Текст книги "Письма Г.В.Адамовича к З.Н. Гиппиус. 1925-1931"

Автор книги: Зинаида Гиппиус

Соавторы: Георгий Адамович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

25

<Ноябрь 1927> Brasserie Cyrano Place Blanche, Paris [241]241
  Датируется по содержанию: пятый номер «Звена», который разбирает Адамович, вышел 1 ноября 1927.


[Закрыть]

Дорогая Зинаида Николаевна

Не знаю, извиняться ли мне за долгое молчание. Во-первых, Вы мне написали, что «я Вас утомляю». Во-вторых, я все жду, что Вы наконец появитесь в Париже. Но недавно узнал, что Вы собираетесь «к 10-му», – а раз к «10-му», то, значит, не раньше двадцатого, так бывает обыкновенно… [242]242
  Мережковские собирались вернуться в Париж в самом начале октября (см.: Письма к Берберовой и Ходасевичу. С.21), однако в октября конце Гиппиус заболела. 9 ноября она сообщала В.Ф.Ходасевичу: «Мы надеемся быть в П<ариже> в начале будущей недели» (Письма к Берберовой и Ходасевичу. С.87).


[Закрыть]

Здесь уже начался «сезон». Все по-прежнему. Что Вы делаете? «Следите» ли за здешней литературой, за «Днями» [243]243
  С октября 1927 по июнь 1928 Адамович параллельно с работой в «Звене» регулярно публиковал статьи в парижском еженедельном журнале «Дни».


[Закрыть], «Звеном» и т. д.? Не упрекайте меня, пожалуйста, в кретинизме за последнее «Звено» [244]244
  Речь идет о пятом номере, где Адамович напечатал «беседу» о Вячеславе Аверьянове и новой книге И.Шмелева (см.: Адамович-2. С. 286–292).


[Закрыть]: «сами все знаем, молчи!» [245]245
  Цитата из стихотворения В.Я.Брюсова «Каменщик», излюбленная Адамовичем. 29 января 1953 он писал Ю.П.Иваску: «Насчет “устремлений" и “высказываний” есть у Брюсова строчка, которую часто случается вспоминать: “Сами все знаем, молчи!”» (Amherst Center for Russian Culture. G. Ivask Papers. Box 1. Folder 2).


[Закрыть], и кроме того, на это есть объяснение и причина. Отчего, кстати, Вы не пишете в «Звене»? Вы мне сами говорили, что не знаете, где писать. Отчего Вы презираете нашего «Кугеля» – журнал «элегантный и чистенький»? Я не уполномочен Вас приглашать, но Вы сами знаете, что «Звено» Вас жаждет. Я собираюсь ответить Философову, – без раздражения, даже почтительно, но с недоумением: чего Вы хотите, monsieur? [246]246
  Отвечать Д.В. Философову на статью, названную в примеч. 235, Адамович не стал.


[Закрыть]Как Вам нравится Кантор об Алданове [247]247
  Кантор Мих. Мыслитель (По поводу «Заговора» М.А.Алданова) // Зв. 1927. № 5. С. 257–261.


[Закрыть]? Неплохо, правда? В будущем номере он будет писать о «Мессии» [248]248
  Такая статья в «Звене» не появилась.


[Закрыть]. Ему чего-то не хватает, «чуть-чуть», а так он «все понимает». Знаете ли Вы поздне-петербургское выражение «фармацевт» [249]249
  «Фармацевтами» в кругу артистических посетителей «Бродячей собаки» называли людей не своего круга, тех, кто приходил в кабаре, купив билеты, и тем самым оплачивал основную часть расходов.


[Закрыть]?

Простите, что пишу Вам всякую чепуху. Нельзя же все об «интересном». Я занимаюсь просветительской деятельностью – просвещаю дам в Passy [250]250
  Пасси – XVI округ Парижа, где жило много русских эмигрантов. Начиная с 1 ноября 1927 Адамович читал цикл лекций и вел практические занятия по современной русской и современной французской литературе. См. объявления в «Звене» и «Последних новостях».


[Закрыть]насчет современной словесности с исключительной целью наживы. Они слушают и записывают в тетрадки!

Ну вот. Адрес мой, увы! все тот же: poste restante, bureau № 118, rue d’Amsterdam. Всего лучшего. Je vous suis tres devoue [251]251
  Я вам очень предан (франц.).


[Закрыть]. Целую Ваши руки.

Г.Адамович

26

<Штемпель: 19.11.1927>

Дорогая Зинаида Николаевна

У меня, очевидно, «Fesprit de l’escalier» [252]252
  Я задним умом крепок (франц.). Буквально: «лестничное остроумие».


[Закрыть]. Обращаюсь к Вам как к члену «Зел<еной> Лампы». Вот что для меня вчера вечером стало ясно.

Лекция Д<митрия> С<ергеевича> несомненно повлечет за собой уход из «З<еленой> Л<ампы>» Цетлина [253]253
  Михаил Осипович Цетлин (псевд. Амари; 1882–1945) – поэт, прозаик, критик. 17 декабря 1927 Мережковский читал доклад «Наш путь в Россию, непримиримость или соглашательство?», полемизируя в нем с Милюковым и позицией «Последних новостей». Вероятно, какой-то эпизод, слишком задевающий Цетлина, был снят, так как Цетлин продолжал принимать участие в заседаниях «Зеленой лампы».


[Закрыть]. Если он уйдет – с письмом в газетах, – я буду вынужден тотчас же сделать то же самое [254]254
  Имеется в виду, что Адамович как постоянный сотрудник «Звена» не мог бы противопоставить свое поведение поступку одного из определяющих сотрудников «Последних новостей».


[Закрыть]. Теперь вопрос: будете ли Вы продолжать «Зел<еную> Л<ампу>», оставшись официально вдвоем с Ходасевичем? (который, как Вы сами мне говорили, анти-ламповец). Если да – все благополучно и я со всем согласен. Если нет – мне жаль «Зел<еной> Лампы» и я сомневаюсь, стоит ли Дмитрию Сергеевичу сознательно и намеренно идти на ее убийство. В конце концов, «вывеска» ведь ему правда не нужна и ничего не даст, – еще меньше, чем Анатолю Франсу прибавка «de lacademie francaise» [255]255
  Член Французской Академии (франц.).


[Закрыть]. Вчера вопрос ни разу не был поставлен так ясно и просто, как он мне сейчас представляется. Повторяю, если «Лампа» выйдет живой из всего этого, – я вполне удовлетворюсь этим, и, поверьте, Вы и Дмитрий Сергеевич, что у меня никаких других соображений или интересов в этом деле нет.

Ваш Г. Адамович

Если Вы хотите мне что-нибудь срочно ответить, то:

17, rue Biot (XVII)

Hotel Ideal

27

<Штемпель: 5.12.<19>27>

Дорогая Зинаида Николаевна

Вы мне обещали написать, «когда поправитесь». Я знаю, что поправились Вы давно, и недоумеваю, что значит Ваше молчание. Никаких провинностей перед Вами у меня, кажется, нет, но «в нашем горестном быту» [256]256
  Из стихотворения Адамовича «За все, что в нашем горестном быту…» (Цех поэтов. Берлин, 1923. Кн.4; Зв. 1923.17 сентября).


[Закрыть]никогда нельзя быть в этом уверенным. Или Вы решили сторониться всего Милюковского и Керенского окружения [257]257
  П.Н. Милюков упоминается здесь как редактор «Последних новостей», а А.Ф. Керенский – как редактор газеты «Дни».


[Закрыть]? Мне очень нужен Анненский – не позже четверга. Не будете ли Вы добры написать мне, когда можно к Вам за ним зайти, и если можно, то и застать Вас. У меня постоянный адрес и собственная квартира (крайне неудачная, но отдельная)! – 8, rue Biot (XVII). Целую Ваши руки.

Ваш Г. Адамович

28

< Штемпель 16.1. 1928.Бумага кафе «Веплер»>

Дорогая Зинаида Николаевна

Я сегодня утром вернулся из Ниццы и нашел Ваше письмо, написанное 2-го! [258]258
  Письмо неизвестно, однако 6 января 1928 Гиппиус писала Н.Н.Берберовой: «Какую мертвенную статью о В.Ф.<Ходасевиче> написал Адамович. Редкая мертвенность! Кстати, уж в городе ли Ад<амович>! Я ему, перед жабой еще, послала письмо – и ни звука в ответ. На него не похоже» (Письма к Берберовой и Ходасевичу. С.25).


[Закрыть]Простите за молчание – но моей вины в нем нет.

Я очень хочу Вас видеть. Не будете ли Вы добры написать мне когда это возможно. Мне дни и часы безразличны, «расстоянием не стесняюсь», – но лучше не пятницу.

Целую Ваши руки

Ваш Г.Адамович

<Адрес на рю Био>

29

<Конец января – начало февраля 1928> [259]259
  Датируется на основании письма Гиппиус от 14 февраля 1928 (цитируемого в примеч. 262) и упоминания «левизны в искусстве»: судя по всему, это название диспута в «Зеленой лампе», состоявшегося 6 февраля 1928 (Зеленая лампа. С. 170).


[Закрыть]

Дорогая Зинаида Николаевна

Вот quelques vers [260]260
  Несколько стихов (франц.).


[Закрыть]. Должен признаться, что они мне в общем нравятся и я отношусь к ним с отеческой нежностью [261]261
  К письму приложены стихотворения: «За слово, что помнил когда– то…», «Тихим, темным, бесконечно звездным…», «Патрон за стойкою глядит привычно-сонно…». Все три стихотворения вошли в итоговый сборник стихов Адамовича «Единство» (Вашингтон, 1967). Эти стихотворения, а также приложенные к письму 37, опубликованы: Адамович Г. Собр. соч. Стихи, проза, переводы. СПб., 1999.


[Закрыть]. Не знаю, как отнесетесь Вы. Буду очень благодарен, если Вы напишете мне об этом, п<отому> что где же теперь говорить между «Зеленой лампой», литературными нравами и левизной в искусстве [262]262
  14 февраля 1928 Гиппиус писала:
  …я хочу воспользоваться этим случаем, чтобы если не восстановить загадочно пропавшее письмо, то все же сказать два слова о ваших стихах. <…> Я вам говорила, что есть два рода стихов, два разных рода. С одним из них дело не в «нравлении», а в «пронзении».
  От этого рода и требуешь «пронзения», и смотришь, в каких стихах его больше, в каких меньше. <…> такие стихи (пронзающие) – полученное позволение заглянуть в другого, какая-то невидимая встреча – хотя бы не с похожим на тебя, не с близким вовсе (это почти все равно), однако захватывающая по чудесности и от одного видения, понимания – радостная. <…> ваши стихи принадлежат именно к этому роду «пронзения», и в этом порядке мной судились. Я вполне могу превратиться в лит<ературного> критика для стихов второго рода. <….> Но с X, Y, Z иначе. Им – и вам – я всегда хочу сказать: вот здесь вы встречный, испытующий взгляд выдержали, ему что-то позволили взять от вас, а здесь – нет. Не успели. А здесь… Нет, боюсь неполучения, честное слово кончаю.
  (Пахмусс. С. 272–273)


[Закрыть].

Преданный Вам Г. Адамович

На одном из стихотворений мне хотелось бы написать, как писал Тютчев: «Pour Vous a dechiffrer toute seule» [263]263
  «Для Вас, чтобы прочесть совсем одной» (франц.) – фраза, написанная над стихотворением Тютчева «Не знаю я, коснется ль благодать…», посвященным жене, Э.Ф.Тютчевой. См.: Тютчев Ф.И Полн. собр. соч. / С критико-биогр. очерком В.Я.Брюсова; Под ред. П.В.Быкова. СПб., 1913. С.176.


[Закрыть].

30

<Штемпель: 13. II. 1928>

Дорогая Зинаида Николаевна

C’est entendu [264]264
  Решено (франц.).


[Закрыть]– я буду читать «доклад» в субботу. Но что из этого получится? Видите ли, я не дефэтист [265]265
  От defaitiste (франц.) – пораженец, капитулянт.


[Закрыть], но иногда поневоле станешь им. Понесены расходы, нанят зал, значит – надо читать, – но я не имею, что [266]266
  Судя по всему, речь идет о собрании «Зеленой лампы» на тему «Толстой и большевизм», где Адамович произнес вступительное слово. Собрание заняло два вечера – 18 и 27 февраля (Зеленая лампа. С. 170). Отметим, что 18 февраля было воскресенье, а не суббота. Получив это письмо, Гиппиус в ответном письме от 14 февраля пыталась разуверить Адамовича в его сомнениях: «Никуда собрание не провалится, милый Георгий Викторович, и, на мой взгляд <…> даже больше, на мое ощущение – вы один из самых живых людей из долгого моего антуража. <…> Ваша живая точка – “интерес к интересному”, и чем бы вы ее ни заваливали, она свое возьмет. <…> Я еще много могла бы тут расписаться, но хочу кое-что сохранить для общего возражения вам в Зел<еной> Лампе…» (Пахмусс. С.371).


[Закрыть]. Остановиться на полдороге я не хочу. О культуре с противоположением Толстого Пушкину – не хочу, не «интересно». А о другом – боюсь задеть сердца старушек, вроде нашего председателя. Т. е. возмутить в их затхлых «святая святых» – которые все-таки их последнее прибежище, «ибо не имах другая». Для Дмитрия же Сергеевича – я навсегда остаюсь трупом, что в последнее воскресение я понял окончательно [267]267
  Относительно Д.С.Мережковского Гиппиус говорила: «Что касается Д<митрия> С<ергеевича>, то странно, что вы как-то его не “улавливаете”, его какого-то “темпа”, что ли. <…> Вы попадаете в его “порядок” (что редко), оттого он вас как будто и “грызет”, и при этом же говорит, что вас “нежно утверждает”, – чему я верю вполне» (Пахмусс. С 372).


[Закрыть]. Но не хочу ради не-трупства отказываться от холодного вежливо-приличного тона и не хочу никаких страстей для демонстрирования публике. Надеюсь, Вы меня достаточно знаете и не подумаете, что я красуюсь своей nature incomprise [268]268
  Непонятая натура (франц.).


[Закрыть]и неким «одиночеством» в предстоящей беседе. Нет ничего мне противнее – искренно. Но, кажется, я гораздо больше декадент, чем Вы – «столп и утверждение декадентства» [269]269
  Видимо, парафраз названия знаменитой книги П.А.Флоренского «Столп и утверждение истины».


[Закрыть]. Вы предали и отказались – в конце концов и Евангелие, книгу не только самую удивительную, но и самую декадентскую в привкусе ее «не бывает, не бывает!», в полной ее неприемлемости для людей «положительно мыслящих».

Вот, собственно, что я бы хотел сказать: бегите, господа, messieurs-dames [270]270
  Господа и дамы (франц.).


[Закрыть], от этой книги, ибо от нее теряется сладость жизни, сахарный и сладкий ее <нрзб>. Но нео-декадентским тоном, ее «зеленой водой Леты» в жилах, вместо крови. Это Бодлер – «l’eau verte de Lehe» [271]271
  Из стихотворения Ш.Бодлера «Spleen» («Je suis comme le roi d’un pays pluvieux…»). В переводе В. Левика;
  …крови ни следа
  И только Леты спит зеленая вода.


[Закрыть], и это совершенно то же, что «холодный ключ забвенья» [272]272
  Из стихотворения Пушкина «В степи мирской, печальной и безбрежной…».


[Закрыть]. Пушкин оттого и не интересен (в конце концов), что эклектичен и вообще «что угодно», откуда Достоевскому вздумалось вывести «всемирность» [273]273
  Имеется в виду знаменитая «пушкинская» речь Ф.М. Достоевского.


[Закрыть].

Еще, у Розанова хорошо изречение: «Я не хочу истины, я хочу покоя» [274]274
  Запись из «первого короба» «Опавших листьев» (Розанов В.В. О себе и жизни своей. С. 285).


[Закрыть]. Самые острые истины только в таком тоне для меня, на мои слух доходяг. Но собрание провалится или будет чепухой (как прошлое [275]275
  6 февраля на заседании «Зеленой лампы» был доклад Н.А. Оцупа «Левизна в искусстве» (Зеленая лампа. С. 170). Николай Авдеевич Оцуп (1894–1958) – поэт, критик, редактор журнала «Числа». Был близко знаком с Адамовичем еще со времен петроградского «Цеха поэтов».


[Закрыть], в сущности – внешне удачное, внутренно «захолустное», по Д<митрию> С<ергееви>чу [276]276
  Имеется в виду статья Д.С. Мережковского «Захолустье» (Возрождение. 1928. 26 января).


[Закрыть]) – п<отому> что будет глубокое расхождение устремлений, лучей и, по-старинному, мечты.

Ваш Г.Адамович

31

Дорогая Зинаида Николаевна

Я уже несколько дней в Ницце – и через неделю собираюсь обратно. Но я люблю Ниццу как одиночество, тихую жизнь и само собой получающееся «сосредоточение». Чуть-чуть монастырь – а я к этому все-таки склонен, особенно если «чуть-чуть», т. е. где-то есть всяческий шум и никто не мешает туда пойти. Бродят у меня в голове разные мысли, – и я бы с охотой Вам, как летом, о них написал, но лето еще не наступило, да и как начать? С чего?

Я как-то Оцупу предложил, уезжая сюда: давай переписываться на благородные темы. Он мне и хватил сразу, без всяких preambules: «Гете говорит, что поэзия выше жизни. Что ты об этом думаешь?» Ну что я мог ему ответить? Боюсь оказаться Оцупом сам. (Хотя я по дурному нраву его обижаю, и отчасти оттого, что Вам можно, т. е. Вы поймете, и все равно знаете все сами, – а он милый и «честный», хоть ужасающе беспомощный [277]277
  21 апреля Гиппиус писала Адамовичу: «Считал ли Гете поэзию выше жизни, – мне сейчас в высокой степени наплевать, но… Оцуп ведь мне этих вопросов, слава Богу, и не ставит, да и я… ему своих предпочитаю не ставить. Вот уже бескорыстно отношусь к нему! Хотя вы правы: в нем есть что-то и недурное, и даже как будто прогрессирует» (Пахмусс. С. 375–376).


[Закрыть]). Вот образчик: у Вас в воскресение я что-то плел анархическое, – без позы, уверяю Вас. А Вы: «Как можно! Да ведь это 90<-е> годы! Старье!» Меня очень это удивило, – от Вас. Как устарело? Что устарело? Неужели с 90-х годов уже твердо все разрешили – и государство, и суд, и все «слезинки», из-за которых возвращается Богу билет, иногда искренно и с отчаянием [278]278
  Об этом пассаже Гиппиус писала Адамовичу 21 апреля 1928:
  Что касается тех «штирнерианств», которые вдруг вы тогда подняли, то я удивляюсь, как вы не поняли естественности моего протеста; впрочем, он был далек от всех «возвышенных порядков», а попросту схватила меня скука, – вот, бывает от «повторения пройденного». Вам неоткуда знать, пожалуй, что если не в 90-х гг., то в каких-то попозже, подобные вещи, с таким звуком и тоном, простукивали мне голову. «Модность» в них была ужасная, наивная подчас и беспардонная. Заслышав знакомые звуки, я и рассердилась. Неужели, мол, теперь – и для вас! – лезть за старым, заржавевшим оружием, которым я боролась против этих «индивидуалистов»? <…> когда я вдруг вижу выскакивающее из вас «такое»… о такой вашей «точке состояния» свидетельствующее, с какой еще на новые открытия (на «беседу» в идеальном смысле) отправляться нельзя, – я погружаюсь в натуральную досаду. Вот пишу сейчас – и даже не уверена, что вы эти, совсем не тонкие, а простые вещи как следует воспримете. Вдруг вернулся момент досады. Скажите пожалуйста! «Анархические вещи», «demoraliser» и т. д. – и тут же «слезинка», и опять т. д.!
  (Пахмусс. С.375)


[Закрыть]? – Ну, как сошло у Вас последнее воскресение? Мне очень жаль, что я не буду на Лампе с докладом Дм<итрия> С<ергееви>ча [279]279
  22 апреля 1928 в «Зеленой лампе» состоялся доклад Д.С.Мережковского «Который же из вас? (Иудаизм и христианство)» (Зеленая лампа. С. 170).


[Закрыть]. Я должен Вам сознаться, что на меня иногда действует тон (звук, и то, откуда исходит) Д<митрия> С<ергеевича> как ничто. То есть «внемлю арфе серафима» [280]280
  Из стихотворения Пушкина «В часы забав иль праздной скуки…».


[Закрыть]– а в печати это улетучивается неизбежно [281]281
  Гиппиус отвечала на этот пассаж: «Вы не только не услышите “арфы серафима” (или тромбонов) Д<митрия> С<ергееви>ча, – но и не прочтете. Возрождение испугалось и “фило” и “пола”, – обоих. Но в “поле” и вправду было хвачено: я убедила Д<митрия> С<ергеевича> выкинуть кое-что и в чтении, а то и Спаржа растерялась» (Пахмусс. С.376).


[Закрыть].

Напишите мне, если будете добры, – только поскорее, а то я уеду.

Был ли у Вас Поплавский и как он Вам понравился [282]282
  Борис Юлианович Поплавский (1903–1935) – поэт, один из подававших наибольшие надежды в конце 1920-х – начале 1930-х. Гиппиус писала Адамовичу в ответном письме: «Поплавского у нас не было. Ждет вашей интродукции. Стихов его не читала» (Пахмусс. С.376).


[Закрыть]? Он, по-моему, умный и талантливый, но хитрый, вроде как Есенин подыгрывался под «простачка».

Есть ли новости из области Ходасевича? Впрочем, это меня больше не занимает и не задевает [283]283
  О чем именно идет речь в применении к Адамовичу, установить не удалось. Однако в то же время серьезный инцидент с В.Ф.Ходасевичем произошел у Гиппиус, когда он вмешался в текст какой-то ее статьи (возможно, выступления в «Зеленой лампе» (Два завета // Возрождение. 1928. 11 апреля) или подписанной «Антон Крайний» рецензии на 34-ю книгу «Современных записок», где анализировалась статья В.В. Вейдле о Ходасевиче (Возрождение. 1928. 31 марта). См. письма Гиппиус к нему от 12 и 13 апреля (Письма к Берберовой и Ходасевичу. С. 89–91). Адамовичу Гиппиус отвечала: «“Дело X.” и мне опротивело. Не говорю о “вашем”, но о своем, в котором выяснились другие штучки, – не стоит о них писать, ибо они ликвидированы. Но вообще с Возрожд<ением> у нас возня, и не только у меня, но и у Д<митрия> С<ергеевича>. Забоялись его филосемитизма… О деле “вашем” я ничего нового в поле моего слуха (и так узкого) больше не допускаю» (Пахмусс. С.374).


[Закрыть].

Целую Ваши руки и шлю искренний привет Дмитрию Сергеевичу и Влад<имиру> Ананьевичу.

Преданный Вам Г. Адамович

19 апреля <1928>

<Адрес в Ницце>

32

< Штемпель: 4 juin 1928. Бумага кафе «Веплер»>

Дорогая Зинаида Николаевна

Пишу Вам «без повода». Сидя в кафэ и размышляя под музыку о бренности человеческого существования. Благодарю Вас за надписи на книге. Но предостережение я не совсем понимаю. Георгий Иванов, который – очевидно – совсем не глуп, говорит: «Все равно – все чушь». Я ему возражаю и ругаю его больше так для «гигиены» – но очень сомневаюсь, не прав ли он. Особенно здесь, за тридевять земель от России, вне времени и пространства. Кому, зачем, что, для чего, как? Я все больше и больше думаю, что настоящая «миссия русской эмиграции» [284]284
  «Миссия русской эмиграции» – речь Бунина, которой 16 февраля 1924 в парижском Salle de Geographie был открыт одноименный вечер (выступали также А.В.Карташев, И.С.Шмелев, Д.С.Мережковский и др.; текст речи Бунина опубликован в «Руле» 3 апреля 1924).


[Закрыть]была бы попробовать «подышать горным воздухом одиночества» [285]285
  Источник цитаты не обнаружен.


[Закрыть], т. е. не пропустить случай, который больше не повторится. Ведь будто на необитаемом острове – человек, Бог и природа. Никакой цели и даже – оправдания. Но знаете – нет людей подходящих, которые могли бы «подышать», даже понять, что это такое. Не упрекните меня в высокомерии, если я пишу это. Я реально, может быть, тоже не могу – но «в проэкции» могу, а пожалуй, это мне только кажется. От «двоящихся мыслей».

У Вас, за последним воскресным чаепитьем, была, конечно, – чепуха, и, кажется, Д<митрий> С<ергееви>ч от этого изнывает, а Вы гораздо меньше, потому что снисходительнее. Удивительно, что «напряженность разговора обратно пропорциональна количеству говорящих». Это почти формула. Напряженность – т. е. уровень. С глазу на глаз люди не станут говорить глупости и отшучиваться ото всего, втроем – чуть больше, а если четыре-пять – так все там и катится.

Veuillez agreer l’expression de mes sentiments respectueux [286]286
  Соблаговолите принять выражение моих почтительнейших чувств (франц.).


[Закрыть].

Преданный Вам Г. Адамович

33

25 июля <1928>

Дорогая Зинаида Николаевна

Я уже с неделю в Ницце. Но уверен, что ввиду крайней жары Вы поехали в Ваш горный шато [287]287
  Летом 1928 Мережковские жили по адресу: Chateau des IV Tours. Thorenc (Alpes Maritimes). Описание этого замка – в письме Гиппиус от 18 августа 1928 (Пахмусс. С.377).


[Закрыть]и потому не рассчитываю Вас видеть. Не знаю, перешлют ли Вам письмо.

Напишите, будьте добры, – «как и что». В Париже мерзость запустения. Все-таки там ведь (зимой) сложилась какая-то «жизнь», – и я иногда боюсь: а вдруг даже и этого не будет? Не возобновится после дачного распыления? Когда я уезжал из России, я хотел вернуться во что бы то ни стало – потому что «трудно начинать новую жизнь». Ну вот, все мы начали. Но опять оборвать и опять начинать я, по крайней мере, не желаю. «Исповедую подлость», как сказала бы Марина. Впрочем, все это только в теории.

В ожидании письма целую Ваши руки и прошу передать мой поклон Дмитрию Сергеевичу и «Володе».

Преданный Вам

Г.Адамович

<Адрес в Ницце>

34

16. VIII.<19>28 г.

Дорогая Зинаида Николаевна

Получил сегодня Ваше письмо – и читал его со «смятением». За что Вы меня попрекаете? Это первое письмо, которое я от Вас тут получил. Или Вы забыли, что мне до сих пор не писали, или опять… письмо пропало. Я удивлялся, что от Вас нет ответа, но решил выждать. Лето, жара да может быть и что-нибудь другое [288]288
  Письмо Гиппиус, о котором пишет Адамович, нам неизвестно. Свой ответ от 18 августа она начинала: «Разные бывают дары, разные уменья. У вас изумительное неуменье – получать письма! На этот раз уже никакой тени сомненья, что виноваты вы: мое первое письмо опускал Володя и – в моем присутствии (на почте в Thorenc)» (Пахмусс. С.377).


[Закрыть].

Надеюсь, теперь наша переписка наладится. Как Вы знаете, я корреспондент исправный.

Что Вы «имеете сказать мне», как пишете? Сообщите, ради Бога. В одиночестве «мы любопытны и не ленивы» [289]289
  Перефразировка пушкинских слов: «Мы ленивы и нелюбопытны» (из «Путешествия в Арзрум» – Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17 т. М., 1948. Т.8, кн. 1. С.462).


[Закрыть]. «Корабль» я действительно надул, но по полному забвению (честное слово) и без всякого злого умысла. Напишу сегодня Терапиано, чтобы не обиделся [290]290
  Ответ на упрек Гиппиус: «Затем скажу вам откровенно: мне не понравилось, что вы “забыли” о Корабле. Если вы можете сказать: “да, сделаю” и потом не только не сделать, но даже забыть, что вы это сказали, – этак вы от себя можете ожидать всего, до забвенья собственного имени. Не столько для Корабля важен этот странный факт, сколько для вас» (Пахмусс. С. 378).


[Закрыть]. А вообще – ничего нового. Я пишу чушь и читаю чушь. Впрочем, сегодня собираюсь писать о Толстом, к «столетию» [291]291
  Имеется в виду статья «Толстой» (ПН. 1928. 9 сентября).


[Закрыть]. Я бы хотел еще в «Зел<еной> Лампе» затем к нему вернуться [292]292
  Этого доклада Адамович не сделал.


[Закрыть], ибо все больше становлюсь его «поклонником», в пику Вашему Соловьеву. Надеюсь на вести от Вас. Долго ли Вы еще в Торане?

Целую Ваши руки.

Преданный Вам Г. Адамович

Получили ли Вы том шепеляво-теневого «радотажа» [293]293
  От radotage (франц.) – вздорная болтовня. Имеется в виду книга Г. Иванова «Петербургские зимы» (Париж, 1928). «Шепелявая тень» называлась статья Игоря Северянина о газетном варианте мемуаров, печатавшемся под названием «Китайские тени» (За свободу! 1927. 3 мая). Посылая вырезку из газеты Адамовичу, Гиппиус писала ему 10 июня 1927: «Вторая вырезка – для Г.Иванова, адреса которого я не знаю (и вам будет любопытно прочесть). Если он уехал в Ригу – пошлите ему в виде предупреждения: ведь именно там, т. е. где-то близко, поджидает его “нежный и вуалевый” поэт для “скорого и личного свидания мужчин”» (Пахмусс. С.346). После этого прозвище «шепелявая тень» надолго пристало к Иванову. Отвечая на этот вопрос, Гиппиус писала: «Шепелявую тень получила, тотчас прочла и даже возгорелась внезапным желанием о ней написать. У меня была целая “идея” – строк на сто. Но Володя сказал, что будет писать он, что давно уж обещал. Хотя знаю, что он 3 стула просидит, пока напишет, но мой пламень погас, кстати и Возрождение претит. Ну, я для себя, схематично, кое-что запишу» (Пахмусс. С.378). Рецензии Злобина и Гиппиус на «Петербургские тени» нам неизвестны.


[Закрыть]?

35

23. VIII.<1928>

Дорогая Зинаида Николаевна

На Ваш пространный выговор и «указания» – термин Ваш – я нисколько не обижен, конечно, но удивлен. Почтой я не заведую и за потерю писем не отвечаю. О «Корабле» забыл по многим причинам, о которых рассказывать скучно. Но признаюсь, могу забыть и без причин. C’est a prendre ou a laisser [294]294
  Надо или принять это, или не обращать внимания (франц.).


[Закрыть]. В особо-родственных чувствах к «Кораблю» я никогда не изъяснялся. Наконец, о нарушении могильного договора [295]295
  18 августа Гиппиус писала: «Есть и второе тоже не понравившееся мне. Это когда я случайно узнала, что вы не очень-то держите наш “могильный” договор. Конечно, это пустяки, мелочь из мелочей, и в “могиле” – то ничего не было, так разве, для примеру… а все-таки, хоть и шуточный, а был же “договор”? Я, по старинке, за всякий; даже шуточный…» (Пахмусс. С.378). Получив данное письмо Адамовича, она отвечала 25 августа: «Что касается “договора”, то это изумительные пустяки, и “фактическую подкладку” я вам изъясню, если будет время. Но есть другое, меня не касающееся, а потому, как всегда, меня более интересующее. Я очень нелюбопытна к содержанию так называемых сплетен. Но вообразите, что А. говорит: я свидетель, что было так. Но В. говорит: я свидетель, что было наоборот. Ведь было-то как-нибудь по-одному. Значит, или А., или В. – врет. Мне, допустим, все равно, как было. Но что В. (или А.) говорит неправду – мне уже делается интересно. Почему? Зачем? И как это он? Или он так, неправдой, видит? Здесь опять начинается мое бескорыстное интересованье человеческой, чужой, психологией (или “душой”, пожалуй)» (Там же. С.380). Однако о каком «могильном договоре» идет речь, мы не знаем.


[Закрыть], – сознательно не нарушал, и на упрек без «фактической подкладки» ответить не могу. Конечно, 1/100 часть нарушения была и должна быть, мелочь какая-нибудь. Вам ли это не понять? Ведь это входит само собой в договор. Исключения в правилах, яды в медицине и т. д. Но, может быть, я сболтнул 2/100, да и то никому как спарже, которая сам такая могила <так!>, что ему можно открыть план убийства Пуанкарэ [296]296
  Раймон Пуанкаре (1860–1934) – премьер-министр Франции в это время.


[Закрыть]. Один наш общий приятель говорит о Вас – «женщина великого гнева» [297]297
  Отсылка к названию книги А.Л.Волынского «Книга великого гнева» (СПб., 1904). Гиппиус отвечала: «Думаю, что оба мы с вами не заслуживаем звания людей “великого гнева”» (Пахмусс. С.379).


[Закрыть]. Я иногда чувствую это, – впрочем, редко, за что при гневном Вашем характере приношу Вам благодарность.

Все это пустяки, конечно. В Thorenc я не могу приехать, к сожалению. Подождем, когда Вы с Ваших высот спуститесь – тогда приеду в «глубокой ночи».

У меня к Вам большая просьба: Вы пишете стихи, и пришлите их, пожалуйста. Я бы сказал, что в ответ пошлю свои, но когда-то Ахматова жестоко обиделась на М.Струве за такое «и я тоже» [298]298
  По поводу этого анекдота Гиппиус писала: «К чему, во-первых, этот пример с Ахматовой и Струве? Со всех сторон явно ни к чему. Я не Струве, вы не Ахматова, но совершенно так же и не наоборот. Останемся каждый сам по себе» (Пахмусс. С.379).


[Закрыть]. А так как я в трепете, то и опасаюсь. Вы, вероятно, морщитесь на мою советскую «меледу» в «П<оследних> Н<овостях>» [299]299
  Большая часть «подвалов» Адамовича в его первый год в «Последних новостях» была посвящена советской литературе, в частности и тот, что вышел в день написания письма, 23 августа, под заглавием «Зеркало жизни» (о романах Караваевой, Дорогойченко, Лузгина и Панкратьева). Однако может иметься в виду раздел, который Адамович вел в «Последних новостях» – «По советским журналам», и тогда, очевидно, речь идет о публикации 16 августа, посвященной июньскому номеру «Красной нови». «Меледа» – слово, часто употреблявшееся Гиппиус в значении «ерунда, болтовня».


[Закрыть]. Что делать! «Наш читатель это любит», как говорит Кантор. Толстого я написал и послал, – но что из этого выйдет, не знаю. Это все-таки не «меледа», и писал я с интересом, впрочем, ежеминутно одергивая себя для «нашего читателя» и разъясняя всякие 2 х 2. А во-вторых, сегодня Маклаков расписался вовсю, – и очень недурно, кстати [300]300
  Речь идет о статье В.Маклакова «Лев Толстой: Учение и жизнь» (ПН. 1928. 23 августа), сопровождавшейся примечанием: «Речь, произнесенная 2 июня на торжественном заседании в Сорбонне по случаю “Дня русской культуры”. Полностью будет напечатана в выходящей 5 сентября книжке “Современ<ных> Записок”. Мы даем заключительную часть» (ср.: СЗ. 1928. Кн. 36). Василий Алексеевич Маклаков (1869–1957) – общественный деятель (кадет), публицист, автор многих статей о Л.Н. Толстом.


[Закрыть]. Затем, я писал как продолжение споров в «З<еленой> Л<ампе>» – что многим окажется непонятным [301]301
  Имеется в виду заседание «Зеленой лампы» 18 и 27 февраля 1928 на тему «Толстой и большевизм», где Адамович делал вступительный доклад. Любопытно, что ранее был опубликован отдельной брошюрой одноименный доклад В.А. Маклакова (Париж, 1921).


[Закрыть]. Поэтому сомневаюсь. Знаете, я прочел наконец «Жизнь Арсеньева» [302]302
  Роман И.А. Бунина, начавший печататься в 1928 в «Современных записках» (№ 34, 35, 37). Адамович довольно подробно писал о нем, рецензируя 40-ю книгу «Современных записок» (ПН. 1929. 31 октября).


[Закрыть]очень внимательно – это прелесть, и я не понимаю, почему было некоторое «неодобрение». Мне лично не по сердцу это «прощание с погибшей Россией», т<ак> к<ак> меня оно не трогает и я могу «распроститься» легче. Но именно Бунин должен был такое славословие сочинить, и, право, было бы все-таки обидно за «матушку-Русь», если бы никто ей хорошей отходной не пропел. Это национальный монумент, и мне жаль, что я не могу об этом написать: 1) автор непременно обидится, 2) читатели непременно скажут, «опять подлизывается к Б<унину>» и т. д. Напишите, пожалуйста, о дальнейших планах, на кот<орые> Вы намекаете. Меня несколько смущает «Мессия» и «П<оследние> Н<овости>». Написать? Какова их позиция? Что думает Д<митрий> С<ергеевич>? Я думаю, до приезда Мил<юкова> они ни на что не решатся. Да и книги у меня нет [303]303
  Отдельное издание романа Д.С. Мережковского «Мессия» Адамович в «Последних новостях» не рецензировал.


[Закрыть].

Целую Ваши руки. Не сердитесь на первую часть письма. Это тоже в «сердцах».

Преданный Вам Г. Адамович

36

Дорогая Зинаида Николаевна

Наша переписка что-то не ладится в этом году, – т. е. не сбивается на «интересное». Нельзя же считать интересным то, что было до сих пор, – не то упреки, не то «пикировку». Разрешите уж и мне один упрек, – единственный и последний: как Вы не понимаете, что я иногда пишу или говорю «так», сам зная, что говорю ерунду, и в твердой уверенности, что это так воспринимается и партнером (или читателем). Это плохая привычка, может быть, но в оправдание-это пушкинская привычка, «tres Petersburg». Ни капли снобизма, а «в плоть и кровь». Ну вот, так я и написал Вам про Ахматову и Струве, а Вы мне в ответ нотацию. Конечно, можно всегда серьезно, – но лучше приберечь до крайней необходимости [304]304
  В ответном письма 4 сентября 1928 Гиппиус говорила: «С чего вы взяли, что я “все серьезно”? Не знала за собой такого. Это Вишняк и кошка не умеют смеяться. Но правда: некоторых слов я не люблю. Например: “отчего ж?” или “что ж делать?”. И между ними особенно не люблю “так” (в вашем смысле “да так…”)» (Пахмусс. С. 381–382).


[Закрыть]. У меня ее еще не было.

Впрочем, довольно об этом.

Если Вы покупаете «Nouvelles Litteraires», прочтите в последнем номере статью Монтерлана «Толстой и семья» [305]305
  Монтерлан Анри де (1896–1972) – французский писатель, творчество которого Адамович высоко ценил. В частности, он писал: «На мой взгляд, Анри де Монтерлан – самый даровитый из молодых французских писателей» (Зв. 1927. № 1. С. 6; перепеч.: Адамович-2. С. 256). Обратим, однако, внимание, что в статье «Вокруг Толстого» (ПН. 1928. 1 ноября), затрагивающей в связи с книгой Т. Полнера «Лев Толстой и его жена» ту же тему, что и статья Монтерлана, Адамович не упомянул ее ни словом.


[Закрыть]. Очень грубо, до возмутительности, местами глуповато, но любопытно. Это, кстати, очень талантливый человек. Я Вам когда-то про него говорил. Очень верно, что «l’ideal de l’amour» – это любовь неразделенная. Мне всегда странно читать вещи настолько мои, свои за чужой подписью. А это бывает [306]306
  Гиппиус отвечала на это 4 сентября: «привезите Nouvelle Litterature, я очень интересуюсь “вашими” мыслями. Только что (перед вашим письмом) думала, как я не люблю иногда читать “свои” мысли и почему. <…> “Единая любовь”, “всех радостей дороже неразделенная любовь”, “безразлично, «он» или «она»” (деталь), “хочу невозможного” и т. д. – все это истины вечные, но дело в том, что если они, во времени, для нас не изменяются, т. е. не расширяются постепенным раскрытием, не прибавляется ничего к ним (если не становятся “вечные”) – то делаются скучной трухой… или, пожалуй, мы. Во всяком случае, где-то между нами и этими мыслями начинает пахнуть мертвечиной» (Пахмусс. С.281).


[Закрыть].

Если Вы уже на Альбе и ничего не имеете против меня принять, будьте добры, напишите, когда можно приехать. Мне все равно – только не в пятницу. Когда Вы напишете, тогда и приеду. Вы спрашиваете о стихах Познера [307]307
  Речь идет о книге Владимира Соломоновича Познера (1905–1992) «Стихи на случай» (Париж, 1928). Адамович рецензировал ее (СЗ. 1929. Кн. 38).


[Закрыть]– мне очень нравится, хотя слишком слабые. Но мне приятна задумчивость и вообще «что я? где я?» – как гувернантка в «Вишневом саду» [308]308
  Имеется в виду реплика Шарлотты в начале второго действия: «и кто я, зачем я, неизвестно».


[Закрыть].

Надеюсь Вас скоро видеть. Целую Ваши руки.

Преданный Вам Г.Адамович

2. IХ.<1928>

<Адрес в Ницце>

37

<Штемпель: 11.9.<19>28>

Дорогая Зинаида Николаевна

При сем прилагаются стихи. Кроме одного, мне никакое не нравится на этот раз. Но и не отрекаюсь от них, конечно [309]309
  Приложены стихотворения: «Если дни мои милостью Бога…»; «Безлунным вечером в гостинице вдвоем…»; «Со всею искренностью говорю…»; «Что там было? Ширь закатов блеклых…»; «О, если где-нибудь, когда-нибудь…»; «Твоих озер, Норвегия, твоих лесов…». В первом стихотворении к строке «Брат мой, друг мой, не бойся страданья» сделано пояснение на полях: «Il est temps de lancer Надсона» («Время продвинуть Надсона» – франц.). Видимо, именно этой пометой вызваны упоминания Надсона в письме Гиппиус (см. ниже), – помимо цитаты, приведенной в примеч. 312, это еще один фрагмент: «примись я снова писать мое старое стихотворение “Иль дует от оконницы?..”, по содержанию столь близкое вашему “Если дни мои…”, – в нем непременно будет та же неистребимая тень иронии…а Надсон спрятан. Тут уж ничего не поделаешь» (Пахмусс. С.383).
  Получив эти стихи, Гиппиус писала:
  Ваши стихи мне близки, некоторые даже «завидны» (это мы с Сологубом, даже я первая сказала «э!» – открыли эту оценку по «зависти»). Но не в том, конечно, дело, что они мне «нравятся»; гораздо важнее – и для вас, и вообще, – что они, по-моему, находятся все, даже менее удачные, в какой-то верной и по времени нужной линии. Находятся в ней как внутренно, так и внешне. Не хочу любезничания, вроде вашего со мной, и не скажу, что course <ход (франц.)> этой линии уже далеко зашла <…>, но линия та самая верная, и притом вполне ваша (что я признаю за громадный плюс всегда, хотя бы с моей она абсолютно расходилась; да вполне совпадающих, к счастью, и нет линий). Нравится мне, цельнее других кажется «Что там было» с ледяными розанами, о которых «ни вспомнить, ни забыть…». Потом «Со всею искренностью…» – несмотря на некоторое, может быть, перепроизводство «простоты» в первой строчке (в третьей внизу «противостоять» – описка?). Я бы тревожилась, что «настанет» и «устало», но понимаю, что хорошо и смириться. И в «Норвегию», и в «только раз» – многое попало, – там, однако, незабываемы лишь слова, прозрачнее лишь строки. Ну а вот «Безлунной ночью…» немножко самоподражание, и «Монмартр» был резче и проще. Тут есть, конечно, маленькая прибавочка, чуть-чуть… но она вне стихов как «стихов».
  (Пахмусс. С. 383–384).


[Закрыть].

Я в поезде думал о Ваших. Если позволите общее замечание (не относящееся только к первому): им в чем-то мешает их непобежденная изысканность. Они крайне утонченны, и это сразу видно, на поверхности. Буало советовал faire difficilement des vers faciles [310]310
  С трудом делать легкие стихи (франц.). В «Поэтическом искусстве» Н.Буало-Депрео таких слов нет.


[Закрыть]. Ваши – все время difficiles [311]311
  Трудные (франц.).


[Закрыть]. Все редкостно и неожиданно. Я знаю – это Ваш стиль, т. е. то, что не переделывается и не изменяется – не «манера», конечно [312]312
  Вероятно, отсылка к названию статьи Вяч. Иванова «Манера, лицо и стиль» (Труды и дни. 1912. № 4–5), которую Адамович высоко ценил. См.: «Лучшее, самое значительное в наследии Вячеслава Иванова, то, что уцелеть и остаться должно бы надолго – именно его статьи, в частности статьи о поэзии (как, например, статья о “Манере, лице и стиле”, помещенная в сборнике “Борозды и межи”, едва ли не самое замечательное, что о поэзии на русском языке в наш век написано)» (Одиночество и свобода. С.137).
  Гиппиус в своем письме от 5 сентября 1928 подробно ответила на это рассуждение:
  …вы глубоко правы относительно моих стихов, во всяком случае, на мой взгляд, ибо я абсолютно то же думаю. И знаете, не со вчерашнего дня, а… почти что с начала их всех возникновения. Вы как будто не хотите trancher le mot <сказать напрямик (франц.)>; но если вы его траншируете и скажете «декадентство», то будете и правы и неправы. Правы, м<ожет> б<ыть>, в факте, но неправы относительно моего сознания и воли: уже не «почти», а с самого первого начала (допотопно) я стремилась прочь от всякого «декадентства», отрекалась от него, издевалась над ним, объявляла и проповедовала «простоту» (историческая информация для вас). Мое время было, однако, очень трудное, бороться за простоту приходилось на два фронта, т. е. прежде всего против П.Я. Надсона и т. д., а тут же и против фиолетовых рук на эмалевой стене. При тогдашней моей крайней необразованности я была, правда, свободна от всех «влияний», но зато и кроме инстинкта мне опираться было не на что; если же вспомнить крайне юный мой возраст, то нечему удивляться, что «трюки» меня частенько соблазняли. <…> Так вот, время и школа не могли не повредить моей сознательной воле к «простоте», которой я уже теперь не достигну, хотя стремиться к ней не перестану.
  (Пахмусс. С. 382)


[Закрыть]. Но я думаю, что если что-нибудь лет через 50 помешает Вам попасть в классики и хрестоматии, то именно это. Притом, не отговаривайтесь, что Вы в хрестоматию не хотите. Быть более антихрестоматийным в существе своем, более вообще «антиобщее место», чем Бодлер, нельзя. А все-таки он дописался, допрояснился, доосвободился, – не душевно, а стилистически [313]313
  Ср.: «За каждым словом Бодлера чувствуется не механическое умение, а творческий опыт, – и классическая точность его, впервые обращенная на романтический безобразный хаос, иногда ослепительна. Кажется, во всем новом искусстве нет ничего более выразительного, чем некоторые вещи Бодлера» (Адамович Г. Шарль Бодлер: К шестидесятилетию со дня смерти // Зв. 1927. № 3. С.140).


[Закрыть].

Простите за эту критику. Вы хорошо знаете, она с «преклонением» в предпосылке.

Ночью прочел «Призонь» <3 посл. Буквы нрзб.>. По-моему, это порядочная дрянь. Главное, терпеть не могу трагедий из-за ерунды. Чего этот philosophe впадает в транс? Рассуждения интереснее беллетристики [314]314
  О каком произведении идет речь, установить не удалось.


[Закрыть].

Целую Ваши руки.

Ваш Г. Адамович

38

<Штемпель: 15.9.1928>

Дорогая Зинаида Николаевна

Спасибо за письмо. Но я с Вами ничуть не «любезничал», наоборот, написал больше, чем думал – о Вашей странности в стихах. Кстати, я думаю, Вы на себя клевещете, говоря, что это от школы и времени. Это вы давно победили в себе – не Бальмонт же Вы. Но есть другое, очень личное и потому трудно преодолимое. То, что Вы написали о своих стихах, – мне крайне интересно.

А о моих – перевешивает «приятно». Вы комплиментов не расточаете, но у скупых людей все ценишь. Насчет своей «поэзии» я не обольщаюсь, кажется, и не преувеличиваю в ней ничего [315]315
  Ср. в стихотворении Адамовича, открывающем итоговый сборник его стихов «Единство» (Вашингтон, 1967): «Стихам своим я знаю цену. / Мне жаль их, только и всего…».


[Закрыть]. Но неповторимости очень хочу, и чаял бы мельчайшего в этом смысле бессмертия. Знаете, я больше всего люблю из того, что послал Вам, «Безлунным вечером…» Разве оно так повторяет то? В книге это, пожалуй, окажется только хорошо.

Надеюсь, если Вы приедете в Ниццу, – что Вы и Д<митрий> Сергеевич (и В<ладимир> А<наньевич>, конечно – если он будет с Вами) не вызовете меня в кафэ, а приедете в наш довольно скучный дом [316]316
  В письме от 5 сентября 1928 Гиппиус писала: «Я надеюсь на этих днях попасть в Ниццу, – не раньше буд<ущей> недели, впрочем. Тогда мы вас вызовем в какое-нибудь кафе» (Пахмусс. С.384).


[Закрыть]. У нас даже взволновались по этому поводу и решили на случай чего пригласить для умного разговора о. Николая. Только Вы не выдавайте меня, что знаете про эти тайные пружины.

Целую Ваши руки. Надеюсь Вас еще видеть до Сербии [317]317
  Имеется в виду предстоящая поездка Мережковских на Первый зарубежный съезд русских писателей и журналистов, открывшийся в Белграде 25 сентября 1928. 4 сентября Гиппиус писала Адамовичу: «“Перспективы”, о которых я вам писала, приняли для нас форму даже до неприятности конкретную: форму вынужденной поездки в Белград. И это уж 2 °Cентября, и на целых 3 недели! <…> Ехать адски не хочется, но по всем видимостям – надо» (Пахмусс. С.381). Ср. примеч. А.В. Лаврова к стихотворению Гиппиус «Белград» (Гиппиус З.Н. Стихотворения. СПб., 1999. С.554. – Новая библиотека поэта).


[Закрыть].

Ваш Георгий Адамович

Никакого «противостоять» два раза быть не должно, я ошибся, переписывая [318]318
  См. примеч. 309.


[Закрыть].

39

< Paris, 1е 29 <октября> 1928. Бумага: La Coupole 102, Bd du Montparnasse > [319]319
  На бланке месяц не указан, однако очевидно, что оно написано после окончания Первого зарубежного съезда русских писателей и журналистов в начале октября 1928, когда Гиппиус и Мережковский уже вернулись во Францию.


[Закрыть]

Дорогая Зинаида Николаевна

После Сербии, банкетов, и съездов, и орденов, и выговоров королю – «как живется Вам, как можется» [320]320
  Неточная цитата из «Попытки ревности» М. Цветаевой.


[Закрыть]? Скоро ли едете в Париж? Я здесь уже с неделю. «Гран-сезон», как выражается Георгий Иванов, разгорается. В общем, довольно мерзко, но могло бы быть и еще хуже. Поэтому не ропщем. Я совсем не люблю Ривьеру, но когда приезжаю сюда – у меня «ностальгия» по свету и небу. Напишите мне, пожалуйста, tres chere madame [321]321
  Дражайшая мадам (франц.).


[Закрыть]. Адреса два, на выбор, за неимением одного собственного: 1) Poste restante. Bureau XV, annexe I, rue Alexandre Cabanel, 2) Кантору, для меня. – 22, rue Eugene ManueL Paris XVI.

Целую Ваши руки.

Ваш Г. Адамович