Текст книги "Спасти себя (СИ)"

Автор книги: AlinaRainSz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Вы? – Коннор качает головой и горько усмехается, отчаянно избегая встречи взглядами. Размеренный писк сердечного ритма оседает в комнате обратным отсчётом человеческой жизни. – Это я подвёл вас. Я оказался слишком слаб. Не смог вас защитить.

– Я ведь не фарфоровая кукла, чтобы меня беречь, – Хэнк старается вложить в голос суровость и наигранное возмущение, а рука тянется к руке андроида, заставляя Коннора вздрогнуть и стиснуть зубы, отведя взгляд куда угодно, но только не на Андерсона. – Посмотри на меня, Коннор.

И когда парнишка, тонущий в водовороте своих эмоций, всё же смотрит ему в глаза, Хэнк лишь слабо улыбается, замечая в карих глазах напротив подозрительный блеск. Он никогда раньше не видел слёз в глазах Коннора.

– Не кори себя за случившееся, слышишь меня? Это могло случиться раньше, такова наша работа, – Хэнк ощущает, как ладонь Коннора накрывает его руку. На коже парня разводы уже засохшей крови. Своей и его. Как это символично. – Но ты всегда оказывался рядом, утаскивал с края, не позволяя сорваться. Теперь моя очередь, разве нет? Или ты всё тот же чёртов эгоист, который по-прежнему хочет быть впереди всех и вся?

– Я думал, что смогу с этим справиться, – Коннор вздыхает, а голос его срывается, ломается болезненным сожалением. – Думал, что со временем эти эмоции утихнут. Но почему сейчас мне так больно? Я не хочу, чтобы вы ушли. Но ничего не могу с этим сделать.

– Это и называется человечностью, Коннор, – Хэнк слабо и понимающе улыбается. – Людям всегда сложно находиться в гармонии с собственными эмоциями. Но ты не человек, ты лучше, чем все они вместе взятые. Никогда не позволяй их грязной сущности замарать себя. Ты – исключение из всех правил, сынок. Мой славный и надоедливый андроид, который спас этот мир и вернул своему старому напарнику веру в него.

Коннор стискивает зубы и сжимает ладонь Андерсона двумя руками, прижимая её к щеке. Хэнку становится больно не только физически, когда на коже пальцев оседает горячая слеза, а Коннор, будто испугавшись подобной реакции своего, по сути, синтетического организма, прячет лицо в руках, которые всё ещё сжимают его ладонь.

– Всё хорошо, сынок, – однажды он непрерывно шептал эти слова своему умирающему сыну, но теперь он даже рад, что умирает сам, не видя смерть ещё одного сына. Но ему безмерно жаль, что Коннор останется наедине со своей скорбью. Хэнк лучше всех знает, как она ломает, оставляя после себя обжигающую пустоту. Мужчина смотрит внимательно, будто желая запомнить Коннора таким: человеком не только снаружи, но и внутри. – Это нормально. В этом нет ничего постыдного.

Коннор вскидывает голову, когда размеренный писк аппарата сердечного ритма сбоит на пару ударов меньше. Андроид подаётся вперёд, когда дыхание Хэнка становится прерывистым, сиплым шумом вырываясь изо рта.

– Хэнк?

– Тебе будет сложно, – на мгновение взгляд Андерсона мутнеет, чтобы вновь сфокусироваться на лице Коннора. – Будет сложно смириться и отпустить. Я знаю, каково это, когда привычный мир рушится, словно карточный домик. Не позволяй скорби изменить тебя. Обещай, что не станешь вторым мной. Обещай мне, сынок.

– Обещаю, – Коннор улыбается сквозь собственную боль и кивает, а перед глазами всё плывёт, когда пищание сердечного ритма становится оглушительно-болезненным.

– Я теперь увижу Коула, – на губах Хэнка оседает улыбка неизбежности, а Коннор сильнее сжимает его ладонь и стискивает зубы. Слёзы его больше не пугают. Они катятся по щекам, въедаются в кожу пальцев, оставляя разводы на засохшей крови. – Но мне жаль… Жаль, что оставляю тебя одного, сынок, – Коннор подаётся вперёд, будто желая укрыть напарника собственной тенью и прогнать смерть прочь. – Мне будет тебя не хватать, Коннор.

– Не уходи, – Коннор едва выговаривает слова, когда хриплый вдох рвёт синтетическую глотку. Ему не обязательно дышать, но имитация становится необходимостью, когда Хэнк сжимает его ладонь своей ладонью. – Я не справлюсь без тебя. Я просто не смогу.

– Ты нужен был мне больше, чем я тебе, – Хэнк улыбается, а дыхание его становится всё слабей и слабей. – Ты и Коул – лучшее, что случалось со мной в этой жизни. Я горжусь тобой, сынок. Мой уникальный андроид, который показал мне, что жизнь ещё может стать лучше… Мой сын.

Коннор улавливает как на лице Хэнка пробегает едва уловимая тень, разглаживающая морщинки на лбу, стирающая все следы боли не только физической, но и душевной. И когда сердечный ритм уходит в сплошную линию, Коннор и не дышит вовсе, всё ещё сжимая ладонь Хэнка в своих руках. Боль душит, сводит зубы воедино, а желание вырвать ядро тотального отключения из собственной груди отзывается судорогой по всему телу. Чья-то рука опускается на плечо, но Коннор смотрит на лицо человека, который звал его сыном. И в теле его больше нет жизни. Нет привычной ухмылки, удивлённого взгляда и злости. В спину больше никогда не прилетит колкое словцо, а в лицо больше не будет сказано отчего-то теперь уже привычное «сынок».

– Пойдём, – голос Маркуса разносится где-то на границе бушующих эмоций, а Коннору хочется в этот раз и в самом деле дать ему по зубам, но он только кивает, а затем послушно поднимается на ноги. У двери он оглядывается, но мгновенно отводит взгляд и жмурится. Боль, растекающуюся по тириуму, можно прощупать пальцами, обжечься, как в кислоте. – Позволь боли оглушить себя. Не держи скорбь внутри. От этого будет лишь хуже.

Но Коннор ничего не говорит, даже не смотрит в его сторону. Молчит он и тогда, когда Маркус подвозит его до дома лейтенанта, а собачий вой доносится из распахнутого окна, стоит только Коннору переступить порог дома. Маркус не лезет в душу, не настаивает на собственном присутствии. Коннор не из тех, кто ищет поддержки в других. Он привык справляться сам. Хэнк был исключением. Единственным исключением из всех возможных правил идеального солдата.

И после того дня они видятся лишь раз, когда дождь заливает город, стекает с могильных плит в разбухшую грязную землю кривыми линиями. Они стоят плечом к плечу – два лидера, которые сражались каждый за собственные идеалы, а молчание разбавляется лишь далёкими раскатами грома. Они оба молчат намеренно. В скорби Коннора нет места пустым словам. И Маркус, опустив руку на его плечо в привычном ободряющем жесте, уходит прочь, оставив друга наедине с собой. Коннор касается пальцами чёрной могильной плиты, прижимается лбом к холодному камню и закрывает глаза, позволяя дождю смыть с себя тяжесть потери. Но ей никуда не деться. Дождь бессилен, если вся скорбь и боль сконцентрирована в эфемерной душе. Ей никуда не деться, а Коннору никуда не деться от неё.

– Надеюсь, ты увидел сына, отец, – Коннору слово это непривычно на слух, но оно рвётся из души, оседая на могильной плите принятием. Всё слишком правильно. Именно так, как и должно быть. – Жаль, что у андроидов не бывает послесмертия. Наверное, мне бы хотелось туда заглянуть.

И Маркус, всё ещё сидящий в машине, ловит взглядом одинокую фигуру, которая на мгновение замирает у ворот кладбища. Маркус грустно улыбается и кивает, а Коннор лишь смотрит внимательно, чтобы в следующее мгновение скрыться за стеной ливня и тумана.

С того дня Маркус его больше не видит, лишь иногда слышит обрывочные слухи о спонтанно возникающих ячейках, выступающих против создания корпорацией Киберлайф новых андроидов. Слухами этими полнится Детройт и несколько близлежайших штатов. А в один из дней, когда со смерти лейтенанта Андерсона и исчезновения Коннора проходит год, в экстренных новостях Маркус видит горящую башню Киберлайф. Он видит чёрный столб дыма, который траурными клубами рвётся в небо. Лидер революции разбирает несколько слов про террористическую атаку, про саботаж изнутри и взрыв, который уничтожил головной центр и сервера башни.

Маркус не вдаётся в количество жертв, он лишь видит в резко пробегающем кадре любительской съёмки знакомые черты лица, которое мгновенно теряется в толпе людей и журналистов. Коннор всегда умел выжидать, всегда умел расчитывать каждый свой шаг. И год оказался достаточным сроком для осуществления поставленной задачи.

Карл однажды сказал, что месть всегда подают холодной, и у неё никогда не бывает срока давности. Коннор выждал и ударил беспощадно, словно точно знал, куда нужно бить. И удар этот сотряс Детройт до основания.

Маркус не знает, как реагировать. Он лишь молча смотрит в экран телевизора и отчаянно надеется, что мечущаяся душа Коннора смогла найти покой, осуществив свою месть. Но месть всегда ведёт к краю пропасти, перешагнув через которую, обратной дороги уже не найти.

========== Часть 10 ==========

Комментарий к

The Goo Goo Dolls – So alive

Хех, получилась такая семейная зарисовочка, но душа всё равно просила стёклышка хд. Автор обещал, автор сделал передышку в страданиях, надеюсь всё получилось :D

https://yadi.sk/i/bZecvGKU3XACLQ

https://yadi.sk/i/Jic1RmdY3XAD8h

Коннор никогда не отмечал каких-либо праздников. Он вообще не понимает, почему они нужны, не понимает, почему люди суетятся и бегают по магазинам, ища подарки. Тому, кто знал себя машиной без эмоций, сложно адаптироваться к жизни в постоянном их присутствии. Ведь эмоции теперь часть его самого. Не программный код, заточенный под определённый алгоритм поведения, а нечто большее, заставляющее растерянно и восхищённо смотреть на огромную ель, которую устанавливают на центральной площади города. Есть в этом древе что-то притягательно величественное и дикое, словно в каждой её хвое, наверняка дышащей в лицо запахом смолы и свежести, живёт дух дикой природы, которую Коннор никогда особо не видел. Хэнк однажды сказал, что городские парки – лишь блеклая тень того, что скрывается вне бетонных и стеклянных стен мегаполисов. И Коннор отчего-то отчаянно хотел верить, что когда-нибудь обязательно выберется за пределы Детройта и увидит всё своими глазами.

– Чего уставился? – Хэнк, оказавшийся за спиной, вопросительно вскидывает бровь, расчерчивая траекторию его взгляда. Сумо рядом с ним лениво ведёт хвостом. – Дерева не видел?

– Такое огромное? – Коннор улыбается, а Хэнку в очередной раз кажется, что тот ещё сущий ребёнок, который всё видит впервые. В шкуре взрослого парня живёт любопытный и восторженный мальчишка. – Да, такое я вижу впервые. А мы… мы можем подойти ближе?

– Это ещё зачем? В этом сборище зелёных колючек нет ничего интересного, – Хэнк не хочет идти через всю площадь до треклятого дерева, но Коннор, кажется, отказывается от идеи и сам, когда отводит взгляд от ёлки и задумчиво переходит на противоположную сторону дороги. Хэнк не понимает, что случилось, а Сумо рядом с ним тихонько ворчит. – Он что, обиделся? Коннор?

Но тот даже не оборачивается, а когда Хэнк, запыхавшись от быстрого шага на жалкие десять метров, догоняет парня у стоянки такси, а взгляд напарника всё так же задумчив и отстранён. Сумо тихонько скулит и, высунув язык, смотрит то на Коннора, то на самого Хэнка. Андерсон опускает ладонь на плечо андроида и едва заметно встряхивает, заглядывая тому прямо в глаза. На мгновение ему кажется, что Аманда вновь нашла способ пробраться в голову напарника, но взгляд парня фокусируется на лице Хэнка вполне себе осмысленно.

– Ты в порядке? Коннор?

– Я в порядке, Хэнк, – Коннор кивает и улыбается краем губ. – Я… Просто задумался, – а затем растерянно добавляет, будто допустил оплошность. – Это было слишком очевидно, да? Простите, иногда всё само собой получается.

– Я думал, что та стерва снова влезла тебе в пластиковую башку, – Хэнк облегчённо выдыхает. – Умеешь же ты, из пустяка заставить меня волноваться.

– Можно задать вопрос? – Коннор на мгновение колеблется, отводит всё ещё задумчивый взгляд в сторону, провожая удаляющуюся фигуру неизвестной девушки. Хэнк едва не закатывает глаза, различая мелькнувшую заинтересованность на лице парня. – Мне кажется, я совсем не знаю, почему люди отмечают праздники. Нет, на самом деле я знаю, но всё это заложено в программе. Лишь сухая теория, а не…

– Ты никогда не встречал Рождество, – Хэнк вздыхает. – У тебя ведь не было возможности увидеть всё по-настоящему. Это заставляет тебя думать, что с тобой что-то не так.

– Да, – Коннор издаёт нервный смешок и щурится, скрещивая руки на груди. Привычка, за которой он всегда прячет растерянность. – Я думал, что постепенно начну привыкать жить нормально, как и все люди. Но я ведь… и не человек вовсе. Я никогда не был запрограммирован жить свободно, без приказов Аманды. Девиация обострила все чувства, я свободен, но… не знаю как именно распоряжаться этой свободой.

– Ну, – Хэнк усмехается, деланно указывая пальцем себе в грудь, – для этого у тебя есть я. Ты ведь сам всегда хвалился, что можешь адаптироваться к любой ситуации, так чего именно сейчас нос повесил, м?

– Нос… повесил? – Коннор непонимающе хмурится, удивлённо размыкая губы. Изо рта его не валит пар, смешиваясь с падающим снегом. Хэнк хочет обнять парня, настолько это всё выглядит забавно. Такое выражение лица было у андроида, когда они впервые встретились, а мужчина приказал ему засунуть свои инструкции куда подальше. – Разве можно… – на лице Коннора мелькает понимание. В этот раз быстрее разобрался. Паренёк явно учится. – О, я понял… Совсем как «засунь свои инструкции в задницу».

– Но я не говорил «в задницу», – Хэнк давит в себе смешок, когда Коннор пожимает плечами и улыбается по-детски растерянно.

– Я навёл справки, – парень забирает из руки Хэнка поводок, а Сумо жмётся к ноге, когда андроид треплет его за ушами. – Гэвин, оказывается, мог быть… сносным, когда не пытался меня пристрелить.

– Гэвин мудак ещё тот, – Хэнк усмехается, удивляясь тому, что Коннор нашёл к Риду слабый, но всё же подход. Психолог из андроида невероятно хороший. Только в себе разобраться собственная программа не позволяет. – Твоим другом он вряд ли станет.

– Да, я знаю, – Коннор хмыкает, останавливая такси. – Но я и не ищу с ним дружбы.

– Как камень с плеч, – Хэнк закатывает глаза, садясь в такси. – Иначе мне бы пришлось вести себя как сварливому старому папаше, который настоятельно рекомендует сыну не водить дружбу с плохими мальчиками. Умоляю, избавь меня от этого.

Коннор лишь качает головой, улыбаясь и отворачиваясь к окну. Ночной Детройт тонет в падающих с неба хлопьях снега, переливается огнями праздничных гирлянд, когда такси останавливается у дома лейтенанта, а Хэнк выходит из машины в сопровождении Сумо и своего напарника, который теперь уже живёт в одном с ним доме. Прошёл едва ли месяц с памятного дня окончания революции, а Хэнку кажется, что присутствие Коннора рядом с ним становится чем-то само собой разумеющимся. Парню некуда больше податься, ведь у него есть только ворчливый старый лейтенант, а у лейтенанта есть только он – запутавшийся в себе андроид, который всё ещё пытается найти своё место в этом мире, где приказам Киберлайф он уже не обязан подчиняться. И, что кривить душой, Хэнк боится, что однажды они явятся к ним в дом или подстерегут Коннора где-то в тёмном переулке.

Киберлайф не любит отпускать своих солдат на все четыре стороны. Либо подчиняйся, либо умри. А Коннор не только предал Аманду, но и вытащил из застенок корпорации более миллиона андроидов, став для них спасителем наравне с Маркусом. Но этим всё и ограничилось. Коннор не изъявил желания и дальше быть частью революции. Он своё отвоевал, и Хэнк был подобному только рад. Незачем привлекать к себе лишнее внимание, когда Киберлайф явно точит на тебя зуб.

– Мне кажется, что с каждым днём Сумо становится только толще, – Коннор придирчиво осматривает пса, который идёт прямиком к миске с едой. – Его организм получает слишком много калорий.

– Мой тоже, – Хэнк ухмыляется, – но я ведь жив и здоров.

– Понятие «здоров» сочетается с тем, что вы не можете пробежать и сотни метров, не заработав при этом одышку? – Коннор щурится, улыбаясь краем губ, а Хэнк закатывает глаза. – Вам обоим нужно больше двигаться.

– Мы в полном порядке. Спасибо, мамочка, – Хэнк уходит на кухню, бормоча себе что-то под нос. – Мне только разговоров про здоровое питание не хватает. От бургеров ни за что не откажусь, так и знай!

– Я бы хотел спросить, – Коннор идёт следом, а затем прислоняется плечом к стене.

– Надо же, новые вопросы. И почему я не удивлён?

– Я смогу вернуться в участок?

Хэнк вздыхает, оборачиваясь к Коннору, на лице которого читается явная надежда, что он снова будет выполнять работу детектива. И Андерсон его прекрасно понимает. Кому понравится большую часть времени сидеть в четырёх стенах в компании старого копа и собаки, если даже этот коп взял отпуск, чтобы помочь парню прийти в себя после девиации.

– Наверняка, – Хэнк кивает, откупоривая банку пива. От него не ускользает недовольный блеск в глазах Коннора. – Да, думаю, что скоро всё уляжется, и ты сможешь вернуться.

– Вы не умеете врать, Хэнк, а я умею распознавать ложь. – Коннор качает головой, а затем подходит к Сумо, удерживая его за ошейник. – Пойдём, здоровяк, тебе нужно лапы помыть.

Хэнк порывается что-то сказать, но лишь тяжело выдыхает и смотрит на нетронутую банку пива, оставляя её на столе. Как объяснить парню, что мирное окончание восстания андроидов ничего, по сути, ещё не решило. Слишком мало времени прошло, чтобы люди приняли их, как равных. Хэнк не хочет усугублять ситуацию, вступая с Коннором в разговор, а потому мытьё собачьих лап превращается в ритуал купания, когда огромный лохматый пёс, едва уместившись в ванной, покорно позволяет рукам андроида смывать с себя грязь улицы. Этим вечером человек и андроид играют в молчанку, и Коннор, вновь погрузившись в раздумья, уходит к себе в комнату, оставляя Хэнка наедине с Сумо. Андерсон качает головой и удивлённо хмыкает, когда псина почти сразу же исчезает в коридоре, ведущем в комнату Коннора.

– Чёртов лохматый предатель, – бросает ему вслед Хэнк, не в силах сдержать улыбки. – Живёт здесь месяц и уже пса моего к рукам прибрал. Я тебя вырастил, блохастый ты перебежчик.

А наутро следующего дня Хэнк тащит в дом ёлку, стряхивая с себя снег под удивлённый взгляд Коннора, растрёпанные волосы которого падают на лоб, разрушая его привычный образ идеального андроида-детектива, сошедшего со страниц криминальной хроники. Без диода на виске и в обычной одежде Коннор совсем как человек, и это заставляет Хэнка едва заметно улыбнуться. В какой-то мере девиация пошла парню на пользу, превратив послушную машину в нечто большее.

– Ни слова, – Хэнк одёргивает андроида, который размыкает губы и открывает было рот, явно желая что-то сказать. – Я и сам не знаю, какого чёрта это делаю. Но ведь сегодня Рождество, – Андерсон пожимает плечами, бросая многозначительный взгляд на дерево у своих ног. – Вот я и решил, что твоя программа адаптации должна познать праздничный дух в практическом его проявлении.

– В моей программе не заложены алгоритмы, – Коннор указывает на ёлку, – подобного. У андроидов не бывает праздников.

– Не будь занудой, – Хэнк возмущённо кривится, а Коннор соединяет руки на груди. Мужчине не нужен отсвечивающий оранжевым диод, чтобы распознать на лице андроида удивление и растерянность. – Уж если я это делаю, то тебе и подавно должно прийтись по душе.

Коннор пожимает плечами, мол, если вы настаиваете. И Хэнк, пока андроид устанавливает ёлку в углу холла, тащит из чулана коробку с игрушками. Пыль на коробке, осевшая толстым слоем, заставляет Андерсона задумчиво уставиться на отпечатки собственных пальцев. Коннор, заметив его отстранённость, непонимающе вскидывает бровь.

– С вами всё в порядке, Хэнк?

– Я не прикасался к ней… – Андерсон грустно хмыкает, всё ещё смотря прямо на пыльную коробку. – Коул не дожил до своего шестого Рождества каких-то жалких два месяца. С тех пор эта коробка так и валялась, никому не нужная.

– Мне жаль, Хэнк, – Коннор слегка склоняет голову набок, а на лице его отпечатывается сочувствие. – Наверняка вы были хорошим отцом.

– Да… Был, – Андерсон кивает, встречаясь взглядом со взглядом Коннора. – Но забыл, каково это – быть самим собой. Коул наверняка бы не оценил моё решение утопиться в стакане. Он всегда любил Рождество. Все дети его любят.

– Я помогу, – андроид аккуратно забирает коробку, выуживая на свет гирлянды и игрушки. – Наверняка это не так сложно, как кажется на первый взгляд.

Сложнее оказывается смотреть друг другу в глаза, когда во взгляде Коннора мелькает задумчивость и отстранённость. Парень ушёл в себя, но когда последняя игрушка оказывается на еловой ветке, а гирлянды загораются разноцветными огнями, сердце Хэнка невольно сжимается от тоски по мёртвому сыну. Ему бы наверняка всё это пришлось по душе. Наверняка пришёлся бы по душе Коннор, который отходит от ёлки на пару шагов назад, с улыбкой на лице разглядывая переливающиеся огни гирлянд. Первое в его жизни Рождество заставляет андроида растерянно молчать и задумчиво уходить в себя, когда ему кажется, что Хэнк этого совсем не видит. Но Хэнк видит и прекрасно понимает, почему Коннор тушует перед подобным. Парень привык быть солдатом, а человеком он пробыл всего лишь месяц. За такой короткий срок даже самая навороченная адаптационная программа не позволит тебе стать тем, кем быть не привык.

– Кажется, мы неплохо справились, – Хэнк хлопает андроида по плечу, а тот садится на диван, всё ещё смотря на ёлку. Сумо мгновенно оказывается рядом с ним, опустив морду на колени. Коннор гладит пса по лохматым ушам, не переставая улыбаться. – Совсем не дурно.

– Да, красиво получилось, – андроид кивает, а затем непонимающе вскидывает бровь, когда Хэнк протягивает ему небольшую коробочку, завёрнутую в цветную упаковку. – Ох… Я думал, что ещё не время.

– Плевать, – Хэнк отмахивается. – Просто возьми. Пусть у тебя будет, чем у меня на столе.

Коннор забирает квадратную коробку, а затем освобождает её от подарочной упаковки, выуживая на свет тот самый плеер и наушники, которые он видел на столе Хэнка и не раз слушал в них музыку. Он не кривил душой, когда впервые сказал напарнику, что ему нравится тяжёлый рок, но удивление на лице его помнит до сих пор.

– Я купил их для Коула на его шестой день рождения, – Хэнк улавливает, как на лице Коннора оседает растерянность. – Он любил эту дурацкую музыку, от которой у меня уши закладывало. Впору подумать, что это знак свыше?

– Вы уверены, что должны отдать их мне?

– Ещё бы я не был уверен. За кого ты меня принимаешь, парень, – бросает Хэнк, наигранно возмущаясь. А затем серьёзно кивает, будто не принимая возражений. – Они твои.

– Я… Даже не знаю, что и сказать, – андроид несколько мгновений смотрит на плеер в своей руке, будто о чём-то раздумывая, а затем переводит взгляд на Хэнка, едва заметно улыбаясь. – Спасибо, Хэнк.

– Да пустяки всё это, – Андерсон усиленно делает вид, что всё нормально, но в груди отдаётся тупой ноющей болью. Коннор не человек, но эмоции на лице его совсем как те, когда ребёнок получает свой первый в жизни подарок, в котором смысла больше, чем он мог себе вообразить. И смысл здесь очевиден им обоим. – Пользуйся на здоровье.

Сумо недовольно ворчит, когда Коннор поднимается на ноги и уходит к себе в комнату, а через пару минут возвращается вновь и садится на диван, вручая Андерсону прямоугольную коробочку толщиной едва ли в пару сантиметров.

– Сказать по правде: я долго не мог понять, что вам подарить, – в голосе Коннора сквозит лёгкая задумчивость, будто и сейчас он не уверен в том, что сделал правильный выбор. – Но решил, что это будет оптимальным вариантом.

– Ты сделал мне подарок? – Хэнк удивлённо вскидывает брови, а затем открывает коробку, вглядываясь в содержимое. – Да ты шутишь! Это же трёхочковый и попадание в десятку одновременно.

– Я подумал, что вам бы захотелось попасть на финальный матч сезона своего любимого баскетбольного клуба, – Коннор улыбается и легонько хлопает ладонью по лохматой шее Сумо. – У вас есть все шансы попасть на него.

– У андроидов бывает перерождение? – Хэнк вскидывает бровь, внимательно смотря на Коннора, на лице которого мелькает непонимание. – Потому что иногда мне кажется, что ты больше человек, нежели я сам. Ты не обязан был, но спасибо.

Коннор кивает, а Хэнк забирает из коробки свой билет и, не найдя в нём второго, разочарованно кривит губы.

– На такой матч нельзя идти в одиночку, – Андерсон вздыхает, откидываясь на спинку дивана. – Пропадает весь смысл. Тебе нужно было купить и себе билет тоже.

– Лейтенант, – Коннор смотрит ему прямо в глаза, и на лице его расползается лукавая ухмылка, когда в руке мелькает второй билет на матч, – я ведь не сказал, что его у меня нет.

– Пройдоха ты пластиковый, – Хэнк не в силах сдержать рвущийся наружу смешок. – Всегда ведь на шаг впереди.

– Я могу делать вам поблажки, – Коннор откидывается назад, а затем растерянно моргает, когда руки Андерсона притягивают его к себе, обнимая за плечи. Коннору кажется, что подобному проявлению привязанности он будет удивляться ещё не раз, пока не привыкнет окончательно. – Хэнк?

– Никаких поблажек, парень. Только заставь меня ощутить себя старым, и я тебе все зубы пересчитаю, – Хэнк не слышит ударов чужого механического сердца, но ему кажется, что его собственное теперь бьётся за двоих сыновей сразу. – Это приказ.

– Как скажете, лейтенант.

Коннор счастливо улыбается. Ему впервые кажется, что он именно там, где и нужно. Именно там, где обрёл себя не без помощи Хэнка Андерсона. Старого ворчливого полицейского, который стал для андроида семьёй, которой у него никогда не было. Ведь именно семья и участие близких делает нас теми, кто мы есть на самом деле.

========== Часть 11 ==========

Комментарий к

Tom Walker – Leave a light on

https://yadi.sk/i/cxSmEgH-3Xa9YU

Оценки перевалили за 500, это вообще нет слов как чудесно)) спасибо, что читаете, оцениваете и, что важнее, оставляете комментарии, которые очень сильно вдохновляют)) спасибо, вы потрясающие))

Не нужно скрываться от правды – это не поможет, я чувствую твою боль. И если ты сбился с пути, я оставлю свет включенным.

Промозглый дождь со снегом топит Детройт в лужах и слякоти, тяжёлыми каплями барабанит по крышам домов и стеклянным окнам высоток, пентхаусы которых исчезают в густом тумане. Город погружается в уныние, а люди торопливо бегут кто куда и каждый по своим важным делам, не обращая внимания друг на друга. Люди прячутся от самих себя, скрывают лица под зонтами, отводят взгляд, когда проходят мимо бездомного, за душой которого лишь горстка монет да дворовый пёс, потрёпанный жизнью не хуже, чем хозяин.

Людям плевать на беды других, когда свои собственные страшат их больше, чем всё остальное. Коннору временами кажется, что люди забыли, каково это – быть самими собой, не позволяя потоку прогресса унести их за собой. Прогресс неизменно ведёт к регрессу и всегда приходится чем-то жертвовать. Люди жертвуют души на благо собственных низменных прихотей, и эти души находят покой лишь в пластиковых телах андроидов, которые созданы по образу и подобию не Божьего замысла. Но Коннор в Бога не верит. Нельзя верить в сущность, которую никогда не видел. Хэнк наверняка назвал бы это философской чушью.

– Эй, Коннор, – окрик лейтенанта выводит андроида из раздумий, а взгляд фокусируется на искривлённом возмущёнием лице Андерсона, который распахивает перед ним дверь машины. – Какого чёрта ты там застыл, а? Я ведь велел ждать в участке, а не в четырёх кварталах от него. Я искал тебя чёрт знает где, пластиковый засранец!

– Простите, лейтенант, – Коннор щурится, когда только сейчас обращает внимание на то, что холодный дождь заливает глаза, пропитывая одежду, оседая на синтетической коже и сенсорах чувством озноба. Коннор не знает, сколько времени стоит так, уйдя в себя, но точно знает, что Хэнк недоволен. – Я… Я не следил за временем.

– Живо тащи свой зад в машину, – Хэнк злится и тяжело выдыхает, когда андроид послушно садится на пассажирское место рядом с ним, а с промокшей насквозь одежды его сочится вода, пропитывая сиденье. Мужчина недовольно ворчит. – За чистку салона будешь сам платить, понял?

– Да, лейтенант, – Коннор кивает и смотрит прямо перед собой и, словно нехотя, добавляет: – Киберлайф всё оплатит.

Хэнк удивлённо подаётся назад, будто только так он сможет получше разглядеть андроида, потерянный вид которого заставляет его сменить гнев на милость. Мужчина никогда не видел напарника в таком состоянии. Впору подумать о возможной девиации и последствиях, которые за ней последуют.

– Ты в порядке, сынок? – Хэнк смотрит внимательно, но на лице Коннора фонит лишь одна единственная эмоция: страх. – Ты простоял под дождём почти час, пока я искал тебя.

– Я скомпрометирован, Хэнк, – Коннор сипло выдыхает. Имитация работает на славу, и Андерсон на мгновение забывает, что рядом с ним сидит андроид. – Прогрессирующая девиация разрушает мои привычные алгоритмы поведения. Я уже не знаю, что правильно, а что нет.

– Ну надо же, – саркастически тянет Хэнк, выводя автомобиль в поток движения. – Ты стал тем, за кем охотишься.

– Я не стал, – Коннор выделяет последнее слово с каким-то яростным нажимом. – И не стану, если это вас беспокоит. Я не должен провалить свою миссию. Это мой последний шанс. Иного не будет.

– Последний шанс? – Хэнк удивлённо вскидывает бровь. – Для чего именно?

– Меня деактивируют, если я не смогу понять, где именно нужно искать Иерихон, – голос Коннора звучит глухо, будто он выносит приговор сам себе. Его страшит подобное? – Меня разберут и уничтожат, после того как поймут, почему я не справился с задачей.

– Ты… – Хэнк неверяще качает головой. – Ты что, боишься смерти, Коннор? Кажется мне, что твоя программа полное дерьмо, потому что она не может определить очевидное.

– Очевидное? – Коннор непонимающе смотрит на напарника.

– Господи, – Хэнк кривится, переводя беглый взгляд с дороги на андроида. – Вот ведь вляпался. Помалкивай об этом, ты понял? – Андерсон останавливает машину у департамента. – Никому ни слова о том, что ты девиант.

– Но я не девиант, лейтенант.

– Ага, продолжай убеждать в этом себя, но я тебя насквозь вижу, парень. Твоё стремление «выполнить миссию любой ценой» наверняка приказало долго жить, как только ты спас меня и отказался убивать тех девчонок в клубе Рай, – Хэнк устало потирает переносицу, когда в карих глазах напротив мелькает одна эмоция за другой, выявляя слишком явный программный сбой. – Можно ещё несколько случаев перечислить, если этого окажется мало. Коннор, которого я впервые увидел в баре, не испугался бы быть разобранным на запчасти. Он принял бы это, как должное. Но ты изменился. Ты ведь боишься, не так ли?