Текст книги "Virgo Regina"
Автор книги: Ахэнне
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
'Чем они отличаются от третьесортников? Ростом, фигурой… и только? Немного'.
– Ладно, извини, – Альтаир словно целиком и без соли проглотил жабу. Здоровенную коричневую жабу, всю в бородавках. – Просто… ты единственный, кого я тут знаю… послушай… – вновь скривился. К жабе прибавился ворох опарышей. – Ты должен помочь мне, я из-за тебя оказался в этом аду!
Он сорвался на визг. Доминик наблюдал за бывшим любимчиком госпожи со смесью презрения, удивления…и жалости.
– Из-за меня? – протянул он, – В аду?
Служба у Королевы никак не походила на ад.
– Именно, – Альтаир мотнул волосами, от давно не мытых косм пахло кожным салом и грязью. – Здесь можно поговорить? Где-нибудь…безопасное место?
– Наверное, – пожал плечами Доминик, думая о келье, где каждое утро он и Теодор готовились к мессе.
Хотелось домой. Заняться обычными делами. Он покосился на Альтаира, чьи серые лохмотья покачивались, будто на огородном пугале.
Хотелось домой. В конце концов, он ничем не обязан элитнику.
Но чем тогда он лучше его?
– Пойдем, – вздохнул Доминик.
Он провел Альтаира по коридорам, пару раз толкнул в темноту – незачем, чтобы другие певчие видели его со 'старым приятелем'. У входа в келью сделал приглашающий жест:
– Входи. Здесь не помешают.
И, не удержавшись:
– Надеюсь, ты не воспользуешься моментом и не свернешь мне шею.
Альтаир только клацнул челюстями, всем своим видом демонстрируя: разорвал бы нахального третьесортника, что твой кусок бекона вилкой. Но не сейчас.
Он плюхнулся прямо на пол, хотя возле стены стояла деревянная скамья. Доминик сел на нее, сохраняя дистанцию.
– Что случилось, Альтаир? Почему ты здесь… и при чем, черт подери, я?
Альтаир уставился на него – то ли с ненавистью, то ли отстраненно.
– Ты впрямь изменился, – заметил он. – Не узнать.
Доминик не отреагировал на это.
Альтаир начал рассказывать.
*
Та самая ночь, когда Доминик впервые в жизни сделал что-то – а именно, удрал от хозяйки; когда воцарился хаос и жертвой его стал Камилл, оказалась значимой для многих обитателей дворца Гвендолин.
Альтаир бегал по ангару, метался и орал все выученные в интернате и у прежних хозяек ругательства. Отличный план провалился. Нет, рухнул с грохотом и звоном, точно гора консервных банок, слепленных канцелярским клеем. План был прост и изящен, как дорогой костюм: Эдвин с подачи Альтаира 'случайно' выпускает пленника, а Альтаир ловит его и приводит к госпоже.
– Ты хотел подставить меня? – спросил Доминик, прекрасно сознавая: да. Именно так.
– Тебе ничего не угрожало! Гвендолин не стала бы портить… добычу Королевы! А я бы заработал миллион призовых очков!
Все шло отлично. Альтаир открыл дверь, Эдвин достаточно запугал и без того затравленную жертву.
– Более чем достаточно, – Доминик содрогнулся, припомнив размозженный апельсин.
Не учли одного обстоятельства: что пленник не расплачется за первым же поворотом, а будет бороться до последнего.
Не учли и Камилла.
Чтоб он в аду горел. Там ему место!
Камилл выскочил, словно 'зеро' в казино, и Альтаир понял: все пропало. Если не… принять мер.
– Ты выстрелил в него, не так ли?
– Да. А по-твоему, должен был позволить вшивому технику отобрать мой приз?
Игра ва-банк закончилась провалом. Камилл не сдох на месте, а вздумал тоже бороться до конца, будто кто-то обещал ему статус элитника посмертно, если он изловит беглеца; Альтаир сообразил, для кого старается изъеденная язвами тварь, и дешевый героизм бесил чуть не хуже всего. А проклятый третьесортник, напуганный до мокрых штанов, дернул к муверу, и…
– Эй! – возмутился Доминик. – Не было никаких мокрых штанов!
– Извини. Считай метафорой
…и все.
Вместо вожделенного 'приза', у ног Альтаира валялся перемолотый в крупный фарш Камилл и темнели полосы на чистом полу.
Альтаир стрелял в воздух, ругался и грозил лично оторвать яйца беглецу, Натанэлю, трупу Камилла, Эдвину с бандой, а заодно всем техникам и слугам. Толку от криков вышло не более чем от падали – Альтаир пинал мертвого Камилла с остервенением бессильной злобы, месил еще теплую и подрагивающую плоть в кисель.
– Альтаир, – услышал он за спиной.
Это был Натанэль.
– А, ты, – Альтаир развернулся на 180 градусов. – Все. Из-за. Тебя. Этот урод сбежал! Мы все в заднице!
– Ты убил Камилла, – Натанэль смотрел мимо Альтаира, на потеки алого у подошв, на распахнутые, по-птичьи круглые глаза Камилла. Натанэль походил на гипсовый протез – под белой твердью хрупкая раздробленная кость, а то и мокрая рана. – Ты убил его.
– На хрен техника! – ругался Альтаир, но в бешенство вкраплялись предательские нити, будто жилки кошачьего глаза в породу. Страх.
Битвы не миновать. И Альтаир не был на сто процентов уверен в своем превосходстве. Как-никак, 'новичок' вырос среди этих шакалов-'выкидышей'.
Внезапность. Стоит ставить на нее.
Альтаир бросился первым.
Душить Натанэля оказалось нетрудно, Натанэль сопротивлялся не сильнее удравшего третьесортника, когда Альтаир случайно поколотил того в коридорах.
Альтаир успел порадоваться легкой победе. И тут выпростались разноцветные искры.
– Он перехватил электрошок Камилла, – пояснил Альтаир, – но тогда я не сообразил, конечно. Просто вырубился.
Очнуться не ожидал.
– Ты не понимаешь. Отморозок окончательно рехнулся. Глаза у него были желтые и горячие, будто лимон в перегретом миксере, а с зубов едва не капала слюна. Псих и есть.
Поэтому когда ощутил под головой мягкий ворс, а на грудной клетке – каблук-шпильку, острую, словно копье дикарей, перепугался, и одновременно обрадовался – жив!.
Впрочем, радость слиняла тут же, стоило взглянуть в лицо госпоже.
– Он сбежал! – в воздухе свистнул знакомый многим, но не Альтаиру – пока не ему – хлыст с шипом. Треснул винил и кожа. Плечо и ямка над ключицей заполнились липковатой кровью. Альтаир закусил губу.
– Он сбежал! И мне доложили… что ты во всем виноват, – теперь сама госпожа, нежная в постели, властная в обыденной жизни – казалась чудовищем. Альтаир пожалел, что Натанэль не добил его. – Королева уничтожит меня!
Она наклонилась к Альтаиру. Зеленые глаза истекали слезами гнева. Альтаир хныкнул что-то в свое оправдание. Бесполезно.
– Она уничтожит всех нас, – Гвендолин отстранилась. В углу зашевелилась ящерица, и Альтаир перевернулся на бок, уткнулся лицом в ковер. Сожрут. Польют кислотой и сожрут, старая забава… интересно, насколько это больно?
Гвендолин хлестнула его еще пару раз. Альтаир думал о ящерицах, о Натанэле и сбежавшем третьесортнике…
– Ты. Во всем виноват, – Гвендолин будто диктовала под запись, – Кстати, 'сдал' тебя какой-то слуга с нижних уровней… Эдвин, кажется.
Альтаир запустил ногти в ковер, поклялся вырвать ублюдку печень заживо. Если выберется отсюда.
– Мне бы следовало просто убить тебя. Но мера недостаточна, – Гвендолин размышляла вслух. – Впрочем… я знаю.
Древко хлыста ткнулось под подбородок Альтаира.
– Я отдам тебя Королеве. Я расскажу, что ты лишил Ее избранного… может быть, это спасет меня.
– И ты расплакался, Альтаир? – Доминик вспомнил свои эмоции. Интересно, чем отличается элитник?
– Нет. Я просто… просто понял: я труп.
Меньше часа – и ошарашенный, точно от громадной дозы наркотиков и снотворного вместе, Альтаир очутился в Черной Башне. Он не слышал диалога госпожи и Королевы, но Гвендолин осталась жива – и покинула тронный зал улыбаясь, хотя улыбка более напоминала нервный тик. Альтаир остался.
Внизу.
В аду.
– Неправда! – Доминик вскочил. – Неправда. Здесь… здесь неплохо.
– Для того, кто избран Ею, – Альтаир вытянул шею, будто разозленная кобра, – но не для того, кто наказан… Я не песенки пою, между прочим.
– А что делаешь?
– Башня, – Альтаир обвел рукой келью, – Кому-то надо поддерживать работу механизмов, жизнь самой Башни. Помнишь цех техников? Так вот, здесь – в сотни раз хуже. Раскаленные катакомбы из железа и камня…мне приходится крутить какой-то хренов рычаг, шестнадцать часов в сутки крутить рычаг, – Альтаир ткнул под нос Доминику ладони. Крупные, похожие на переспевшие ягоды, мозоли точились сукровицей и розоватой кровью. – И вот, – он закатал рукава. На плечах красовались ожоги – темные и глубокие, словно кратеры. От ран дурно пахло. Доминику почудились черви, и он закрыл рот, сдерживая тошноту.
– Ох, Альтаир… – выговорил он.
– Это ад. Я сдохну там. Я сдохну там, и виноват ты, маленький ублюдок!
– Альтаир… прости. Я не хотел… чтобы с тобой так…
– Не хотел он! – Альтаир рывком прижал Доминика к стене. Пахнуло застарелым пОтом, немытой кожей и гнилью. – Помоги мне вырваться отсюда! Ты тут важная шишка, скажи… Ей… пусть освободит!
Доминик открыл рот. Закрыл. Опять открыл. Он походил на выброшенную на берег камбалу.
Сказать? Но…
'Она – Королева, Никки. Она не карает незаслуженно, но от суда Ее нельзя спастись…'
– Невозможно, Альтаир, – тихо проговорил он. – Мне очень жаль. Мне правда очень жаль.
Альтаир взвыл. Сжал кулаки, и по искалеченным рукам с набухшими, неприглядно выпятившимися венами, поползла бледно-розовая жидкость.
– Я убью тебя, мразь! – заорал он. Но – отпустил Доминика, и тот тихонько сполз на место. Не было страшно. Жалко и неловко – да, но не страшно.
– Альтаир… ну… я бы мог помочь тебе…
– Чем? – вполоборота.
– Не вызволить, конечно, пойми… я всего лишь певчий Королевы, и Ей не понравится, если я стану оспаривать Ее решение. Но… может быть, лекарства, одежду? Принести тебе?
– А смысл? – дернул израненным плечом Альтаир, – Отберут все. Киберы-охранники или другие рабы. Свора твоего Эдвина – ангелочки по сравнению с местными.
– Эдвин не мой, – быстро ответил Доминик, – А что за киберы? Ни разу не видел.
– Недо-люди. Лицо и внутренности у них то ли из железа, то ли серебра, а по краям обугленное мясо. Ну их, – Альтаира передернуло. – Хорошо, их немного.
Он побледнел, заметно и в полумраке. Глаза у Альтаира были пластмассовые и заветренные, как дыня на жаре.
Быть может, элитник не был благодетелем в прошлой жизни (при жизни?), но Доминик чувствовал – обязан помочь. Ведь и правда виноват, что Альтаир здесь – в аду, и руки его в мозолях, ожогах и червях.
– Альтаир, – вкрадчиво проговорил он. – Я сделаю так… ты сможешь открывать эту келью.
(Все равно воровать или ломать тут нечего, кроме ряс, текстов да несложной техники, вмонтированной в стенку. Плюс скамейка)
– Я принесу тебе лекарство и одежду.
– И еду, – Альтаир клацнул челюстями, точно голодный пес. – Блевать тянет от местных помоев. Еды побольше.
– Хорошо. Я принесу все.
(Хоть и не обязан, Альтаир. Надеюсь, ты понимаешь)
– Пока идет месса, ты сможешь передохнуть здесь, а потом уходи к себе. Если Тео увидит тебя…
– Кто увидит? – Альтаир хмыкнул.
– Теодор. Главный певчий.
– Любовник что ли твой? – в данной фразе прозвучали интонации прежнего Альтаира. Вальяжные, насмешливые. – Не теряешь времени, а? Интересно только, чего этот Теодор в тебе нашел…
– Не твое дело, – Доминик отвернулся. – Я сказал, а ты слышал. Я позабочусь о тебе, насколько возможно. Тебе остается лишь быть аккуратным и не попадаться. Понял?
– Вполне.
Доминик открыл дверь кельи. Огляделся – чисто.
– И спасибо, что не свернул мне шею!
*
Лампочки автопилота мигали с синего на красный. Доминик наблюдал.
Синий – расскажу Тео все. Красный – не буду.
Синий-красный.
Он прокручивал в голове встречу с Альтаиром, ругал себя – зачем согласился? Разве Альтаир на его месте помог бы? Глупый вопрос. Альтаир не вытер бы об него грязных ботинок. Справедливо ответить тем же. Или хотя бы посоветоваться… Тео служит Королеве всю жизнь, подскажет как правильно.
Лампочка застряла на красном. Доминик сморгнул.
Не расскажет. Помощь преступнику (Королева карает тех, кто заслужил наказания, и мера Ее суда справедлива?) – неправильно, но Доминику не хватит духу отказать.
'Откуда ты такой взялся', – вспомнил он слова Теодора, слегка удивленные. 'Какой?' – спросил тогда Доминик.
Теодор стянул резинку с волос, освобождая их из 'хвоста' в золотистый водопад.
'Не такой как все, наверное'.
Может быть. Сказать 'нет', забыть прошлое – сила. Доминик слаб. Может быть.
Какая разница?
Есть Альтаир, надменный элитник, которого Доминик почти не знал в прошлой жизни, который не удостаивал Доминика и презрением – презрение тоже чувство, стоит ли тратить эмоции на третьесортников; однажды Альтаир ударил, по ошибке – срывал злость на первом попавшемся предмете; сейчас Альтаир в беде, он страдает…
Достаточно, чтобы не размышлять – надо ли помочь.
Едва переступив порог, Доминик принялся собирать 'передачу' для Альтаира. Он достал большой пластиковый пакет, ярко-красный с аляповатой желтой надписью и белой крупной молнией. Повертел его в руках, будто прикидывая – хватит ли.
Первыми в пакет отправились лекарства и одежда. Доминик не был уверен, подойдут ли вещи Теодора – Альтаир был немного ниже ростом, а мышц у него побольше, впрочем то относилось к прежнему Альтаиру. В любом случае старые джинсы и рубашка с длинными рукавами достаточно растянуты. Альтаир в них поместится.
Доминик аккуратно рассовал по карманам различные ампулы. От ожогов, антисептические и иммунные. Элитники устойчивы к гангрене, кожным и большинству вирусных инфекций, идеальная генетика – лучший щит, но перестраховаться не мешает. Тем более, если Альтаир зовет Башню адом… Доминик не видел ада, но видел Альтаира. Приходится верить.
Раздался мелодичный звонок. Доминик едва не выронил ампулу.
Теодор. Вернулся.
Доминик судорожно оглянулся, спрятал пакет в выдвижной кухонный шкаф.
– Привет, – Тео схватил его в охапку прямо с порога. – Эй? Что-то случилось? – Теодор отпустил его, улыбка слетела с тонких губ.
– Случилось? Совершенно ничего. Я немного задержался… и все.
– Точно? – Тео походил вокруг него на манер тигрицы, охраняющей детенышей. – Ты какой-то потерянный. Королева осталась недовольна службой? Но хор отработал отлично, а ты великолепен, как всегда…
– Нет же, Тео, – перебил Доминик. Он сдержал рефлекторный порыв сжать виски, спрятаться от вопросов. – Все хорошо.
Он поцеловал его, чувствуя себя последним лжецом.
'Но разве кому-то плохо от неправды? Не хочу впутывать его – и только!'
– Смотри. Никки, имей в виду: у меня достаточно влияния, и если кто-то осмелится обидеть тебя…
– Тео, прекрати, – он отрезал, пожалуй, чересчур лаконично. – Правда. Все хорошо.
Остаток вечера прошел спокойно. Относительно спокойно – несколько раз Тео порывался залезть в Тот Самый шкаф. Доминик опережал его – находил сначала потерянный пульт от кондиционера, затем кофейную чашку и какую-то стереокнигу.
– Чего мельтешишь? – недоумевал Теодор. Он привык, Доминик – идеальная домохозяйка, но не до такой же степени…
Доминик пожимал плечами.
– Хотел помочь тебе.
А сам думал, как же собрать Альтаиру еду, и главное – пронести чертов пакет. Настойчивое 'рассказать все' тянуло язык терпким привкусом. Примешивалось чувство вины.
'Я не обманываю, я не хочу его впутывать', убеждал себя Доминик, однако доводы блекли с каждым растерянным взглядом Теодора.
Стоило Теодору отправиться в душ, как Доминик шмыгнул на кухню (мысленно он сравнил себя с крысой или обычным вором), достал злополучный празднично-яркий, оглушительно шуршавший пакет, и принялся собирать провиант для Альтаира.
– Все-таки, – Теодор появился внезапно. – Что ты делаешь?
Доминик выронил нож, смахнул на пол вакуумную упаковку и здоровенный трехэтажный бутерброд.
Попался.
– Я… – развернулся, заталкивая ногой под стол главную 'улику'. Блестящую и ярко-алую, точно пятно крови невинно убиенной жертвы. Закрыл глаза и сморозил первую заявившуюся глупость:
– Понимаешь, пол-дня все-таки, я к концу этой службы просто с голоду умираю, а еще домой ведь ехать, вот и решил…прихватить…
Тео вздернул бровь.
– Если честно, Никки, ты не похож на голодающего, – он рассмеялся, приобнял за округлую талию, – Но… из-за этого ты меня весь день гонял от шкафа?
– Ну да, – вранье было шито не просто белыми, а фосфоресцирующими нитками. Но Теодору не хотелось докапываться. Он махнул рукой.
– Совершенно незачем прятаться и морочить мне голову, – прозвучало с добродушной насмешкой, – Пойдем спать.
Доминик кивнул, но настроение испортилось окончательно, словно крохотная ложь, позабавившая Тео, выхватила кирпичик из фундамента чего-то огромного, вроде самой Черной Башни.
*
Жар наполнял вены и мышцы, заставлял лопаться капилляры. Из глазниц текла ненависть. Альтаир предпочитал думать, что это ненависть. Негоже элитнику сопли размазывать. Он закусывал нижнюю губу – лопались старые раны, расцветали новые, будто полевые цветы под весенним дождем; Альтаир сбился со счету.
Ненависть помогала держаться, но и жгла изнутри.
Альтаир ненавидел четырехметровый рычаг, лишь один из тысяч подобных, каждый из рабов Королевы был заперт на крохотном – три на четыре – мостике, опасно балансирующем над скрежещущей раскаленной бездной. Шестеренки и цепи стучали, стучали, напоминая толпы муравьев на коже, порой Альтаиру хотелось оттолкнуть проклятый рычаг и переступить невысокие, по бедро, перила.
Целый день по кругу. Черная Башня изнутри похожа на часовой механизм. Злая ирония – здесь не используют электроники и нанотехнологий, все пугающее мрачное великолепие держится на человеческой силе. На костях, думал Альтаир, слыша, как очередной несчастный срывается со своего мостика и летит в жаркую пасть шестеренок. Альтаир представления не имел, зачем Башне (и Королеве, Она выдумала обитель-пытку, кому бы еще?) внутренности-механизм. Если бы Альтаир выведал цель изнуряющего до дрожи в коленях, до крови на ладонях и пены на губах, точно у эпилептика монотонно-отупляющего труда – стало бы легче.
Ответов нет.
После бесконечных часов работы появлялся 'кибер' – жуткое создание, похожее на двух людей, облитых раскаленным свинцом и приваренных друг к другу. У одной 'половинки' был полностью выжжен рот, и рогаткой торчала взломанная трахея, из дыры постоянно капало зеленовато-белым. Желудочной кислотой, а может, ядом. Вторая часть уродца по-кротовьи слепо ворочала заклеенной железным листом башкой. Тварь пощелкивала, беспрерывно дергалась, но это не мешало ей ловко орудовать кнутом-электрошоком. Кнутом уродец и сгонял рабов в барак – грязный душный подвал, где воздуху меньше, чем в космосе, – так, по крайней мере, казалось Альтаиру. Рабам выдавали еду, но ее хватало ровно на треть голодной толпы. Каждую кормежку погибали пятеро или шестеро – небольшая лепта к ежедневной дани. Мертвечину уволакивали 'киберы'. Не всегда им удавалось: остальные рабы рвали свежую плоть, давились волосами и ногтями.
Трупы были мясом.
Спать приходилось на голых камнях, а из расщелин прямо в открытые раны пробирались микроскопические черви.
Рычаг сводил с ума днем, а болезненный зуд – ночью, отнимая драгоценное время сна.
Поначалу Альтаир думал, что умер и попал в ад. Затем стал надеяться на смерть… и ад, потому что худшего придумать невозможно.
Раб выживал в Башне не более полугода, и Альтаир почти сломался на шестой неделе. Его непрерывно трясло от боли, зуда и голода, он бормотал бессвязные проклятья, толкая рычаг.
Перила манили, сияли багряно-желтым.
Он шагнул… но в тот момент рычаг дернулся, повинуясь закону инерции, и вместо клыков шестеренок Альтаир очутился в прохладном темном помещении. Он сполз по стене, тяжело и хрипло дыша, наслаждаясь не-жарой. Свежим воздухом.
Он свернулся клубком и проспал несколько часов. Проснулся от мысли: надсмотрщик поймает и уничтожит.
Не хотелось.
Вновь хотелось жить.
Итак, у Альтаира появилась отдушина, он выжил, а на седьмой день после открытия 'двери из ада' увидел Доминика.
Поначалу Альтаир не вспомнил имени третьесортника, зато всхлестнулась желчно-кислая зависть и злоба. Какого дьявола этот никчемный ублюдок, это ничтожество прогуливается тут, будто по родному дому – с довольной рожей! – когда Альтаир, породистый элитник, идеальный генно-хромосомный набор, гниет в огненных катакомбах?
Все из-за него.
Альтаир не чувствовал вины за попытку обмануть госпожу, за убийство Камилла. Виновны другие. В первую очередь – Натанэль. Альтаир с наслаждением оторвал бы ему член и засунул в задницу, а потом залил рану ящеричьей кислотой.
Но и третьесортник…
Альтаир следил за Домиником, размышляя – прибить его пара пустяков. Прыжок и удар о кружевные перила – много ли надо слабаку?
Он сдержался.
Выцепить информацию оказалось несложно. Многие певчие проходили по извилистому коридору-лабиринту, и многие имели привычку вслух обсуждать новости. Из обрывков разговоров Альтаир понял: забитое ничтожество ныне считается лучшим певчим, и Сама Королева беседует с ним наедине.
Альтаир едва не разрыдался от бешенства, услыхав это.
Словно Она Сама – играя фигурками на шахматной доске – поменяла последнюю пешку и короля.
Альтаир следил за Домиником. Отмечал – тот изменился. Не внешне, скорее изнутри. Извечная запуганность и покорность сменились спокойной улыбкой, открытой и слегка отстраненной одновременно. Держался бывший третьесортник со скромным достоинством 'я на своем месте'.
Альтаиру хотелось убить его. Лучше всего – затащить в пекло, поставить за рычаг хоть на единственный час. Там его место. Сдохнет через десять минут – туда и дорога.
Но Альтаир понимал – гнев плохой способ выжить. Лучше использовать выбравшегося из грязи третьесортника в своих целях.
Не откажет.
Альтаир оказался прав.
На следующее утро после разговора, Альтаир обнаружил, что келья открывается от его прикосновения. Он ухмыльнулся, скользнул внутрь. Обнаружил сверток, и жадно набросился на еду и лекарства, с облегчением ощущая, как из внутренностей исчезает застарелый уже голод, а раны и ожоги затягиваются. И больше никаких червей.
Альтаир устроился на скамейке, подложив под голову новую одежду, и заснул до окончания мессы.
Когда Доминик с Тео вернулись, он уже был за рычагом, но под ногами лежал слегка оплавившийся пластиковый пакет с одеждой и остатками еды и лекарств. Альтаир подождал немного – он успел выучить, когда Доминик идет домой. Выскочил прямо перед ним, не без удовольствия пронаблюдал, как тот аж присел и всплеснул руками.
– Ох, Альтаир. Это ты.
– Я, – ухмыльнулся. – Вот чего, тряпки дрянь, а лекарства и еда что надо. Завтра принесешь побольше, ладно?
Третьесортник поджал пухлые губки, но утвердительно мотнул головой.
– Теперь дай мне пройти.
Альтаир пропустил. Глядя вслед, он вспомнил: не поблагодарил. Впрочем… разве обязан элитник благодарить ничтожество?
Каждый остается собой, как бы ни веселилась судьба. И Альтаир еще окажется наверху, где ему полагается быть.
Он верил.
*
Альтаир привыкал. Как натасканная на колокольчик перед кормлением собака, он предвкушал и осязал во рту слюну перед ежедневной мессой. Выскакивал и находил заветный пакет. С Домиником не пересекался. Во время мессы Альтаир обычно спал.
В тот день не спалось. То ли организм Альтаира восстановился (свежие ожоги и раны от побоев заживали моментально), то ли стрелки внутренних часов достигли отметки будильника, но узость темной кельи сделалась невыносимой. Альтаир высунулся.
Не в коридоры. Наоборот.
'Я никогда не слышал этой мессы или как ее там', думал он, выглядывая. Он едва не отдернулся назад; зрелище нескольких десятков одинаковых людей в шелковых черных балахонах отторгало его; они напомнили Альтаиру пиявок или щупальца гигантских осьминогов.
Месса уже началась. Голоса выводили заунывную мелодию, от которой хотелось биться о каменную стенку, орать, швырнуть в певчих скамейкой. Альтаир зажал уши. Нет, мелодия красива… ужасно красива. Под стать серебристой черноте и…
Хрустальному трону.
Вверх Альтаир смотреть не решился.
Зато он различил Доминика – различил, когда тот запел; спутать невозможно. 'Мужчина с голосом женщины', говорила хозяйка. Альтаир совершенно не разбирался в голосах, мужских или женских, но странное звучание… завораживало. И бесило одновременно.
Правильно его все гнобили, брезгливо подумал Альтаир. Мелодия, и высокий, чистый голос, – сейчас Доминик пел соло, и словно звенел сам хрустальный трон – раздражали его, как отстающего ученика раздражает сложное задание; Альтаир желал врезать третьесортнику – за неясный призрак чужеродности, бесполости, за его не-мужской (не-человеческий?) голос, похожий на холодный осколок кварца или сахара-рафинада, за темноту и благоговейное молчание остальных, за прохладу и тускло мерцающий трон Самой Королевы.
Потом контрастом присоединился еще один: низкий, глубокий, дуэтом они были диалогом небес и земли. Альтаир прищурился. Обладателем второго голоса был высокий длинноволосый человек, похожий на ангела. Боевого ангела с мечом и в огненных доспехах, из тех, что приходят с раскаленных облаков и объявляют об Апокалипсисе…
Альтаир мотнул головой. Всего-то очередной певчий Королевы.
'Они мило смотрятся', фыркнул Альтаир. Не надо семи пядей во лбу сообразить – длинноволосый 'ангел'-блондин – тот самый Теодор, покровитель и любовник Доминика. Вон они как вместе держатся.
'Вы еще поцелуйтесь. Или трахнитесь прямо на виду у всех', подумал Альтаир и устыдился богохульства.
Мелодия нарастала, высокие ноты выхлестывались из глубокого рокота, и Альтаир 'поплыл', точно от наркоты.
Он посмотрел вверх.
'Я вижу Королеву', отметил он, но ужаса и благоговения не откликнулось, только любопытство и веселая злость.
Черная фигура, немногим отличалась от адептов в своих рясах. Жемчужная маска неярко мерцала.
Альтаир был слегка разочарован.
А в 'сладкую парочку' охота запустить чем-нибудь вроде дохлой крысы или гнилого помидора.
'Я в аду, а они песенки поют. Я в аду, а они…'
Мысль ломила череп, стекала по мышцам притоком адреналина. Действовать, сделать что-то. Уничтожить парочку.
Уничтожить…
Альтаир задохнулся, снова затряс скверно вымытыми патлами.
Нетнетнет. Зарвался. Нельзя сбежать из ада. Нельзя… опрокинуть ад вверх дном.
Месса подходила к концу. Певчие потихоньку удалялись из просторного зала, остались только Теодор и Доминик. Потом замолкли и они.
– Иди ко мне, – Королева отдала приказ Доминику. Оба поклонились, а затем Теодор ступил в сторону кельи.
'Пора сматываться', – Альтаир рванулся к двери, но опоздал: в келью уже входили. Альтаир судорожно обернулся: скамья, можно спрятаться под нее. Авось, главный певчий не будет искать незваных гостей. Полумрак на стороне Альтаира.
Теодор снял шелковую рясу, сложил ее в выдвижной шкаф. Заметил пустой пакет – Альтаир прикусил губу, ругая себя за оставленную улику, но блондин только покачал головой.
'Ну, выметайся отсюда', – мысленно подгонял его Альтаир. Однако вместо того, чтобы покинуть келью, Теодор принялся раскладывать какие-то бумаги.
'Чтоб тебя!' – ругнулись под скамейкой.
Минуты тянулись вязко, как загустевшая смола. Дверь из зала вновь распахнулась.
– Все, можно домой, – с порога объявил Доминик, – Надеюсь, ты сегодня не задержишься?
– Нет, – Теодор потрепал его волосы. – Что сказала Королева?
– Ничего особенного, – Доминик пожал плечами; аудиенции не пугали, вошли в привычку. Он задумчиво улыбнулся. – Она держала меня за руку сегодня. У Нее теплые ладони, представляешь?
– Я знаю, – ответил Теодор. – Она живая. Все эти бредни про киборгов и призраков… надеюсь, ты больше не веришь в них?
– Нет. Теперь не верю. Пойдем?
– Пойдем.
Они поцеловались. Альтаир вынужден сидеть тихо, а то изобразил бы рвотный рефлекс.
Ну и парочка… элитник на службе Королевы видать совсем монахом жил, раз кинулся на третьесортника – далеко не красавца, кстати.
Оба покинули келью, а Альтаир высидел еще несколько минут, осмысливая услышанное.
Королева живая. Не призрак, не киборг.
Живая.
Все живое… смертно.
Альтаир едва не взвизгнул от кощунства мыслей, хлестнул себя по щеке. Нельзя. Нельзя даже думать, даже… о нет, Она Королева, Она…
(Хозяйка ада, ожоги и черви и бесконечный кошмар; маленький певчий потаскает мне жратву с ампулами неделю-другую и забудет а потом снова ад и это хуже смерти ада нет кроме ада здесь почему я должен)
'Она держала его за руку'.
– Тебе повезло, ничтожество, – прошипел Альтаир. – И я воспользуюсь твоим везением.
*
Тень скользнула и приземлилась на три лапы. Четвертая пригвоздила Доминика к стене.
– Может, хватит? – возмутился он. – Альтаир, сколько можно меня пугать?
– Хотелось произвести эффект, – фыркнул Альтаир.
– Считай, что произвел, – Доминик отлепил от своих плеч его пальцы. Выжидающе уставился на него. Доминик привык к 'маленькому секрету', словно прятал в комнате подобранную на помойке зверушку. Опасную или нет – трудно сказать.
– Где можно говорить?
– Альтаир, ну что еще? – Доминику хотелось домой. Приносить каждый день 'передачи' и оставлять их одно, но непосредственного контакта с 'питомцем' он предпочел бы избежать.
– Где? – Альтаир надвинулся, хмуря брови. Красивое смуглое лицо, ныне постаревшее от жара и духоты – морщинки располосовали кожу незаживающими ранками, не спасали никакие ампулы, – склонилось к Доминику. На мгновение почудилось: Альтаир собирается поцеловать его.
– Н-ну… там, – кивнул в сторону кельи.
– Нет. Не то. Где Она не услышит.
– Она? – Доминик захлопал глазами.
– Королева.
– Альтаир… зачем тебе…
– Ты бываешь у Нее, верно? – прижался. С той же ошеломляющей интимностью, словно желал Доминика – прямо здесь, в извилистом переходе перед кружевным мостом. Доминик часто-часто сглатывал, желание избегнуть Альтаира выросло до старой-доброй паники. Как во дворце госпожи. На лбу проступил пот, а сердце прыгнуло к горлу.
– Да… но… Альтаир, зачем…
Альтаир схватил за запястье, потащил к келье. Он бежал, и Доминик едва не упал, вынужденный поддерживать темп. Альтаир захлопнул дверь.
– Ты избранный Ею, не так ли? – не давая перевести дух, вопросил Альтаир. В узкой комнате казалось, что он вдвое выше… и, конечно, вдвое сильнее. Я приносил ему еду и лекарства, подумал Доминик, а теперь он убьет меня, убьет, потому что надоело зависеть от 'третьесортника'…
Альтаир прижался губами к его уху. Доминик замер, обреченно и покорно – укусит за шею на манер вампира из легенд, просто проломит череп… тут и взвизгнуть не выйдет. Дыхание Альтаира было колючим и пахло металлической стружкой.
– Ты избранный, – повторил он слегка нараспев, точно пародируя мелодию мессы, – И ты говорил – Она живая. Она не призрак и не божество.
Шершавые пальцы обвились вокруг шеи Доминика:
– Убей Ее. Ради всех, кто подыхает там, внизу. Убей Королеву.
Доминик сполз по стене. Воздуху не хватало, и слова Альтаира промелькнули чем-то вроде галлюцинации. Кошмарной, богохульной галлюцинации.
Доминик ослышался, да? Альтаир… даже Альтаир… неспособен на такое.
– Убей Ее, – Альтаир вернул Доминика на грань полуобморока. Почему-то вспомнились выкидыши, их мелкие острые зубы и оголенные, блестящие красным сырым мясом тела.