Текст книги "Город надежды (СИ)"

Автор книги: Agamic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Зачем я сказал всё это? Я злой. Я очень злой. И вновь накатывает волна страха. Чувствую, что зря я так. Костя не говорит ни слова, но я без проблем читаю все его эмоции. Он уничтожит меня и сделает это прямо сейчас.

– Марк! – вдруг орёт он и поднимается с кровати. – Марк!

Заходит охранник, внимательно смотрит на начальника.

– Вот этого в карцер без воды и еды. Для начала на пару дней.

Заебали его эти «пару дней»!

– Козёл! – кричу я, когда Марк хватает меня под руки. – Сдохни, сука!

– И пробку ему в задницу воткните!

– Пошел ты, козёл!

Пытаюсь пинаться, но лишь получаю по затылку и сразу погружаюсь в темноту.

***

Прихожу в себя. Вокруг темно, я в клетке метр на метр. Голый, вонючий и с пробкой в заднице. Осторожно вытаскиваю её, едва не ору от боли – всё пересохло.

И что теперь делать? Сколько я буду здесь? В этой клетке даже выпрямиться нельзя – нет места.

Не хочу реветь, но реву. Ненавижу это место, ненавижу себя. Лучше бы молчал…

========== 10. Хороший пёсик ==========

Время тянулось медленно. Безумная темнота, я уже настолько привык к ней, что начал различать полосы на стенах, вырезанные кем-то ножом. Получается, оружие достать можно – это хорошо. Ещё бы понять, каким образом можно это сделать. В голову приходят отрывки из фильмов, где заключенные пытаются выжить в тюрьме. Они сталкиваются с такими же трудностями, как и я, только их не трахают. И не держат на поводке.

Нужно найти какой-то способ достать нож, тогда я смогу прикончить этого ублюдка, начальника. А если не смогу, то… изуродую себя, чтобы он больше не приближался!

***

Сколько я уже здесь, не знаю. Вновь испытываю голод и жажду, не очень сильные, но всё же. Живот сводит – желудок пустой, урчит, когда я сглатываю слюни. Становится прохладно, откуда-то сквозит, но не пойму: дыр нет, дверь металлическая плотно закрыта. Я будто в ящике сижу. Ноги затекают, даже если согнусь пополам, легче не станет.

***

Мне так жаль себя. Реву, не могу остановиться. Когда всё это закончится?

***

Жажда слишком сильна, я не выдерживаю и начинаю орать. Ору долго и настолько громко, что голос срывается. Пинаю в дверь, она не поддаётся. Хоть головой долбись. Никто не реагирует. Сколько я уже здесь? День или два? Он сказал “два дня”. Надо подождать ещё немного, нужно продержаться. А потом…

А что потом, собственно? Потом вообще не будет. Уверен, я умру здесь, в этой клетке. Обо мне даже не вспомнят, а когда вспомнят, найдут моё бездыханное тело.

Как там мама сейчас? Может, она уже где-то здесь, поблизости? Вряд ли, наверно…

________________________________________________________________________

У каждого работника в городе надежды была своя комната – они находились на верхних этажах, а внизу – на первом и цокольном – содержали заключенных, геев. План лагеря разработал известный в стране архитектор, естественно, попросив его имя не упоминать. Он стыдился того, что творило правительство, но понимал, что идти наперекор – себе во вред. Что происходило в лагере, мужчина знать не хотел, но был твёрдо уверен, что систему не сломать. Никогда и ни при каких условиях.

После окончания строительства начальником тюрьмы поставили известного в определенных кругах специалиста по устранению проблем. В трудовом договоре так и было прописано: Бес Константин Владимирович, специалист по устранению проблем. Некоторые охранники громко смеялись, узнав об этом, а после долго приходили в себя в местной больнице. Костя не владел боевыми искусствами, не дрался, не стрелял из пистолета. Он был просто садистом, и с того дня, как переехал в лагерь, охрана относилась к нему с должным уважением. Некоторые даже боялись, что Костю, конечно, радовало.

Он сидел на диванчике, вытянув ноги на стол, пил кофе. Утро. За окном – горы и покрывающий их туман: видно лишь заснеженные верхушки. В Костиной спальне есть балкон, но он никогда не выходил туда, ему не интересно. Он пытался проснуться, пил кофе маленькими частыми глотками. После – поднялся, стряхнул с себя крошки от печенья и направился к двери. Выходить из спальни не хотелось, но сидеть на месте было невыносимо.

Первые полгода, что он проработал здесь, ещё пытался держать себя в руках: заключенные жили спокойно, не было побоев и насилия. А потом, решив, что продержался и без того долго, Костя начал беспредел. Главным событием – помимо ежегодной казни людей – стали игры.

– Всё готово? – Костя подошёл к одному из охранников. Тот быстро кивнул головой, глядя перед собой. – Выбрали уже тех, кто будет участвовать?

– Да.

– Кто в этот раз?

Косте не было интересно, спросил для галочки.

– Меченый и двое стариков.

– Не противно будет стариков-то трахать? – Костя поморщился и отрицательно покачал головой.

Игры – замечательное название для групповой ебли. Заключенных рассаживают в большом зале и принуждают к сексу, а затем – убивают. Простенько и со вкусом.

– Так пусть друг друга ебут! – мужик залился смехом.

Костя посмотрел на него как на больного. Он, конечно, вуайерист, но то, как один пердун попытается трахнуть другого – уже перебор.

– У них даже не встанет, – ответил он, а потом в голову пришла идея. – Попробуй накормить их таблетками. Авось станут подвижнее.

Костя развернулся и ушел к себе. Он вспомнил о своем питомце и подумал, что стоило бы в тот раз дать парню пару экстази. Тогда он не лежал бы как восковая кукла. Как он там, интересно?

Прошло уже три дня. Без воды долго не протянет. Костя зашел к себе в спальню, позвал Марка и приказал притащить пацана. Он немного волновался, надеясь на то, что не передержал его в карцере. Жаль будет потерять красивого питомца, такой у него впервые.

POV Артем

Яркий свет острыми иглами впивается в глаза, как только я открываю их. Сидя в клетке, я то и дело отрубался, но нормально не спал. Меня просто гасило от голода и жажды, от ломоты в теле. Боль в заднице была по сравнению с этим ничтожной. Ощутив на теле чьи-то руки, пытаюсь отодвинуться. Но меня сильно хватают за плечи и вытягивают из клетки. Не верю даже, что это происходит. Думаю, после этой пытки меня ждёт другая.

– Ты куда меня несёшь, а! – то ли спрашиваю, то ли возмущаюсь. Голос охрип, голова болит. Голым чувствую себя ужасно на руках у охранника. Марк, кажется. Он не смотрит на меня, просто несёт куда-то.

– Закрой рот, – говорит. – Тебе, шалава, просто несказанно везёт, приглянулся ты Бесу.

Какому бесу? Хочу спросить, но в горло будто стекловаты натолкали. Молчу, дрожу как осиновый лист. Сколько я там просидел?

Марк толкает дверь ногой. Вижу Костю: смотрит на меня исподлобья, губы сжаты. Он будто говорит мне взглядом: «Ну что, допрыгался? Дальше будет еще хуже!»

Марк ставит меня на ноги около шкафа, и я сразу хватаюсь за стену. Не могу стоять, меня подкашивает. Головокружение сильное, сушняк, всё болит. Но не реву, слёзы, кажется, тоже пересохли. Смотрю на Костю. Он продолжает сидеть на диване и разглядывать меня. Пару минут молчит, а я сползаю по стене, сажусь и обхватываю руками колени. Что он сейчас со мной делать будет?

– Ползи сюда, – говорит тихо, но так, что ослушаться нельзя. Послать бы его на хуй ещё разок, но нет. Я ползу на четвереньках. Я же питомец. – Садись у ног, ничтожество.

Сажусь у ног. Гавкать надо? Так и подмывает сказать что-нибудь этой твари. Костя протягивает руку и гладит меня по волосам. Дёргаюсь, но он хватает меня, наматывает волосы на кулак, притягивает к себе.

– Дёргаться будешь, когда я скажу, понял? – киваю, и он слегка улыбается. – Хороший пёсик. Кушать хочешь? – вдруг спрашивает он, и я не могу сдержать облегчённого вздоха.

Слёзы наворачиваются, но Костя не видит их или не хочет обращать внимания. Как может в человеке быть столько злобы, не понимаю. Он поднимается, отпускает мои волосы.

– Сиди здесь, сейчас скажу, чтобы миску принесли.

ЧТО? Миску?

========== 11. Игры ==========

Вряд ли кому-то будет приятно читать это, но я должна..

_________________________

Большой зал округлой формы. Неровные стены, выкрашенные тёмной краской, и почти чёрный потолок. Часть стены – полукруглое окно с видом на лес и горы.

Сцена посреди зала, вокруг стоят стулья, на которых сидят заключенные. Позади стоит охрана, в кресле у окна сидит Костя. Он уныло оглядывает присутствующих, переводит взгляд на сцену.

Два старика на ней покачиваются в такт барабанной дроби, доносящейся из небольшого старого магнитофона. Им приказали танцевать. Пусть танцуют – это их последний танец в жизни. Все присутствующие знают, что в конце этих двоих убьют.

– Ты дал им таблетки? – тихо спрашивает Костя у Марка. Он доверяет Марку, это самый преданный его помощник.

– Я дал им коктейль, – улыбается мужик. Он стирает со лба пот. Сейчас с удовольствием Марк почесал бы яйца, может даже, подрочил бы на эту картину. Но он трезв, да и старые педики его не особо заводят.

Пару минут старики прижимаются друг к другу бёдрами, пытаются воссоздать картинки из прошлого – страстные танцы, обжимания на танцполе в клубе. Сейчас это выглядит нелепо. Некоторые заключенные отводят глаза, но охрана ругается: раздаёт подзатыльники, приставляет к затылкам оружие.

– Давайте уже, покажите, как вы любите друг друга!

“Любите друг друга…” – проносится в голове у Кости, и он растягивает рот в улыбке – мерзкой и хищной. Сейчас начнется самое интересное.

Костя меняет позу: складывает руки на коленях, чуть подаётся вперёд и внимательно смотрит.

Старики принимаются раздевать друг друга. Они робко оглядывают зал, понимают, что сейчас совершают ужасное. Но руки движутся будто сами. Мозг опьянён, тело не поддаётся остаткам эмоций, которые сидели в них всю жизнь. Один из стариков опускается на колени, стаскивает с другого трусы и берёт вялый член в рот.

Охрана оживает – копошится, переговаривается и охает в предвкушении. Один из заключенных блюёт на пол. Костя злится и показывает рукой на парня.

– Пусть он выебет вон того! – громко говорит он и встаёт.

Парня выводят на сцену, срывают комбинезон и подводят к старику, стоящему на коленях.

– Давай, делай что сказано.

Но у парня не стоит. У него не стояло бы даже за кучу денег. К голове ему приставляют пистолет. Он сжимается и хватается за член, пытается поднять его, проводит рукой по стволу.

Старик продолжает сосать. Другой зажмурил глаза – не хочет видеть происходящего. По щекам у него текут слёзы, руки и подбородок трясутся.

Костя подходит к сцене и, наклонив голову, пытается рассмотреть, как член парня проникает в зад старика.

– Давай уже, – говорит парню Костя. Спокойно говорит, будто они не трахаться собираются на людях, а в шашки играть. – Ну, ты не можешь, что ли?

– Не могу,– тихо отвечает тот и начинает реветь. Громко, навзрыд.

Слюни стекают по его лицу, из носа – сопли. Костя меняется в лице – мрачнеет. Махнув на парня рукой, проходит к креслу.

– Убей его, Марк. Заебал он. Стоит, нюни распустил, как баба!

Парень пытается защититься: бросается к выходу, пригибаясь, сбивает по пути несколько стульев. Заключенные падают на пол. Охранники отходят в сторону – видят, что Марк целится.

Через секунду парень мёртв. Лежит на животе с подогнутыми под себя руками, в затылке, под волосами – дырка. Кровавая лужа медленно расползается.

Но взгляды присутствующих уже направлены на сцену. Сосущий член старик поднимается и со всей силы ударяет другого старика. Тот удивлённо моргает, и тут же на его лице появляется улыбка – ненастоящая, какая-то дикая.

Костя смотрит на довольного Марка, щурится и вновь подходит к сцене, чтобы видеть каждую деталь.

Реальность стариков затуманена, скрыта плотной пеленой. Их глаза горят огнём, рты искривлены в усмешке. Они возбуждены: хотят секса, крови, жести.

Набрасываются друг на друга. Один кусает другого за ухо, тот в ответ хватается за висящий член сокамерника. Они принимаются терзать друг друга, рвать кожу друг друга. Стонут в голос, орут как поросята, которых режут. И Костя понимает – их даже не придётся убивать. Они сами убьют себя – просто разорвут на части.

И старики разрывают: душат и стискивают друг друга до тех пор, пока не перестают дышать. Сцена в крови. В воздухе свежий запах крови, вонь опустошённых кишечников. Половина заключенных – а здесь они не все, лишь двадцать избранных – блюёт.

– Потом расскажешь, что ты намешал, – тихо говорит Костя Марку. – Это было очень круто. Жаль только, что они не успели потрахаться на дорожку.

Марк улыбается: он заслужил похвалу.

Костя немного расстроен, но с другой стороны – у него есть питомец. Пусть на играх никто не потрахался, так в спальне всегда можно устроить это…

========== 12. Небольшая передышка ==========

Комментарий к 12. Небольшая передышка

Анончик, спасибо за правки;)

Доб.14.02

21:22

POV Артем

Уже второй час в спальне Кости. Сижу на кровати, вытянув ноги. Замечательное чувство, когда можно сесть или лечь, как хочешь. Даже наручники, которыми я пристёгнут к спинке кровати – ерунда. После карцера-то.

На полу рядом с диваном стоит собачья миска, в ней – суп. Я чувствую его аромат отсюда, он великолепен. Костя сказал, что суп приготовил его личный повар, и что если я буду хорошо себя вести, он разрешит съесть всё.

Ублюдок. Кормить из миски решил, как собаку. У него точно с головой не всё в порядке. Как вернусь в камеру, расскажу всё Кире. Вместе мы придумаем, как сбежать отсюда.

Рассматриваю пейзаж за окном. Не могу видеть полной картины, и всё же становится чуть легче от осознания того, что где-то рядом другой мир. Он здесь, стоит только протянуть руку. Дёргаю рукой. Да хрен там. Наручники хорошие, не какие-то там из сексшопа.

Даже не хочу думать о том, что будет, когда вернётся этот изверг. Хотя предполагаю, конечно.

Дверь спальни открывается, и на пороге показывается Костя. Вспомнил на свою голову. Лучше бы его убили в одном из коридоров лагеря.

Костя проходит в комнату, скидывает с себя туфли. Следом за ними летят носки. Идёт к окну и задёргивает до конца жалюзи. Теперь я даже клочка земли не вижу.

– Ты был хорошим мальчиком? – садится рядом.

Он больной, точно.

– Да, хорошим.

– Тогда можешь поесть.

Костя улыбается и внимательно смотрит на меня.

– Отстегни меня.

Мне плевать, я готов есть из миски, слишком долго был голодным. Насрать, что весь уделаюсь, что буду, как поросёнок. Хочу есть!

Костя расстёгивает наручники, и я медленно сползаю с кровати. Голова всё ещё кружится, а от аромата еды громко урчит в животе. Сажусь к миске, осматриваю её. Чистая, и на том спасибо. Опускаю к ней лицо, принюхиваюсь, боковым зрением вижу, что Костя смотрит. Хочется попросить ложку, но не уверен, что стоит. Понятия не имею, как он отреагирует, а получать очередную оплеуху не хочу – слишком они болезненные.

Беру миску в руки.

– На место поставь! – резкий голос.

Так и знал, но попробовать должен был. Ставлю обратно. Раздумывать и стесняться нет смысла. Наклоняюсь, сую язык в миску, пробую на вкус…

***

Через пару минут миска была пуста. Я точно был похож на самую голодную свинью в мире. Даже собаки так не едят. Чавканье моё было слышно, наверно, в коридоре. Слюни стекали по подбородку, но было так плевать.

И вот я на полу. Лежу на спине, сытый и даже довольный, что ли. Если Костя меня сейчас отправит в камеру, даже спасибо ему скажу, потому что мне нужен отдых. Глаза начинают слипаться, хочу спать. Смачно зеваю, передёргиваюсь. Всё-таки в комнате прохладно. Вспоминаю о том, что я раздет, и сразу становится не по себе. Резко поднимаюсь и сажусь у дивана.

– Сюда, – опять приказной тон. – Ко мне.

– А можно мне в камеру? – спрашиваю тихо, инстинктивно сжимаюсь, втягиваю голову в плечи.

– А отрабатывать ужин кто будет?

Поворачиваюсь к нему и в очередной раз понимаю, что теперь так будет всегда. Это приводит в ужас. Отчаяние накрывает резко. Закусываю нижнюю губу, чтобы не зареветь. Ведь только что чувствовал себя лучше!

– А ты со всеми так обращаешься? – бросаю на него короткий взгляд, после принимаюсь изучать ковёр.

Костя встаёт с кровати, подходит к дивану. Садится.

– Ты что, на жалость мне надавить пытаешься? – усмехается.

Тварь. Ни капли человечности в нём.

– Ладно! – поворачиваюсь, встаю на колени.

Смотрю на него в упор, пытаюсь понять, о чем он думает. Но взгляд такой – не разберешь вообще ничего. В настроении он или нет, доволен ли? А может, хочет кого-нибудь прибить? Меня, например? Всегда одни и те же карие глаза, но совершенно ледяные. Такие глаза не могут быть холодными – так мне кажется. Но когда кажется, креститься, говорят, надо.

Костя кивает в знак одобрения. Я продолжаю стоять, смотреть на него, искать в нём что-то. Но пустота. Внутри него – пустота, я почти ощущаю это. А потом он берет что-то со стола, не успеваю разглядеть.

– Открой рот.

– Сосать меня ты не заставишь! Лучше убей сразу!

– А я тебя заставлять и не буду. Сам запросишь.

– Да хуй тебе, ты, сука! – вскакиваю, хочу бежать к двери. Но Костя успевает схватить ремень. Грёбаный ремень всё ещё на мне, как влитой сидит, уже не замечаю его. – Отпусти меня, тварь! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох!

Он наматывает ремень на кулак привычным движением. Падаю на колени перед ним, хочу разорвать Костю в клочья. Но это же смешно: какой я и какой он. Метр с кепкой и зверь – разъярённый, неуправляемый. Второй рукой он сжимает мою шею так, что начинаю задыхаться. Открываю рот, и Костя суёт туда две таблетки.

– Глотай, иначе позову мужиков. Они выебут тебя прямо здесь. Потом притащат Кирилла, выебут и его, – шипит он на меня. – Глотай немедленно.

Проглатываю таблетки.

– В прошлый раз без них было, – говорю сам себе. Костя улыбается на мои слова. Как резко у него меняется настроение – это просто пиздец!

– В прошлый раз ты как бревно на кровати лежал. Я такое не люблю, – объясняет он. – И так больше не хочу.

– Я и сейчас буду как бревно.

– Не будешь, – он ухмыляется и встаёт с дивана. Принимается раздеваться, аккуратно складывать вещи в шкаф.

– Это экстази?

– Пробовал?

– Нет. И не хотел никогда.

– Всё когда-то бывает впервые…

========== 13. Рассвет ==========

– Я был на играх, – говорит Костя.

В его голосе нет эмоций. Он просто говорит, чтобы разбавить тишину.

– Что это вообще такое – игры? В чём суть? – спрашиваю.

Ведём светскую беседу, пока таблетки не подействуют. Смешно, честное слово. Он что, думает, я возьму и накинусь на него, когда мне в голову ударит химия? Кретин.

– Собирается сорок три человека. Двадцать – из охраны, двадцать три заключённых. Трое из них – те, кто устраивает представление. Остальные смотрят.

– Что они делают?

Нет, нет! Стойте! Перемотайте обратно! Я не хочу знать!

– Они трахают друг друга, – спокойно отвечает Костя. – А потом охрана убивает их. Иногда…

– Замолчи!

Вскакиваю с места. Встаю на колени перед ним. Он что, издевается? Зачем всё это рассказывает? Я злюсь. Пытаюсь злиться, по крайней мере.

– Ты – не человек, – смотрю на него, даже не моргаю.

Он гипнотизирует, замечаю не в первый раз.

– А кто я? – Костя улыбается, складывает руки на коленях, подаётся вперёд.

– Ты даже не животное, – шепчу. – Ты – чудовище. Страшный… Безумный, дикий. Я бы убил тебя, если бы мог, – говорю еле слышно. Но Костя слышит. Улыбка гаснет на его лице.

– Тогда ты мало чем отличаешься от меня.

Сажусь обратно на пол. Обхватываю руками колени, мотаю головой, чтобы выбросить все мысли. Как он может так жить? Это не жизнь, это существование – от игры к игре, от одного траха к другому. Так быть не должно. И всё же я отличаюсь от него. Он неправ, но убеждать его в этом не собираюсь. Знаю точно – никогда не стал бы так издеваться над людьми.

Костя поднимается с дивана, прохаживается по комнате. Он раздет и должен бы вызывать у меня лишь негатив. Но нет – смотрю на него: он такой большой, сильный. Пытаюсь убедить себя, что это всё таблетки. Чертовы таблетки! Он же силой запихнул их в меня! Как так вообще можно?

Встаю, держусь за диван. Меня ведёт в сторону. Хватаюсь за подлокотник, сажусь. Усиленно делаю вид, что всё нормально – будто я в порядке. А внутри меня – странные танцы: органы, кровь, мышцы, даже кожа – словно перемешиваются в кашу. Голова кружится, но так приятно. В горле сухо, но это тоже не особо парит.

Костя стоит у окна. Когда он раздёрнул жалюзи? Я не заметил.

– Ко мне, – опять и снова! Этот приказной тон. Иду, уже иду…

Встаю аккуратно, держусь за спинку дивана, чтобы он не заметил, что меня штормит. Делаю шаг, второй.

– Я сказал «Ко мне»!

Как я мог забыть? Опускаюсь на четвереньки, иду как собака. Так стыдно перед самим собой, неловко, неудобно. Можно же просто попросить! Подхожу к нему, сажусь на задницу, смотрю вверх – на его лицо. Костя задумчив – это странно. Он продолжает смотреть в окно, а через секунду переводит взгляд на меня.

– Хороший …

– Не называй меня так, – вырывается непроизвольно.

Я не собака. Я – человек!

– Ты должен ко мне на «Вы» обращаться, – отвечает он.

Берёт меня за поводок и ведёт к кровати. В голове проносятся мысли о том, как там, в камере, Киря, но так же быстро они отпускают. Я иду за Костей. Послушно залезаю на кровать. Наверно, я теперь всегда буду с этим розовым поводком. Это обидно, но… С чего бы мне вдруг таким сентиментальным становиться?

Всё это химия. Это всё экстази. Понимание того, что я под наркотой, должно успокаивать, но успокоения нет. Наоборот – ощущение, будто я вник в суть происходящего и только сейчас понял, что в жизни творится. Это угнетает, ломает и восхищает. Двойственные ощущения, обманчивые.

– Ложись, – говорит Костя. – И ноги раздвинь.

Ложусь. Раздвигаю ноги. Вдох-выдох. Томительное ожидание, неприятное, но волнующее. Словно в невесомости пытаюсь барахтаться: руки, ноги не слушаются, но двигаются. Они теперь сами по себе.

Костя пристраивается сверху: стоит на коленях, нависает надо мной. Приставляет свой член к моей заднице, трётся им о ягодицы. Чувствую лишь это трение и желание податься навстречу. Какой же я…

Развезло меня, нет сил дышать – могу лишь громко вздыхать. Двигаю тазом – навстречу.

Хочу ли я его? Нет, ни в коем случае. Но даже если бы я был на другом конце комнаты – пополз бы к нему. Чувство такое, что не выживу, если он сейчас не ляжет сверху, не прижмётся ко мне своим телом.

Резко обхватываю ногами Костину спину, пытаюсь подтащить к себе, но я слаб. Слишком слаб. И он, удивлённо хмурясь, делает то, что я хочу: прижимается, держит меня за руки чуть выше локтей и одним махом входит. Адская боль, как унять её – не знаю. Сразу пытаюсь отстраниться, но Костя держит меня. Резкими толчками разрывает меня, часто дышит и что-то пытается сказать – я вижу это. Он говорит что-то, но не слышу слов. Лишь стону в ответ. Прогибаюсь – чтобы было больнее, чтобы было жёстче. Он ведь этого хочет.

Костя хмурится еще больше. Мрачнеет, но не останавливается. Он возбуждён до предела, я ощущаю увеличенный член внутри себя – это особенное, необъяснимое чувство. Никогда ни с чем не сравнить его: человек, принуждающий тебя к близости, получает её вдоволь и так, как ему хочется. Я противен сам себе, но продолжаю двигаться. Я возбуждён – мой член стоит колом. Но об оргазме не может быть и речи.

Сколько продолжается это, я не знаю. В спальне нет часов, но вижу, что за окном светлеет. Рассвет…

Рассвет – слабая надежда на новый день. Надежда на чудо.

Пусть это всё когда-нибудь закончится, Господи…

========== 14. Аспирин ==========

Снова я на руках у Марка. И он вновь не смотрит на меня. Я зачем-то пытаюсь шутить, говорю всякую ерунду, а он лишь краем губ улыбается. Не такой уж и козёл этот мужик, наверно. Несёт меня в камеру: вижу коридор, раздваивающийся перед глазами, лестницу и пустую камеру, где раньше были старики. Куда они делись?

Проходим вниз, потом наверх, к нашей с Кирей клетке. Как я соскучился по нему! Марк открывает дверь, ставит меня на ноги и уходит. Не могу стоять: трясутся ноги, колени будто переломятся сейчас, но я держусь. Меня использовали и вернули на место, но сейчас это странно весело. Даже не представляю, как буду чувствовать себя позже, когда отойду от таблетки.

Киря встаёт с кровати, смотрит на меня угрюмо.

– И где ты был? – спрашивает так, словно моё отсутствие от меня зависит. Я только глупо улыбаюсь ему.

Друг подходит, хватает меня за подбородок и смотрит. Так внимательно смотрит, что аж мурашки по телу.

– Киря, я скучал по тебе! – продолжаю улыбаться. А он злится, сжимает мои плечи и в следующую секунду отталкивает. – Я и так еле на ногах стою, Кирь…

– Что они с тобой сделали? – спрашивает он и садится на кровать. Друг не смотрит на меня, я будто противен ему. – Ты сам не свой!

Он вздыхает тяжело, складывает руки на груди. Поднимаюсь, сажусь к нему. Не хочу, чтобы он когда-нибудь повторял эти слова: они обижают, влезают в самое сердце. Сразу чувствую себя ничтожеством, хочу зареветь.

– Ну, ты чего? – взгляд Кири смягчился, губы тронула лёгкая улыбка. – Я просто переживаю.

– Я знаю, – всхлипываю.

Мгновенно закладывает нос. По щекам текут слёзы. Заебала эта резкая смена настроения, но я не могу контролировать эмоции. Они сами!

– Иди сюда.

Он обнимает меня, кладёт голову себе на плечо. Другой рукой треплет по волосам, и этот жест приятен. Не такой собственнический и властный, как у Кости. Невольно сравниваю этих двух людей. Один – мой лучший друг, опора и поддержка. Другой – тиран и сумасшедший убийца.

Как я мог испытывать в постели с Ним подобное? Ненавижу! И чёртовы таблетки ненавижу! Я не такой на самом деле, я никогда в жизни бы не почувствовал нежности к такому человеку, как Костя. Сразу вспоминаются слова, которые я сказал ночью – что убил бы его. И сразу за ними звучит Костин ответ – что в таком случае я – такой же, как он. Очень хочу рассказать об этом Кириллу, он ведь поймёт меня?

– Кирь, я плохой, – поворачиваюсь к другу, он смотрит мне в глаза и мотает головой.

– Ты хороший, Тём. Просто…

– Что?

Киря убирает волосы мне за ухо, открывая лицо. С нежностью смотрит на меня заплаканного и улыбается.

– Просто у тебя отходняк.

– Надеюсь, это кончится быстро, – отвечаю и этой фразой имею в виду всё, что происходит в жизни.

Пусть всё закончится.

***

Пропускаю завтрак и обед. Просто лежу, даже не двигаюсь. Чувствую себя никчёмным, жалким наркоманом. Пусть это и было один раз, но кто знает, что впереди ждёт? Если Костя захочет меня видеть, то снова даст эти таблетки.

Киря возвращается с обеда. Заходит в камеру, держа в руке стаканчик с водой.

– Выпей, – говорит он. На ладони протягивает мне таблетку.

– Что это? – приподнимаюсь на локтях, он встаёт рядом с койкой на колени.

– Аспирин. Он, конечно, в таких состояниях мало помогает, но…

– Где ты взял его? – смотрю на друга, он весь бледный, но пытается улыбаться.

– Какая разница, Тём?! Выпей его, хоть голова трещать не будет!

Беру таблетку, запиваю водой. Он что, считает, я так просто от него отстану?

– Говори, где таблетку взял.

– В медпункте! – резко отвечает он.

Я не верю ему, но, видимо, ответа сейчас не добьюсь.

***

Нет, меня очень парит этот вопрос! Я не знаю правды и переживаю за друга! Где он взял таблетку? Решаю, что буду присматриваться к нему. Не упущу ни одной мелочи и узнаю! В этом лагере никто и ничего просто так не получает.

***

Вечер на удивление спокойный. Охраны в коридоре мало, каждый заключённый предоставлен сам себе. От Кири узнаю, что гулять на улицу нас выпускают только по понедельникам. Это радует, потому что хочется подышать свежим воздухом. Сегодня – воскресенье. Жду с нетерпением завтрашнего дня..

Сижу рядом с Кирей, вместе молчим, рассматриваем людей в камерах. Он сказал, что не знает, куда делись старики. Мне почему-то кажется, что он врёт. А ещё он нервничает. Не пойму, в чем причина, но вижу прекрасно. Он кусает губы, теребит пальцы и иногда улыбается мне. Только улыбка такая натянутая.

Весь день я думал о том, откуда он взял аспирин. Это помогло мне отключиться от депрессивного состояния, но зато добавило больше переживаний. Лучше бы у меня болела голова! Я полностью насладился бы этой болью, чтобы впредь знать, что наркотики употреблять нельзя. А впрочем, мог ли я как-то повлиять на то, чтобы Костя не давал мне экстази? Наверно…

Скоро ужин, и я немного голоден. Вполне можно выйти из камеры, прогуляться. Смотрю на окружающих меня людей и понимаю, что больше не боюсь их. Хотя, наверно, это всё ещё таблетки. Выходят медленно, заставляют испытывать то, чего раньше не было. Меняют эмоции капитально. Мне это не нравится.

– Сиди здесь, – говорит Киря, когда дверь камеры открывается. – Я притащу ужин сюда, чтобы тебе никуда не ходить.

Сразу понимаю: что-то не так. Он хочет идти без меня, значит, присутствие моё нежелательно. Оградить от чего-то хочет – это ясно. И так же ясно я злюсь. Мог бы и сразу сказать, что к чему! Смысл скрывать от меня, что в любом случае когда-нибудь узнается?

Радостно улыбаюсь ему, вроде как я благодарен.

– Мммм, спасибо, Киря!

– Да не за что, – он бросает на меня короткий взгляд и выходит из камеры.

Я наблюдаю за ним, вижу, как он через пару минут скрывается в дверях столовой, а потом покидаю клетку. Охрана медленно прогуливается по коридору первого этажа, на меня внимания не обращают. Иду к столовой, приоткрываю дверь. Ищу глазами друга и через пару секунд застаю его у окна с каким-то мужиком.

Киря почти одного с ним роста; они стоят, о чём-то разговаривают. А потом мужик берёт Кирю за руку, притягивает к себе и проходится языком по шее. Друг терпит, и я понимаю, как он будет расплачиваться за аспирин, который даже и не сильно помог мне.

Решаю поговорить с Кирей, когда он вернётся в камеру. Он ведь после ужина обратно придёт? Или…

Отхожу от столовой на пару шагов, но замираю на месте…

========== 15. Доминирующий ==========

– Ты можешь на большее и не рассчитывать, – сухо отозвался Кирилл.

Он говорил громко, уверенно, старался придать своему голосу взрослости, и это у него неплохо получалось. В этом месте нельзя было по-другому. Если дашь слабину, считай – всё пропало.

За несколько дней, что отсутствовал Артём, Кирилл успел многое разузнать и познакомиться со многими людьми. Теперь парень был в курсе, с кем из охраны не стоит связываться, знал, что каждый месяц проходят игры, и что купить в лагере можно всё. Только расплата берётся не наличными.

– Куда пойдём? – мужик хрипло выдохнул в лицо Кириллу и, высунув язык, провёл им по шее парня. – К тебе или ко мне? До закрытия камер ещё полчаса.

– К тебе.

– Можно вашу руку? – пошутил мужчина и протянул Кириллу ладонь.

– Нельзя.

Парень развернулся и направился к дверям, мужик – следом. Он был доволен, улыбка не спадала с лица. Он предвкушал, какое сейчас получит наслаждение. В какой-то степени ему даже не верилось в то, что парень согласится. Но Кирилл пришёл к нему сам и был согласен. Ради Тёмы он был готов на всё. А так как речь шла совсем о небольшой услуге, то почему бы и нет?