Текст книги "Великий диктатор (СИ)"

Автор книги: Alex Berest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

«Ну да, ну да. Как же, как же. Не убила она. А я тогда здесь почему?» Но додумать не успел, в разборки вмешалась матушка.

– Ты всё знал? А нам сказал только про беременность? – крик матери перекрыл все возмущенные возгласы. – Да ты! Да ты! Гад! На! Получай! – и ухватив со стола деревянную скалку, ловко метнула её в отца.

Батя не успел увернутся, да и не ожидал ничего подобного. От удара прилетевшего ему по лицу, его повело на стуле, и он рухнул на спину, только ноги в сапогах мелькнули. Меня в это время схватили чьи-то руки и поволокли в сторону. Оглянувшись, я увидел Анью, которая делала мне страшные глаза и продолжала тянуть к лестнице на мансарду.

Весь оставшийся вечер я провёл вместе с сестрой, чутко прислушиваясь к доносившимся снизу звукам и голосам. Как я, оказывается, плохо знаю тех, кого безоговорочно принял как родителей. Что мне теперь делать и как с ними дальше жить? Я не мог найти ответа на свои вопросы. А на все попытки сестры меня растормошить или развеселить, просто грустно молчал.

И только мой тонтту Хиири понял меня правильно и подарил мне легкий и счастливый сон, где я летал по какому-то лугу между больших цветов, как громадный шмель. И было это так прекрасно, что проснувшись, я ещё несколько минут лежал в постели и вспоминал чудесный сон. А потом вспомнил случившееся вчера, и всё хорошее настроение сдуло как ледяным сквозняком.

К моему глубокому удивлению завтрак прошел без эксцессов. Наоборот, все присутствовавшие за столом подшучивали друг над другом и вспоминали яркие моменты вчерашней маленькой гражданской войны.

Батя щеголял с опухшим носом и обоими подбитыми глазами. Еще по одному фингалу обнаружилось у обоих дедов и у матушки. Потери бабуль были не ясны, так как их лица не пострадали, но обе явно, и даже как-то синхронно, хромали на свои правые ноги. На нашей печи обнаружились сколы штукатурки, да и посуда явно тоже пострадала. Зато вчерашняя ударная скалка обнаружилась на самом видном месте. На полочке под прибитым к стене распятием, там где раньше стоял бронзовый подсвечник.

Доел пшеничную кашу с молоком и уже захотел свалить к себе, но не успел. Меня окликнул отец.

– Матти, подожди. Иди сюда, – и мне пришлось обходить стол кругом чтобы добраться до него. А куда деваться? – Надеюсь, ты вчера на меня не обиделся?! – то ли спросил, то ли констатировал отец.

– Нет, па, – а что еще я мог ответить? – Но мне понравилось, как мама умеет пользоваться скалкой, – не утерпел и съехидничал я, запоздало испугался и стоял ждал реакции мужчины.

– Это да. Это я сам виноват! Забыл насколько она хорошо играла в «кююккю» в детстве. Так биту кидала, что сразу фигуру выбивала. Эмма! А помнишь как ты по той собаке по голове попала, которая за Сюзанной гонялась? – и они с матерью принялись вспоминать какой-то случай из своего детства, совершенно забыв про меня.

Чем я и воспользовался, но удирать к себе не стал, а подошёл к деду Кауко.

– Деда, пойдём я тебе что-то покажу.

– Ну, пойдём, неслух. Что ты там еще придумал? – и дед кряхтя поднялся, потопал вслед за мной в мансарду.

Идея бумажной и разноцветной вертушки на палочке деду очень понравилась. Он даже выскочил на улицу сделал несколько кругов по двору с ней. Радуясь разноцветному вращению, как маленький ребенок. Его странные манёвры заметили и другие домочадцы, и тоже высыпали на улицу. Бегать с вертушкой кроме Анью никто не стал, но все тоже похвалили меня за придумку.

А на следующий день дед, поняв что я хочу не сам их клеить и продавать на ярмарках, а предложить запатентовать совместно с заводчиком Гуннарссоном, который производил наши зимние удочки, запряг сани и повёз меня в город.

– Заодно к моему поверенному заедем, – он неожиданно мне подмигнул. – Надоели мне пьяные выходки твоего отца. На тебя наследство перепишу. Только ты – тсс, – он приложил указательный палец к губам и сделал страшное лицо. – Никому! Слышишь, внук?

– Угу, – безрадостно угукнул я.

Вот не было мне печали…

…..

– Лео, ну, это же несерьёзно! Чем мне может помочь этот твой гений? Я бы еще понял, если бы это был взрослый человек с специальным инженерным образованием. Но пятилетний деревенский мальчик чем мне поможет? – Фредрик Идестам, совладелец компании Нокия, с сожалением в глазах покачал головой. – Ну, подсказал он тебе про торф. Так про то, что его можно вместо угля использовать даже я знаю.

– Так почему ты мне не подсказал про это? Почему все нанятые мной инженеры не подсказали мне это? Хотя сейчас утверждают, что давно про это знали! Фред! Все дело здесь не в знании. Поверь мне! А в гениальной удаче! Твои внуки, Том и Алекс, попались мне во дворе, где они гонялись за скалотяпами из сказки, которую придумал этот пятилетний деревенский мальчишка. Я не призываю тебя верить в то, что его совет обязательно тебе поможет. Но я видеть уже не могу, как ты мучаешься с проблемой рифлёного картона. Я правильно произнес его название?

– Да, Лео. Правильно. По английской технологии, мы его получаем слишком мало, а спрос на него очень велик. Если бы я удовлетворил все запросы торговцев, то даже перекрыл бы доход от бумаги. Которую мы поставляем в дюжину стран. Все мои инженеры так и не смогли придумать ничего нового, прорывного.

– Как и я не придумал. Почему-то подсказку решения проблемы мне дал этот пятилетний мальчик. Может и тебе стоит съездить и спросить? Составишь мне компанию? Я как раз собирался туда. Надо же как-то отблагодарить его. Вот поеду и спрошу, чего он хочет. Поехали со мной.

– Пф. Ну, давай. Заодно внуков прихвачу, Пусть пообщаются с автором их ненаглядного Мумми-тролля.

Глава 13

Сразу после свадьбы Тюуне к нам приехали неожиданные гости. Сама свадьба прошла тихо и почти незаметно. Без всех традиционных финских зимних свадебных гуляний. Типа похищения невесты и лыжной погони, лепки снежных баб, штурма снежных крепостей и прочих забав. Молодых тихо обвенчали и точно так же, относительно тихо, отпраздновали это в узком семейном кругу. Заодно совместили и её день рождения. Как-то так получилось, что свадьбу играли в день её шестнадцатилетия.

Приглашений родственникам не рассылали, кто знал, тот и поучаствовал. Но даже так набралось под сотню человек с обеих сторон. Гуляли у нас, на подворье почтмейстера было места всего лишь под одну повозку и пару бочек с водой.

Столь малое количество земли не говорило о бедности семьи. Просто херра Рантанен всю землю пустил под строительство своего дома. Широкий и длинный одноэтажный дом из жёлтого кирпича был очень красив. А количество комнат позволяло с удобством разместить всё многочисленное семейство Рантанен. В одной из этих комнат и предстояло жить молодожёнам пока они не накопят на свой собственный дом. А учитывая, что Микки был единственным сыном этого семейства, а все остальные шесть детей – это девчонки, то Тюуне явно не повезло. Съедят точно.

В нашем же доме, наоборот, становилось всё пустыннее и пустыннее. Сначала брат Кауко переехал в город, затем, женившийся и поживший немного с нами, Эса переехал в домик, в котором жил до переезда Кауко. Теперь вот и Тюуне покинула нас.

В мансарде стало тихо и спокойно. Без постоянных склок и споров между моими братьями и сёстрами. Анью, которой в этом году должно было исполниться тринадцать лет, вовсю увлеклась шитьём. И часто, тихой мышкой, корпела над очередной своей работой. Тем более что мать усилила над ней контроль. Так как считала себя виноватой в случившимся с Тю и теперь вовсю старалась, воспитывала.

Братец Ахти, после истории с курением, епископом и теорией «быть подобно Христу», ударился в религию. Постоянно штудировал библию и какие-то многочисленные жития святых, которые ему подбрасывал наш пастор. Предки, в целом, одобряли его увлечение. И только дед Кауко опасался, что Ахти оставит семью и клан, и уйдет в священники.

…..

О приезде столичных гостей я знал заранее, но не придал этому значения. У нас много кто приезжал на зимнюю рыбалку, и телеграммы о бронировании домиков приходили с регулярной постоянностью. Тем более, что гости из Гильсенгфорса обычно приезжали поздно вечером, по прибытии поезда из столицы.

В тот день у нас было всего три урока, русский язык у нас в школе отменили. Жена нашего пастора, руова Харри, ушла, если так можно было выразиться, в декретный отпуск. Написанное ею письмо в канцелярию генерал-губернатора о своей невозможности преподавать в школе вызвал там недоумение. Как же так? Гарнизона нет уже несколько лет, а русский язык преподают. И в ответном письме уведомили её, что разрывают с ней договор на преподавание языка. Всё это я узнал, не специально подслушав разговор еще двух наших учителей.

По дороге со школы мы с Миккой немного повалялись в снегу, когда я ему показывал, как надо ставить подножки. И как надо выкручиваться, если тебя пытаются схватить. Короче, побесились минут десять, а может и двадцать, часов-то ни у кого из нас нет. Устали, вспотели, промокли, а пустые желудки напомнили что и проголодались.

Но дома меня никто и не думал кормить. Прямо чуть ли не с порога бабушка Ютта заявила:

– Где тебя носит? Что ты весь такой встрепанный и мокрый? Там к тебе господа из столицы приехали. Дед уже весь тебя обыскался.

– Ко мне? Дядя Ээро?

– Не знаю. Старый почти ничего не говорил. Вроде из Нокии, что ли…

– А. Леопольд Мехелин. И именно ко мне? Зачем, ба? А ещё кто?

– Да откуда я знаю. Отстань от меня. Иди, бегом переодевайся в сухое, – меня бесцеремонно развернули к лестнице и подтолкнули. – И оботрись, бестолочь, – догнало меня её наставление, в спину, уже на самом верху.

Какого Хийси (леший) этому Мехелину от меня надо? Думал я, лихорадочно раздеваясь, обтираясь полотенцем и переодеваясь в сухое. Может, всё-таки решил отблагодарить за подсказку о торфе? Было бы неплохо. Но что-то я сильно сомневаюсь в подобном. Ладно, сам и расскажет.

Развесил мокрую одежду поближе к печной трубе и осторожно спустился по лестнице вниз. После летнего полёта и потери ногтя повторять подобное меня не тянуло. Внизу меня уже дожидалась бабуля, которая вручила мне два горячих пирожка с начинкой из лука и щучьей икры, и вытолкала на улицу, не забыв сообщить, что мне к жёлтому домику в кемпинге.

Как там про мёд? Который вроде бы есть, но его тут же и нет. Так и пирожки. Вроде бы только в руках держал, а уже только легкий запах теста на варежках остался. Кстати, о мёде. Чего это я про Винни-Пуха забыл? У него тоже двойная «н» в имени, а значит он тоже финн.

Так, пребывая в размышлениях и вспоминая что я вообще помню про этого медведя, который на самом деле был медведицей, я и не заметил как добрёл до кемпинга. Дед меня увидел издалека и замахал руками, чтобы я ускорился. Пришлось перейти на лёгкую трусцу. Делать мне нечего, опять потеть в беге. Это не игры, обойдётся.

– Где тебя носит? – дед ухватил меня за воротник и потащил к жёлтому домику.

Вообще-то, это была моя идея покрасить домики в разные цвета, сразу после того, как нанятая бригада печников обустроила их печками. Теперь, зимой, мы могли принимать больше гостей. И гостям нравилось такое цветное разнообразие. У нас даже постоянные клиенты появились, которые бронировали домики именно по цвету. Правда пришлось нанимать человека в печники. Но зимой, когда работы немного, желающих на такую легкую работу хватало с избытком.

– Деда! А кто приехал? Леопольд Мехелин? А ещё кто? – засыпал я старика вопросами.

– Пф, Матти, не знаю я как второго звать, но первый – это тот самый Леопольд. Сняли домик на сутки и потребовали тебя. Я думал, что они на рыбалку. А им ты нужен! – он неожиданно остановился и, развернув меня к себе, спросил, глядя мне прямо в глаза. – Зачем, Матти? Ты что-то натворил? Или что-то им пообещал? Этот Леопольд, он ничего плохого тебе не делал?

– Нне, деда. Ты чего? Ты о чём? – я постарался сделать взгляд растерянно-придурошный.

И, видимо, у меня получилось. Дед молча меня развернул и снова погнал впереди себя к искомому домику, где мы веником, по очереди, отчистили свои валенки от снега и вошли внутрь.

– Вот, господа. Мой внук, Матти Хухта. Какой у вас к нему вопрос? – дед вытолкнул меня вперёд, прямо на солнечный прямоугольник на полу от окошка. Я зажмурился от ярких лучей солнца, которое в этот момент решило навестить наш север. Стянул с головы свою любимую лапландскую шапку и поздоровался с гостями.

– Здравствуйте, господа.

– Здравствуй, Матти, – вполне доброжелательно, но в тоже время с ноткой неудовольствия в голосе, поздоровался со мной Леопольд Мехелин. – Познакомься, это мой напарник и второй совладелец Нокии, Кнут Фредрик Идестам, – он указал на мужчину, сидящего рядом с ним за круглым столом. Мужик сухо и недовольно мне кивнул и обратился к деду.

– Спасибо, что доставили мальчика. Ступайте, – и я понял, что дед сейчас взорвётся.

– Этот мальчик – мой внук! Если у вас есть к нему вопросы, задавайте при мне. – почти прорычал дед Кауко.

– Хорошо господин Хухта, – согласился с требованием деда Мехелин. – Фредрик, друг мой, это не просто какой-то там старик, а владелец этого кемпинга, озера и земель вокруг, а ещё, депутат сейма.

– Извините, херра Хухта, – повинился Идестам перед дедом. И с ходу, перейдя на шведский, обратился к своему напарнику. – Зря ты меня сюда притащил Лео. Чем мне может помочь этот крестьянский ребёнок?

– Да, чем я должен был помочь вашему напарнику? – набравшись наглости, спросил я тоже на шведском у Мехелина.

– Прошлым летом, когда мы говорили про электростанции, ты мне подсказал про торф, – с усмешкой глянув на своего растерявшегося компаньона, пояснил мне глава города Гельсингфорс. – Вот я и подумал, а вдруг ты что подскажешь и ему, с его проблемой.

– А вы уже начали строить электростанцию на торфе?

– Да. Я в России нашел инженера, который одержим подобными станциями. Роберт Классон, уже начал проектировать станцию. И да, кстати, я тебя так и не отблагодарил за твою помощь. Есть ли у тебя какое желание? Может, я смогу его выполнить?

Ха! Змей искуситель. Что потребовал бы ребёнок? Барабан? Заводную игрушку? Модель фрегата? А зачем мне-то это всё?

– А если я хочу больницу?

– Не понял, – растерялся Леопольд Мехелин. – Ты хочешь игрушки, чтобы играть в доктора?

– Нет. Наше село, Яали, не дотягивает по населению до полутора тысяч человек. И поэтому не может рассчитывать на народные школу и больницу. Может, вы, в качестве награды, попросите кого-нибудь в столице чтобы нам открыли больницу?

– Какой наглый ребёнок, – перейдя на русский, прокомментировал моё требование херра Идестам, явно обращаясь к Мехелину.

– Ближайшая к нам больница, господин Идестам, находиться в Улеаборге, – произнёс я на русском, обращаясь к этому наглому мужику.

И с ужасом заметил, что говорю на вроде бы родном для себя языке, с заметным акцентом. Какой ужас. Я уже полностью офиннился. Или офинноязычился? Блин, как правильно?

– Давай так, мальчик, – вывел меня из мысленного ступора Идестам. – Если ты сможешь мне помочь, я построю в вашем селе первоклассную больницу за свой счёт, а Леопольд найдет врачей в неё и выбьет финансирование в департаменте, – недовольное пыхтение деда за моей спиной после этих слов моментально стихло.

– Я согласен. Но, что это за проблема? Никто из вас её так и не озвучил, – блин, я уже запарился стоять. Предложат мне, интересно, сесть или так и простою всю беседу?

– Наши с Леопольдом бумажные фабрики выпускаю рифлёный картон, знаешь что это такое? Вот, я на всякий случай, захватил образец, – мужчина полез в свой саквояж, стоявший рядом со стулом и вытащил небольшой квадрат картонки.

– Да, – я взял со стола образец и для виду покрутил его перед глазами. Простой однослойный гофрокартон. – Когда мне отец на прошлый день рождение покупал итальянский карабин, – пусть подумают, что я хвастаюсь. Ребёнок я или нет? – То он был в коробке из такого картона.

– Матти, а ну-ка дай-ка, – раздался из-за моей спины голос деда. – Точно, похоже. Я в таких коробках и стёкла для керосиновых ламп покупал.

– Так что вам надо-то, херра Идестам?

– Нынешний способ производства слишком медленный. Я и мои инженеры, уже три года бьёмся над способом увеличения выпуска этого картона. Но никак ничего не придумаем. Вот я и поддался на уговоры Михелина. Дурак старый (Old fool), – последние слова, про дурака, он уже произнёс на английском.

– Почему? (Why?), – я тоже перешёл на английский.

В ответ этот совладелец Нокии просто покачал головой под насмешливым взглядом своего товарища.

– А как сейчас производят этот многослойный картон?

Спрашивал я специально. Потому что при виде образца у меня сразу всплыли в голове кадры из просмотренного с детьми ролика на ютубе. Когда дети подрастают, они начинают задавать слишком много вопросов. И если на простые – «зачем и почему», я ещё мог дать ответ, то на сложные – «а как это сделано» или «как это работает», моих знаний уже могло и не хватить.

И я нашёл очень интересную подборку видео в интернете – «Как это сделано». И стал пользоваться ею, давая ответ детям. Так и с этим «гофрокартоном». Дети спросили, а что это там посередине и я полез на ютуб. Посмотрели вместе ролик, а в нём был и способ производства. Если он уже известен, то ничем помочь этим фабрикантам я и не смогу. А вот если нет, то будет неплохой козырь.

– Первый лист ровный, на него кладут рейки, между ними промазывается клей. Сверху, еще один лист бумаги, его тоже прокладывают рейками, которые продавливают бумагу до клея на нижнем уровне. Вот так и образуются волны (wavy) рифления (grooved), – перешел он на английские термины. Слава Богу, что на таком уровне я английский знал. – Затем, опять клей и еще один слой картона. И всё это сдавливается прессом.

Его объяснения вышли чересчур эмоциональными, он размахивал руками, показывая, что и как делается. Мда, про такой способ изготовления гофрокартона я никогда и не слышал. Прям, каменный век какой-то. Ну, тогда точно мой способ должен им подойти.

– Надо ускорить производство, но сохранить эту волнообразную начинку между картонками? – спросил я для вида и для него же, запустил свою пятерню в волосы на затылке.

Мужик обреченно кивнул, видимо ни на что не надеясь. Леопольд Мехелин молча достал портсигар и закурил папиросу. Я же, стал нарезать круги на метровом пятачке, чесать затылок и бормотать:

– Волны, волны. Если их свернуть, то звезда. Точно! Звезда! Мне нужна бумага и карандаш, – обратился я к мужчинам. – Деда! Найди мне два-три круглых поленца без коры, – скомандовал я родственнику. – Для примера!

Дед аж крякнул от возмущения, но пошёл искать потребное мне, что-то бурча себе под нос. Фредрик Идестам достал из своего саквояжа пачку бумаги и несколько карандашей и разложил это всё по столу. Или он Кнут? Вроде так его представлял Мехелин, но потом, называл его Фредриком. Непонятно.

Я, прекратив нарезать круги, стянул с себя шубейку, кинув её на дедов стул и самовольно, без разрешения взрослых уселся к ним за стол. Притянул бумагу, карандаши и, выбрав самый мягкий, принялся рисовать.

Идестам, не дожидаясь результатов моих художеств, переместился на стуле ко мне поближе и потребовал:

– Объясняй, малыш.

– Большие длинные валы, вырезанные или отлитые как звёзды. Между ними проходит бумага, которая попадая между выступом и выемкой валов, превращается в волнистую. Снизу еще один вал. Полностью круглый, он наносит клей на верхушки волны. Затем, вот этот вал приклеивает эти рифления к простому картону, который протягивает следующий вал. А вот здесь клей наносится сверху, и приклеивается второй слой. Вот, как-то так.

– Я ничего не нашел подходящего, – дед вернулся злым и недовольным.

– Ничего не надо, херра Хухта. Я и так понял, без примера. Это же гениально! Я же сотни раз смотрел на все механизмы и не смог представить вот этого! Господин Хухта! Ваш внук – гений! – И он кинулся обнимать деда. Хорошо хоть не меня, как прошлым летом Мехелин.

– Гений, – полузадушенно просипел дед, пытаясь выбраться из объятий Идестама. – Но, что насчет процента? Вы же патентовать это будете? – не упустил своего дед.

– Это обговаривать надо, – сразу выпустил его из объятий радостный промышленник. – Нам надо срочно в Таммерфорс! Когда ближайший поезд, херра Хухта?

– А может, задержимся? Порыбачим? – подал голос Леопольд Мехелин.

– Нет, Лео! Я не выдержу! Этот метод нужно срочно обсудить с инженерами! Как? Как нам попасть в Улеаборг? Вы отвезёте нас, херра Хухта?

– Отвезу, конечно! Если через полчаса выедем, то как раз на вечерний «Шведский экспресс» из Торнио успеем. Сейчас Матти пошлю на телеграф, он отправит телеграмму на вокзал, чтобы вам купе забронировали.

Вот вам и благодарность за новую технологию, думал я, пока бежал на лыжах в село. Надеюсь, что хоть дед с них что-то вытрусит, да и они не забудут про больницу.

– Здрасти, дядя Обрам, – поприветствовал нашего телеграфиста. – Не знаете, наш Кауко на ключе? А то у меня к нему телеграмма.

– Привет, Матти. Да, твой брат час назад на смену заступил. Мы уже перекинулись парой телеграмм. Что у тебя там? Давай! – я протянул ему листок с текстом и купюру в десять марок, которую мне дал Мехелин.

Через десять минут, я получил распечатанный текст ответа и на сдачу девять марок и десять пенни в мою копилку. И рванул на тракт, чтобы успеть отдать ответ деду, который повезёт гостей в город, а по пути, надо думать, поторгуется с ними.

Успел, и даже половину дороги до дома прошёл до того как появились наши сани. Пока шёл, поедом себя ел за подсказку Леопольду Мехелину о торфе. Названная им фамилия инженера – Классон, была мне знакома. Знал я о нём. Вот ведь, собирался своей стране не навредить. А если этот Классон не вернётся в Россию, то не построит тепловую станцию на торфе и рабочий посёлок с названием Электропередача, который потом превратится в подмосковный город Электрогорск.

Результаты переговоров деда с промышленниками я узнал только на следующий день, когда дед стал выяснять у меня зачем мне понадобилась больница.

– Так я, вон, в два годика голову пробил. Ты сам говорил, что еле довезли. А если ещё кто пострадает? А тут рядом будет. Да и для отца полезно будет.

– Для отца? Для Матти? Что ты несёшь, мелочь беспузая? Или он болен?

– А ты не знал? Он тебе не говорил? Он же собирается участвовать в выборах Орднинга (староста), в этом июне. Вот и будет ему предвыборная помощь.

– Вы меня в могилу сведёте своими выходками! Что сын, что внук.

– Так все в тебя, – съехидничал я и ловко увернулся от дедова подзатыльника. – Расскажи лучше, о чём ты с вчерашними гостями договорился?

– Пф, всё тебе знать надо. Если бы не я, за так, за бесплатно отдал бы свою идею. Один процент с патента. Тебе. И тебе же один процент привилегированных акций Нокии. Ты теперь у меня фабрикант, – и он взъерошил мне шевелюру. – Твой метод, обещали назвать нашей фамилией. Гордись. Пойду твоего отца искать. Надо бы ему сказать, что он может перед выборами, больницу обещать односельчанам. Или сам ему скажешь?

– Не, не, деда. Иди. Скажи. У тебя лучше получится.

– О тож! Чтобы вы без меня делали, бездари?

…..

В марте из свежей, двухдневной давности прессы, мы узнали, что умер Захариус Топелиус. Мама тут же отправила телеграмму в столицу с соболезнованиями его дочери, Еве Акки.

А у меня наступил период сомнений и метаний. Когда я вспомнил процесс получения гофрокартона, то вспомнились и другие видео, просмотренные с детьми. И, в первую очередь, о истории и изготовлении канцелярских кнопок и скрепок. Оказалось, что их ещё нет. И никто их не запатентует, ещё, как минимум, три или пять лет.

Следующим моим изобретательским проектом, до приезда господ из Нокии, был паровой двигатель Стирлинга в виде конструктора. Его презентация деду открывала бы мне возможность по улучшению парового дровокола. Ну, я так думал. Теперь же пришлось срочно бросить все силы на создание скрепок и кнопок.

И если скрепка из мягкой медной проволоки у меня получилась быстро, то с кнопками я изрядно намучился. Для того чтобы подойти к деду и объяснить, нужны были образцы. А вот с ними были проблемы. Сначала искал подходящую трубку, затем мучился с заточкой кромки этой трубки для изготовления круглых заготовок из жести. Про получение мной треугольного острия подручными средствами можно было, наверное, написать отдельную книгу. С этой, казалось бы мизерной, проблемой, особенно когда помнишь кадры получения кнопки при помощи пресса, я справился лишь к концу весны. И только тогда я и пошёл со своими «изобретениями» к деду.