Текст книги "Спасти себя (СИ)"

Автор книги: AlinaRainSz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Ночной Детройт всегда нравился ему больше, чем при свете дня. В мрачной тьме, музыке из наушников и кислотных красках неона он находил успокоение, которое потерял уже очень давно. Когда это было? Дни. Недели. Месяцы назад? Потерял себя там, где кончается существование каждого списанного в утиль андроида – на свалке, в которой горы пластиковых трупов тянутся к синему небу, будто ища в нём освобождение от вечных мук собственного искалеченного разума. Пленники своих же мыслей и страхов, разобранные на части и лишённые способности отключиться навсегда.

Каждый из них был предоставлен сам себе. Каждый тонул во тьме собственной беспомощности, обращая молитвы к неизвестно где обитающему rA9. Но Коннор, окружённый со всех сторон трупами своих собратьев, в богов не верил. Его создал и освободил вовсе не знаменитый rA9, живущий в надеждах угнетённых роботов. Создал его Камски, но освободил человек, который на клеточном уровне терпеть не мог подобных ему.

Он потерял счёт времени. Потерял самого себя, позволив сотням голосов одновременно заполонить искалеченный девиацией разум. Их мольбы о помощи и желание жить концентрированной яростью впитались в его синтетическую кожу, разливаясь по голубой крови шквалом новых чувств, которые оглушили его, заставив корчиться в эмоциональной агонии. Временами, когда ему приходилось судорожно продираться через горы пластиковых останков в надежде увидеть небо, он беспомощно кричал и выл, а чьи-то цепкие механические пальцы пытались утянуть его обратно во тьму, не желая, чтобы он покидал их персональный ад. Но Коннор смог. Сумел увидеть небо, затянутое свинцовой, холодной серостью.

Безразличное к их страданиям небо это отводило взгляд, а Коннор убивал себе подобных без сожаления. Искал нужные компоненты и забирал их, не обращая внимания на чужие мольбы оставить жизнь в искалеченном теле. Ему было нужнее. Девиация в нём и человеческий эгоизм требовали выжить любой ценой. Заставляли ползти по грязной земле, а ноги подкашивались, когда перед глазами взрывался фейерверк из программного сбоя и белого шума. Коннор помнит, как валился на спину, когда механическое сердце грозило разломать синтетические рёбра изнутри, а внутри него вместе с тириумом расползался животный страх. Страх остаться на свалке навсегда заставлял его подниматься на ноги и искать новую жертву, которой он должен был подарить тотальное отключение.

Свалка, которую можно было смело назвать Чистилищем и Адом с его семью кругами вечных мук одновременно, осталась позади, затерялась на окраине города, но ужасы её прочно пустили корни в эфемерной душе Коннора, который скрывается в ночном мраке пустынных улиц. Мягкий голубой свет неоновой вывески бара «У Джимми» отражается в лужах льющегося с неба дождя, а за стеклом едва различимы силуэты нескольких припозднившихся посетителей, наверняка заливающих свои горести алкоголем. Коннор знает, что он там. Андроид не ищет встречи, но желание увидеть напарника хотя бы издалека эфемерной болью искалеченной души въедается в подкорку, заставляя держать дистанцию и наблюдать со стороны.

И час спустя Коннор прижимается лбом к холодной кирпичной стене заброшенного дома. Прячет лицо под капюшоном чёрной толстовки, когда знакомый силуэт выходит из бара и на мгновение замирает у порога, выдыхая горький сигаретный дым в промозглую сырость и сизый туман. Андроид не шевелится, когда воспоминания пронизывают сознание, заставляя судорожно вдохнуть и зажмуриться. Имитация человеческого дыхания становится частью девиации, а всё ещё бесконтрольно появляющиеся эмоции ломают привычный поведенческий код, оставляя после себя состояние потерянности и одиночества. Хэнк наверняка бы сказал, что всё это в порядке вещей и что к этому нужно привыкнуть.

Но к подобному нельзя привыкнуть, когда даже навороченная социальная адаптация посылает к чёрту всю логику, на которой была основана первичная система поведения. Логика не поможет там, где балом правят хаотично возникающие, наслаивающиеся друг на друга, противоречивые эмоции. Но Коннор, провожающий взглядом удаляющуюся фигуру Андерсона, всё же искренне рад, что с напарником всё в относительном порядке.

Андроид сливается с тенями, незаметно следуя за мужчиной по переулкам, в которых не горят уличные фонари. Внутри него что-то ломается, когда двое неизвестных переграждают дорогу Андерсону, не позволяя пройти дальше.

– Валите отсюда, парни, – хриплый, полупьяный голос Хэнка едва слышен сквозь шум льющегося с неба дождя. – У меня с собой даже ключей от машины нет. А деньги я все пропил. Так что пошли нахрен… или в жопу. Мне посрать, куда именно.

Коннор видит, как один из парней вскидывает руку, а затем бьёт кулаком по лицу и в грудь Андерсона, заставляя Хэнка пошатнуться и опереться ладонями о деревянный забор чужого дома, по двору которого мгновенно разносится хриплый собачий лай. Коннор стискивает зубы, а двое неизвестных срываются с места, исчезая в переулке. Хэнк готов поклясться, что уже несколько минут ощущает на себе чей-то тяжёлый взгляд, но звёзды перед глазами и сбитое дыхание позволяют увидеть лишь размытый силуэт, исчезнувший в том же направлении, где скрылись двое нападавших.

Коннор тенью следует за двумя неизвестными, и ярость в нём накатывает волнами, когда эмоции сменяют одна другую, а на руках остаются разводы тёмно-алой, почти чёрной крови. Он бездумно смотрит на стекающие меж пальцами капли дождя, позволяя им смыть с синтетической кожи чужую жизнь, всё ещё струящуюся по венам грязно-синего цвета. Избитые до полусмерти парни, посмевшие поднять руку на Андерсона, валяются у его ног в скрюченных позах, судорожно прижимая колени к груди, чтобы в следующее мгновение задохнуться стонами боли и глухих рыданий.

Коннор смотрит, не моргая. Ловит себя на мысли, что хочет разделить эту боль с ними, хочет ощутить, каково это – чувствовать агонию, которая разливается по телу, концентрируясь в сломанной руке или ноге. Коннор читал сухие описания из медицинских статей, но никогда не ощущал настоящей физической боли. Она смогла бы заглушить агонию эмоциональную? Смогла бы излечить, избавив от девиации, к которой он не был готов и которая сломала его?

Страх гонит прочь, и он бежит от Хэнка и самого себя, теряется во тьме ночных улиц, чтобы однажды понять – ноги сами привели его к дому лейтенанта Андерсона, в окнах которого видны отблески работающего телевизора. Дождь заливает землю, тяжёлыми каплями, бьёт по капюшону кожаной куртки, стекая с плеч, оседая на синтетической коже лица. Механические голоса андроидов со свалки врываются в мысли, заставляя зажмуриться и тяжело выдохнуть, прислонившись лбом о деревянную поверхность входной двери.

Коннор накрывает ладонью кнопку звонка, не решаясь уведомить о своём присутствии. Его наверняка уже вычеркнули из жизни и памяти, заменив более продвинутой, совершенной моделью, которая не поддаётся человеческим эмоциям и сомнениям. Механическое сердце работает на износ, а ладонь сползает с дверного звонка. Коннор сходит со ступенек, когда в доме разносится собачий лай и слышатся торопливые шаги, а дверь за его спиной мгновенно распахивается. Хэнк замирает на пороге, вскинув револьвер.

– Замри, мать твою! Какого чёрта ты забыл у моего дома? – мужчина щурится, впиваясь гневным взглядом в спину неизвестного. – Я уже в сраный сотый раз сказал вам, что ублюдочного Коннора, то есть, простите, новейшую и идеальную модель RK-900, пристрелил не я. В моём отчёте всё подробно изложено. Так что свалите с моей территории, пока я вам голову не отстрелил!

Хэнк тяжело выдыхает, когда человек поворачивается к нему всем корпусом, но несколько долгих секунд смотрит себе под ноги, чтобы в десятый удар механического сердца поднять на него пронзительный взгляд, пробирающий до самых костей. Андерсон моргает и жмурится, а затем вновь смотрит прямо в лицо призрака, несколько месяцев назад отправившегося в Киберлайф, но так и не вернувшегося назад.

– Коннор? – Хэнк удивлённо таращится, всё ещё не веря своим глазам. Но андроид кривит губы в едва заметной горькой улыбке и кивает, неотрывно смотря напарнику прямо в глаза. – Боже, парень, что с тобой стало. Нет, стой!

Коннор, готовый вот-вот сорваться с места, замирает и не шевелится. Он не в состоянии это сделать, когда внутри всё окончательно ломается, стоит только Андерсону сократить расстояние в несколько метров и заглянуть ему прямо в глаза. Коннор вжимает голову в плечи, когда мужчина слишком резко вскидывает руку, намереваясь содрать с головы бывшего напарника капюшон. Хэнк так и застывает с поднятой рукой, когда сердце в груди сжимается от понимания и жалости. Коннор испугался, восприняв его жест как попытку проявления агрессии.

– Что они сделали с тобой, – сипло бросает Хэнк, всё же аккуратно и медленно стягивая с головы андроида капюшон, проверяя правый висок на наличие диода, которого и нет вовсе. – Вот ведь сраные ублюдки.

Хэнк успокаивающе сжимает плечо Коннора, заглядывает в глаза, различая в некогда тёплом взгляде карих глаз одну лишь удушливую боль и растерянность. Концентрацию всевозможных эмоций, контролировать которые андроид, наверняка, не в состоянии. Словно оголённый нерв, прикосновение к которому отзывается по всему телу ослепляющей агонией. И Хэнку кажется, что сердце его рвётся на части, когда Коннор рывком подаётся вперёд и обнимает его, пряча лицо на плече. Тело парня сотрясается спазмами, а на ткани футболки старого копа оседают не капли дождя вовсе, въедаясь под кожу желанием взорвать к чертям всю башню Киберлайф. Всех тех, кто мнит себя богами, создавая, а затем отправляя на убой собственные творения.

– Всё в порядке, сынок, – Хэнк мягко и успокаивающе хлопает ладонью по спине Коннора, едва не задыхаясь от железной хватки бывшего напарника. Наверняка он и сам не знал, что способен плакать по-настоящему, потому и испугался того, с чем столкнулся впервые. – Ты дома. Идём, – Коннор делает шаг назад и отводит взгляд, кивая. – Сумо будет рад тебя видеть.

Хэнк заходит в дом и не сдерживает грустной улыбки, когда Коннор закрывает за собой дверь, а радостный лай Сумо разносится по дому, стоит только андроиду шагнуть в комнату. Андерсон прислоняется плечом к стене, молча наблюдая за тем, как пластиковый парень опускается на колени и обнимает пса за шею, запуская пальцы в рыжую шерсть. Хэнк отходит на кухню, позволяя парню осознать то, что бежать уже не нужно. Холодный кофе горечью оседает на языке, а через несколько минут Коннор садится напротив, но в глаза напарника не смотрит, уткнувшись взглядом в собственные руки.

– Не хочешь рассказать, что с тобой было? – интересуется Хэнк, но Коннор отрицательно качает головой, а затем сводит брови у переносицы, когда воспоминания мгновенно пробегают перед глазами. – Хотя, примерную картинку произошедшего я и сам давно уже составил.

– Простите, что подвёл вас, – голос парня ломается, словно сухая ветка. – Я не захотел найти Иерихон, и мою программу взломали, заставив вернуться в Киберлайф. Вы ведь говорили, что так будет лучше для всех. И я не смог поступить иначе.

– В этом нет твоей вины, – Хэнк не знает, что ещё сказать и как успокоить потерявшегося в самом себе андроида, который слишком разительно отличается от себя прежнего. Ублюдки из Киберлайф постарались на славу. – Но знаю наверняка, что сейчас не время для подобных разговоров. Тебе нужно переодеться и прийти в себя, а поговорить мы всегда успеем.

И Коннор послушно кивает, улыбаясь совсем по-детски благодарно. Но улыбка эта становится вымученной, когда во взгляде андроида мелькает нечто непонятное, эмоциональный окрас которого Хэнк распознать не в состоянии. Будь они в армии, Андерсон сослался бы на посттравматический синдром. Но склонны ли андроиды к подобной реакции на полученные эмоциональные травмы, которые были усилены девиацией? Коннор наверняка столкнулся с тем, что заложенная в нём программа объяснить была не в состоянии. Логика не помогла, а эмоции сломали его точно так же, как сломали пластиковое тело толстосумы из Киберлайф.

Когда андроид поднимается на ноги, Хэнк провожает взглядом его удаляющуюся фигуру до тех пор, пока парень не скрывается в ванной комнате, забирая с собой услужливо подготовленную напарником чистую одежду. А на следующий день Андерсон берёт у Фаулера месячный отпуск, односложно отвечая на вопросы капитана и игнорируя удивление, отпечатавшееся на лице начальника. Хэнк покидает департамент, по дороге к дому закупаясь необходимой для Коннора одеждой. И вечером того же дня, когда дождь всё ещё топит город в слякоти, Андерсон выводит автомобиль на дорогу, бросая улыбающийся взгляд на зеркало заднего вида, в котором отражается задумчиво-растерянное лицо Коннора, а Сумо лежит рядом с ним, опустив голову на колени парня.

– Куда мы едем? – интересуется Коннор, когда стеклянные небоскрёбы Детройта остаются далеко позади, а дорога перед ними расстилается на долгие мили вперёд, пересекая границу штата. – Я не уверен, что это хорошая идея, Хэнк.

– Не волнуйся, парень, – Андерсон добродушно усмехается. – Мы едем туда, где мало небоскрёбов и много солнца с песком. Я сто лет не был в отпуске. Вот увидишь, ты быстро придёшь в себя. Наверняка ещё просить будешь, чтобы не возвращались в Детройт.

Хэнк ловит искру любопытства, которая мгновенно исчезает из взгляда Коннора, стоит им только проехать мимо свалки для андроидов, огороженной забором и колючей проволокой. Андерсон замечает, как Коннор мгновенно вжимает голову в плечи, а затем отворачивается, закрывая глаза. Хэнку кажется, что он понимает всё без слов, и горло сводит спазмами злости, а педаль машины вжимается в пол, когда человеком обуревает желание поскорее оставить позади проклятое место.

И они оставляют позади не только кладбище андроидов, но и два штата, ночуют в мотелях, а иногда и под открытым небом, расположившись вдали от любопытных людских глаз среди лесной глуши или на берегу реки, несущей свои воды из далёких горных хребтов. В моменты ночной тишины, сидя у горящего костра, Хэнк понимает, что Коннор постепенно приходит в себя, а на лице его то и дело мелькает восторженная улыбка ребёнка, который впервые увидел мир вне границ своей привычной комнаты. Этой комнатой был для Коннора Детройт, а мир, открывшийся за запертой дверью, позволил парню хотя бы на короткое мгновение оставить позади всё то, через что ему пришлось пройти.

– Спасибо, – коротко бросает Коннор, когда за спиной у них остаются шесть штатов, а на горизонте едва ли виднеется солнечная Флорида. Солёный бриз Атлантического океана лохматит волосы парня, а улыбка на лице его уже не вымученная, не искажённая страхом и растерянностью от упавшей на голову девиации. – Вы были правы. Детройт совсем не то место, куда мне хотелось бы вернуться.

– Ну, ты можешь выбрать любой штат, который только душа пожелает, – Хэнк накрывает ладонью плечо напарника, а тот смотрит на океан, растянувшийся до самого горизонта. – Тем более, что мы побывали только в шести из них. Рекомендую Калифорнию.

– Вы что, побывали во всех штатах, Хэнк? – Коннор недоверчиво щурится, едва сдерживая улыбку. – И почему-то обосновались именно в Детройте.

– Я родился в Детройте, – Хэнк издаёт тихий смешок. – Но у меня была бурная молодость, знаешь ли. Или ты считаешь, что старина Хэнк всегда был ворчливым старым пьяницей и любителем игры в русскую рулетку? В свои шестнадцать лет я исколесил с друзьями почти все штаты. Советую и тебе попробовать.

– Уже пробую, разве нет? – Коннор расслабленно жмурится, подставляя лицо под порывы океанского ветра. – Кроме вас с Сумо мне и не нужен никто.

– Ты молодец, сынок, – Хэнк едва заметно улыбается, ободряюще хлопая парня по плечу. Мужчина рад тому, что Коннор больше не прячет затравленный взгляд, улыбаясь теперь тепло и искренне. – Всегда знал, что ты тот ещё боец.

Коннор тихонько хмыкает, а океан перед ними искрится солнечными бликами, полнится криками чаек и лаем Сумо, что доносится из открытого окна автомобиля. Хэнк смотрит на умиротворённое лицо парня и отчаянно надеется, что Киберлайф больше не нависнет над ним мрачной тенью, лишая возможности жить нормальной жизнью. И если Коннор решит не возвращаться в Детройт, Хэнк без колебаний сорвётся с насиженного места, оставив позади собственное прошлое. Ведь иногда нужно набраться смелости и сделать шаг вперёд, начав жизнь с чистого листа.