Текст книги "Дар в наследство (СИ)"
Автор книги: Alex O`Timm
Жанр:
Попаданцы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Перед самым отъездом, дядя, повинился передо мною, сказав, что ничего не может сказать поперек слова своей жены, потому, что влюблен в нее без памяти. Хотя я и без того знал, в чем состоит его проблема. Но самым большим удивлением для меня стало то, что он вручил мне Сберкнижку, в которой была обозначена сумма в шесть тысяч рублей. По текущему времени, очень большая сумма. По большому счету, при желании на эти деньги можно было свободно приобрести двухкомнатную кооперативную квартиру, или, например, новенькие «Жигули». Деньги были оформлены срочным вкладом, причем так, что получить эти деньги, мог только я после восемнадцати лет. Как оказалось, это бабушкино наследство, и тетя Рита, о нем ничего не знает.
– И будет лучше, если ты об этом ей не расскажешь. – Добавил опекун.
О чем я ему твердо пообещал. В последний момент, подумав о том, что ближайшие четыре года вряд ли смогу воспользоваться этими деньгами, попросил опекуна, забрать книжку с собой.
– Зачем? – Удивленно переспросил он.
– До совершеннолетия деньги для меня закрыты. После как минимум два года я буду находиться в армии, и смысла покупать квартиру до того момента нет никакого, а после возвращения со службы, они как раз и могут понадобиться. С другой стороны, вы как-то сумели сохранить это до сих пор, наверное, сумеете сделать это и сейчас. А надеяться на то, что это получится сделать в общаге, мне кажется глупостью.
Одним словом, опекун согласился со мною, и мы расстались, а я окунулся в свободную жизнь. Я не стану утверждать, что вел себя разгульно, шлялся по всяким злачным местам, и расшвыривал деньги, направо и налево. Нет, большую часть времени, проводил в общаге, или читал книги или смотрел телевизор, разумеется выбирался и в городские парки, валялся на пляже или просто проводил время со школьными приятелями. В общем в моей жизни ничего не изменилось, за исключением того, что если я раньше, чаще питался дома, то сейчас, мне приходилось делать это в городе. Или в какой-то столовой, или ближайшей чайхане.
Студенческая столовая, была закрыта до начала учебного года, поэтому, приходилось питаться там, где придется. В какой-то момент, я вдруг обнаружил, что от выданных пятидесяти рублей на питание, у меня осталось чуть больше пятерки, в то время, как до следующей выдачи, было еще как минимум полторы недели. Удивленно пересчитав оставшиеся деньги, некоторое время, находился в прострации, не понимая, что делать дальше. С одной стороны, конечно можно было, доехать до опекунов, принять на себя, все громы и молнии от тетки, выслушать все нотации, но в итоге, думаю, мне бы выдали немного денег, которых при должной экономии, могло бы хватить до плановой выдачи, моего содержания. Но честно говоря, делать это совершенно не хотелось. На первое место вылезла моя гордость, и я решил, что лучше сдохну, но унижаться и просить ни за что не стану.
Все еще находясь в некотором раздрае, решил, что стоит дойти до ближайшего киоска «Союзпечать», и купить газету с объявлениями. Не однажды слышал, что студенты находят подработку, например, разгружая вагоны. Почему бы и нет подумал я. Как бы то ни было, это неплохой заработок, который сможет поддержать меня сейчас, и возможно в будущем. Дойдя до киоска, обнаружил, что и сигарет осталось всего несколько штук. Честно говоря, я даже не думал о том, чтобы включать свой дар, и как-то воздействовать на продавца. Все, получилось, само собой. И уже отойдя от магазинчика, и присев на лавочке в сквере, вдруг обнаружил, что вместо пачки «Ташкента» – дешевых и вонючих сигарет, обычно приобретаемых в целях экономии, у меня в сумке, находится блок болгарских «БТ», которые если и можно было купить, то только из-под прилавка, и с некоторой переплатой. Так-то их цена равнялась сорока копейкам, а из-под полы, продавали по сорок пять, а кое-где и дороже. Мало того, у меня в руках, находилась дорогая, сувенирная газовая зажигалка, за четыре рубля, в сумке лежал газовый баллончик, для возможной заправки, а в кармане, вдруг обнаружились четырнадцать рублей с какой-то мелочью. Единственное, чего я так и не обнаружил, так это газету с объявлениями, которую хотел приобрести первоначально.
Некоторое время, не веря своим глазам, разглядывал появившиеся у меня вещи, прикидывая то, как они могли у меня появиться, и пытался воссоздать детали их получения. Единственное, что я из всего этого вынес, так это то, что полученные пятнадцать рублей, трешками и рублями с мелочью, это сдача, с двадцатипятирублевой купюры. По всему выходило именно так. И скорее всего, виной тому, мой нечаянно сработавший дар, которым я как-то смог воздействовать на киоскера, и убедить его в том, что оплатил все это отдав ему четвертной, и получить с него сдачу. Подобное открытие, меня очень обрадовало. Если полчаса назад, я думал о том, как буду обходиться одним хлебом до получения хоть каких-то денег, с разгрузки вагонов, или чего-то подобного. То сейчас уже прикидывал, куда лучше направиться, чтобы плотно и вкусно пообедать.
Глава 3
3
Честно говоря, если вначале у меня и были, какие-то сомнения, то уже через минуту, они начисто выветрились из моей головы. Меня фактически выгнали на улицу, назначив минимальное содержание, и обчистив до нитки. Скажете не так? Квартира моих родителей, досталась опекунам. Та жилплощадь, что перешла по обмену к бабушке, и где я жил все это время, после ее смерти была сразу продана, деньги за ее продажу, ушли на покупку автомобиля. При этом мне, как правопреемнику, не досталось совершенно ничего. Даже та сберкнижка на шесть тысяч рублей, была открыта, от имени бабули. То есть опекуны, не имели к ней никакого отношения. Именно поэтому дядька и просил не рассказывать о ней его жене. Та наверняка устроила бы скандал, и добилась того, чтобы деньги перешли ей. И как итог: я прожил в семье опекунов полтора года, а после, как бездомный пес, был выброшен на улицу с минимальным содержанием⁈ Даже с общежитием техникума и то были проблемы.
Одним словом, я решил, раз уж судьба подарила мне такую возможность, то стану ею пользоваться без зазрения совести. Улыбнувшись, я поднялся со своего места, и отправился чайхану Анвара-ака, где прекрасно пообедал мясной похлебкой, со свежей лепешкой, и чайничком горячего цейлонского чая, выложив за все это два рубля денег, и получив приглашение, заходить в любое время. В общем-то подобное приглашение раздавалось всем клиентам этого заведения. Но повторно, приходили сюда, очень немногие. Все же два рубля за обед, по нынешним временам дороговато. Вкусно, удобно, хорошо, но дорого. За эту цену можно дважды пообедать в любой другой чайхане, или трижды в государственной столовой. Чайхана, Анвара-ака, хоть и считалась, принадлежащей городскому тресту столовых и ресторанов, но по сути была частным заведением, содержащимся за деньги семьи хозяина. В Ташкенте было много подобных мест, которые только по вывеске считались государственными. Об этом знали можно сказать все, но по каким-то причинам, это считалось нормальным. Да и в сравнении с любым предприятием общепита, все здесь было гораздо вкуснее и качественнее.
Сытый и довольный я отправился прогуляться, и сам того не осознавая, вдруг оказался на другом конце города, на одном из районных рынков, у какого-то магазинчика «Спорттоваров», где какой-то, хорошо одетый, и следовательно не бедный, молодой парень, лет двадцати, покупал мотоцикл «Восход». В это время он стоил четыреста пятьдесят рублей. Пожалуй, стоит остановиться на том, как в это время, приобреталась подобная техника.
Не знаю, появлялись ли легкие мотоциклы в автомагазинах, но чаще всего их покупали в «Спорттоварах». Претендент на покупку вожделенного железного коня, приходил в магазин с канистрой, в которой находилось определенное количество бензина, заранее смешанного с моторным маслом. Чаще всего, мотоциклы поставлялись в деревянной упаковке, и естественно никакого топлива в их баках не наблюдалось. После оплаты стоимости на кассе, мотоцикл силами продавца и покупателя, выкатывался или вытаскивался со склада или с витрины, за пределы магазина, и именно здесь происходили все манипуляции по его подготовке к движению.
Если мотоцикл был упакован в деревянный каркас, то его разбирали прямо на месте, а после, начинали готовить мотоцикл к первой поездке. То есть накачивали шины, протирали железного коня от консервационной смазки, заправляли горючим, и проверяли все узлы и детали перед первой поездкой. Иногда происходило так, что мотоцикл, напрочь отказывался заводиться. Все-таки качество сборки на заводах, оставляло желать лучшего. В этом случае, вызывался продавец, ему предъявлялись претензии, и если покупатель был достаточно убедителен, то составлялся акт, и мотоцикл меняли, на другой, или возвращали деньги. Хотя, бывало и иначе, но достаточно редко. Магазину тоже нужно было делать план, и если продавец обнаруживал, что подготовка техники велась неаккуратно, то есть замечал какую-то царапину на корпусе, или что-то еще, мог и отказаться принять мотоцикл назад.
При этом, во время подготовки нового мотоцикла, вокруг обычно собиралась целая толпа, добровольных помощников, готовых на все, только бы прикоснуться к этому чуду советской техники. Чаще всего, все эти добровольцы, состоящие по большей части из пацанов лет четырнадцати-шестнадцати, готовы были на все, уборку мусора, помощь в протирании мотоцикла, накачке шин, только ради того, чтобы новый владелец прокатил одного из претендентов, сделав небольшой кружок, или же проехав метров двести по прилегающей улочке. После чего он отправлялся по своим делам, а счастливый пацан рассказывал друзьям о своих впечатлениях.
На этот раз, так уж вышло, что в качестве, добровольного помощника выступал именно я. Накачав шины, протерев мотоцикл тряпочкой, и залив в бак бензина, дождался возвращения хозяина, отгоняя от вновь приобретенного мотоцикла, наиболее любопытных личностей. Сам хозяин в это время, стоял у кассы, постоянно оглядываясь через окно на своего железного коня, до оформляя документы на мотоцикл, ставя в гарантийные талоны, необходимые печати и подписи. Наконец счастливый и довольный вышел из магазина, приподнял седло мотоцикла и положив полученные бумаги именно туда, обратился ко мне:
– Ну, что парень прокатимся?
– Я, только за! – ответил ему горящим взглядом.
– А, сам-то ездил на таком?
– Случалось, у отца ИЖ-Планета 56 года есть.
– О! Да ты спец! Однако. Ну давай заводи, посмотрю, как ты умеешь.
Активировавшийся сам собой дар, вовсю воздействовал на моего оппонента, снижая его критическую оценку до минимума, и вызывая бесконечное доверие ко мне самому. Заведя мотоцикл, я слегка крутанул ручку акселератора, и обратился к хозяину:
– Все готово можно ехать.
Тот вдруг охлопал свои карманы, похоже выискивая пачку сигарет, обернулся назад, увидел табачный киоск, и произнес.
– Вижу, что умеешь! Давай парень, кружочек по площадке, не торопясь, а я пока сигарет куплю.
Пацаны, находящиеся неподалеку, так и взвыли от упущенной возможности. В принципе, подобное иногда случалось и раньше, но чаще всего в том случае, если помощником покупателя, выступал кто-то хорошо знакомый. Поэтому в общем-то это и было воспринято, вполне нормально. Я же, сев на мотоцикл, включил первую передачу, и сделал небольшой кружок, по площадке возле магазина. Стоящий возле киоска парень, уже купивший пачку сигарет, с улыбкой показал мне большой палец, поощряя мои действия, и закуривая сигарету.
Видя такое дело, я пошел на второй круг, и в последний момент, заметил, что ворота рынка открыты, а через них, въезжает на территорию, какой-то грузовик. Тут же, переключив передачу мотоцикла резко ускорился, и вместо того, чтобы завершить круг по площадке, протиснулся вплотную, возле въезжающего на рынок грузовика, проскочил через открытые ворота, выехал на близлежащую улицу, и добавив газа помчал подальше от этого места. Крики раздавшиеся за моей спиной, только заставили меня увеличить скорость. Несколько раз свернув с одной улицы на другую, в итоге вылетел на довольно широкий проспект, и снизив скорость, вклинился в поток движения транспорта.
Адреналин клокотавший в моей груди, постепенно сходил на нет, а я двигался в восточную часть города, наслаждаясь скоростью, встречным ветром, и своей удачей. Мотоцикл, мне по большому счету был совершенно не нужен. Во-первых, у меня не было прав, и первый же мент, мог ссадить меня с него только из-за их отсутствия. Хотя, я знал довольно многих парней, которые катались на своих мотоциклах, даже не задумываясь о правах. Да и милиция, не особенно обращала на них внимания, до того момента, как те не попадали в аварию. Среди пацанов, даже ходили слухи о том, что милиции запрещено преследование мотоциклистов, чтобы не спровоцировать аварию. Не знаю, насколько это правда, но об этом говорили многие. А, во-вторых, мотоцикл, просто негде было держать. В общежитие с ним не пустят, а оставив его на улице, означало бы, что он тут же сменит своего хозяина. Даже если я заберу документы, это ничего не изменит. Кто его будет искать? К тому же скоро мне предстоит отправка на хлопок, следовательно с мотоциклом стоит сразу же распрощаться. И опять же, разыскивая мотоцикл, будут искать в первую очередь именно меня. Хотя я и сомневаюсь, что смогут меня подробно описать, но тот парень, я думаю уже заявил об угоне.
Что мне остается? Или покататься и бросить мотоцикл, на какой-то улице, или же попытаться его пристроить в хорошие руки. Второй вариант всяко предпочтительнее. Решив это для себя, на очередном перекрестке свернул направо, и покатил в сторону авторынка, благо что календарь указывал на воскресный день, и авторынок работал. Доехав до места, скромненько встал у самого входа, в уголок, и соорудил на своем лице, расстроенную физиономию, на которую тут же клюнул какой-то мужичок.
Заинтересовавшемуся клиенту, поведал слезливую историю, слегка усиленную своим даром о том, что истратил отложенные на отпуск семейные деньги, на покупку этого коня, а отец, грозился прибить меня, если я не верну все обратно. Все конечно не получится, и я это прекрасно понимаю, но хотя бы рублей четыреста вернуть, и то дело, плакался я в жилетку подошедшему мужику. Тот похоже поверил мне от и до, а куда ему собственно было деваться, если его сознание, подпираемое моим даром, играло в мою пользу. К тому же он прекрасно видел, что мотоцикл, совершенно новый, и купленный несколько часов назад. Единственное, что смущало, именно его, так это то, что у него в наличии было всего триста пятьдесят рублей, что он и озвучил уже через минуту.
Я конечно состроил грустную физиономию, с горестью произнес, что придется сегодня идти на грузовой двор разгружать вагоны.
– А то действительно прибьет, и мало не покажется
И в итоге, согласился на предложенную цену. А уж как был рад мужик, не стоит и говорить. Пересчитав полученные деньги, вышел с рынка, и поймав такси отправился в сторону общежития. Сейчас можно было уже не экономить. Жизнь налаживалась, и мне это нравилось.
Полтора месяца до начала учебы пролетели, как один день. А в конце августа, в общагу привалила толпа студентов. И вдруг оказалось, что эта комната принадлежит совершенно другим людям. Я попытался было, что-то доказать, но меня просто никто не стал слушать. Тем более, что даже в паспорте стояла прописка по общежитию, а конкретно комната была не указана. А бодаться со всем техникумом, даже используя свой дар, посчитал глупостью. Как в тех дворовых стишках: «Мораль сей басни такова – пять зайцев, хрен кладут на льва».
Мне просто, «достаточно учтиво» объяснили, что первый курс, традиционно живет в комнатах на десять и восемь человек в каждой, тут как повезет.
– Перейдешь на второй курс, возможно найдешь себе четырех, или двухместную комнату, разумеется все зависит от того, как себя покажешь. А пока ты никто и звать тебя никак. Так, что забирай свои вещички и уматывай, по добру, поздорову.
– А, как-же мебель? Это мой письменный стол, этажерка с книгами.
– Ну куда ты его сейчас втиснешь? Подумай сам. А здесь он хотя бы сохранится до следующего года. Этажерка и нам пригодится, а книги забирай, все равно здесь никто читать не умеет. Конечно можешь попытаться забрать и стол, но…
В общем-то парни были правы. Куда все это денешь, если в комнатах и так особо не развернешься, тем более, что ходили слухи о том, что этот набор был гораздо больше предыдущего, и можно было ожидать появления двухъярусных коек. Правда пока их не было, и только в силу того, что уже пятого сентября, состоялась торжественная линейка, в честь только что поступивших учащихся, а уже на следующий день, большая часть новоявленных студентов, отправились сразу в три колхоза республики Узбекистан, для оказания помощи бедным хлопкоробам, в борьбе с урожаем хлопка.
Меня, вместе с сокурсниками, отправили в Джизакскую область, Янгиабадский район, и поселили на полевом стане, неподалеку от поселка Чакыр. Перед отправкой и посадкой в автобусы, вещи студентов прошли строгую цензуру, и все спиртное из них было извлечено. Кто пытался возмущаться, тут же отправлялся дирекцию, за возвратом документов, и отправкой домой. Поэтому стоило прозвучать этому предложению, как все сразу же стали сдавать спиртное, без каких либо претензий. Директор прямо сказал:
– Будь у нас институт, а вам по восемнадцать лет, я бы и пальцем не пошевелил. А вы все еще несовершеннолетние, поэтому пить будете, или после совершеннолетия, или в своих собственных семьях, отвечать за ваш алкоголизм, я не собираюсь.
До всех, довольно быстро дошло, что церемониться с ними не будут. Хотя и оставалась надежда на то, что в колхозе с этим будет по-свободнее. Увы, даже близость довольно крупного поселка, ничего не изменила. Учитывая то, что мы проводили большую часть времени на полях, свободными оказывались только к концу дня. К этому времени, все магазины были уже как правило закрыты. Да и как оказалось, студентам продавать спиртное было строго-настрого запрещено. Пацаны, конечно пытались найти выход из положения, но практически безрезультатно. Да и по большому счету, это был чисто узбекский поселок, и спиртное здесь появлялось редко. Оно, как бы не пользовалось спросом.
Как вариант, примерно в десяти километрах на юг, располагался райцентр Баландчакыр, небольшой городок тысяч на пять населением, там со спиртным было попроще, как и в другом городке Ходжиабаде, до которого было восемнадцать километров, а до Ура-Тюбе, чуть больше двадцати пяти. И честно говоря, меня здорово удивило то, что пацаны смотрели на эти расстояния, довольно смело. Подумаешь, семь верст не крюк. Воскресенье выходной, вполне можно успеть туда и обратно. С другой стороны, может и так, тем более, что в ту сторону ходил рейсовый автобус. Одним словом, как там у Ломоносова: «Надежды юношей питают».
В итоге, забегая вперед скажу, что опять же, почти ничего не получилось. Нет, пацаны, все-таки добрались до Ура-тюбе, приняли на грудь там, затарились десятком бутылок портвейна с собой, и потащили все в поселок, но на выходе из автобуса, им устроили теплую встречу. Куратор от техникума, который находился с нами на хлопке, местный участковый и представитель колхоза. Вопрос был поставлен ребром. Или пацаны прямо сейчас разбивают все купленные бутылки о камень, и убирают за собой мусор, или полчаса на сборы, и они разъезжаются по домам, забыв навсегда о техникуме. Один из них попробовал возмутиться, так его тут же приняла местная милиция, под контролем куратора собрали вещи, и вызвали родителей, которые уже на следующий день приехали в колхоз, и забрали свое чадо домой. Больше нарушителей, до конца сбора хлопка не появлялось. Во всяком случае, никто не пытался добывать вино именно таким образом. Хотя способ принять на грудь, все же был найден.
Пожалуй, стоит немного остановиться на том, как здесь убирают хлопок. Хлопок, как оказалось однолетние растение семейства мальвовых, которое чаще всего выращивается в Средней Азии. Поспевает он, начиная с начала сентября, и первыми на поля выходят женщины хлопкоробы из ближайших колхозов. Причем они собирают, только самые верхние раскрывшиеся коробочки, не обращая внимания на те, которые находятся ниже. То есть даже если они и поспели, но считаются уже ниже сортом. Самый первый созревший хлопок, считается лучшим по качестве, а семена с него идут на элитные сорта. Считается, раз он созрел раньше других, значит выращенный хлопок из этих семян созреет раньше, и будет более качественным. Когда первый урожай собран, на поля выходят комбайны, которые собирают все, что осталось на кустах, оставляя за собой, практически голые поля. И вот тут-то, на поля выгоняют студентов. Точнее никто не пытался искать горячительные напитки на стороне.
Существует три сорта хлопка, который достается студентам;
«Высший сорт» – только волокно из созревшего, полностью раскрытого курака. Так называют коробочку. Такой хлопок попадается редко, и чаще всего его не собирают отдельно, гораздо выгоднее бросить его вместе с кураком в мешок, по цене получается много ниже, зато по весу больше.
«Первый сорт» – можно брать раскрывающийся курак, где волокно ещё не дозрело, только надо оторвать лепестки коробочки. Ну, особо рьяные сборщики так и поступают, но чаще всего не обращают на все эти лепестки внимания. Один черт работа бесплатная, так чего стараться-то?
«Технический подбор» – собираются с земли остатки опавшего или не дозревшего урожая. Коробочки с полусгнившими семенами, в которых тоже есть частица «белого золота».
По цене, «Высший сорт» стоит десять копеек за килограмм. «Первый сорт» – пять, а «Технический» – две корейки. Но последний это фактически мусор, с коробочками, кусочками кустарника, а порой и землей. За это разумеется ругают, но как я уже говорил, денег все равно не дождешься, а сидящий на весах бабай-приемщик, все равно снизит сорт до минимума, и хоть очисти его до малейшей пылинки, все равно высшим сортом, его не назовут.
Теоретически, существует норма, которую должен собрать студент за день. Вначале, по приезду, она была равно пятидесяти килограммам, чуть позже, когда поле уже основательно ободрали, норму снизили до двадцати пяти. Хлопок же поспевает неравномерно, вот и получается, что одно и тоже поле можно обдирать в течении месяца, а то и двух. Комбайны повторно запускать смысла нет, а вот студенческая рабсила, вполне с этим справляется. Причем в этом словосочетании, означает именно раба, а не работника. Почему? Да все просто.
Тебе выдают норму, которую ты обязан сдать за день. Даже пятьдесят килограмм по две копейки, это всего лишь рубль. А чтобы их собрать уже с ободранного поля, приходится находиться на нем буквой «Г» с раннего утра, до позднего вечера. При этом бабай-приемщик, мало того, что делает пересортицу, так еще и дает огромную скидку до пятидесяти процентов на мусор. А попытаешься, что-то доказывать, сделаешь только хуже для всех.
Теоретически, кормить тебя должны бесплатно, фактически, на это уходит весь твой дневной заработок. Мало того, если у тебя есть опыт, и ты собираешь двойную норму, а твой сосед не выполняет и половины, сбор раскидывается на всю бригаду. И все равно ты никаких денег не увидишь. В редких случаях, колхоз может наградить отдельных личностей, ценными подарками. Иногда это – наручные часы, реже – радиоприёмник, а чаще всего – почетная грамота. Деньги? Какие деньги? Если какие-то деньги и появляются в ведомости, тебя тут же приглашают в комитет комсомола, и вдруг оказывается, что ты добровольно перечислил заработанное, а если будешь спорить, то и часть своей стипендии в фонд поддержки Луиса Корвалана, Анжелы Дэвис, или Иннесы Арманд. Как умерла? В 1920 году? И что теперь ты выступаешь против Советской власти, и не желаешь увековечить ее дела памятником?
Поэтому проще молчать и не спорить. В конце концов ты ведь пришел сюда зарабатывать профессию, а не деньги! Вот и получай, за чем пришел. Тем более, что стипендию, все-таки платят.
Глава 4
4
Поселили нас, как я уже говорил, на полевом стане. Представьте себе два длинных барака из саманного кирпича, оштукатуренных той же глиной, и побеленных известью. По верху брошены под небольшим уклоном лаги и постелен шифер. Внутри имеется печь, сложенная из все того же самана, и при необходимости ее топят гузапаей. Гузапая это – стебли хлопчатника, оставшиеся с прошлого года. Хлопок считается масличной культурой, и потому стебли разжигаются довольно легко, горят бурно, и жарко. По большому счету, печи не особенно и востребованы, сентябрь и октябрь конечно не лето, но и сейчас температура порой доходит до тридцати градусов жары. Ночью конечно прохладней, до и горы рядом, поэтому печи и поставлены, но понадобятся они ближе к концу октября.
Внутри бараков обычные деревянные нары в два этажа. На каждое место, выдают стандартный ватный матрац, такую же полушку, и байковое одеяло. Простыни и наволочки, меняют раз в неделю в банный день. Баня, находится в поселке, куда нас и отвозят на помывку. Точнее отвозят половину всего личного состава в субботу, а вторую в воскресенье. Возят обычно на грузовике, потому что другого транспорта в колхозе нет. Ну не считая личных автомобилей. Учитывая то, что асфальт здесь имеется только в самом поселке, а окрестные дороги все без твердого покрытия, то возвращаешься из бани, как бы не грязнее, чем перед поездкой туда. И единственное что спасает от полного зарастания грязью, так это небольшое озерцо, в ста мерах от полевого стана на север, или ручей в двухстах метрах на запад. Правда в том же ручье, особо не накупаешься, потому что он берет свое начало в горах, что поднимаются в каком-то десятке километров на восток, и вода в нем холодна как лед. Но вкусная до невозможности.
Озеро, в отличии от ручья довольно теплое, правда воду нельзя назвать идеально чистой, по цвету она напоминает какао с молоком, этакая светло-коричневая субстанция. Ради интереса, как-то набрал стакан воды, и оставил на всю ночь, к утру, вся муть осела, и внизу, примерно на четверть стакана образовался такой коричневатый осадок. При этом сама вода посветлела далеко не полностью. Но возвращаясь после целого дня работы в поле, даже такое озеро, способствует тому, чтобы быстрее прийти в себя. Вдобавок ко всему, здесь совершенно нет женщин. В техникуме имеется единственный факультет, где готовят бухгалтеров и диспетчеров, и там учатся, только девочки. На всех остальных одни мальчишки, поэтому стесняться нам особенно некого. Даже в качестве штатного повара, выступает местный бабай.
Потому возвращаясь с поля, первым делом, подхватываешь мыло, мочалку, и отправляешься к озеру. Выкупавшись, подхватываешь свою одежду, и бежишь к ручью. Там по-быстрому ополоснувшись, смываешь с себя всю глину, подхваченную в поле и озере, а после занимаешься стиркой, и в одних трусах, возвращаешься в казарму. Там одевшись, во что-то свежее выходишь во двор и садишься за стол. Ужинаешь, и после этого до двадцати трех часов, делай что хочешь.
Правда особых занятий тоже нет. У руководителя имеется пара мячей, кто желает идет играть в футбол или волейбол, кто-то устраивает шахматно-шашечные баталии, или забивает козла в домино. Карты запрещены. Хотя, кое-кто играет и в них, правда уходя или к озеру, или к ручью. Да и чаще всего режутся в дурачка. Электричество хоть и проведено, но, по словам руководителя, из-за высокой нагрузки напряжение слабое, да и сигнал телевизора тоже плохой. Радио еще как-то, что-то ловит, но и то, очень немногое. Местные радиостанции транслируют в основном национальные мелодии, а Маяк, принимается с большими помехами. И хотя до Ташкента тут, всего около двухсот километров, поймать хоть что-то, просто нереально. Я хоть и взял с собою, магнитолу, но взятые в дорогу пяток кассет, уже надоели до смерти, о радио я уже говорил. Одним словом, скука здесь неимоверная.
Поэтому, пацаны, все-таки нашли выход из создавшегося положения. Примерно в трех километрах от поселка, имеется довольно крупная бахча. Нас предупредили сразу о том, что в принципе, ничего не имеют против того, что мальчишки, возьмут пару-тройку арбузов, для того чтобы полакомиться сладким. Единственное требование, не портить урожай. То есть нужен тебе арбуз, аккуратно зашел на поле, выбрал тот, что на тебя смотрит, срезал, и кушай на здоровье. Мало? Срежь еще один, но другие не порти. Вначале, так оно и было, потом, уж не знаю, кто до этого додумался, или вспомнил, но арбузы стали закапывать. Как? Да очень просто. Оказывается, если сделать аккуратный нарез, то есть вырезать кусочек арбуза, как это делают на базаре, показывая его спелость, а после взяв длинную палку, размешать внутри мякоть, превратив ее в жижу, вставить нарез обратно, и обмазав арбуз жидкой глиной, а глины здесь хоть отбавляй, прикопать его на солнцепеке, то он начинает бродить, и уже на третий-четвертый день, в зависимости от размера, можно добыть из него пару-тройку кружек, вполне себе пьянящей браги. При этом выхлоп, от употребления последней будет вполне безобидный, а вот настроение резко повышается. В общем выход из положения был найден. И некоторые пацаны, были просто счастливы из-за этого.
Все, когда-нибудь, заканчивается, и к концу октября, мы наконец ободрали все окружающие нас хлопковые поля, и приехали в Ташкент. Первым делом, отправился в баню. В общем-то душевые есть и в общаге, но когда туда пытаются прорваться больше трехсот человек народа, причем все одновременно, лучше сходить в баню. Тем более, что здесь с этим нет никаких проблем, бани, по-местному хамом, есть в каждом районе. Где-то лучше, где-то хуже, но я отправился в привычную мне, туда, где жил до переезда в общежитие техникума. По дороге прикупил стирального порошка, щетку, не пожалел сорока копеек, и взял в душевом отделении ванну.
Первым делом, отдраил ее стиральным порошком и щеткой, несколько раз ошпарил кипятком, перестирал все свои вещи, что брал в поле, закинул их на горячую трубу в раздевалке, чтобы сохли, после чего, налил полную ванну воды, и залег в нее отмокать. После двух месяцев мытья в колхозной бане, и полевом озере, блаженство неописуемое. Валялся там, наверное, минут сорок, вылез оттуда распаренный и счастливый, собрал свои почти просохшие шмотки и наконец покинул это гостеприимное заведение. Уже на выходе, узнал, что можно было отдать все свои вещи банщице. Оказывается, она оказывает такие услуги. Конечно не официально, но двадцать пять копеек за килограмм одежды, не такая великая сумма, зато пока я отмокал в ванной, все вещи были бы перестираны и высушены, а при нужде и выглажены. Одним словом, любой каприз, за ваши деньги. Пообещал тетке, что в следующий раз сделаю именно так. И довольный вышел из бани.








