Текст книги "Убежать от тирана (СИ)"

Автор книги: Злата Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Дэн, отпусти. Ты ж ее сломаешь! – потребовал он. И хотя ростом и комплекцией вышедший сильно уступал Данилу, тот нехотя, но все-таки послушался.

Он разжал руки так же внезапно, как и схватил. Как разжимаются клешни, выпускающие мягкую зверюшку в игральном автомате. Я пошатнулась и упала бы, если бы Максим не удержал.

– Ты понимаешь, что она наделала?! Овца тупорылая! Я опоздаю на собственную свадьбу! Ты это понимаешь? – в бешенстве он крутнулся на пятках, будто собираясь в прыжке нанести виртуальному противнику сокрушительный удар ногой. Выкрикивал в исступлении слова и, словно не зная, куда девать руки, принялся яростно тереть нос. – Макс! Ты понимаешь?! Я опоздаю на свадьбу! Пока дпс-ники приедут, пока все оформят! А кто будет платить за ремонт?! А, скажи?!

От водителя ниссана, врезавшегося в него, он отмахнулся, словно от назойливой мухи и, не собираясь заканчивать свой ор, снова насыпался на меня, замершую, как суслик при виде опасности. Он навис над мной, как скала, и, грубо взяв за подбородок, угрожающе зарычал:

– Вот ты и будешь! Потому что я не собираюсь быть крайним! Ты наркоманка, наверно?! Или из психушки удрала?

Я почувствовала, что меня словно накрывает мощной лавиной, и последние слова уже так и воспринимала – как сквозь толщу снега. Мои испуганные глаза с расширившимися от страха зрачками натолкнулись на колючий, пронзающий взгляд.

Словно злой колдун, Данил тогда готов был испепелить несчастную, то есть меня, попавшую в эпицентр его гнева.

Последнее, что я еще успела осознать, были негромкие слова Макса, прилетевшие сзади.

– Дэн, ты что несешь? Пострадавших нет, сейчас оформим Европротокол и разъедемся. Мужик вроде адекватный. Стоит, ждет, пока ты наорешься.

Нервное напряжение было слишком велико, и мне показалось, что кто –то, возможно, даже этот ужасный Дэн, вдруг выключил дневной свет, отрубил все звуки и погрузил мир в небытие. Безвольным кулем я снова начала оседать на землю, но не упала, потому что меня кто-то, очевидно опять Максим, успел подхватить.

Интересно, какому впечатлению верить больше первому или второму? Данил встряхнул меня не только физически. От этого воспоминания снова передернуло. Такой большой, сильный, импульсивный. Под горячую руку ему лучше не попадать.

Да чтоб тебя! Как говорят, голодной куме одно на уме. И я мужчин оцениваю по критерию – насколько сильно может ударить. Совсем атрофировалась как женщина. А сейчас почему –то стало так грустно. Хоть Данил и выглядел злым и жестким, но мне почему –то кажется, что он, если полюбит, будет очень заботливым и нежным. И я даже позавидовала той, которая не дождалась его в ЗАГСе. Если он кинулся меня спасать, значит, уверен, что она поймет.

Жалость к себе захлестнула тяжелой удавкой душу, и от бессилия что– либо изменить в своей жизни я готова была расплакаться.

Однако слезы, которые уже подступили к глазам, тут же высохли, как редкие капли дождя в жаркий день.

Чем больше я думаю о Даниле, тем больше понимаю, что не смогу остаться в стороне. И подставлю под удар себя. Если я ему расскажу о дневнике мужа, он же не сможет сдержаться. Он его изобьет, а тот изобьет меня, если совсем не убьет.

Не зря же из мифологии пришло столько фразеологизмов – они живучи. Вот «Ящик Пандоры » это как раз ко мне.

Видимо нелегкая принесла меня в тот ведь день к кабинету мужа. Дверь была чуть приоткрыта, и я замерла, не решаясь войти. Он сидел за столом и что –то писал ручкой. Это была явно не деловая бумага – да и кто их от руки пишет?! Он явно был чем-то вдохновлен. На лице сияла торжествующая улыбка, будто он хотел поделиться с любимой бабушкой своими достижениями. Он поджимал губы, покусывал их, словно боясь упустить какую-то деталь. Видно было, что он смаковал каждое слово, потому что выводил предложения на бумаге очень медленно.

. Конечно, самое последнее, что я могла подумать, это что он начал писать какой-нибудь роман. Бредовая идея, но больше ничего в голову не приходило. Хотя даже если и роман, то все равно на ноутбуке удобней. Не думая, что там может быть какая-то тайная информация, я тихонько отворила дверь.

– Омар, мы же собираемся к Анечке? Мне уже пора визу оформлять, – робко я просочилась внутрь и напомнила о важном. И тут же чуть не рухнула от страха.

Умиротворенное выражение сползло с лица мужа, как вода со стекла. Он торопливо захлопнул большой блокнот, и я увидела, что это, действительно, похоже на фолиант. Черная кожаная обложка и золотое тиснение. У меня в мозгу промелькнула леденящая душу мысль – как надгробие.

Муж зыркнул так, что у меня чуть ноги не подкосились.

– Я по-моему русским языком сказал, что запрещаю входить в мой кабинет, – чеканя слова, будто высекая их из арктического льда, чуть ли не по слогам произнес он.

Свой расстрельный список я знаю, и никогда бы не сделала того, что там указано. Но тот упрямый чертик, которого еще не удается до конца сломить, толкнул меня в бок и, хотя мозг понимал, что лучше заткнуться, я не сдержалась.

– Омар, я помню все твои запреты и стараюсь не нарушать их. Но ты приказал не заходить в кабинет в твое отсутствие. А сейчас-то ты в кабинете! И дело важное. Я хочу видеть дочь.

Господи, научусь ли я когда –нибудь не включать эмоции? Но нет, это выше моих сил. Почему я, как бесправная рабыня, должна жить в разлуке со своим ребенком?! Я уже ко многому относилась равнодушно. Не заходить в кабинет? Да пожалуйста! Не приводить в дом подруг? Легче легкого!

Отчитываться покупках – без проблем. Но когда речь заходила об Анюте, меня начинало трясти, голос срывался и мои сдерживаемые чувства выплескивались.

В эти моменты я не могла скрыть свою ненависть, меня коротило, и я готова была броситься с кулаками на него, даже понимая, что только от одного его удара улечу угол.

– Тебе заняться больше нечем. Я помню и про визу, и про дочь. И ты еще будешь мне выговаривать, почему наша дочь в закрытом пансионе учится?! Да с такой бестолковой матерью разве она может научиться хорошим манерам? Ты же ничего не помнишь и постоянно ходишь, как будто коня похоронила! А ребенок должен видеть довольных жизнью людей. Ты никчемное существо, не способное позаботиться о себе, не говоря уже о муже и ребенке.

Муж на этот раз не орал. Говорил медленно и хлестко, словно вытаскивая нити моих нервов и наматывая их себе на кулак.

Как изощренный садист, он постоянно бил по больному, по тому, что еще во мне было живого и не поддавалось умерщвлению. То, что я отвратительная жена и все забываю, меня уже не задевает за живое. Может, с его точки зрения так и есть. Это его мнение. Я смирилась. Но когда речь заходит о дочери, эта несправедливость, словно будит во мне дракона, который бушует внутри и все там сжигает, потому что не имеет права выбраться наружу. В такие моменты меня бросает в дрожь, становится трудно дышать, будто кто жестокой рукой перекрывал доступ кислорода и наслаждался моей агонией. Вернее, вопрос кто не стоит.

Уже знаю и кто, и зачем, но я еще иногда на что-то надеюсь. Я понимаю, что его слова не имеют никакого отношения ко мне, но легче от этого не становится. Не знаю, был ли он и раньше таким, или превратился в монстра, когда понял, что никак не может достичь такого уровня, который бы полностью реализовал бы потребность властвовать. Ему мало денег, мало почтительности вокруг, мало ему кланяются.

Были минуты, когда он становился доброжелательным и даже заботливым, но это так не вязалось с его привычным обликом, словно надевал рубаху с чужого плеча.

Поняв, что варварски разрушила ауру вдохновения, витавшую в кабинете, я заболела идеей узнать, что же так воодушевляет супруга и может ли там скрываться какая-то информацию, способная дать над ним власть. Хотя я и понимала, что смелости воспользоваться даже компроматом у меня не хватит, но болезненное желание узнать тайну мужа сжимало мою душу, словно клешнями, как только я проходила мимо кабинета. Когда мужа не было дома, я с маниакальной настойчивостью просачивалась в кабинет, не думая, что прислуга может донести, и обшаривала стол. Но, очевидно, он хранил его в закрытых ящиках или в сейфе.

Однажды, когда к нему приехали компаньоны, он повел их в подвал, чтобы похвастаться коллекцией вин. Зная, что на знакомства с его сокровищами уйдет какое –то время, я снова метнулась к столу – и .. «на старуху бывает проруха» – верхний ящик оказался не заперт, и блокнот, лишивший меня покоя, лежал там.

Чуть не теряя сознание от страха, жадно, как пропуск на свободу, я схватила его и наобум открыла.

«– Наденька, ты же знаешь, я полюбил тебя с первого взгляда. Я чуть не сдох, когда ты выбрала Андрея. Пытался тебя забыть с другими, топил тоску в алкоголе , но тебя забыть невозможно. Ты единственная, поэтому я и не женился. Все эти годы я грелся возле огня ваше любви и был счастлив по-настоящему. И я понимаю, что ты сейчас и жить не хочешь. Меня тоже разрывает от боли и ненависти к себе, что не смог ему помочь. Но поверь, я все сделаю, чтобы вы снова стали счастливы. Насколько это возможно.

Мы должны пожениться, чтобы тебя не разорвали стервятники. Жесткая рука Андрея держала их за жабры. Одинокая вдова – это такая лакомая добыча. Клянусь, Наденька, я не прикоснусь к тебе и пальцем, пока не закончится траур и ты сама не захочешь. Если нет, я давно привык к тому, что ты недосягаемая моя звезда. Мы просто должны спасти бизнес. Ради тебя. Ради Данила….»

Трогательно взлетевшие ресницы, обрамляющие заплаканные глаза… Морщины. Наденька, Наденька! Неужели ты думаешь, что твое одряхлевшее тело по-прежнему привлекает меня? Да как только ты стала мадам Беркутовой, кроме желания отомстить, я больше ничего не хотел…И тебе, и ему… и даже вашему щенку…»

Меня бросило в жар, я еле удерживала злополучный дневник в руках, потому что он казался раскаленным.

Я узнала, что Омар начал за мной ухаживать, когда еще был женат, года через три после нашей свадьбы. Примерно тогда же он понял, что у меня не получается повторно забеременеть, чтоб родить ему наследника, и моя жизнь потихоньку стала превращаться в ад.

Дневник открыл мне глаза на страшную суть человека, с которым я живу. Женился ради мести? Мне пора было бежать из кабинета, но ноги словно приросли к полу. Сигналом тревоги в голове билась, как птица в клетке, мысль «Любопытство кошку сгубило», но оторваться от этих чертовых записей я не могла. Они гипнотизировали, не отпускали, заставляя вместе с автором погружаться в его безумный, но рассчитанный, как на ювелирных весах, мир. Дрожащей рукой я перелистываю страницу.

«25.09

– Наденька, зачем ты мои часы под подушку свою положила? Рита их там нашла. Если они тебе нравятся, ты только скажи. Я все тебе отдам.

– Но я не брала! Я не знаю, как они там оказались!

Конечно не брала, это я их туда положил, но тебе точно об этом знать не нужно…

– Хорошая моя! Так бывает у людей, перенесших сильный стресс. Они что-то делают, но не помнят этого совершенно. А ты еще не пришла в себя после смерти Андрея.

О боги! Как же мне нравится эта растерянность, недоумение и испуг! Да, детка, это только начало! Каждый день ты что-то будешь терять, делать не так, забывать и, в конце концов, согласишься со мной, что тебе нужна помощь.

Но перед тем, как ты попадешь в психушку, ты доставишь мне немало сладких мгновений. Гордая красавица, отвергнувшая меня, превратится в рухлядь, немощную старуху. И я, как талантливый режиссер, буду дергать ниточки, ведущие в пропасть….

30.09

– Наденька, родная моя! А почему ты еще не собрана?

– А разве мы куда –то идем? – испуг, метнувшийся в твоих глазах, греет душу, ласкает ее бархатистыми лапками.

– Мы же идем на премьеру. Ты разве забыла?

– Но ты не говорил! – испуг сменяется отчаянием и беспомощностью, и я как открытую книгу читаю тебя: «Или говорил?»

– Надя. Я принес билеты неделю назад, и ты положила их в сумочку. Посмотри сама, – я наслаждаюсь. Я пью твой страх, твою растерянность, как пчела приникает к цветку и пьет сладкий нектар. Ежедневная игра – это мой нектар. Конечно, я сам положил билеты в твою сумочку и ничего тебе не говорил. Так надо! Надо, чтоб ты превратилась в несмышленое дитя, которое боится сделать хоть шаг без меня. И я тебя направлю туда, куда мне нужно.

Невероятное счастье – понимать, что та, которая тебя отвергла, становится твоей безвольной игрушкой. Игрушкой которую я скоро безжалостно разломаю и выброшу. Оставив себе на память хороший бонус. Твое наследство, моя дорогая глупышка»

Усилием воли я захлопнула дневник и вернула его на место. Меня била крупная дрожь, и нужно было срочно выпить успокоительное, чтобы не выдать себя.

Слава Богу, все обошлось, муж ничего не заподозрил. А сейчас я жалею, что не сфотографировала страницу. В голове мелькнула опасная мысль – а если Данил его убьет?! Я стану свободной! Но тут же совесть, мой вечный тюремщик, укоризненно покачала головой. Нехорошо использовать человека. Свои проблемы должна решать сама. Ведь Данила за убийство посадят. А с другой стороны – если я не предупрежу его, Омар дотянет свои щупальца и до него. Мать ведь довел до психушки! И неизвестно, от чего она умерла…

Я чувствовала, что голова опять начинает кружиться. Схватив кружку с водой – первое, что я попросила, когда очнулась, отпила несколько глотков.

Сердце колотилось вразнобой, как взбесившаяся заводная игрушка, что было очень некстати – проверить, жива я или нет, пришел мой доктор.

– Лада, как вы себя чувствуете? – ему хватило одного взгляда, чтобы понять «как».

– Все хорошо, – еле двигая бескровными губами, я попыталась бодренько улыбнуться.

– Заметно. Голова кружится, тахикардия, и давление наверно, ниже некуда. Что ж вы, голубушка, до такого состояния себя довели?

Он говорил негромко, спокойно, отчего мне просто захотелось плакать. Этот замечательный Олег Викторович тоже, наверняка, очень заботливый.

Господи, меня клинит от слова «забота»…

Глава 7 

Выйдя из больницы, я не мог дать себе отчета, что пошло не так. Эта Лада, как реальное дитя отечественного автопрома, въехала в мою душу, раскурочив ее. Маленькая, беззащитная, пальцами можно сломать, она сама сломала какую-то стену, которая после смерти матери защищала меня от эмоций. И сейчас они нахлынули, словно бешеный поток воды из прорвавшейся плотины. Мне безумно жалко ее. Не знаю, какая глупость или наивность заставила ее выйти замуж за Омара, но то, что она глубоко несчастна и почти раздавлена, видно невооруженным глазом. А я, получается, еще добавил этому подранку проблем.

Шальная мысль мелькнула в голове. Что, если завернуть ее, как ребенка, в то облезлое одеяло, которым она прикрыта, и унести отсюда? Приютить, как сироту, в своем доме, откормить, дать уверенность, что ее никто не обидит.

Мне нужно звонить своей Милашке, успокаивать ее и просить прощения, что, в общем, я не большой специалист делать, а мне до трясучки хочется затянуться сигаретой, потом еще одной, и еще одной. Хочу, чтоб легкие распирало до острой, обжигающей боли. Может так эти лавандовые глаза скроет какая-нибудь пелена, и меня отпустит?

Пока я сам, как в каком-то коконе, и не знаю, что творится со мной. Не будь Макса, я б точно вернулся. Мое привычное «ЯТакХочу»никогда меня не подводило, но сейчас здравый смысл пока его задавливает и возвращает в реальность.

– Дэн, с тобой все в порядке? Или это тебя от вида казенного лазарета так пришибло? – подозрительно прищурился Макс.

– В порядке. О Милке думал.

И кого я пытаюсь обмануть? Понятно, что все мои мысли написаны на лице, и острая жалость никак не может ассоциироваться со здоровой, сексуальной молодой девушкой.

– Макс, боюсь, девчонка пропадет. – И на немой вопрос друга добавляю: – Лада. Она такая ….хрупкая. А я немного Омара знаю. Он не пожалеет. И синяки. Не на улице ж она их нахваталась?

– Ты в спасатели опять хочешь заделаться? Одну уже спас, теперь женишься. Вторую куда? Гарем хочешь устроить?

Понимая, что не смогу поддерживать разговор на волне «Юмор FM», я понял, что хочу остаться один. Привести свой чердак в порядок.

– Давай я тебя завезу домой, и поеду к невесте.

Макс меня понял с полумысли.

– Поезжай сразу, я доберусь. Только осторожней на дороге.

– Учту, – буркнул я и нырнул в машину. Отъехав так, чтоб Максу уже не было видно меня, я достал сигареты и с жадностью, как будто хватаю не дым, а воздух, будто хочу не травить легкие, а выжить, глотая воздух. Наконец, усилием воли я заставил себя сменить в голове картинку, словно перещелкнул слайд. У меня есть невеста.

Камила. Горячая моя, будоражащая и в то же время покладистая, неконфликтная, умеющая выстраивать отношения так, чтобы и ее не обидели, и сама никого не задела. Просто чудо, подобранное чуть ли не на помойке. Я, никогда не горевший желанием вить семейное гнездышко, уже в этот момент держал бы за руку жену. Как? Как она меня приручила?

Даже сквозь никотиновую завесу в мозгу вспыхнул радугой участок, отвечающий за наслаждение. Вчерашняя девственница оказалась податливой, как пластилин. Не стесняясь, она отставляла свою попку, умопомрачительно прогибаясь в позвоночнике, когда я брал ее сзади. Ее первое смущенное «Ой», когда поставил ее в догги –стайл.

Вся такая аппетитная, жаркая. Даже то, что грудь не своя, заставляло еще больше восхищаться ее жаждой жизни, ее азарту.

Хотя несколько дней я не мог себя пересилить и заставить коснуться ее.

… Обессиленные, выжатые, с капельками пота, мы валялись в кровати. Я нежно поглаживал ее кожу, лаская везде, куда дотягивалась рука. Затем, немного ободрившись, решил, что есть еще порох в пороховницах. Мои губы потянулись к манящим соскам. Оттягивая и покусывая, их я заурчал, как проголодавшийся тигр, и пошел дальше, уделяя внимание каждому миллиметру . И вдруг замер. Под обеими грудями под языком я ощутил нащупал практически незаметные шрамы.

– Что это? – прочертив пальцем по ним, я едва выдавил вопрос.

В ее карих глазах мелькнул испуг, растерянность. Она отодвинулась от меня и, отвернувшись, села, прижав к себе коленки. Затем робко потянула покрывало на себя и спрятала грудь, словно пытаясь защититься.

Тревога и умиление нахлынули разом. Смешная! Прикрылась, а спину с соблазнительной попкой от моих глаз не скрыла.

– Камил, зачем ты это сделала? Ты молодая, красивая девчонка! – я потянулся к ней рукой, но она еще больше отодвинулась, и мне показалось, что всхлипнула. Тихонько сползла с кровати и начала подбирать одежду.

Терпеть не могу глупые капризы и недосказанности.

– Камила, ты куда собралась? – невольно в моем голосе появилась жесткость, которой я избегал в отношениях с этой девчонкой. В ответ уже откровенное шмыгание, которое меня обезоруживает всегда – не выношу женские слезы.

–Милка, ну ты чего?

– Ты меня больше не захочешь, – всхлипывает глупышка.

Я захватил ее обеими руками и притянул к себе.

– Ну ты ребенок настоящий. С силиконовыми сиськами. Нонсенс. Да некоторые мужики сами настаивают, чтоб подруга или жена нарастила себе до пятерки. Если хочешь знать, я б таким морду бил нещадно. Любишь человека целиком. С его выдающимися формами или скромными. А потом утиный клювик делают, ноги удлиняют, задницу. И получится не девушка, а сборная кукла.

Она схватилась за мои пальцы, как утопающий за соломинку.

– Нет, Данил, ты не понимаешь. Мужчины любят здоровых женщин. А у меня была онкология, сделали операцию, и чтоб скрыть появившийся дефект, предложили пластику. Бесплатно. Так что я с дефектом. Сказали, что все хорошо. Я так тебя боюсь потерять!

И она снова, как в нашу первую встречу поцеловала мою ладонь, запустив волну восхищенных мурашек.

– Глупенькая! Ну как я тебя брошу?! Я ж тебя подобрал, как щенка на улице, ты мне доверилась, а я тебя выкину? Милка? Как тебе такое в голову пришло? А то, что ты справилась с болезнью и сейчас искришься жизнью, меня восхищает. Но ты права. Я должен немного все осмыслить. Научиться бережней к тебе относиться, что ли?! Ты ж моя хорошая!

И не успел я как следует переварить этот факт, как жизнь повернулась совершенно неожиданной стороной, поставив меня перед жестким выбором.

Глава 8 

– Что это? – прочертив пальцем по ним, я едва выдавил вопрос.

В ее карих глазах мелькнул испуг, растерянность. Она отодвинулась от меня и, отвернувшись, села, прижав к себе коленки. Затем робко потянула покрывало на себя и спрятала грудь, словно пытаясь защититься.

Тревога и умиление нахлынули разом. Смешная! Прикрылась, а спину с соблазнительной попкой от моих глаз не скрыла.

– Камил, зачем ты это сделала? Ты молодая, красивая девчонка! – я потянулся к ней рукой, но она еще больше отодвинулась, и мне показалось, что всхлипнула. Тихонько сползла с кровати и начала подбирать одежду.

Терпеть не могу глупые капризы и недосказанности.

– Камила, ты куда собралась? – невольно в моем голосе появилась жесткость, которой я избегал в отношениях с этой девчонкой. В ответ уже откровенное шмыгание, которое меня обезоруживает всегда – не выношу женские слезы.

–Милка, ну ты чего?

– Ты меня больше не захочешь, – всхлипывает глупышка.

Я захватил ее обеими руками и притянул к себе.

– Ну ты ребенок настоящий. С силиконовыми сиськами. Нонсенс. Да некоторые мужики сами настаивают, чтоб подруга или жена нарастила себе до пятерки. Если хочешь знать, я б таким морду бил нещадно. Любишь человека целиком. С его выдающимися формами или скромными. А потом утиный клювик делают, ноги удлиняют, задницу. И получится не девушка, а сборная кукла.

Она схватилась за мои пальцы, как утопающий за соломинку.

– Нет, Данил, ты не понимаешь. Мужчины любят здоровых женщин. А у меня была онкология, сделали операцию, и чтоб скрыть появившийся дефект, предложили пластику. Бесплатно. Так что я с дефектом. Сказали, что все хорошо. Я так тебя боюсь потерять!

И она снова, как в нашу первую встречу поцеловала мою ладонь, запустив волну восхищенных мурашек.

– Глупенькая! Ну как я тебя брошу?! Я ж тебя подобрал, как щенка на улице, ты мне доверилась, а я тебя выкину? Милка? Как тебе такое в голову пришло? А то, что ты справилась с болезнью и сейчас искришься жизнью, меня восхищает. Но ты права. Я должен немного все осмыслить. Научиться бережней к тебе относиться, что ли?! Ты ж моя хорошая!

И не успел я как следует переварить этот факт, как жизнь повернулась совершенно неожиданной стороной, поставив меня перед жестким выбором.

Как обычно, подъезжая к институту, я уже издалека увидел свою сексуальную кошечку, нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу на тротуаре. Еще одно ценное качество, которое меня безумно радовало – это ее пунктуальность. Она никогда не заставляла себя ждать – это есть первое проявление уважения.

– Малыш. Куда поедем? Давай французскую булочную проведаем?

Мне безумно нравилось кормить ее сладостями. Она по-детски невинно могла облизать палец, испачканный в креме, но при этом так высунуть свой язычок, что мне уже совсем не хотелось есть. А хотелось скорей добраться до дома и позволить облизать уже мой палец. И не только.

Она быстро поняла, что мужчина –это не робот, которому достаточно функций «вошел/вышел» и ему нравится расширять границы удовольствия. Ее полные губы сначала неловко, робко, а потом все азартней касались моего члена, заставляя каждый раз сдерживать дрожь вожделения. Надолго меня не хватало. Ее взгляд срывал крышу – немного удивленный и радостный, как у ребенка, получившего долгожданную игрушку. И я заваливал ее, накрывая ее собой, будто боясь, что убежит, и вбивался в податливое и отзывчивое тело, как сумасшедший. Она будто и, правда, сводила меня с ума, пробуждая какие-то звериные инстинкты. Хотелось скручивать ее, сжимать, оставляя отметины. Прогибать, бесстыдно раскрывать ее, удерживая ноги чуть ли не в шпагате. И в ответ получать жаркие стоны и хриплое «еще».

Но в тот день маленькая проказница была сама не своя. Ткнувшись носом в мою шею, она прошептала привычное «Я соскучилась»

– Ты что, экзамен не сдала? – почуяв неладное, я спросил первое, что могло прийти в голову.

– Нет, все хорошо, – однако тоскливый взгляд побитой собаки говорил об обратном…

– Камила, я тебе не мальчик, чтоб уговаривать. И «Опути – не опутю» меня откровенно бесят. Мы с тобой встречаемся, хоть и тайно, поэтому давай сразу выкладывай, – меня эта малышка привлекала, прежде всего, отсутствием «комплекса блондинки». Это я называю условно. Цвет волос здесь не при чем. Это манера поведения. Игра в молчанку, надутые губы, мол, сам догадайся, в чем виноват. Сломанный ноготок, как повод для печальки на весь вечер. Увольте, кому-то, может, и нравится, но я от таких держусь подальше.

И сейчас эта спокойная, уравновешенная девочка, с трезвой головой и умением адекватно на все реагировать, решила мне устроить мастер – класс типа «Я такая куколка».

– Все хорошо, – упрямо повторила она, поджав губы.

– Еще одно «хорошо», я тебе вызову такси, и поедешь сразу к тетушке, удивишь ее отсутствием семинаров, дополнительных занятий, факультативов, – может быть, излишне жестко пригрозил я, зато она откровенно разревелась и приготовилась к диалогу.

Я пожалел, что вспылил и притянул ее к себе, поцеловав в носик.

– Данил, – снова всхлипывает она.

– Это что, проверка связи? Я Данил, и я тебя внимательно слушаю.

– Я не смогу без тебя, – почти прошептала она. – Я не смогу с другим быть. Я просто умру от тоски.

– Эй, малыш, ты куда это собрался? – я попытался пошутить, но вышло очень неуклюже.

– Данил, – она сжала мою руку. – Родители решили, что я должна лечь в клинику и восстановить девственность. Сейчас, оказывается, многие так делают. Ведь отказаться от брака и не объяснить причину отец бы не смог. А если бы объяснил, то потерял бы репутацию. Поэтому, как только получу диплом, я должна буду уехать.

Все, что я услышал, не укладывалось у меня в голове. Дикость. Дикость. Еще раз дикость.

– Не плачь. Из любого положения есть выход. Дай мне подумать.

И снова она наградила меня тем взглядом, от которого хочется совершить подвиг, перевернуть землю или на руках пройтись по парапету.

И в голове был только один геройский план.

– Камил, а у вас же невест похищают?

– Что? – переспросила она, изумленно взмахнув ресницами.

– Я спрашиваю, невест вас похищают?

– Да! И очень часто.

– Тогда я тебя украду и женюсь на тебе. Я понимаю, что в глазах родителей москвич – не тот жених, которому рады. Но после драки кулаками ж не машут. Как там вас принято, посреди бела дня, чтоб все видели, что ты была против. Да?!

– Ты серьезно?! – казалось, от возбуждения и волнения она забыла, как дышать. – Данил! Ты серьезно?!

– Милка. Я серьезными вещами не шучу. Я, конечно, не так себе представлял свою свадьбу, но если другого выхода нет, то я готов перенять лучшие традиции джигитов. Будем воровать невесту.

Камила трогательно улыбнулась, но в глазах еще металось беспокойство и неверие. Она уже словно шагнула за ту черту, которая отделяет ее беззаботную и счастливую молодость от трясины семейной жизни с нелюбимым старым мужем, и теперь балансирует на грани.

– Не надо воровать. Достаточно прислать фотографию странички, где будет стоять штамп «зарегистрирован брак». А отец уже сам потом пусть придумывает, где, как и кто меня украл. В конце концов, у меня не спрашивали согласия на брак.

Она бросилась мне на шею и крепко прижалась, как напуганный ребенок.

– Данил, прости меня! Я, получается, сыграла на твоем рыцарстве. Другие, чтоб заполучить мужа, изворачиваются и беременеют. А ты тоже предложил мне жениться, чтобы не бросить в беде. Мы слишком мало знакомы, и если ты поймешь, что я не та женщина, которая тебе нужна…. Если я не смогу стать той, которая тебе нужна…, – она замолчала. Потом тихо добавила: – Мы разведемся. Главное, что я туда больше не вернусь. Я буду работать, сама себя обеспечивать. Лучше буду одна здесь, чем там в окружении и своей, и приобретенной родни.

Она поежилась.

– Нет, если бы ты не предложил мне выйти за тебя, я б просто умерла.

И Данил, давай договоримся.. , – она снова вскинула на меня свои глаза, казавшиеся бархатными в тени густых ресниц. – Перед ЗАГСом мы подпишем брачный контракт.

Видя, что у меня брови съехались на переносице от нежелательных мыслей, она поспешно закрыла мне рот ладошкой.

– Ты как порох, я еще озвучить не успела, а ты уже гневаешься, – улыбнулась она. – Я знаю, что ты мужчина не бедный, и возможно, мог бы заключить более выгодный брак, поэтому я не хочу тебя обременять. Мы заключаем сделку. Я постараюсь быть самой лучшей женой, но если ты разочаруешься, я не буду цепляться, я тебе уже сказала. У нас будет настоящий восточный развод. В смысле развод, как на Востоке. Три раза «талак», и я ухожу, с чем пришла.

Камила улыбнулась, видя мое озадаченное лицо, и поспешила просветить меня относительно необычных традиций.

– Почему жены на Востоке такие послушные и мягкие? Раньше был обычай развода через «талак», что значит «развод». Если разгневанный муж повторял это слово три раза, по шариату это считалось расторжением брака. И жена должна была уйти в том, в чем есть. Поэтому они все золото носили на себе. Сейчас, конечно, все по-другому, но ты ж знаешь, что вековые традиции накладывают отпечаток на все. Как и триста лет крепостного права в России приучили народ к покорности и долготерпению.

– А ты у меня прямо как политолог рассуждаешь, – я не удержался от восторженной улыбки. – Камил, мне кажется, у нас все получится.

– Давай не будем загадывать, но брачный контракт составим – в случае развода, я не претендую ни на какие компенсации и дележ имущества. Так будет честно.

Глава 9 

Невероятная девушка! Я не большой знаток семейного права, но наслышан, что женщины готовы откусить по локоть руку, которая их кормила. Может, поэтому я и не думал о женитьбе, испытывая подсознательный страх. Но эта малышка сама отказывается от всех прав. Не корыстная.

А с другой стороны, пример родителей должен бы обратное мне привить. Они ведь жили душа в душу, до самой смерти отца. Но я был слишком занят, чтобы перенять у них что-то. Только потеряв обоих, понял, что такое семья.

И Камила – это моя тихая гавань, домашнее тепло, дом, откуда не захочется бежать, спасаясь от волчьего одиночества.

И сейчас, вместо того, чтобы мчаться и, наконец, заявить свои права на эту гавань, я сижу за углом больницы и не могу сдвинуться с места. Умом я понимаю, что ждать звонка от Лады еще рано, она итак еле живая. Но любопытство вонзило уже в меня когти и впивается острей и острей.

Я, видать, уродился медведем, не могу сразу обаять женщину, заставить расслабиться. И Лада тому подтверждение. Выплеснул на бедняжку всю муть душевную, запугал до обморока.