Текст книги "Аритмия чувств"
Автор книги: Януш Леон Вишневский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
« Всем, кто никогда не переставал
одаривать меня
своим временем и близостью.
Несмотря ни на что…»
Януш Леон Вишневский,
декабрь 2007,
Франкфурт-на-Майне
Дорота Веллман.Начнем наш разговор с довольно неожиданного вопроса. Любят ли мужчины сравнивать себя друг с другом? Особенно в период полового созревания. Ведь это время, когда начинает формироваться характер человека. И когда каждый борется с различного рода проблемами.
Януш Леон Вишневский.Сравнение лежит в основе мужского поведения. Каждый мужчина полагает, что его пенис слишком мал. И это на самом деле то единственное, что объединяет все пенисы на свете, – убеждение в его малости. Но если говорить о периоде созревания у мальчиков, который в моем случае наступил намного позже, чем у моих товарищей, и который был таким важным для меня, то надо заметить: я ходил в типично мужскую школу, где атрибуты мужественности: сила, мускулы, тембр голоса – имели большое значение. Я поступил в морское училище в возрасте пятнадцати лет, а значит, был еще совсем незрелым мальчишкой. Учеба длилась пять лет. Я был самым невысоким среди товарищей и своими кудряшками напоминал девочку. Когда, приехав домой, в Торунь, на каникулы, я появился на улице в матроске, соседи и знакомые решили, что это меня так вырядила мать, чтобы я мог покрасоваться. Тогда это страшно огорчало меня, и я очень стыдился своей недостаточной мужественности. Ни растительности на лице, ни прыщей; они так никогда и не появились -видимо, из-за метаболизма. Все изменилось и я смог догнать своих однокурсников лишь на третьем году учебы, в ходе африканского рейса, в котором я участвовал. В течение четырех месяцев, с сентября по декабрь, проведенных на судне, я вырос на целых девять сантиметров. Я тогда сильно возмужал – на лице появился пушок.
Дорота.А голос?
Януш.К тому моменту у меня уже сформировался мужской голос, и мои товарищи стали наконец относиться ко мне иначе. Хотя и раньше никто не издевался надо мной, потому что у меня были неплохие мозги и мои товарищи извлекали из этого пользу. Я был тем, кто читал всю литературу по программе и потом по вечерам, перед сном, пересказывал прочитанное однокурсникам. Пожалуй, я был единственным, кто читал книги. Также я решал за всех контрольные, которые потом мои товарищи переписывали. Так что я пользовался известными привилегиями. Однако ко мне никогда не относились как к равному... как к настоящему парню, мужчине, своему в драке. Когда я вернулся из рейса, вытянувшийся и окрепший, то наконец почувствовал себя мужчиной. Появилась и первая растительность на лице, хотя должен признаться, что она слаба до сих пор. Таким образом, я возмужал, хоть и очень поздно.
Дорота.Ты сказал, что у тебя не было прыщей? Этот вопрос очень интересует меня, как раз сейчас у моего сына возникла эта проблема.
Януш.Нет, у меня всегда был очень красивый цвет лица, о чем я искренне сожалел. Раньше это казалось мне очень немужественным. Есть такой период в жизни мальчика или мужчины, когда он непременно хочет иметь на лице щетину, а на теле волосы, поскольку не желает, становясь под душ, стыдиться товарищей. Мужчины в душевой часто рассматривают друг друга. А у меня эти атрибуты мужественности появились страшно поздно.
Дорота.А другие тревоги периода созревания тебе пришлось испытать? Например, всеобъемлющую печаль, которую обычно ощущают тинейджеры?
Януш.Я всегда окружен печалью. Это видно и по моим книгам, и по журнальным публикациям. Я занимаюсь печалью. Может, это чувство и не доминирует, но я погружен в печаль. Когда я остаюсь с собой один на один, меня всегда охватывает меланхолия и я, глядя на окружающую действительность, погружаюсь в рефлексию. Печаль превалирует в моем настроении. Впрочем, ты сама знаешь, что я могу и улыбаться, и шутить. Но в одиночестве я обычно печален.
Дорота.Откуда берутся эти юношеские мысли о смерти и одиночестве?
Януш.Можно отметить всеобщий интерес к этой проблематике. Вероятно, тот факт, что в Соединенных Штатах зарегистрирована значительная волна самоубийств, связан с тем, что некоторым склонным к меланхолии молодым людям стали назначать лекарства нового поколения, которые должны были улучшить качество их жизни. Это лекарства-антидепрессанты, связанные с выработкой серотонина. Одним из наиболее популярных лекарств этой группы является прозак. Однако на основе проведенных наблюдений было сделано заключение, что вследствие приема этих лекарств число попыток самоубийств увеличилось. Начиная с прошлого года РОА, то есть Федеральное управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств, предписало всем фирмам помещать в инструкции предупреждение о том, что подростки моложе шестнадцати лет, принимающие подобные препараты, склонны к суициду. Однако трудно определить, как это происходит на самом деле. Согласно исследованиям, проведенным немецким психологическим журналом «Psychology Height », который я регулярно читаю и сведения из которого использую в своих книгах, около 73 % подростков по крайней мере несколько раз думали о смерти и о покушении на собственную жизнь.
Дорота.Но почему эти вопросы появляются именно в период созревания? Во время первых радостей, больших испытаний, первых Любовей?
Януш.Для подростков это, как ты верно подметила, время больших испытаний. Каждое большое испытание вызывает большую поляризацию чувств. После него возникает огромная пустота – происходит своего рода эмоциональное опустошение. Большая любовь в этом специфическом возрасте зачастую вызывает огромное разочарование. Особенно часто это происходит у девушек, их отношение к подобным вещам довольно эмоционально, физическая и сексуальная сторона их интересует меньше, с возрастом это отношение не меняется. Но мальчики иначе относятся к любви. Бурные эмоции -удел прежде всего девочек, они идеализируют любовь, после которой появляется огромное разочарование, отнимающее у них смысл жизни. Девочки-подростки не имеют опыта и не понимают, что каждая любовь в определенном смысле является первой и каждая следующая на самом деле является иной. Ложно утверждение об исключительности только первой любви – что она помнится больше всего, так как связана с сексуальной инициацией, с первым поцелуем, первым прикосновением, первым волнением, с которой носятся, как с прыщом на своем созревающем теле, – ведь ее можно сравнить с прыщом...
Дорота.На душе.
Януш.Да, с прыщом на душе. И отсюда это разочарование. А к тому же в это время мир дихотомичен, черно-бел. Между чернотой и белизной подростки не находят еще никаких оттенков серого, и потому все складывается так неудачно. В этом возрасте верится, что все хорошо и мир справедлив. И вдруг оказывается, что все не так уж и хорошо, а мир несправедлив – даже самые близкие люди, в которых мы вложили свои чувства, по отношению к нам несправедливы. Следствием этого восприятия является огромное разочарование, неудовлетворенность миром и невозможность представить себе собственное будущее в такой действительности. И мы страдаем, одновременно желая это страдание прекратить. Вот одна из причин появления суицидальных мыслей в период полового созревания. Кроме того, в это время наступает значительная гормональная раскачка. У мальчиков начинает усиленно вырабатываться тестостерон, вызывающий агрессию и негативное поведение, что в свою очередь становится причиной неприятных ситуаций и проблем. Им кажется, что их не понимают, ведь они не понимают сами себя. Они и сами недоумевают: почему я внезапно сделал это, почему кого-то побил, почему убежал из дому, почему оскорбил или ударил учителя? Подобное поведение носит временный характер, и после тестостеронового периода все меняется. Однако агрессия наказуема, что подросткам кажется непонятным и несправедливым. И в этом кроется еще одна причина суицидальных мыслей. И все же гораздо хуже, как мне кажется, когда человек не знает причин своей печали. Депрессия как раз и отличается тем, что во время нее у нас нет причин для печали, и в то же время мы печальны. Такое состояние можно назвать болезнью. Согласно данным Американского общества психиатров, чтобы полностью диагностировать, страдает ли кто-то от депрессии, необходимо установить наличие у пациента целого ряда симптомов. Одним из которых и является печаль. Но все же более важным при диагностировании депрессии является необоснованная печаль.
Дорота.У тебя бывали такие страшные мысли?
Януш.Нет, у меня никогда не было подобных мыслей, возможно, потому, что я проявлял меланхолическое отношение к себе самому и окружающей меня действительности. Несмотря на то что причины для депрессии существовали: в возрасте пятнадцати лет я уехал из дому и очень тосковал по родным.
Дорота. Ты мог звонить, писать.
Януш. Ты забыла, что тогда еще не существовало мобильных телефонов. Собственно, я не мог звонить родителям, поскольку у них в квартире не было телефона; во всем нашем доме имелся лишь один аппарат. Я очень тосковал, но хуже всего то, что приходилось делать вид, будто вовсе не тоскуешь. Тоска считалась тогда чем-то очень немужественным, ее скрывали, уткнувшись в подушку. И я знаю, что в нашей комнате каждый из нас восьмерых ночью тосковал, а утром вставал и изображал удовольствие жизнью. Надо было быть, как сейчас говорят, соо/1. Мне кажется, что у нас имелись причины для печали: все мы были детьми, которых оторвали от дома. А если для печали есть повод, то депрессивное состояние худо-бедно оправданно. Сегодня зачастую депрессии подвержены девушки и юноши, находящиеся в хорошей финансовой ситуации. Они живут с родителями и родственниками. Но несмотря на это, постоянно ощущают себя непонятыми, непринятыми и впадают в известного рода юношескую депрессию, что, несомненно, связано с гормональной бурей. Уже давно доказано, что снижение уровня тестостерона связано с колебаниями настроения. А ведь чтобы избавить юношей от депрессии, достаточно просто использовать пластырь, поставляющий организму соответствующую порцию тестостерона.
Дорота. То есть искусственно выравнивать уровень гормонов?
Януш. Да, но мало кто принимает этот факт во внимание. Скорее подчеркивается, что подростки переживают период протеста, возражений, отчужденности. Будучи погруженными в состояние печали и не в силах справиться с собой, некоторые из них обращаются к веселящим средствам, то есть, к сожалению, к алкоголю или довольно крепкой химии, которая становится все более изощренной и делает людей все более зависимыми. Это уже не обычная конопля или листья коки. Хотя лично я – решительный противник любых наркотиков. Есть наркотики натуральные и наркотики искусственные, синтезированные, такие как, например, крэк. И те и другие – очень опасные и приводящие к сильной зависимости дурманящие средства, к которым молодые люди обращаются все чаще, чтобы позабыть о печали, чтобы на краткий миг получить возможность ощутить себя другими людьми, живущими в другом мире. И тем самым становятся зависимыми от следующих доз. Когда я был подростком, такого рода средства были недоступны. Оглядываясь назад, могу сказать, что моя печаль была вызвана тоской по дому и, значит, чем-то вполне реальным. Хотя, пожалуй, период моего созревания прошел довольно мягко. Кроме того, для одиночества, сетований и жалости к себе нужно иметь очень много времени. Люди же, не желающие чувствовать себя одинокими и болезненно переживать это состояние, спасаются, заполняя свой день до отказа, так что у них не остается ни одной свободной минуты. Подобным принципом руководствовались и в нашем училище. Каждый наш день здесь был запрограммирован – муштра, подъем на рею на паруснике, практика на катерах или же выход в рейс. Таким образом, ни на что другое времени просто не оставалось: боцман заботился о том, чтобы мы постоянно были заняты. Конечно, невольно задумываешься о своем одиночестве, например, во время четырехчасовой вахты на мостике, когда, глядя на море, ощущаешь пронзительную пустоту и рядом нет никого, с кем можно было бы поговорить. Именно в такой момент я принял самое важное в своей жизни решение. На третьем году обучения, во время африканского рейса, моего самого большого приключения, когда реализовался план покинуть родителей и увидеть мир. Я был счастлив, мой план воплотился в реальность. Именно тогда я решил, что это не то, чем я хочу заниматься в жизни. Что я не хочу быть один, не хочу покидать близких и не хочу вести столь монотонную жизнь, какую только и может предложить плавание. Это невероятное приключение, но длится оно очень недолго. И там, на капитанском мостике, во время собачьей вахты, а известно, что хуже собачьей вахты...
Дорота....ничего нет.
Януш.Да, она длится с двенадцати ночи до четырех утра, так вот именно в одну из таких вахт я принял решение, осознав, что совсем не хочу быть рыбаком на судах дальнего плавания. Парадоксально: я был абсолютно уверен в своем решении, хотя совершенно не знал, чем именно буду заниматься в будущем.
Дорота.Тебе надо было отправиться в это плавание, чтобы во всем разобраться.
Януш.Я попробовал и убедился, что это занятие мне не подходит. Впрочем, я знал, что наверняка буду работать, буду заниматься чем-то на суше, что это будет замечательный период в моей жизни,– так я, во всяком случае, думал о своем будущем. И я полюбил учиться. Я понял, что это единственный шанс, чтобы извлечь пользу из той довольно забавной, с точки зрения моего более позднего образования, школы, какой для меня стало училище морского рыболовства. По замыслу своего создателя это заведение не предназначалось для подготовки к учебе в высших учебных заведениях. Оно должно было готовить выпускников к выполнению конкретных заданий. Нам предстояло получить профессиональное образование, а потом вылавливать рыбу из моря и привозить ее к родным берегам. После окончания обучения у нас было мало шансов поступить в университет или какой-нибудь другой вуз, чтобы изучать, например, право или историю изящных искусств.
Дорота.В училище давали конкретную профессию.
Януш.Но, пожалуй, никто об этом тогда не думал. И решение, которое я принял ночью на мостике, было чуть ли не экономическим саботажем. Из всех выпускников, а было нас много, на море осталось только 40% и те, кто еще жив, по-прежнему плавают. Среди остальных есть и юристы, и экономисты, и врачи, а также представители других профессий. Например, я – специалист по информатике в области химии. И я до сих пор помню ту ночь, когда принял столь важное для себя решение.
Дорота.Но ты учился на рыбака. Получил диплом. Почему?
Януш.Ну, рыбаком меня можно назвать только теоретически. То есть у меня есть диплом моряка дальнего плавания, как и у всех моих товарищей по учебе (пяти годам необыкновенного приключения). Я никогда не зарабатывал на жизнь рыбной ловлей. Я хотел увидеть мир, а тогда, в начале 1970-х годов, это удавалось немногим. По причине разделения мира железным занавесом. Лишь моряки или рыбаки могли обойти его. В возрасте четырнадцати лет мне пришла в голову идея стать одним из них. Став рыбаком, я получал возможность путешествовать. Сегодня вместо морского училища идут в бюро путешествий. И это нормально. Но тогда были совсем другие времена...
Дорота.Но почему все же выбор пал именно на морское училище? Видел ли ты когда-нибудь прежде море? Ходил ли на рыбалку? Любишь ли рыбу?
Януш. Другого выбора и быть не могло. Единственным мореходным училищем, дающим среднее образование, то есть гарантирующим получение аттестата зрелости (в систему морских школ в Польше входили и два высших учебных заведения – в Гдыне и в Щецине), было училище морского рыболовства в Колобжеге. Тогда это казалось мне очень романтичным. Когда у кого-то исполняются мечты, даже токарный станок кажется ему романтичным. Море? Разумеется, я его видел. Дважды. Впервые во время школьной экскурсии в Гдыню, в течение нескольких часов. Потом во время сдачи экзаменов, собственно, при поступлении в морское училище. Конечно, никакая рыбалка меня не увлекала. Я считал, что все>эти пижоны с удочками, сидящие над Вислой, либо имеют злых жен, от которых удирают под предлогом половить рыбу, либо психически больны. Теперь-то я знаю, что по крайней мере второй довод не обязательно является правдой. Откровенно говоря, я даже не любил есть рыбу. Я ел только карпа в сочельник, и то лишь потому, что таков был обычай. Мне не хотелось разочаровывать родителей (смеется).Сегодня я обожаю рыбу. Любую.
Дорота.Почему в возрасте четырнадцати лет ты решился уехать из дому? Тебе было там так плохо, что ты вынужден был бежать? Что тебя гнало в мир?
Януш.Дома было уютно, тепло, безопасно и до всего рукой подать. Но мне хотелось увидеть дальние страны. И потому я решил уехать. Это было неотразимое любопытство по отношению к миру. Чтобы хорошо чувствовать себя дома, я жаждал увидеть, что находилось за его стенами.
Дорота.Боялся ли ты новой жизни?
Януш.Не могу припомнить, когда именно я принял решение уехать из дому. Во всяком случае, оно возникло не после прочтения «В пустыне и в пуще»1 (смеется).Эта книга, честно говоря, утомила меня. Книги Альфреда Шклярского из серии Томск там-то и Томек где-то еще были намного более интересными. Пожалуй, эта тоска по далекому миру родилась во мне постепенно. Главным образом на уроках географии. И в беседах с отцом. Он никогда не покидал Польшу, но знал Касабланку или Каракас так хорошо, будто жил там. Я обожал карты и атласы (эта любовь осталась у меня до сих пор). Помню, что когда-то я знал на память названия столиц всех стран мира (правда, тогда было чуть меньше столиц) и количество людей, проживавших в этих городах. Такая вот странная географическая извращенность. Потом я обнаружил открытки, приходящие из далекого мира. От моего дяди, брата моей мамы. Он, польский летчик, будучи настоящим патриотом, сражался за Англию в 306-м Торуньском дивизионе. После войны он остался в Англии, служил в Британском королевском воздушном флоте. Жил в Адене, на Мальте, на Гибралтаре (частично я описал его жизнь в «Повторении судьбы»). Кроме того, у него было достаточно денег, чтобы путешествовать. Из мест, где ему довелось побывать, он присылал в Торунь сказочно красивые открытки, пробуждавшие во мне мечты.
Но я не отдавал себе отчета в том, чем является так называемая самостоятельность. Помню, в возрасте шестнадцати лет я устроился на работу – почтальоном на время каникул. Пожалуй, эта работа была не вполне легальной, потому что брать на работу столь молодых ребят было нельзя. А ведь я разносил в кожаной сумке пенсии, огромные деньги. Но как-то никто тогда об этом не спрашивал. Я никогда не боялся перемен и новых ролей. Если присмотреться к моей биографии, то я неоднократно начинал новую жизнь. И думаю, что еще не раз начну.
Дорота.Что дало тебе это училище? Знание, возможность путешествовать и формировать характер? Что ты вынес из этого этапа жизни?
Януш.Прежде всего учеба в нем стала для меня невероятным приключением. Кроме того, она научила меня настоящей самостоятельности и в известном смысле ответственности за других и за себя. От того, правильно ли я остановлю траловый подъемник, зависело, не лишится ли ног мой товарищ. Кроме того, она научила меня ценить отношения. Жизнь на море – это замкнутый цикл тоски, и я бы не смог верно оценить, что значат для меня близкие мне люди, если бы не приобрел опыт разлуки с ними. Хотя надо сказать, что я не сделал из этого выводов для своей дальнейшей жизни и постоянно покидал самых близких людей. Порой мне кажется, что я все еще нахожусь в каком-то рейсе. Если бы мне предстояло выбрать и расставить по какому-то ранжиру самое существенное, что я усвоил во время учебы, то в начале списка оказались бы ответственность и дружба. Я никогда ни с кем не дружил так сильно, как с теми, кто вместе со мной учился в училище.
Дорота. Тогда поговорим еще немного о периоде созревания и твоем училище. Там у тебя, видимо, не было никакой частной жизни. А ведь в этом возрасте любой молодой человек старается защитить собственную жизнь от вмешательства в нее других, хочет иметь свою комнату и стол, в который никто не может заглянуть, хочет иметь свои секреты, личные дневники.
Януш. В нашем училище вообще не было частной жизни. Тамошние условия я бы скорее сравнил с казармой. Причем с казармой очень плохо организованной. Разница только в том, что здесь нам предстояло провести больший, чем в армии, срок – пять лет. И это в столь важный для молодого человека период, когда он еще формируется. И ты права, мне тоже хотелось этой приватности. Но мое спальное место было на нижнем этаже одной из многоярусных кроватей, а в каждой комнате проживало человек по двенадцать. Дело в том, что наше училище было своего рода кукушкиным яйцом, оно подчинялось Министерству морского транспорта, а не Министерству просвещения, как любая другая школа. В те времена в Польше организовывались подобные учебные заведения. Вот и наше училище было создано по принципу «авось как-нибудь». Организовать организовали, да позабыли про общежитие для курсантов. А когда вспомнили, оно возникло именно в виде двенадцатиместных клетушек, в которых не было места даже для стола. Уроки все
готовили на комоде, стоя на коленях на моей кровати, располагавшейся рядом с ним. И еще в комнате было два рукомойника.
Дорота. Очень по-армейски.
Януш. Да, именно по-армейски. Тогда нам внушали, а мы в это поверили, что суровые условия и отсутствие комфорта присущи нашей профессии. Воспитатели регулярно повторяли нам это, чтобы подготовить к суровой жизни на море, где на любом судне есть такие же многоместные каюты или подвесные койки. Но, например, на паруснике «Дар Поморья», где все спали в гамаках, нас было человек двадцать-тридцать, и тем не менее там были вполне комфортные условия. В училище моя частная жизнь ограничивалась письмами, которые я писал матери, книгами, которые я читал, моими мечтами, собственными тайными историями, которые я придумывал, и планами, которые я строил. У нас не было места для хранения писем, разве что у каждого имелся свой шкафчик, правда, все они были без замков, а значит, любой мог залезть в них. Однако между нами существовал неписаный мужской уговор о соблюдении и уважении чужой приватности. И не могу припомнить, чтобы кто-то рылся в моих вещах. Каждый из нас знал, что если мы, ученики, сами себе не обеспечим этой приватности, то вообще ничего не будем иметь. Хорошо известно, хотя бы из книг Оруэлла, что происходит с людьми, за которыми непрерывно наблюдают. А в училище было именно так, впрочем, тогда я относился к этому иначе. Теперь же я не могу себе представить, чтобы у моих дочерей не было собственного мира, в котором они могли бы уединиться, когда у них плохое настроение. А тогда без разрешения или пропуска я не мог даже выйти из общежития. Чтобы куда-нибудь поехать, я был обязан написать заявление для получения пропуска, а если по каким-то причинам начальство было настроено против меня, например из-за плохого поведения, то я мог получить и отказ. Многим парням по разным причинам в течение долгого времени, как в армии, в виде наказания запрещали ездить домой. Это был трудный, суровый период, но сегодня, как это ни парадоксально, я высоко ценю, что пережил нечто подобное. Так что частной жизни, о которой ты меня спрашивала, как таковой в училище не существовало. И все же я вношу этот факт в список тех вещей, которые лично мне было необходимо пережить, и ставлю галочку. Вот так.
Дорота. Хорошо, а интимность? Эта еще более глубокая форма приватности. Раздевание, умывание.
Януш.С ней было так же, как с приватностью. У нас был общий душ, о котором я уже упоминал. Было подглядывание и сравнение своего тела с телами других мальчиков. В таком учебном заведении, как и на любом судне, ничего похожего на интимность не существует. Мне довелось жить в трех разных общежитиях, так как нас, собственно говоря, все время переводили с места на место, и, конечно, нас не покидала надежда на обретение большего комфорта. Комфорт... Сейчас, вспоминая условия нашего проживания, кажется, что это слово звучит нелепо. Комфортом считалось, когда в комнате вместо шести двухъярусных кроватей стояло четыре. Это принципиальная разница В общежитии имелся один душ и несколько умывальников, которые выглядели как корытца для кормежки свиней, только с кранами. Кто-то из ребят чистил зубы, кто-то стирал носки, вода же стекала в один слив, находившийся в конце корытца. А за корытцем – при всех, занавеска отсутствовала – кто-то принимал холодный душ: теплая вода была редкостью. Помывка в душе тоже носила организованный характер. Воспитатель восклицал: «Душ!» – и каждый по очереди заходил в душ, с полотенцем, полностью обнаженным.
Дорота. По приказу.
Януш. По приказу. И этот приказной порядок был универсальным методом на все случаи жизни. Все мы относились к нему как к чему-то нормальному, само собой разумеющемуся – было и было. Однако из-за этого усиливалась тоска по дому. Но на втором или третьем году обучения мы тосковали уже не так сильно, как
в самом начале, – человек ко всему приспосабливается. В училище оказались ребята из самых разных социальных слоев, воспитанные в разных материальных условиях: здесь был и ухоженный отпрыск одного из так называемых благородных варшавских домов, единственный сын в семье, и сын какого-то профессора, и я, сын рабочих. У каждого прежде была собственная комната, кровать, ванная и другие удобства. И вдруг все мы оказались в месте, лишенном всех этих вещей, – шок! Каждый тосковал по элементарным удобствам. А вместо этого со всех сторон получал удары. Это как во время поездки в отпуск, когда путешествуешь один – красиво, но тоскуешь. А тут мало того, что учеба была нелегкой, так еще существовала угроза со стороны старших ребят. Можно сказать, что у нас имела место типично армейская дедовщина, реализованная с гораздо большей скрупулезностью и изощренностью. И полное отсутствие интимности, к которому со временем приспосабливался каждый из нас.
Дорота. Ты ощутил на себе дедовщину?
Януш. Да, конечно.
Дорота. Это было вначале, когда ты только пришел?
Януш. Да, на первом году обучения. Сегодня повсюду говорят о дедовщине, на эту тему даже пишутся докторские диссертации. Вновь и вновь твердят о ее трагических результатах, об эмоциональном опустошении молодых людей, возвращающихся из армии, тех, кто оказался наименее устойчивым. В наше время дедовщина была своего рода церемониалом и наверняка не была столь жестокой, как в современной армии. Коты, или ученики первого года обучения, прекрасно знали, что должны будут отработать свое. Часто старшекурсники врывались в нашу комнату, кидали в умывальники, находившиеся здесь же, в комнате, свои носки и заставляли нас стирать их. Поскольку я хорошо учился, то с самого начала числился по части так называемых умственных работ. Моим обычным заданием было в течение одной ночи расчертить поля в ста тетрадках. Ведь тогда поля в тетрадках еще не печатали, их приходилось чертить самим. И я всю ночь корпел над полями для старшекурсников. Но я никому не стирал носков. Другая драматическая история: курсанта-первогодка приглашали в восьмиместную комнату курсанты третьего года обучения, и этот бедный парнишка должен был рассказывать им на ночь сказки, каждому свою. Ситуация скорее смешная, но именно такие тогда были отношения. Вскоре заметили, что душ – один на двести человек – часто ломается, и поэтому, например, первогодкам дозволялось пользоваться им лишь условно. «Старики» назначали дежурного, заданием которого было разбирать душ. Он должен был бежать и складывать все эти трубки. А когда кто-то из «стариков» выкрикивал: «Душ!» -тот же дежурный должен был душ собрать, а потом еще и держать его. Такой вот идиотизм! Но каждый из нас знал, нужно потерпеть лишь десять месяцев, и тогда ты перестанешь быть котом, придут новички, и ты сможешь в свою очередь отыграться на них за все свои обиды. У меня лично не было потребности мстить. Я лишь хотел, чтобы время, когда я был котом, закончилось как можно быстрее. Вероятно, потому, что я всего лишь чертил поля, не так и много кстати. Надо мной посмеивались, обзывали умником и зубрилой, но на самом деле никто не обижал. Я тоже не считал это чем-то унизительным для себя.
Дорота. Влюблялся ли ты и в кого? Ведь вокруг были одни мужчины.
Януш. Да, в училище было только три преподавательницы-женщины и ни одной девушки.
Дорота.Среди курсантов?
Януш. Да, среди курсантов не было девушек. Подозреваю, что сегодня уполномоченный по правам человека сварганил бы из этого важное дело, которое раздули бы на страницах польских газет. Но тогда это было в порядке вещей. Существовало даже положение о том, что девочек в наше училище не принимают. В то же время преподаватели, вероятно, отдавали себе отчет в том, что мы, молодые парни, не сможем самостоятельно справиться с гормонами и что рано или поздно это приведет к какому-то агрессивному, а возможно, даже к не вполне адекватному поведению. Эта проблема касается и армии, и флота, и семинарий. Если мужчины все время находятся в обществе других мужчин, не встречая представительниц противоположного пола, это чревато. Поэтому время от времени для нас организовывались так называемые школьные вечера, которые не могли проходить в нашем общежитии из-за нехватки места. Нас приглашали в женские школы, такие как медицинский или экономический лицей. И никогда в общеобразовательные школы, главным образом из-за того, что нас считали «дурной» молодежью. Полагаю, что мы не были так уж дурны. Скорее мы были специфическими. Наше училище не подчинялось, как я уже упоминал, Министерству просвещения, и нас не касались его приказы. Мы находились в ведомстве Министерства морского транспорта, которое и организовало училище. И вот кому-то наверху в голову пришла идиотская мысль – разрешить в нашем училище курсантам третьего года обучения курить. Однако мало кто ориентировался, кто из нас третьекурсник, а кто нет, так что на самом деле курили все, и преподаватели, в общем, к этому относились терпимо. Специфическим был и наш язык. После училища мне казалось, что слово «курва» – самое что ни на есть обычное и не пользуются им исключительно иностранцы. Таким образом, специфические инструкции, которые касались только нас, наш специфический язык и, наверное, что-то еще – явно не нравилось в других школах. Так, девочкам из общеобразовательной школы в Колобжеге (ведь дело происходило именно в Колобжеге) было запрещено дружить с ребятами из нашего училища. Однако мы тем не менее поддерживали контакты с девушками, которые всегда казались мне совершенно сказочными, хрупкими существами. Они приходили, говорили сверхъестественными, тихими голосами, хлопали ресницами и улыбались. Были существами с другой планеты. И я видел, как их присутствие воздействовало на моих товарищей. Видел метаморфозу в их поведении. Внезапно эти суровые и сухие типы начинали иначе выражаться. То были времена, когда даже в таком заведении, как наше, мужчины старались при женщинах не материться. Сегодня дело обстоит иначе, чего, впрочем, я не понимаю. В течение семи лет я учил студентов в Слупске и порой, бывая у них в кампусе, прислушивался к разговорам девушек-студенток. Немыслимо! Хотя к мату я отношусь довольно спокойно, но тот факт, что матерные слова произносит женщина, притом в ситуациях, этого не требующих, для меня неприемлем. Понимаю, иногда можно употребить крепкое словцо, представляющее собой яркое выражение эмоций, потому что это позволяет разрядить агрессию, подчеркнуть что-то важное и, следовательно, порой бывает просто необходимо. Если же женщина использует мат как способ общения...
