Текст книги "Аритмия чувств"
Автор книги: Януш Леон Вишневский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Дорота. И вот ты уже почти достиг желаемого...
Януш. И внезапно узнал, что ничего не получится. А потом возобновились контакты с Костюшковским фондом, потому что для них сложившаяся ситуация стала не меньшим разочарованием. И началось. Мне предложили изменить тему в надежде, что американцы передумают насчет моей стипендии. Итак, по договоренности с фондом я выбрал тему, связанную с алгоритмами сжатия данных. Лишь три года спустя, в 1983 году, санкции против Польши были частично отменены. Я нашел другой университет в Нью-Йорке и профессора Рутен-берга, который занимался той же темой и согласился принять меня у себя на кафедре. А в фонде уже были предназначенные для меня средства. После трех лет ожидания я поехал в Америку. В 1982 году я женился на своей студентке, с которой познакомился на одном из своих первых занятий в качестве преподавателя. Я уже почти перестал верить, что эта поездка состоится, – иначе не позволил бы себе рождения ребенка, который появился на свет в июне 1983 года, а в марте я получил извещение, что могу ехать, срок пребывания в Америке – один год, в течение которого я не мог приезжать в Польшу.
Дорота. Ты не видел своего ребенка целый год? Мимо тебя прошло появление зубов, первая сознательная улыбка?
Януш. Да. И таким образом, военное положение, объявленное Ярузельским, второй раз изменило мою жизнь. В течение трех лет я пытался вернуть то, что у меня было отнято. Я уже было потерял на это надежду и начал строить планы, связанные с Польшей, расчитывая в будущем попытаться получить стипендию Гумбольдта в Германии. В то время, чтобы достичь чего-то серьезного в информатике, нужно было уехать из Польши, из-за санкций. В Польше ты мог стать хорошим историком, но не программистом. Об этом даже думать было смешно, ведь польская информатика находилась тогда на очень низком уровне. Не из-за отсутствия мозгов. Главным образом из-за отсутствия доступа к технологиям. Среди знаменитых ученых были польские юристы, историки, филологи, но только не специалисты в области информатики. Все в то время искали доступ к оборудованию, потому что без него нет самой информатики, а этого оборудования в Польше не было. Для специалистов по информатике основным барьером являлись санкции, выдвинутые против Польши, но также отставание в уровне развития техники и факт принадлежности к соцлагерю. Когда в мире обычным делом уже стали 16-битные процессоры, мы все еще пользовались 8-битными, а в программировании применялся только язык Лого. В такой ситуации в 1983 году я получил известие о том, что могу ехать в Америку. Мне пришлось повторно сдать ТО ЕРЬ, так как результаты экзамена действительны лишь в течение какого-то времени. Я его сдал, а затем у меня состоялся тяжелый разговор с женой. Но на самом деле у меня не было выбора – это был огромный шанс для нас обоих. В университете как ассистент я зарабатывал гроши, а моя жена только закончила учебу, к тому же на свет появился ребенок. Однако нам еще повезло, потому что я добился квартиры. Отъезд был единственной возможностью иметь в будущем и кафель в доме, и диссертацию, и когда-нибудь автомобиль.
Сегодня это, возможно, звучит смешно, но тогда так действительно думали. Итак, мы решили, что я поеду. Одолжили у родственников сто двадцать пять тысяч злотых, чтобы заплатить за билет авиакомпании «БОТ» до Нью-Йорка. И я полетел – самолетом той же конструкции, что и разбившийся тремя годами ранее, с Анной Янтар1 на борту. Моя дочь Иоася (Ася) родилась в июне, ей было три месяца, когда я уезжал. Когда я возвратился, она меня не узнала. В Америке от набора номера 00-48-56 я нажил нервный тик, я упрямо продолжал набирать его, веря, что рано или поздно удастся соединиться с родными. Но телефоны в Польше не работали, и следовательно, единственное, что оставалось, – отправлять письма и посылки через знакомых, чтобы на почте ничего не украли, не испортили, не проверили. С мизерной стипендии я покупал детские ботиночки и ужасно тосковал по жене и дочке. А я не должен был тосковать, так как не имел на это времени. Мне был дан год, который был как пять минут, и за это время я должен был добиться очень многого. Я хотел заработать на автомобиль, на кафель, ковер, обои в «Певексе»2 и в то же время подготовить диссертацию. Дополнительно я подрабатывал – разносил рекламные листовки, копал ямы на стройках, учил американских студентов. Так что мне приходилось тщательно мыть руки после работы на стройке, чтобы не было видно грязи под ногтями. А во второй половине дня, вечерами, я писал свою диссертацию. Я похудел на тринадцать килограммов. Жил я у стюардессы из авиакомпании «Пан Американ». Фонд нашел мне квартиру, но я не хотел жить с поляками. Не потому, что был индивидуалистом, а лишь из-за намерения подучить язык, я знал, что если буду жить с поляками, то говорить буду только по-польски. Работал я и у своей хозяйки, так как мы заключили с ней договор, что чем больше я буду работать у нее по дому, тем меньше буду платить за квартиру.
Через два месяца уже она должна была мне доплачивать, потому что я делал все – ухаживал за садом, покупал продукты, убирал весь дом, даже как репетитор давал уроки испанского ее одиннадцатилетнему сыну (смеется).Там я познакомился с Джимом, наркоманом, прототипом одного из персонажей «Одиночества в Сети». На работу я ходил пешком, так как жил в Кью-Гарденс (район Квинс), а Квинс-Колледж расположен во Флашинге, там, где находятся знаменитые теннисные корты. Это примерно в семи километрах от дома, таким образом я экономил два доллара в день, что было для меня значительной суммой. Я пообещал себе, что если все получится, то эту ежедневную дорогу когда-нибудь проеду на такси. Много позже, когда я приехал с докладом на конференцию в Нью-Йорк, я отправился к дому своей хозяйки-стюардессы и оттуда поехал на такси до Квинс-Колледжа. Но вовсе не испытал тех эмоций, на которые рассчитывал.
Дорота. Это уже было неактуально?
Януш.Да, наверное. Во время своего пребывания в Америке я сделал очень много. И после этого долгого года вернулся с материалом для диссертации. В США у меня был доступ к отличной информационной базе «Нью-Йорк тайме», и на этой основе я разрабатывал алгоритм сжатия данных для хранения информации. Тогда это было очень важное, новаторское достижение -после сжатия данные занимали на диске минимально возможное место. Сейчас же это делает бесплатная и общедоступная программа 21р. Но несмотря на научные успехи, это был очень грустный период в моей жизни, помню, например, сочельник...
Дорота. В одиночестве?
Януш. Нет, мы встретились с друзьями. Нас было там трое – двое жили в квартире фонда. Один из них учился тому, как лечить наркоманов, и я многое узнал от него. Многие персонажи «Одиночества в Сети» взяты из его рассказов.
Дорота. Но это уже совершенно другая история.
Януш.Да. Итак, я провел с ними сочельник. У нас была елка без елочных украшений, каждый вспоминал, что умеет готовить, помнится, я сварил борщ. Кто-то купил карпа и жарил рыбу. Этот сочельник прошел для нас под знаком беспрестанного поглядывания на телефон. В нас теплилась надежда, что что-то изменится и нам смогут позвонить. После нескольких бутылок вина каждый подходил к телефону и пытался набрать код своего города, будь то 58 – код Гданьска, или 56 – Торуни.
Дорога.А письма из дома ты получал?
Януш.Да, получал.
Дорота.Они доходили?
Януш.Да, но с огромным опозданием – до трех недель. Мои письма тоже доходили, зачастую открытыми. Не потому, что я мог написать что-то запрещенное цензурой, но проверяли, не посылаю ли я случайно семье доллары. Если я хотел что-нибудь передать жене и ребенку, то ехал в аэропорт Джона Фицджеральда Кеннеди и просил поляков, улетавших в Польшу, взять с собой посылку для них. Это была необыкновенная солидарность – ты отдавал ценные вещи совершенно чужому человеку и верил, что передача дойдет. После этого одинокого и грустного сочельника я целиком отдался работе и учебе. Квинс-Колледж был еврейским учебным заведением, а я впервые оказался в еврейской среде. И был там единственным не евреем, гоем. Все остальные были ортодоксальными евреями, культивировавшими свою религию и обряды. Совершенно замечательные люди. Я абсолютно не мог понять, чем были вызваны антисемитские настроения в Польше, о которых я и раньше немного слышал, но не слишком серьезно об этом задумывался. После возвращения из Штатов это стало сильно огорчать меня. В Квинс-Колледже я подружился с исключительными людьми. Профессор Рутенберг, пригласивший меня, делал все, чтобы помочь мне, главным образом в финансовом отношении, потому что фонд выделял не слишком большие суммы для проживания в США. Например, я получал семьсот семьдесят долларов в месяц и на эти
деньги должен был обеспечить себе пропитание, квартиру, книги и еще содержать семью в Польше. Но я выдержал. Я провел исследования, подготовил данные, написал фрагменты диссертации и год спустя с такими достижениями вернулся в Польшу, чем удивил, пожалуй, всех американцев. В Польше ситуация после отмены военного положения по-прежнему была малоинтересной в профессиональном плане, а ведь у меня была возможность остаться в Америке и получить работу. Но я не мог себе этого даже представить. Я знал, что в таком случае еще очень долго не увижу своего ребенка, так как по закону жена смогла бы выехать из страны лишь через три года. Я не хотел столько ждать. Я был влюблен в свою жену и очень тосковал по ней и по дочке, которую видел всего лишь три месяца. Правда, я получал от них фотографии в течение всего года. Часть сбережений я потратил на подарки для дочери, надеясь компенсировать свое отсутствие. А когда я приехал, она убежала от меня. Помню, как я пытался взять ее на руки, но она сопротивлялась и плакала. Моей жене тоже было нелегко: она писала дипломную работу и воспитывала ребенка. Правда, ей помогали ее родители, но этот период был для нее довольно трудным.
Дорота.Ты успел познакомиться с Нью-Йорком?
Януш.Конечно. Я отлично знаю Нью-Йорк, потому что разносил всякого рода листовки и рекламные материалы. Причем во всех районах. Меня доставляли на машине в какой-нибудь район города, я доставал большую сумку с материалами и ходил с ней от дома к дому – в Квинсе, в Бруклине, в окрестностях башен Всемирного торгового центра, Эмпайр-стейт-билдинг, Таймс-сквер, я добирался до Бронкса и даже вечерами до Гарлема. Я хотел почувствовать жизнь города. Нью-Йорк очень близок мне. Когда мне бывало скверно, я шел на Манхэттен и просто гулял там. С течением времени я освоился в Нью-Йорке, и по сей день этот город остается третьим важнейшим городом в моей жизни, поскольку я очень изменился за время пребывания в нем. Там я вновь столкнулся с одиночеством и понял, что наука и карьера – не самое существенное в жизни. Понял, но...
Дорота: Как я погляжу, одиночество сопровождает тебя всю жизнь.
Януш: Да, это так. Если в моей жизни что-то и случалось, то случалось либо потому, что я сам себе это навязывал, либо потому, что я делал что-то вопреки. Если бы я остался в Польше, рядом с семьей, то еще неизвестно, когда бы защитил диссертацию. В Польше время подготовки диссертации в среднем составляет четыре-пять лет, а я свою написал за год. В 1984 году я приехал с готовым материалом и защитился в 1985 году. И это лишь потому, что я уже не мог заниматься только собой. Кроме Джима, жившего по соседству в доме у стюардессы, в США друзей у меня не прибавилось, у меня просто не было времени на них. Я встречался только с двумя друзьями-поляками. Все мое время поглощала диссертация и работа. И я сэкономил столько, что по возвращении купил автомобиль – «шкоду» – в «Певексе» (смеется).Это был успех. Людям казалось, что я ухватил удачу за хвост, и они завидовали нам с женой. А это был очень тяжелый, хотя и исключительно важный, период для нас обоих. Самым существенным, однако, было и продолжает оставаться сегодня осознание того, что я ничем не хуже американцев, что у нас одинаковые мозги. У поляков есть комплекс, что по сравнению с американцами они находятся во второй и даже третьей лиге. Я ехал в США с убеждением, что должен всему учиться у американцев, но вскоре оказалось, что это я пишу лучшие, более эффективные и быстродействующие программы. И я размышлял почему. А ответ был прост – когда в польском университете на всех был один компьютер, то наши программы должны были быть написаны оптимально, чтобы занимать как можно меньше времени и памяти. В Америке же самые быстрые и самые мощные компьютеры были общедоступны, в то время как я был вынужден продолжать писать наиболее оптимальные программы. Профессор Рутенберг даже предложил мне ведение занятий с американскими
студентами по курсу С5 401, то есть по основам информатики. Для поляка ведение занятий на втором и третьем курсах было огромным знаком отличия. Я получил за это гонорар и 5ос1а1 Зесигйу Саго1 (карту социального обеспечения), которую храню как память и поныне. В Польшу из США я вернулся с убеждением, что родился вовсе не во второсортной стране, где ничего нельзя изменить, что отсталость информатики здесь явление временное и что когда-нибудь это наверняка изменится. Просто надо подождать. Лучше всего – за пределами Польши. Благодаря этому убеждению и излечению от комплексов я стал делать первые шаги в направлении к следующей ученой степени, и год спустя я попал в Германию.
Дорота. Поговорим еще о твоей жене, ради которой ты вернулся из Штатов. Расскажи, как ты с ней познакомился. Ты упоминал, что она была твоей студенткой?
Януш.Да, я закончил учебу и приступил к работе в вычислительном центре, но ассистент в Польше не только проводит исследования, он также обязан вести занятия со студентами. Информатика в вузах появилась совсем недавно, и было решено, что этот предмет необходимо ввести на всех факультетах. Местом сосредоточения специалистов и преподавателей по информатике был Общевузовский вычислительный центр, так я получил задание вести занятия на факультете географии и экономики. Как свежеиспеченный магистр, я получил свою первую группу и был сильно напуган этим фактом.
В этой группе оказалась прелестная брюнетка, красота которой приковала мое внимание. Мы обменялись несколькими словами, и я начал занятие. Я обращал на нее внимание чаще, чем на других студенток. Потом мы регулярно встречались именно на этих занятиях. Я начал замечать, что наша симпатия взаимна. А затем студенты решили отметить наступление весны и вытащили меня на чашечку кофе. Это был 1981 год, и найти в городе приличный кофе было проблематично, так что мы пошли пить чай. Я уселся рядом с ней, и между нами заискрило. Я заметил, что разговариваю с этой девушкой с большей охотой, чем с другими. Она мне нравилась как женщина, потому что была очень привлекательна. И я предложил ей сходить выпить кофе, только вдвоем. Так и начался наш роман. Разумеется, мы от всех скрывали нашу связь, поскольку в вузах отношения между преподавателем и студенткой не одобрялись. Впрочем, они не одобряются и сегодня.
Дорога.Да, на такие отношения всегда косо смотрели.
Януш.После нескольких встреч мы, как бы это сказать, стали звучать на одной эмоциональной волне. На пятом занятии я случайно коснулся ее руки, хотя обычно держался от нее на расстоянии, чтобы никто не заметил нашей близости. С того момента, как я понял, что она отвечает мне взаимностью, я старался не выделять ее. Подозреваю, что подруги должны были что-то знать, может даже от нее самой, ведь девушки делятся друг с другом подробностями своих романов. Но никто и виду не подавал. Занятия закончились в июне (а все началось в феврале), и я почувствовал себя свободным, потому что больше меня не связывали с этой группой профессиональные отношения.
Дорога.Сколько длился этот курс?
Януш.Один семестр, это было введение в информатику. Она сдала зачет лучше всех из группы. Подозреваю, что не хотела чувствовать себя неловко передо мной. Мы стали регулярно встречаться, это длилось почти год. Она жила у родителей, а я со своим отцом, потом... я сделал ей предложение. Я верил, что она и есть та женщина, с которой я хотел бы прожить всю жизнь. В 1982 году мы поженились. Она сразу переехала ко мне в только что полученную квартиру, хотя в квартире и не было мебели.
Дорота.Это была твоя первая женщина?
Януш. В физическом смысле она не была моей первой женщиной.
Дорота.А ты был ее первым мужчиной?
Януш. Да, я был ее первым мужчиной, но, признаюсь, лично для меня это не имеет большого значения.
Дорота.Для женщин зачастую имеет.
Януш.Для меня это не было существенно, не несло в себе никакого символического значения и не тешило мою мужскую гордость. Конечно, мужчине очень приятно, когда он является первым. Но у меня к этому вопросу всегда было либеральное отношение. Я полагаю, что, когда люди влюбляются, они не могут рассчитывать, что проживут со своим избранником/избранницей до конца жизни. И если что-то кончается, то это не означает, что следующая любовь будет иметь меньшее значение.
Дорота.Ты спрашивал своих партнерш о прошлом? Никогда не ревновал к этому прошлому? Не интересовался, кто был до тебя?
Януш.Конечно спрашивал. Люди, будь то мужчины или женщины, любят говорить о прошлом. У нее тоже были парни, ведь трудно представить, чтобы их не было в жизни столь привлекательной женщины. Но она была очень скромной, несмотря на свою красоту, которую никогда не выставляла напоказ. Она даже одевалась так, чтобы не выделяться, на что я тоже обратил внимание. Она была не слишком общительна, ей требовалось время, чтобы привыкнуть к человеку или компании и начать разговор. Но, освоившись, она проявляла себя отличным собеседником. Воспитана она была в традиционной, довольно патриархальной семье. Мама работала, но всегда заботилась о муже и о доме. Отец был гуралем, горцем, а значит, и у нее были некоторые гураль-ские черты – собственная система ценностей и невероятное упрямство, но в то же время необыкновенная мягкость и спокойствие. Ее интересовали интеллигентные мужчины, и я произвел на нее впечатление умением вести беседу, хотя физический аспект был не менее существен и притягателен. Между нами никогда не было неловкого молчания, и к согласию мы всегда приходили, обсуждая друг с другом возникшую проблему. Сегодня я вижу пары, которые молчат, когда они вместе. И я задаю себе вопрос почему: потому ли, что уже все слова между ними были сказаны и они договариваются вообще без слов, или, может, после нескольких месяцев знакомства им нечего сказать друг другу? Это страшно! Меня это поражает, потому что самым существенным в браке для меня является общение с партнером. Лишь в 10 % случаев, если речь идет о качестве брака, решающим является секс, в остальных же 90 % – разговор.
Дорота.Мой отец всегда повторял, что и до и после должно быть о чем поговорить.
Януш. Я обожал с ней разговаривать. Она не застала в живых мою маму, но знала моего отца и была им очень любима. У нас все произошло по классической схеме. Я работал в университете, она училась, и в какой-то момент я подумал, что мы должны быть вместе. Тогда мы получили талоны от городского главы на покупку колец (смеется).Мы выбрали два самых толстых колечка из всех возможных и потом у ювелира переделали их более тонкие, а из остатков заказали что-то еще. Также мы получили талоны на алкогольные напитки, на которые приобрели водку для свадьбы. В нашей пустой квартире мы поставили одолженные в общежитии столы, накрыли их простынями и сыграли свадьбу.
Дорота.Вы вступили в гражданский брак?
Януш.Да, мы не венчались. Хорошо помню, что мы поженились 26 июня 1982 года, а 28 июня 1983 года родилась Ася, моя первая дочь. Когда она родилась, я уже знал, что через три месяца уеду в Штаты. Просто так сложились обстоятельства, мы с женой старались не давать волю чувствам. Был разговор, было принято решение, что это шанс для нашей семьи и для меня лично. Она знала, что я хочу работать в университете, тогда я еще пытался произвести на нее впечатление – она гордилась моими планами. И я уехал. Мы не могли звонить друг другу, но писали письма и ждали встречи. Я даже мысли не допускал, что мог бы не вернуться к ней, а остаться в Америке и ждать ее три года, пока она получит разрешение на выезд из страны. Кроме того, я поляк и не могу себе представить другого отечества. Когда я вижу индонезийский флаг, то мне кажется, что его повесили вверх ногами. К каждому встречному коту или собаке я обращаюсь исключительно по-польски. На улице я распознаю соотечественников, подобно тому как азиаты, будучи в Европе, распознают себе подобных (смеется).Я живу в Германии двадцать лет, но у меня такое впечатление, что я так и не распаковал последний, самый маленький, символичный чемодан. И все время сижу на нем. В Германии я лишь проживаю, живу же я в Польше. Это для меня временное пристанище, ведь сюда я приехал именно с таким намерением, и я еще вернусь в Польшу, когда мои дети станут самостоятельными.
Дорота.Если бы ты вернулся, то был бы вынужден отказаться от своей работы?
Януш. Да.
Дорота.Может, вернешься, когда будешь пенсионером? Мы ждем.
Януш.Теоретически я мог бы вернуться в университет. Такая идея у меня тоже была, и какое-то время я даже пытался ее реализовать. Я даже написал докторскую диссертацию, чтобы получить звание профессора. В течение семи лет я преподавал в Польше в Приморской педагогической академии, ездил из Франкфурта-на-Майне в Слупск. Это должно было помочь мне получить нормальную профессуру, не экстраординарную, а ординарную, бельведерскую, президентскую профессуру1. В последнее время я частично отказался от написания научных статей из-за моей литературной деятельности. Но поддержка в виде семи лет преподавательской деятельности у меня уже есть, и я планирую подать заявление на присвоение мне звания профессора в вуз, в котором защищал докторскую диссертацию, то есть на химический факультет Политехнического института в Лодзи. Я хотел бы этим заняться в ближайшее время.
Дорога.Вернемся к твоей жене. Что в ней произвело на тебя наибольшее впечатление?
Януш.Ее красота делала ее похожей на испанку или итальянку. Длинные, цвета воронова крыла волосы, очень темные брови, черные ресницы. У нее были очень женственные формы – худощавая, с большой грудью, она вызывала у меня ассоциации с итальянкой, с южным типом красоты. Это несколько странно, потому что ее мама -типичная полька, а отец – гураль, горец. Когда она, загорелая, стояла с мокрыми волосами под душем, то действительно выглядела как итальянка. Я мог бесконечно любоваться этой «мокрой итальянкой». Меня с первого взгляда очаровали ее внешность и скромность. Когда мы познакомились, я все еще оставался парнем, которыйтокончил мужскую школу и не чувствовал себя с женщинами раскованно, которого все еще очаровывала и одуряла женская инаковость. Кстати, с точки зрения нейробиологии именно женщина выбирает мужчину. Хотя большинству мужчин кажется, что все как раз наоборот. Вероятно, она обнаружила во мне наиболее отличающийся от собственного набор генов, называемый комплексом гистосовместимости (МНС).
Дорота.Звучит ужасно.
Януш.Но таковы результаты исследований. Эксперименты подтвердили, что мужчины и женщины соединяются в пары на основе генетических принципов. Это означает, что чем менее у партнеров сходны наборы генов, тем больше шансов у их детей выжить.
Дорота.И мы делаем выбор неосознанно?
Януш.Да. Мы «вынюхиваем» друг друга, точнее, женщины «вынюхивают» нас. У мужчин нет такой способности. У женщин все чувства более совершенны. Они лучше слышат, лучше видят, лучше ощущают, у них больше вкусовых рецепторов и т. д. В последнее время часто проводятся исследования с целью понять, как ведет себя человеческий мозг с точки зрения нейробиологии при выборе партнера. До недавнего времени никто не мог сказать, почему именно эти мужчина и женщина живут вместе, что их соединило, что стало причиной того, что они выбрали друг друга на столь огромном рынке предложений партнеров. Сегодня ученые пытаются найти ответ на вопрос, в какой момент женщина совершает свой выбор. А его всегда совершает именно женщина, даже если мужчине кажется, что инициатором отношений был он.
Дорота.Звучит все это крайне неромантично.
Януш.И тем не менее ученые хотят обнаружить эти зависимости. Лично у меня к теме любви подход романтический, о чем ты знаешь по моим книгам. Некоторые утверждают, что они даже слишком мелодраматичны. Однако как ученый я всегда стараюсь понять причину каждого явления. Хорошо известно, что происходит в мозгу влюбленного человека, поскольку его уже просканировали, и с помощью томографа ученые получили возможность исследовать структурные жидкости и физиологические реакции организма. Все это разложено на мельчайшие частицы. Я могу нарисовать тебе все эти частицы, находящиеся в голове влюбленного человека.
Дорота.Можешь нарисовать состояние влюбленности?
Януш.Конечно. В то же время никто до сих пор не объяснил сущности этого явления. У животных все просто. Самка спаривается с самцом, но, если на горизонте появляется другой самец, она прерывает сношение и идет к этому другому с целью проверить его качества, -может, он окажется более сильным и гарантирует ей и ее потомству более надежную защиту. У людей же, помимо инстинкта воспроизведения и сексуального влечения, существует что-то еще. Вот ученые и пытаются ответить на вопрос, почему осуществляется тот или иной выбор. В последнее время превалирует теория, относящаяся к генетической дифференциации, в основе которой лежит идея о том, что...
Дорота.Противоположности сходятся, так?
Януш.Да. И этот выбор происходит на подсознательном уровне. Женщина каким-то образом знает, что именно с этим партнером у нее будет наиболее здоровое потомство. Разумеется, влияние оказывают и другие факторы, такие как физическая сила например, которая воспринимается женщиной как сигнал о том, что дети будут защищены. Но это только теория, ведь зачастую пары состоят из людей с очень похожими генетическими характеристиками. Большинство наук имеет статистический характер, например медицина или нейробиология; благодаря последней известно, что статистически у определенного количества особей проявляются те же самые черты, что у их партнеров. И так же обстоит дело с любовью.
Дорота. Ужасно.
Януш.Хочу вернуться к женскому «вынюхиванию» генов, по поводу которого был проведен очень интересный эксперимент. Девятнадцати женщинам было предложено понюхать футболки, пропитанные только естественными запахами неизвестных им мужчин. Женщины выбрали футболки с привлекательным для них запахом, и в 79% случаев оказалось, что они выбрали мужчин с наиболее отличающимся от их собственного комплекса генов МНС. Разве это не романтично?
Дорота.Нет, и надеюсь, что в реальных отношениях ты в состоянии отключиться от мысли, что тебя кто-то «вынюхал».
Януш.Это напоминает того астронома, который сидит на пляже в Устке. В прекрасный и теплый вечер он наблюдает закат солнца. И красота такая, что создается впечатление, будто через мгновение солнце упадет в море. А он знает, что это средней величины звезда, которая когда-нибудь превратится в красного карлика, а потом провалится в черную дыру. И что внутри этой звезды температура шестьдесят тысяч градусов по Кельвину и шесть тысяч на поверхности. И что энергия Солнца возникает в термоядерных реакциях слияния четырех протонов в ядро гелия, в результате чего и становится видимым этот прекрасный разноцветный закат. Вот и я отдаю себе отчет в том, что все это очень неромантично, но такова природа любви. К тому же есть еще и эстетические впечатления.
Дорота.Режиссеры в кино видят ошибки своих коллег вместо того, чтобы сосредоточиться непосредственно на переживании. Это болезнь.
Януш.И все же это скорее исключение. Неумение посмотреть на то или иное явление со стороны вызвано большими знаниями по данной теме. Я никогда не считал, что знаю о любви слишком много. Когда речь идет об эмоциях, у нас обычно словно бы включается какой-то ген забывчивости, мы занимаемся сексом и не думаем о том, что это всего лишь мгновение, вызванное вожделением. Не помним об увеличении на 200% концентрации эндорфинов, о том, что внезапно мы генерируем новый нейротрансмиттер, на котором была записана двухатомная окись азота N0, вместе с кровью переносимая к члену мужчины и к клитору женщины, вызывающая выработку циклического СМР, или циклического гуаномонофосфа-та, который, в свою очередь, сначала расслабляет, а затем напрягает кровеносные сосуды, чтобы кровь задержалась в них. Я прекрасно знаю, что является причиной моей эрекции.
Дорота.Но ты не думаешь об этом во время секса?
Януш.Не думаю. Но это знание могло бы пригодиться многим парам. Это субстанции, вызывающие состояние абсолютного опьянения на начальном этапе супружества, подобно наркотическим реакциям. А известно, что морфий в определенной дозе лишь некоторое время действует как обезболивающее, а потом, чтобы он приносил облегчение, дозу необходимо увеличивать. Это следствие привыкания организма.
Дорота.А зачем это знание парам?
Януш.Речь идет о понимании того факта, что если муж занимается с женой любовью реже, чем в первый год супружества, то это вовсе не значит, что он перестал ее любить или что у него есть кто-то на стороне. Это просто естественный процесс наступления сексуальной индифферентности, потому что секс действует как морфий, к которому организм уже привык.
Дорота.Я уже вижу, как мужчины используют твое обоснование для объяснения своих походов налево.
Януш.Не все мужчины такие. Просто у многих снижение страстного желания по отношению к собственной женщине наступает как следствие эффекта Вестермарка, о котором мы еще будем говорить. Иными словами, происходит привыкание друг к другу. Это напоминает мне одно племя на Тайване, где дети, которые должны стать супружеской парой, уже с самого начала живут друг с другом как брат с сестрой. А потом женятся, потому что так решили их родители. В племенах с подобным укладом жизни наблюдается самый высокий процент алкоголиков, рождается меньше всего детей и происходит больше всего разводов.
Дорота.Полагаешь, дело в привыкании?
Януш.На другом конце мира живут пары, которые встречаются только в момент заключения брака. Там рождается больше детей, и такие браки более прочны. Это типичный эффект Вестермарка. Его описал финский социолог и этнолог, изучавший развитие семьи и брака, проводивший исследования в области социологии морали, приверженец концепции этической относительности. Проблему привыкания, отсутствия тайны, он объяснил на примере действия эндогенных эндорфинов -эндогенных, а не экзогенных (не впрыскиваемых, глотаемых, вкладываемых в прямую кишку и вагину), то есть тех эндорфинов, которые вырабатываем мы сами и к которым мы тоже привыкаем. Вполне вероятно, что Дон Жуан или Казакова были просто наркоманами любви, организмы которых очень быстро привыкали к одной женщине и, чтобы получить удовлетворение, были вынуждены добиваться других женщин.
