Текст книги "Ромашка-1"
Автор книги: А Зю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
РОМАШКА
1-1.Воскресенье
Маша
Домой приезжаю, когда за окном уже темно. Светки нет – сегодня она обещала припоздниться и потому не сможет скрасить мое паршивое настроение. Распустив волосы, переодевшись в спортивные брюки и синюю маечку с тонкими бретельками, отправляюсь на кухню – пора оценить запасы на вечер в нашем холодильнике. Когда раздается трезвон мобильника, срываюсь с места и, шаркая шлепками, лечу в гостиную – надежда умирает последней и очень хочется, чтобы это и правда оказался Рома. Открыв крышку, прикладываю мобильник к уху:
– Алло!
– Добрый вечер, Маша.
Он! С довольной улыбкой отправляюсь бродить по комнате:
– Привет.
– Н-ну… вот, Машуль, решил позвонить… гхм, узнать, как твои дела.
По крайней мере, позвонил… Вздохнув, убираю прядь волос со лба, отправляя ее за ухо:
– Да, потихонечку.
Левой держать трубку неудобно, и я перекладываю телефон в правую руку.
– Ты знаешь, я тут подумал: как ты отнесешься к тому, если я приглашу тебя сегодня на ужин?
После всех его выкрутасов это просто удивительно. Даже не верится! Я вообще была уверена, что его пауза на раздумья теперь затянется на неделю, если не на две. Растерянно переспрашиваю:
– Меня? Куда?
– Ну, к себе, если ты конечно, не против.
К себе?! Сердце начинает биться, словно бешеное и я молчу, все еще не доверяя ушам.
– Алло, Маш?
Похоже, все не так грустно, как я навыдумывала. Так ошарашена новым поворотом наших отношений, что никак не могу сказать что-то внятное:
– А-а-а…о-о… пс-с-с… с чего я должна быть против?
– То есть, ты приедешь?
– Конечно, приеду.
Хмыкаю – не то, что приеду, прибегу и прилечу!
– А, слушай... А скажи мне, пожалуйста, чтобы ты хотела на ужин?
Смешно. Какая разница! Нервно перекладываю трубку опять в левую руку – хочется держаться уверенно, но, кажется, это не слишком удачно получается, конечности ходят прямо ходуном. Неужели сегодня? Наконец-то я услышу заветное: «Прости меня. Я тебя люблю! Выходи за меня замуж!». С нервным смешком пытаюсь флиртовать:
– Ну, обычно, на ужин я ем еду!
– Да, действительно, я мог бы догадаться. Логично. Уж что – что, а еды у меня навалом. Ну, то есть я тебя жду?
– Через час буду!
– Все, давай, целую, пока.
***
Несмотря на цейтнот, полчаса уходит на сборы и наведение красоты – хоть за окном и ранняя осень, сегодня хочу быть радостной, соблазнительной и весенней… Весенняя соблазнительница – самое оно для романтического вечера вдвоем – к коротенькому платьицу, оно без рукавов и заметно выше колен, у меня широкий блестящий белый пояс и блестящая роза в волосах, украшающая широкий пучок. Сиреневый с блестками маникюр занимает больше время, чем я рассчитывала и в результате опаздываю. Как только Рома открывает дверь в квартиру, обворожительно улыбаюсь и вплываю прямо к нему в объятия:
– При-ве-е-ет…
– Привет.
Я чувствую его руки у себя на талии, и прямо у двери мы целуемся. Давно бы так! Оторвавшись, Серебров кидается прикрыть входную дверь, а я втягиваю носом вкусные запахи из гостиной. Все хорошо. Все позади… Мой голос немного садится от напряжения – все равно волнуюсь и внутри неспокойно. Со смехом оглядываюсь на Романа:
– М-м-м, а ты не соврал!
– В чем?
– Пахнет едой.
Продолжая обниматься, мы утыкаемся лбами и совершаем наш ритуал – тремся носами, прежде чем поцеловаться…
– Да, пахнет едой.
Наши губы находят друг друга, и я уже ни о чем другом не могу думать.
***
Романтический пир удается, хотя мне от волнения не до еды – через полчаса еще горят фиолетовые свечи, в бокалах рубиновым цветом темнеют остатки красного вина, моя тарелка почти не тронута – там зеленый салат, красная рыба с лимончиком, винегрет, мясо, грибочки, зато вторая тарелка сильно потревожена голодным хозяином и почти пуста с оставленными в ней вилкой и ножом.
Рома вылезает из-за стола, желая заварить кофе, и подает сигнал немного прибраться. Тут же вскакиваю помогать. Идея оказывается даже плодотворней первоначального замысла – в полумраке свечей и торшерного освещения, еще не начав уборку, мы снова начинаем целоваться. Уютно устроившись в мужских объятиях, я подставляю Ромке губы и млею от удовольствия. Оторвавшись, он смотрит мне в глаза, ласково проводит пальцами по щеке, а потом снова набрасывается на мои губы. Чувствую, как горят мои щеки и мне, словно кошке, хочется прижиматься и тереться о своего котика всем телом. Неожиданно Серебров дергается и резко отрывается, прерывая наш сладкий поцелуй. У него раскрасневшееся лицо и какой-то дикий взгляд. Он так хочет меня? Улыбаюсь:
– Что такое? Ром?
Он серьезно глядит на меня, тряся отрицательно головой:
– Н-н-н-да… нет, нет все нормально, все хорошо.
Ну, тогда продолжим. Надеюсь, эта заминка именно из-за того, о чем я подумала. Беру его лицо в ладони, и мы снова целуемся… Обвив за шею, я буквально повисаю на моем мужчине, вжимаясь в него сильнее и сильнее. Я хочу почувствовать его реакцию… Во всех местах и всех смыслах… Неожиданно Ромка вырывается, отстраняясь от меня, отводя голову в сторону. Это так тревожно, что сердце начинает биться неровно и, кажется, замирает. Его руки все еще на моей талии, а мои ладошки лежат на его груди, но и эта последняя близость рассыпается, когда Роман отодвигается, беря мои руки в свои. Нет, он не хочет меня…. Наоборот! Ощущение надвигающейся катастрофы подступает с каждой секундой… Кровь приливает к лицу, распухшие губы беспомощно и беззвучно зовут Романа, а испуганные глаза наполняются слезами. Серебров снова трясет головой, отворачивается и вздыхает:
– Не.
Помолчав, он снова качает головой, поджимая нижнюю губу:
– Не могу…. Не могу тебя обманывать.
Нет силы оторвать взгляда от его лица… Кажется, я понимаю, о чем он – несмотря на все уверения и поцелуи, Серебров по-прежнему не готов увидеть во мне единственную женщину. В пятницу он взял тайм-аут, уже в третий раз, ссылаясь на желание привести в порядок дела и чувства и уже тогда это коварное число «три» наполнило меня безотчетной тревогой.
– Ром!
Он даже не смотрит в мою сторону:
– Маш, послушай, я делаю все, что возможно.
Нет, не все! Мои глаза распахиваются шире и шире, наполняясь слезами. Морем слез, которые рвутся наружу.
– Я очень стараюсь, но у меня чего – то ничего не получается. Я не могу.
Отвожу мокрые глаза в сторону:
– Так... И что нам теперь делать?
Мужчина отходит, сопя, к столу, оставляя меня стоять, бездумно глядящую в пустоту мокрыми несчастными глазами. Сложив руки на груди, начинаю раскачиваться, переступая с носка на пятку и обратно, и жду приговора, еще надеясь на что-то. Серебров упирается кулаками в праздничный стол, нависая над ним, а меня все сильней и сильней колотит внутренняя дрожь. Не поднимая головы, Роман начинает:
– Мария, поверь мне, я очень стараюсь и… ну… мне...
Он выпрямляется, по-прежнему не глядя в мою сторону и сосредоточившись на своих мыслях и переживаниях, потом, все-таки, делает шаг ближе:
– Ты прости, меня, пожалуйста.
За что? Я знаю, у него до меня были женщины, немало, говорят, даже была официальная жена, но ведь это в прошлом! Или воспоминания о неудачных отношениях не отпускают его? Но я же стараюсь! Опухший нос уже не дышит, и я хватаю воздух открытым ртом, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Мне страшно посмотреть на Ромку, но и он на меня не смотрит:
– Маш, я думаю, что в этой ситуации…
Он замолкает, и мое сердце ухает вниз.
– Нам с тобой… лу...
И снова пауза, которая разрывает меня на части и заставляет сердце остановиться.
– Ну…, будет…, будет лучше, расстаться. Нам было безумно хорошо вдвоем, безумно, но хватит. Пора остановиться.
Слова бьют наотмашь, отрезая все пути к отступлению и я, отворачиваюсь, поднимая глаза к потолку – ну, вот и все…. Господи, так несправедливо! Снова пытаюсь поймать взгляд Романа – ищу пусть малюсенький, но проблеск надежды для себя! Он ведь всегда так путано излагает свои решения, изменяя их и уточняя… Но не в этот раз! И это погружает в такое отчаяние, что становится даже больно… Говорят, влюбленность идеализирует и сносит голову... Господи, почему же с нами, с ним, такого не происходит? Боль вытекает из меня вместе со слезами, смазывая все вокруг в серо-дождливую блеклую гамму – и свечи, и лицо Романа, и праздничный стол.
– Но почему?!
Серебров мотает головой, отворачиваясь:
– Я тебя умоляю, не смотри на меня так, пожалуйста.
Как мне теперь жить? Без его любви? Без мыслей о нем? Слезы катятся и катятся, проложив тропинки по щекам.
– Поверь…. Поверь мне, пойми, мне очень жаль принимать такое решение.
Глядя куда-то вниз, он опять трясет головой:
– Я очень стараюсь все это преодолеть, но у меня полное ощущение, что меня ломает! Я не готов к серьезным отношениям, не готов!
– Ромочка, я хочу тебе сказать…
Голос срывается из-за слез:
– Я никогда никого так не любила! Другие… Они просто пользовались тобой, твоими способностями, твоими деньгами.
Тыльной стороной руки стираю с подбородка накатившиеся капли слез. Он закрывает глаза, отгораживаясь от моих слов и моей боли. Не желая слышать:
– И то, что я тебя люблю…Это лишний раз доказывает… Мне все равно, кто у тебя был до меня!
Неуверенно вглядываюсь в родное лицо, но Ромка уводит глаза, стараясь глядеть мимо:
– Маш, я тебя тоже очень…, очень…, ты знаешь, как я к тебе отношусь… Но я не хочу потом сделать тебе больно. Я не тот, кто тебе нужен.
Это все отговорки, оправдания… Жалко пытаюсь протестовать:
– Хэ…., а кто, по-твоему, мне нужен?
Серебров идет мимо, всплескивая руками:
– А кто даст гарантию, что я не сорвусь, и не станет хуже? Ну, кто?
Он смотрит на меня, и я резко отворачиваюсь, сжимая зубы – разговоры про гарантии к любви не имеют отношения. Хлюпая носом, качаю головой:
– Никто, не даст!
Он обходит вокруг, с другого бока, смотрит на мой профиль, и я поднимаю подбородок вверх, стараясь умерить поток слез, которые уже стоят комом в горле и готовы прорваться рыданиями. Серебров повторяет:
– Машунь, я… Мне очень жаль... Честно.
Снова начинаю раскачиваться на каблуках, вперед и назад. Каждое его слово о любви рвет мне сердце на части. Господи, зачем он их повторяет и повторяет!? Кого убеждает, если гонит прочь?
– Я очень хочу, чтобы у тебя была нормальная семья, дети были. Но…
Поднимаю глаза вверх, вздыхая, потом отворачиваюсь, горько усмехаясь. Он боится неопределенного будущего и отказывает мне в настоящем.
– Ну, чего ты молчишь? Что делать то будем?
Гарантий не дам, точно. И решать за Сереброва тоже не буду – соединять свою судьбу с моей, он без гарантий не хочет, и любить без гарантий тоже. Резко поворачиваюсь к нему, заглядывая в глаза и пожимая плечами:
– Что делать? А что делать? Что мне делать?!
Окинув горьким взглядом любимого мужчину, виновато прячущего глаза, тянусь за сумочкой на диване, и беру ее в руки:
– Счастливо, Роман.
Еще раз, бросив долгий запоминающий взгляд, тороплюсь к выходу. Сзади слышится:
– Мария! Маша!
Быстрее уйти отсюда, пока не расплакалась. Открыв входную дверь, выскальзываю из квартиры.
***
Всю дорогу пребываю в трансе, о чем-то мысленно споря с Ромкой и в чем-то его убеждая. Наконец, добираюсь до квартиры и, закрыв за собой дверь, с безучастным видом кладу ключи на полку. Не переобуваясь, иду в гостиную, где Дорохина сидит на диване и читает книгу. На звук из прихожей она вскидывает голову и следит, как я, сунув руку в карман платья и кусая губы, подняв к потолку мокрые глаза, не торопясь, будто прогуливаясь, огибаю полки. Светка вскакивает:
– Даже боюсь спрашивать.
Остановившись в торце полок, отделяющих прихожую от гостиной, и привалившись к ним спиной, хлюпаю носом:
– И правильно делаешь!
– Ну, какую отмазку он придумал на этот раз?
Никакую. Просто взял и разрубил узел вместе со мной. Глядя искоса на подругу, качаю головой:
– Свет, он предложил нам расстаться.
Дорохина ошарашено кружиться вокруг, недоверчиво вглядываясь в мое лицо:
– Хэ… расстаться?
Несколько раз киваю:
– Да, расстаться.
– Ничего себе.
Меня, наконец, прорывает, и слезы начинают безудержно литься, не встречая препятствий. Тряся головой, пытаюсь рассказать подробности срывающимся голосом:
– Он просто…, просто не может через себя переступить. Он не верит себе...Не верит в наше будущее.
И это самое ужасное. Вскинув руки вверх, утыкаюсь в ладони мокрым лицом. Чувствую Светкино прикосновение, и меня вслепую ведут к дивану:
– Ну, тише, тише, тише… давай, садись.
Я не вижу, куда переставлять ноги, но послушно иду:
– Тише, тише, садись.
Плюхнувшись на угол придиваного модуля, скрючившись, прячу лицо в ладонях. Голос Светы успокаивает:
– Тише, тише… на, попей.
Но я лишь дергаюсь, отказываясь, а потом, выпрямившись, мотаю головой:
– Не…
Бездумно гляжу в пустоту перед собой и, безвольно уронив руки на колени, не могу удержать вой, рвущийся из сердца:
– Он не может через это перешагнуть, понимаешь? А я его люблю-ю-ю-ю!
В моем голосе отчаяние и слезы и я снова утыкаю мокрый нос в сжатые колени. Чувствую, как Светкина рука гладит по спине:
– Да я понимаю, что любишь. Ну, чего ж так убиваться-то, ну?
Не поднимая лица, трясу головой, отвергая все успокоительные слова. Она меня никогда не поймет – было так волшебно, так сказочно… Казалось, сердце выпрыгнет из груди от счастья, когда он рядом и вот, все рухнуло…. Дорохина гундит и гундит над ухом:
– Просто должно какое-то время пройти. Ну, он просто так все резко решил, а осознание еще не пришло. Ну!
Милая Светка, как я тебе благодарна… Но я тебе не верю!
– Светунь, ты не понимаешь, ну.
Сижу, потерянная и поникшая, в безнадежном унынии уронив вниз руки. Кошусь на подругу:
– Он просто боится.
Дорохина, со стаканом апельсинового сока в руке, садится рядом:
– Ну, чего он боится?
– Ну, того, что бросит меня, уйдет к новой подружке, или вернется к своей бывшей жене.
Дорохина протестующе хмыкает. Я тоже хмыкала! Только это ничего не меняет. Сморщившись, буквально захлебываюсь подступившими рыданиями – пытаюсь вздохнуть и не могу:
– И он прав! Он прав, потому что я не знаю, как тогда поступлю, понимаешь?! Какие я могу ему дать гарантии?!
Мне бы кто дал эти самые гарантии! Отвернувшись, вытираю мокрый нос тыльной стороной кисти. Дорохина вскакивает поставить стакан на стол:
– Ну, какие тут могут быть гарантии. Ну, ты что! Он же не телевизор покупает – это же любовь. Это же в омут!
Вскинув руки, она резко подается вперед, словно ныряя:
– Это раз головой и все! Какие гарантии?
Подруга разворачивается спиной ко мне и утыкается задумчиво носом в кулак. Выхода нет… Нет! Я каждой клеточкой ощущаю, как меня засасывает черная топь безнадежности, депрессии и беспросветности. Вот уж где омут с головой… Поиграла девочка в любовь, размечталась… Хлюпая носом, киваю своим мыслям:
– Все Свет, это конец!
Снова утыкаюсь лицом в колени, пряча слезы.
– Да почему все-то!? Ну, почему все?
Не поднимая головы, мотаю ей из стороны в сторону:
– Да потому что все! Ничего больше не будет.
Рома не вернется... Его ломает и может только переломить окончательно, я чувствую это... А кроме него мне никто не нужен! Никто! Дорохина громко вздыхает:
– Ну, почему ж не будет? Просто должно пройти какое-то время. Время!
Время даст гарантии? Отрываю голову от мокрого подола платья и смотрю на Светку:
– Да, Светочка, время пройдет, но ничего не изменится.
Подруга отворачивается, утыкаясь лбом в подставленную руку, и молчит. Сцепив руки у
коленей, обреченно смотрю в пустоту:
– Свет, как мне дальше жить, а?
Слышу, как та шумно выдыхает:
– Фу-у-у-х…Ну, не знаю…, ну так же, как и раньше.
Да не смогу я, как раньше! Каждый день видеть Рому и знать, что он меня больше не любит, что каждый день убеждает себя держаться подальше?! Слезы с соплями капают с кончика носа, и я утираю их, снова срываясь на вой:
– Я не смогу жить без любимого человека.
К горлу подкатывает – захлебываясь слезами, снова утыкаюсь в колени. Светкин голос мучительно скрипит:
– О-о-ой… Да сможешь. Все вон живут и ничего, могут.
Это звучит так цинично, что я, хлюпая носом, приподнимаю распухшее лицо взглянуть на подругу. В том то и дело, что я не все и как все, не смогу. После слухов о Ромкиных романтических победах, мне казалось, что со мной он изменился, я поверила ему, я словно попала в бесконечный Новый год с подарками! Такого просто не могло быть у всех. Опершись руками о диван, раскачиваюсь, мелко кивая пустым словам подруги, а потом сама выпаливаю, срываясь на слезы:
– Свет, ты меня не понимаешь, и ты меня никогда не поймешь!
И обиженно отворачиваюсь. Голос Дорохиной мучителен и прерывист:
– Да я то, как раз, тебя очень хорошо понимаю… Я вон тоже…
Всхлипываю, все еще протестуя:
– Что, тоже?
Светка, уткнув кудрявую голову в ладонь, бурчит:
– Да, ничего.
Похлюпав еще немножко и размазав тушь по щекам, отвлекаюсь на странные слова подруги. У нее что-то произошло?
– Свет, ну ты чего?
Дорохина сопит, отгородившись спиной, и потом напряженно произносит:
– Я вон тоже... Очень любила Романа Сереброва.
Недоуменно замираю, от непривычных слов… Светка любила Романа? Медленно разворачиваюсь, до конца так и не восприняв сказанное. Это как? У них что-то тоже было? То есть это никакая не дружба у них? Дорохина уже глотает слова, готовая разрыдаться:
– И что? Ничего! И живу, и ем, и пью.
Чуть приподнявшись, разворачиваюсь к подруге, а она горько смеется сквозь слезы:
– Я даже улыбаюсь. И ты тоже сможешь!
Так и молчу, замерев с открытым ртом. И как после этого верить в женскую дружбу? Светка прячет лицо, хлюпая носом, а потом орет на меня:
– Чего ты вылупилась?!
Дорохина утыкается лбом в кулак, а потом утирает слезы. Пересаживаюсь на диван, заставляя ее развернуться ко мне лицом. Пока Светка успокаивается, опустив голову и сжав кулаками виски, немного привожу себя в порядок, стирая влажной салфеткой черные разводы с физиономии.
– Свет, ты сейчас, то, что про Рому сказала, ты не шутила?
Та вскидывается:
– Да какие шутки, ну! Я его еще со школы любила.
А потом? Недоверчиво качаю головой…. Мое самолюбие свербит: «Ага, со школы, а сама с Гришкой Цепеневым… Тоже, нашла себе мачо лишаться девственности. И в институте у нее парень был, точно знаю. Вадим. А Ленчик? А куча других, про которых она рассказывала?». Но все равно подругу жалко и я морщу лоб:
– Свет.
Дорохина недовольно протестует:
– Маш, ну все, было и сплыло, я прошу тебя…. Ладно, пойду какую-нибудь таблетку найду, а то голова так разболелась…
Переступив с ноги на ногу, поддавшись волне нежности, поднявшейся изнутри, тянусь приобнять подругу:
– Светунь, ты прости меня.
Та качает головой:
– Маш, ну, я тебя умоляю. Было и прошло. Я тебе рассказала, как своей подруге… Фу-у-ух
Светлана чешет голову и отмахивается:
– В общем, жизнь продолжается, никто не умер.
Рома
Она ушла в слезах... Подавив желание кинуться следом, медленно выхожу из подъезда в шумный сияющий огнями городской вечер. Прав ли я, порвав с Машей? Мне кажется – да, не зря же говорят – все, что не делается – к лучшему. Наши отношения и так зашли слишком далеко, постепенно превратившись из приятного совместного времяпровождения, сдобренного интимом, во что-то тягучее с нарастающим напряжением, словно перед грозой, с намеками на будущее и свадьбу. Ну не готов я заводить семью!
Предыдущие разговоры о бывших увлечениях подготовили почву, и все-таки, я не был уверен, что Машка сдастся. И правда, наше сегодняшнее объяснение получилось слишком тяжелым и рвущим душу, начальный план свести все к умной беседе за бокалом вина, понимающих друг друга мужчины и женщины не удался… Со вздохом качаю головой – слава богу, все позади!
Навстречу, по тротуару, щебеча, движется парочка девиц, и мы заинтересованно глядим друг на друга, обмениваясь улыбками. Симпатичные, но сейчас нет настроения флиртовать с ними. Вот и мой Range Rover – подхожу к своему мустангу, и он призывно откликается на сигнал электронного ключа. Минута и вот я уже отъезжаю от тротуара, выруливая на полосу движения и подрезая какую-то курицу в розовой таратайке. Сердито огрызаюсь:
– Твою таксу, вот коза! Продай тачку – купи мозги. Кто этим мартышкам еще машины продает...
Движение на улицах активное, заторов нет. Когда трезвонит моя Nokia и на дисплее высвечивается «Лана», я отвлекаюсь, чтобы нажать кнопку отбоя и кривая усмешка сама просится на лицо:
– Извини дорогая. Гаишники сердятся, когда я за рулем болтаю. Тем более, что с первого января все так подорожало….
Вот чего-чего, а выслушивать сейчас нудеж призраков из прошлого, мне совсем не в кайф. Телефон вдруг выскальзывает из вспотевших пальцев, я дергаюсь поймать его, нечаянно заворачивая руль влево и вылетая в другую полосу движения. Удар и темнота…
1-2
Маша.
Махнув полстакана вискаря, беру с собой в гостиную бутылку с остатками алкоголя и там горюю. Завалившись на диван калачиком, утыкаюсь носом в изгиб локтя и вышитую черную подушечку и сразу ломаюсь – реву, не сдерживаясь. Только легче от этого, совсем не становится... Ничего не вижу и не слышу, только одна мысль ковыряет душу, выворачивая ее наизнанку – Рома меня бросил! Это конец!
Где то далеко, в другой вселенной, раздаются дверные стуки, шаги, но мой плач, моя боль заглушают все. Светка теребит меня за плечо.
– Маш! Ма-а-аш!
Новая волна слез захлестывает меня, вызывая глухой и безнадежный вой, глохнущий в подушке.
– Ну, чего ты воешь?
Приподнявшись на локоть, опираюсь, чтобы спустить ноги и сесть, язвительно огрызаясь:
– Ноготь сломала!
Хватаю со стола бутылку с вискарем и пытаюсь к ней присосаться – упьюсь до поросячьего визга, так чтобы неделю наизнанку выворачивало! И память отшибло! Дорохина кидается отнять:
– Куда ты… Хватит!
Как же мне плохо… Слезы снова начинают литься ручьем, и я утираю их, размывая тушь, потом утыкаюсь носом в сложенные домиком ладони, причитая и ругая всех и вся:
– А-а-ай…
Неожиданно совсем рядом раздается странное:
– Пф-ф-ф!
И меня окатывает то ли слюнями, то ли водяными брызгами. Еще и оплевали! От неожиданности вскрикиваю, вмиг затыкаясь и недоуменно смотрю на Светку, стоящую с полупустым стаканом в руке.
– Тебе чего, делать нечего, что ли?
Дорохина вдруг замирает, а потом орет:
– Сто пудов, ну сто пудов!
– Да что, сто пудов то?
– Да сто пудов, я знаю, что нам делать! Клин клином! Приворот! Ну, я не знаю, ну эти все ведьмы там, колдуньи.
– Слушай, Свет.
– Да, слушаю, слушаю… В общем, вставай, иди умойся, поехали!
– Куда? Что, прямо сейчас?
Она сует мне под нос какой-то глянец, видимо купила, когда выходила на улицу:
– Смотри, вот, смотри…
Взгляд натыкается на яркую обложку журнала «Женские страсти». Броские заголовки содержания составляют обычный дамский набор для такой макулатуры: «все женщины в душе кошки», «вернуть любимого», «советы профессионального колдуна-шамана»…. Стоп! Склонившись к странице, вчитываюсь еще раз, потом задумчиво кусаю и облизываю губы Профессиональный колдун-шаман?! Клин клином?
***
Через сорок минут мы уже входим в стеклянный подъезд с табличкой «Медицинский центр». В холле учреждения оказывается уйма народу – и персонала в белых халатах, и посетителей.
– Слушай, разве это здесь?
– Ну, я не знаю, адрес этот напечатан.
Идем, оглядываясь, вдоль окошек регистратуры.
– Больше, похоже, на поликлинику.
Да я уже заметила. За стеклами виднеются стеллажи с карточками больных. Оглядываясь по сторонам, пожимаю плечами:
– Ну, может быть, он здесь кабинет снимает?
– Ну, может.
Дорохина ожидающе смотрит на меня:
– Ну, что, пойдем?
На часах уже 20.15. Надеюсь, кудесник еще не слинял.
– Ну, пойдем.
Со вздохом следуем дальше по коридору, а потом по лестнице на второй этаж.
Дверь в нужный кабинет оказывается приоткрытой, народу поблизости никого и мы сразу заходим внутрь. Увы, никакого шамана с бубнами не наблюдается, только какой-то мужик с плоским лицом восточного вида торчит почти у входа и застегивает на себе пиджак, собираясь, видимо, уйти. Он или не он? Осторожно стучу:
– А, извините, можно?
Мужчина не возражает и указывает рукой вглубь кабинета:
– Проходите.
Как бы нам узнать туда мы попали или нет? Может, тут и нет никаких шаманов? Молча переглядываемся с подругой и топчемся на месте. Наконец, решаюсь:
– А... м-м-м… Мы просто ищем шамана. Нам в редакции дали адрес.
– Присаживайтесь, подождите.
Дядька выходит из кабинета, и я провожаю его взглядом – наверно это помощник кудесника. Пока никого нет, осматриваем кабинет. Довольно все цивильно – письменный стол, настольная лампа, какие-то маски на стенах, еще висит куча дипломов в рамках. Присаживаюсь к столу, а Дорохина продолжает стоять и крутить головой, даже трогает маску на стене. Мдя, что-то не похож мужик на шамана, если это он, конечно. Беру со стола скульптурку какой-то зеленой крокодилины и тыкаю ею в Светку:
– Гав, гав, гав!
Не ожидав нападения, Дорохина шарахается в сторону:
– Господи!
А потом усаживается на соседний стул. Нервное игривое настроение, порожденное надеждой, меня не отпускает. Так, чем бы ее еще покусать? Схватив нож для бумаг, делаю страшные глаза и имитирую удар за ударом по несчастной жертве:
– Чух, чух. чух, чух….
Светка, увы, больше не пугается, удивленно поднимает вверх брови и шепчет: «дебилка!». Прямо так уж сразу... Вовсе нет. Просто вся эта колдовская несерьезная обстановка заставляет меня волноваться, нервничать и как-то по-детски реагировать.
В дверях кабинета появляется давешний мужик, но теперь он в халате, подвязанном веревкой. Ну, как есть шаман, колдун и верховный жрец всех времен и народов. Он останавливается возле нас, и мы обе вскакиваем, издавая междометия и возгласы удивления:
– Уау… А вы, точно шаман?
– Да.
Он проходит к своему столу, но наши настороженные взгляды видимо его смущают и не дают сесть:
– Что-то не так?
Не знаю. Не вызывает он у меня доверия. Ответить нечего и потому только шлепаю губами и молчу. Светка неуверенно тянет:
– Да, нет. Просто…э-э-э…
Шаман, не глядя, тыкает куда-то влево на стену:
– Вот, пожалуйста – сертификат, дипломы.
Он садится и внимательно смотрит на нас. Потом делает знак обеими руками:
– Присаживайтесь.
Мы так и делаем, продолжая таращится на стенку с дипломами.
– Какие проблемы?
Даже не знаю, с чего начать. Рука непроизвольно тянется вверх и начинает теребить губу… Заскучавший шаман сидит и нетерпеливо ждет, положив локти на стол и сложив ладони домиком:
– Если можно, чуть побыстрее. Дело в том, что мне с дочкой еще в кино идти.
Как-то я сразу теряю интерес и замираю с открытым ртом. Тоже мне, колдун хренов, в кино он опаздывает. Понимающе кивнув, тяну:
– А-а-а…
Каждый зарабатывает на масло с икрой, как умеет. Поднимаюсь со своего места:
– Понятно, мы ошиблись, пойдем, Свет.
Не глядя на замешкавшуюся подругу, решительно иду на выход, но меня, почти в дверях, останавливает голос шамана:
– В вас кто-то вселился, да?
В меня? Светка семенит сзади, и мы как по команде оглядываемся, а потом смотрим друг на друга. Вселился? В смысле?
– Нет, с чего вы взяли?
Дорохина начинает объяснять:
– Понимаете, мою подругу…, ну, в общем…, ее бросил парень.
– И?
Решительно возвращаюсь к столу и усаживаюсь на прежнее место:
– Бывшая увела.
Светка перебивает:
– Не просто бывшая.
Оглядываюсь на нее – так, пожалуй, мы только запутаем этого шамана. Но та продолжает фантазировать:
– Скорее экстрасенс, говорят, у нее даже цыгане в роду были… в общем, беда. Нам, кажется, она его приворожила.
Шаман кивает и шевелит губами:
– Ну, понятно. Приворот.
Потом внимательно на меня смотрит:
– Так он, ваш мужчина?
Киваю:
– Ну-у-у… Да.
В общем-то, я подготовилась к разговору, пришла не с пустыми руками – лезу в сумку, висящую на плече, и достаю Ромкино фото.
– Я вот, даже, фотографию взяла, вот.
Протягиваю ее колдуну, тот забирает ее в руки и начинает внимательно изучать. Мы с подругой сидим на нервах – слышу за спиной ее елозанье и покашливание. Шаман немногословен:
– Понятно. Связующие нити крепкие, так просто не разорвать.
Связующие нити? Не могу усидеть на месте, и снова вскакиваю, с надеждой взирая на чародея.
– Скажите, а вы реально можете мне помочь?
Шаман качает головой:
– Я?… Я нет.
Он откладывает фото в сторону и весь мой энтузиазм вместе с ним. Следующая фраза добивает:
– Но попросить великую Саббах….
Кого? Бессильно плюхаюсь назад на стул, а Дорохина наоборот встает:
– Кого попросить?
Я, конечно, готова поверить и в Саббах, если поможет, только как-то сомнений у меня становится все больше и больше. Отмахиваюсь от Светки:
– Саббах.
Не знаю, правда, что это за чудо-юдо. Шаман снова приглашает:
– Присаживайтесь. Саббах – это дух, соединяющий воедино инь и янь.
Услышав такое, Дорохина плюхается на стул, широко раскрыв глаза. Затаив дыхание наблюдаем за разворачивающимся действом: шаман зажигает свечку на столе зажигалкой, а потом, поставив локти на стол, складывает ладони домиком и приказывает:
– Закрывайте глаза. Закрывайте, закрывайте не бойтесь!
Светка сопит в ухо:
– Закрывай.
Шаман начинает делать свои колдовские пассы рукой над пламенем, и я закрываю глаза. Секунда идет за секундой. Очень хочется подсмотреть, но я боюсь все испортить.
Раздается свистящий звук, видимо шаман задувает свечку, а потом команда:
– Пф-ф-ф... Откройте глаза.
Осторожно приоткрываю веки – вроде ничего не изменилось, а над свечкой вьется дымок. Шаман невозмутимо, как фокусник, извлекает откуда-то пакетик с трухой и показывает его мне:
– Вот вам чай. Будете пить утром и вечером, пока не кончится.
Чай? Недоверчиво тяну пакетик к себе и потом снова оглядываюсь на Светку. Шаман проникновенно добавляет:
– И ни разу, пожалуйста, не пропускайте.
Дорохина, видимо, тоже не ожидала такого дурилова и ошалело таращит на мага глаза:
– Подождите…Что, все уже закончили?
Шаман невозмутим:
– Вы, что думали, я тут буду с бубном полчаса прыгать?
Ага. В общем-то, мы так и думали. Тем более, про Саббах. Мужик отрицательно качает головой:
– Шарлатаны так, в принципе, и делают, но…
А ты, значит, честный шаман, не шарлатан. На всякий случай еще раз переспрашиваю:
– То есть... М-м-м, все?
– Нет, не все. С вас десять тысяч.
За чай и свечку? Ну, ни фига себе! У меня даже челюсть отвисает, а глаза лезут на лоб:
– Десять тысяч!?
– А сколько вы хотели? Великая Саббах поможет укрепить связи. Нет, вы можете и пятнадцать, я не обижусь...
Я о деньгах как-то вообще не подумала. Тысяч пять может и наберется в кошельке, а может, и нет.
– А-а-а… Свет, у тебя есть деньги?
– У меня?
Дорохина отворачивается и нехотя лезет в сумку за деньгами.
***
Через три минуты, засунув руки в карманы джинсов, вышагиваю по коридору на выход, а Светка семенит рядом, не отставая. Внутри чувствую пустоту и обиду – что я за курица такая, надо же было повестись на этот лохотрон. С недоверчивой ухмылкой вздыхаю, качая головой:
