Текст книги "Аритмия чувств"

Автор книги: Януш Леон Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Дорота.А что ты делал, чтобы не носить свитеры своего брата?

Януш.Тогда, когда я их носил, я бы, наверное, не понял вопроса. Просто таков был порядок вещей и цикл жизни свитеров. Кроме того, он образцово заботился обо всем, что ему принадлежало, – а значит, и о свитерах. Я ничего не делал. Сперва свитеры были слишком велики. Потом я до них дорастал, и они становились моими. А у моего брата были классные свитеры.

Дорота.Как вы общались с братом?

Януш.Я стараюсь найти подходящее слово – нас всегда связывало тепло на расстоянии. Пожалуй, так. Мы не слишком много говорили о личных делах, но могли полагаться друг на друга. Я пугал им во дворе всех, кто собирался меня обидеть, а у тех, кто меня тем не менее обижал, настигала его тяжелая рука. Иногда при случае выбивал зубы.

Дорота.Как у вас складывались отношения в детстве?

Януш.Чтобы сложить какую-то картинку, нужно подогнать отдельные фрагменты пазла. У нас не было никакого пазла. Он был моим старшим братом и всегда стоял на своем. То, что он тогда не всегда был прав, я понял много лет спустя, будучи уже взрослым.

Дорота.Ты завидовал брату?

Януш.Если я задумываюсь над этим только сейчас, после твоего вопроса, это значит, что, пожалуй, я не завидовал ему. Можно завидовать, только если тебе чего-то не хватает. У меня же было все то, что и у него, то есть такая же любовь родителей и такое же отношение.

Дорота.А кто был у родителей любимцем?

Януш. Глядя сквозь призму своего отцовства, думаю, что все-таки я. Я все время был «маленьким Янушеком». Не в смысле «маленьким», но «меньшим, более слабым». А в нашей семье слабых всегда брали под опеку. Мама наверняка больше думала обо мне и уделяла мне больше внимания, чем брату. Но это, пожалуй, нормально. Я тоже внимательнее слушаю свою младшую дочь.

Дорота.Как родители делили любовь между вами? Выделяли ли кого-то из вас? Дрались ли вы в детстве? Часто ли ссорились? Вы оба в детском возрасте прошли через серьезные болезни. Ты помнишь, как это было?

Януш.Я не могу назвать ни одного явного отличия в отношении родителей к нам. Брат, думаю, тоже. Недавно мы говорили об этом и пришли к выводу, что родители одаряли нас одинаковым вниманием и одинаковой любовью. Впрочем, как это измерить? И он, и я были детьми, которые могли и умереть. Мой брат после прививки от туберкулеза, обязательной в то время, заболел воспалением мозговых оболочек. У него была какая-то аллергическая реакция на сыворотку. Но он выжил, хотя врачи предупредили родителей, что он может остаться недоразвитым. Я, в свою очередь, не был привит против туберкулеза из-за опасений родителей, но зато в возрасте шести месяцев выпал из кроватки и сильно ударился

головой об пол. Врачи считали, что у меня сотрясение мозга. И в моем случае тоже предупредили родителей, что я могу быть недоразвитым. Может, они были правы в обоих случаях. Может, мы с братом недоразвитые. Несмотря на наши степени и звания. Недоразвитость – емкое понятие, и трудно определить, что оно означает. Конечно, мы ссорились в детстве. Преимущественно из-за того, кто должен принести ведро угля из подвала или кто должен вынести золу из кафельной печки на помойку. Я предпочитал выносить золу. Мы ссорились по пустяковым причинам. Из-за золы или угля. Но не в контексте философских противоположностей. Зола ъег-5Ы5Уголь. Ни в коем случае. В основном речь шла о ведре золы или ведре угля, а они малофилософичны.

Дорота. Брат помогал тебе в учебе?

Януш. Не помогал, потому что этого не требовалось. Учиться тогда было очень просто. По крайней мере, так мне казалось. Достаточно было не забывать чертить поля в тетради по физике, чтобы быть в порядке. Я все время забывал о них, но и без того был в порядке, так как все задачи всегда решал самый первый. Кроме того, я, пожалуй, и не хотел, чтобы мне кто-нибудь помогал. Это актуально и по сей день. Иногда я помогал ему, но только по физике. У него были проблемы с задачами. Мне же они очень нравились. Эти два поезда, отправляющиеся в путь в одно и то же время. Ты помнишь эти задачи? Представь себе, что я всегда умел рассчитать, когда поезда встретятся и в какой точке пути. Сегодня они так опаздывают, что, наверное, я ошибся бы (смеется).

Дорота. Что ты ценил в брате?

Януш. Вначале его силу. Он был самым сильным во дворе и даже во всей округе. В подростковом возрасте это, несомненно, повод для восхищения. Потом я понял, что физическая сила – вполне тривиальный атрибут. Брат это понял намного раньше, чем я. Позже он импонировал мне умом и тем, что достигает в жизни того, чего и я хочу достичь. И раньше меня. Правда, я всегда

упускал из виду тот факт, что он просто старше. Но это чувство восхищения братом было важным и мотивирующим для меня.

Дорота. Почему вы так редко видитесь теперь? Пишете ли друг другу? Вы откровенны друг с другом? Или мир и жизнь разделили вас?

Януш. Мы встречаемся не так уж часто, частоту этих встреч определяют наши занятия. У него нет повода прилетать во Франкфурт, а я приезжаю в Торунь только тогда, когда мне это позволяет время. Поэтому мы пишем и звоним друг другу. Думаю, что большинство братьев, живущих в разных городах Польши, не более близки друг с другом, чем мы. Я отлично знаю, что является сутью его жизни, а он – что является сутью моей. Ничто нас на самом деле не разделило, и уж никак не географическая отдаленность. Границы – не более чем условность, они – вопрос соглашения, притом не нашего. Однако сегодня, в эпоху Интернета и сотовой связи, это почти ничего не значит. Достаточно того, чтобы у него в Торуни и у меня во Франкфурте-на-Майне не отключили ток, а в последние годы это случается крайне редко.

Дорота. Кто был более яркой индивидуальностью? Когда ты понял, что являешься самостоятельной личностью?

Януш.Мы не сравнивали себя в этом отношении. Так я думаю, во всяком случае. Для нас индивидуальностями были наши родители. Собственную же личность я открыл, когда мой брат слишком долго занимал туалет, а мне необходимо было туда попасть. Банальная ситуация, но именно так и было. Потом я узнал, что он в этом туалете курил.

Дорота. Что делает сегодня твой брат?

Януш.Преподает химию в торуньском лицее. Он знает химию лучше, чем некоторые знают дорогу домой. Я уверен, что он заражает красотой химии многих молодых людей. Если это так, то он делает это также и от моего имени.

Дорота. Тем не менее я все более утверждаюсь в мысли, что ты одинок. Будто заперт в какой-то башне.

Януш.Порой я подвожу итоги, по разным поводам. Есть в жизни такие моменты, которые напоминают, что часики тикают, и тогда, по случаю дня рождения или Нового года например, задумываешься: а что дальше? В такие минуты я размышляю о том, что, может, действительно одиночества в моей жизни слишком много. Не случайно в моих книгах появляется мотив одиночества, мотив борьбы с одиночеством и выхода из него. Очень часто я одинок по собственному выбору и не чувствую себя покинутым – в этом принципиальная разница. Ведь многое необходимо делать именно в одиночестве, и, собственно говоря, самые важные вещи в жизни, если взглянуть на философию, на научные теории, люди придумали, будучи одинокими. Но тогда это одиночество, которое выбрано сознательно. Это всего лишь разновидность отшельничества, хотя в Соединенных Штатах отшельничество рассматривают как болезнь личности. Ей даже определили место в классификации психических заболеваний. Американцы любят классифицировать все случаи отклонения от нормы, поэтому и отшельничество оказалось в их списках. Но если у тебя нет ощущения покинутости, если одиночество носит кратковременный характер либо выбрано осознанно, то это и не одиночество вовсе. Я сам выбираю свое одиночество и заполняю его различными действиями. Это мой выбор, хотя порой мне и хотелось бы, чтобы кто-то был рядом и, пока я работаю за компьютером, мог помассировать мне плечи или при-

нести стакан чая. И чтобы я мог с кем-то поделиться своими сомнениями. Однако мой компьютер находится в бюро, так что все это маловероятно (смеется).В моей жизни нет этого кого-то. В то же время я не чувствую себя одиноким в обычном смысле слова. Одиночество -хроническая простуда души. Одинокие люди, что доказано, на самом деле часто мерзнут. Многие из них, вместо того чтобы идти к психиатру, идут к терапевту, они промерзли изнутри, и не согреть их ни одеялом, ни алкоголем. Это своего рода вирус, потому что, стоит им только найти родную душу, все болезни у них проходят в одночасье. Нынче это называется психосоматизмом. Нельзя лечить тело, позабыв о душе, и наоборот. У большинства польских врачей, к сожалению, совершенно иной подход к своим пациентам, на самом деле они их просто не интересуют. Причина – в отсутствии времени на эмпатию, и такое отношение не удивляет, если взглянуть на то, как они зарабатывают и как интенсивно вынуждены работать. Они обязаны принять определенное количество пациентов за как можно более короткое время.

Дорота.Тогда они не должны быть врачами.

Януш.На мой взгляд, твоя оценка в этом случае чересчур сурова. К сожалению, такова действительность. Не знаю точно, но, кажется, не проводилось социологических исследований, чтобы определить, сколько людей становятся врачами по призванию.

Дорота.Точно так же, как ксендзами, – немного.

Януш.И эти люди просто вынуждены заботиться о своем существовании. Зачастую они работают в нескольких местах: в поликлинике, больнице, в службе скорой помощи. Подозреваю, что им не хватает времени на проявление эмпатии, даже если она есть внутри.

Дорота.Как ты думаешь, что чем человек старше, тем он хуже переносит одиночество?

Януш.До определенного момента одиночество просто пропорционально числу прожитых лет, но внезапно наступает своего рода пик, или энергетический кризис, когда, например, кто-то уходит на пенсию и попадает в абсолютную яму. Лишь немногие способны найти себе в этот период занятие, чтобы быть полезными. Возможно, мое писательство и есть тот запасной путь, на который я въезжаю своим локомотивом после перевода стрелок, это форма спасения от подобного состояния, когда вдруг исчезнут давление и стресс, которые дает работа. Но я смогу не поддаться одиночеству, поскольку буду понимать, куда двигаться дальше.

Дорога.Но литература не помассирует тебе затылок, не укроет одеялом, не подаст тебе чаю, не поедет с тобой в отпуск.

Януш.Да, это может сделать только близкий человек. Порой я с ужасом замечаю, как мало времени я в состоянии уделить своим родным. Тогда я чувствую дискомфорт и меня терзают угрызения совести, это приводит к тому, что я принимаю решение внести изменения в свою жизнь. В моем случае это решение принимается под Новый год или в день рождения – более существенный рубеж моей жизни. Но сколько раз я давал себе обещание, что не буду писать книг в течение года или же что буду работать над книгой медленнее, и сколько раз не исполнял их! Сегодня совсем другие времена. Все мы функционируем в системе связей. Если я не напишу книгу, издательство не захочет со мной сотрудничать, я подведу кого-то. Раньше на то, чтобы справиться со взаимными обязательствами, по крайней мере, отводилось гораздо больше времени. Помню, как я когда-то писал научные статьи в журнал и от написания такой статьи до ее издания проходил год. Нужно было этот материал отправить почтой в Штаты, затем возвращалась уже статья, предназначенная для авторской корректуры, которую я тоже отсылал почтой, потом мне присылали гранки. И не было места убийственной современной спешке. А теперь все посылается через Интернет, можно одновременно править и отдавать в печать пять статей. Мы живем в страшной спешке и потому люди не так мучительно ощущают одиночество, ведь они работают на самых высоких оборотах. Одиночество – серьезная болезнь, а большинство людей этого не сознают. Я сталкиваюсь с разнородными аспектами одиночества повседневно – когда писал «Одиночество в Сети», я прекрасно изучил эту тему. Кроме того, я написал также введение к книге Вой-цеха Кручиньского «Вирус одиночества» – невероятной, прекрасной психологической работе, описывающей явление «хорошего» и «плохого» одиночества и знакомящей читателя с многочисленными его видами. Одиночество, пожалуй, самый большой современный кошмар. Франкфурт – город абсолютных одиночек, это единственный город в Германии, в котором так много магазинов для

одиночек.

Дорота.В смысле, где продается готовая еда?

Януш.И висит множество плакатов, предлагающих войти на тот или иной портал с целью найти партнера. Может, это прозвучит высокопарно, но порой у меня впечатление, что Бог создал мир лишь потому, что чувствовал себя одиноким. И одиночество становится все более глубоким, вопреки сегодняшней действительности, которой, благодаря сотовым телефонам, средствам массовой информации и т.д., правит видимость всеобщей доступности и открытости. Но это лишь видимость, мы же сидим по своим домам и офисам одиноко, стуча по клавиатуре. Доказано, что люди неодинокие намного реже пользуются достижениями современной техники, прибегая к сотовому телефону или компьютеру лишь для работы или по необходимости.

Дорота.Сегодня даже сексом можно заниматься с помощью компьютера. Похоже, теперь все больше людей именно так удовлетворяют свои сексуальные потребности.

Януш.Согласен. Я интересовался этим вопросом, читал многие социологические исследования, изучал такого рода сайты. Существуют общедоступные результаты портала УаЬоо.сош, проводившего исследование этой проблемы: они подтверждают, что все больше людей удовлетворяют свои сексуальные потребности, мастурбируя перед компьютером, или достигают сексуального возбуждения, просматривая порносайты. Я знаю много пар,расставшихся по этой причине: он должен был уехать в Англию, она – остаться здесь с детьми. Они регулярно встречаются на виртуальных ужинах, пользуясь скайпом. Заказывают одно и то же вино, едят те же самые блюда и в определенный момент просто раздеваются перед миниатюрной камерой и занимаются друг с другом любовью дистанционно. Но они не вместе. Другие, в свою очередь, удовлетворяют себя таким образом, потому что боятся СПИДа, опасаются обмена структурных жидкостей, который происходит во время нормального сексуального сношения. А они не хотят ни обмениваться жидкостями, ни прикасаться друг к другу и в то же время жаждут получить сексуальное удовольствие. С точки зрения биохимии мозга оргазм, вызванный таким способом, имеет точно такую же химию, как если бы был достигут в реале. Качество переживаний для многих людей является сопоставимым. Кроме того, многие мужчины – заядлые сторонники промискуитета, их интересуют исключительно случайные сексуальные контакты с разными, постоянно меняющимися партнершами, которых они хотят иметь как можно больше. Интернет предоставляет им такую возможность, – две, четыре, шесть и даже десять партнерш, есть и такие мужчины. Женщины ничего не знают друг о друге, он общается с ними порознь, тем самым реализуя свои промискуитетные желания, эту эволюционную полигамность, встроенную в личность мужчин.

Дорота.Хотя бы виртуально.

Януш.Да, виртуально. Но проблема состоит в том, что постепенно они утрачивают способность к обычным сексуальным отношениям, потому что привыкают к чему-то совершенно иному и возбуждаются исключительно благодаря собственным фантазиям. Во время занятий любовью с нормальной женщиной или нормальным мужчиной, ибо эта проблема касается и женщин, секс кажется им слишком банальным или недостаточно изысканным. Некоторые, третья группа, обращаются к Интернету в связи с отсутствием времени. Они могут иметь секс, оставаясь в спортивном костюме, с полотенцем на голове, еще до ужина, сразу после того, как, вернувшись с работы, примут ванну.

Дорота.Ты занимался когда-нибудь сексом перед компьютером?

Януш.Нет, никогда. Хотя был свидетелем подобных ситуаций. Ведь есть любители, которые занимаются сексом публично, на специальных каналах.

Дорота.Заводятся от того, что на них смотрят.

Януш.Другие платят за подглядывание, существует даже специальный термин – виртуальный вуайеризм.

Дорота.Значит, ты подглядывал.

Януш.Да.

Дорота. Давай пока оставим тему взаимоотношений полов и вернемся к ней позже. У меня к тебе просьба. Я бы хотела, чтобы ты объяснил для всех читателей максимально просто и доступно, в чем состоит твоя работа. Но говори так, будто обращаешься к человеку, не знающему научных определений.

Януш.Хорошо, не буду начинать с определения массы. Я – химик-информатик, в последнее время даже появилось новое слово: химиоинформатик. Я защитил докторскую по химии, потому что в Польше оставалось окостенелое деление наук и не знали, как назвать область, к которой относится моя диссертация. Я должен был получить степень доктора химиоинформатики, или

информатики, которая служит решению химических проблем. Но такой области не существует. Было это на химическом факультете в Лодзи. Я не являюсь классическим, мокрым химиком. Я – – так называемый сухой химик. Я никогда не имел отношения к мензуркам, никогда не получал химических ожогов, потому что никогда не был в лаборатории. Для меня и для большинства моих коллег химия является записью молекул химических соединений, таких как бензол или этанол С2Н5ОН, в виде структур, которые можно представить на экране компьютера как графы. Наиболее популярно шестиатомное кольцо бензола. Ты помнишь три двойные связи? Для некоторых это так называемые улья. Каждая структура имеет свою формулу, каждая молекула, существующая на свете, включает нуклеиновые кислоты, которые входят в нашу ДНК и которых насчитывается три с половиной миллиарда.

Дорога.И ты их записываешь?

Януш.Эти структуры существуют, и люди знают, какие есть атомы, и какие связи, и как их можно нарисовать. Только не всегда рисунок является единственным решением. Зачастую не расскажешь о рисунке по телефону, поэтому ты должен присвоить этому рисунку некоторое название, но такое, чтобы, если это название услышал по телефону химик, он смог его нарисовать. Существуют определенные принципы создания названий этих структур, так называемая химическая номенклатура. Если ты кому-нибудь из химиков скажешь «ви-агра», тебя вряд ли поймут, потому что это название тривиальное (в данном случае маркетинговое), а не химическое. Точно так же, как никто не нарисует Дороту Веллман, услышав ее фамилию.

Дорога.Отчего же, два кружочка – и готово.

Януш (смеется).Может быть, ты действительно так думаешь, но ты очень ошибаешься. Любой химик, как и любой мужчина, видит тебя несколько иначе. Ты уникальна, и каждый, кто услышит твою фамилию, должен тебя нарисовать одинаково – в России, в Соединенных Штатах, в Германии или в Польше.

Дорота.И вы, господа, создали такую номенклатуру?

Януш.Эта номенклатура уже существовала, к сожалению, издавна. Если бы ее создали мы, то все было бы намного проще. А перевод этой структуры, заключенной в названии, является сложным процессом. Его устанавливают более шестисот различных правил, из которых имеется шестьдесят тысяч различных исключений. А эти названия необходимы, потому что никто не зарегистрирует нового лекарства или новой химической субстанции, если не пошлет название этой субстанции в РОА, то есть в Федеральное управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств. И это должно быть правильное, систематическое химическое название. Его присваивают химики. Они сидят по восемь часов и называют эти структуры в соответствии с правилами номенклатуры. Смотрит такой химик на экран компьютера или на страничку, на которой нарисована структура, и говорит, что это, например, двуметилоаминофосфорин чего-то там. Посмотрел на структуру и записал название. Если у него хороший день, то он в состоянии отсмотреть примерно сто таких структур и присвоить им названия, а ведь некоторые из них занимают по три строчки, поскольку в них появляются разные заменители. Вероятность того, что он допустит ошибку в этих весьма сложных структурах, довольно велика. А кроме того, химики – обычные люди: то заболтаются, то на ланч отвлекутся, то жена или товарищ позвонят. А это все стоит денег. В моей фирме было семь химиков, и каждый зарабатывал сто тысяч марок в год, и, следовательно, моя фирма платила семьсот тысяч марок ежегодно этим семерым сотрудникам. Какое-то время спустя в фирме родилась мысль: а нельзя ли написать специальную программу, которая сама проанализирует эти структуры и присвоит им названия.

Дорота.И ты ее придумал?

Януш.Я ее написал.

Дорота.И лишил работы семерых химиков.

Януш.К сожалению. И поэтому меня не особенно любили в этой фирме. До меня никто подобной программы

не разрабатывал. Планировалось, что если мне не удастся написать в течение года такую программу, если не будет результатов, то со мной не продлят договора и тогда мне придется вернуться в Торунь, а мое начальство таким образом убедится, что написание данной программы невозможно или экономически невыгодно. Правил более шестисот, но самое трудное – это исключения, потому что тут появляются специфические названия и специфический язык. И как в любом языке, в нем имеются диалекты. Американцы говорят на чуточку ином химическом диалекте, чем европейцы. Я не могу изменить мир и заставить всех говорить на одном диалекте, а значит, это именно я должен приспособиться к их диалектам при создании разных названий для одной и той же структуры, которые в результате станут понятными и американцу, и европейцу. Это было непросто, но я такую программу написал.

Дорота.Первый в мире.

Януш.Первый в мире. На это у меня ушло четыре года.

Дорота.И она у тебя запатентована?

Януш.Я не мог ее запатентовать, это могла сделать только фирма, на которую я работал. Никто не может, не заплатив фирме, использовать данную программу. Если кто-то другой напишет, взяв за основу твою, программу лучшего качества, то не сможет запатентовать ее, так как нельзя запатентовать мысль. Но если кто-то создаст подобную программу, не зная о существовании твоей, то он имеет на нее право. И тогда дело будет обстоять так, как это происходит с операционными системами Арр1е и Ушс1очуз. Это две параллельные операционные системы – одна лучше, а другая хуже. Но тогда никто такой программы еще не создал – я был первым. Это позволило сэкономить огромные деньги. Тех семерых человек не уволили, их лишь перевели в другие отделы. Но двое из них должны были остаться, потому что программа неидеальна, у нее лишь определенный зиссезз гаЬе,то есть уровень успешности, так что человек пока еще должен контролировать предоставляемые программой результаты. В 80% случаев моя программа дает правильные названия; в течение одного дня химик обрабатывает сто структур, тогда как программа – четыреста тысяч.

Дорота.Хорошо. Ты уже создал эту программу, над чем работаешь сейчас?

Януш.Позже появилась новая проблема. Очень часто у нас есть название соединения, например прозак, виагра или ацетилсалициловая кислота, являющаяся активным компонентом в аспирине. И кто-то вписывает в интернетовском поисковике ацетилсалициловую кислоту, желая, чтобы на экране выскочила структура кислоты. Таким образом, он хочет чего-то обратного. Людям кажется, что это очень просто – заставить мою программу работать в обратном направлении. То есть если раньше в основе программы лежал переход от структуры к языку, то теперь это переход от языка к структуре. Вход в мою первую программу (от структур к названиям) вполне однозначен, поскольку во всем мире используется одна и та же структура, хотя названий может быть несколько. Стало быть, вход вполне определенный, но выход может быть разным в рамках этих разных химических диалектов. Во второй же программе вход неоднозначен, поскольку у одного и того же вещества может быть несколько названий или несколько вариантов написаний одного названия. Я же должен предусмотреть все это разнообразие вариантов и вывести для них одну-единственную структуру. Например, кто-то может писать «ацетило-салициловая кислота» через дефис, а кто-то другой без дефиса. И это проблема. И все же я такую программу написал. Для чего она нам нужна? Например, моя фирма ищет информацию о химических соединениях в профессиональной литературе, в которой информация содержится главным образом в патентах. В последнее время все меньше публикуют информацию о новых соединениях, а сразу их патентуют, ведь никогда не известно, не появится ли вслед за этим какая-нибудь новая программа, не скрываются ли за этим новые деньги. Так что лучше на всякий случай сразу запатентовать свое ноу-хау. Когда-то человек, сделавший какое-нибудь открытие, немедленно знакомил с ним

общественность, и каждый мог им воспользоваться. Но теперь это не так. Теперь большинство соединений сначала патентуется, и на эту тему появляются не научные статьи, а лишь информация о запатентованных соединениях. И хуже всего то, что химики не рисуют эти структуры в патентах, а лишь приводят их название. Мы же должны в базу данных ввести не только название, но и структуру. Даже если бы мы приняли на работу русского или поляка, труд которых ценится дешево, которым за одну структуру платят семь евро, то и тогда вложенные деньги не окупились бы. И потому родился замысел написать программу, которая сэкономит миллионы евро и приведет к тому, что большинство структур будет автоматически переведено. Этим я и занимался последующую часть жизни. Эти структуры записываются и рисуются в системах разных стандартов, подобно тому как, например, в телевидении существуют системы РАЬ либо КТ5С. К сожалению, не везде существуют стандарты и необходимо переносить их из одной формы в другую, из одного способа записи структур в другой. И такую конверсию этих структур я произвожу. Мы обладаем базой данных, и теперь я буду заниматься авторизацией ее пользователей. А за информацию в моей фирме платят. Вот такими различными мелкими, трехмесячными проектами я занимаюсь в последнее время. Первый вариант моей первой программы создавался четыре года – столько времени я потратил, чтобы ее написать. А первый вариант, как всем известно, наихудший, следовательно, его 1гужно улучшить. В этом и состоит сейчас моя задача.

Дорота.Твоя работа предполагает, что ты трудишься за компьютером один или в команде?

Януш.Зачастую проекты, которые я делаю, представляют собой фрагмент какого-то большого целого, но фрагмент выделенный и обособленный. Это работа командная не в том смысле, что один элемент лего пишут два человека. Каждый из нас пишет свой элемент лего, а целое складывается в одно большое лего. Разумеется, мы должны сотрудничать друг с другом, потому что то, что яв-

ляется выходными данными моей программы, является также входными данными для другой программы. Стало быть, я должен определить и подчинить свою программу определенному интерфейсу, чтобы эти два элемента соответствовали друг другу. Часто одна программа создается в Японии, вторая – в Англии, а третья – в Сан-Рамоне, в отделении нашей фирмы в Калифорнии. Это международная фирма, глобализованная, и, следовательно, каждый делает свой фрагмент, а потом мы складываем их в одну программу. И она должна работать, ведь это не университетские исследования, проводимые по принципу «может получится, может нет». В науке отрицательный результат – тоже результат. Когда я беседовал с создателем виагры, он сказал мне, что в его фирме работают двести химиков и биологов, но именно он синтезировал виагру, однако это вовсе не значит, что это его открытие. Да и вообще, виагра является европейским, а не американским открытием. Правда, «Пфайзер» – фирма американская, но исследования, открытие и патентование для нее проводились в Сэндвиче в Великобритании. Создатель виагры получил информацию от своих ста девяноста девяти коллег о том, что выбранные и исследованные ими пути были неверными. Но благодаря тому, что человек, открывший виагру, работал в концерне, ученые, не добившиеся результата по виагре, тем не менее имеют на нее такое же право, поскольку тоже принимали участие в ее открытии. Прошли времена Эдисонов. Теперь информации так много, что надо работать в команде.

Дорота.Поэтому ты сотрудничаешь с американскими и немецкими-специалистами по информатике?

Януш.Да, хотя моя фирма – это на самом деле голландское издательство. Называется оно «Эльсевиер» и в Польше известно главным образом тем, что издает научные журналы в области медицины и точных наук. С некоторого времени я занимаюсь также покупкой и пополнением баз данных – прежде всего Медлайн, медицинской базы данных, но и других тоже. Несколько лет назад одна известная фирма купила нас и американскую компанию «МОЬ», которая в Соединенных Штатах занималась подобными вещами и когда-то была нашим конкурентом. Фирма купила обе компании и заставила нас сотрудничать. И теперь мы представляем собой большую корпорацию, головное объединение которой находится в Амстердаме, откуда каждый месяц на мой счет поступает зарплата. Директор же живет в Сан-Рамоне в Соединенных Штатах – я никогда его не видел в живую, только во время видеоконференций. Помимо того, у нас есть филиалы в Кемберли в Англии, в Японии, в Париже и в Швейцарии. Я работаю в этой глобализованной фирме и зачастую даже не знаю, откуда получаю электронные письма. Иногда в бюро появляется специалист из филиала, расположенного на краю света, его визит несет интересный и позитивный опыт. Все это лишний раз доказывает, что люди разных культур, разной ментальное™ могут сотрудничать друг с другом и что такая система исправно функционирует. В основе нашей фирмы немецко-американо-французско-японский капитал. А я работаю во Франкфурте-на-Майне, на работе говорю по-английски, на улице – по-немецки, а дома – по-польски.

Дорота.Хорошо. Ты приходишь утром в бюро, включаешь компьютер, и что дальше?

Януш.Как правило, он уже наготове. Когда я ухожу домой, то оставляю его включенным, потому что ночью провожу тестирование химических структур. И утром получаю уже готовые результаты. Иногда я оставляю несколько миллионов структур для тестирования, а сам уезжаю в отпуск и по возвращении рассчитываю иметь все эти структуры с уже присвоенными им названиями. Мой компьютер порой не выключается неделями. Если я не работаю над структурами, то иду выпить чашечку кофе, возвращаюсь и просматриваю свежие новости на «Опе1.р1». Свой день я начинаю с чтения информации о событиях в Польше. Не просматриваю немецких порталов. Иногда захожу на сайт «Виртуальная Польша», читаю на «Са2е1а.р1», что нового натворил Леппер1, в какой новой афере он замешан. Лишь потом заглядываю в свой почтовый ящик и стараюсь прочесть хотя бы часть писем от читателей, ответить на них или же связаться с моими издателями, у которых есть различные вопросы. С издателями не только польскими, но и зарубежными, поскольку мои книги выходят и за границей. Во время получаса на завтрак, когда другие пьют кофе и сплетничают, я тоже сплетничаю, только по Интернету. Затем начинаю программировать, а потом, вечером, около пяти-семи часов, в зависимости от того, что мне предстоит сделать, возвращаюсь к моей литературной жизни. Пишу, читаю.