживаю себя.

– А дальше что?

– А дальше, я же не буду ему пояснять, что с отцом разругался? Сказал, что всё грёбанная геометрия… Ну тогда он сказал, что поможет, правда, если заплачу. А у меня с ней же вообще капец… Малость, конечно, удивился, что он осмелился про деньги сказать. Короче, я согласился. Обещал деньги после уроков кинуть…

– И много просил?

– Три рубля… То есть три тысячи.

Я даже присвистнула.

– Однако, цены нынче у вас. Деньги у тебя такие откуда?

– Остались от того, что папа в понедельник скидывал. Ну или Дама с Ромой тряхнул бы. Короче это не важно, деньги тут не проблема были…

Да уж, не проблема.

– И что же в вашем плане пошло не так?

– Да блин, зассал он…

– Стас! – всё-таки не выдержала я, но сына уже понесло.

– Если это так… зассал и зассал. Мы уже на уроке были, контрошу писали. Там реально такой трындец… Я бы в жизни не решил, а Паточкин тогда слово сдержал и решение мне передал. Я скатал всё благополучно. Уже даже сдавать хотел идти, а передо мной Анька с Серым тетради сдают. А Гавр наш, ой, то есть Галина Аркадьевна, давай тетради быстро просматривать, и говорит, что Серый у Аньки всё скатал. Развела там такой ор… Сказала, что обоим пары влепит, и не видать Аньки её пятерки за год. Только успокоилась вроде. Тут звонок, Гавр давай у всех тетради собирать. Сначала у Паточкина взяла, а потом как чувствовала мою хватанула. А этого урода как клинануло… Заорал, что я заставил его дать мне списать. Я даже сначала просто охренел от такого, Гавр, кстати, по-моему тоже. Сказала мне после уроков остаться. Потом полперемены мне мозги полоскала, сказала, что завтра с утра переписывать буду. А меня прям трясло уже… Вышел из кабинета, а там этот стоит… Ещё говорит такой: «Прости, Стасян, но я же на медаль иду, ты должен понять». Тут я ему в рожу и засветил, а там уже нас растащили.

– Легче стало?

– Нет… Но я бы… его… гнида.

– Ладно, опустим. А чего ты молчал то?

– Да они как налетели все… Игорёша этот… ну директор. Его всё футбол не отпускал, что я ушёл. Он мне две недели тогда мозги клевал. Да и сегодня всё твердил про устав, дисциплину, и что честь гимназиста порочу. Нас сначала к Анне Леонидовне затащили, она мне ещё какие-то вопросы задавала, а потом уже к этому в кабинет вызвали. Да и мамаша Паточкина прилетела, буквально минут через пять. Мы пока тебя ждали, она там такие истерики выписывала. А когда ты пришла… мне уже было как-то неудобно при них говорить, я ж вроде как виноват тоже.

– Вроде как?

– Просто… виноват, надо было его сразу послать с такими предложениями.

Я не знаю, что сказать ему. Стас, конечно, был упёртым и импульсивным, как говорится, взял всё самое лучшее от обоих родителей, но я всегда считала его крайне разумным и честным. А тут вот… деньги не проблема.

– Мам, что теперь будет? – как-то совсем жалобно спрашивает он.

– А что теперь будет?

– Ну там заявление напишут, из школы исключат?

– Заявление возможно, а исключить, не исключат. Неоткуда уже, я документы забираю…

Глава 8.

– На этот случай у нас есть Бакс.

– И что он сделает? Залижет бабайку до смерти?

– Не. Поднимет шум. А там же Дам проснётся и даст кому-нибудь в бубен.

– Вот именно, что кому-нибудь.

Мы со Стасом одновременно хмыкаем. Я хочу подняться, но сын опережает меня, и опускается рядом.

– Ты так и не сказала. Это всё из-за меня?

– Что именно?

– Ну как… всё… что мы из Москвы уехали, дом бросили, что ты с папой поругалась, – почти шепчет он.

До меня даже не сразу доходит смысл сказанного. Попытка всмотреться в лицо Стаса в темноте ничего не даёт, то ли к счастью, то ли наоборот. Слышу только его взволнованное дыхание. Кто бы мог подумать, что ребёнок всё примет на свой счёт? Всё-таки мы с Сашкой ужасные родители, если не в состояние оградить детей от собственных проблем.

– Стас, – начинаю я, тщательно подбирая слова. – Ответственность за происходящее полностью лежит только на мне и папе… То, что мы с ним поругались… В общем, то что мы уехали из Москвы – это было моим единственным решением, которое я смогла придумать, чтобы… чтобы взбодрить нас всех. Я подумала, что смена обстановки нам не помешает. Так что ты уж точно не причём, понимаешь?

Но сын молчит, и я пытаюсь ему объяснить:

– Чтобы не происходило между мной и папой, это никогда не изменит того, что вы наши дети. И что мы любим вас. Ты навсегда останешься нашим сыном, точно так же, как и мы твоими родителями. И где бы папа сейчас не был, и сколько бы вы оба не игнорировали наличие телефонов, я уверена, что он сейчас думает о тебе… И очень скучает.

Даю время, чтобы он осмыслил мои слова и уже встаю, что увлечь его обратно в вагон, когда до меня доносится еле слышимое:

– Я ему сказал, чтобы он больше никогда не смел к нам приходить…

***

Из гимназии мы едем слегка потерянные, по пути забираем из садика Вику и Кристину, Дамир со Стасом садят их к себе на колени, а Ромка перебирается ко мне вперёд. Я даже не думаю о том, что будет, если мы встретимся с сотрудниками ДПС. Девчонки плохо понимают наше настроение, но видимо чувствуют, что что-то случилось. Поэтому всю дорогу канючат, ёрзают у пацанов на коленях, докапываются до Кирюхи. Но нам всё-таки удаётся доехать до дома без приключений. Высаживаю детей из машины, раздаю всем ценные указания и еду обратно в город.

Безрезультатно пытаюсь дозвониться до Сашки, чей телефон всё время находится вне зоны доступа. Где же ты – муж мой? Я же сейчас без тебя дел тут нагорожу. Но Саши нет, поэтому приходится самой решения принимать. Возвращаюсь в гимназию, и пока иду до приёмной директора, прокручиваю конец нашего разговора.

– Мы понимаем, что в вашей ситуации справляться с таким количеством детей…

– В какой нашей ситуации?!

Игорёша… тьфу ты, Стас! … То есть Игорь Валентинович какое-то время мнётся, а потом озвучивает свои мысли:

– Учитывая ваш возраст, и обстоятельства, при которых изначально воспитывался Станислав…

Дальше он говорил много всего, там было и что-то про авторитет гимназии, про проступки мальчишек, про мой возраст и излишний либерализм, граничащий с попустительством… Он говорил и говорил, а я всё сидела и размышляла о том, как долго ещё моим детям придётся носить на себе какие-то ярлыки, расплачиваясь за наши с Сашей решения.

– Ваши предложения? – устало спрашиваю я.

– Думаю, мы смогли бы простить Станислава на это раз… но вы же понимаете, что для этого мне придётся привести веские доводы для родительского комитета.

Поначалу мне кажется, что он будет намекать на деньги, но Игорь Валентинович меня удивил, он заговорил про футбол и финал городского первенства между школами, куда посчастливилось выйти нашей команде. И вот в этом месте у меня наконец-то складывается картинка, почему вдруг из сегодняшнего события был раздут скандал мирового масштаба. Да, Стас по ходу дела натворил дел, но зачем из него надо было делать монстра и полоскать всю нашу семью, я не понимала. А оказывается, что из-за футбола.