Текст книги "Дети луны (СИ)"

Автор книги: Alfranza

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– А сам отец Ричард? – поинтересовался Харпер.

– Живой. Только легкое сотрясение мозга получил, видать огрели его лихо. С силой, на которую женщина вряд ли способна.

Меткое замечание помощника шерифа Стоуна. Бывает, что женщина не уступает по силе мужчине, но не в этом случае.

– Что будем делать, детектив? – спросил переведший дух Стоун. – Если мэр уже знает, он ускорит казнь.

Харпер повернулся на каблуках и серьезно взглянул на Стоуна.

– Скорее он уже знает, я иду к нему. Кто-то должен сказать Ридингу, что он посеет панику среди людей, если казнит детей. Нужно обождать. Стоун, возьмите Фоули и прочешите вместе с констеблями дорогу по которой ехали отец Уэнрайт и мисс Ди. О найденных уликах, сообщать лично мне или шерифу Ригли.

– Слушаюсь, сэр.

Взяв в руки недописанное уведомление, Харпер какое-то время смотрел на лист, а затем скомкав, отправил в мусорную корзину около стола и вышел из офиса в направлении дома мистера Ридинга.

В Ливерпуле Шарлотте иногда приходилось заниматься поиском годных историй для годных статей, а для этого она порой попадала в такие притоны города, что не многие живущие в городе знали о них. Куда только не заводило Шарлотту ее любознательное эго. Однажды, когда они с Микаэллой поругались, Шарлотта ушла, хлопнув дверью. И домой она снова вернулась только через четыре дня. Она тогда попала в настоящий водоворот событий, которое сложно назвать легальным приключением. Именно тогда она впервые попробовала опий. Ничего в нем не было примечательного и интересного, как ей с восторгом рассказывали некоторые. Опий вызывал видения и галлюцинации и на него легко было подсесть, но Шарлотту эта участь миновала, просто потому что девушке было не интересно витать в облаках. Однако, она помнила неприятный осадок от этого легального наркотика. Горечь во рту, сонливость, раздражение, тошноту и прочие неприятные моменты жизни.

Поэтому, когда Шарлотта очнулась с подобными симптомами в совершенно незнакомом месте, она сразу подумала о том, что ее накачали наркотиком. Она не помнила, как попала сюда и как отсюда выйти, тоже не понимала пока что. А потом еще оказалось, что ее ноги втиснуты в железные колодки, которые цепью прикованы к каменной холодной стене помещения.

Было похоже на темницу. Свет не проникал через толщу деревянных досок, которыми было забито окно. А факел, который висел на стене, больше коптил, чем реально давал света.

Помещение было холодным и сырым. Через земляной пол кое-где пробивался мох и лишайник. Рядом с мощной дверью стоял небольшой прогнивший стол, на котором лежала книга. Потолок тоже был из камня, с него свисала паутина и редкие усики плюща.

Звуков не было. За пределами темницы было тихо, словно ночью. Но Шарлотта все же подумала о том, что сейчас еще день. Ведь они с отцом Уэнрайтом уехали из его дома, где-то в два часа дня. Значит, сейчас где-то около четырех, может пяти. Еще не вечер, но уже не день.

Помимо сырости помещения, в нем стоял запах какого-то отвара. Обычно, так пахло в лечебницах или лабораториях по изготовлению лекарственных средств. Однажды Шарлотте пришлось писать статью о местной ливерпульской ведунье – Марте. Вот в ее жилище был похожий запах.

Не успела Шарлотта подняться с холодного пола темницы, гремя цепями, как дверь с силой и скрипом отворилась и перед ней предстала женщина. Красивая, но уже не молодая женщина, с темно-русыми длинными волосами, в которые кое-где были вплетены красные и белые ленты. Лицо ведьмы казалось знакомым, но Шарлотта опьяненная наркотиком, который еще не выветрился из головы, не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах они могли пересекаться. Женщина была одета в серый балахон, туго затянутый на поясе кожаным ремнем, на котором висел небольшой мешочек, с чем-то тяжелым внутри. Еще, на поясе висела связка ключей и охотничий нож с волнистым лезвием.

Глянув на Шарлотту женщина позволила себе улыбку тонких губ и ее лицо тот час преобразилось, выдавая в ней совершенно не ведьму, а просто женщину которая живет в лесу, очевидно уже давно, поэтому приноровилась выдавать себя за кого угодно, только не простушку. В карих глазах, мелькнул недобрый огонек, когда ведьма зычным голосом позвала, не поворачивая головы:

– Кадо! Хельга!

Тот час в помещение вошли еще двое. Совсем дети на лицо. Юноша был выше двух женщин, крепкий и широкий в плечах, в простой одежде с коротким мечом в левой руке. На лице его смешалось несколько оттенков чувств: злость, раздражение, обида, боль, страх. Он злобно ухмыльнулся, обнажив ряд красивых зубов и заставляя заметить едва проклюнувшиеся усики и бородку. Девушка, которая пришла с ним, Хельга, была на вид груба и неотесанна. Одетая в мужскую одежду, она выглядела неопрятно и жалко. Грязные руки были сжаты в кулаки, а молодое лицо искажала гримаса презрения. При этом у нее были совершенно седые волосы, круглое лицо и какие-то странные черты, напоминавшие Шарлотте о недоразвитости ребенка, стоявшего перед ней.

– Переведите ее в мой дом, пусть Вилма присмотрит за пленницей. И Тим!

Подростки коротко кивнули и резко схватив Шарлотту за руки, успели так же прикрыть ей рот, чтобы та не издала ни звука. Женщина ловко отстегнула колодки и уже через несколько минут, Шарлотту вывели на свет Божий.

Это был лес. Тот самый, которого боялись все в Хэмпшире и близлежащих городах и селах. Он был странный и пугал даже днем. Что же тут творится ночью? Святотатства, пляски у костра, развращение невинных душ, прелюбодеяния. В любом случае, Шарлотте было это не интересно, а вот то, что с ней будет дальше – интересовало более.

– Куда вы меня ведете? – решила все же поинтересоваться юная писательница.

За что получила неожиданный тычок кулаком в живот от Хельги и закашлявшись едва не свалилась на траву.

– Тихо! А то покалечим, – предупредила коротко Хельга, снова улыбаясь как-то не по-доброму.

Удар вышел болезненным и на какое-то время сбил дыхание. Пришлось терпеть, чтобы не получить еще порцию боли.

Они прошли от темницы совсем не много, когда молодые люди остановились и Кадо кивнул Хельге. Сердце Шарлотты забилось быстрее, когда Хельга полезла в карман своей неопрятной одежды и выудила оттуда черный платок.

Подростки почти не переговаривались между собой на словах, все делали быстро и ловко. Однако, Шарлотта заметила, что они общаются больше жестами, чем как обычные люди. И как-то инстинктивно понимают друг друга, словно бы живут в этом лесу с рождения.

Повязка на глазах больно врезалась в кожу, но Шарлотта поняла, что это было сделано в целях безопасности. Скорее всего ведьмины дети люто опасались за свою жизнь, поэтому никто не должен ничего узнать. Поэтому ей завязали глаза. Хотя, наркотик все еще бродил в крови, и отпусти ведьмы ее сейчас, она бы вряд ли рассказала что-то связное.

Через какое-то время Шарлотта ощутила, что стало темнеть. Здесь в деревне темнело раньше обычного, а может это просто было так заметно. В городе всегда не до природы, там другие дела. Сейчас же, Шарлотта ощущала, как резко стало холодать. А потом ее снова привели в другое уже помещение и передали, видимо, кому-то другому. Потому что она услышала красивый нежный девичий голос:

– Садите тут.

Ее усадили на стул, привязывать более не стали, только перестраховались с колодками на ногах. С ними не боле то куда уйдешь, даже если захочешь.

– Тим пусть обождет за дверью.

Когда дверь в помещение звучно захлопнулась, с Шарлотты, наконец-то, сняли повязку и она увидела в каких-то шести футах перед собой девушку. Она была очень сильно похожа на женщину, что садила писательницу в темницу. Легкие, почти незаметные черты, выдавали в девушке дочь ведьмы. Девушка сидела на табурете напротив нее и держала в руках нож с резной ручкой.

Но Шарлотту поразила красота дочери ведьмы. Девушка была не просто красива, она была обворожительна. В одном взгляде аквамариновых глаз было столько тягучего шарма, столько нескрываемого любопытства, столько нерастраченного задора, сколько невозможно уместить в одном человеке. Перед ней сидело словно маленькое божество женской красоты. Шарлотта всегда была падка на девушек с темно-русыми волосами и выразительными глазами, как у дочери ведьмы. Но здесь привлекало юную писательницу какое-то необычное очарование, совершенно дикое, строптивое и неотразимое. Она даже забыла, что хотела все же узнать о своем дальнейшем будущем. Она забыла обо всем, смотря на совершенно восхитительный шрамик над правой бровью. Ровно такой же, как и у ее матери. Шарлотта в тот момент могла поклясться себе, что уже видела женщину с таким шрамом над бровью. Но вот где, память умалчивала.

– Будешь вести себя тихо, уйдешь невредимой, – тот час сказала дочь ведьмы, спокойным и приятным голосом, без панических ноток. – Меня Вилма звать. А тебя?

– Чарли, – осторожно ответила Шарлотта, называя свое уменьшительно-ласкательное имя, которое она впрочем недолюбливала.

– Странное имя.

– Для чего я здесь? – все же спросила писательница.

– Для обряда, – нехотя ответила Вилма, не спуская любопытных глаз с Ди. – Более узнаешь на рассвете. Если доживешь.

Последнее было утверждением, колким и метким. Шарлотте показалось, что Вилма хорошо прочитала ее эмоции, поэтому сделала вывод, что писательница будет доставлять неприятности, а значит, может отправится к праотцам еще до утра.

– А что потом?

– Это решат мои братья, – скупо ответила дочь ведьмы. – Ежели сгодишься, будешь жить. Ежели нет, то...

Она сделала характерный жест руками и закатила глаза, показывая, что бывает с болтливыми особами, непригодными здесь. Они уходят в страну вечных скитаний. Проще говоря, они умирают.

– А сама ты что думаешь?

– Что ты много болтаешь не по делу, пытаясь заговорить мне зубы и усыпить мою бдительность. Помолчи.

Они обе замолчали, все еще разглядывая друг друга. Вот тогда Шарлотте пришла в голову мысль, что ведьмы хотят обменять ее на своих детей, пойманных за преступления которое те не совершали. И если детей повесят на площади, Шарлотта вряд ли будет жить. Кровь за кровь, смерть за смерть. И вряд ли юная писательница может повлиять на свою судьбу. Здесь и сейчас, нужно было найти запасной выход, на случай, если мэр Хэмпшира казнит “Детей луны”.

====== 7. Полной луны сила. ======

– Вы не понимаете, – пытался растолковать мэру Ридингу свои взгляды Харпер.

– Нет, это вы не понимаете, детектив. Здесь глава города я, а не вы. Если мы будем всех преступников благородно прощать, как велит нам Всевышний, скоро в Хэмпшире не останется никого.

Ридинг был хмур, зол и настойчив. И совершенно трезв, не смотря на то, что на столе стояла початая бутылка бренди. Харпер понимал, что не переубедит этого человека, даже если тот час у него были доказательства непричастности двух детей к жестоким убийствам. Мэр Ридинг убедил себя в том, что здесь он решает судьбы всех, кто живет в городе. Он судья и Бог. Поэтому, совершенно прав был Стоун, сказавший ему, что ...дети обречены.

– Вы совершаете ошибку, которая может дорого нам всем обойтись! – сказал напоследок Харпер.

Он нутром чуял, что последствия могут быть весьма кровопролитны и даже если эти дети никого не убивали, за них обязательно будет кто-то мстить.

– Помяните мое слово, вы пожалеете.

На этом Харпер надел шляпу и вышел на свежий вечерний воздух, где на небо уже взбирался полный диск луны.

Немного постояв на улице, около дома мэра города, Харпер решил навестить отца Уэнрайта. Но не успел он сделать и десяти шагов, как кто-то навалился на него сзади и прежде чем он успел положить руку на револьвер на поясе, его несколько раз ударили по голове. Второй удар оказался более сильным и Ник Харпер потерял сознание.

– Уберите это дерьмо с моего порога! – шикнул Ридинг двоим людям, которые в темноте казались пьяницами и убогими бродягами, которые едва стояли на ногах.

Ярко желтый диск луны на небосводе казался огромным глазом какого-то животного. Не каждую ночь увидишь светило в ореоле рассыпающихся искр высокого костра. Ночь была звездной и теплой, не смотря на время года. Место казалось задымленным, но на самом деле по влажной траве стелился молочно-белый холодный туман, забираясь в кроны деревьев и обрамляя овраги и небольшие пруды, словно живыми рамками, переливающимися серебром и медью.

Костер был сложен таким образом, что с виду напоминал шалаш с высокими сводами, внутри которого жил совершенно собственной жизнью саблезубый оранжево-красный огонь, периодически вырываясь за пределы своего жилища, чтобы облизать туманный полок.

Вокруг костра собралось немало людей, в основном дети от шестнадцати до двадцати пяти, если навскидку. Ведьма, которая связала ей Шарлотте руки крепкой бечевкой, располагалась на высоком тесаном камне слева от писательницы. Говорить было нельзя. Как только Шарлотта попыталась узнать, что происходит, она тут же получила тонким прутом по щеке и с тех пор она сидела тихо и смирно.

Щека горела, скорее всего на нем остался небольшой след от удара прутом. Но никто не обращал внимания на то, как было Шарлотте, дети вокруг были заняты тем, что бегали вокруг костра и собирали сухие листья и ветки.

– Довольно! – наконец, заговорила зычным голосом ведьма и дети, угомонившись, расселись по разные стороны от костра.

Вилма сидела по правую сторону от Шарлотты и зорко следила за тем, чтобы пленница не делала попыток убежать. Шарлотта и не делала, она понимала, что в этом случае может не дожить до рассвета и воспринимала все в достаточной степени серьезно и болезненно.

Не смотря на то, что писательница не понимала намерений всех этих людей, а они в свою очередь и не объясняли ничего, перед тем, как наступила полночь, один из подростков, которого Вилма назвала Тимоти, принес Шарлотте плошку с кашей и какой-то напиток в глиняной посудине. Парень был смущен и молчалив, замкнут и не смотрел Шарлотте в глаза. Вилма объяснила это тем, что он винит себя в том, что из-за него могут погибнуть двое других детей, которых схватили констебли в городе и теперь скорее всего казнят.

Тогда есть хотелось ужасно, поэтому Шарлотта даже не подумала о том, что ей могут что-то подмешать в еду, для того чтобы она либо болтала без умолку, либо вообще замкнулась в себе. Она подумала об этом только когда ее садили около костра. Она не чувствовала, что ей что-то сыпанули в пищу, не было никаких неприятных ощущений после ее принятия. Однако страх, который сковывал все сильнее, был гораздо хуже любых ведьминых снадобий.

Сперва ведьма произнесла какую-то речь на неизвестном языке, похожим на позднелатинский и бросила что-то в огонь, чтобы костер разгорелся ярче и охотнее. А уже затем, она обратилась к своим верным помощником, четко проговаривая каждое слово:

– Сегодня на нашу жизнь слова покушаются те, кто не знает даже самого значения этого слова. Они пытаются запереть нас в рамки несуществующих канонов и законов, когда самый страшный закон для всех живущих на земле – закон природы, они просто игнорируют его. Знайте, что если прольется кровь наших с вами братьев и сестер, но на рассвете мы казним того, кто станет немым посланием для невежд пытающихся управлять нами, детьми луны!

Шарлотта нервно сглотнула, стараясь не паниковать. Но весьма трудно удержаться в рамках хладнокровия, когда при тебе говорят о том, что ты представляешь для кучки ведьминых отродий всего лишь жертву во славу природного естества.

– Если прольется наша кровь, мы ответим на нее кровью незамедлительно! И пусть это послужит уроком для тех невежд, которые ошибочно полагают, что мы стерпим подобное. Да!!!

– Да!!! – словно отразилось эхо других детских и подростковых голосов и прошло канонадой по притихшему ночному лесу, поднимаясь в высь, где далеко-далеко за равниной спит холодный рассвет.

Шарлотта и раньше читала про бесовские танцы ведьм и развращения малолетних. Сейчас же она осознала, что может все это увидеть наяву и даже, поучаствовать в этом. Как преднамеренная жертва, а не как гость на этом пиру.

– Вставай! – едва не вывихнул Шарлотте руку Кадо, резко дернув на себя ее связанные руки. – И молчи, ежели не хочешь чтобы тебе изуродовали лицо.

Шарлотта поджала губы, пытаясь не заплакать. Сильно жгло щеку и руки, крепко перетянутые веревкой, но просить развязать, все равно что молить о прощении. Она ничего не сделала такого, чтобы молить своих похитителей.

– Я присмотрю за ней, – вдруг сказала Вилма, перехватывая у Кадо ее связанные руки. – Лучше преподай Тимоти урок смелости, а то того и гляди всех нас продаст за кусок румяного каравая.

Спорить Кадо не стал, очевидно потому что дочь ведьмы имела свои преимущества в этом таборе ребятни. Мальчишка лишь презренно бросил на Шарлотту огненный взгляд и пошел прочь, к костру, где уже веселились остальные.

– Спасибо, – вымолвила все же Шарлотта, опасаясь, что сейчас последует удар прутом.

Но Вилма, которая была ростом выше на несколько дюймов, лишь пожала плечами и повела юную писательницу за собой.

Они ушли весьма далече от костра и плясок. Лес здесь казался непролазной гущей ветвей и трясины. Идти было тяжело, ноги проваливались в мох по щиколотку, а то и по колено, но Вилма не сбавляла темпа, когда наконец они вышли к залитой лунным светом небольшой опушке на берегу темноводной реки.

– Садись, – указала Вилма на небольшой, но крепкий коренастый пень, возле обрыва.

Сама она присела на поваленной дерево и начала говорить:

– Мать Земля стала для нас домом, здесь в этом лесу. Мои братья и сестры не хотят никому зла. Они просто хотят здесь жить. Но жестокий правитель вашего города, обещал всех нас казнить только затем, чтобы мы не развращали их детей и не вливали в их головы дух свободы. Он не понимает, что свобода нужна для счастья, а те люди, в городе не живут счастливо, они боятся и этот страх заставляет их разрушать нашу жизнь, до основания. Ты окажешься тем человеком, кто даст понять вашему правителю, что он ошибается.

– Нет, – резко возразила Шарлотта, на миг осмелев и впившись взглядом в молодое лицо Вилмы. – Если я умру, вас всех ждет казнь. Рано или поздно вас всех найдут и убьют. Никакого милосердия к вам никто не проявит. И уверена, что это будет правильным решением, потому что вы уподобились им самим, делая себя объектом охоты, но никак не благородного сосуществования.

– Ты говоришь ложь! – ответила Вилма. – Мы не можем простить казнь невинных...

– И поэтому сами хотите стать палачами?!

Вилма резко вскочила на ноги и Шарлотта отпрянула, ожидая удара по лицу. Но девушка лишь ближе подошла к пленнице, чтобы заглянуть в ее глаза и понять что-то свое.

– Что же ты предлагаешь? – наконец поинтересовалась она.

Юная писательница взглянула поверх головы дочери ведьмы, на серебристую дорожку лунного света скользящего по спокойной глади реки. Полной луны сила...

– Я предлагаю поступить как люди Земли, благородно и милосердно. Не отвечать кровью на кровь, и злом на зло. А показать другую сторону людей, живущих рядом с природой, любящих ее, воспринимающих ее как часть своей жизни.

– Это трусость...

– Нет, это уважение к земле и ее жителям. Всем жителям даже тем, кто сам еще не знает, что он дочь или сын земли.

Они замолчали, смотря друг на друга. Шарлотте подумалось, что девушка перед ней совершенно другая, нежели те дети, которые подчинялись ведьме. Не потому что они были как рабы, а потому что ведьма их кормила и защищала. А Вилма... Она пыталась ее слушать и внимать. Мыслить самостоятельно и менять точки зрения. Шарлотта уважала таких людей, которые могли изменить свое мнение и рассмотреть другие способы сосуществования. Наверняка в их таборе это считалось чуть ли не трусостью и мягкотелостью, но в современном обществе это достойно восхищения.

– Ты говоришь как одна из нас, – после долгого молчания произнесла Вилма, не сводя глаз с Шарлотты. – Почему ты думаешь, что людям в городе может быть дело до того, кто мы? Они нас знать не хотят, они повесят Лили и Бейба на рассвете, даже не разбираясь в том, что не они совершили эти преступления.

– Но они, очевидно были на месте убийства. Зачем?

Вилма поднялась и пересела обратно на поваленное дерево, устремив взгляд на реку. Она молчала и Шарлотта уже подумала, что разговор окончен, как вдруг дочь ведьмы сказала:

– Лили пыталась его вразумить. Верила, что он вернется из своей страшной страны грез и станет прежним. Она пыталась его вернуть к прежней жизни. И теперь она там, и ей никто не сможет помочь, даже он.

– Кто он?

– Ее брат. Кайл. Убийца.

Рассвет еще казался смутным сном, когда Харпер очнулся на ледяной траве. Какое-то время он пытался сфокусировать взгляд, но голова просто раскалывалась, из-за чего казалось, что все плыло перед глазами, качалось и не хотело становится обычным. Попытка подняться на ноги успехом не увенчалась, молодой человек снова повалился на землю и перед ним разверзлось черное небо полное звезд, которые он не видел.

Закрыв глаза Ник нащупал на поясе револьвер. Оружие было на месте и значок помощника шерифа – тоже. Детектив логично помыслил, что его пытались припугнуть, но не убить. Либо хотели убить, но не вышло. Однако более думать не было никаких сил, ибо казалось, что голова тянет Харпера вниз, едва он пытается встать на ноги.

Он не понимал, где находится. Воздух был холоднее и свежее, нежели в самом городе, из чего можно было бы сделать вывод, что его куда-то завезли и бросили.

Когда очередная попытка подняться с треском провалилась, Харпер решил, что ему просто нужно пролежать здесь до рассвета, может кто потом найдет его при свете дня.

Он едва не закричал, когда неожиданно увидел перед собой лицо человека. Зрение постепенно приходило в норму, но все же резкости не хватало.

Человек приблизил к нему лицо и от него пахнуло лесом, дымом и еще чем-то знакомым, но не опознанным на данный момент. Что-то промычав, человек резко схватил Харпера за грудки и рывком поднял на ноги. Все по-прежнему качалось и кружилось, как в хороводе, очевидно, что у Харпера сотрясение мозга, ибо стоять самостоятельно он не мог.

– Бедняга, – произнес незнакомец, взвалив детектива на плечо.

Сопротивляться сил не было, к тому же головная боль достигла пика и сознание детектив снова погрузилось во тьму.

Человек молча шел с Харпером на плече, ничуть не шатаясь, будто и не ощущая груза тела. Он шел прямиком по городской дороге, которая к рассвету рисковала привести его в Хэмпшир. Ему в спину светил полный диск луны, обрамленный предутренним туманом.

====== 8. Дети луны. ======

– Ну, вот, голубчик, – пробормотал Уайз, склонившись над Харпером. – Жить будете!

Чарльз Уайз посмотрел скептически на своего молодого помощника, который держал в руках ремень с револьвером детектива и кивнув на дверь, предложил тому выйти. Это было исполнено тот час. После этого Уайз сел на край койки детектива и спросил:

– Вы что-нибудь помните, детектив?

На тумбочке слева стоял стакан с водой и Харпер вспомнил, что человек, который его принес, давал ему пить из кожаного бурдюка. Нику врезалось в память, что на запястьях у человека были следы от колодок, причем свежие следы, которые еще не успели как следует зарубцеваться. Это было едва ли не единственное воспоминание воспаленного мозга.

– Ничего не помню, доктор. Совсем.

Харпер решил, что скорее всего что-то пытается устранить его от дел и выслать поскорее обратно в Лондон, поэтому лучше никому более не знать, что он помнит. От греха подальше. Так будет проще ему в его неофициальном расследовании.

– А что последнее вы помните?

– Разговор с помощником шерифа Стоуном, мы разрабатывали версии о предполагаемом убийце, а потом я решил прогуляться. Стоун вернулся?

– Да. Он как и все сейчас на площади, готовятся к повешению преступников, детектив.

Харпер резко поднялся и голова снова пошла кругом.

– Э, голубчик, вам предписан постельный режим, – строго сказал Уайз. – У вас легкое сотрясение мозга и небольшая гематома, поэтому никаких похождений, хотя бы пару дней. Придется казнь пропустить, иначе можно подхватить какую-то заразу и тогда вам сам Бог не поможет. Поверьте, лучше обождать.

– Это же дети, док – присел обратно на койку Харпер. – Невинные дети. Против них даже улик нет.

Чарльз Уайз молчал, он тоже не совсем понимал, как без прямых указывающих улик, можно производить казнь. Будучи образованным человеком, он понимал, что Ридингу сейчас нужно что-то сделать, чтобы не посеять панику среди людей и не потерять бразды правления городом. А для этого все средства хороши, как известно. Чем меньше народ знает о подробностях этих убийств, тем проще народом управлять. Ведь если начнутся смуты, Ридингу будет трудно удержать людей в узде и тогда придется прибегать к радикальным методам, а это далеко не всегда хороший ход.

– Вам не стоит об этом думать, детектив. Полагаю, что ваше расследование окончено, – лаконично сказал после паузы Уайз. – Как только немного оправитесь от травмы, можете езжать в Лондон. А сейчас, поспите.

Было ясно, что Уайзу тоже не хотелось подставлять свою шею под гильотину отношения Ридинга и города. Харпер понял из разговора, что если он не уедет, то это покушение на его жизнь последним не будет. На данный момент, ему хотелось поговорить со Стоуном, ибо только этот помощник поддерживал его в его начинаниях рассмотреть другие варианты поиска улик и убийцы. Но похоже Стоуна ждет незавидная участь, смотреть как будут вешать невинных детей.

Ригли рассматривал большую дырявую перчатку, которая явно принадлежала взрослому человеку. На перчатке была кровь. По сути это была веская улика и прорыв в деле о неизвестном убийце.

– Где ты ее нашел? – поинтересовался Ригли у запыхавшегося напрочь Стоуна.

– На месте преступления, сэр. Я там еще кучу следов нашел, и они не принадлежат этим детям. Следы размера ноги взрослого мужчины, который явно прихрамывает на левую ногу, либо нес что-то на левом плече. Я зарисовал часть места преступления в блокноте, но не думаю, что кто-то будет серьезно воспринимать мои каракули. Шериф, сегодня обещали дождь, все следы будут смыты осадками, нужно срочно...

– Бисби! Фоули! Возьмите Бакстрема и все необходимое, быстро! Двух констеблей тоже возьмите, скажите, я приказал. Езжайте с мистером Стоуном, делайте все что скажет. Все улики должны быть у меня через полчаса. Это ясно?

– Но, сэр... – пролепетал спавший у окна Фоули, недоуменно взглянув на шерифа.

– Живо! У нас мало времени! – рявкнул Ригли понимая, что за полчаса можно едва успеть доехать до места преступления, не говоря уже о том, что все там собрать за тридцать минут. Но выбора особого не было, через час Ридинг казнит детей, и возможно Харпер был чертовски прав, это невинные дети!

– Стоун, – задержал Ригли своего помощника. – Хорошая работа.

Тот даже не улыбнулся, кивнул и вышел. Сейчас было вряд ли до улыбок.

К рассвету ноги стали мерзнуть, а связанные руки, неметь. Однако, Шарлотта отказывалась жаловаться, понимая, что ее судьба решится в ближайшие несколько часов. Не смотря на всю враждебность ведьминого клана, с ней обращались весьма сносно. Вилма даже накинула ей на плечи вязанную шаль.

– Если Лили и Бейб не вернутся к полудню, ты умрешь – спокойно, без экспрессивной окраски в голосе произнесла ведьма. – Надеюсь, что твоя смерть будет ответом на вопрос, который задают себе городские жители. Мы не сдадимся на милость тем, кто хочет нас заковать в цепи и заставить жить по канонам, которые нам чужды.

– Мам...

– Молчи, Вилма! – сверкнула глазами ведьма, не давая дочери даже возразить ей. – Ты еще ничего не знаешь об этой жизни. А я знаю! Знаю, какого это быть выброшенной, словно старая утварь, на съедение волкам и падальщикам.

– Мам, пожалуйста... Выслушай ее.

Ведьма замолчала, задерживая тяжелый взгляд на молчавшей Шарлотте. Казалось, взгляд ведьмы способен прожечь насквозь юную писательницу. Но Шарлотта не давала себя запугать, стараясь выдержать подобный взгляд, хотя внутри у нее все дрожало, то ли от холода, то ли от реального животного страха, который старался поглотить Шарлотту еще до того, как она произнесет свою речь.

– Что нового может мне сказать городская жительница? – размерено проговаривая слова, сказала ведьма. – Она скажет, все что угодно, чтобы спасти свою жалкую жизнь. Но так уж и быть, я выслушаем ее. Говори.

Шарлотта только сейчас осознала, что от ее дальнейших слов может зависеть не только ее жизнь, но и жизнью всего этого клана ведьминых отродий, многие из которых бы ее зубами загрызли за то, что она городской житель, а значит определенно хуже их. Ее слова должны были дойти не только до создания ведьмы сидящей перед ней, но и до каждого ее отпрыска, который находился в непосредственной близости от этой поляны. До каждого, кто еще не совсем одичал и смог бы мыслить, так, как это еще два часа назад делала рядом с ней Вилма.

– Возможно вы правы, когда хотите убить в ответ на убийство, но с точки зрения нормального человека, не городского, а просто обычного, это значит уподобится убийцам. Чем тогда вы будете отличаться от них, если сделаете тоже самое? Вы здесь говорили, что хотите, чтобы вас оставили в покое и дали вам жить вашей обычной жизнью, но это никак не возможно уже. Потому что кто-то, возможно даже тот, кого вы хорошо знаете или знали, подставляет вам самым что ни есть наглым и грубым способом, он подменяет для вас понятия чести и свободы. Мне не понятно как люди, живущие в природе, могут не заметить очевидных вещей, какими являются представления о том, что происходит за пределами вашего мира. И будь на моем месте кто-то другой, он бы все равно умер не за ваши идеалы, а за те подмененные вещи, которыми вы называете ваши идеалы. Не лучше ли было бы дать возможность природе решать, кто будет жить, а кто нет, раз уж вы возвели природу на пьедестал Бога.

– Я же говорила вам, ничего нового, – вздохнула ведьма. – Какое ты имеешь право говорить о нашей жизни и Богах, если сама живешь в тепле, уюте и достатке в городской стихии? Что ты как живой обычный человек можешь дать нашему клану, кроме неприятностей и, в итоге, смерти?

– Многое, – без запинки ответила Шарлотта, чувствуя, как по спине снова побежали мурашки. – Я могу защитить вашу свободу.

Ведьма насторожилась, будто помимо самой Шарлотты в лесу были еще городские жители, которые неминуемо бы напали на них.

– Каким образом? Приведя сюда констеблей, которые бы распяли нас на крестах?!

Шарлотта могла поклясться памятью матери, что ведьма говорила так, будто ранее она жила среди городского люда, она знала слова и обороты, которые нельзя знать живя в лесу. Определенно здесь было что-то не чисто. Бывшая городская девушка, которая объединила здесь клан потерянных детей. Так ли они потеряны, может быть это вовсе не ведьмин клан, а просто некий заговор против законов Хэмпшира или кого-то побогаче.