Текст книги "Ромашка-1"
Автор книги: А Зю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Да не, как-то неудобно.
– Ну что вы, что вы, я еще и уборку не делала.
– Ну, хорошо.
– Может быть, чай, кофе?
Мне уже на работу возвращаться, так что отказываюсь:
– Да нет, спасибо, мне лучше воды.
– Ага, хорошо.
И, бросив гостью, Ромкина мать быстро исчезает в направлении кухни. Я же, воспользовавшись предложением, прохожу вглубь квартиры и сворачиваю в первую же комнату, которая оказывается Ромкиной. Тут шкафы с книгами, рабочий стол, кровать, куча фотографий в рамочках. Беру одну из них в руки – на ней мой мужчина еще совсем юн и смотрится озорным мальчишкой. Ласково касаюсь пальцем, улыбающееся лицо. Он тут такой лапочка, с наивным взглядом. С грустным вздохом ставлю рамку обратно на полку и беру следующую, где Серебров постарше.
Сзади вдруг слышится голос:
– Вот ваша вода.
Сразу разворачиваюсь к хозяйке:
– Ой, спасибо.
– Пожалуйста.
Меня ее выканье, каждый раз заставляет вздрагивать, вдруг это моя будущая свекровь, и я смущенно улыбаюсь:
– Да, можно на ты.
– Спасибо, Машенька.
– Ольга Ивановна, скажите, пожалуйста.
Присаживаюсь на стул возле круглого стола, время от времени отпивая из стакана.
– Вы не могли бы рассказать, как это все произошло, а?
Ромкина мать тоже садится:
– Ох… Это для меня до сих пор загадка. Ты понимаешь, он не собирался ни в какую командировку, наоборот, когда в тот день звонил, сказал, что пораньше ляжет спать, дескать, нужно пораньше на работу в понедельник.
Ляжет спать? И вместо этого позвонил мне и позвал к себе? Может, не хотел, чтобы мать отвлекала вечером звонками?
– Так и что?
– А когда я утром приехала к нему, в квартире его уже не было.
– Как не было?!
– Вот так. Как будто ужинал с кем-то, но спать не ложился – постель прибрана, пижама лежит аккуратно свернутая.
– А ну, так он наверно пораньше встал и ушел.
– Я тоже так подумала. Но потом…
– Что потом?
– Да ты понимаешь, все рубашки, в которых он на работу ходит, на месте. Все, до единой! Я их сама ему покупаю и потому знаю. Ума не приложу в чем он мог уйти, если и правда на работу собирался. Прямо мистика какая-то!
– Нда-а-а, дела-а-а. Ну, а что милиция говорит?
– А что она говорит… Мальчик взрослый, сам ушел, никто не похищал. Ждите, вернется.
Ответ ожидаемый. Запустив пальцы в волосы, чешу затылок, а потом, подперев голову ладонью, сочувственно смотрю на Ольгу Ивановну:
– Угу. И что, с тех пор тишина?
– Два нет, он мне как-то днем позвонил.
Оп-па, на! Значит, все-таки, я не сошла с ума, и Серебров где-то прячется, наведываясь по ночам ко мне в гости!
– Позвонил? Откуда?
– Не знаю. Не сказал. Но голос у него был вот странный, слегка писклявый такой, вот.
– Ага. А так… А что он сказал?
– Ну, что он сказал... Сказал, что у него все хорошо, чтобы я не беспокоилась… Да одну странную вещь он мне сказал!
– Странную вещь? Какую?
– Он сказал: «Я вернусь, когда это все кончится».
Мне уже страшно за Сереброва. Неужели вляпался куда-то? Недоуменно чешу пальцем висок:
– Все это? А что «все это» не сказал?
– Быстро попрощался и повесил трубку.
Ольга Ивановна забирает фото, лежащее передо мной на столе, и начинает плаксиво причитать:
– Мальчик мой, я ума не приложу, что с тобой случилось, а?
Она хлюпает носом, но я все еще в растерянности от ее рассказа:
– Ольга Ивановна, а вы уверены, что это он звонил, а?
– Да что ж я интонаций собственного сына не знаю?!
– Нда… «Когда все это закончится». Что же он имел в виду, то?
– Машенька, а может быть, мы с вами что-нибудь придумаем, а? Если вы действительно настоящая подруга моему сыну.
Этим как раз каждый день и занимаюсь:
– Ну, да, да конечно.
Похоже, я здесь больше ничего не узнаю. Обернувшись, тянусь за сумкой, висящей на спинке стула:
– Ольга Ивановна, извините, мне уже наверно пора.
– Да, да, конечно. Конечно.
– Вы знаете, что? Вы не беспокойтесь! Рома обязательно объявится. Ну, просто нужно наверно какое-то время подождать.
– Да, да.
Мать печально опускает глаза в пол. Поднимаюсь:
– Ну, все, до свидания.
Ольга Ивановна провожает меня к выходу.
– Машенька, заходите ко мне, не забывайте.
– Конечно! Как только что-то станет ясно, обязательно сообщу. Обязательно!
***
Спустя час, уже сижу у себя в кабинете, вся в тревоге, пью травяной чай и пытаюсь успокоиться. Вдруг слышу знакомое насвистывание и поднимаю глаза – неужто он?! И точно – в открытую дверь вплывает Побужецкий с красной розой в руке – изображает романтичность. Продолжая выдавать соловьиные трели, он идет прямо ко мне, и я отставляю чашку в сторону.
– О, Кирилл Борисович, я смотрю у вас сегодня хорошее настроение?
– Для тебя Кир, мы же договаривались.
Он держит перед собой принесенную розу на длинном стебле:
– Ой, кстати. Это тебе! Никак не могу забыть наши прощальные объятия.
Кирилл протягивает мне цветок, но его намеки меня уже разозлили, и хочется ответить той же монетой.
– Боже, какая прелесть! Красота.
Беру розу в руку и, глядя Кириллу в глаза, бросаю ее в урну для бумаг:
– Я с твоего позволения ее в вазу поставлю!
Приятно видеть, как ухмылочка сползает с его самодовольной физиономии.
– Напрасно ты так, я от всей души.
Не души, а душонки, причем гнилой.
– Я тоже.
– Гкхм… Филатова…
Он опять садится на край моего стола.
– Вот чему мне нужно у тебя поучиться… Так это самопожертвованию. Директор сказал в ресторан, значит в ресторан… Пример достойный подражания. Жаль, у меня так не получится.
Стараюсь не проявлять никаких эмоций. Похоже, Федотов разболтал ему о нашей с ним договоренности, и теперь проект-директор вымещает на мне свою обиду.
– В общем, так... Я тут набросал план своего выступления с презентацией. Чтоб завтра к утру был полноценный доклад со ссылками и цифрами. Не справишься – пиши заявление на увольнение. Все ясно? Вот и хорошо.
Побужецкий с победным видом исчезает за дверью, а я, прикусив язык, возмущенно смотрю ему вслед. Где ж я тебе цифры возьму. Если ты мне ничего не дал? Даже презентации не скинул, только несколько исходников для ее картинок. И как с этим работать?
5-2
Маша
Через час неожиданно в комнату врывается Валя Мягкова, и я недоуменно смотрю на нее.
– Что случилось? Пожар?
Она, снизив голос до шепота, сообщает:
– Хуже!…. Он заставил переодеться девчонок в бикини!
– Каких девчонок?
– Побужецкий себе секретаря подыскивает, что ли, или помощницу. Там, в зале заседаний, целый конкурс из кандидаток.
Таких нововведений у нас еще не было. Быстренько встаю и иду вслед за Валентиной. Когда подходим к залу заседаний, из приоткрытой двери доносятся мужские и женские голоса, и я тихонько заглядываю внутрь. Чей-то женский голос представляется:
– Даниэла. Можно, Дана.
Мужской, c превосходством в тоне, соглашается:
– Можно.
Внутри помещения Козлов, Побужецкий и четыре кандидатки и, правда, в купальниках.
Кирилл сладко расшаркивается перед одной из них:
– Даночка, если вас не затруднит, дефиле.
Блондинка начинает прохаживаться вдоль кресел перед взором Петра Константиновича, который вальяжно сидит во главе стола, закинув ногу на ногу. Кир девушку хвалит:
– Превосходно! Даночка, скажите, а как вы трактуете термин «предельная откровенность»?
Козлов, покачиваясь в кресле, прерывает сладкоголосого:
– Кирилл Борисович, не пугайте девушек словом «трактуете».
Мужчины с усмешкой переглядываются, и Побужецкий тянет руку вверх, убирая волосы с обнаженного плеча блондинки:
– Может быть, вот так?
Потом проводит легонько двумя пальцами по ее голому животу:
– Или вот так?
Тихонько делаю несколько фоток на телефон.
Козлов шутит:
– Ну, что, не взмерзли?
Побужецкий бодро подхватывает:
– А я уже распорядился – сейчас организуют чаек, бутербродики.
– А может быть шампанское? М-м-м?
Женский голос соглашается:
– Было бы неплохо.
Блин, их откровенно снимают прямо в офисе и никакого протеста. Снова вкрадчивый голосок Кира:
– Хэ… Извините, Петр Константинович, можно вас на минутку?
И я покидаю свой пост.
***
У себя в кабинете, сбрасываю фотки на компьютер и отсылаю на домашнюю почту. Не знаю как, но, чувствую, они нам всем еще пригодятся. Ход мыслей прерывает стук в дверь и внутрь стремительно заходит Сергей:
– Маш, извини, не помешал?
Подняв руку, жестом призываю меньше говорить, а лучше подойти ближе:
– Не помешал.
Он проходит через весь кабинет, прямо к окну и с шумом выдыхает:
– Фу-у-у-ух.
Он там топчется, а потом возмущенно восклицает:
– Слушай, у меня слов нет!
– Ты о чем?
Пригожин уже бродит где-то рядом, вдоль торца стола:
−А я понять не могу. У нас тут офис или бюро знакомств?
– Ну, я, честно говоря, всегда думала, что первое.
– Вот и я тоже думал. Но если бы ты видела, что там сейчас Козлов с Побужецким вытворяют...
Эта история мне уже знакома и влезать в нее глубже, чем влезла, желания нет. Бормочу:
– Я в курсе.
– Угу, ощущение такое, что они кандидаток не для работы выбирают, а для бани. Смотреть противно.
Если он пришел за советом или думает, что я кинусь драться с Козловым и Побужецким – то напрасно:
– Ну, противно, не смотри.
Он снова подступает к торцу стола:
– Маш, ты не понимаешь что ли?
Господи, чего он от меня-то хочет? Поднимаю глаза вверх, в потолок. Я никто и звать меня никак. Неудачница. И на работе, и в личной жизни. Не сделаю доклад к вечеру, и меня завтра вышибут отсюда. Если тебе так хочется быть правильным и выступить против руководства – выступи! А у меня и без этого проблем куча. Срываюсь:
– Да что я должна понимать!
Решительно встаю из-за стола:
– Так, Пригожин.
Мы стоим лицом к лицу, и я пожимаю плечами:
– Я всего лишь начальник отдела. Чего ты от меня хочешь?
Он мотает головой, пытаясь что-то сказать, но я не даю:
– Вот там начальство, туда иди, к ним.
– Маш.
– Что?
Пряча глаза, он вдруг тушуется:
– Да... Так, ничего… Ничего, извини.
***
Набираю номер майора Парамонова:
– Виталий, простите, меня тут не было на месте, вы мне не звонили?
– Нет, но на московских дорогах ваш сотрудник нескоро появится.
В смысле? Заловили без документов и прав на вождение? Не дай бог, сбил кого-нибудь.
– Как не скоро? Почему?
– Так стукнулся в воскресенье ваш товарищ или кто там за рулем был.
Так стукнулся, что и за руль больше не сядет? Известие пугает еще сильнее:
– Как стукнулся? Где?
– Да прямо на Новослободской.
Это как раз недалеко от дома Романа!
– Выехал на встречку, типа троллейбус объезжал.
Троллейбус? Даже заикаться начинаю:
– А по-по… подождите Виталий, а он там что, пострадал?!
– В сводке этих подробностей нет. Мы же не скорая помощь.
Катастрофа! И правда авария! Сорвавшись с места, начинаю метаться по спальне:
– Товарищ майор, а можно как-нибудь узнать?
– Ладно, попробую… Если что, звонить на этот номер?
– Да-да, на этот телефон.
– Тогда, до свидания.
Перекладываю трубку к другому уху:
– Да, хорошо, я буду ждать.
– Обращайтесь.
– Да, спасибо.
Капец, а вдруг там все всмятку? Сердце сжимает страх, и я страдальчески веду головой из стороны в сторону, выдавливая из себя:
– Мамочка моя… На встречку!
***
Перезваниваю Светке на работу. Нервно перескакивая с пятого на десятое, докладываю ей о разговоре с ГАИшником, о фотографии «Рэйндж Ровера» и о жутком столкновении на троллейбусной остановке. Воображение рисует все новые и новые картинки, но мой скачущий рассказ отнюдь не мешает Дорохиной перебивать и задавать уточняющие вопросы. Усидеть на месте не в моих силах и я, сделав всего глоток кофе из чашки, вскакиваю из кресла, начиная метаться вдоль окна, закинув руки за голову и теребя гриву. С губ срывается горестный шепот, похожий на стон:
– Ой-ой-ой!
Подруга успокаивает:
– Маш, я тебя умоляю, давай поспокойнее, а?
Какой, спокойно?! Звук прорывается на всю мощь:
– Да не могу я поспокойней!
– Слушай, от того, что ты вопишь, и брызгаешь слюной, ничего не изменится.
Бессилие и бесит! Меня всю колотит, голос дрожит, и я стискиваю спинку кресла, вцепившись в нее пальцами свободной руки:
– Знаешь, что… Вот, тебе бы психологом работать! Ты так умеешь успокоить.
А вдруг там мешок с костями и переломанный позвоночник??? Схватившись за голову, снова начинаю накручивать круги. Подруга в трубке бурчит:
– Я вообще не понимаю, чего ты завелась-то.
– Как чего, Дорохина, как чего?! Ты чего, ты вообще?!… Я тебе русским языком говорю – выезд на встречку!
Кулаком шлепаю по ладони – бамс и смятка! И Ромка на всю жизнь в инвалидной коляске. Светке, похоже, все равно, и она раздраженно тянет:
– О-о-ой, ну и истеричка…. Я слышала уже это! Не ори.
Я в шоке от такого равнодушия и уже чуть не плачу, накидываясь на подругу:
– Что, не ори, что, не ори… Ты понимаешь, вообще, во что это может вылиться?!
– Фу-у-ух, истеричка... У него не выезд на встречку был, он троллейбус объезжал.
Ага! Но тот то, кто мчался навстречу, он-то не объезжал! Ну не двести км в лоб, только сто, но разве этого мало? Возмущенно всплескиваю руками:
– И что это меняет!?
– Ну, как что меняет. Раз он объезжал троллейбус, значит, он ехал за ним, а стало быть, ехал мед-лен-но.
До этого я и сама доперла, без домашнего психолога, поэтому перебиваю:
– А, встречный?!
Светка молчит и это совсем срывает меня с катушек, почти рыдаю:
– А если руки – ноги переломаны? Или ребрами об руль?
Хныча, тащусь в обратном направление, закинув руки за голову. Вместо поддержки, из трубки доносится унылый вздох:
– О-о-ой, Маш.
Пометавшись еще, плюхаюсь назад в кресло, за стол. Все мои тревоги может успокоить только звонок Парамонова, но телефон молчит… Стеная, срываясь на всхлип и прикрыв намокшие глаза ладошкой, нервно откидываюсь на спинку кресла:
– Блин, майор, ну, позвони ты! Тут люди волнуются…Черт.
***
Спустя десять минут мобильник, лежащий на столе, и правда начинает трезвонить, и я тянусь за ним:
– Алло.
– Мария Павловна, это вас майор Парамонов беспокоит.
Майор! Обрадовано тараторю:
– Да, да, Виталий, я узнала.
Закинув руку за голову, нервно запускаю пятерню в волосы. В трубке слышится смешок:
– Очень приятно. Я тоже кое-что узнал, хе-хе… Теперь, вам не придется, бегать за вашим клиентом, хе-хе, поздравляю вас – он в больнице!
Так я и знала! Сердце ухает вниз, свершилось худшее и мой голос становится совсем безжизненным:
– Как в больнице…. В какой?
– В 59 городской, там есть травмотологическое отделение.
– А это где?
– Не очень далеко от места аварии, улица Достоевского, тридцать один.
Значит, травматологическое… Слава богу, не паталогоанатомическое.
– А... простите, вы не знаете: там что-нибудь серьезное?
– Простите, это уже не ко мне. Вы же понимает это не по нашему профилю.
– А, да, да, да, да, конечно. Вы нам очень помогли, я у вас теперь в долгу.
– Ну, время покажет. До свидания.
– Всего хорошего.
Со вздохом роняю руку вниз, боясь громко озвучить охватившие эмоции:
– Бог ты мой, приплыли…
Мне надо выплеснуться и я снова набираю Дорохину. После второго гудка та снимает трубку и, кажется, она недовольна моим новым звонком:
– Алло.
Мой голос срывается:
– Свет... Свет, это полный триндец!
Уперев руку в бок, не могу усидеть на одном месте, начиная стремительно расхаживать по кабинету, суетливо поправляя волосы:
– Вот, я как чувствовала блин! Этот придурок в больнице, представляешь!?
Светкин тон становится тревожным:
– Какой, придурок?
– Да, Ромка! Кто же еще.
– Ну, извини, не сообразила сразу. У меня сегодня перебор с придурками. Ну, что там случилось? Что-то серьезное?
– Да, откуда я знаю?! Мне только номер больницы сказали.
– Так поезжай и узнай.
– Да ясень пень, что надо ехать. Ну… Я не могу сейчас, понимаешь?!
– Почему?
– Если я утром не сдам Побужецкому доклад, меня уволят!
– А-а-а… ну, тогда завтра, в чем проблема?
– Да, какой – завтра. А если я завтра опять все забуду!?
– Маш, да, успокойся – я тебе напомню, если что.
– Свет, а ты не могла бы…это… съездить?
– Что? Куда?
– 59 городская больница, травматологическое отделение.
– Ты что, с ума сошла?
– Светочка, ну я тебя очень прошу!
– Нет, нет, я никуда я не поеду.
– Свет!
– Я тебе говорю: не поеду.
Ничего, ничего…. Если сказать, что она спасительница и благодетельница, без которой я не я, сдастся, уломаю.
***
Ближе к вечеру, когда иду через холл, мимо зала заседаний, где днем проходили смотрины новой помощницы Кирилла, до меня доносятся странные звуки… сходу даже не пойму что это такое – очень похоже на приглушенные женские причитания. Но здесь? У нас?
– Перестаньте... Пустите...
Останавливаюсь неподалеку от двери и прислушиваюсь. Вот, опять:
– Пустите меня, ну, пожалуйста... Ну, отпустите меня.
Мне это не нравится, и я резко сворачиваю в сторону подозрительного кабинета. Оттуда слышится уже громче, чуть ли не со слезами:
– Ну , хватит…
Быстро подхожу и стучу в дверь:
– Кир, ты там? Открой!
После паузы действительно раздается голос Побужецкого:
– Это кто?
– Это Маша. Что у тебя там происходит?
– Ничего не происходит, я работаю.
И поэтому девка воет? Повышаю голос:
– Открой дверь!
– В чем дело?
– Открой дверь или мне что, охрану позвать?
Дверь распахивается и оттуда выглядывает недовольный Кирилл.
– Здесь кто-нибудь русский язык понимает? Не видно, что я работаю?
Позади него, возле фривольного диванчика, маячит испуганная полуголая блондинка, видимо прошедшая «кастинг». Так я и думала! Кир начинает закрывать дверь, но я, вытянув руки вперед, с силой толкаю ее внутрь и врываюсь к ним туда. Работает он! Вижу, как ты работаешь! Дрожащая от страха девушка стоит посредине вся расхристанная, прикрывая обнаженную грудь скрещенными руками.
– Что здесь происходит?
Побужецкий орет, привлекая к нам новую публику:
– Ты что, спятила?
Не обращая внимания на этого урода, я бросаюсь на помощь к девушке. Надеюсь, вовремя.
– Он что-нибудь с тобой сделал? Не бойся, скажи мне.
Надо ее чем–нибудь прикрыть… Кидаюсь к диванчику, хватаю с него полотенце и набрасываю девушке на плечи. Ну, хоть, вот так. Побужецкий продолжает разоряться:
– Это как понимать? Ты же видишь, ее напугала! На каком основании ты вломилась в эту дверь, когда я работаю? Между прочим, я…
Ну, все, меня этот клоун достал! Договорить Кирилл не успевает – я бью его коленкой между ног. Побужецкий сразу сдувается и сгибается:
– О-о-о…
А потом хрипит:
– Ты что рехнулась? Ты же понимаешь, что ты сейчас сделала?
Незаметно, незаметно, а толпа в дверях растет и ждет что же дальше.
– Могу повторить!
Бью коленом еще. На этот раз, заставляя скрюченного Верховцева схватиться за нос.
Растерянный вопль, становится агрессивней:
– Та-а-а-к, вы сейчас все видели – она меня ударила!
Побужецкий обвиняюще, тычет в меня пальцем и от этого становится еще более жалким. Ору в ответ:
– Да! И правильно сделала!
Во мне все бурлит и я готова махать руками без раздумий, стоит ему сделать хотя бы один неправильный жест в мою сторону. Поворачиваюсь к девушке:
– У тебя все в порядке?
Но та лишь испуганно хлопает глазами…Этот слюнтяй, не привыкший к отпору, продолжает шипеть и пугать:
– Ты, понимаешь, во что ты вляпалась? Ты, понимаешь, кто перед тобой стоит?
Вот, дерьмовый мужичишка, никак не угомонится.
– Минуту назад я точно поняла, кто передо мной стоит!
Поворачиваюсь к собравшейся толпе в дверях:
– Будете свидетелями все!
В первых рядах, конечно, Валя с Толиком, они дружно кивают, соглашаясь быть и свидетелями, и понятыми, если дойдет до смертоубийства. Кирилл продолжает, что-то выкрикивать, но, похоже, обилие присутствующих его выбивает из колеи:
– Только свидетелями чего вы будете, а?
– Да уж не бракосочетания!
Он сопит и топчется на месте, а потом вновь идут в ход запугивания:
– Можешь искать себе другую работу! Я очень сильно сомневаюсь, что тебя кто–нибудь теперь возьмет!
Широко раскрыв глаза, делаю радостно – удивленное лицо и киваю каждой угрозе. Блин, может еще раз врезать? Товарищ явно не в адеквате… Обвожу взглядом присутствующих:
– Вы слышали, да? Стоит и не краснеет!
– А чего это мне краснеть-то!
Валентина вмешивается:
– Мы видели Кир, все. Видели!
Толик поддакивает:
– Видели.
– Да что вы видели? Что вы видели, а?
Народ такой наглости вытерпеть не может и нестройно шумит:
– Видели.
– Видели.
Смотрю с удовлетворением на эту перепалку – свидетелей много и этому хмырю не выкрутиться Побужецкий поднимает обе руки вверх:
– Так, я с больными не разговариваю, до свидания, до свидания.
И начинает резво продираться сквозь толпу… Беги, беги – все равно завтра всех собак на тебя спустим, не поздоровится. Снова разворачиваюсь к девушке:
– Тебе далеко ехать?
– На Каширку.
Вижу, как она трясется, и продолжаю успокаивать:
– Не бойся, все нормально.
Оглядываюсь по сторонам и командую Пузыреву:
– Толик, вызови такси.
Тот охотно дергается на выход:
– Ага.
Пытаюсь усадить пострадавшую на диван.
– Все нормально, все хорошо, все нормально. Тебя как зовут?
– Инга.
***
Разогнав любопытную толпу, мы с Валей провожаем пострадавшую до такси. Когда возвращаемся, энергия все еще бурлит, заставляя идти торопливым шагом и громко обсуждать происшествие. Уверена, если выступим единым фронтом, победа будет за нами! Еще раз призываю Мягкову с Пузыревым в свидетели:
– Вы подтвердите, что здесь видели!
Они дружно кивают:
– Да, конечно.
– Конечно.
В недоумении качаю головой – никогда у нас подобных ЧП на рабочем месте не было. Продолжаю генерировать:
– С ума сойти, вообще, взрослый мужик! Ему что, вне работы баб, что ли, мало?
Валя тоже на эмоциях:
– Вот, именно! И плевать я хотела, кто он там такой.
– Так хотелось еще раз ему вмазать, так хотелось, я не знаю, как я сдержалась.
Мы тормозим посреди холла, прежде чем разбежаться по своим углам. Толик глядит на меня с восхищением:
– Слушай, Маш, а ты занималась?
– Чем?
– Ну, там боксом или кикбоксингом, не знаю.
– Ничем я не занималась, меня Р…, в общем сама научилась.
Ловко провожу рукой по волосам, откидывая их назад. Валя задумчиво тянет:
– Интересно. Что он завтра людям скажет?
Уверенно ставлю жирную точку:
– Да чтобы он не сказал, нас все равно больше.
Перевожу взгляд с одного на другого и жду подтверждения. Толик кивает:
– Это точно.
Замолкаем на минуту, переваривая ситуацию, и разбегаемся.
5-3
А действительно, что завтра Кирилл придумает? Может надо ковать железо, не отходя от кассы?
Сворачиваю к приемной Федотова. Насти нет на месте, и я смело заглядываю в кабинет:
– Можно, Николай Петрович?
Федотов благодушно пьет кофе и жует круассаны:
– Так, Филатова, во-первых, неплохо было бы постучаться, а во-вторых, я занят.
Занят он! Поведя головой из стороны в сторону, бросаю на шефа возмущенный взгляд:
– Фу-у-у-х… Приятного аппетита!
Петрович сует очередной круассан в рот:
– Спасибо. Зайди через пять минут.
Ну, уж нет, меня не собьешь! Торкаюсь, туда-сюда, вдоль стола, сверкая глазами и полыхая гневом. Наконец, выдаю новую порцию возмущения:
– Я не могу! Я и так еле сдерживаюсь!
Настроение Федотова сразу портится:
– Та-а-ак, опять… Что случилось?
Все, пора! Набираю темп:
– У нас в офисе серьезная большая проблема!
– Спасибо. Пожелала приятного аппетита и тут же его испортила.
– Ну, извините.
Опершись обеими руками на стол, буквально нависаю над Петровичем:
– В общем, так... Только что я обнаружила, что один из сотрудников фирмы – развратник и извращенец!
Федотов недоуменно смотрит на меня, и я утвердительно киваю:
– Злоупотребляющий своим служебным положением!
Оторвавшись от стола, делаю шаг назад, готовясь к главному удару. Вот, сейчас посыплются гром и молнии, тут то я и … Но начальник остается почти невозмутим и даже любопытен:
– Интересно и кто это?
Вот блин, я тут из юбки буквально выпрыгиваю, и никакой реакции. Все жрет и жрет свои круассаны… Все равно я тебя до долблю:
– Даже не знаю как вам и сказать-то… Это, Побужецкий!
Во-о-о-т! Совсем другая реакция пошла. Вижу ошалелые глаза Петровича, и перехожу в решительное наступление.
– Он закрылся с девушкой в зале заседаний, довел ее до слез В общем, мне противно все это пересказывать. Я думаю, вы меня понимаете?
Петрович встает из-за стола, продолжая держать круассан в руке:
– Подожди, подожди…. Откуда эта информация? Может, это у них полюбовно?
– Откуда… А я это видела собственными глазами! Не только я, есть свидетели.
Федотов топчется, не зная, что предпринять, швыряет недогрызенный круассан в тарелку и желчно бурчит:
– Ух, ты, интересненькое какое дельце…. Могла бы мне дать доесть спокойно.
По его реакции уже сейчас понятно – бежать, буянить и выгонять Побужецкого он не собирается. Как я и подозревала – хочет спустить на тормозах. Пытаюсь сразу расставить точки над i:
– Николай Петрович, имейте в виду – замять это дело народ не даст!
Федотов косится на меня, а потом, когда до него доходят мои слова, аж меняется в лице. А ты как хотел?
– Ладно, Филатова, утро вечера мудренее. Поздно уже, иди домой. Завтра разберемся, на свежую голову.
***
Когда приезжаю домой и открываю дверь в квартиру, там тоже капец – внутри совсем темно, только над кухонной плитой горит светильник, а Дорохина вообще, стоит в коридоре со здоровенным тесаком в руке.
– Оп-па-на… Меня встречаешь? А чего, света нет?
– Не знаю, я пришла, его уже не было.
– Ну, так посмотрела бы в щитке. Там все выключатели – розетки, свет, плита.
Светка лишь мотает головой:
– Я не могу… Я боюсь. Знаешь, меня ведь кто-то преследует!
И поэтому электричества нет? Совсем у девки крыша на работе поехала.
– Ладно, сейчас взгляну.
Иду на лестничную площадку к электрощиту, открываю дверку – так и есть, сработал автомат на освещение. Один щелчок вверх и все комнаты внутри квартиры заливает электрическим светом. Дорохина оправдывается:
– Я не проверяла.
Возвратившись в квартиру и переобувшись в тапки, отправляюсь в спальню переодеваться. Светлана тащится следом:
– Маш, ну, я правда, боюсь. Мне в офис каждый день кто-то звонит, но я чувствую – ему наша фирма по барабану.
Пытаюсь успокоить и отвлечь:
– Свет, я все поняла. Сейчас отдышусь и поговорим… Слушай, значит ужина сегодня не будет?
Дорохина лишь тяжко вздыхает и соглашается перевести разговор на меня:
– А у тебя как дела?
– Лучше не спрашивай. Этот кобель сегодня вздумал публичный дом в зале заседаний организовать, пришлось разочаровать мальчугана.
– Подожди, какой кобель, как разочаровать?
Открываю шкаф и начинаю там копаться. На секунду выглядываю:
– Ну, Побужецкий пытался новую секретаршу завалить прямо на работе, ну а тут я некстати подвернулась, ублажила звезду коленкой между ног… Ну, так что там с ужином?
Светлана уходит назад на кухню, а я достаю белую майку и домашние брючки – надоела за день офисная униформа, хочется свободы и демократии. Когда через десять минут появляюсь на кухне, Дорохина все еще сидит на табуретке, склонившись вперед и обхватив руками ногу. Я думала, она хоть салатик настрогает. Светка поднимает голову и смотрит с несчастным видом:
– Ну не мог же он просто так отключиться. Это кто-то нарочно сделал!
Пожимаю плечами – кому это нужно? На всякий случай еще раз выхожу к лестнице и осматриваю электроавтоматику. Не знаю, чего там, у Светки на работе произошло, но никаких признаков повреждения, чтобы подозревать вредительство, не видно. Захожу назад в квартиру и захлопываю входную дверь:
– Дорохина просто когда ты свет врубала, пробки вышибло и все.
Присоединяюсь к подруге, привалившись плечом к стенке и уперев руку в бок. Дорохина продолжает упрямствовать:
– Просто, когда я врубала свет, он даже не моргнул!
– Значит, раньше вышибло или напряжение скакнуло. А ты себе уже ужастики рисуешь.
– Маш, я тебе еще раз повторяю – меня преследует какой-то урод!
Она многозначительно застывает с поднятой вверх рукой и смотрит на меня, ожидая, наверно, ахов, охов и истерик. Но меня ее страшилка не впечатляет.
– Ну, а как же твой Ленчик? Защитить тебя не хочет?
– Да ну, его! Маш, я серьезно!
– Ну что серьезно, Свет, подумаешь, позвонил кто-то два раза. Ну и что теперь?
Оторвавшись от стены, обхожу вокруг кухонного стола и иду к холодильнику – все-таки, надо чего-нибудь пожевать, хотя на ночь, говорят, есть вредно. Дорохина немного успокаивается:
– Ладно, проехали. Давай, расскажи мне, что там дальше, про Побужецкого. Ты с Оксаной не разговаривала?
Меняю направление движения и усаживаюсь за стол напротив Светки.
– С Оксаной? А кто это?
– Я же тебе рассказывала – мы с тобой вчера организовали псевдоофис и эта девушка, Оксана, обещала каким-то образом поприжать этого вашего Побужецкого.
– Ничего не могу тут сказать, это не из моей жизни.
– Тебе дневник пора завести и каждый день в него записывать, что сделала и какие планы на ближайшее будущее!
С удивлением смотрю на подругу:
– Знаешь, может быть, ты и права.
Тем более, что уже я начала писать записки невидимому Роману и получать от него ответы по утрам. Вспомнив о Ромке, сразу переключаюсь на главный, на сегодня вопрос:
– Ладно, ты мне лучше скажи, что там в больнице.
– А! Он лежит в травматологии, в тринадцатой палате.
– Ну и в каком состоянии?
– Понятия не имею. Туда не пускают.
И что мне делать с такой объемной информацией: то ли в реанимации лежит, еле дышит, то ли утром на выписку на своих двоих? Спрыгиваю с дивана:
– А ты пробовала? Ехать надо! Ты же знаешь, как для меня это важно!
***
Через сорок минут мы уже подкатываем к приемному отделению 59-ой городской больницы. Свет фар вырывает из темноты одинокие фигуры запоздалых посетителей. Выбравшись из машины, вешаю на плечо сумку и нажимаю кнопку электронного ключа, запирая двери. Дорохина торопит:
– Пошли.
– Ну, пошли, пошли, пошли…
Светка открывает тяжелую дверь, заходя первой, но тут же оглядывается:
– Машину закрыла?
– Угу.
Мы уже внутри и я прикрываю входную дверь. Дорохина уверенно ведет меня к лестнице, прихватив халаты с вешалки, и дежурная, получив купюру в кармашек, нас беззвучно пропускает. Пока поднимаемся, подруга успевает накинуть халат себе на плечи, а я так и прусь наверх, теребя его в руках, мысленно уже вся там, в палате 13... Проходим по всему коридору, мимо дверей, пока не останавливаемся возле предпоследней.
– Здесь?
– Ага.
На двери табличка «не входить», но это меня не останавливает.
– Подожди тут, на стреме!
Сердце колотится, как бешеное и я, волнуясь, застываю, делая глубокий вдох – сейчас все увижу своими глазами. Господи, хоть бы все с ним обошлось! Светлана непонимающе смотрит:
– Чего?
Чего, чего… подготовиться надо! Отсчитываю до десяти и шумно выдыхаю:
– Фу-у-у-ух…. Давай!
Дорохина нажимает ручку двери, та приоткрывается, и я стремительно врываюсь внутрь!
Палата оказывается одноместной – кровать, тумбочка, горящий ночник, стол с цветком, жалюзи на окнах мощные и задвинуты капитально. Бледный Ромка лежит на постели на спине, ровно дышит с закрытыми глазами, видимо спит. Но никаких пищащих медицинских аппаратов, капельниц и прочих страхов в палате нет и это радует. Руки – ноги, судя по всему тоже целы.
